Текст книги "Опасная близость"
Автор книги: Элизабет Торнтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
23
Катрин вернулась в свой дом в почтовой карете. Какое облегчение было снова стать собой – не надо больше говорить с испанским акцентом, лгать в глаза людям, которых любишь, а главное – красить волосы в жуткий черный цвет. Несколько часов понадобилось ей, чтобы смыть эту гадость.
И никакого Маркуса, будь он проклят!
Она привезла с собой груду коробок и чемоданов с вещами, якобы накупленными за время трехмесячного путешествия со вдовой Уоллес.
Маркус долго репетировал с ней, пока она не затвердила каждое слово своей новой легенды. Она даже вызубрила, вооружившись картой, названия мест, где они с вдовой якобы побывали, и тем обезопасила себя от любых случайностей. Маркус отправил ее домой не из Лондона, но, чтобы создалось впечатление, что она только что пересекла Ла-Манш, посадил в почтовую карету в Дувре. Там они и простились.
Он был вежлив, но замкнут и дал ей понять, что иногда они будут встречаться, но для того лишь, чтобы обсудить детали развода или признания брака недействительным. Ежели им доведется встретиться в иных обстоятельствах, никто, заверил он, не узнает, что они не просто знакомые.
– Что ты собираешься сказать своим? – спросила она.
– Еще не думал об этом. Да и какое это имеет значение?
Для нее это имело значение, причем большее, чем хотелось бы. Она никогда уже не увидит родственников Маркуса. За то короткое время, что она прожила в Ротеме, она успела привязаться к ним, почувствовать, что стала одной из них. Теперь придется расстаться и с ними тоже. Радости ей это не принесло.
– Думаю, не имеет, – сказала Катрин, – уверена, ты придумаешь что-нибудь убедительное.
Чуть ли не первое, чем она занялась по возвращении домой, были ее рисунки и дневники. Это были не настоящие дневники, а записные книжки, где она делала заметки, на основании которых потом составляла донесения майору Карузерсу. Рисунки, те немногие, что у нее остались, представляли собой портреты испанцев, кроме одного – портрета Маркуса.
Она долго смотрела на него, прежде чем отложить и взять другой. Тут были изображены Хуан, играющий в карты с падре, партизаны, главным образом женщины, Эль Гранде с товарищами, отдыхающие после боя. Для этих рисунков никто не позировал, она делала их по памяти, часто чтобы занять себя в бесконечно тянувшиеся дни, когда Эль Гранде не брал ее с собой в очередную вылазку.
А такое случалось нередко.
Вновь став Катрин Кортни, она первый раз увиделась с Маркусом, когда он приехал взглянуть на рисунки. Он заранее известил ее запиской и появился у стеклянной двери ее кабинета, выходящей в сад, когда супруги Макнолли уже улеглись спать.
Просмотрев рисунки, Маркус не нашел ничего заслуживающего внимания.
– Думаю, теперь это уже не имеет значения, – заметил он, прервав очередную затянувшуюся паузу в их разговоре.
– Я тоже так считаю. Маркус, ты еще не виделся с адвокатами?
– Не успел, я только несколько дней как вернулся в город.
– Понятно. Очередная долгая пауза.
– Хочешь чаю? Кофе? – предложила Катрин, когда молчание слишком затянулось.
– Нет, благодарю. Мне, наверно, не следовало бы оставаться с тобой наедине в такое позднее время.
Когда она ничего не ответила, Маркус шумно вздохнул и продолжал:
– Не пойми меня превратно, но я снял домик неподалеку. В Олд-Долби. Знаешь это место?
– Знаю, – насторожилась она. Ей известно было, что этот дом пустовал полгода.
– Я нанял мистера и миссис Миллс, чтобы они присматривали за домом. Если что случится и тебе нужно будет связаться со мной, можно сделать это через них.
– Что может случиться?
– Надеюсь, ничего. Но ты пока еще моя жена, и я несу за тебя ответственность. Кстати, это мне напомнило… как лучше расплатиться с тобой? Выписать чек?
– Расплатиться за что?
– За то, что ты была Каталиной. Разве ты забыла про наш договор?
