Текст книги "В объятиях графа"
Автор книги: Элизабет Хойт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Глава 19
Аурея плакала по всему, чего она лишилась, оказавшись одна в бесконечной пустыне. Но через некоторое время она поняла, что ее единственная надежда – найти своего исчезнувшего мужа и спасти его и себя. Поэтому она отправилась на поиски Принца-ворона. В первый год она искала его в землях к востоку. Там жили странные животные и странные люди, но никто из них не слышал о Принце-вороне. На следующий год она обошла земли к северу. Там леденящие ветры управляли людьми от восхода до заката, но никто не слышал о Принце-вороне. На третий год она исследовала западные земли. Там пышные дворцы росли до небес, но никто в них не слышал о Принце-вороне. На четвертый год она отправилась на дальний юг. Там солнце светило слишком близко к земле, но никто не слышал о Принце-вороне…
Из сказки «Принц-ворон»
– Я очень сожалею, дорогая. – Матушка Рен театрально заламывала руки в тот вечер, глядя, как Анна собирает вещи. – Но ты знаешь, как открытые кареты заставляют скручиваться мой живот. Только одной мысли в самом деле почти достаточно, чтобы…
Анна быстро подняла на нее взгляд. Лицо ее свекрови приобрело заметный зеленоватый оттенок.
Она подвела пожилую женщину к креслу и осторожно усадила ее:
– Садись и дыши. Тебе принести воды? – Анна попыталась открыть единственное окно в комнате, но его заклинило.
Матушка Рен прижала платок ко рту и закрыла глаза.
– Я буду в порядке через минуту.
Анна налила немного воды из кувшина и сунула стакан ей в руку. Пожилая женщина отхлебнула воды, и румянец начал возвращаться к ее щекам.
– Как плохо, что Корэл уехала так неожиданно. – Матушка Рен весь день повторяла эти сантименты с небольшими вариациями.
Анна прочистила горло.
Фэнни подняла их сегодня утром, после того как нашла записку на кухне. В записке Корэл просто благодарила их за заботу. Анна побежала наверх, чтобы посмотреть в комнате, где спала Корэл, но она была пуста, а постель – заправлена. Там она обнаружила другую записку, приколотую к подушке. Корэл просила, чтобы Перл позволили остаться еще на некоторое время, и прилагала золотые монеты, которые упали на пол, когда Анна открыла записку.
Анна попыталась отдать деньги Перл, но та покачала головой и попятилась назад.
– Нет, мэм. Эти деньги для вас и миссис Рен. Вы оказались лучшими друзьями, которые когда-либо были у нас с Корэл.
– Но они понадобятся вам.
– Вам и миссис Рен они тоже нужны. Кроме того, я получила должность и скоро начну работать. – Она зарделась. – Это на холме, в Эбби.
Анна вздохнула:
– Я надеюсь, с Корэл все в порядке. Ее синяки только начали пропадать. Перл даже не знает, куда она уехала, знает только, что обратно в Лондон.
Матушка Рен прижала руку ко лбу:
– Если бы она только подождала, она могла бы сопровождать тебя в Лондон.
– Возможно, Перл не будет возражать отложить свою работу в Эбби и сначала съездит со мной. – Анна открыла ящик комода и искала пару чулок, которые были бы без дыр.
– Я склонна думать, что Перл захочет остаться здесь. – Ее свекровь осторожно поставила стакан на пол рядом с креслом. – Она, кажется, познакомилась с джентльменом в Эбби.
– В самом деле? – Анна улыбнулась, держа в руках охапку чулок. – Кто это, как ты думаешь? Один из лакеев?
– Я не знаю. Позавчера она спросила меня о доме и о том, кто работал там. А затем пробормотала что-то насчет пчел.
– В Эбби есть пчеловод? – Анна нахмурила лоб в задумчивости, прежде чем покачать головой и свернуть пару чулок и положить их в сумку.
– Я о нем не знаю. – Матушка Рен пожала плечами. – В любом случае я рада, что лорд Свартингэм решил взять тебя с собой в Лондон. Он такой приятный мужчина. И он проявляет интерес к тебе, дорогая. Возможно, там он задаст тебе важный вопрос.
Анна вздрогнула:
– Он уже просил меня выйти за него замуж.
