Текст книги "Только моя"
Автор книги: Элизабет Лоуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
5
Вулф наблюдал, как Джессика стирала, склонившись над корытом под навесом возле дома.
– Надеюсь, ты помнишь, что рубашку ты стираешь, а не просто превращаешь в клочья, – заметил он.
– Я не вижу большой разницы между этими двумя процессами.
– В твоем исполнении разницы действительно нет. Скажите мне, ваша милость, когда слуги выполняли полезную работу в доме лорда Стюарта, чем занимались вы?
– Я читала, играла на скрипке, присматривала за людьми, вышивала…
– Слава богу, – прервал ее Вулф, – это уже что-то полезное. Означает ли это, что ты сможешь зашить рубашку, после того как раздерешь ее по швам под видом стирки?
– Что ты предпочтешь: вышить тебе инициалы, герб или цветы в якобинском стиле? – спросила Джессика радостно.
Вулф издал возглас, выражающий отвращение.
Джессика старалась не поднимать голову от корыта. Она знала, что увидит, если посмотрит на мужа: холодные глаза и суровую складку у рта. Именно таким он был постоянно в течение трех последних дней после того, как он напугал ее, пробежав языком по кончикам обожженных пальцев.
И все эти три дня она ходила с неизменной улыбкой, от которой у нее уже болело лицо.
К сожалению, сейчас болело не только лицо. Она чувствовала себя страшно измотанной, как после путешествия в дилижансе. Если она не качала воду для стирки и полоскания белья, она носила ее бадьей к плите, чтобы согреть. От плиты она тащила бадью под навес, наполняла водой огромное корыто, становилась на колени и начинала тереть и скрести каждую вещь. Обычно лишь на третий или четвертый раз после пристрастного осмотра Вулф был удовлетворен чистотой рубашки.
– Кажется, ты задала бедной рубашке такую трепку, что она больше не выдержит, – сказал Вулф.
– Я так не думаю, мой лорд. Она все еще недостаточно чиста.
– Достаточно, ваша милость. Это моя любимая рубашка. Виллоу сшила мне ее прошлым летом.
Звук разрываемой рубашки заглушил последние слова Вулфа.
– Джессика!
– Ах, ты только взгляни! Можно было надеяться, что образец добродетели выберет материал попрочнее. – Джессика вытащила разорванную рубашку из воды и отжала ее с видимым удовольствием. – Но у нас ничего не пропадет. Из этого можно сделать замечательную тряпку для уборки туалета.
– Ты маленькая ведьма! Да я…
Начатую фразу Вулф завершил проклятьем. Он отскочил в сторону, спасаясь от потока мыльной воды, хлынувшей к его ногам, после того как Джессика приподняла край корыта.
– Прости, ты что-то сказал? – спросила она.
Наступила зловещая пауза, во время которой муж и жена разглядывали друг друга. Затем Вулф улыбнулся. В ответ улыбнулась Джессика.
– Я думаю, что вашей милости пора научиться драить нечто более прочное, чем рубашка, – сказал Вулф.
– Это что же?
– Полы.
Улыбка сошла с лица Джессики, но затем была вновь восстановлена.
– Ага, еще один затейливый ритуал для жены. Я начинаю понимать теперь, мой лорд Вулф, почему американцы не имеют слуг. Жены им обходятся гораздо дешевле.
– Ты зря вылила теплую мыльную воду, – проговорил Вулф, отворачиваясь. – Теперь тебе придется все делать заново. Ты помнишь, где находится поленница?
– Отлично помню.
– Ну вот и скачи туда во все лопатки.
– Я тебе что, кролик? – спросила Джессика, с трудом сдерживая гнев. Вулф повернулся к ней спиной.
– Поспеши, мой медноволосый кролик. Днем мытье ничего не стоит, вечером это дороговато. Тот из нас, кому судьба не определила родиться аристократом, должен принимать в расчет и такие мелочи.
Легко сказать – подняться. Вулф едва сдержал невольный порыв помочь ей. Но все же сдержал и стал бесстрастно наблюдать, как она мучительно пыталась встать на ноги.
