Текст книги "Осколки прошлого (СИ)"

Автор книги: Элли Блэк

Соавторы: Юлия Рябинина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Вита захихикала.

– Все, не буду, не буду, – еще раз повторила она и чмокнула его в щеку. – Люблю тебя.

– И я тебя.

И блаженная нега накрыла обоих своим ватным одеялом – они провалились в сон. Вита не помнила, когда ей было так хорошо, и поэтому, считая удары сердца Артема под своей ладонью, про себя столько же раз она повторяла, что любит его. А потом провалилась, наконец, туда, где можно отдохнуть телом, потому что душа уже нашла свою бухту счастья и радости.

ГЛАВА 21

Проснулся от того, что чьи-то холодные руки прокладывают себе дорожку по моей груди. Меня аж передернуло, кого хрена! Я хватаю наглеца… а точнее, мою девушку – это осознание до сих пор не может поселиться у меня в голове – и прижимаюсь к ее губам поцелуем. Она пахнет, словно спелая малина.

– Доброе утро, – говорит она, отстраняясь от меня. – Давай уже вставай, соня, – начинает толкаться и высвобождаться из объятий.

– Вита, девочка моя, дай поспать, – прошу тоном маленького мальчика и натягиваю одеяло на голову.

– Нет, нет и нет! – она сдергивает одеяло, и я сворачиваюсь в позу эмбриона, потому что в квартире холодно, отопление не дали, а кондиционер, как назло, сломался. – Ты не забыл, что нам сегодня забирать Василия Степановича из больницы?

Ох, твою же мать, конечно забыл. Я поднимаюсь и свешиваю ноги на пол. Тянусь к штанам, которые лежат на тумбочке. Моя девочка порхает по комнате с задумчивым видом. Хмурит бровки. Видимо, задумала что-то серьезное.

– Расскажешь, о чем задумалась? – я подхожу к ней и обнимаю, останавливая ее попытки вырваться, прижимаю к себе.

– Расскажу, если ты отпустишь меня.

Я разжимаю руки.

– И пошли уже, пошли, там остывает завтрак.

Мы идем на кухню. Вита становится возле окна, и тут я понимаю, что на улице выпал первый снег, всю столицу накрыло белоснежным покрывалом. Выглядело это потрясно. Я подошел к окну, облокотился на подоконник, разглядывая, что творится за окном.

– Я хочу уехать отсюда ненадолго, – Вита обняла меня за талию и прижалась к спине. – Не могу тут больше. Давай заберем дедушку и уедем хотя бы на месяц, а?

Я расцепил ее руки и, поцеловав каждую из них, положил себе на грудь.

– Только при одном условии! – то, что я сейчас хочу сказать, даже для меня неожиданно.

Вита же вся обратилась в слух, ее спина выпрямилась по струнке, а глаза начали менять цвет.

– Если выйдешь за меня замуж!

С плеч свалилась тонна груза. Меня просто пригибало к земле осознание, что не хочу отпускать эту девушку и что готов снести все, что нам подкинет судьба. Но я боялся, как какой-то малолетний пацан, ее решения.

– Если ты зовешь, – ее голос сорвался, – то я не откажусь, – и из ее глаз полились слезы.

Я сначала опешил, что такое?

– Вита, ну ты чего? – я прижал девушку к груди и начал гладить ее по волосам, по спине успокаивающими движениями.

– А ты что думаешь, – сквозь всхлипы проговорила она, – мне каждый день предлагают замуж? – и снова начала реветь. – Это слезы радости-и-и…

По моей груди текли ее слезы, и она размазывала их щеками. А я не мог удержать улыбку, которая расползалась на моих губах.

– Ну, если это предложение вызывает у тебя слезы, я могу забрать его обратно, не хочу, чтобы ты плакала.

Вита отстранилась от меня, вытерла тыльной стороной ладони слезы.

– Только попробуй, – уже с улыбкой проговорила она.