Матушка Рен подскочила и издала визг, приличествующий девочке в четыре раза моложе ее.
– И я сказала ему «нет», – закончила Анна.
– «Нет»? – Ее свекровь выглядела ошеломленной.
– «Нет». – Она аккуратно сложила сорочку и положила ее в сумку.
– Проклятый Питер! – Пожилая женщина топнула ногой.
– Матушка!
– Прости, дорогая, но ты знаешь так же хорошо, как и я, что ты не отказала бы этому замечательному человеку, если бы не мой сын.
– Я не…
– Теперь бесполезно оправдывать его. – Матушка Рен казалась действительно безжалостной. – Милостивый Господь знает, я любила Питера. Он был моим единственным сыном, таким замечательным маленьким мальчиком. Но то, что он сделал с тобой в браке, просто непростительно. Мой дорогой муж, будь он жив в то время, применил бы к Питеру лошадиный кнут.
Анна почувствовала, как слезы защипали ей глаза.
– Я не думала, что ты знаешь.
– Я не знала. – Матушка Рен снова шумно села. – Не знала до его болезни. Его лихорадило, и он начал бредить однажды ночью, когда я сидела с ним. Ты тогда уже ушла спать.
Анна посмотрела на свои руки, чтобы скрыть слезы, застилавшие ей глаза.
– Он был так расстроен, когда выяснил, что у меня не может быть детей. Я так сожалею об этом.
– Я тоже сожалею. Сожалею, что у вас не было совместных детей.
Анна вытерла лицо и услышала, как зашуршали юбки матушки Рен, когда та подошла к ней. Полные теплые руки обняли ее.
– Но у него была ты. Ты знаешь, какой счастливой я чувствовала себя, когда Питер женился на тебе?
– О, матушка…
– Ты стала моей дочерью, которой у меня никогда не было, – прошептала матушка Рен. – Ты заботилась обо мне все эти годы. Во многом ты стала мне ближе, чем Питер.
По какой-то причине это заставило Анну плакать сильнее. Матушка Рен держала ее, легонько качая из стороны в сторону. Анна издавала громкие, напряженные всхлипы, которые вырывались из ее груди и болезненно отдавались в голове. Было так горько, что эта часть ее жизни оказалась открытой, когда она так долго скрывала ее от света. Она считала неверность Питера своим тайным позором, который должна пережить, страдая в одиночку. Тем не менее все это время матушка Рен знала и, более того, не обвиняла ее. Ее слова прозвучали как отпущение грехов. Наконец рыдания Анны замедлились и стихли, ее глаза по-прежнему были закрыты. Она чувствовала себя такой усталой, ее руки стали такими тяжелыми и вялыми, что она едва могла поднять их.
Пожилая женщина помогла ей лечь и расправила поверх нее одеяло.
– Просто отдохни.
Прохладная и мягкая рука матушки Рен осторожно убрала волосы с ее лба, и она услышала, как та прошептала:
– Пожалуйста, будь счастлива, дорогая.
Анна лежала как во сне и слушала удаляющийся стук каблуков пожилой женщины, когда та спускалась вниз по лестнице. Даже со своей головной болью она чувствовала покой.
***
– Едете в Лондон? – Голос Фелисити возвысился настолько, что чуть не превратился в карканье.
Две леди, идущие мимо дома Ренов, посмотрели на нее. Она повернулась к ним спиной.
Пожилая миссис Рен странно посмотрела на нее:
– Да, как раз сегодня утром вместе с графом. Лорд Свартингэм сказал, что не может обойтись без нее на заседании клуба. Я не могу вспомнить сейчас, как они называются: «Эгейцы» или что-то в этом роде. Изумительно, что находят эти великосветские джентльмены, чтобы занять себя, не правда ли?
Фелисити едва сумела соорудить улыбку на своем лице, слушая болтовню пожилой женщины, хотя ей хотелось завопить от нетерпения.
– Да, но когда Анна вернется?
– О, я не думаю, что завтра или послезавтра. – Лоб миссис Рен наморщился от размышления. – Возможно, через неделю? Но точно в течение двух недель.
Фелисити почувствовала, что ее улыбка застыла и превратилась в гримасу. Милостивый Боже, может, у женщины старческое слабоумие?