Несмотря на отчаянные усилия не показать слабости, из ее уст вырвался приглушенный стон. Вулф воспринял это как признак того, что он выигрывает единоборство характеров. По крайней мере, он так полагал. Вулф не знал, как долго он будет бить баклуши, а темные круги под глазами Джессики все расти и все темнеть. Тяжелая физическая работа по ведению хозяйства под его критическим оком забирала у нее последние силы, которые оставались после длительного, изнурительного путешествия.
Хотя Джессика и заманила его в ловушку, заставив жениться на ней, все же он сохранил слишком много добрых воспоминаний о прошлом, чтобы испытывать удовольствие, видя, насколько измотана она работой. И тем не менее он заставлял себя без содрогания смотреть на напряженные движения выбивающейся из сил Джессики. Ведь если он проявит доброту, это будет принято за слабость, что лишь затянет их брак и ее муки.
Но даже приказав себе быть сильным, он тут же сказал Джессике:
– Ты только произнеси заветное слово – и я никогда больше не позволю этим нежным рукам погрузиться в корыто для стирки.
Джессика выпрямила спину и вздохнула:
– Последний раз, когда ты сделал мне это предложение, ты отверг слово, которое я произнесла.
Вулф невольно улыбнулся, вспомнив это. Джессика заметила его улыбку и решила, что он не будет требовать от нее мытья полов.
Вулф прочитал надежду в ее лице, но он знал, что не должен уступать. Он молча взял бадью и подал ее Джессике. Он увидел одновременно и смятение в ее глазах, и то, как она гордо распрямилась, принимая бадью из его рук.
Вулф внезапно испытал невольное восхищение. Решимость Джессики превосходила решимость крепкого, сильного мужчины. Однако, как ни была бы она упряма, ее выносливость ограничивалась физическими возможностями. Но у него тоже есть упрямство. И он использует это оружие против нее. И победит, в конце концов.
Все, что ему сейчас нужно, – это преодолеть отвращение к себе, пока он истязает ее работой.
– Джесси, – сказал он мягко, – признай поражение. Ты не создана для того, чтобы быть женой рядового американца. И ты понимаешь это не хуже меня.
– Уж лучше быть твоей женой, чем лорда Гора.
Это правда: он не мог заставить себя сделать Джессике что-либо такое, что сравнилось бы с пьяной жестокостью лорда Гора. Это всякий раз ставило Вулфа в неравные условия, когда он начинал убеждать Джессику отказаться от нынешнего фиктивного брака.
– Лучше для тебя, но не для меня, – холодно возразил Вулф. – Нашлось бы немало женщин, которые стали бы мне более подходящей женой, чем ты.
– Не слишком обольщайся, – оборвала его Джессика, отворачиваясь. – Образцовые жены не так часто встречаются, чтобы их можно было срывать, как нарциссы весной,
– Мне не нужна образцовая жена. Мне нужна нормальная жена.
– Добродетельной Виллоу повезло, что она уже замужем. Ее сердце разбилось бы, если бы она узнала, что даже ее потрясающие совершенства недостаточны для того, чтобы удовлетворить Дерево Стоящее Одиноко.
Вначале Вулф не понял, что имела в виду Джессика. Когда понял, то улыбнулся. Это был первый реальный признак того, что его постоянные похвалы в адрес Виллоу действовали на Джессику. Это был инструмент, с помощью которого он мог сокрушить ее непоколебимую уверенность в том, что их женитьба состоялась.
– Виллоу отличает страстность, – проговорил Вулф. – Монашкам этого не понять, а тем более не сравниться в этом.
Ответа не последовало, а вот насос в кухне заработал: это Джессика качала воду для мытья полов.
«Вперед, назад, вперед, назад, плюх в воду, нагнись, сильней, вперед, назад, вперед, назад…»
Джессика повторяла про себя эти слова, словно считалку, бессчетное количество раз, даже не осознавая того. Не отдавала она себе отчета и в том, как уже было поздно. Ее мир сжался до размера нескольких кирпичей, которые она скребла щеткой.
Первоначально кухня Вулфа показалась ей удивительно маленькой. Сейчас она была размером с бальную залу.
