Текст книги "Песочный замок (СИ)"

Автор книги: Елизавета Лещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Лещенко Елизавета Викторовна
Песочный замок

Наконец-то выдался солнечный и ветреный день. По небу плыли легкие, как перья, случайно выпавшие из старой мягкой подушки, облака. Воздух был свежим, хрустально-чистым, как горный ручей, хотя стояла середина лета.

Я пообещал Максу, что мы это сделаем, как только наладится погода, и вот мы складываем вещи в кузов видавшего виды пикапа с побитыми, как у старой рыбацкой лодки, боками: большой пляжный зонт, ведра для песка и воды, лопатки и шпатели, стеклышки, пластмассовые и деревянные рейки, рассортированные по размеру камни, кусочки кварца, отшлифованные океаном осколки цветных стекол, раковины моллюсков, флажки и гербы, вырезанные из клеенки, самодельный трафарет, дощечки и краски.

На то чтобы собрать и рассортировать все это, у нас было почти две недели: лето выдалось дождливым. И я, и Макс надели рубашки из фланели, которые недавно нашли на чердаке: на днях я влез туда поискать кисти и грунтовку, и Макс, конечно, увязался за мной – совать свой любопытный нос во все дальние углы запыленного, пропахшего старой соломой чердака.

Так мы и нашли коробку, подписанную раскосым женским почерком. Конечно, надпись было не разобрать: буквы стерлись, а сама коробка разломилась, как яичная скорлупа, когда мы попытались ее поднять.

В ней оказался сверток, пересыпанный тальком и сухими травами, и несколько хранивших слабый запах бутонов дикой розы.

В свертке лежали несколько рубашек, сшитых, по-видимому, вручную. Расцветки были простые, но нам нравились оттенки, к тому же, две рубашки отлично подходили нам обоим по размеру, пришлось лишь немного подкатать рукава.

На мне был джинсовый комбинезон, протертый в коленях, в пятнах краски, олифы и еще бог знает чего. В таком же состоянии были джинсы Макса, к тому же за последний год он сильно прибавил в росте, и теперь они едва прикрывали середины икр.

В общем, выглядели мы здорово: прямо-таки фермеры, отец и сын, пересекая кукурузное поле угодившие во временную яму, и случайно перепрыгнувшие из одного столетия в другое.

И нас это вполне устраивало. Здесь мы могли себе это позволить и наслаждались такой свободой.

В маленькой деревне, отважные жители которой некогда промышляли продажей всяких диковин, добытых в океане или выброшенных из его недр, теперь почти никто не селился из-за штормов, бушевавших в демисезон, да и ближайший город, разрастаясь, затягивал в себя все вокруг. Большинство домиков стояли заброшенными, медленно срастающимися с землей.

В начале лета еще можно было заметить немногочисленных стариков-старожилов, заново перекрывающих крышу после очередной весенней бури. Трясясь на холмистой дороге, мы махали им из машины, направляясь к дому, на этом, как правило, наше общение с соседями заканчивалось.

Дом, лет пять назад доставшийся мне в наследство от дальнего бездетного родственника, был самым крайним в деревне. Он один стоял (точнее, лежал в ложбинке между двумя невысокими холмами) за большим оврагом.

Коммуникации сюда не дотягивались, но во дворе стоял когда-то по совести построенный колодец, вода в нем была чистая, как из родника, а для мини электроплиты, пары фонарей и ночника нам хватало небольшой солнечной панели.

Забором служили заросли кустарника и старые деревья на холмах. Большой лохматый Фрэд бессменно стерег наш сон, хотя лаять ему приходилось разве что на ежей и ящериц.

Я помню, что ребенком, будучи не старше, чем Макс сейчас, однажды прожил здесь неделю или две, пока родители были в отъезде. Помню добрые и проницательные глаза дядюшки, тогдашнего хозяина дома, прихожую, увешанную и уставленную сувенирами из раковин и жемчужин, которые он делал прямо здесь... Но больше не помню ничего. Как будто накатила штормовая волна и смыла кусочек памяти, как песочный замок вместе с ...

Если я пытаюсь вспомнить, голова как будто лопается от шума и цветовых вспышек, и я предпочитаю забывать.

Когда я в первый раз ехал сюда, только вступив в наследство, чтобы привести в порядок дом и участок вокруг него (хотя формальных границ фактически не было, ближайшие соседи жили дальше, чем за километр), Макс (тогда он был гораздо младше, но не менее упрямым) упросил меня взять его с собой.