– Понятно. Ну, мне нужно идти. Дела, знаете ли.
Она могла сказать по неуверенной улыбке миссис Рен, что ее прощание вряд ли выглядело элегантным, но у Фелисити в тот момент не было времени. Она села в карету, и та тронулась. Почему Чилли вел себя так неосмотрительно? И кто из слуг насплетничал? Когда ее руки доберутся до предателя, она позаботится о том, чтобы он не смог найти работу нигде в деревне. Только сегодня утром за завтраком сквайр разгневался. Он потребовал, чтобы она ответила ему, кто украдкой выходил из ее комнат неделю назад. Это заставило ее испытать отвращение к вареным яйцам.
Если бы только Чилли залез в окно, вместо того чтобы воспользоваться входом для слуг. Но нет, он настаивал, что камень на подоконнике порвет его чулки. Глупый, самовлюбленный мужчина. Кроме того, Реджинальд, будто ей недостаточно подозрений по поводу Чилли, только вчера отпустил замечание по поводу рыжих волос Синтии: «Кажется, рыжие волосы не появлялись в семье Клиавотер на памяти живущих. Если когда-либо…»
«Ну конечно, нет, ты, глупый мужик, – хотелось завопить Фелисити. – Ее рыжие волосы происходят вовсе не из твоей семьи». Вместо этого она расплывчато упомянула темно-рыжие волосы своей бабушки и торопливо перевела разговор на гончих – предмет, который всегда захватывал ее супруга.
Фелисити пробежала пальцами по своей безупречной прическе. Почему сквайр наконец посмотрел на своих дочерей – спустя столько времени? Если это письмо усилило его подозрения по поводу Чилли, ее положению угрожает значительное падение. Она передернула плечами. Возможна ссылка в ветхий маленький домик на ферме. Даже развод, это самое ужасное из зол, какое могло случиться с ней. Невероятно. Только не с Фелисити Клиавотер.
Она должна найти Анну и получить то письмо.
***
Анна перевернулась и взбила тяжелую пуховую подушку уже, наверное, в сотый раз. Невозможно спать, когда ждешь, что на тебя спикирует кружащий граф.
Он не выказал удивления рано утром в этот день, когда Фэнни, взятая ею в компаньонки за неимением другой, уселась в следующую за ними карету. Поэтому Анна поехала наедине с графом в фаэтоне в Лондон. Она позаботилась о том, чтобы посадить Джок между ними на сиденье фаэтона, и была почти разочарована, когда Эдвард, кажется, не заметил этого. Они ехали весь день и приехали в лондонский особняк Эдварда с наступлением темноты. Очевидно, они разбудили прислугу. Дворецкий Дреари открыл дверь в ночной сорочке и колпаке. Тем не менее зевающие горничные разожгли очаги и нашли для них холодной еды.
Затем Эдвард вежливо пожелал ей спокойной ночи и попросил экономку проводить ее в предназначенную ей комнату. Так как карета со слугами и Фэнни еще не прибыла, спальня оказалась в полном распоряжении Анны. В стене комнаты она увидела маленькую дверь, ведущую в соседнее помещение, и у нее появились мрачные подозрения на этот счет. Спальня выглядела слишком огромной, чтобы быть просто комнатой для гостей. Он не мог поместить ее в анфиладу комнат графини, не так ли? Он бы не посмел.
Она вздохнула. На самом деле он посмел бы.
Часы на каминной полке уже пробили час. Конечно же, если бы Эдвард собирался прийти к ней, он бы уже сделал это. Правда, попытка не принесла бы ему ничего хорошего. Она заперла обе двери.
Твердые мужские шаги раздались по лестнице.
Анна замерла, как заяц, на которого упала тень птицы или хищника. Она посмотрела на дверь, ведущую в коридор. Шаги приближались, поступь замедлилась, когда они достигли ее двери. Затем шаги остановились.
Все ее существо сконцентрировалось на дверной ручке.
Последовала пауза, и шаги возобновились. Дверь дальше по коридору открылась и закрылась. Анна откинулась на подушки. Естественно, она испытала облегчение от такого поворота событий. Очень сильное облегчение. Разве любая истинная леди не испытала бы облегчение, избежав изнасилования графом-демоном?
