Текст книги "Месть под расчет"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Часть IV
Расследование

Глава 10

С той минуты, как в четверть третьего ночи они остановились перед охотничьим домиком в Ховенстоу, события стали налезать одно на другое. И дело не в том, что до тех пор их не хватало и они не приводили всех в недоумение. В Галл-коттедж приехал инспектор Боскован, а за ним буквально через пару минут – сотрудники отдела убийств.

Инспектору хватило одного взгляда на констебля Паркера, развалившегося в кресле в четырех футах от трупа Мики Кэмбри, после чего он взял на себя труд посмотреть на Сент-Джеймса, Тренэр-роу и Линли в узком коридоре, на Дебору – в кухне, на леди Хелен и Нэнси Кэмбри наверху, на малышку в кроватке, и его лицо из белого стало багровым. Когда он наконец заговорил, его слова были обращены к констеблю. Произносил он их с такой тщательностью, что его ярость была очевидна, и ничего другого не требовалось для ее подтверждения.

– Пришел на чаек, констебль? Что бы ты там о себе ни думал, на Хэттера ты не похож. Тебе еще никто об этом не говорил? – Констебль нерешительно улыбнулся в ответ. – Здесь место преступления, – продолжал Боскован. – Какого черта все эти люди делают в доме?

– Они были тут, когда я пришел, – ответил Паркер.

– Были? – растянул губы в усмешке Боскован и дождался, когда Паркер улыбнется в ответ, приняв усмешку за добрый знак. – Ну так выгони их! Не знаешь, что положено делать в первую очередь?

Линли и сам это знал. И знал, что Сент-Джеймс знает это не хуже его. И все нее, взбаламученные истерикой Нэнси, хаосом в гостиной и видом Кэмбри, они непонятным образом забыли или не захотели вспоминать об основных принципах полицейской работы. В первую очередь не опечатали место преступления. Пусть даже они ничего не трогали, но в комнату заходили и Тренэр-роу впустили, не говоря уж о Хелен, Деборе и Нэнси, побывавших в кухне и в спальне. А теперь повсюду нитки с одежды, волосы, отпечатки пальцев. Для судебных экспертов хуже не придумаешь. И ответственен за это Линли, полицейский. Во всяком случае, он ничего не сделал, чтобы предотвратить безобразие. В его поведении очевидна непростительная некомпетентность; и ему даже нельзя отговориться знакомством с вовлеченными в преступление людьми. Ведь раньше тоже такое бывало, но он никогда не терял головы. Что же на сей раз? На сей раз он обо всем забыл, стоило Сент-Джеймсу позвать Дебору.

Боскован больше ничего не сказал. Он лишь взял у присутствующих отпечатки пальцев и отправил всех в кухню, а сам с сержантом пошел наверх, чтобы поговорить с Нэнси, пока остальная команда работала в гостиной. У Нэнси он пробыл около часа, терпеливо задавая наводящие вопросы. Когда он понял, что большего от нее не добиться, то под присмотром Линли отправил ее домой к отцу.

Так Линли оказался перед охотничьим домиком. Входная дверь была заперта, окна закрыты, занавески задернуты. Внутри было темно, да и снаружи красные розы на шпалерах выглядели как чернильные пятна.

– Я пойду с тобой, – сказал Линли, – если твоего отца нет дома.

Сидя в машине между леди Хелен и Сент-Джеймсом и держа на руках дочь, Нэнси поерзала. Доктор Тренэр-роу дал ей легкое успокоительное, и на какое-то время лекарство избавило ее от страданий.

– Папа спит, – прошептала она, прижимаясь щекой к головке Молли. – Я разговаривала с ним после антракта. Там, в школе. Он собирался спать.

– В половине первого его не было дома, – отозвался Линли. – Не исключено, что его и теперь нет. А если так, то я бы предпочел отвезти тебя с Молли к нам, чтобы ты не была тут одна. А ему оставим записку.

– Он спит. Телефон в гостиной. А спальня наверху. Наверно, он не слышал.

– А Марк?

– Марк? – Нэнси помедлила. Было очевидно, что она не вспоминала о брате. – Марк тоже. Он крепко спит. Иногда слушает музыку. Он тоже мог не слышать. Но они оба наверху. Я уверена. – Она опять поерзала, собираясь выйти из автомобиля. Сент-Джеймс открыл дверцу. – Я пойду. Спасибо. Даже подумать страшно, что со мной было бы, если бы я не нашла вас на Пол-лейн.