– Представь, уже прошло две недели, – перевела тут же разговор на другую тему девушка. – Дедуля там, наверное, уже подзакис, его срочно оттуда нужно вытаскивать и погреть на солнышке, – она говорила про деда, а у самой счастливая улыбка не сходила с лица. Точно птичка.

– Куда поедем? – вставил я свои пару слов в ее тираду.

Она остановилась с чашкой чая в руках посередине кухни.

– Туда, где солнце, пальмы и песок, – мечтательно проговорила, закатив глаза.

Вита великолепна. Две недели прошло с похорон, и после того дня Вита переехала ко мне. И, я не переставая восхищаться, каждый раз завороженно любуюсь ею. Сегодня, в это холодное утро, она нарядилась в тонкие белые пижамные штаны и майку, под которой были видны набухшие соски, и тут же в штанах стало неуютно, захотелось сжать эту бусинку между зубов и… Я мотнул головой, а девушка, видимо, восприняв это как-то на свой счет, распахнула в удивлении глаза.

– Тебе не нравятся песок и пальмы?

– Нет. Нет, мне все нравится, – торопливо проговорил я. – Ты на сколько взяла отпуск?

Она лукаво посмотрела на меня.

– Артем, обижаешь, – улыбнулась. – Насколько хочу, настолько и возьму. Просто в следующую зарплату сделаю Паше хорошую премию. Вот и все.

Она прошлась по комнате, виляя бедрами, чем только сильнее раззадоривала друга, который и так неспокойно вел себя в штанах.

– Вопрос, насколько ты можешь взять отпуск? – ее розовый язычок, облизал поочередно верхнюю и нижнюю губы, а рука так невзначай прошлась по телу, касаясь тех участков кожи, от прикосновения к которым я терял голову.

Тут, конечно, не сдержался бы и самый стойкий солдат, а мне и сдерживаться было ни к чему.

– Артем, Артем, ну не надо, – выставила руки вперед Вита, – ну в самом деле, а как же дедушка?

Но меня было уже не остановить. Утренний «стояк» – вещь опасная.

– Ну уж нет, дорогая, – прошептал ей в шею, от чего тут же по ее коже побежали мурашки.

Я поднял ее за попу и подсадил на подоконник, а сам задрал этот кусок ткани, который прятал от меня те самые маленькие бусинки в окружении шоколадных ореолов. Я нагнул голову и втянул в себя ее сосок. Вита выгнулась, и ее руки тут же оказались у меня на затылке, прижимая еще ближе, еще теснее к себе.

Я оторвался от ее груди и посмотрел ей в глаза. В них уже во всю плескалось желание.

– Ну, что стоим, кого ждем? – она просунула руку между нами и ухватилась за мой член.

– Если ты не прекратишь, то можешь потом не жаловаться на то, что я с тобой сейчас сделаю.

Вита, недолго думая, засунула руку в мои штаны. Вот оно, то дикое чувство, которое она во мне вызывает, стоит ей лишь прикоснуться ко мне.

Я зарычал.

– Сама напросилась, – я прикусил мочку ее уха, в то же время стягивая с ее ног эти чертовы штаны.

«Зачем она их надевает? Можно же просто быть в халатике».

Воображение тут же рисует картину, как моя Вита стоит возле окна и смотрит на столицу, что простирается в низу, а из-под полы выглядывают ее маленькие округлые ягодицы подтянутой попки.

Я вошел в нее сразу, девушка вскрикнула, но я уже знал, это от того, что ее почти накрыло, потому что она уже вся была мокрая и такая раскрытая… Вся для меня и вся моя.

Темп задавала она. Извиваясь и насаживаясь на член все яростнее и быстрее, достигла оргазма чуть раньше меня.

– Ты моя дикая кошка, – целуя в шею, говорю ей. – Поэтому только песок и пальмы. Хочу посмотреть, как ты будешь бегать в купальнике по пляжу, изображая дикую рысь.