Она раздумывала, как бы истинная леди предстала в спальне графа-демона для изнасилования, когда замок на двери в смежную комнату щелкнул и открылся. Эдвард медленно вошел, держа ключ и два бокала.
– Я подумал, можете ты захочешь выпить со мной бренди? – Он сделал жест бокалами.
– Я… м-м… – Анна помедлила, чтобы прочистить горло. – Я не хочу бренди.
Он подержал бокалы еще некоторое время на весу, прежде чем опустить их.
– Нет? Ну…
– Но ты можешь выпить его здесь. – Слова Анны вступили в противоречие со словами Эдварда.
Он молча уставился на нее.
– Со мной, я хотела сказать. – Она чувствовала, как ее щеки начинают пылать.
Эдвард повернулся к ней спиной, и на ужасное мгновение Анна подумала, что он уйдет в конце концов. Но он поставил бокалы на стол, снова повернулся к ней лицом и начал снимать галстук.
– На самом деле я пришел сюда не для того, чтобы выпить стаканчик спиртного на ночь.
У нее перехватило дыхание.
Эдвард бросил галстук на стул и стянул рубашку через голову. Ее глаза немедленно устремились на его голую грудь.
Он посмотрел на нее:
– Без комментариев? Я думаю, этого достаточно для начала.
Эдвард сел на кровать, чтобы стянуть сапоги, а потом и чулки. Кровать прогнулась под его весом. Он встал и опустил руки к пуговицам на бриджах из оленьей кожи.
Она перестала дышать.
Эдвард зло улыбнулся и медленно расстегнул пуговицы. Он сунул большие пальцы за пояс бриджей и снял их одним движением вместе с кальсонами. Затем он выпрямился, и его улыбка растаяла.
– Если ты собираешься сказать «нет», сделай это сейчас. – Его голос звучал несколько неуверенно.
Анна неторопливо рассматривала его. Ее взгляд скользил от полуприкрытых черных глаз к широким плечам и худому животу, к утолщающейся мужественности, к мускулистым бедрам и волосатым икрам и, наконец, к крупным костлявым ступням. Свет был приглушенным, как в «Гроте Афродиты», и она хотела сохранить в памяти его образ на случай, если никогда больше не увидит. Он стоял, предлагая ей себя при свете свечи. Она обнаружила, что ее горло слишком охрипло, чтобы говорить, поэтому просто протянула руки. Эдвард на мгновение закрыл глаза. Неужели он действительно думал, что она отправит его обратно? Затем он беззвучно подошел к кровати. Он остановился рядом с ней. Склонив голову с неожиданной элегантностью, он поднял руку, чтобы снять ленточку со своей косы. Черный шелк рассыпался по покрытым шрамами плечам. Он забрался в кровать и склонился над ней, его волосы щекотали ей лицо. Он опустил голову, чтобы покрыть нежными поцелуями ее щеки, нос и глаза. Она пыталась поднять свои губы к его губам, но он ускользал от нее. Пока она не стала нетерпеливой.
Ей так сильно были нужны его губы.
– Поцелуй меня. – Она запустила пальцы в его волосы и притянула его лицо к своему.
Он открыл губы над ее ртом, вбирая в себя ее дыхание, и это было похоже на благословение. Это так правильно. Она знала это теперь. Она знала, что эта страсть между ними – самая совершенная вещь на свете.
Она извивалась, пытаясь приблизиться к нему, но его ладони и колени по обе стороны ее тела пригвоздили к кровати простыню, которой она была укрыта. Она оказалась в ловушке. Он насиловал ее рот в свое удовольствие. Он давал себе достаточно времени, грубо, потом нежно, а затем снова грубо, пока она не почувствовала, что ее желание тает внутри ее.
Неожиданно он отклонился назад, стоя на коленях. На его груди появился слабый блеск пота. Она застонала низко и гортанно. Он, такой великолепный, такой красивый, в этот самый момент полностью принадлежал ей.
Он перевел свой взгляд на ее лицо, затем вниз, когда поднял простыню с ее груди. На ней была только сорочка. Он натянул тонкое одеяние на ее груди и наслаждался результатом. Она чувствовала, как соски напряглись, упираясь в ткань. Тугие и желающие. Ждущие его прикосновения. Он наклонился вниз, положил свой влажный рот на сосок и ласкал его через сорочку. Сладостное ощущение так остро пронзило ее, что она взбрыкнула. Он перешел к другому соску и сосал его точно так же, пока кончики ее грудей не стали окружены влажной прозрачной тканью. Он отстранился назад и подул на один, затем на другой сосок, заставляя ее задыхаться и бороться.
