Текст книги "И на восьмой день..."

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Эллери достал лупу и посмотрел сквозь нее на монету. Его охватило разочарование. Под птицей виднелись буквы «СС».

Ну конечно – Карсон-Сити. Столица Невады в те дни, когда с приисков шли потоки серебра, имела свой монетный двор. И даже теперь жители штата предпочитают монеты бумажным деньгам... Он проверил другие монеты – на всех были те же буквы.

Эллери аккуратно сложил монеты в две равные стопки и закрыл стеклянную дверцу шкафчика.

Хотя доллары, выпущенные в 1873 году в Карсон-Сити, стоили куда меньше долларов, отчеканенных в том же году в Сан-Франциско, они были достаточно ценными. Каждая монета теперь должна стоить около двухсот долларов – возможно, больше, учитывая безупречное состояние. Но снова возникал вопрос: кому в Квинане могло прийти в голову красть деньги? И какую пользу они принесли бы вору, если бы он добился успеха? Эллери сразу же отверг предположение, что вор мог знать нумизматическую стоимость монет. Нет, для квинанита они могли иметь лишь номинальную стоимость. А украсть горстку долларов, на которую наложено табу, как на священные предметы... Эллери покачал головой. Какую бы ценность эти монеты ни представляли для вора, она не была материальной. Но какой? Он не мог даже строить догадки.

Выйдя из санктума, Эллери запер дверь и отправился в школу искать Учителя.

– Где, – спросил он старика, вернув ему ключ, – можно найти Летописца?

* * *

Летописец внес юмористическую нотку в пребывание Эллери в долине. Старый квинанит носил короткие и курчавые седые бакенбарды. Отсутствие резцов в верхней челюсти придавало верхней губе поразительную гибкость. Он втягивал ее с громким щелкающим звуком; при этом нижняя губа выталкивалась вперед, делая его похожим на смышленую старую обезьяну. Плечи Летописца были сутулыми, голова – лысой, за исключением седой спутанной бахромы, напоминающей тонзуру. Он похож на бюст Сократа, подумал Эллери.

Летописец извлек из своей мантии удивительный прибор. Два куска стекла были вставлены в деревянную оправу, в края которой были продеты кожаные ремешки, оканчивающиеся петлями. Только когда старик прикрепил прибор к глазам, накинув петли на уши, Эллери понял, что это кустарной работы очки. Похоже, Летописец видел в них куда хуже, чем без них. Вероятно, линзы каким-то таинственным образом попали в долину из внешнего мира и их вставили в самодельную оправу. Не исключено, что старик получил их вместе с должностью.

– Я правильно понял тебя, Элрой? – осведомился Летописец дрожащим, надтреснутым голосом. – Там, откуда ты прибыл, года обозначаются числами, а не названиями?

– Да.

– Удивительно! А людей (щелк!) тоже различают по числам?

– Нет, по именам, если только они не ведут себя дурно... Сейчас у нас 1944 год.

– (Щелк!) 1944-й от чего?

– От Рождества нашего Господа – от начала христианской эры.

– Никогда (щелк!) не слышал об этом.

– А какой сейчас год по квинанитскому календарю?

Летописец разглядывал свиток, извлеченный по просьбе Эллери из кувшина в архивной комнате. Услышав вопрос Эллери, он изумленно уставился на него:

– Какой сейчас год? (Щелк!) Да будет благословен Вор'д! Откуда мне знать?

– Ну а кто, в таком случае, должен это знать?

– Никто! (Щелк!) Год не имеет имени, пока он не закончится. Совет собирается в последний день года и решает, как его назвать. Прошлый год назвали Годом, Когда Черная Овца Родила Близнецов. Позапрошлый – Годом Крупных Слив. Позапозапрошлый – Годом Гусениц. До него был Год Великого Ветра. А еще раньше...

Эллери следовал за ним в прошлое – через Год Потерянного Урожая, Год Землетрясения, Год Великих Дождей, Год, Когда Учитель Взял В Жены Барзилл, и так далее, вплоть до Года Странствия На Восток, когда квинаниты покинули Сан-Франциско. Это действительно был 1873 год.