«Вперед, назад, вперед, назад, нагнись, сильней, вперед, назад…»
После захода солнца поднялся ветер. Сейчас он отчаянно завывал где-то под крышей, тыкал невидимым пальцем во все щели, настойчиво рвался в дом. Джессика негромко запела, чтобы заглушить душераздирающие вопли, которые будили ее ночью даже тогда, когда она забывалась тяжелым сном после изнурительной работы. Но как она ни старалась, ветер перекрывал все звуки.
«Нагнись, сильней, вперед, назад…»
Несмотря на желание Джессики быстрее покончить с мытьем, щетка только вяло скользила по кирпичам. Она с отчаяньем поняла, что в ее руках больше нет сил. Она согнула их в локтях и оперлась всем телом на щетку. Щетка выскользнула из ее ладоней и загремела по полу. Джессика едва удержалась, чтобы не упасть.
Тогда она отставила щетку и окатила пол чистой водой. Вспомнила, что уже давно пора готовить ужин. Впрочем, опоздание не имело значения. Что бы она ни приготовила, Вулф на все смотрел скептически.
– Что ж, его трудно винить за это. Даже скунс отказался от жаркого, которое я приготовила вчера вечером. Но и меня несправедливо ругать. Никто не говорил мне, что нужно было закрыть горшок и постоянно добавлять в него воду.
Воспоминание о бессловесном ночном посетителе рассмешило Джессику, несмотря на ноющую боль в пояснице. Она встряхнула некогда прекрасное дорожное платье. Ее юбка – увы! – более не гармонировала по цвету с ее аквамариновыми глазами. Более того, ткань напоминала скорее грязную лужу с черными разводами на коленях, поскольку ей приходилось становиться коленями на кирпичи во время мытья пола и на деревянные плитки при стирке.
– Проклятье! – пробормотала Джессика. – Мне нужно было захватить одежду домработницы, а свою оставить в Англии.
Она подошла к плите, открыла дверцу и заглянула внутрь. Как всегда, дров было маловато. Наверняка так же обстояло дело с камином в гостиной, который одновременно отапливал и спальню. Однажды она поинтересовалась, кто был тот мастер, который так остроумно решил проблему отопления помещения с помощью двустороннего камина. Каково же было ее удивление, когда она узнала, что камин сложил Вулф.
Она загрузила дровами плиту и камин, поставила бадьи с водой для умыванья и стала готовить ужин.
– Ну куда ты! – сердито произнесла она, когда разделочный нож снова выскользнул из ее неопытных рук. – Сегодня я удивлю Вулфа. У нас будет картофельное пюре, свиная отбивная из соседского поросенка и компот из вишен. С этим не должно быть затруднений. Надеюсь, сегодня мне не придется выслушивать, как Вулф поет гимны этой великой мастерице кулинарного искусства Виллоу Блэк.
Джессика во время работы привыкла разговаривать сама с собой. Разговор помогал заглушить звуки ветра, хотя доносившиеся стоны все же выводили ее из равновесия. Она была благодарна закипевшей воде за то, что та своим бульканьем успокоительно действовала на нее.
Вскоре аромат кипящего картофеля вытеснил едкий запах, который держался в кухне после мытья кирпичного пола. Чугунная крышка громыхнула, когда она ставила сковороду на плиту. Этот мирный звук, равно как и шипенье разогревавшихся отбивных, вселил в нее бодрость.
Продолжая негромко напевать, несмотря на отупляющую, охватывающую все тело усталость, Джессика залила насос и наполнила большую кастрюлю водой. Затем открыла дверцу плиты, подбросила несколько поленьев и захлопнула ее снова.
– Что еще? – спросила себя Джессика, мысленно пробегая составленный в уме перечень дел. – Ага, подготовить стол. Вторую скатерть выстирать, высушить и положить в ту большую стопку для глаженья. Слава богу, Вулф не заставил меня гладить вторую рубашку после той. Откуда мне было знать, что материя прогорит так быстро?
Джессика подошла к серванту, провела рукой по красиво отделанному верху и открыла ящик. К ее радости, там была еще одна скатерть. Первая была испорчена, когда Вулф глотнул кофе и сразу выплюнул на стол, ругаясь и крича, что она хотела его отравить.