– Я делала это не ради денег! Это было задание, и я знала, что никогда не увижу ни гроша.
– Ах да, как я мог забыть об этом! – сказал Маркус насупившись.
Вскоре он ушел, а она провела бессонную ночь, вспоминая каждый его взгляд, каждое слово и пытаясь догадаться, о чем он думал во время бесконечных пауз.
Катрин легко вернулась к прежней своей жизни, будто никогда и не покидала дома. Путешествие с мифической миссис Уоллес оказалось прекрасным оправданием ее долгого отсутствия, хотя ей не слишком досаждали расспросами. Иногда она путала даты и названия мест, в которых якобы побывала, но все относили это на счет ее рассеянности. Ни у кого не было оснований подозревать, что она говорит неправду.
Даже когда Катрин отказалась написать в газету о своих впечатлениях от путешествия по разным странам, никто не полюбопытствовал, почему она не хочет этого делать. У Э.-В. Юмена была репутация серьезного автора, а ее отпуск с вдовой, как она сказала, – слишком легкомысленная тема для статьи.
Она долго думала, прежде чем сесть за первую статью для «Джорнэл». После мучительных колебаний Катрин решила, что не может позволить чувствам Маркуса помешать ей. Она написала о собственном отце, но имела в виду Пенна, и каждое ее слово предназначалось ему и шло из глубины сердца. Она знала, что Элен и Саманта прочтут ее статью, и постаралась писать так, чтобы вселить в них надежду.
Через неделю после возвращения домой Катрин отправилась на верховую прогулку и, словно случайно, встретила Маркуса. Он окинул цепким взглядом Лису, дамское седло под Катрин и ее поджатые губы.
– Бедная Кэт, – сказал он, и они рассмеялись.
Маркус сообщил, что встречался со своими адвокатами. Выяснилось, что расторгнуть брак будет сложней, чем они полагали. Господа Браун и Эрми-тедж, адвокаты, исследуют все возможности, и когда он сможет сообщить ей что-то новое, то навестит ее.
Он ускакал, а она еще долго смотрела ему вслед.
Хотя теперь Катрин редко покидала Хэмпстед, все же однажды Эмили и Уильям Лоури уговорили ее пойти с ними вечером в театр. Эмили считала, что Катрин захандрила и ей необходимо развлечься.
Эми, как всегда, была в своей ложе, но Катрин показалось, что поклонников вокруг нее вьется меньше. Эмили объяснила ей причину, показав на другую ложу. Судя по количеству толпящихся там джентльменов, пришло время сиять звезде Джулии Брайс, которая поднималась тем выше, чем ниже скатывалась звезда ее соперницы.
– Такова судьба дам полусвета. В их мире есть место только для одной королевы. Знаешь, мне все-таки жаль миссис Спенсер, – шепнула Эмили.
Катрин согласно кивнула. Тут поднялся занавес, и спектакль начался.
Во время антракта она столкнулась с Эми, прогуливавшейся в фойе. К ее разочарованию, Эми сделала вид, что не узнала ее. Ни приветливого слова, ни взгляда.
Однако на другое утро посыльный принес ей письмо. Катрин узнала почерк Эми и с бьющимся сердцем села к столу и сломала печать. Письмо было длинным; Эми просила прощения за все, в чем когда-то была виновата пред ней. Далее Эми признавалась, что возвела навет на графа Ротема и хочет загладить свою вину. Катрин читала, понимая, что Эми имела в виду, и гнев боролся в ней с желанием плакать. Если бы только она знала об этом до того, как встретила Маркуса; если бы только она тогда не обнаружила Эми в конюшне; если бы только доверилась сердцу и рассказала Маркусу, в чем его обвиняет Эми. Если бы только можно было повернуть время вспять.
Письмо Эми отвечало на вопрос, так занимавший ее. Она была уверена, что Эми сделала свое признание под влиянием Эль Гранде. Он был священник, или почти священник, разница небольшая. Он явно взял ее под свою опеку. Отсюда и их совместные прогулки.