Нэнси произносила слова все более сонно. Линли вышел из машины и вместе с Сент-Джеймсом помог Нэнси встать на ноги. Несмотря на ее уверения, будто отец и брат крепко спят в своих спальнях, Линли собирался удостовериться, что так оно и есть.

В голосе Нэнси он слышал настойчивые ноты, безошибочно свидетельствующие о желании солгать. Вполне возможно, что она говорила с отцом по телефону. Однако его не было дома, когда полтора часа назад Линли звонил из Галл-коттедж, и заявление Нэнси, будто отец и ее брат спят и не слышат звонок, было совершенно неправдоподобным, она словно пыталась что-то скрыть.

Взяв Нэнси под руку, Линли повел ее по выложенной булыжниками тропинке, поднялся с нею вместе на крыльцо, где приятно пахло розами. Оказавшись в доме, он мгновенно утвердился в своих подозрениях. Дом был пуст. Когда Нэнси ушла в гостиную и, сев в плетеное кресло-качалку, стала что-то монотонно напевать дочери, Линли вернулся на крыльцо.

– Никого нет, – сказал он. – Но, думаю, мне лучше подождать Джона тут, чем тащить Нэнси к нам. Может быть, поедете без меня?

– Мы тоже подождем, – принял решение Сент-Джеймс.

Они присоединились к Нэнси в гостиной, заняв все сидячие места. Никто не произнес ни слова. Зато все внимательно разглядывали вещи, которые так или иначе характеризовали людей, проживших в этом доме двадцать пять лет. Испанская керамика – страсть матери Нэнси – собирала пыль на клавикордах. На стенах висело около дюжины бабочек в рамках, а также теннисные трофеи за много лет, что говорило о круге интересов Марка Пенеллина. На широком подоконнике расположились – заброшенные и выцветшие – крошечные подушечки для иголок, которые как будто сложили там, чтобы они не мешали. В углу стоял телевизор, а на нем – единственная фотография Нэнси, Марка и их матери на Рождество, незадолго до железнодорожной катастрофы, в которой миссис Пенеллин погибла.

Несколько минут послушав трели соловья и пение сверчков за окном, которое открыл Линли, Нэнси Кэмбри встала.

– Молли заснула. Я отнесу ее наверх, – сказала она и ушла.

Когда стали слышны ее шаги наверху, леди Хелен озвучила мысли, не покидавшие Линли.

– Томми, где, как ты думаешь, может быть Джон Пенеллин? – спросила она со своей обычной прямотой. – Думаешь, Нэнси действительно говорила с ним сегодня вечером? Мне показалось странным то, что она настойчиво твердит об этом.

Линли, сидевший за клавикордами, нажал на три клавиши; прозвучал диссонансный аккорд.

– Не знаю.

Даже если бы он проигнорировал замечание Хелен, он не мог забыть о беседе с Нэнси и о том, с каким отвращением Джон Пенеллин говорил о своем зяте.

Часы пробили один раз. Вернулась Нэнси.

– Понятия не имею, где папа, – сказала она. – Но вам незачем его ждать. Я справлюсь сама.

– Мы подождем, – отозвался Линли.

Нэнси пригладила волосы и опустила руки:

– Наверно, он только что ушел. Иногда ему не спится, и он гуляет в парке. Потом ложится. Наверняка он пошел в парк.

Никому даже в голову не пришло выразить удивление по поводу странных прогулок Джона Пенеллина в половине третьего ночи. Да этого и не потребовалось, так как дальнейшие события не оставили камня на камне от утверждений Нэнси. Едва она умолкла, как автомобиль осветил фарами окна гостиной. Потом мотор затих. Хлопнула дверца. Послышался шум шагов по камням, по ступенькам крыльца. Нэнси бросилась к двери.

Раздался недовольный голос Пенеллина:

– Нэнси? Ты что тут делаешь? Марк? Что с Марком? Нэнси, где Марк?

Нэнси протянула к нему руку, и он взял ее, когда переступил через порог.

– Папа, – дрожащим голосом произнесла Нэнси.

Тут Пенеллин увидел остальных, молча сидевших в его гостиной. Страх исказил его лицо.

– Что случилось? Ради бога, что еще натворил этот ублюдок?

– Он умер, – ответила Нэнси. – Кто-то…

Голос изменил ей. Несколько произнесенных слов напомнили ей об ужасе, ненадолго забытом, благодаря успокоительным таблеткам.