Закрыв глаза, Джессика сказала себе, что в один прекрасный день она найдет все таким же забавным, каким иногда находил это Вулф. А до того времени она должна продолжать улыбаться и побыстрее освоить домашнюю работу.
Другого выбора, не было. Всякий раз, когда улыбка покидала ее или когда она позволяла усталости взять верх над собой, Вулф фиксировал эти признаки слабости, надеясь, что она откажется быть женой американца с Запада.
«Скажи заветное слово, Джессика».
Вулфу теперь не требовалось даже произносить вслух команду. Джессике достаточно было увидеть линию его рта, его пристальный взгляд, его неусыпное внимание, которое, словно ледяной ветер, было направлено на нее. И все-таки она не могла сдаться, как бы ни уставала, какой бы странной ни казалась ей новая жизнь. Не могла сдаться, хотя чувствовала себя отчаянно одинокой в этой чужой стране, где не было ни единого друга, кроме Вулфа.
Вулфа, который хотел изгнать ее из этой страны.
– Никогда, – поклялась Джессика вслух. – Ты увидишь, Вулф. Мы снова будем смеяться, петь и читать у огня Мы опять будем друзьями. Это произойдет. А если не произойдет…
У Джессики перехватило горло. «Это должно произойти!»
– Я стану сильнее, – клялась она. – Я научусь. Как бы там ни было, но мне не будет хуже, чем моей матери, от которой требовали только наследника.
Завыванье ветра перешло в зловещий крик, в плач женщины, охваченной отчаяньем, в предсмертный вопль. Джессика закрыла уши руками и громко запела. Однако звуки ветра не стихали, потому что он бушевал не столько у подножья гор, сколько в ее воображении.
Внезапно ахнув, Джессика бросилась из кухни, чтобы проверить огонь в камине. Она подбросила дров, затем вошла в спальню и с тоской посмотрела на большую ванну. Мысль о том, что хорошо бы наполнить ее горячей водой да добавить туда несколько капель розового масла, вызвало появление приятных мурашек по всему телу. Никогда раньше она не понимала, какая это неописуемая роскошь – горячая ванна!
А сейчас поняла. С того времени, как они с Вулфом приехали сюда, Джессика все свои омовения совершала в тазу, когда одевалась. Она была слишком занята днем и измучена к ночи, чтобы набирать, греть и таскать воду для купанья.
Сегодня она примет ванну, чего бы ей это не стоило, даже если ей придется для этого ползти на четвереньках! Она просто не могла провести еще одну ночь без настоящей ванны. Джессика мечтательно посмотрела на такую привлекательную мягкую кровать Вулфа, однако не хотела пачкать изысканное меховое покрывало своей замызганной одеждой. Морщась, она села у камина, прислонившись к его теплой боковине. Ночной беспокойный сон на постели возле печи и непрерывная работа днем измучили ее. Она очень быстро уснула.
Ее разбудили крики Вулфа со двора. Первое, что она увидела, была дымовая завеса под потолком и клубы дыма, выбивающиеся из открытого окна.
– Джесси! Откликнись! Где ты?
Ее попытка вскочить на ноги не увенчалась успехом – она слишком устала для быстрого движения. Вторая попытка оказалась более удачной.
– Вулф! – Ее голос был хриплым после сна.
Входная дверь распахнулась, и Вулф ворвался в комнату. На его лице был написан ужас.
– Джесси, ты жива? – закричал он, глядя в сторону кухни, откуда валил дым.
– Со мной все прекрасно, – сказала она.
Вулф повернулся и обнаружил Джессику у двери, ведущей в спальню, с полураспущенными волосами и бледными пятнами глазниц на фоне темно-лиловых кругов. Он закрыл глаза и издал глухой вздох облегчения.
– Вулф? Что случилось?
Он резко открыл глаза. Они были узкими и откровенно опасными
– Я думал, что сгорел весь дом и ты вместе с ним.
– Боже мой, отбивные горят!
Вулф бросился вслед за Джессикой на кухню. Когда она хотела схватить дымящуюся сковородку, он оттолкнул ее руку.
– Не трогай! Сожжешь себе все!
