Текст книги "Любовь сильнее расчета"
Автор книги: Элизабет Бойл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Глава 14
Мейсон никогда не считал себя трусом, но сейчас ему предстояло лицом к лицу встретиться с Райли и племянницами и объявить, что он по-прежнему возражает против их посещения маскарада герцога Ивертона. Он подумал, что уж лучше поехать на собрание Королевского общества, чем провести вечер дома.
Райли не сдавалась и каждый день досаждала ему, приводя то один, то другой довод в пользу того, почему девочки заслуживают этого дебюта, – они делают огромные успехи. Целых три дня никто не слышал от Беа ни одного ругательства. Мэгги выучила фигуры даже не одного, а трех танцев. Гордость не позволяла ему объяснить, что причиной его отказа были деньги, а не их манеры.
Кто-то с ужасающей быстротой скупал векселя Фредди, и Мейсон не сомневался, что скоро этот неизвестный кредитор появится у его дверей с требованием их полной оплаты. К их и без того тяжелому положению прибавилось еще и это, и Мейсон понимал, что не может потратить и шиллинга на туалеты, которые племянницы наденут всего один раз.
И все же не стоит им так расстраиваться, подумал Мейсон после еще одного чаепития, прошедшего с хмурыми лицами и в мертвой тишине. Он не отказался от мысли, что у девиц все же будет дебют, хотя и более скромный.
Кроме того, они что-то задумали, затаились. Еще тяжелее ему было отказать Райли, он чувствовал себя настоящим чудовищем. Эта женщина, менявшая свой облик, вошла в его сердце, в самую его эшлинскую глубину, куда он поклялся не допускать порочные соблазны. И он понимал, что в конце концов не устоит перед ее просьбами и уступит.
К его разочарованию, объявленную лекцию в Королевском обществе отменили, и пришлось слушать совершенно другого лектора – скучного и лишенного воображения. Мейсон поймал себя на том, что думает, как бы прочитала эту лекцию Райли, – вот уж совершенно лишняя мысль.
Во время первого же перерыва он ушел и был очень удивлен, столкнувшись на ступенях клуба с дядей Дэла, герцогом Ивертоном.
Герцог всегда ему нравился, и он смотрел на него как на отца, поскольку собственный беспутный отец редко уделял внимание своим детям, особенно младшему сыну, который не любил ни пьянства, ни азартных игр.
Обрадовавшись случаю поговорить с высокообразованным герцогом, Мейсон принял приглашение выпить с ним в клубе по бокалу вина. Там было в такой ранний час относительно тихо, и ничто не мешало их беседе.
К сожалению, герцога интересовало только одно – Райли: откуда она, ее происхождение, как давно Мейсон знаком с ней и зачем она приехала в Лондон.
Мейсон повторил всю ту ложь, которую они всем рассказывали, и попытался перевести разговор на другую тему, но герцог не поддавался.
«Очевидно, тут не обошлось без леди Дэландер, – думал Мейсон. – Отправила брата делать за нее грязную работу. А возможно, его просто беспокоит, на ком женится его племянник».
Наконец Мейсон извинился и ушел, не желая больше лгать человеку, которого уважал. Дома по крайней мере он мог закрыться в своем кабинете, где его никто не будет допрашивать.
Его одинокая прогулка закончилась, когда у своего дома он обнаружил Дэла, сидевшего на ступенях с увядшим букетом в руке.
– Твой проклятый дворецкий не впускает меня, – пожаловался Дэл.
Мейсон скрестил на груди руки.
– Я приказал ему не впускать тебя в дом в мое отсутствие.
– И это после стольких лет, в течение которых я приходил сюда как к себе домой. Теперь даже Белтон против меня. Полагаю, поэтому поэты так вдохновенны. Муки. Страдания. Боль неразделенной любви.
– Похоже, ты упал с лошади и ударился головой. Вероятно, в этом истинная причина твоих страданий.
Отбросив букет в сторону, Дэл вздохнул.