– Прекрати играть. Ради всего святого, прикоснись ко мне. – Она не узнала собственного голоса, хриплого и молящего.
– Как хочешь.
Он схватил вырез ее сорочки и одним движением разорвал тонкий материал. На секунду Анна оробела. Сегодня на ней не было скрывающей лицо маски. Это она сама занималась любовью с Эдвардом. Без притворства, за которым можно было спрятаться; он мог видеть ее лицо, ее эмоции. Затем он снова устремился вниз и захватил ее соски своим ртом. Горячее сосание после прохлады влажной ткани довело ее почти до грани. В то же самое время он рылся своими длинными пальцами в ее девичьих волосах.
Она затихла, ожидая, затаив дыхание, когда он нежно искал, а потом нашел то, что искал. Он начал коварные круговые движения своим большим пальцем. О господи, как это приятно. Он точно знал, как прикасаться к ней. Она замурлыкала, ее бедра инстинктивно следовали за его рукой. Он вонзил свой палец в глубь ее, и она задрожала от неожиданной бури своего оргазма.
Его дыхание прошелестело над ее закрытыми веками:
– Посмотри на меня.
Она повернула голову при звуке его рыка, по-прежнему жмурясь в блаженстве.
– Анна, посмотри на меня.
Она открыла глаза.
Эдвард неясно вырисовывался над ней, его лицо горело, ноздри трепетали.
– Сейчас я войду в тебя.
Она могла чувствовать его мужскую силу.
– Анна, дорогая Анна, посмотри на меня, – тихо просил Эдвард.
Он был теперь на половине пути, и она делала усилие, чтобы удержать сосредоточенный взгляд. Он наклонил голову и лизнул кончик ее носа.
Ее глаза расширились.
И он полностью вошел в нее.
Она застонала и выгнулась ему навстречу. Так правильно. Так совершенно. Он помещался в ней, как будто они оба созданы для этого. Как будто они созданы друг для друга. Она обвила своими бедрами его ляжки, обрамляя его таз, и посмотрела ему в лицо. Его глаза были закрыты, его лицо застыло от желания. Прядь чернильных волос прилипла к его подбородку.
Затем он открыл глаза и произнес:
– Теперь я в тебе, и ты держишь меня. С этого момента нет пути назад.
Она вскрикнула при его словах, и дыхание внутри ее груди, кажется, задрожало. Его бедра раскачивались. Она обняла его руками и держала так, пока все мысли не унеслись из ее головы. Он ускорил свой темп и застонал. Его глаза были сцеплены с ее глазами; он как будто пытался донести что-то непроизносимое. Она коснулась стороны его лица одной рукой.
Его большое тело, казалось, разбивалось на части. Он сильно сотрясался рядом с ней. Она начала испытывать оргазм волнами, тонкая и чистая радость заполнила ее настолько, что она не могла вместить ее. Она стонала от наслаждения. Он откинул голову назад в тот же самый момент и обнажил зубы в крике удовольствия. Тепло заполнило ее лоно, сердце и саму душу.
Его тяжелое тело лежало на ней, и она чувствовала, как бьется его сердце. Анна вздохнула. Затем он вяло скатился с нее. Она свернулась калачиком рядом с ним, ее члены приятно болели. Последнее, что она почувствовала, прежде чем предаться забвению, были руки Эдварда у нее на животе, которые тянули ее к своему теплу.
Глава 20
На пятый год своих поисков поздним дождливым вечером Аурея, спотыкаясь, брела по мрачному темному лесу. Тонкие лохмотья едва прикрывали ее тело; ее ноги были босыми и покрытыми волдырями, она устала и обессилела. Последняя корочка хлеба, которая у нее осталась, была ее единственной пищей. Во мраке она заметила мерцающий огонек. Крошечная лачуга одиноко стояла на опушке. На ее стук беззубая древняя старуха, согнутая почти вдвое, появилась в дверях и поманила ее внутрь.