– Как видишь (щелк!), мы прожили в нашей долине... сколько?.. семьдесят лет! Именно столько я насчитал для тебя. Это подтверждают старые писания.

Летописец указал на свиток, исписанный тем же «канцелярским почерком», которым пользовался Преемник в скрипториуме. Не мог ли какой-то учитель или Преемник давно минувших лет работать в лондонской адвокатской конторе – быть может, еще до того, как Диккенс писал отчеты о парламентских дебатах?

В этом месте, думал Эллери, возможно абсолютно все.

– А в старых писаниях говорится что-нибудь о пятидесяти серебряных долларах? – спросил он.

Летописец спрятал свиток в кувшин и прикрыл его чашей.

– Конечно, говорится! – Он поставил кувшин на полку, взял другой и вернулся с ним к столу. – Давай посмотрим (щелк!). «Год Последнего Странствия»... да, хм... – Пробежав пальцами по бумаге и не найдя то, что искал, он развернул свиток с другой стороны. – Ха! Смотри!

На желтой бумаге тем же архаичным почерком было написано следующее: «В этом году совет обсуждал, что делать с пятьюдесятью серебряными долларами. Кто-то предлагал закопать их в землю и забыть о них, поскольку мы обладаем большим богатством, чем это, которое нужно считать. Но совет проголосовал за то, чтобы их поместили в санктум и оставили там до того времени, когда будет принято иное решение».

Странные буквы плясали перед глазами Эллери. Он снова чувствовал усталость. Что с ним происходит? Эллери боролся с собственными мыслями.

Пятьдесят... Он не стал пересчитывать монеты в двух стопках, но их, безусловно, было меньше пятидесяти.

– Что стало с остальными серебряными долларами, Летописец?

Старик выглядел озадаченным.

– С остальными? (Щелк!) Нет, Гость, я ничего об этом не знаю. Только Учителю – да будет благословен Вор'д за его пребывание среди нас – позволено входить в запретную комнату. Доллары хранятся там, вместе со священной Книгой.

– Да, священная Книга. Что означает ее название?

– Книга Mk’n?

– Mk’n? По-моему, Учитель называл ее Mk’h.

Летописец нахмурился, недовольный своей ошибкой.

– Согласно старым писаниям – а они написаны по воспоминаниям, – утерянная книга называлась Книгой Mk’n. Так говорили те, кто думали, что она существовала. Другие (щелк!) это отрицали. Но так называли ее Учитель и его отец. Потом, пять лет назад, в Год Многих Птиц, Учитель нашел утерянную книгу, вновь изучил старые писания и пришел к выводу, что мы всегда неверно писали и произносили ее название – что правильно книга называется Mk’h, а не Mk’n. С тех пор мы называем ее Книгой Mk’h. Ибо так говорит Учитель.

– Но что означает это название?

Старик пожал плечами.

– Кто знает? Разве названия всегда имеют какой-то смысл?

Эллери разыскал Учителя и попросил у него осла для краткой поездки за пределы долины.

– Но ты вернешься, – сказал патриарх.

Это не было ни вопросом, ни просьбой.

– Конечно.

– Тогда поезжай, Элрой, и да пребудет с тобой Вор'д.

* * *

Эллери не был уверен относительно причин, побудивших его воспользоваться квинанитским животным, а не своим автомобилем, и долгая поездка на осле не подсказала ему ответ. В итоге он решил, что руководствовался чувством соответствия. В стране пророка нужно ездить в стиле пророка. Но этот стиль был чертовски неудобен – старая фетровая подкладка вместо седла, потертая веревка вместо уздечки и удил и длинный стебель тростника вместо хлыста или арапника.

Эллери также не был уверен, чему больше удивился Отто Шмидт – увидев своего недавнего покупателя на осле или появлению его вообще. Наконец, лавочник закрыл рот, и его лицо так сильно растянулось в довольной улыбке, что усы угрожали коснуться ушей.

– Это вы! – воскликнул он.

– Здравствуйте, мистер Шмидт, – сказал Эллери, спешившись. – Где я могу привязать Молнию?