– О бессердечный изверг. О низкий предатель. Что ты знаешь о моих страданиях? Ты прячешь от меня ангела, ниспосланного мне, чтобы исцелить меня. Мне следовало знать, что твое расчетливое холодное сердце никогда не поймет меня.
– Я понимаю, что тебе надо поехать домой и проспаться, не знаю уж, чего ты выпил сегодня.
– Ты думаешь, я пьян? – спросил Дэл. – Возможно, но я опьянел, заглянув в голубые глаза твоей кузины…
– Зеленые, – поправил Мейсон.
– Нет, голубые. Они как весенние незабудки.
– Нет, они зеленые.
– Ага! – с трудом поднимаясь, сказал Дэл. И Мейсон ощутил запах бренди, который густым облаком окутывал его друга.
– Так ты заметил! И полагаю, ты держишь ее взаперти, чтобы она не узнала, что ее сердце принадлежит мне, и только мне, а не тебе?
– Ее сердце принадлежит ей самой. И уверяю тебя, оно не принадлежит ни одному из нас.
Дэл вздохнул.
– Я что-то не очень в это верю.
Судя по сильному запаху контрабандного алкоголя, исходившему от Дэла, Мейсон мог бы поспорить, что тот выпил немалую долю запасов покойного отца.
– Не будь так в этом уверен, – повторил Дэл. – Я видел, как она смотрела на тебя. Леди не смотрит так на мужчину, если не испытывает к нему склонности. – Он с силой ударил себя кулаком в грудь, чуть не свалившись от удара. – Мы, поэты, разбираемся в таких вещах.
Мейсон протянул руку, чтобы поддержать его.
– Так ты не только сведущ в любви, но к тому же и поэт.
Лицо Дэла просветлело.
– Да. Это может оказаться моим преимуществом в глазах твоей кузины. Она в некотором роде синий чулок, поэтому я буду покорять ее стихами. Женщины такого сорта любят поэзию.
– И я должен думать, что ты весь вечер сочинял оды? – Мейсон, взяв друга под руку, повел его вниз по ступеням.
– Да, сочинял! – заявил Дэл.
– Продолжайте, лорд Поэт, – сказал Мейсон.
С расплывшейся по лицу улыбкой Дэл начал:
– Однажды в Дувре девушка жила…
Мейсон застонал.
– Что? – Дэл остановился, покачиваясь. – Недостаточно хорошо для вас, лорд Профессор? Может быть, я не обучался изящной словесности, чем хвастаешься ты, но ты должен признать, что начало очень художественно.
– Очень, – согласился Мейсон, ведя его через площадь к дому его матери. – Однако моя кузина не из Дувра.
– Я думал об этом, – сказал Дэл. – Но «в Дувре» так хорошо рифмуется с «кудри», что я позволил себе некоторую литературную вольность.
– Я бы сказал, что это тебя ко многому обязывает.
Дэл задумалсся над словами друга, и вдруг до него дошло, что его уводят от дома, где живет его безответная любовь.
– Нет, не надо. Я хочу оставаться на этих ступенях, пока она не согласится стать моей женой. – Он развернулся и, шатаясь, направился обратно к дому. – Хлад ночи не заставит меня свернуть с пути истинной любви. – Он плюхнулся на ступени и обратился к Мейсону: – А что такое, черт побери, «хлад ночи»?
– Я думаю, к утру ты это узнаешь.
Дэл глубокомысленно кивнул.
– Творческие муки и любовные страдания сделают меня еще более совершенным трагическим поэтом. Как ты думаешь?
– Я вижу, ты уже поэт, – опускаясь рядом с ним на ступени, сказал Мейсон.
Шепотом, огласившим всю площадь, Дэл произнес:
– После того как я завершу остальные песни или стихи – пока не знаю, как будет называться мой шедевр, – я закажу портному совершенно новый гардероб. Может быть, мистер Петтибоун рекомендует меня своему портному. Вот человек с европейским стилем и вкусом. – Он вздохнул и посмотрел на освещенное окно на третьем этаже. – Скажи мне, что это ее комната. Я видел ее, когда она смотрела из окна, и мне казалось, что мы всю жизнь смотрели в глаза друг другу. Даже в эту минуту я чувствую, как меня переполняет истинная любовь, ее лицо сияет, как полная луна, как Венера, выходящая из моря, как…
– Дэл, перестань, это комната Беатрис. – Мейсон поднял глаза и заметил, как отодвинутая занавеска быстро задернулась. – А что переполняет тебя, так это обед, съеденный в доме твоей матушки.