Мы собирались пробыть здесь около месяца, и, конечно, позвали с собой и Сару (тогда еще все мы жили вместе), но она раздраженно ответила: "Что можно делать в этой дыре?!"

Я сказал, что не стоит так резко судить о месте, в котором ты даже не был, и что если ей совсем уж не понравится, мы отвезем ее домой. Ее лицо исказилось странной гримасой, то ли озлобленности, то ли боли, и она, молча хлопнув дверью, вышла из дома.

Ее реакция меня расстроила, но не удивила: уже тогда это была далеко не первая наша ссора на ровном месте и всего каких-нибудь полгода спустя ее отчаянные попытки вписать не совсем нормального меня в свою "абсолютно нормальную" жизнь увенчались полным крахом, и мы расстались друзьями.

Так и получилось, что мы с Максом стали проводить здесь отпуск вдвоем.

***

Иногда я думаю, что мог бы жить здесь круглый год, если бы не штормы.

Не то чтобы я был из тех, кто, испугавшись, бежит в свою норку, едва заслышав участившееся дыхание стихии, или из тех, кто будет сокрушаться о том, что крышу их новенького гаража снесло ураганом. Вовсе нет: я готов подставлять свое тело под хлесткие удары взбесившейся соленой воды, готов захлебываться порывистым, рвущим легкие увлажненным воздухом – все это как будто вдыхает в меня новую жизнь. И я не боюсь работы.

Дело в другом. Волны на песке.

Я не могу видеть волны, обрушивающиеся на песок: моя голова взрывается.

***

В холодное время года я обитаю в небольшой, но комфортной квартире, которую снимаю с тех пор как я и Сара не живем вместе.

На самом деле, она привлекла меня не тем, что находится совсем близко от моей работы и школы, в которую ходит Макс (я часто заезжаю за ним, и мы вместе обедаем), я понял, что поселюсь здесь, когда посмотрел в окно.

Этот высотный дом новомодной элитной застройки был единственным в квартале новым домом, а квартал, наверное – единственным в городе – образцом сохранившейся старинной застройки.

Дворик, мощеный брусчаткой, по периметру окружали уголки двух-трехэтажных зданий с крышей из красной черепицы, маленькими окнами-арками, бирюзовыми, кирпично-желтыми, зелеными, цвета густой лесной листвы стенами. В центре дворика – башня – высокий цилиндр из светло-красного, выгоревшего на солнце почти в розовый, кирпича, с макушкой-шляпой – темно-синим конусом, с циферблатами-лицами луны и солнца, смотрящими на юг и север.

Я архитектор, и неравнодушен к таким вещам, но это нечто большее.

Все равно что заглянуть в лицо своей первой любви: оно может быть безжизненным, уставшим, раздраженным или отчужденным, но ты всегда видишь на нем отблики волшебного мира, того же, что спрятан в самых сокровенных уголках твоего сердца.

И я смотрел. Сквозь утренний туман и поверх чернильных клякс сгущающегося вечера, жмурясь беспощадно-яркому свету дня и щурясь от фосфоресцирующего ночного освещения. Капля за каплей воскрешая в душе нечто забытое, но важное, ощутимое, но не осязаемое, неосознанное, но живое.

***

Когда я, едва закончив университет, получил работу в дочерней компании крупной немецкой строительной фирмы, то, честно сказать, был сильно удивлен. Я выбрал эту специальность не потому, что рассчитывал на престижную работу, а скорее потому, что все это чем-то похоже на то, что я действительно люблю делать.

К тому же, эскизы, чертежи и вычисления давались мне без особого труда, и я всегда выкраивал время для любимого хобби, без которого, как мне тогда казалось, не смог бы жить.

Но чем успешней складывалась моя карьера (вскоре я получил должность ведущего архитектора крупных проектов), тем реже я мастерил что-нибудь новое.

Не то чтобы я не мог найти время. Просто, когда я начинал, что-то всегда шло не так. Как будто руки стали не те. Выходило карикатурно и безжизненно. И за последние четыре года я не закончил ни одной работы.

Зато всем старым шедеврам теперь нашлось место (мы даже оборудовали специальную витрину-колпак) в бывшей мастерской деревенского дядюшки, и они наконец перестали валяться, пылиться и квартироваться где попало.

Максу особенно нравятся замки, но здесь есть и домик на дереве, и нора хоббита, и хижина рыбака, и шалаш индейца, и тайная пещера пирата.

Ну и, конечно, у всех этих домов есть обитатели или хозяева – маленькие фигурки, сделанные из

...

конец ознакомительного фрагмента