Толстенький человечек поспешил к нему:

– Вот здесь, в тени. Позвольте принести ей ведро воды и хлеб. О, вы захватили с собой корм. Тогда позвольте подать его. Мистер Куинн, не так ли? Или Кин? Господи, где же вы были? И почему приехали на осле? Что случилось с вашей машиной?..

Эллери вошел в магазин, вдыхая прохладный и влажный аромат старого дерева, корицы, кофе, уксуса, гвоздики и керосина. Все выглядело так же, как в прошлый раз, – спирали липучки, выцветшая цветная фотография Франклина Д. Рузвельта, исцарапанный прилавок с вмонтированной в него медной линейкой (давно ли ей отмеряли холст, ситец, парусину или муслин?), старый холодильничек для газировки...

Сев за один из столиков, Эллери поморщился от боли. Редкие поездки верхом по аллеям Центрального парка не были адекватной тренировкой для трехчасового путешествия по пустыне на норовистом осле.

– Вы нашли дорогу в Вегас, о которой я вам говорил? – допытывался сияющий мистер Шмидт. – Очевидно, вы проиграли там все вплоть до машины, поэтому вернулись на осле? Конечно, это не мое дело...

Эллери улыбнулся.

– У вас можно перекусить, мистер Шмидт? Или мне придется съесть Молнию?

– Разумеется, можно! Вам повезло! Билл Хоун – вы его не знаете – специально заезжает сюда раз в неделю по пути из Хэмлина в Вегас. Я даю ему мои продуктовые талоны, а он привозит мне мясо. Билл приезжал сегодня утром и оставил мне несколько отличных стейков, каких я не видел с тех пор, как нарезал мясо в моем родном городе. Как насчет бифштекса и пары яиц? Есть отварная картошка, которую я могу поджарить, и я испек несколько пирожков с грушами.... – Он умолк, очевидно думая, что можно добавить в меню.

Эллери глотнул воды.

– Давайте начнем с кофе. Вы присоединитесь ко мне?

– С удовольствием! – отозвался Отто Шмидт.

Кофе был свежим и крепким, а стейки – отлично поджаренными на медленном огне. Эллери почувствовал, что забывает о цели поездки, наслаждаясь поглощением цивилизованной пищи. Как давно это было в прошлый раз! В Квинане не существовало времени, да и в магазине «Край света» не слишком ощущалось его течение. Эллери с усилием вернул ленивый ум к делу, приведшему его сюда.

– Что вы можете рассказать мне о серебряном долларе, который старик дал вам в прошлое воскресенье, мистер Шмидт?

Отто Шмидт застыл с куском помидора на полпути ко рту и каплей яичницы на усах. Улыбка исчезла. Затем помидор проследовал к месту назначения.

– Значит, вы встретились с двумя отшельниками. Ну, они странная компания, но мой девиз – живи и давай жить другим. Они никого не беспокоят, и надеюсь, никто не беспокоит их...

– Никто не собирается беспокоить ни их, ни вас, Отто, – мягко произнес Эллери. – Я просто хочу разузнать об этом серебряном долларе.

Маленький толстый лавочник заявил, что нет закона, запрещающего серебряные доллары. Золото – другое дело. В 35-м... нет, в 34-м – время здесь идет так медленно, что его перестаешь чувствовать, – здесь проезжал один парень в туристском автомобиле с резиновыми занавесками, который скупал старое золото...

– Отто...

– Он сказал, что его зовут Хаггемайер, что он вместе с Черным Джеком Першингом охотился за Панчо Вилья[39]39
  Вилья, Франсиско (Панчо) (1877 – 1923) – мексиканский бандит, вставший на сторону революции и почитаемый в стране как национальный герой. Когда он перенес свои разбои на юг США, американское правительство направило в Мексику карательную экспедицию под командованием генерала Джона Джозефа Першинга (1860 – 1948).


[Закрыть], а потом основал свой бизнес в Ларедо, но кризис его разорил...

– Отто...

– ... Тогда он занял деньги под свою пенсию и стал ездить по стране, скупая старое золото. Он показал мне свою лицензию – для скупки золота она была необходима...

– Отто!

Лавочник умолк. Он выглядел встревоженным.

– Отто, никто не обвиняет вас в нарушении закона. Вот, взгляните на это.