– Ах, дорогуша, – проскрипела пожилая женщина. – Ночь слишком холодная и сырая, чтобы быть одной. Заходи, раздели со мной тепло очага, сделай милость. Но, боюсь, у меня нет пищи, чтобы предложить тебе; мой стол пуст. О, чего бы я только не отдала, чтобы чего-нибудь поесть!
Услышав это, Аурея сжалилась над старухой. Она полезла в карман и предложила старой женщине свой последний кусочек хлеба…
Из сказки «Принц-ворон»
Высокий женоподобный вопль выдернул Эдварда из сна на следующее утро. Он вздрогнул, потрясенный, и вытаращился в направлении источника этого ужасного шума. Дэвис, чьи седые волосы беспорядочно торчали вокруг раздраженного лица, посмотрел на него в ответ со смиренным почтением. Рядом с Эдвардом женский голос сонно протестовал. Иисус Христос! Он быстро набросил простыни поверх Анны.
– Во имя всего святого, Дэвис, что на тебя нашло? – рявкнул Эдвард, несмотря на то что чувствовал, как горит его лицо.
– Мало того, что вы вечно шатаетесь по борделям, теперь вы привели домой… э-э… – Рот камердинера совершил движение.
– Женщину, – закончил предложение Эдвард. – Но не ту, что ты думаешь. Это моя невеста.
Простыни начали подниматься. Он положил руку на верхний край, удерживая их обитательницу внутри.
– Невеста! Возможно, я стар, но я не глуп. Это не мисс Джерард.
Простыни зловеще пробормотали.
– Позови горничную, чтобы она развела огонь, – приказал Эдвард в отчаянии.
– Но…
– Ступай сейчас же.
Слишком поздно.
Анна выбралась из-под простыней, и теперь показалась ее голова. Ее волосы были восхитительно взъерошены, рот грешно опух. Эдвард почувствовал, как набухла часть его собственной анатомии. Они с Дэвисом посмотрели друг на друга. Их глаза одновременно сузились.
Эдвард застонал и уронил голову в руки.
– Вы камердинер лорда Свартингэма?
Никогда обнаженная женщина, которую заставали в столь компрометирующей ситуации, не говорила так высокомерно.
– Конечно, я камердинер. А вы…
Эдвард бросил взгляд на Дэвиса, который содержал обещание расчленения, нанесения увечья и гибель мира. Дэвис остановился и продолжил более осторожно:
– Леди… э-э… милорда.
– Совершенно верно. – Она прочистила горло и вытащила одну руку из-под одеяла, чтобы убрать назад волосы.
Эдвард нахмурился и обернул простыни более плотно вокруг ее плеч. Он мог бы и не беспокоиться. Дэвис пристально изучал потолок.
– Возможно, – сказала Анна, – Вы могли бы принести чай его милости и послать наверх горничную, чтобы она развела огонь.
Дэвис подпрыгнул от этой оригинальной идеи:
– Сию минуту, мэм.
Он уже на самом деле пятился к двери, когда голос Эдварда остановил его:
– Через час.
Камердинер выглядел возмущенным, но не сказал ни слова – впервые на памяти Эдварда. Дверь захлопнулась за Дэвисом. Эдвард спрыгнул с кровати, быстро подошел к двери и повернул ключ в замке. Он бросил его через комнату, ключ ударился о стену и зазвенел. Он вернулся в кровать раньше, чем Анна успела сесть.
– Твой камердинер довольно необычный, – сказала она.
– Да. – Он схватил простыню и полностью стащил ее с кровати, вызвав женский визг. К его удовольствию, Анна лежала вся теплая, сонная и обнаженная. Он одобренно зарычал, и его утреннее желание продлилось. Какой замечательный способ просыпаться.
Она облизнула губы: движение, которое он полностью одобрял.
– Я… Я заметила, что твои сапоги редко блестят.
– Дэвис крайне неумелый. – Он положил свои руки по обе стороны ее бедер и начал прокладывать себе путь к верхней части ее ног. – О! – На мгновение он подумал, что преуспел в том, чтобы отвлечь ее, но она вновь продолжила свои расспросы.
– Почему ты тогда держишь его на работе?
– Дэвис был камердинером моего отца до меня. – Он уделял незначительное внимание разговору. Он мог ощущать свой собственный запах на теле Анны, и он удовлетворял себя первобытным способом.