Он сбегал в гостиную и вернулся с щипцами. С их помощью ему удалось вытащить горящие отбивные наружу. Сковородка полетела на мусорную кучу за задней лестницей
Стоящая за спиной Вулфа Джессика громко вздохнула:
– Как ты думаешь, скунс сегодня проголодается больше, чем вчера вечером?
Вулф не спешил поворачиваться лицом к ней, боясь рассмеяться. Его тоже интересовал вопрос, насколько сегодняшний аппетит скунса будет соответствовать кулинарному искусству Джессики.
Но смеяться вместе с неисправимой Джесси было и слишком приятно, и слишком… опасно. Всякий раз, когда он позволял усыпить свою бдительность, у нее прибавлялось уверенности в том, что в конечном итоге она одержит над ним победу. Он не должен был давать ей повода, ибо это не соответствовало истине. Он не примирится с фарсом этого брака, поэтому любое проявление доброты с его стороны является не чем иным, как замаскированной жестокостью. Доброта лишь оттягивает тот момент, когда Джессика признает неизбежность развода.
Вулф не имел желания удлинять болезненный процесс ее прозрения хотя бы на секунду. К тому же он опасался, что, посмотрев совсем недолго на эту обносившуюся аристократку, он заключит ее в объятья.
Когда Вулф повернул наконец лицо к Джессике, оно было бесстрастным.
– Что еще есть у скунса на ужин? – спросил он подчеркнуто нейтральным тоном.
Джессика улыбнулась довольно грустно.
– А пока что ничего. Я налила слишком много воды в картофель и еще не открыла компот из вишни.
– Консервированную вишню. Так говорят на Западе
– Вот как.
Вулф видел, что Джессика живо схватывала все особенности местной речи. Она утрачивала последние нюансы английского произношения и словоупотребления, как некогда полностью исключила из своего лексикона шотландские обороты. Подобно Вулфу, она с детства поняла, что для выживания следует приспосабливаться к окружающей среде.
То, что она дочь женщины из простонародья, да еще шотландки, так же невозможно изменить, как и обстоятельства рождения Вулфа. Но можно изменить одежду и речь. Эту минимальную дань Вулф платил за внутреннюю независимость. Везде и всюду он был своим – и оставался собой.
Сейчас его интересовало, последовала ли Джессика его примеру, обрела ли внутреннюю свободу под личиной внешнего послушания? Он подозревал, что да, обрела, и это его отнюдь не радовало. Тем сложнее будет борьба за развод. Причудливый узор судьбы сложился так, что свобода одного означала несвободу другого. Для нее этот странный союз был избавлением от кошмара насильственного брака, а для него – кошмаром путешествия с неподходящим спутником. Путешествия длиною в жизнь.
Джессика прошла мимо хранящего молчание мужа в задымленную кухню. Он последовал за нею. Ему в глаза бросилось несколько незастегнутых пуговиц у нее на спине. Она либо не смогла сама дотянуться до них, либо застегнула неправильно.
Это новое подтверждение того, что Джессика не желает, чтобы руки Вулфа касались ее, даже если нужно всего лишь застегнуть платье, вызвало у него невольный гнев. Конечно, он должен быть благодарен Джессике за то, что она не пыталась соблазнить его и сделать их брак – о ужас! – реальным. Тем не менее его отнюдь не радовала мысль о том, что она испытывает отвращение даже к таким невинным его прикосновениям.
«Чертова монашенка!.. Почему ты выбрала меня для того, чтобы терзать своими соблазнительными формами?»
Прищурив глаза, Вулф смотрел, как Джессика распахнула дверь кухни, чтобы дать выйти дыму, затем пошла проверить картошку. Подняв крышку, она заглянула в горшок.
– Что за колдовство! – сказала она с несчастным видом. – Куда она делась?
– Кто?
– Картошка.
Вулф заглянул в горшок поверх плеча Джессики. В мутной жиже не было видно ничего, напоминающего картошку
– Вчера вечером картошка была обгоревшая снаружи и сырая внутри. Сегодня она просто исчезла.
– Знаешь, я никогда не думала, что картофель – такой капризный овощ, – пробормотала Джессика.