Пенеллин смотрел на нее во все глаза. Потом направился к лестнице:

– Нэнси, где твой брат?

Нэнси не ответила. Линли медленно встал с кресла.

– Скажите же, что случилось, – вновь заговорил Пенеллин.

– После спектакля Нэнси нашла Мика мертвым в коттедже, – отозвался Линли. – Похоже, в их гостиной что-то искали. Не исключено, Мик застал вора врасплох, когда тот листал документы или искал ценности. Хотя второе маловероятно.

– Это было ограбление, – возразила Нэнси. – Ничего другого и быть не могло. Мик раскладывал деньги по конвертам для своих служащих, когда я уходила. – Она искоса поглядела на Линли. – Деньги там были?

– Я видел на полу пятифунтовую банкноту, – сказал Сент-Джеймс.

– Вряд ли Мик платил наличными, – вмешался Линли.

– Платил, – стояла на своем Нэнси. – В газете всегда так. Это удобнее. В Нанруннеле нет банка.

– Но если это было ограбление…

– Так и было.

– Но, Нэнси, то, что сделали с трупом… – тихо проговорила леди Хелен, напоминая о том как будто единственном, что опровергало версию ограбления.

– С трупом? – спросил Пенеллин.

– Его кастрировали, – пояснил Линли.

– Боже милостивый.

В эту минуту громко зазвонил дверной звонок, и все – сказалось напряжение – подпрыгнули от неожиданности. Так как Пенеллин все еще был в коридоре, то он и открыл дверь. На пороге стоял инспектор Боскован. За его спиной была видна грязная машина, припаркованная рядом с «Ровером» из поместья, на котором Линли и его гости приехали в Нанруннел, а потом в охотничий домик.

– Джон, – сказал Боскован вместо приветствия.

И Линли тотчас вспомнил, что Пенеллин и Боскован одного возраста и, как многие в провинциальном Корнуолле, вместе ходили в школу и всю жизнь приятельствовали.

– Эдвард, ты уже знаешь?

– Из-за этого и приехал. Надо поговорить.

Нэнси схватилась за перила:

– С папой? Зачем? Он ничего не знает.

– Джон, всего пара вопросов, – твердо произнес Боскован.

– Не понимаю, – сказал Пенеллин, но было ясно, что он все отлично понимает.

– Можно мне войти?

Пенеллин обернулся, и Боскован, проследив за его взглядом, увидел остальных.

– Вы еще не дома, милорд?

– Нет, мы…

Линли помедлил. Если бы он сказал: «Мы ждали, когда вернется Джон», – это могло бы быть на руку обвинению.

– Папа ничего не знает, – повторила Нэнси. – Скажи ему, папа, что ты ничего не знаешь о Мике.

– Можно мне войти? – еще раз спросил Боскован.

– Здесь Нэнси с малышкой, – ответил Пенеллин. – Может быть, поговорим в Пензансе? В участке?

У подозреваемого нет права требовать, чтобы его перевезли в другое место, а то, что Пенеллин был подозреваемым, подтвердили слова Боскована:

– У тебя есть адвокат? Позвони ему.

– Адвокат? – взвизгнула Нэнси.

– Нэнси. Девочка. Не надо.

Пенеллин хотел было обнять дочь, но она увернулась:

– Папы там не было.

Боскован неловко переминался с ноги на ногу:

– Извини, Нэнси. Соседи видели его в половине десятого. Слышали, как они ругались.

– Он был здесь. Я разговаривала с ним после антракта.

Нэнси схватила отца за руку и стала трясти ее, но Пенеллин высвободил пальцы.

– Я пойду, девочка. Оставайся тут. Позаботься о Молли. И дождись Марка.

От Боскована не ускользнула просьба Пенеллина.

– Марка нет?

– Полагаю, он с друзьями, – ответил Пенеллин. – В Сент-Ивсе или Сент-Джасте. Ты же знаешь современную молодежь. – Он похлопал Нэнси по руке. – Эдвард, я готов. Пойдем?

Он кивнул остальным и вышел за дверь. Через несколько мгновений зашумел автомобиль Боскована. Шум усилился, когда он свернул на дорогу, и постепенно стих совсем.

Нэнси ринулась в гостиную.

– Помоги ему! – крикнула она Линли, бездумно крутя в пальцах подол платья. – Он не убивал Мика. Ты же полицейский. Ты можешь помочь. Ты должен.

