Текст книги "Школьная королева"

Автор книги: Элизабет Мид-Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава XI
Испытание

Несмотря на все свои усилия Елизавета за день не узнала и не сделала ничего, что могло бы помочь оправдать Китти О’Донован. Она переговорила с учительницами, но они остались при своем мнении: Китти совершила проступок из-за сильного возбуждения и боится сознаться в нем. Она приглядывалась к девочкам, однако не заметила ничего подозрительного. Казалось, надежды на успех нет, и Елизавету все сильнее и сильнее охватывало беспокойство – по мере того, как день подходил к концу. Ей пришлось избегать общения с Китти, так как она не могла утешить ее.

Вечером вернулась миссис Шервуд с сестрами Купп. Матильда и Джени были в отличном настроении, уверенные, что великодушие миссис Шервуд спасет жизнь Полю. Они не скрывали своей радости и рассказывали подругам о поездке и о встрече с любимым братом, прибавляя, что теперь будут стараться быть хорошими, послушными, прилежными в учении и вообще достойными такой благородной начальницы, как миссис Шервуд.

– Да, мы будем хорошими, будем хорошими, – уверяла маленькая Джени, – потому что так сильно любим ее.

Китти была в зале, когда девочки говорили это. Она села рядом с Джени и взяла ее за руку. Джени изумилась, увидев бледное лицо их несчастной королевы.

– Что с тобой, Китти? Ты, верно, нездорова.

– Не все ли равно? – слабым голосом ответила Китти.

– Конечно, не все равно, – обеспокоенно произнесла Джени. – Матильда, наша дорогая королева нездорова. Взгляни на нее: она бледна, как привидение.

Китти помолчала с минуту. Потом она сказала тихим, но ясным голосом:

– Что вы говорите о том, чтобы стать хорошими? Вы хотите хорошо учиться, избегать всяких искушений – и все это из любви к миссис Шервуд.

– А разве ты не любила бы ее, если бы она столько сделала для тебя? – с удивлением спросила Джени.

– Я хочу сказать… – начала объяснять Китти, и голос ее был чист, как звон колокольчика, а лицо такое трогательное, как у ребенка, – я прежде чувствовала то же, что ты, но поняла, что люди вовсе не добры. До поступления в школу я думала, что все люди хорошие. Я жила с хорошими людьми и старалась подражать им. Теперь знаю: родной дом – не мир; мир – это школа, а школа – плохая. Я не хочу быть хорошей.

Она медленно поднялась со стула и вышла из зала.

– Что с нашей королевой мая? – тихо произнесла Клотильда, глядя вслед Китти.

– Я никогда не видела Китти такой, – пожала плечами Джен, – и никогда не думала, что она может так говорить.

– Китти весь день какая-то странная, – вступила в разговор маленькая леди Мария, быть может, первая после Китти любимица подруг. – После завтрака я думала, что она пойдет прогуляться со мной. Китти всегда была так мила, а сегодня она почти резко ответила мне. Я испугалась, ушла и… заплакала.

– Не стоило из-за этого плакать, – заметила Маргарита Лэнгтон.

– Но я люблю Китти, и мне было больно, что так со мной говорит королева мая.

– Она как все мы, совершенно такая же, – усмехнулась Томасина Осборн. – Не знаю, правы ли мы были, избрав ее королевой мая.

Елизавете Решлей не понравились слова Томасины.

– Во всяком случае, ты, Томасина, как одна из ее статс-дам, а также ее фрейлины, то есть вы, Маргарита Лэнгтон, Клотильда Фокстил и Мария Банистер, – все обязаны взять ее сторону.

– Боже мой, Елизавета! – вскрикнула Маргарита. – Ты говоришь с раздражением.

– Да. Была бы и ты раздражена, если бы все знала, – ответила Елизавета и ушла.

Все это время Генриетта, казалось, увлеченно читала повесть. Теперь она положила книгу на стол.

– Девочки, а ведь я воздержалась, когда вы все единогласно избрали Китти королевой мая.

– Мы вряд ли когда-нибудь забудем это, дорогая, – сказала Клотильда насмешливо.

Лицо Генриетты вспыхнуло.

– Время покажет, правильно я поступила или нет.

Она обернулась к сестрам Купп.

– Где же Мэри? Отчего она не пришла с вами сюда?