Ее тело еще раз сотряслось от волны экстаза, и она расслабленно откинулась на холодное стекло.

– А ты будешь вести охоту на столь редкое животное со стволом наперевес, – ухмыльнулась она. – Хотела бы я посмотреть на эту картину.

– Ну, так это не проблема, – ответил я, помогая девушке слезть с подоконника. – Ты выбрала место?

– Нет, пока нет.

Она натянула майку пониже, и все стало как несколько минут назад в моем воображении, только вместо халата – майка. Округлые половинки подтянутой попки выглядывали из-под майки, соблазнительно зазывая ритмичными покачиваниями.

– Я сейчас вернусь, – сказала Вита, удаляясь за дверь.

Я еще некоторое время стоял и смотрел ей вслед. Как так получилось, что эта девушка заняла все мое пространство так скоро? Ведь четыре года холостяцкой жизни искоренили все чувства во мне к женскому полу. Я после Виолетты вообще баб воспринимал только лишь как «дырки», с которыми сделал перепихон, ублажил свой член – и все.

А Вита… Вита – радость, которая сейчас меня переполняет лишь только от того, что я нахожусь с ней рядом. У меня внутри даже не осталось места для горя по матери. Хоть мы с ней и не были сильно близки, но я к ней всегда относился с уважением и даже с любовью. Конечно, она меня иногда подбешивала, пытаясь навязать свои взгляды на жизнь, да и на все в целом. Мать была любительницей поковыряться там, где ее совсем не просили, но все же она – мой родной и близкий человек, а я даже не испытываю чувства утраты. Я каждый раз, понимая это, виню себя за такую бессердечность, но не могу с собой ничего поделать. Моя душа поет, когда вижу Виту, и все горести уходят на задний план. Неужели такое бывает?

– Если мы сейчас не выедем из дома, твой дедушка не простит нам этого, – вырвал меня из раздумий голос любимой девушки. – Ты почему не пьешь чай? – тут же нахмурила она бровки. – Садись, а то потом придется тратить время еще на то, чтобы где-то перекусывать по дороге.

Вита уже сменила наряд, и теперь ее длинные стройные ноги обтягивали синие джинсы, а белый свитер укрывал от меня ее гибкое тело. Волосы она заплела в косу и перекинула через плечо.

– Ради тебя съем все, – ухмыльнулся я и сел за стол.

* * *

В больницу мы попали к обеду. И Вита как в воду глядела, дед ждал нас уже весь собранный и чуть ли не у входа.

– Ох, ребятушки, – затараторил он, – думал, не дождусь вас, – взял сумку и уже направился к выходу.

– Василий Семенович! – разнесся громким эхо по коридору голос врача.

Старик замер, но потом, заулыбавшись, развернулся к тому лицом.

– Ну что же вы так быстро уходите, а выписка? – он нас нагнал у выхода. – Вы, – обратился врач ко мне, – я так понимаю, любимый внук Василия Степановича, – в его словах хоть и проскальзывали нотки юмора, но вот взгляд говорил совсем о другом, – можно с вами переговорить?

– Опять ты начинаешь, Павел Вячеславович? – занервничал дед. – Что я тебе говорил, ничего страшного у меня нет, – он наступал на врача, а тот непоколебимым айсбергом стоял на месте и серьезно смотрел на меня. – Обещал же тебе, что буду беречь себя.

Я, видя всю эту ситуацию, решил, что если это не прекратить, то еще не скоро мы отчалим домой.

– Вита, – обратился я к девушке, – вот ключи, вы спускайтесь, а я вас сейчас догоню.

– Внук, – обратился ко мне дед голосом, непривычно для меня холодным, – ты что, против деда идешь?

Мои брови взметнулись вверх, вот это он заговорил. Мне не дала ответить Вита.

– Ну что, Василий Степанович, пойдемте, сейчас Артем нас догонит, – и уже на ухо ему шепнула, но я услышал: – Надо же все-таки и врача отблагодарить.