– Ну, это ты виноват, что мне пришлось с ней обедать. Она приказала мне быть дома и начала устраивать мою жизнь, даже распорядилась подготовить детскую. – Дэл пошарил в карманах и извлек большую серебряную фляжку. – Ставит телегу впереди лошади, но ты знаешь мою мать. – Он сделал большой глоток и предложил флягу Мейсону.
Чтобы помешать другу опустошить ее, Мейсон взял флягу и в знак признательности выпил глоток, а затем спрятал ее в свой карман.
– Думаю, – сказал Дэл, – к моему возвращению она уже выберет для моего наследника няньку, учителя и школу.
– Твоя мать – необыкновенная женщина, – дипломатично заметил Мейсон.
Дэл пошаркал ногами по камням, пытаясь встать.
– Полагаю, ты не впустишь меня сегодня.
– Нет, – подтвердил Мейсон.
Дэл встал и, пошатываясь, подошел к лошади. Ухватив поводья, он усмехнулся.
– Значит, нечего ждать, – сказал он и снова кивнул в сторону окна Беатрис. – Говоришь, комната Беа? Мне бы следовало знать, что моя Беа будет высматривать меня.
Лошадь ткнулась носом в его карман, и Дэл достал из него кусок сахара.
– Если бы я мог приручить твою кузину так же, как умею приручать лошадей.
– Сомневаюсь, что кусок сахара может покорить сердце дамы.
Дэл кивнул и выпрямился. На мгновение его лицо стало серьезным, и все следы опьянения исчезли.
– Если бы это было возможно, я бы купил для нее остров в Вест-Индии и спрятал ее в сахарном тростнике. Но не думаю, что это тронуло бы ее сердце.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что совершенно очевидно, что она влюблена в тебя.
Райли отступила от окна в темноту комнаты, пытаясь вспомнить, на чем она остановилась, когда просматривала принесенные с собой сцены.
Она много раз повторяла себе, что не должна сидеть всю ночь у окна в ожидании лорда Эшлина… нет, не должна. И вот он дома, а ее сердце внезапно забилось так, словно сегодня была премьера. Более того, несмотря на многочасовые репетиции, сейчас она не могла вспомнить ни строчки из своей пьесы.
Когда Райли, стоя посередине погруженной в темноту комнаты, пыталась вспомнить свой первый монолог, она услышала, как лорд Дэландер громко, так что его слышала вся Эшлин-сквер, заявил: «Совершенно очевидно, что она влюблена в тебя».
Райли вздохнула. Было очевидно только одно: лорд Дэландер надрался. Он уже был пьян, когда приехал около одиннадцати часов и не был впущен в дом. Она в то время приоткрыла окно и с веселым любопытством слушала, как Белтон вежливо, но твердо объяснял молодому человеку, что его присутствие в доме нежелательно.
Когда дверь захлопнулась перед его носом, лорд Дэландер в одиночестве занял пост, как часовой перед королевским дворцом. Райли улыбнулась. Виконт очень настойчив, но он не… Она не закончила мысль.
– О черт, – тихонько сказала она, снова подбираясь к окну и наблюдая за удаляющейся фигурой лорда Дэландера, ведущего свою лошадь через площадь. Вскоре хлопнула парадная дверь, и Райли услышала в холле голоса.
Мейсон разговаривал с Белтоном.
Голоса смолкли, и она услышала шаги – эти громкие уверенные шаги заставили ее лихорадочно собрать листы с пьесой и углубиться в чтение второго акта, несмотря на то что в комнате была такая темнота, что она едва различала страницы. Но Райли это не смущало, она старалась сделать все, чтобы доказать себе, что она о нем не беспокоилась.