– Вероятно, Мэри в нашей комнате, – ответила Джен.

– Пойду отыщу ее, – сказала Генриетта.

Она поднялась наверх и, не постучавшись, вошла в комнату, где действительно находилась Мэри.

– Какой у тебя странный вид, милая Мэри. Пойдем сейчас ко мне. Я угощу тебя какао и печеньем.

Мэри молчала, глядя сквозь окно в сад. Дневной свет угас. Мэри с таким лицом смотрела во тьму, будто видела нечто очень страшное.

– Мэри, что с тобой? – спросила Генриетта.

Мэри наконец очнулась от оцепенения.

– Сейчас придут сестры, – сказала она. – Я лучше пойду к тебе, Генни.

– Да, конечно.

В своей комнате Генриетта, немного испуганная видом Мэри, усадила ее в кресло.

Она приготовила какао и подала бисквиты.

– Поешь, тебе будет лучше.

– Ах, Генни, – вздохнула Мэри, – я так боюсь.

– А твои сестры веселы. Я была сейчас в зале, где они рассказывали всем о поездке. С ними, в отличие от тебя, мне не хочется откровенничать; ты, конечно, умнее их. Но миссис Шервуд это все равно. Может быть, ей даже нравится, чтобы рассказывали о ее великодушных поступках.

– Неужели они рассказали, что сделала миссис Шервуд? – спросила Мэри.

– Да, рассказали все. Подумать только, что она дала вашей матери денег, достала сиделку, побывала у доктора! Милая Мэри, теперь в школе все будут знать, что она сделала для вас.

– Ну и пусть, – буркнула Мэри.

Возникло молчание. Мэри отпила из чашки какао.

– Генни, сознаюсь, что не могу продолжать того, что мы затеяли против Китти.

– Не можешь продолжать? Что это значит?

В одно мгновение Генриетту будто подменили. Из гостеприимной хозяйки, угощавшей Мэри, она превратилась вдруг во властную и надменную повелительницу.

– Не можешь продолжать, Мэри Купп?! Как тебя понимать? Ты обязана до конца сыграть свою роль. Обязана! Ведь ты сама видела, как Китти написала письмо двоюродному брату, а затем отправила его. Ты читала адрес. Письмо было именно двоюродному брату, ведь так? А братьям писать запрещено.

– Генни, Генни!

– Ну что, что ты хочешь сказать?

– Что я…я… – запинаясь и дрожа, начала объяснять Мэри, – я думаю, что лучше не продолжать. Я хотела бы сказать, что… что еще…

– Милая, ты давай не хитри, – резко оборвала ее Генриетта. – Сначала ты рассказала мне целую историю, когда я была возмущена, что эту О’Донован сделали королевой, обойдя меня. И я дала тебе двенадцать фунтов. Ты взяла деньги, они были нужны тебе. А теперь что же – желаешь выпутаться? Скорее всего, ты хочешь заявить мне, что не видела, как она писала письмо. Ну, Мэри, тебе не удастся обмануть меня. Потому что я знаю: кузен Китти получил от нее письмо. По запросу миссис Шервуд он подтвердил телеграммой получение этого письма. И даже написал, что очень рад этому. Можешь дуться, если желаешь, хотя, должна сказать, что это будет не очень хорошо. Но, во всяком случае, ты не можешь отказаться от того, что ты видела.

– И все же, Генриетта, я хотела бы отказаться от прежних своих слов – что я видела Китти за написанием письма.

– Но почему, Мэри?

– Ты чувствовала бы то же самое, когда бы была на моем месте, – ответила Мэри.

– Слава Богу, я не на твоем месте. У меня есть немало здравого смысла.

– Генни! Я видела лицо Поля, лицо умирающего, – да, умирающего! Брат сказал: «Мэри, ты ведь будешь хорошей… Я почувствую, если будет не так…» Как же я могу нарушить данное ему обещание? Мне хотелось бы самой умереть, я так несчастна.