Несмотря на все свои благие намерения, Линли понимал, что почти ничего не может сделать. У него не было никакой власти в Корнуолле. Вряд ли Босковану, который казался опытным полицейским, захочется прибегнуть к помощи Нью-Скотленд-Ярда. Если бы делом занимался констебль Паркер, Линли не усомнился бы в необходимости своего вмешательства. Но Паркер из дела выбыл. Атак как сотрудники отдела убийств в Пензансе показались Линли в высшей степени компетентными, то и расследование должно было оставаться в их руках. Однако ему надо было что-то сказать, пусть даже оживив самую страшную часть кошмара.

– Расскажи, что ты делала сегодня.

Он подвел Нэнси к креслу-качалке, и Дебора накрыла ее одеялом, взятым с кушетки.

Нэнси начала, запинаясь, рассказывать. Ей надо было продавать пиво во время спектакля, поэтому она оставила Молли с Миком, который работал в гостиной, раскладывал деньги для служащих по конвертам. Молли была рядом в манеже. Нэнси ушла в семь часов.

– Когда я возвращалась, то услыхала плач Молли и разозлилась на Мика. Стала кричать ему, как только открыла дверь.

– Дверь была заперта? – спросил Сент-Джеймс.

– Нет, – ответила Нэнси.

– Ты сразу увидела Мика?

Нэнси покачала головой и прижала одеяло к худым плечам. Высунулся локоть. Костлявый и красный.

– Дверь в гостиную была закрыта.

– А когда ты открыла ее, что увидела в первую очередь?

– Его. Мика. Он лежал… – Она судорожно вздохнула. – А вокруг бумаги, документы, записные книжки.

– Как будто комнату обыскивали, – сказал Сент-Джеймс. – Мик работал дома над своими журналистскими расследованиями?

Нэнси провела рукой по одеялу и кивнула, пожалуй, с излишним жаром:

– Часто. Да. Он работал на компьютере. После обеда ему не хотелось возвращаться в контору, поэтому он работал дома. В коттедже было много его заметок. Я ему говорила, чтобы он разобрал их. Многое можно было выбросить. А он не хотел, потому что никогда не знал, что ему понадобится. Не надо ничего выбрасывать, Нэнси, говорил он. Поэтому всегда было много бумаг. Тут. Там. Заметки на салфетках, на спичечных коробках. Так он привык. У него было много заметок. Наверно, кто-то хотел… или денег. Деньги. Нельзя забывать о деньгах.

Слушать Нэнси было довольно трудно. Хотя все как будто сходилось – бумаги на полу, следы обыска, – очевидно, что не профессия мужа занимала ее мысли, как бы она ни старалась доказать обратное. Похоже, ее волновало совсем другое. И она подтвердила это, сказав:

– Послушай, я звонила папе после антракта. Где-то в половине одиннадцатого. Из автомата.

Никто не отозвался. Несмотря на то, что в доме было тепло, у Нэнси дрожали ноги, отчего даже подпрыгивало одеяло.

– Я звонила. Разговаривала с папой. Он был тут. Многие видели, как я звонила. Спросите миссис Свонн. Она знает, что я разговаривала с папой. Он был тут. И сказал, что не собирается никуда идти.

– Но, Нэнси, – перебил ее Линли, – твоего папы не было дома. И не было, когда я звонил. Он приехал через несколько минут после нас. Зачем ты лжешь? Ты боишься?

– Спроси миссис Свонн. Она видела. Она скажет…

Неожиданно тишину ночи разорвал шквал рок-музыки, и Нэнси вскочила с качалки.

Открылась входная дверь, и вошел Марк Пенеллин. На плече у него висел портативный стереомагнитофон, оравший «Мое поколение» – тоскливо и мстительно. Марк пел, но остановился на полуфразе, увидев ночных гостей. Нажал не на ту кнопку. Роджер Далтри стал вопить еще громче, пока Марк не нашел нужную кнопку и не выключил магнитофон.

– Прошу прощения. – Он поставил на пол магнитофон, оставивший отпечаток на его куртке из мягкой кожи, и, словно зная это, он потер куртку. – Что случилось? Ты почему тут, Нэнси? Где папа?

В соединении со всем, что было прежде, появление Марка и его вопросы окончательно разрушили непрочную защиту, возведенную Нэнси ради отца, и она упала обратно в кресло-качалку.