Она слишком хорошо знала, что долги держат Мейсона за горло. За последние несколько дней он едва ли сказал кому-нибудь из них хотя бы несколько слов. Она восхищалась его решением выстоять самостоятельно, но при этом понимала, что гордость сама по себе не наполнит кладовые едой. Она сделала все, что могла, чтобы помочь, – нашла бакалейщика подешевле и поставщика угля для Белтона, но это были мелочи, лишь облегчавшие ведение домашнего хозяйства.
Райли знала то, что было известно каждому в этом доме: единственное средство спасти имя Эшлинов – это женитьба Мейсона по расчету. Одна только мысль об этом заставляла сжиматься сердце Райли. Охваченная отчаянием, она споткнулась о книгу, брошенную ею несколько часов назад, и самым постыдным образом упала на ковер.
Она сумела сесть и стала шарить вокруг в поисках этой проклятой книги.
Когда Мейсон, не сказав никому ни слова, уехал на весь вечер, Райли предположила, что он уехал искать свое счастье – вернее, ухаживать за ним.
«Какого черта он так задержался?» – думала она, когда он поднимался по лестнице, его шаги вызывали у нее самые мрачные мысли…
Вот Мейсон приглашает мисс Пиндар на танец. Вот приносит своей ненаглядной бокал пунша. Мысли Райли становились все более зловещими – она видела его в темной глубине кареты, он держит девицу за ее изящную ручку.
«Мисс Далия, не окажете ли мне честь стать моей…»
Как несправедливо!
Она хотела быть этой женщиной. Как одна из ее героинь – похищенной наследницей, отважной девушкой, в силу враждебных происков оторванной от семьи только для того, чтобы быть спасенной благородным героем, который сквозь грязь и лохмотья низкого положения и бедности сумел увидеть ее аристократическое происхождение.
– Если бы, – прошептала она.
Дверь распахнулась, и узкая полоса света от свечи упала на пол.
– Райли, это вы? – спросил Мейсон.
У нее екнуло сердце. Ей почудилось, или он действительно рад, что нашел ее?
Глава 15
Мейсон с удивлением смотрел на сидевшую на полу женщину.
– Что вы здесь делаете, черт возьми? – Он поставил подсвечник на столик у двери.
Райли отвела от лица спутанные пряди, выбившиеся из скромной прически, которую с недавних пор носила.
– Учу роль, – ответила она, пытаясь подняться.
Он протянул руку.
– Странное место вы выбрали.
– Это странная сцена, – объяснила она, принимая его помощь. Он рывком поставил ее на ноги. От неожиданности она прижалась к нему всем телом. Словно магическая сила страсти притягивала их друг к другу.
Его интуиция воззвала к осторожности, когда Райли приникла к нему, а ее грудь прижалась к его груди. Чтобы не упасть, она обвила его шею руками. С ее губ сорвался тихий вздох, наполнивший сердце Мейсона нежностью.
Он не отпустил ее даже тогда, когда она твердо встала на ноги и уже не нуждалась в его поддержке.
– Это тоже входит в вашу роль? – Мейсон поразился, сколько насмешки и игривого юмора было в его словах.
– Могло бы войти, – прошептала она. – Публика сочла бы это очень романтичным.
В ее словах он услышал вызов, словно она хотела посмотреть, хватит ли у него духа не признать эту ситуацию романтичной.
У Мейсона было ощущение, что данный момент оказался бы тяжелым испытанием даже для евнуха, несмотря на утраченную им чувственность. Им владело только одно желание – целовать ее. Так, как это было тогда, ночью. Он посмотрел на нее и увидел ее невероятные зеленые глаза, устремленные на него, одновременно невинные и соблазняющие. Ее полураскрытые губы просили его снова зажечь то пламя, которое, как они оба знали, готово было вспыхнуть между ними.
На этот раз Мейсон не был уверен, что сможет остановиться, прежде чем огонь не поглотит их обоих.