– Неудивительно, что люди оставляют для эльфов молоко и печенье. Иначе эти глупенькие создания умрут с голоду. – Вулф покачал головой и посмотрел на Джессику с невинным любопытством. – А что ты сделала с консервированной вишней? Запрятала ее в соль или в соду?
– Неразумно ожидать, что я за три дня обучусь всему, чему на континенте обучают годы, – сказала Джессика, стараясь говорить ровным и спокойным голосом. – Честное слово, я делаю все для того, чтобы быть хорошей женой.
– Опасная мысль… Что случилось с вишней?
Джессика сделала гримасу и призналась:
– Я не смогла открыть ее.
– За эти мелочи, господь, тебя благодарю…
Вулф схватил ухват, подцепил горшок с бывшей картошкой и шагнул за дверь. Джессика услышала шипенье – это Вулф вылил содержимое горшка на тлеющие отбивные.
– Приятного аппетита, мсье скунс, – произнес Вулф.
Эта саркастическая фраза заставила Джессику вздохнуть. Желудок у нее просто ссохся, горло болело, а глаза жгли слезы, которые она так и не пролила. По расправленным плечам и по сжатому рту Вулфа, когда он вошел в кухню, Джессика поняла, что он надеется на проявление слабости с ее стороны. От него не приходилось ждать ни сочувствия, ни понимания того, как ей тяжело.
Он ждет не дождется, когда наконец-то отделается от нежеланной жены.
Собрав остаток сил, Джессика распрямилась, схватила ухват и направилась к плите. При первой попытке поднять громадный горшок руки ей отказали, когда горшок был в дюйме от плиты. Он с грохотом упал на черную металлическую поверхность под яростный аккомпанемент шипенья выплеснувшейся воды. Лишь по чистой случайности Джессика не ошпарилась.
Стиснув зубы, она сделала новую попытку достать огромный горшок, твердо решив во что бы то ни стало принять горячую ванну. Но не успела она выпрямить руки, как почувствовала, что ее подхватили и повернули, и она оказалась лицом к лицу с Вулфом, который в упор смотрел на нее суровыми глазами
– Ты что, глупая? Ты разве не знаешь, что от кипятка будут волдыри на твоей аристократической коже?
При этих словах Джессика зажмурилась, ее глаза превратились в злые бледно-зеленые щелки. Она выдержала паузу, боясь заорать на него, как какая-нибудь торговка рыбой.
– Даже ты не столь глуп, мой лорд, чтобы этого не знать, – проговорила она наконец сдержанно. – Но, может, ты в состоянии научить кипящий горшок подбегать по команде к твоей ноге, словно послушная собачонка?
– Что ты этим хочешь сказать?
– Я собираюсь достать горшок с водой для ванны, – лаконично пояснила она.
– Если ты хочешь смягчить мой гнев по поводу несостоявшегося ужина и предложить мне горячую ванну…
Джессика открыла было рот, собираясь объяснить, что она имеет в виду ванну для себя, а не для него, но Вулф продолжил:
– Ты права Я мечтаю о ванне больше, чем о еде, какой бы обед ты ни приготовила… Делает тебе честь, что ты это поняла.
– Мы не образцовые жены, но делаем все наилучшим образом, – сказала она сквозь зубы.
– Вспомни это, когда ты будешь тереть мне спину. – Вулф улыбнулся рассерженной молодой женщине, которую он, приподняв, держал в смуглых сильных руках.
– Скажи мне, дорогой муж, а образцовые жены похожи на амазонок?
– Виллоу всего на дюйм или два выше тебя.
– Но, конечно, широка в плечах и с могучими руками? – предположила Джессика сладким голосом.
– Она изящна и женственна, как то дерево, чье имя она носит.[2]2
Виллоу (willow) – ива.
[Закрыть]
– Тогда как она таскает горячую воду в ванну – кофейными чашечками?
– Образцовым женам не приходится носить воду в ванну. За них это делает природа
– Ага, понимаю, – промурлыкала Джессика. – Она ведьма.
Вулф крепко сжал губы – он твердо решил не позволять Джессике сразить его находчивой репликой или острым словцом.