Эллери предъявил содержимое своего бумажника. Одна полицейская карточка следовала за другой, и глаза Шмидта открывались все шире. При виде двух писем из Вашингтона они едва не вылезли из орбит.

– Ну и ну! Вы, должно быть, важная шишка! – Отто склонился над столом. – Это имеет отношение к военным действиям?

Эллери придал вопросу иную форму.

– Имею ли я отношение к военным действиям? Да, имею, – честно ответил он.

Лавочник откинулся назад, несомненно впечатленный.

– Тогда все о'кей.

Отто подошел к сейфу – такому же маленькому и низенькому, как он сам, с полустертым американским флагом на дверце – и вернулся с потрепанным старым гроссбухом.

– Вы должны понять, какова была ситуация, когда я купил магазин. Не знаю, сколько времени этот старый отшельник имел дело с прежним владельцем, но они никогда не рассчитывались наличными деньгами. Отшельник привозил в своем фургоне шкуры, шерсть, масло льняного семени, мед, пчелиный воск и другие товары, а хозяин магазина предоставлял ему кредит.

Затем начался кризис, а потом появился я. Но кризис продолжался, и мои поставщики перестали брать натурой. «Деньги на бочку», – говорили они. «Кредита больше нет, – сказал я старому отшельнику. – Нужны наличные». – «Что это такое?» – спросил он. Ну, я достал из кармана серебряный доллар и показал ему. Старик посмотрел на него, а потом на меня так, словно я показал ему порнографическую открытку, и ушел, не говоря ни слова.

В следующий раз он появился в ноябре 30-го года. Видите, здесь записано: «12 ноября, 1930. Отшельник. Серебряный доллар из Карсон-Сити, 1873». Я не слишком разбираюсь в старых монетах, но подумал, что она должна стоить куда больше сотни центов, и сказал об этом старику. Я собирался в Лос-Анджелес и предложил взять с собой монету и посмотреть, что можно за нее получить. Старик согласился, хотя я видел, что он вроде как борется с собой.

Отто показывал серебряный доллар различным торговцам в Лос-Анджелесе и в конце концов продал его за самую высокую цену, которую ему предложили, – девяносто долларов. Когда старик с холмов снова приехал в магазин, они заключили сделку: хозяин берет себе восемнадцать долларов за труды, а отшельнику предоставляется кредит на остальные семьдесят два.

Старик посещал лавку один или два раза в год, и Отто фиксировал каждую сделку в гроссбухе. Иногда отшельник приносил с собой один серебряный доллар 1873 года, а иногда нет – в зависимости от состояния его счета. Получая монету, Отто брал ее с собой в Лос-Анджелес, продавал ее, удерживал двадцать процентов комиссионных (Эллери позабавило, что цифра помещалась между комиссионными литературного агента и торговца произведениями искусства), а на остальные деньги предоставлял кредит отшельнику.

– Так продолжалось тринадцать с половиной лет, – закончил маленький лавочник. – Похоже у старика полно этих монет – должно быть, он кто-то вроде золотоискателя, который слегка повредился в уме от солнца, а парень помоложе – его внук или какой-то родственник.

– Сколько всего долларов из Карсон-Сити он вам передал?

– Включая прошлое воскресенье? Ну, надо посчитать... – Послюнявив палец, Отто начал листать страницы гроссбуха. – Всего девятнадцать.

Первой мыслью Эллери было, что число неверно. Он спросил Шмидта, что покупал старик во время своих визитов.

– Каменную соль, керосин, гвозди и тому подобное. Никаких сладостей или вин. Семена? Не припоминаю. Но много писчей бумаги... Ах да, однажды он купил мебель.

– Мебель?!

Отто Шмидт кивнул.

– Странная история тогда произошла – с книгой и прочим. Помню, как-то раз, мистер Грин... Брин...

– Квин. Не будем отвлекаться, Отто. Вы упомянули мебель и книгу. Когда это было?

Лавочник справился в гроссбухе. Это произошло 8 апреля, 1939 года – «года, когда в Европе разразилась война».

– Отшельник пришел один?