Лицо деда тут же просияло.

«Как ребенок, ей-Богу», – вздохнул про себя.

– Пройдемте в кабинет, – позвал Павел Вячеславович меня за собой. – Ваш дедушка очень эксцентричная личность.

– Не могу не согласиться, – ответил я.

Зайдя в кабинет, я понял, что это не просто рядовой врач, а заместитель главного.

– У меня не очень приятная новость для вас, – не стал он ходить вокруг да около. – Мы обнаружили у Василия Степановича затемнение легких.

Я смотрел на него непонимающим взглядом, он это скорее всего заметил, потому что пустился в объяснения:

– Ну, как вам сказать, тут несколько вариантов: либо это туберкулез – мы конечно же все анализы уже взяли, – либо это опухоль, но мы не можем прийти к однозначному решению. Может, вы нам подскажете, вам дедушка жаловался на что-то?

Я смотрел на него в каком-то замедленном режиме. Какая опухоль, нахер, какой туберкулез?

– Только на сердце. После похорон, когда все закончилось, ему стало плохо, – начал я несвязный рассказ.

– Какого хоронили? – встрял врач.

– Мать, – коротко ответил я.

– О, прошу, примите мои соболезнования, – тут же исправился врач. – Просто тогда это проясняет немного картину, – он ненадолго задумался, постукивая кончиком ручки по оправе очков. – Получается, что затемнение вызвано перенесенным стрессом, потому что ваша мать – это, соответственно, его дочь.

Он говорил это настолько будничным тоном, что меня передернуло. Как же так можно, ведь умер для нас близкий человек, и его никогда больше не вернешь, а он тут так просто сидит и рассуждает. Врач, взглянув на меня, продолжил:

– Вы меня извините, но для нас человек, который жив, более важная фигура, нежели тот, кто уже мертв.

В этот момент мне захотелось съездить ему по морде, я сцепил руки.

– Я вам хочу дать рекомендации. Свозите Василия Степановича на море, – он пробежался по мне взглядом и заострил его на часах, которые стоили недешево, и на пальто, которое я сегодня надел, потому что на улице было прохладно. Оно, к слову, тоже от именитого дизайнера. – Позволить вы себе это, как я вижу, можете, – он взял листок бумаги. – Вот на Кипре есть замечательный санаторий, туда бы вашего дедушку и свозить, а мы дождемся пока здесь результатов анализов, которые придут только через месяц, – он протянул мне листок с названием санатория. – Просто бывает так, что, погревшись в песочке, подышав соленым воздухом и, соответственно, походив на дополнительные процедуры, люди идут на поправку, – он глянул на часы и поднялся из-за стола. – Вот, возьмите выписку. Не смею вас больше задерживать, – врач указал на выход, пропуская меня вперед.

С этажа на стоянку я добрался на автомате. Залез в авто. Вита с дедом до этого о чем-то шутили, а теперь вдруг уставились на меня.

– Что случилось? – прошептала девушка.

Я посмотрел на нее, потом на деда, два раза сделал глубокий вдох и выдох и спокойным голосом сказал:

– Мы едем на Кипр.

Завел мотор, и мы выехали со стоянки.

* * *

Пока Вита занималась поисками гостиницы, где мы остановимся, бронировала в санатории место для деда, я это время проводил в офисе с Серегой.

– Вижу, брат, у тебя все серьезно закрутилось, – хлопнул он меня по плечу. – Вита хорошая девчонка, – подмигнул мне. – Надеюсь, нас с Ленкой на свадьбу пригласите.

– А то ж. Только вот интересно, когда твоя Ленка рожать собралась, до нашей свадьбы или после, – ухмыльнулся я.

– Ну, ты сказанул, ей до конца беременности еще три месяца целых. Надеюсь, вы так затягивать не будете.

Я засмеялся в голос и так от души, что Серега аж впервые секунды опешил.