– Право, ты странная девочка! – воскликнула Генриетта. – Не надо так убиваться. Твой брат, конечно, поправится. А ты вовсе не плохая. Что из того, что ты тогда, когда застала Китти за письмом, ничего не сказала ей прямо, а спряталась за ширмой? Конечно, Елизавета Решлей, например, не стала бы таиться и сразу бы поговорила с Китти. Ну а я сделала бы то же, что ты, – как и всякая хоть немного любопытная девочка, к тому же дело касалось расхваленной королевы мая. Ты считаешь себя дурной, потому что Китти попала в затруднительное положение, ну да она сама виновата: не надо было тайное письмо писать.

– Ты права, Генриетта, – вздохнув, согласилась Мэри. – Только я не знаю, что делать.

– Теперь тебе лучше всего лечь спать.

Мэри встала и вышла из комнаты Генриетты.

Она не спала всю ночь и представляла то Поля, то Китти; она размышляла и находила необыкновенное сходство между ними – оба любили правду и ненавидели ложь, оба были добры и благородны.

– Я не могу ничего изменить, – думала Мэри, – я должна идти дальше. Если бы не Генриетта… я ее боюсь; да еще эти деньги, которые я у нее взяла! Я никогда не посмею сказать, что это письмо написано мной. Если бы моя вина открылась как-нибудь сама собой! Но этого не случится.

Следующий день был солнечным. Солнце светит одинаково злым и добрым, праведным и неправедным. В это утро все шло по заведенному порядку. Хотя миссис Шервуд не присутствовала при молении. Она поручила это мисс Хонебен. Девочки, не знавшие тайны (а знали ее только Елизавета Решлей, Мэри Купп, Генриетта Вермонт и сама Кетлин О’Донован), не заметили ничего особенного в том, как мисс Хонебен читала «Отче наш» и другие молитвы.

Затем начались занятия, и лучи солнца весело залили светом классную комнату.

За несколько минут до перемены мисс Хонебен подошла к Китти и шепнула ей что-то, после чего Китти встала и вышла из комнаты. Никто из учениц не придал этому значения, кроме Генриетты и Мэри Купп.

В этой школе, как и в большинстве школ, уроки прекращались в половине двенадцатого, и наступала перемена. Девочки выбегали на площадку для игр, где оставались почти до двенадцати.

Вот и на этот раз девочки ожидали звонка на перемену, однако, к их удивлению, сигнала не было. И тут мисс Хонебен сказала:

– Девочки, прошу всех остаться на своих местах.

В классной комнате появилась миссис Шервуд, вместе с ней вернулась и Китти О’Донован. Увидев, что миссис Шервуд ведет Китти, девочки решили, что ее ожидают новые почести, вскочили с места и закричали:

– Да здравствует наша королева! Да здравствует наша королева! Ура! Ура!

– Замолчите, девочки, замолчите! – сказала мисс Хиз, проводившая занятие.

Стало ясно, что произошло нечто важное, так как в классной комнате собрались сразу все учительницы школы. Миссис Шервуд вышла вперед, держа за руку Китти.

Китти была очень бледная. Казалось, она могла лишиться чувств. Все смотрели на нее. Особенным был взгляд Генриетты (довольный взгляд, полный ожидания), а также Елизаветы Решлей (взгляд, полный сочувствия) и Мэри Купп (взгляд, в котором можно было заметить и испуг, и жалость). Глядя на Китти, Мэри вдруг вспомнила глаза Поля; едва не вскрикнув, она закрыла лицо руками.

– Мои дорогие девочки, – начала миссис Шервуд, – мне очень тяжело, но приходится сказать, что в нашей школе произошло то, что безмерно огорчило меня. Я должна объявить о случившемся всем вам, потому что это касается вашей королевы мая.

Девочки сидели притихшие.

– Статс-дамы, будьте так добры, потрудитесь выйти сюда, – попросила миссис Шервуд.

Назначенные накануне первомайского торжества статс-дамы, включая мисс Хонебен, подошли к начальнице.

– Теперь, фрейлины, будьте любезны, сделайте то же.

Через минуту вся свита королевы была в сборе.

– Мне придется рассказать вам очень тяжелую историю, – продолжала миссис Шервуд. – И я прошу фрейлин, статс-дам и всех девочек, выбравших Китти О’Донован королевой мая, поступить с ней, как вы найдете справедливым. Вы помните, как радостно было встречено избрание Китти королевой. Мы считали ее достойной этой великой чести. Мы говорили ей, чтобы она всегда была верна своему слову, чтобы она старалась вести хорошую, честную жизнь. Но, дорогие мои, случилась ужасная вещь. Китти О’Донован, наша королева мая, совершила такой постыдный поступок, что вы, подруги, должны судить ее.