– Все не так зловеще, – пояснил он спокойно. – Калеб построил ей дом неподалеку от горячего источника. Рено подвел трубопровод к дому.
– Не имея мужа столь же умного, как Калеб, и брата столь искусного, как Рено, я вынуждена носить воду в ванну на обычный западный манер – бадью за бадьей.
Вулф увидел решимость в глазах Джессики и понял, что она не отступится. Был выбор: либо натаскать горячей воды за нее, либо стоять и наблюдать, как она будет заливать два галлона кипятка.
– Я принесу эту чертову воду, – в сердцах сказал он.
Через десять минут Вулф наполнил длинную, узкую ванну, поставил греться еще три бадьи и помешал дрова в плите. Он разделся и погрузился в воду.
– А теперь, ваша милость, – крикнул он, – приходите и помойте вашего мужа.
– Что?!
– Помой меня, – повторил он нетерпеливо. – С этим, кажется, даже ты в состоянии справиться.
Удивление, написанное не лице Джессики, которая появилась в дверях, казалось, должно было рассмешить Вулфа. Однако он почувствовал злость. Он-то мечтал о том, чтобы воплотить в жизнь совет леди Виктории: «Научи эту монашенку не бояться мужских прикосновений».
– Не беспокойся, сестра Джессика, – сказал он резко, поворачиваясь спиной, пока она приближалась к ванне, – помыв меня, ты не забеременеешь.
Она не ответила. Она даже не слышала слов Вулфа. Когда она увидела, что он сидит обнаженный в ванне, у нее захватило дух. В ту ночь в доме лорда Стюарта она была слишком потрясена, чтобы оценить физическую красоту Вулфа, сейчас же ее не отвлекала ни паника, ни боль.
И сейчас не было ничего, кроме смуглого тела Вулфа, блестящего от воды и пышущего мужской силой.
Джессика почувствовала непонятное тепло под ложечкой, как будто она проглотила крошечную бабочку с теплыми золотистыми крылышками. То же тепло разлилось по ее телу, когда Вулф расчесывал ее волосы в гостинице в Сан-Джозефе. «В тебе есть страсть, Джесси».
Родившийся вслед за этим страх остудил легкое тепло, появившееся при виде сидящего в ванне Вулфа.
«Я не могу быть страстной. Я не какая-нибудь глупая овечка, которая несется, помахивая хвостом, на бойню. А непонятные ощущения в желудке оттого, что я устала».
– Я жду, жена, – напомнил Вулф.
Джессика открыла рот. Она смогла лишь беззвучно выдохнуть. Вулф поднял над темной поверхностью воды, от которой шел легкий пар, торс, словно вылепленный итальянским скульптором: мускулистый, пропорциональный, мощный – воплощение мужской красоты.
Пламя свечи отражалось на глянцевом теле, словно лучи солнца в воде, оттеняя игру мускулов под янтарной кожей. Сочетание чисто мужской силы и грации поразило Джессику, у нее перехватило дыхание, словно руки Вулфа пробежали по ней.
Эта мысль и пугала, и притягивала. Дрожащими руками Джессика взяла пахнущее розой мыло и стала намыливать Вулфу волосы. Некоторое время не было слышно ничего, кроме всплесков воды, когда Вулф шевелился в ванне, да едва различимых шелестящих звуков, когда Джессика терла волосы мылом.
Над водой были видны плечи, спина и голова Вулфа. Все остальное было лишь расплывчатым золотым пятном под водой, которая казалась темной; на ее поверхности плавали хлопья пены и плясали блики пламени.
Несмотря на то что руки мучительно устали после многочасовой стирки и мытья полов, Джессика обнаружила, что ей нравится мыть густые черные волосы Вулфа. Ей было приятно прикасаться к ним пальцами. Теплая и мягкая пена, окутывающая ее руки, дополняла это ощущение. Когда она перешла от головы к шее, ей захотелось погладить эту туго натянутую кожу, испытать ее силу и упругость.
Золотая бабочка под ложечкой вновь расправила крылья, набежавшая волна тепла заставила ее задержать дыхание от удовольствия.