– Нихрена ты ржешь, – удивленно сказал он, – как конь.

И потом реально сам заржал, как конь. И так мы с ним смеялись несколько минут, у меня аж на глазах слезы выступили.

– Все, хорош, – отсмеявшись, пробасил Серега.

– Артем Сергеевич, – в кабинет заглянула секретарша, – Сергей Максимович, у вас все в порядке? А то там люди заволновались, такой грохот был, – а сама улыбается в тридцать два зуба.

– Все хорошо, Настя, – отозвался я, еще не отойдя от нахлынувшего веселья, – передай всем, что лягушонка в коробчонке уже проехала.

Мы переглянулись с Серегой и опять дружно заржали. Девушка покачала головой и вышла.

– Настя! – заорал Серега.

Тут же открылась дверь, и в кабинет снова просунулась голова секретарши.

– Принеси кофе.

– Дайте пару минут, – и дверь тихо закрылась.

Я тут же взглянул на документ, лежащий перед нами на столе, и моментально мой взгляд стал серьезным, как и Серегин.

– Справишься один? – этот вопрос мучил меня с самого того момента, когда умерла мать и когда я понял, что с Витой завяз, бросив все на Серегу.

– Обижаешь, брат, – Серега протянул мне руку, и я сжал его ладонь, вкладывая в это рукопожатие то, что нельзя выразить словами – доверие.

– На сколько улетаете? – спросил друг.

– Вита просит на месяц, – опустил я взгляд, – ну а там, как пойдут дела. С дедом надо еще решить вопрос.

– Все будет тип-топ, Темыч.

* * *

На Москву наступала зима, не давая осени никакого шанса задержаться хотя бы еще на несколько дней.

Спустя шесть дней после разговора с Серегой, Артем с Витой и Василием Степановичем вылетели на Кипр.

Погода была мерзкой, но яркая птичка по имени Вита не давала мужчинам скучать и предаваться унынию, она так радовалась предстоящему отдыху, что заражала всех своим позитивом. И Артем был ей за это благодарен. А еще он много думал и пришел к тому, что теперь в кармане его пальто лежало обручальное кольцо с бриллиантом в два карата. Да, Артем понимал, что это все банально, но все же. Именно кольцо в знак того, что он серьезно настроен, и того, что она уже не одна, будет символизировать их соединение до свадьбы.

ГЛАВА 22

Виолетта плелась по заснеженной Москве, еле-еле переставляя ноги. Ее белые ботинки все заляпались грязью, а кремовое пальто, в котором она продрогла до костей, было сплошь покрыто мелкими грязными капельками. Слез не осталось. Она их выплакала все, сидя в морге и ожидая, когда ее пригласят на опознание. Снова комок одиночества и страха подкатил к горлу, она хватала губами воздух, чтобы хоть как-то проглотить его, протолкнуть обратно.

В голове пронеслись картинки двухдневной давности. Вспомнила, как в очередной раз вернулась в пустую квартиру, и ее накрыла волна одиночества и неприкаянности. Бутылка вина всегда была приготовлена к такому случаю, а таких случаев, как припомнила Виолетта, было предостаточно, и она уже каждый вечер, дабы хоть как-то скрасить свой одинокий быт, пристрастилась проводить за бутылочкой вина и с сигаретами, просматривая вечерние мелодрамы. Она могла и поплакать, и посмеяться вместе с героями киношных романов, и не задумываться, что в ее в жизни, что-то идет не так.

В один из таких вечеров ей и позвонила мать, и Виолетта в подпитии расплакалась и начала ей жаловаться.

– Мамочка, милая, ты прости меня за все, – рыдала она в трубку, – и скажи папе, что я его люблю, – слезы градом текли по щекам. – Я так по вам соскучилась и хочу до-о-омой!

– Девочка моя милая, да что же там происходит-то у тебя? – взволнованный голос матери только усиливал поток слез из глаз Виолетты. – Прекращай плакать, солнце мое. Мы с папой сейчас за тобой приедем.