Письмо начиналось сообщением, что Эми покидает Лондон и зиму проведет в Италии. Хотя, писала Эми, она на людях не показывает своего знакомства с Катрин, она хочет, чтобы Катрин знала: она любит ее.
Той ночью Катрин облачилась в свой испанский наряд, оседлала Лису и долго носилась по пустоши.
Эмили принесла ей последнюю сплетню о Маркусе.
– Что слышно о Ротеме? – как бы невзначай поинтересовалась Катрин.
С трепетом она ожидала, что скажет Эмили. Утром они с ней ходили в церковь, а потом решили прогуляться по пустоши.
– Его семья переехала в Лондон. Они впервые появились в столице все вместе. В полном составе, кроме младшего брата, который уехал в университет. Все только об этом и говорят.
– Почему?
– Ну ты, конечно, знаешь, что отец вдовствующей леди Ротем был мясник, оттого-то все эти годы ее не принимали в обществе.
– Он был портной, – поправила Катрин.
– Какая разница? Не перебивай, Катрин. Дело в том, что граф всех оповестил, что везде будет появляться только с мачехой и не примет ничьего приглашения, если не пригласят и ее. – Эмили захлопала в ладоши. – И это подействовало. Их теперь видят повсюду.
Катрин захотелось подбросить в воздух шляпку. Искоса взглянув на Эмили, она спросила:
– Что говорят о жене Ротема?
– О, она уехала домой в Испанию навестить какого-то больного родственника или еще кого-то. Естественно, все строят разные догадки.
– Естественно, – равнодушным тоном отозвалась Катрин. Они вышли к небольшому озеру и остановились на берегу отдохнуть и полюбоваться на уток. Вокруг было много гуляющих; в отдалении гарцевали несколько всадников.
Катрин хотела поправить волосы, но вдруг застыла с поднятыми руками. Резко обернувшись, она стала внимательно вглядываться в лица людей позади.
– Что случилось? – спросила Эмили.
– У меня странное чувство, – медленно сказала Катрин, – что кто-то следит за мной. Послед нее время это чувство возникает у меня не первый раз.
Эмили оглянулась через плечо.
– Никого не вижу. – Она откашлялась и много значительно проговорила: – Катрин, я нашла для тебя идеального мужчину.
– Не существует такой вещи, как идеальный мужчина.
Эмили оставила без внимания скептическое высказывание подруги.
– Он только что появился в наших краях и снял апартаменты на Черч-роуд. Я познакомлю тебя с ним, когда придешь к нам в следующий раз обедать. Он будет почетным гостем. Его зовут Найджел Диринг.
Катрин резко остановилась.
– Мне нравится жить одной.
– Это потому, что ты не знаешь иной жизни, – сказала, не останавливаясь, Эмили.
На это Катрин нечего было ответить.
Готовясь ко сну, она думала о том, что Эмили сообщила ей о семье Маркуса. То, что он последовал ее совету, глубоко тронуло ее. Может быть, современем он смягчится еще больше. Может быть, он простит ее за всю ту ложь, что она вынуждена была нагородить.
Сон никак не шел к ней. Мысли возвращались к последней ночи, когда Маркус любил ее. Она пыталась убедить себя, что он старался унизить ее, но тело говорило обратное. Оно мучилось неутоленным желанием, жаждало вновь оказаться в объятиях Маркуса.
Со стоном, стиснув зубы, Катрин принялась считать верблюдов, чтобы уснуть.
24
Два дня спустя после разговора с Эмили Катрин вышла из шорной мастерской, куда относила для починки одно из седел Лисы, и увидела Маркуса, поджидавшего ее в кебе. Он не вышел, чтобы помочь ей сесть в кеб, а просто протянул руку и втащил внутрь.
– Неужели нельзя было обойтись без такой таинственности? – спросила Катрин, когда кеб тронулся.
Он пожал плечами.
– Не хочу привлекать лишнего внимания. Все считают, что моя жена отправилась в Испанию навестить родственников. Если меня увидят с тобой, пойдут пересуды. Я думаю в первую очередь о тебе, Кэт.