– Да, мистер Квин, один. До прошлого года я ни разу не видел парня помоложе. Ну, старик оставил серебряный доллар, упаковал покупки и собрался уезжать. Книга лежала на прилавке, он заметил ее, и с ним произошло что-то странное. Вы обратили внимание на его глаза? Они словно все время горят. Ну, в тот раз они вспыхнули, как фейерверк в День независимости. Он впал в транс, задрожал и стал бормотать, как припадочный, а потом... вроде как начал молиться. Успокоившись, старик спросил меня, сколько серебряных долларов я хочу за эту книгу.

– Что это была за книга? – спросил Эллери, стараясь говорить небрежным тоном.

– Какая-то книга, которую мне прислали из Европы, – у меня там родственники. Я пытался ее читать, но она меня не заинтересовала, и я отложил. Когда пришел отшельник, я как раз делал еще одну попытку.

– Но как она называлась?

– По правде говоря, мистер Квин, не помню. Но когда старик попросил продать ее, я отказался...

– Отказались? Но ведь книга вас не заинтересовала.

– Ну, я просто считал неправильным продавать подарок от родственника. Но старик не отставал – он горячился все сильнее и под конец предложил мне все серебряные доллары, какие у него были. Тогда я просто подарил ему книгу, и – можете поверить? – он благословил меня! А потом указал на старый шкафчик орехового дерева, который я использовал как витрину, и попросил продать и его. Я взял с него пять долларов.

– Он не говорил, зачем ему нужна книга?

– Нет, просто аккуратно завернул ее, погрузил в фургон и уехал. Очевидно, чтобы стать отшельником, нужно сначала тронуться. Знаете, старик ведь даже не мог читать эту книгу – он сам признался, когда я спросил его. Но он должен был ее иметь.

Очевидно, загадку, связанную с книгой, нельзя было отгадать в магазине, как и решить вопрос о серебряных долларах. Почему его так беспокоит их количество?

«Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть...»[40]40
  Откровение Иоанна Богослова, 13:18.


[Закрыть] Любопытно, что этот стих из Апокалипсиса пришел ему в голову именно сейчас. Но конечно, шестьсот шестьдесят шесть – это слишком много. Ему необходимо узнать число. Чтобы сделать это, он должен вернуться и сосчитать монеты в священном ковчеге.

Немедленно!

* * *

Приближаясь к Холму Испытаний, Эллери становился все мрачнее. Он еле сдерживался, чтобы не пустить осла в галоп. Его одолевала черная меланхолия. Утомительное путешествие верхом пробудило телесную и душевную усталость, которая привела к прекращению его работы в Голливуде, и он начал сомневаться, что когда-нибудь придет в себя.

Посмотрев на небо, Эллери с удивлением заметил, что оно быстро темнеет, хотя закат еще не наступил.

Неужели идет гроза? Возможно, падающий барометр был причиной его депрессии.

К тому времени, как Эллери добрался до гребня Холма Испытаний, небо стало почти черным, и долина была в глубокой тени. Он не мог ничего толком разглядеть и не слышал обычных звуков Квинана. Медленно спустившись по внутреннему склону, он уже почти подъехал к Дому Священного Собрания, когда поднял взгляд и застыл.

Перед зданием собралась толпа, составляющая почти все население долины.

И все молчали.

Проникающий сквозь открытую дверь желтый свет лампы создавал эффект ирреальности, как в сцене из ада. Жители Квинана стояли словно парализованные, охваченные ужасом, который были не в силах постичь.

Сердце Эллери сжалось, будто стиснутое гигантской рукой. Учитель! Неужели старик чувствовал приближение собственной смерти?

Быстро спешившись, Эллери пробрался сквозь толпу в дом. Здесь действительно был Учитель, не мертвый, но впервые выглядевший соответственно всем прожитым годам. И у его ног лежал человек.

Сторикаи!

Кладовщик был мертв. Но причиной его смерти не было внезапное заболевание, атаковавшее сердце или мозг. Загорелый лоб был размозжен варварским ударом, голова и лицо покраснели от крови, как будто на него вылили ведро красной краски.

Эллери стал искать орудие и вскоре увидел его на полу возле тела Кладовщика – тяжелый молоток, забрызганный красным.