Вы знаете правила школы. Их немного, но они должны исполняться. Нарушить их – значит унизить себя. Китти О’Донован нарушила одно из правил. Я не могу простить ее. Она написала письмо своему двоюродному брату. А я позволяю вам переписываться только с родителями. Китти написала и отправила письмо тайно, но одна из девочек видела это. Мэри Купп, выйди, пожалуйста, вперед.

Мэри разрыдалась. Генриетта дотронулась до ее плеча.

– Иди. Иди и не забывай, что ты мне обязана.

Мэри, дрожа и шатаясь, вышла вперед.

– Бедная Мэри! – сказала миссис Шервуд, с состраданием глядя на девочку. – Вы знаете, какое горе ей сейчас приходится переживать. Мы все должны быть добры к ней. Конечно, ей бы надо было сразу сказать Китти, чтобы она не писала письмо. Ну, Мэри, говори, пожалуйста, сама.

Все девочки уставились на нее. Она стояла довольно близко от Клотильды Фокстил, и Клотильда окинула ее презрительным взглядом. Потом Мэри взглянула на Китти, ни разу не поднявшую опущенных глаз. Клотильда решительно перешла от Мэри к другим девочкам.

– Я не верю ей, – шепнула она Маргарите.

– Тише, Клотильда, – сказала миссис Шервуд. – Давай, милая Мэри, расскажи, что ты видела.

– Я не могла уснуть, – начала Мэри.

Ей казалось, что какие-то насмешливые голоса повторяют за ней: «Я не могла уснуть» и смеются над ней. Но затем раздался другой голос: «Если ты не сдержишь своего слова, твой брат Поль узнает истину. Генриетта напишет ему».

«Я должна продолжать», – подумала Мэри.

И она повторила весь выдуманный ею рассказ.

– Я знала, что Китти поступила очень дурно, – под конец объяснила Мэри, – и я… рассказала об этом Генриетте. Конечно, Генриетта очень огорчилась, мы переговорили и подумали, что нехорошо оставлять такой поступок безнаказанным. Тогда я пошла к миссис Шервуд. Миссис Шервуд, вы были так добры, что послали меня поговорить с Китти, но Китти все отрицала насчет письма. Тогда, миссис Шервуд, вы сами повидались с Китти.

– Да, я поговорила с Китти, – продолжила объяснение миссис Шервуд, – и, как предложила Китти, послала телеграмму ее отцу. Вот что было дальше: Джек О’Донован, кузен Китти, телеграфировал мне и подтвердил, что получил письмо, да еще добавил, что рад письму Китти.

Миссис Шервуд показала телеграмму школьницам.

– Я просила Китти О’Донован сказать мне правду; сделай она это, я, конечно, не отдала бы ее на ваш суд. Но Китти упорствует в своем отрицании. Поэтому я предоставляю вам, ее подругам, принять решение. Я уверена, что вы поступите справедливо. Я не желаю исключать Китти О’Донован из школы, но с ней следует поступить в соответствии с утвержденными правилами.

Миссис Шервуд вышла из классной комнаты, сопровождаемая учительницами. С девочками осталась только мисс Хонебен, потому что она была статс-дамой несчастной королевы.

Глава XII
Нет ли тут обмана?

Многие девочки заплакали. Некоторые бросились со своих мест вперед, стали обнимать и целовать Китти.

– Милая, милая! – повторяли они. – Мы не считаем тебя виноватой. И никогда, никогда не будем считать.

Девочки так любили Китти, что не желали слышать никаких доказательств ее вины. Она сказала, что не виновата, – этого достаточно. Таковы были их чувства.

Раздался серьезный, спокойный голос Елизаветы:

– Девочки, успокойтесь, пожалуйста.

Повинуясь, девочки быстро притихли.

– В сложившихся обстоятельствах я должна действовать вместо Китти О’Донован, – заявила Елизавета. – Пока мы не докажем ее невиновности, она не может исполнять обязанности королевы мая.

Китти вздрогнула, хотя голос Елизаветы был ласковым.

– Итак, вы все согласны признать меня временно королевой? – спросила Елизавета.