«Нет, это не бабочка, – пыталась, она убедить себя. – Это… мотылек. Глупая букашка, которая летает вокруг огня, не зная, что следующее мгновение будет для нее последним».
Страх и страсти боролись в Джессике, приводили ее в трепет. И все же ей было интересно, что произойдет, если позволить пламени проникнуть до самой сердцевины.
Вулф неожиданно пошевелился, отчего по воде побежали волны. В пальцах Джессики, медленно мыливших голову, появился жар, как будто она окунула их в горячую воду.
– Я все правильно делаю? – спросила Джессика.
Звук собственного голоса встревожил ее. Он был хриплым и отражал борьбу между укоренившимся страхом и расцветающим желанием. Ей очень нравилось касаться Вулфа. Ей хотелось идти на этот риск. Ей было приятно находиться рядом с ним.
– Да, – ответил Вулф. – Ты делаешь все очень хорошо.
Голос у него был глубокий, низкий, теплый. Джессике показалось, что ее ласкают. Она легко водила по шее и плечам Вулфа. Мускулы напрягались и играли под его бронзовой кожей. Его сила приводила в восхищение Джессику. Она чувствовала зависть, что он воспринимал ее как нечто само собой разумеющееся, как воздух, которым дышут. А вот она не могла воспринимать его так же. По крайней мере с этого момента. И внезапно она ощутила легкую дрожь.
– Ч-чем ты занимался до того, как я появилась здесь? – спросила Джессика.
Вулф закрыл глаза и пытался побороть чувственное движение в своем теле, отреагировавшем на музыку ее чуть хриплого голоса и прикосновения чутких пальцев, которые, казалось, всего его переворачивали. Но затем он понял, что не в силах это предотвратить, и решил: пусть будет как будет.
– Я охотился, покупал, продавал и обучал лошадей – ответил он.
Руки Джессики перестали двигаться
– Но здесь нет лошадей, за исключением той, что ты купил вместе с фургоном в Денвере.
– Я продал всех, кроме самых лучших, когда решил поехать в Англию на бал, где должны были объявить о твоей помолвке.
– А где оставшиеся лошади?
– У Калеба. Я провел там большую часть года, помогал строить дом. За это он и Виллоу ухаживают за моими кобылами, которых спарят со своими арабскими скакунами.
– Это мустанги?
– Да. Одна из них – совершенно удивительное животное, элегантная и сильная, горячая и умная. Окраса стальной пыли. Она положит начало моему будущему табуну.
– Когда ты приведешь сюда своих лошадей?
– Вряд ли я их приведу сюда. Эта сторона Скалистых гор становится слишком населенной. Пора мне уходить отсюда.
– Слишком населенной? Ты шутишь.
– Нет. Обычно я нахожу общий язык с владельцами ранчо и солдатами, но городские люди с недоверием смотрят на полукровок. Случись какая-либо неприятность, они готовы возложить вину на ближайших индейцев.
Руки Джессики снова остановились.
– Это ужасно.
Вулф пожал плечами.
– Это свойственно человеку. Если бы я жил здесь достаточно долго, я поладил бы с большинством населения. С остальной частью я бы боролся, пока они не изменили бы своего мнения, не закрыли бы рты или не переехали туда, где более здоровый климат.
– Если ты можешь заставить городских людей принять тебя, почему же ты не хочешь остаться здесь?
– Мое чейеннское имя – Дерево Стоящее Одиноко. Мне оно подходит.
– Но ты здесь построил такой уютный дом.
– Я построю не худший еще где-нибудь. Может быть, на Великом Водоразделе, где находится ранчо Калеба и Виллоу. Это будет легче, чем ездить туда-сюда всякий раз, когда захочется повидать их.
Рука Джессики сжала волосы Вулфа.
«Опять Виллоу. Пропади она пропадом, эта добродетельная жена. Есть ли у меня шансы убедить Вулфа в том, что я тоже чего-то стою, если он постоянно вздыхает о ней?»
– Набери воздуха, – пробормотала Джессика.
При этих словах она с силой окунула его голову в воду. Он мгновенно вынырнул и потряс головой, словно собака, брызгая водой на Джессику.
– Еще, – сказала она медоточиво.
И вновь окунула. Изо всей силы.