«Проклятие, – подумал он, – это никуда не годится». Он резко отстранил ее – более грубо, чем это было необходимо, – и поспешно направился к окну.
Достаточно безопасное расстояние. Именно этого и требовала создавшаяся ситуация, как он уверял себя.
Но от этого его желание не ослабело. Она стояла, освещенная лучом света, падавшим из коридора, но ее лицо оставалось в тени, и от этого она казалась еще таинственнее. Легкий ветерок, проникавший из открытого окна, играл ее локонами, разметавшимися по хрупким плечам.
Черт бы побрал его классическое образование! Он видел перед собой Афродиту. Не хватало только греческого хитона, раковины и морской пены.
Он отвернулся от ожившего соблазна и закрыл окно, но не потому, что прохладный ветерок освежал его разгоряченную кровь, бежавшую по жилам, а потому, что, когда он помогал ей подняться, она дрожала, и ему не хотелось, чтобы искусительница заболела в его доме.
За окном внизу по улице проходил ночной сторож. Он поднял глаза и, увидев Мейсона, поклонился.
– Доброй ночи, сэр, – почти шепотом сказал он, но его слова были отчетливо слышны в ночной тишине.
Мейсона удивило, что он так хорошо расслышал сторожа, но ведь этот человек знал свое дело и не стал бы кричать слишком громко из опасения потерять свое место.
Если бы он говорил громче, то его голос был бы похож… например, на голос Дэла.
Мейсон, ухватившись руками за оконную раму, посмотрел на подъезд своего дома, затем быстро через плечо взглянул на Райли. Очевидно, не только Беатрис подсматривала и подслушивала этим вечером за Дэлом, устроившимся под ее окном. А если и Райли стояла у открытого окна, значит, она тоже слышала все, о чем болтал этот идиот. Мейсон поморщился.
Вероятно, все на Эшлин-сквер слышали, как его друг объявлял о своей любви и под влиянием бренди высказывал предположения о том, кому отдает предпочтение сама леди.
Когда он повернулся к Райли, его наихудшие подозрения подтвердились, ибо румянец, вспыхнувший на ее щеках, полностью выдавал ее и без слов.
Да, она все слышала.
Ее следующие слова окончательно выдали ее.
– Здесь холодно, – сказала она, искусно притворяясь, что дрожит. Она обошла Мейсона, закрыла окно, а затем повернулась к нему, решительно заканчивая разговор: – О чем только я думала, оставив окно открытым!
– Да, – заметил он. – Трудно предугадать, что принесет с собой ночной ветерок.
Но Райли не смутилась.
– Вот именно. Нельзя допустить, чтобы девочки простудились.
– Да, конечно, – проворчал он. Он хотел найти способ перевести разговор в нужное русло, но вместо этого кивнул в сторону бумаг и книг, разбросанных по всей комнате. – Много работы? У вас когда-нибудь бывает свободный вечер?
Она покачала головой:
– Нет, если я хочу, чтобы пьеса имела успех.
Его словно ударили. Она трудится каждую минуту, стараясь, чтобы пьеса принесла успех – ей самой, ее труппе… и ему. А на что он потратил этот вечер? Прикрываясь Королевским обществом, старался спрятаться от мисс Пиндар и своих обязательств перед семьей.
– Да, здесь, наверху, спокойно, – торопливо, как кузина Фелисити, забормотал он. – Вы сумели многое сделать… вам никто не мешал и все такое. Ну, кроме Дэла и той чепухи там, на улице…
Райли, начавшая собирать свои записи и книги, остановилась и посмотрела на него.
– Лорд Дэландер? Он был здесь?
Какой бы опытной актрисой она ни была, даже Мейсон уловил фальшь в ее голосе.
– Да, удивительно, что вы его не слышали, ведь окно было открыто.
Она взглянула на закрытое окно и пожала плечами.
– Я так привыкла в театре, что все время одни приходят, а другие уходят, что ваша беседа с лордом Дэландером почти ускользнула от моего внимания.
Он наклонил голову и пристально посмотрел ей в лицо.