В комнате раздались крики одобрения.

– В таком случае, я предлагаю Китти побыть в моей комнате, пока мы будем решать, что делать с ней. Она не должна стоять здесь в полном отчаянии. Вы согласны, девочки, чтобы Китти О’Донован ушла и мы решили ее участь без нее?

– Конечно, – выразила общее настроение Генриетта.

– Против нее ведь нет еще никаких доказательств. Надеюсь, что все помнят это, – сказала Клотильда Фокстил.

Елизавета подошла к Китти.

– Пойдем со мной, милая.

Эти тихие, нежные слова хорошо подействовали на Китти. Она прошла по комнате, держась за руку Елизаветы. Девочки расступились так, что она прошла между двух рядов. В эту минуту большинство девочек склонялись на сторону опозоренной королевы. Генриетта сразу поняла, что для исполнения ее заветного желания нужно совсем иное настроение.

Елизавета, как бывшая королева мая и старшая из учениц, пользовалась преимуществом иметь свою маленькую гостиную. По праву эта комната должна была перейти новой королеве, но миссис Шервуд решила оставить ее во владении Елизаветы, пока та будет в школе: Китти слишком молода, чтобы иметь свою собственную гостиную, а Елизавете трудно расстаться с ней. Маленькая комната была уютной. Окно выходило в сад. Елизавета усадила Китти в кресло. Она принесла холодной воды и одеколона, смочила голову девочки, взяла ее ледяные ручки в свои и растирала их до тех пор, пока они не стали теплыми. Затем принесла чаю и хлеба с маслом.

– Выпей и поешь немного, Китти. Мы постараемся не задерживать тебя, милая. Может быть, все решится завтра утром. До тех пор никто не будет беспокоить тебя. Ты можешь оставаться в этой комнате. Можешь пораньше лечь спать. Моли Бога о помощи, дорогая. Он прольет свет на эту тайну.

– Ах, Елизавета!

– Да, бедная моя Китти.

– Могу я поцеловать тебя?

– Конечно, можешь. И знай: я не верю, что ты виновата.

Елизавета пошла в свою комнату. Там она помолилась и только после этого, с надеждой в душе, спустилась вниз, к остальным ученицам.

Настроение у всех, включая педагогов, было ужасное, и миссис Шервуд отменила послеобеденные занятия. Девочки разбрелись по саду, где разговор вертелся вокруг одних и тех же вопросов: виновна Китти или нет, развенчают ее или нет…

Между тем фрейлины и статс-дамы по предложению Елизаветы Решлей собрались в школьной библиотеке. Миссис Шервуд оставила на столе открытую рукописную книгу, в которой содержались правила школы; там же было прописано все относительно королевы мая. Вскоре после того, как школа была основана, начальница задумала ежегодно избирать королевой мая самую лучшую ученицу. Но обычный английский праздник королевы мая характером веселья и развлечениями сильно отличался от празднеств в честь королевы мая в Мертон-Геблсе. Был выработан план и установлены правила:

«Королева мая пребывает в этом статусе в течение одного года после ее избрания. Все это время она, с помощью своих фрейлин и статс-дам, должна поддерживать мир в школе. С ней следует советоваться в затруднительных положениях, не касающихся непосредственно начальницы и учительниц. Во всех вопросах этикета ее слово – закон. Она должна хранить себя в чистоте и смирении, быть скромной, приветливой, любезной. Она должна испросить помощь Всемогущего Бога, чтобы Он поддерживал ее то время, которое должно содействовать формированию ее характера на всю остальную жизнь. Она должна, насколько это возможно, поднять нравственный уровень всей школы. К тому же она должна содействовать веселью и счастью школы, забывать себя и думать о других. Поэтому при выборе королевы девочки должны тщательно обдумать, в состоянии ли выбираемая ими девочка выполнить все эти условия. Когда королева избрана, она остается в своем высоком звании весь год, если не совершит какого-нибудь постыдного поступка, если не сделает чего-нибудь, что не соответствует ее высокому званию (эти случаи вряд ли будут часты): если королева не придерживается истины; если она сознательно нарушила какое-нибудь школьное правило; если – что самое главное – она соблазнилась и сказала ложь. Когда начальница сочтет необходимым обратиться к подругам королевы, чтобы судить о ее дурном поступке, то те обязаны действовать следующим образом:

Во-первых, тщательно исследовать причину ее поступка. Ей нужно предоставить всякую возможность оправдаться. Ее фрейлины и статс-дамы должны переговорить с ней; если она сознается им в своем проступке, они должны положиться на свое собственное мнение и, в особенности, посоветоваться с предыдущей королевой насчет того, как следует поступить с виновной. Если возможно, они не пойдут слишком далеко и не развенчают королеву, так как это самое суровое наказание, которое может выпасть на долю королевы мая. Но если она не сознается в своем проступке, который, по тщательному исследованию, окажется очень серьезным, то дело принимает совершенно иной оборот.

Во-вторых, королева мая должна явиться тогда перед всей школой, так как все члены школы – ее подданные. Предыдущая королева должна объяснить, в чем ее обвиняют, и все ученицы признают ее невиноватой или виновной. Полумеры не признаются. Она должна быть или вполне оправдана, или признана виновной. Это важное заключение выносится большинством голосов.

В-третьих, если большинством королева мая будет признана виновной, она освобождается от своих обязанностей, с полного согласия школы. Она должна быть развенчана, и публичная церемония должна произойти, если возможно, на том самом месте, где была коронация. Она должна появиться в белой одежде перед всеми, и ей будет объявлено, что она недостойна своего королевского звания. Затем ее отведут в дом, и она вернется в своем обыкновенном платье. Предыдущей королеве предложат замещать ее до конца года. Лишенная своего звания королева должна возвратить подарок, который дает обыкновенно начальница вновь избранной королеве мая. С той поры она теряет все свое значение. Начальница должна решить сама, оставлять ли ее в школе; учениц этот вопрос не касается. Они должны, если возможно, ласково относиться к ней, но никакое позднее раскаяние не возвратит ей славы и чести. Она будет заклеймена на всю жизнь.

Из этого видно, что быть королевой мая нелегко; это положение требует мужества, силы, благородства. Таковы правила для королевы мая».

Когда фрейлины и статс-дамы собрались в библиотеке, Елизавета прочла вслух эти правила. Она положила книгу на стол и взглянула на собравшихся. Все были сильно взволнованы и не знали, что сказать. В продолжение нескольких минут царило полное молчание. Потом Елизавета произнесла:

– Я увижу сегодня вечером миссис Шервуд, она просила меня прийти к ней. Потом мы снова соберемся здесь и решим, когда поговорить с Китти. Я твердо уверена, что в этом деле есть какой-то обман. Может быть, с моей стороны даже нехорошо говорить так, потому что я не могу обвинять никого из девочек. Но я думаю, что Китти О’Донован не виновата.

– И я тоже, – поддержала ее Клотильда.

– Но все же в подобных делах нельзя руководствоваться только чувством сострадания, – заметила мисс Хонебен. – Для меня очень стеснительно то положение, в котором я нахожусь: в одно и то же время я ваша учительница и статс-дама Китти. Поэтому я попросила бы вас избавить меня от всякого участия в этом деле. Быть статс-дамой упросила меня милая Китти, которая всегда выказывала мне столько любви и привязанности.

– Мы не можем избавить вас от этой неприятной обязанности, мисс Хонебен, – сказала Елизавета Решлей. – Вопрос слишком важен, и мы все нуждаемся в ваших советах.

– Ну, если нужно, я останусь. Я вполне уверена, что надо выполнить первое правило и уговорить бедную девочку сознаться. Если она сделает это сейчас, мы можем еще избежать суровой необходимости развенчать нашу королеву.

– Будем надеяться на лучшее, – с тяжелым вздохом произнесла Клотильда. – Уверена, что в этой школе не найдется девочки, которая не любила бы Китти, за исключением Генриетты и этой маленькой идиотки, Мэри Купп. Всякому видно, что Мэри Купп – раба Генриетты. Я думаю, девочки, что если в деле есть обман, то нам следует обратить внимание в эту сторону.

Девочки были удивлены словами Клотильды.

– У тебя есть какое-нибудь основание говорить так, Клотильда? – поспешно спросила Елизавета.

– И есть, и нет. Во всяком случае, я на твоей стороне, Елизавета.

– И слава Богу, – кивнула Елизавета.

После этого все разошлись.