– Это твоя вина! – закричала Нэнси. – Папу забрали в полицию. Это все из-за тебя. – Она заплакала и потянулась за сумкой, валявшейся на полу. – Марк, чего ему еще ждать от тебя? Чего? Скажи мне! – Она открыла сумку и стала ворошить все, что было в ней. – Мики. Ох, Мик.

Все еще стоя на пороге гостиной, Марк Пенеллин судорожно сглотнул слюну, оглядывая всех по очереди, пока не остановил свой взгляд на сестре:

– Что случилось с Миком?

Нэнси плакала.

Марк провел рукой по волосам, по подбородку.

– Нэнси, что папа сделал с Миком? – спросил он, озвучив самое страшное.

Нэнси опять вскочила, забыв о сумке, которая упала, отчего ее содержимое рассыпалось по полу.

– Что ты говоришь! Не смей. Это ты виноват. Мы-то знаем. И папа знает, и я тоже.

Марк отпрянул и стукнулся головой о косяк.

– Я? О чем ты? Сошла с ума? Совсем сошла с ума? Какого черта здесь случилось?

– Мика убили, – ответил Линли.

Кровь бросилась Марку в лицо. Он быстро повернулся к Нэнси:

– Ты думаешь, это я? Ты так думаешь? Думаешь, я убил твоего мужа? – Он визгливо расхохотался. – Зачем мне убивать его, если отец уже год, как только об этом и мечтает?

– Не говори так! Не смей! Это ты!

– Ладно. Не веришь, и не надо.

– Я знаю. И папа знает.

– Папа все знает. Он у нас самый умный.

Схватив свой магнитофон, Марк побежал было наверх, но его остановил Линли:

– Марк, надо поговорить.

– Нет! – крикнул тот и продолжил путь. – Выложу все в полиции. Как только моя сестричка настучит на меня.

Дверь с грохотом захлопнулась.

Заплакала Молли.

Глава 11

– Ты хорошо знаешь Марка Пенеллина? – спросил Сент-Джеймс, отрываясь от листа бумаги, на который в течение последних пятнадцати минут заносил впечатления от прошедшего вечера.

Они с Линли были одни в гостиной, в маленьком алькове, располагавшемся прямо над входными дверями. Горели две лампы. Одна – на столике красного дерева, рядом с которым сидел Сент-Джеймс, другая стояла на инкрустированном столе возле окна и казалась золотой на черном фоне. Линли протянул Сент-Джеймсу рюмку с бренди, а свою зажал в ладонях и стал задумчиво потряхивать. Сев в крутящееся кресло, он вытянул ноги и ослабил узел галстука. Потом выпил.

– В общем, не очень. Он одного возраста с Питером. Из всего, что я слышал о нем в последние годы, понятно, что он не стал гордостью семьи. Отец разочарован.

– То есть?

– Ну, как отцы бывают разочарованы в своих детях. Джон хотел, чтобы Марк учился в университете, а тот, не проучившись и года в Рединге, бросил.

– Его исключили?

– Не знаю. Он стал работать барменом в Мэйденхеде. Потом в Эксетере, насколько я помню. Кажется, он играл на барабане в оркестре. Вышло не так, как ему хотелось бы – ни славы, ни денег, ни контракта с записывающей студией. С тех пор он работает в поместье, года полтора уже. Не знаю почему, ведь Марка никогда не интересовало управление поместьем. Возможно, теперь он рассчитывает взять поместье в свои руки, когда отец отойдет от дел.

– Это реально?

– Реально. Однако Марку надо еще многому учиться, кстати, и такому, чему тут не научишься.

– А Пенеллин рассчитывает, что сын придет на его место?

– Не думаю. Джон окончил университет. Вряд ли он рассчитывает, что я передам дела человеку, интересующемуся исключительно конюшнями.

– И больше ничем?

– Он поработал в маслодельнях. На нескольких фермах. Но этого недостаточно.

– Платят ему хорошо?

Линли крутил в пальцах ножку рюмки.

– Ну, как сказать. Однако это было решение Джона. Из его слов у меня сложилось впечатление, что Марк работает недостаточно, чтобы получать хорошие деньги. Собственно, это было единственным предметом разногласий между ними с тех пор, как Марк вернулся из Эксетера.

– Если он держит сына в черном теле, возможно, того привлекли деньги в Галл-коттедже. Знал ли Марк о привычках зятя? В конце концов, у меня такое впечатление, что он живет не по доходам.