– Так ты держишь его из сентиментальности, Эдвард!
У нее перехватило дыхание, когда он зарылся носом в ее девичьи волосы и вдохнул. Его аромат был сильнее в этом месте, в ее золотистых кудрях, таких мягких и красивых в утреннем свете.
– Думаю, да, – произнес он в ее волосы, заставив Анну изогнуться. – И мне нравится злобный старый шельмец. Иногда. Он знает меня с детства и относится ко мне без йоты уважения. Это вносит свежую струю. Или, по крайней мере, нечто иное.
Он провел пальцем по ее ложбинке. Ее губы робко раздвинулись, обнажая темно-розовые глубины. Он наклонил голову, чтобы лучше рассмотреть.
– Эдвард!
– Ты хотела бы знать, как я нанял Хоппла? – Он поднялся на локти, лежа у нее между ног. Удерживая ее распростертой одной рукой, он дразнил ее бутон указательным пальцем другой руки.
– О-о-о!
– И ты едва познакомилась с Дреари, а у него интересное прошлое.
– Эдвард!
Боже, как ему нравился звук его имени на устах Анны. Он раздумывал, не полизать ли ему ее, но решил, что не сможет сдерживаться так долго столь ранним утром. Он передвинулся вперед к ее грудям и стал ласкать сначала одну, потом другую.
– Потом еще весь персонал в Эбби. Ты хотела бы услышать о них? – выдохнул он ей в ухо.
Густые ресницы почти скрывали ее карие глаза.
– Займись со мной любовью.
Что-то внутри его, возможно, его сердце, остановилось на секунду.
– Анна.
Эдвард коснулся ее мягких и жаждущих губ. Он не был нежным, но она не протестовала. Она очаровательно открыла свой рот и уступала, и уступала, и уступала, пока он уже не мог больше выдерживать.
Он отстранился назад и осторожно перевернул ее на живот. Он взял в свои ладони ее округлую попку и потянул вверх по направлению к себе, пока она не оказалась стоящей на локтях и коленях. Он помедлил, чтобы рассмотреть ее с этого угла зрения. Его грудь вздымалась при виде этой картины. Это была его женщина, и только у него будет привилегия смотреть на нее таким образом.
…Когда пот на его теле высох, он начал думать о положении, в которое ее поставил. Теперь она несомненно и окончательно скомпрометирована. Он чуть не ударил Дэвиса за то, какой взгляд он бросил на Анну. Одному богу известно, что бы он сделал тому, кто осмелился бы отпустить замечание по ее поводу, что неизбежно случится.
– Тебе нужно выйти за меня замуж. – Он вздрогнул. Это прозвучало довольно грубо.
Анна, очевидно, тоже так подумала. Ее тело содрогнулось рядом с ним.
– Что?
Он нахмурился. Теперь пришло время показаться слабым.
– Я скомпрометировал тебя. Мы должны пожениться.
– Никто не знает, кроме Дэвиса.
– И всех домашних. Ты думаешь, они до сих пор не заметили, что я не спал в своей кровати?
– Даже если и так. Никто не знает в Литтл-Бэттлфорде, а именно это имеет значение. – Она поднялась с кровати и вытащила сорочку из сумки.
Эдвард сделал гримасу. Она не могла быть настолько наивной.
– Сколько, по-твоему, пройдет времени, прежде чем новость дойдет до Литтл-Бэттлфорда? Держу пари, она прилетит туда раньше нас.
Анна бросила сорочку и наклонилась, ища что-то еще в сумке, ее нижняя часть соблазнительно выделялась через тонкое белье. Может, она пыталась отвлечь его?
– Ты уже помолвлен, – сказала она, голос ее был твердым.
– Уже недолго осталось. У меня завтра встреча с Джерардом.
– Что? – Это привлекло ее внимание. – Эдвард, не делай того, о чем будешь жалеть. Я не выйду за тебя замуж.
– Ради Христа, почему нет? – Он нетерпеливо сел на кровати.
Она присела на кровать, надевая чулок. Он заметил, что тот заштопан у колена, и это зрелище разозлило его еще больше. Она не должна ходить в лохмотьях. Почему она не выходит за него замуж, тогда он смог бы должным образом заботиться о ней?