– Так вы не слышали, как лорд Дэландер объявил, что вы согласились выйти за него замуж?
Она резко повернулась.
– Он не говорил ничего подобного! Я слышала каждое… – Она замолкла на полуслове. Упав в кресло, она откинула назад распустившиеся пряди. – О черт. Конечно, я слышала каждое слово. Весь дом слышал лорда Дэландера.
– Не только этот, но и все дома на площади слышали этого болтливого идиота, – кивнул он.
Их взгляды встретились, и он с удивлением заметил в ее глазах веселый блеск, как будто ее не смущало, что ее поймали на лжи.
– Он был пьян? – спросила она. – Кажется, он едва стоял на ногах.
Мейсон кивнул, сомневаясь, прилично ли обсуждать с леди другого мужчину, находившегося в состоянии опьянения. Но это была Райли, а с ней ему не казалось необходимым соблюдать какие-то границы или запреты. При этой мысли им овладело ощущение свободы.
– Едва стоял, но, на его счастье, его лошадь знает дорогу домой.
Райли зажала рот, чтобы не засмеяться.
– Надеюсь, он не стал декламировать свои ужасные стихи, добравшись до дома. Очень сомневаюсь, что леди Дэландер любит поэзию, сочиненную под влиянием бренди.
Мейсон рассмеялся.
– Не могу себе представить ее поклонницей Бахуса.
Райли не выдержала и расхохоталась.
– У меня такое предчувствие, что, возможно, мы наблюдали лорда Дэландера в таком виде в последний раз, потому что, если он не забудет о своем новом призвании поэта к завтрашнему утру, когда проспится, то его матушка наверняка навсегда выбьет из него всякое желание устраивать такие представления, как сегодня.
– В таком случае от сегодняшнего вечера была какая-то польза, – сказал Мейсон, усаживаясь на соседний стул, довольный установившимися между ними добрыми отношениями. Он и представить не мог такого разговора с мисс Пиндар. – Тем более что раскаявшийся Дэл больше не будет делать такие дикие заявления для всех соседей. Подумать только, сравнить ваши глаза с незабудками, когда, черт возьми, он должен прекрасно знать, что они зеленые, а не голубые.
– С каких это пор вы стали замечать мои глаза? – спросила она. – Будучи всего лишь довольно миловидной, я и не рассчитывала, что мои глаза могут привлечь вас.
– Всю неделю они так сердито смотрели на меня…
Она рассмеялась, и он присоединился к ней.
– Я была в плохом настроении, – призналась она. Он вопросительно поднял бровь. – Хорошо. Это случается нечасто, но я смотрела так потому, что вы поступаете жестоко, не разрешая девушкам поехать на маскарад к Ивертону и лишая их дебюта. А они заслуживают этого.
– Райли, – он поднял руку, – я готов сделать для них все. Вы сотворили чудо. Я начинаю думать, что вы подменили их своими актрисами. Но… – Мейсон замолчал, не желая признаться в своей беспомощности.
У него не было денег. А он не мог заставить себя ради блага своей семьи жениться на мисс Пиндар и провести остаток жизни привязанным к какой-то нудной дурехе.
Даже ради блага своих племянниц.
Ему следовало бы знать, что Райли поймет, что скрывается под его гордостью, и со свойственной ей прямотой заговорит о сути дела.
– …Но у вас нет денег, – закончила его фразу Райли. Казалось, ее действительно это тревожило – в отличие от его знатных знакомых, которые смотрели на финансовые трудности других, как на пищу для насмешек. – Неужели все так плохо? – спросила она.
– Да, очень плохо, – подтвердил он. Почему-то он охотно признался ей в том, чего никогда бы не сказал даже своей семье. – Самое плохое в том, что кто-то скупает векселя Фредди. Не знаю, кто и почему, но, если они потребуют заплатить по ним, мы все окажемся на улице. Знаю, вы так трудились, чтобы подготовить девочек к сезону, но не вижу, где я сейчас найду на это деньги.
– Об этом не беспокойтесь. Вам не нужно давать никаких денег. У них уже есть платья, и они только ждут, когда вы их посмотрите и одобрите.