– Не по доходам? Ты о чем?

– Вспомни его стереомагнитофон. Похоже, куртка у него тоже не старая. Я не очень-то разглядывал его башмаки, но, кажется, они из змеиной кожи.

Линли подошел к окну и открыл его. Раннее утро было прохладным и влажным, и в тишине он хорошо слышал шум моря.

– Не думаю, чтобы Марк убил зятя, хотя нетрудно представить, что он нашел труп Мика, увидел на столе деньги и взял их. Марк не способен на убийство. Вот взять, что плохо лежит, это да…

В это время Сент-Джеймс читал в своей тетради краткую запись беседы с Нэнси.

– Значит, он мог оказаться в коттедже по другой причине, а обнаружив Мика мертвым, взять деньги?

– Не исключено. Марк способен спланировать ограбление, но он знает, чем это могло обернуться для его сестры, а Марк и Нэнси, как бы они ни вели себя сегодня, очень привязаны друг к другу.

– И все же, Томми, о конвертах он наверняка знал.

– Все знали. Не только служащие Мика, но и жители деревни. Нанруннел ведь небольшой, и в нем ничего не утаишь. Вряд ли он очень переменился со времен моего детства. А тогда, уж поверь, нам все было известно друг о друге.

– Если так, то многие могли знать и о записях, которые Мик держал дома.

– Конечно, отец знал и, вероятно, сотрудники газеты, их не так уж и много.

– Кто они такие?

Линли вернулся к креслу.

– Если не считать Мика, я знаю лишь Джулиану Вендейл. Интересно, она еще работает у него? Прежде она была выпускающим редактором.

В голосе Линли было что-то такое, отчего Сент-Джеймс оторвался от своих записей и поднял голову:

– Джулиана Вендейл?

– Да. Хорошая женщина. Разведена. Двое детей. Ей около тридцати семи сейчас.

– Она могла быть привлекательной для Мика?

– Возможно. Но сомневаюсь, чтобы Мик заинтересовал Джулиану. Она не очень-то думала о мужчинах после того, как десять лет назад муж бросил ее ради другой женщины. Никому не удалось привлечь ее внимание. – Он посмотрел на Сент-Джеймса и грустно улыбнулся. – Знаю на собственном опыте. Это было, когда мне стукнуло двадцать шесть и я был высокого мнения о себе.

– А как насчет отца Мика?

Линли налил себе еще бренди.

– Гарри – нечто вроде местной достопримечательности. Много пьет, много курит, много играет. Язык у него – что у докера. Нэнси сказала, что в прошлом году он перенес операцию на сердце, так что, возможно, он переменился.

– Он близок с Миком?

– Был близок. В последнее время – не знаю. Когда-то я часто бывал в Нанруннеле. Мы виделись с Миком во время каникул.

– Дружили?

– Что-то вроде того. Вместе пили, вместе плавали в море, вместе ловили рыбу, вместе подростками подглядывали за женщинами в Пензансе. А когда я начал учиться в Оксфорде, мы уже не встречались.

– Каким он был?

Линли улыбнулся:

– Он любил женщин, всякие полемики, розыгрыши. Во всяком случае, в юности. Не думаю, чтобы он очень изменился.

– Не исключено, что мотив где-то тут.

– Не исключено.

Линли рассказал Сент-Джеймсу о внебрачных связях Мика, в которых его накануне обвинял Джон Пенеллин.

– Неплохое объяснение тому, что сделали с трупом, – заметил Сент-Джеймс. – Муж расправляется с соблазнителем. Однако это не объясняет беспорядок в гостиной. – Сент-Джеймс собрался было сделать очередную запись, однако положил ручку. Усталость брала свое. Казалось, будто в глаза насыпали песок, и он понимал, что еще недолго будет сохранять способность трезво мыслить. Тем не менее ему не давало покоя что-то, о чем он забыл и что должен был вспомнить, пока не поздно. Поерзав на стуле, он обратил внимание на стоявший в гостиной рояль и вспомнил, как леди Ашертон подошла к нему. – Томми, а мама ничего не рассказывала тебе о журналистской работе Мика? Может быть, Нэнси говорила с ней?

– Нэнси говорила со мной.

– Ну…

– Это не точно, но у меня сложилось впечатление, что Мик возлагал большие надежды на свою последнюю работу. И наверняка разрабатывал свою тему не для собственной газеты. Даже точно, что не для собственной.