В голове ударами, словно набат, продолжали и сегодня звучать эти слова «мы с папой сейчас приедем». Какая же она чертова эгоистка, как она позволила родителям ехать к ней в такую погоду, да еще на этой старенькой машине! Дура! Какая дура… Слезы вновь потекли по щекам. Они теперь никогда не высохнут, наверное. Да и вообще, как теперь можно жить вот так, зная, что ты виновата.

Вчера ночью, когда она спала после очередной выпитой бутылочки вина, ей позвонил инспектор ДПС.

– Виолетта Георгиевна Романова? – пробасил мужчина.

– Да, это я, – спросонья хриплым голосом отозвалась девушка.

– Вам знакомы Надежда Валентиновна и Георгий Петрович Глазневы?

Виолетта не сразу поняла, про кого он спрашивает.

– Алло, вы меня слышите?

– Да, да, – пробормотала девушка, – это мои родители. А что случилось?

– Произошло ДТП, ваши родители погибли, примите мои соболезнования. Вы можете подъехать сейчас или завтра с утра в городской морг для опознания?

Виолетта молчала. Что сейчас сказал этот мужик? Какое ДТП и при чем здесь ее родители?

– Так вы приедете сейчас или завтра? – не унимался этот противный и назойливый голос.

– Я не пойму, куда мне нужно ехать? – шок, вот что испытала она вчера.

– Вы где живете? – снова вопрос.

– В Москве.

– Тогда нет смысла ехать сейчас. Приезжайте завтра сразу в морг, все равно скорая уже подъезжает. – И он отключился.

Только после минутного прокручивания в голове слов инспектора девушка поняла, что ей сообщил этот человек.

– Ма-а-а-а-м-а-а! – с надрывам в голосе позвала она мать.

Но ее никто не услышал и не ответил, лишь звенящая тишина была вокруг.

«Позвонить, вот что надо, позвонить».

Она вскочила с кровати. Схватила телефон и лихорадочно начала искать номер. Да вот, вот он. В трубке пошли гудки.

«Что за гребаные шутки?» – подумала на тот момент девушка, и когда на том конце подняли трубку, спросила: —Мама, мама ты где?

– Девушка, извините, но вам должны были сообщить, что ваши родители… – ответил женский голос.

– Не-е-е-е-ет, не-е-ет, мама, папа! – она бросила телефон и повалилась на пол, в немом рыдании обхватила голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, проплакала всю ночь.

Когда утром она очнулась на полу, то даже не почувствовала того холода, что сковал все ее тело, по квартире шла на автомате, загребая пальцами по полу.

«Приезжайте утром», – пронеслось в голове.

Ванна. Она умывалась, не чувствуя ничего, только пустоту в груди, которая разрасталась черной дырой, заполняя ее нутро.

Когда одевалась, зачем-то напялила все белое.

В морге на нее смотрели, как на ненормальную. Вроде бы пришла на опознание родителей и вся в белом? Но они не знали, как черно сейчас внутри девушки. Она просто переполнилась этим цветом, который, словно коктейль, смешался внутри с горечью и безысходностью.

«Что же теперь делать?»

Виолетта потерялась, потерялась, как маленькая девочка в этой огромной жизни, и теперь ей не к кому прислонить голову и поплакать в жилетку, единственные родные люди теперь мертвы, и кто в том виноват – ОНА! Она их убила своим эгоизмом.

Проходя мимо облезшего серого дома, она увидела, что на первом этаже в торце здания есть разливуха.

«Вот что нужно».

Она зашла в забегаловку купила пару стограммовых бутылочек коньяка.

«Наверняка паленка», – подумала она.