Она посмотрела на него с удивлением, а он продолжал:
– А уж когда мы расторгнем брак, то-то будет разговоров. Ты понимаешь, конечно, что все выплывет наружу? Я имею в виду, что они узнают, кто ты такая. Невозможно будет держать все в тайне. – Катрин охватило смятение. – Придется предстать перед людьми. Как назовешься, когда тебя спросят, – Каталиной или Катрин?
– Об этом я не думала, – отозвалась она слабым голосом.
– Пора подумать. – Помолчав, Маркус сказал: – Придется признаваться. Если мы солжем и ложь впоследствии раскроется, развод будет считаться недействительным. Я не могу разводиться с Каталиной Кордес, но чтобы при этом Катрин Кортни осталась в стороне. Ведь это Катрин Кортни вы ступала в роли моей жены последние несколько месяцев.
Она понимала, что он заботится о наследниках. Мужчина в его положении должен быть уверен, что его дети будут его законными наследниками, особенно сын-первенец.
Катрин взглянула на свою руку, на которой теперь не было обручального кольца, и ее глаза наполнились слезами.
– Что… – Она откашлялась. – Что об этом говорят адвокаты?
– Пока еще я им мало что рассказал. Хотел сперва увериться, что ты понимаешь – огласки не избежать. Однако, как я узнал, развод в Шотландии отпадает. Видно, слишком многие английские пары использовали этот путь, и теперь нужно быть шотландцем, чтобы твое дело приняли к рассмотрению. Но не надо отчаиваться. Есть другие возможности.
Она и не отчаивалась. Наоборот, ее сердце забилось чаще, а на душе полегчало.
– Не имеет значения, – сказала она, – я не тороплюсь. Как твоя семья отнеслась к тому, что Каталина уехала к больному родственнику?
– Они осадили мой дом, – хмыкнул Маркус, – и требуют сказать, что, черт возьми, происходит. Даже Тристам явился из Оксфорда. Им почему-то взбрело в голову, что мы поссорились. Я разубеждал их как мог, но вскоре они узнают всю правду. – Он посерьезнел, посмотрел на нее взглядом, заставившим ее опустить ресницы, чтобы скрыть свои чувства, и тихо сказал: – Ты им очень понравилась, Кэт.
Сердце у нее разрывалось, а с языка чуть не сорвалось: «Они мне – не меньше».
– Я прочел твою статью в «Джорнэл», – продолжал он, отвернувшись к окошку кеба. – Ты была права, а я – нет. Надеюсь, ты простишь меня за то, что я так нападал на тебя. Статья бьет прямо в цель и в то же время исполнена сострадания. – Он повернулся к ней. – Ты ведь для Пенна ее написала?
Она еще не в силах была говорить и только кивнула.
– Знаешь, он прочитал ее, но не думаю, что узнал в ней себя. Он не считает себя безнадежным алкоголиком. И действительно, с того времени, как мы переехали в город, не пьет.
– Пени тоже переехал в Лондон?
– О, Элен настояла на этом. А теперь я настаиваю, чтобы они остались в городе на конец сезона. Я думал, тебе это будет приятно услышать.
Ей удалось выдавить улыбку.
– Ты хорошо сделал, Маркус. Я слышала, как ты заставил общество признать Элен. По-моему, это замечательно.
– Ты не узнаешь ее. И Саманту тоже. Они просто наслаждаются жизнью. Нам с Пенном, конечно, достается. Каждый вечер мы должны сопровождать наших дам, разъезжающих по гостям. Я уговорил остаться и Дэвида. Они с Пенном много времени проводят вместе, подыскивая хороших лошадей. На Рождество приедет Тристам, и мы снова будем все вместе.
Каждое слово Маркуса ранило ей сердце. Она не могла дольше слушать его.
– Когда ты намерен сказать им правду?
– Это зависит от обстоятельств.
– Каких обстоятельств?
Он помолчал, потом решился:
– От того, беременна ты или нет. – Маркус подождал, пока она осознает сказанное им. – Прошел почти месяц. Кэт, ты беременна?
Она посмотрела на него расширившимися глазами:
– Нет, Маркус. Нет.