– Мог он чем-то задеть своего отца?

– Ну уж не до такой степени, чтобы тот решил его убить. Тем более кастрировать.

– В том случае, – заметил Сент-Джеймс, – если убийство и кастрация совершены одним человеком. Ведь ты тоже видел, что его сначала убили, а потом кастрировали.

Линли покачал головой:

– Не получается. Сначала убийца – потом мясник.

Сент-Джеймсу пришлось признать, что у него тоже не складывается логичная картина.

– А почему, как ты думаешь, Нэнси лжет насчет звонка? – Сент-Джеймс не ждал ответа Линли, он размышлял вслух. – Нехорошо для Джона Пенеллина, что его видели рядом с коттеджем.

– Джон не убивал Мика. Не тот он человек. Он не мог его убить.

– А если ненамеренно?

– Все равно нет.

Линли говорил уверенно, однако не убедил Сент-Джеймса.

– Бывает, и хороших людей доводят до убийства. Ты сам знаешь. Непреднамеренное убийство – скажем, он в ярости не рассчитал удар. Сколько людей теряют голову и становятся убийцами? Забыл?

Линли вскочил с кресла и широким, легким шагом заходил к окну и обратно:

– Утром я поговорю с Джоном. И все выясню.

Сент-Джеймс посмотрел на него, но не встал:

– А что, если в полиции решат, что уже нашли убийцу? Что, если эксперты поддержат обвинение? Волосы Пенеллина на трупе, отпечатки пальцев по всей комнате, кровь Мика на обшлагах его брюк или на манжетах рубашки. Если он был вечером в коттедже, значит, будут доказательства этого, помимо свидетельских показаний соседей, которые видели его или слышали шум ссоры. Что тогда? Боскован знает, что ты работаешь в отделе убийств?

– Я не распространялся об этом.

– Он будет просить Скотленд-Ярд о помощи?

– Нет, если решит, что Джон Пенеллин – убийца. Зачем? – с неохотой ответил Линли, поддерживая подозрения Сент-Джеймса, и вздохнул. – Проклятье. И еще Нэнси просит, чтобы я помог ее отцу. Сент-Джеймс, мы должны быть очень осмотрительны. Нам ни в коем случае нельзя переходить дорогу официальному следствию.

– А если перейдем?

– Будем расплачиваться в Лондоне.

Кивнув на прощание, Линли вышел из комнаты.

Сент-Джеймс вернулся к своим записям. Он взял со стола еще один лист бумаги и несколько минут занимался тем, что чертил колонки, в которые вставлял ту или иную информацию. Джон Пенеллин. Гарри Кэмбри. Марк Пенеллин. Неизвестные мужья. Служащие в газете. Возможные мотивы преступления. Оружие. Слова начинали расплываться у него перед глазами, и он прижал пальцы к векам. Где-то скрипнуло окно на ветру. Одновременно открылась и закрылась дверь гостиной. Сент-Джеймс дернулся. В темноте стояла Дебора.

На ней был длинный халат цвета слоновой кости, отчего она была очень похожа на привидение. Волосы свободно рассыпались у нее по плечам.

Сент-Джеймс отодвинул кресло и встал. Ему едва удалось сохранить равновесие из-за больной ноги, и он почувствовал боль в пояснице.

Оглядев гостиную, Дебора заглянула в альков:

– Томми нет с тобой?

– Он отправился спать.

Она нахмурилась:

– Мне показалось, я слышала…

– Он был тут.

– А!.. Ладно.

Сент-Джеймс думал, что Дебора уйдет, а она вошла в альков и встала рядом с ним возле стола. Прядь ее волос коснулась его рукава, и он вдохнул исходивший от нее аромат лилий. Сент-Джеймс не отрывал глаз от записей, и Дебора тоже стала читать.

– Ты собираешься расследовать это убийство? – спросила она через пару минут.

Он наклонился и написал пару непонятных фраз в колонке о разбросанных на полу документах, в колонке о телефонной будке. Вопрос, который надо задать миссис Свонн. Еще что-то. Ему было все равно, что писать, лишь бы писать.

– Помогу, чем смогу, – отозвался он. – Хотя ничем таким мне не приходилось прежде заниматься. Не знаю, справлюсь ли. Пока я записал то, о чем мы с Томми тут говорили. Нэнси. Ее семья. Газета. И все прочее.