«Великое бедствие», наконец, пришло в Долину Квинана. Больше незачем было ломать себе голову над тем, какую ужасную форму оно примет.

Но это было бедствие, с которым Эллери привык иметь дело. Его ум прояснился, и он шагнул вперед.

* * *

На затылке Кладовщика была еще одна рана, но опытные пальцы Эллери подсказали ему, что не она послужила причиной смерти. Сторикаи лишил жизни удар молотком по лбу. Эллери раздвинул курчавые волосы и обнаружил среди них сначала один, потом еще несколько крошечных кусочков чего-то, похожего на штукатурку.

Эллери нахмурился. Нигде в Квинане он не видел штукатурки. Он снова обследовал кусочки через лупу.

Они оказались затвердевшей глиной.

Эллери осторожно разжал стиснутую руку мертвеца. Кладовщик умер, сжимая металлическую пуговицу. На задней ее стороне торчали нитки, а на передней был странный символ.

Не тратя времени на его обследование, Эллери положил пуговицу в целлофановый конверт из кожаного несессера, который посыльный разыскал в его багаже и принес ему.

На левой руке мертвеца были часы Эллери. Он приподнял запястье, и рука безвольно повисла.

– Ему так понравились эти часы... – вздохнул Эллери.

Учитель выпрямился во весь рост, сбросив груз прожитых лет, и его голос вновь зазвучал твердо:

– Мы не должны говорить... – он указал на часы, тускло поблескивающие золотом, – мы не должны говорить, Элрой: «Было бы лучше, чтобы он никогда не видел их».

Но время сейчас не подходило для загадок, и Эллери вновь перенес внимание на часы. Стекло было разбито, циферблат глубоко вдавлен – простое падение не могло этого вызвать. Очевидно, Сторикаи пытался защититься левой рукой от ударов молотка, и один из ударов пришелся по часам, но следующий удар он не смог предотвратить и рухнул замертво, вцепившись в пуговицу.

Часы остановились на четырех двадцати, а сейчас было без двух минут пять. Эллери пробыл здесь около трех минут.

Он начал обыскивать одежду мертвеца и во внутреннем кармане обнаружил то, о чем успел забыть, – грубый дубликат ключа от санктума.

Значит, ночным вором был Сторикаи. Даже в раю случается такое.

Эллери вздохнул и выпрямился, указывая на молоток. Лицо старика было абсолютно спокойным, хотя глаза пророка были печальнее, чем когда-либо. Однако они блеснули при жесте Эллери.

– Одна из ножек стола Совета расшаталась, – объяснил Учитель, – и я собирался просить Преемника починить ее, когда он освободится от трудов. Я считал излишним привлекать к такой мелочи внимание Плотника-Кузнеца, но мне не хватало времени сделать это самому. Поэтому я положил молоток из моего ящика с инструментами в центре этого стола, как напоминание о том, чтобы попросить Преемника укрепить ножку.

Эллери аккуратно завернул молоток в большой носовой платок. Пока он это делал, Преемник вбежал через все еще открытую дверь (снаружи которой еще стояла толпа) и обратился к старику:

– Я всюду искал его, Учитель, но...

– Он здесь, – прервал Учитель, указывая на Эллери.

При виде тела на полу молодой человек вздрогнул и издал краткий возглас.

– Можешь идти в свою комнату, – мягко произнес старик.

– Одну минутку, – остановил юношу Эллери. – Пожалуйста, сначала зайди в скрипториум и принеси мне пятнадцать листов бумаги.

Даже в раю приходилось делать то же самое.

Сквозь открытую дверь подул легкий ветерок, принеся с собой запах горелой полыни, ранее впервые намекнувший Эллери на существование Квинана. Единственная лампа в комнате начала раскачиваться, как утром раскачивалась лампа санктума.

– Пожалуйста, вызовите членов Совета и Управляющего, – сказал Эллери Учителю. – Я должен попросить их сделать кое-что.

Слово «вызовите» было всего лишь оборотом речи, так как все упомянутые находились в толпе снаружи. Члены Совета вошли и заняли привычные места, даже старый и больной Раб, которого пришлось вносить, после чего, по знаку Эллери, дверь закрыли. Эллери послышался чей-то вздох (или стон?), но, возможно, это было его воображением.