Вернувшись в Лондон, Маркус прямиком отправился в свой клуб на Сент-Джеймс, чтобы встретиться с кузеном.
Дэвид заказал обед: бифштекс и к нему непременную бутылку бургундского. Маркус спросил, как тот провел утро.
Дэвид сделал кислое лицо, а потом рассмеялся. Они с Пенном все утро искали племенного жеребца для кобылы, которую продал ему Маркус. Идею взять с собой Пенна подал ему Маркус, который хотел, чтобы Пени был все время занят и ему некогда было бы думать о выпивке.
– Уверен, – сказал Дэвид, – Пени считает, что я не могу отличить жеребца от кобылы. То есть он думает, что, как коннозаводчик, я пятнаю репутацию Литтонов. Мы с ним условились отправиться завтра к Таттерселлу.
– Очень признателен тебе, – сказал Маркус. – Я говорю серьезно. Ты ведь тратишь время на Пенна.
– Не стоит благодарности. Он знает о лошадях столько, сколько мне не узнать за всю жизнь. Тебе повезло, что он нашел тебе жеребца.
– Это и его жеребец тоже.
– Не думаю, что он так считает. Тут он настроен весьма пессимистически. – Дэвид взглянул на Маркуса. – Прости, пожалуйста. Не следовало мне этого говорить.
– Не извиняйся, – отмахнулся Маркус. – Не знаю, с чего это Пени вдруг стал таким чувстви тельным. Прежде за ним такого не замечалось. Как тебе бифштекс?
Они уже собирались уходить, когда их заметил Питер Фаррел и подошел к их столику. Маркус не виделся с ним с бала у крестной матери в тот самый вечер, когда убили Фредди Барнса. Хорошо, что я на тебя наткнулся, – сказал Питер в своей грубоватой манере. – Тут ходит слух, о котором, полагаю, тебе следует знать. – Взгляд его упал на Дэвида. – Как поживаете, мистер Литтон?
– Что за слух? – спросил Маркус.
– Говорят, ты прячешь жену, поскольку считаешь, что ей угрожает опасность.
– Почему я должен так считать?
– Сам знаешь, мы с тобой уже говорили об этом. Потому что ты – единственный из оставшихся в живых английских офицеров, что были у испанских партизан.
– Какое отношение это имеет к моей жене?
– Не говори глупостей, Маркус. Если за тобой охотятся, то и она может быть в опасности.
– Кто охотится?
– Откуда мне знать? – Питер пожал плечами. – Предполагают, что кто-нибудь из испанцев. Или тот солдат-стрелок. Просто будь осторожен, Маркус. Не говори никому, что я предупредил тебя. До свидания, мистер Литтон. – И с этими словами Фаррел неторопливо отошел от них.
Маркус повернулся к Дэвиду:
– Ты слыхал об этом?
– Да, но мне все это показалось до того не правдоподобным, что я просто не знал, как к этому отнестись.
– Вот и я не знаю, – сказал Маркус.
Слова Фаррела не шли у Маркуса из головы всю недолгую дорогу домой на Кавендиш-сквер. Его беспокоило, что слух столь близок к правде по крайней мере в одном. В то же время он не боялся за жизнь Катрин. Майор Карузерс убедил его, что убийца достиг своей цели, ликвидировав всех, кто был с ним в отряде Эль Гранде и мог узнать его. Эпизоды с разбитой лампой и нападением на него в парке он счел случайностями, не связанными с этим делом.
Тем не менее Маркуса продолжала интриговать загадочность убийства англичан. Кто был убийца и что заставило его пойти на это? Был ли то стрелок или, как предположил Фаррел, один из партизан? Маркус подумал об Эль Гранде и выругался сквозь зубы. Он завидовал молодому человеку, а это было малоприятно.
Он был уверен, что Катрин, как только освободится от него, тут же выйдет замуж за Эль Гранде, а это тоже не вдохновляло. У него не было серьезных причин откладывать визит к адвокатам, кроме собственного нежелания затевать процесс. Развод – тяжелое дело, а он ведь заботится о спокойствии Катрин.