– Почему нет? – повторил он так тихо, как только мог.
Она сглотнула и надела другой чулок, аккуратно расправляя его на пальцах.
– Потому что я не хочу, чтобы ты женился из чувства неуместного долга.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, – сказал он. – Разве не я тот мужчина, что занимался с тобой любовью прошлой ночью и сегодня на рассвете?
– А я женщина, которая занималась любовью с тобой, – ответила Анна. – Я несу такую же ответственность за это, как и ты.
Эдвард смотрел на нее, подыскивая слова, доводы, которые убедят ее.
Она начала завязывать подвязку.
– Питер был несчастен, когда я не беременела.
Он подождал.
Анна вздохнула, не глядя на него:
– В конце концов он пошел к другой женщине. Проклятый тупой ублюдок. Эдвард отбросил одеяла и подошел к окну.
– Ты любила его? – Вопрос оставил горечь у него на языке, но он хотел услышать ответ.
– Вначале, когда мы только поженились.
– Понимаю. – Он платил за грехи другого мужчины.
– Нет, я не думаю, что ты можешь понять. – Она подняла оставшуюся подвязку и уставилась на нее. – Когда мужчина предает женщину таким способом, что-то разрушается в ней, и я не уверена, что это может когда-либо быть восстановлено.
Эдвард пристально смотрел из окна, пытаясь сформулировать ответ. Его будущее счастье зависело от того, что он сейчас скажет.
– Я уже знаю, что ты бесплодна. – Он наконец повернулся и взглянул ей в лицо. – Я удовлетворен тобой, такой, какая ты есть. Я обещаю тебе, что никогда не заведу любовницу, но только время сможет обеспечить реальное доказательство моей верности. В конечном счете ты должна доверять мне.
Анна растянула подвязку между пальцами.
– Я не знаю, смогу ли.
Эдвард снова повернулся к окну, поэтому она не могла видеть выражения его лица. Впервые он понял, что может не суметь убедить Анну выйти за него замуж. Эта мысль привела его близко к чему-то очень похожему на панику.
***
– О, ради бога!
– Тс-с. Он услышит тебя, – прошипела Анна в ухо Эдварду.
Они присутствовали на дневной лекции сэра Лазаруса Лиллипина по севообороту посевов с использованием брюквы и кормовой свеклы. В течение всей лекции Эдвард не соглашался ни с чем из того, что говорил этот несчастный мужчина. И он не держал свое мнение о человеке или его теориях при себе.
Эдвард пристально посмотрел на говорящего:
– Нет, он не услышит. Он глух как пробка.
– Значит, другие точно услышат. Эдвард негодующе посмотрел на нее:
– Надеюсь, что так. – Он вновь переключил свое внимание на лектора.
Анна вздохнула. Он вел себя не хуже, чем остальное собрание, и лучше, чем некоторые. Публику можно было назвать только эклектичной. Присутствующие варьировались от аристократов в шелке и кружевах до мужчин в грязных ботфортах, курящих глиняные трубки. Они толпились в довольно мрачной кофейне, которая, как уверял ее Эдвард, считалась абсолютно приличной.
Она сомневалась.
Даже сейчас громкий спор доносился из дальнего угла, где не сошлись во мнении деревенский сквайр и денди. Она надеялась, что дело не дойдет до битвы на кулаках или шпагах из-за этого. Каждый аристократ в комнате носил шпагу как знак его ранга. Даже Эдвард, который избегал претенциозности в деревне, пристегнул этот атрибут сегодня утром.
Он наставлял ее, прежде чем отправиться в путь, записывать важные моменты лекции, чтобы позднее он мог сравнить их с результатами собственных исследований. Она сделала несколько нерешительных заметок, но сомневалась, окажутся ли они полезными. Большая часть лекции оставалась для нее загадкой, и она весьма смутно представляла значение кормовой свеклы для сельского хозяйства. Она начала подозревать, что основная причина ее присутствия заключалась в том, что Эдвард хотел не выпускать ее из виду. С сегодняшнего утра он упрямо отстаивал довод, что они должны пожениться. Похоже, он думал, что, если будет повторять это достаточно часто, она в конце концов сдастся. И он мог оказаться прав, если она просто перестанет бояться и доверится ему.