Снова ощутив знакомые волны отупляющей усталости, он стряхнул их, как сердитый пес.

На столе Совета, впервые после суда над Ткачом Белиаром, появились вещи, связанные с преступлением. В прошлый раз это были всего лишь рулоны ткани и отрезанные от них куски. Теперь же Эллери положил на стол свой кожаный несессер, содержащий аксессуары его второй профессии – приспособления для снятия и проявления отпечатков пальцев, пружинную измерительную рулетку, фонарик, ножницы, пинцет, маленькие баночки, резиновые перчатки, пластырь, целлофановые конверты, записную книжку, карандаш, фломастер, ярлычки, полицейский револьвер 38-го калибра, коробку с патронами.

Иногда ему приходилось использовать все содержимое несессера, но сейчас он достал только оборудование для отпечатков и фломастер.

– Что это, Элрой? – спросил Учитель, глядя на странные предметы, бывшие для него столь же таинственными, как и для членов Совета. – И что ты хочешь от нас?

– Учитель, – ответил Эллери, – я хочу нанести на листы бумаги отпечатки пальцев всех присутствующих. Это простая и безболезненная процедура. Пусть каждый из вас прикоснется только к тому листу, который я положу перед ним. Понятно?

– Твоя просьба понятна, Элрой, но непонятна ее цель, – сказал старик. – Тем не менее пусть будет так, как ты говоришь. Но ты потребовал пятнадцать листов бумаги, хотя нас здесь только четырнадцать – исключая тебя. Ты хочешь взять отпечатки и у умершего?

Эллери кивнул, удивленный его проницательностью.

– Да, Учитель. Прежде всего, я возьму отпечатки у Сторикаи.

Он сделал это под испуганными взглядами собравшихся и под аккомпанемент их учащенного дыхания. Когда же Эллери направился к ним со своими аксессуарами, дыхание на мгновение прекратилось вовсе. Но Учитель, видя испуг соплеменников, шагнул вперед и спокойно сказал:

– Среди живых, Элрой, я буду первым. – И он протянул свои узловатые почерневшие руки.

Эллери снял отпечатки пальцев Учителя, Преемника, Управляющего и у одиннадцати оставшихся в живых членов Совета, написав фломастером на каждой бумаге под отпечатками имя и должность каждого.

– А теперь, Квинан?

– Теперь, Учитель, мы можем остаться одни.

– Ты желаешь, чтобы умерший тоже остался?

– Нет, его можно унести.

Патриарх кивнул.

– Совет и Управляющий, – обратился он к остальным, – сейчас вы покинете священный дом и заберете с собой умершего, чтобы подготовить его к помещению в месте покоя. Скажите людям, чтобы вернулись в свои дома или к своей работе – пока мы живы, мы должны исполнять свои обязанности. Да будет благословен Вор'д в горе и радости. – Он поднял руку, благословляя и отпуская чиновников.

Некоторые из них убирали тело, другие выносили Раба, а остальные выходили молча. «Теперь и я совершил преступление», – думал Эллери. К какому бы штату ни относилась долина – он не подумал спросить об этом Отто Шмидта, – об убийстве следовало уведомить власти, по крайней мере шерифа округа. Но такая мысль даже не пришла ему в голову.

Он не мог это сделать. Ибо куда большим преступлением было бы открыть двери Долины Квинана внешнему миру.

* * *

– Учитель, – заговорил Эллери, когда дверь закрылась за последним членом Совета, – когда мы впервые встретились, вы заявили, что мое прибытие было предсказано и что я буду вашим проводником сквозь время великих бедствий, которые падут на вас.

Старик молча кивнул головой, покрытой капюшоном.

– Тогда вы должны как можно точнее рассказать мне обо всем, что и когда происходило сегодня во второй половине дня.

Старческие веки опустились и поднялись вновь, позволяя глазам видеть сквозь время.