– Записал. Да. Помню. У тебя всегда было много бумаг. Повсюду.

– В лаборатории.

– Графики, чертежи. Помню-помню. Я никогда не чувствовала себя виноватой из-за разбросанных по всему дому фотографий, пока ты в отчаянии кидал дротики у себя в лаборатории.

– Это был скальпель.

Они засмеялись, но почти тотчас умолкли, отчего тишина стала еще более неловкой сначала для него, потом для нее. Казалось, что часы тикают слишком громко, да и шум моря не совсем такой, как всегда.

– Понятия не имела, что Хелен работает с тобой в лаборатории, – сказала Дебора. – Папа ни разу не упомянул об этом в своих письмах. Странно, правда? Это Сидни сказала мне сегодня. Она молодец. Вот и в коттедже тоже. Я была полной идиоткой, когда Нэнси отключилась и заплакала ее дочка. А Хелен всегда знает, что делать.

– Да, – подтвердил Сент-Джеймс. – Так оно и есть.

Дебора не отозвалась, и Сент-Джеймс молил Бога, чтобы она ушла. Он сделал еще несколько записей. Нахмурился и стал читать, делая вид, будто изучает их. Потом, когда притворяться уже было невозможно, чтобы не показать себя кретином, Сент-Джеймс поднял голову.

И опять осознал свое поражение, вероятно, из-за света в алькове, при котором ее глаза казались темнее, даже как будто сверкали ярче, кожа казалась мягче, губы – полнее. Она была слишком близко, и Сент-Джеймс сразу понял, что у него два выхода: или уйти, или обнять ее. Ничего иного быть не может. И никогда не будет. Он попросту занимался самообманом, считая, что время залечит раны и он сумеет быть равнодушным в ее присутствии. Собрав бумаги, Сент-Джеймс пробормотал «спокойной ночи» и двинулся к двери.

Он уже прошел половину гостиной, когда его настиг ее голос.

– Саймон, я видела его.

Сент-Джеймс в недоумении остановился.

– Я видела его сегодня, – продолжала Дебора. – Мика Кэмбри. Об этом я и хотела сказать Томми.

Саймон Сент-Джеймс вернулся к столу и положил на него бумаги:

– Где?

– Я не совсем уверена, что это он. В спальне Нэнси я видела свадебную фотографию. Я видела ее, когда относила туда малышку, и я почти уверена, что этот человек выходил сегодня утром – нет, вчера утром – из квартиры моей соседки, в Лондоне. Раньше я не хотела говорить из-за Нэнси. – Дебора провела рукой по волосам. – Ну, я не сказала, потому что квартира принадлежит женщине. Тине Когин. А она как будто… наверняка я не могу сказать, но, судя по тому, как она разговаривает, одевается, вспоминает о своих отношениях с мужчинами… У меня сложилось впечатление…

– Она проститутка?

Дебора торопливо рассказала, как Тина Когин, услышав ссору, появилась со своим питьем, которое, по ее словам, возвращает ей силы после свиданий с мужчинами.

– Но у меня не было возможности долго беседовать с ней, потому что приехала Сидни. И Тина ушла.

– А что насчет Кэмбри?

– Это из-за стакана. Ее стакан остался у меня, и я до сегодняшнего утра забывала вернуть его.

Она увидела Кэмбри, подходя к Тининой двери. Он вышел из квартиры, и Дебора, поняв, что видит перед собой одного из «клиентов» Тины, помедлила, не зная, вручить ему стакан, чтобы он отдал его Тине, или пройти мимо, сделав вид, будто не заметила его, или, не говоря ни слова, вернуться к себе. А он пришел ей на помощь, сказав «доброе утро».

– И он совсем не был смущен, – простодушно добавила Дебора.

Мысленно Сент-Джеймс отметил, что мужчины редко смущаются в подобных ситуациях, однако ничего не сказал об этом.

– Ты говорила с ним?

– Только попросила передать стакан Тине и сказать ей, что я уезжаю в Корнуолл. Он поинтересовался, не позвать ли Тину, но я сказала «нет». Мне совсем не хотелось видеть ее рядом с ним. Саймон, мне было ужасно неловко. Я не могла представить, как они прощаются. Он обнимает ее и целует или они обмениваются рукопожатием? – На губах Деборы промелькнула улыбка. – Я плохо рассказываю, да? Ну, в общем, он пошел обратно.