Но сейчас ей было плевать. Откровенно плевать на все. Хотелось хоть как-то затушить и заглушить ту резь, которая была у нее в груди. Одну бутылочку она выпила сразу, еще в разливухе, жар от крепкого питья прокатился от горла к животу и согрел ее внутри. Вот теперь она хотя бы может идти. А куда, собственно, идти? Виолетта, не видя дороги, шла вперед. В голове всплывали образы.

Вот она видит в одноклассниках, как Артем целует сиськи раздетой до пояса девицы на автодроме. Когда пригляделась, поняла, что эта та самая мымра, из-за которой он сбежал от нее. Она нажимает кнопку «поделиться» и зло усмехается. Потому что точно знает, что его мать увидит это фото, так как периодически заглядывает на ее страницу.

Потом, на следующий день, приходит смс в одноклассниках от его мамаши. Она улыбается в предчувствии того, как Светлана сейчас будет покрывать эту мымру грязью, но вместо этого видит всего три слова: «мать Артема умерла». А потом все пошло наперекосяк.

На работе босс стал к ней подбивать клинья. Даже пару раз пытался подкараулить ее возле машины. Она от него увиливала, как могла, но как-то недавно допоздна задержалась в офисе, и этот хмырь, дождавшись ее на улице, на парковке, силой затащив в машину, начал домогаться. Она отбивалась изо всех сил, а он в это время шарил своими грязными лапищами по ее телу. Спасибо охранникам парковки, или кто это был, Виолетта тогда не особо разглядела, но постучавший в окошко мужик спас ее! Она вылетела пулей из авто босса и позже, уже дома, целых два часа прорыдала в ванной, пытаясь отмыться от его липких грязных рук, и потом заливала эту неприятность вином.

На следующий день босс вызвал ее к себе в кабинет и сказал, чтобы она написала заявление по собственному желанию.

– За что? – вырвалось у нее.

Он зыркнул на нее злыми глазами, и только тут она обратила внимание, что у него разбита губа и содраны костяшки на пальцах. Она села и молча написала заявление. Он даже не сказал, что нужно отработать две недели. На Виолетту все смотрели с сожалением и искренне желали найти работу лучше.

Холодный ветер пробрался под пальто, и стужа снова выгнала все тепло, что еще держалось от коньяка. Когда девушка успела дойти до моста, она не поняла, но вот он уже перед ней. Широкая мощеная дорога выстлана белым покрывалом. Ни одного человеческого следа. Виолетта оглянулась вокруг, людей совсем нет, ни души. Она достала еще бутылочку конька, залпом выпила обжигающую жидкость, та комом опустилась в желудок, и уже оттуда начало разливаться тепло.

В голове зашумело. Ветер хлестнул в лицо. Девушка, покачнувшись, облокотилась на перила. Посмотрела вниз, река еще совсем не покрылась снежной пеленой, и казалась с высоты ровной и гладкой, словно зеркало. Вот только отражения в ней, почему-то, не было видно.

Пошел снег. Белые пушистые хлопья, падая с неба, опускались на белокурую голову Виолетты, попадали на ресницы и опускались ниже, под мост, прямо в реку. И что-то таинственное зазывало девушку оттуда, из глубины. Ее все тянуло прикоснуться к этой ровной глянцевой поверхности, почувствовать холод, что веял от речной глади.

Виолетта протянула ладонь навстречу реке. В глазах зарябило. Взгляд затуманили слезы, и вдруг в голове, словно колокольчик, раздался детский смех. Неудачно повернувшись, чтобы посмотреть, кто смеется, девушка перевалилась через низкое ограждение и полетела вниз. Сердце Виолетты билось так быстро, что девушка не смогла издать и звука. Резкий удар и темнота поглотила ее. Сознание не возвращалось, лишь только боль, будто осьминог – своими огромными щупальцами, заполняла ее легкие и уши, и глаза черной тьмой, и девушка уже не могла дышать и бороться.

Неожиданно впереди показался свет. И оттуда к ней навстречу протянулись знакомые с детства руки.

– Мама, – прохныкала она. И ушла в небытие.