– В полдень, – заговорил патриарх, – я вернулся с полей и предавался размышлениям в своей комнате вплоть до часа полуденной трапезы, которую я более не разделяю. Время мне было известно по отсутствию тени. В час дня я отправился в школу. Я чувствовал, что это час – после стольких лет мое тело стало часами. В течение следующего часа я обучал детей. В школе есть часы, и, когда они показали два, я вернулся в Дом Священного Собрания. Я думал, что застану Преемника за работой, но вместо этого увидел его стоящим в дверях, несомненно, в надежде увидеть какую-то девушку. Страсть естественна, даже священна, но ей, как и всему, свое время и место. Эти время и место для нее не подходили. Поэтому я отправил Преемника в скрипториум и, чтобы избавить его от искушения, запер его там и забрал ключ. Потом кто-то пришел с сообщением, что Раб болен и хочет меня видеть...

– О Рабе потом, – прервал Эллери. – Сначала я хочу снова посетить скрипториум. Вы пойдете со мной, Учитель?

Преемника в скрипториуме не оказалось – очевидно, он удалился в свою спальню. Во время первого визита сюда Эллери был не в том состоянии, чтобы замечать детали. Сейчас он видел, что в комнате находятся два маленьких письменных стола, две маленькие скамейки и полки, уставленные кувшинами со свитками, связками перьев и тростниковых Ручек, чернильницами и другими атрибутами профессии писаря.

У каждого стола стоял высокий канделябр с коричневыми свечами из пчелиного воска.

В двух наружных стенах скрипториума были такие же высокие, узкие окна, как и в комнате Учителя – слишком узкие даже для маленького ребенка. Будучи запертым в скрипториуме, Преемник должен был либо ждать, пока вернется Учитель и отопрет дверь, либо взламывать ее сам. Но на двери не было никаких признаков взлома.

Эллери и старик покинули скрипториум так же молча, как и вошли туда.

– Продолжайте, Учитель, – сказал Эллери.

Учитель возобновил повествование. Он снова отправился в школу, где исполнял свои обязанности до трех часов, а затем вернулся в Дом Священного Собрания, где вспомнил о болезни Раба и о расшатавшейся ножке стола, поэтому положил в центре стола молоток как напоминание о том, чтобы попросить Преемника укрепить ножку.

После этого пророк направился в дом Раба, перед которым стояли солнечные часы. По ним Учитель определил, что было около четверти четвертого.

– Я оставался с Рабом около часа. Мне следовало пробыть с ним дольше – ведь мы состарились вместе. Когда я вернулся около четверти пятого...

Старик умолк.

– В четыре двадцать Сторикаи был мертв, – напомнил Эллери.

– Да, Сторикаи был... мертв – с усилием сказал учитель. – Он лежал на полу комнаты собраний в луже крови, каким его увидел ты.

– Вам нелегко об этом говорить, Учитель, – со вздохом промолвил Эллери, – но вы должны продолжать.

– Я отпер дверь скрипториума, выпустил Преемника и сразу же послал его за тобой на случай, если ты уже вернулся. Великое бедствие обрушилось, наконец, на племя Квинана, и я нуждался в том, кого звали Элрой Квинан. Ибо обо всем этом было написано.

Эллери снова вздохнул. Богословие, пророчества, предсказания – с их помощью не разгадать загадку убийства Сторикаи... Сторикаи, который был так очарован блеском наручных часов, увиденных впервые в жизни, который так по-детски радовался, когда ему разрешили поносить их, и который носил их до своей последней минуты...

– Вы спрашивали Преемника, слышал ли он что-нибудь, какие-нибудь необычные звуки или голоса, пока был заперт в скрипториуме?

Морщинка между бровями стала глубже.

– Нет, Элрой. Но давай спросим его сейчас.

Однако Преемник, чье ангельское лицо, обрамленное курчавой бородкой, было смертельно бледным, смог только вымолвить:

– Я ничего не слышал!

С еще одним вздохом Эллери попросил Учителя удалиться в его комнату и взял у него ключ от санктума.

Положив руку на дверную ручку, Эллери, как и в прошлый раз, колебался, чувствуя, что, войдя в запретную комнату, осквернит ее. Но отступать было поздно. Вставив ключ в замочную скважину, он с удивлением обнаружил, что дверь не заперта. Эллери быстро шагнул внутрь и закрыл за собой дверь.