Черт подери! Кого он пытается убедить? При чем тут забота о Катрин? Он сам не хочет развода. Он потерял ее. Потерял, несмотря ни на что. Умный человек рад был бы избавиться от нее. Но не он! Его околдовала женщина, постоянно предававшая его, и в этом состояла печальная правда.
Маркус не понимал, почему все еще злится на нее. Казалось бы, с этим давно покончено. Не первый раз он мысленно возвращался к истории своей любви и снова говорил себе, что не так уж Катрин и виновата. В конце концов она ведь была агентом, выполняла приказ, поэтому ничего не могла рассказать ему, даже если бы захотела.
На память пришли слова Карузерса. Майор сказал ему, что Катрин перестала заслуживать доверия, когда не сообщила о случае в башне. В тот момент эти слова вызвали у него ярость. Она ничего не сказала о лампе, разбитой на лестнице, потому что подозревала его в покушении на ее жизнь. Несколько остыв, Маркус понял, что Карузерс имел в виду двойственность Катрин, ее преданность им обоим. Маркус не склонен был заблуждаться относительно ее чувств к нему, но по крайней мере она не захотела, чтобы его повесили.
Он сам был небезупречен. Постоянно давил на нее или хотя бы пытался давить. А когда Катрин проявляла твердость, это вызвало в нем протест.
Маркус ругал себя последними словами за то, что предложил ей стать его любовницей. Единственное, что он мог сказать в свое оправдание, – это что он не пытался совратить ее. Теперь, когда он знал об Эми, он понимал, сколь многое Кэт простила ему, прежде чем совершить последний шаг, – не то, что он изнасиловал Эми, такого Кэт никогда не простила бы, а то, что Эми была когда-то его любовницей.
Даже теперь стоило ему лишь подумать об Эми, как он испытывал смущение. До сих пор с трудом верилось, что Эми Спенсер – сестра Кэт. Другими словами, у него была связь с собственной свояченицей.
Невероятно! Он помнил домик в Челси, снял для нее, помнил желтый диван, помнил свою бурную страсть. Но это все, что осталось у него в памяти. Тогда ему было лишь двадцать два и он, если б Кэт только знала, влюблялся в каждую хорошенькую женщину, попадавшуюся ему на глаза. Эми была не единственной в длинной череде его любовниц в те годы, сейчас Маркус не смог бы припомнить ни лиц, ни имен большинства из этих женщин. Это был слепой случай, что когда-то он остановил свой выбор на сестре женщины, ставшей в один прекрасный день его женой.
Ему представилась картина: воскресный день, все собрались за обеденным столом, вся семья, его жена во главе стола, как положено, его бывшая любовница… Он зло выругался вполголоса, и какой-то прохожий, косо посмотрев на него, свернул от греха подальше в сторону.
Дело, конечно, вовсе не в Эми, главное – чувство Кэт к Эль Гранде. Она возвела молодого человека на пьедестал, сделала его своим идеалом. Но в ее постели все же оказался он, а не Эль Гранде, представляющийся юной девице героем. Из них двоих она предпочла его. На пьедестале чертовски холодно. В постели же Кэт – чертовски жарко.
Ее страсть была подлинной, Маркус не сомневался в этом. Он много раз вспоминал их последнюю ночь и в других доказательствах не нуждался. Она была потрясена его неистовостью; черт, он сам не ожидал от себя такого. Он совершенно потерял голову, страсть ослепила его, он требовал от нее того, чего она не понимала, но ведь нет ничего, что не могут себе позволить муж и жена. Во всяком случае, так считал Маркус. И она не протестовала, не пыталась сдерживать его. Катрин предоставила ему полную свободу владеть ее телом, и оба они упивались этой свободой.
Но все это не главное. Кэт настаивала на разводе, и он обещал заняться этим. Нельзя дольше откладывать. Завтра же. Завтра же утром он первым делом назначит встречу своим адвокатам.
С каменным лицом Маркус вошел в дом и хлопнул дверью. Жиль, слуга, шагнул было к нему, чтобы принять шляпу и пальто, но, увидев выражение лица хозяина, благоразумно юркнул за кадку с пальмой.