Он смотрел на нее, подозревая, что она подобно кузине Фелисити сошла с ума. Ведь то, о чем она сказала, разорит их окончательно.
Она, должно быть, заметила, что он готов взорваться, и бросилась к нему:
– Прошу, не гневайтесь. Это не будет стоить вам и пенса! Кроме того, ведь это была ваша идея.
Мейсон попытался остановить ее, уже открыл рот, собираясь о чем-то спросить, как вдруг слова замерли у него на губах. Как? Как она сумела это сделать?
– Это была ваша идея, – повторила она. – Я знала, что вы не можете себе позволить сшить девочкам новые платья, поэтому взяла на себя смелость воспользоваться тем обилием платьев, которое у вас уже есть.
Мейсон с подозрением посмотрел на нее:
– У меня обилие женских платьев?
Она кивнула, и в ее глазах блеснули озорные огоньки.
– Ну, о вас так никто бы не подумал.
Он сдержанно усмехнулся.
– Ну хорошо, – продолжила она свои объяснения, – когда вы переделывали одежду Фредди, вам не пришло в голову, что можно сделать то же самое с платьями вашей невестки?
– Каро! – воскликнул он.
– Теперь вы поняли. – Она взяла его за руку и сжала ее. – Видели бы вы ее шкаф, набитый платьями, и сундуки, которые мы обнаружили на чердаке. В них все в прекрасном состоянии, и все можно переделать. Более чем достаточно для приличного дебюта трех девиц.
Пораженный, Мейсон молчал. Он начинал верить, что не было такого препятствия, которое они не преодолели бы вместе с Райли.
А Райли уже нетерпеливо покусывала нижнюю губу.
– Вы ведь не возражаете? Я знаю, что должна была попросить разрешения, но опять-таки это была ваша идея, поэтому я и…
– Возражаю? Не думаю. Я не знаю, как благодарить вас.
– Значит, вы согласны, у девочек будет дебют?
Он улыбнулся.
– Можете сказать им. Прямо завтра утром.
Райли вскочила и от восторга закружилась в танце. Мейсон чувствовал, что готов присоединиться к ней. Она остановилась и пристально посмотрела на него, и в ее глазах он увидел нежность и еще какое-то чувство. Что-то похожее на то, о чем говорил Дэл.
Любовь.
Райли влюблена в него? Слишком невероятно, чтобы поверить в это.
Она, должно быть, тоже вспомнила слова виконта, потому что внезапно покраснела и отвернулась.
– Господи, я опять устроила беспорядок в вашей библиотеке, – сказала она и начала собирать разбросанные листы.
Мейсон наклонился, чтобы помочь ей, и поднял рукопись пьесы, в которой, казалось, от пометок и исправлений не осталось живого места.
– Как обстоят дела с «Завистливой луной»? Вы уже решили, что это будет: комедия или трагедия? – спросил он, перелистывая страницы.
– Никак не могу решить, – вздохнула она. – Я совсем с ней замучилась.
– Может, я могу помочь? – предложил он.
– Вы? – Она недоверчиво покачала головой.
– Да, я. – Он снял фрак и повесил его на спинку стула. – Это самое меньшее, что я могу для вас сделать.
– Я думала, что вам надо искать вашу невесту, Жоффруа, – поддразнила она, кивая на сброшенный фрак.
– Не сейчас, – ответил он, довольный тем, что хотя бы сегодня его не будет на ярмарке женихов и невест.
– По-моему, вам следует вычеркнуть эту фразу, – предложил Мейсон, указывая место в диалоге с Жоффруа. – Это звучит несколько слезливо.
Уже не один час они сидели рядом за столом, на котором горели свечи и были разбросаны бумаги.
– Нет! – возразила она. – Разве вы не видите, что эти слова – ключ к следующей сцене?
– Так могла бы говорить кузина Фелисити.
Она взяла страницу и прочитала место, о котором они спорили.
– Вы ошибаетесь, – снова сказала она, хотя и не вполне искренне. Она почти сожалела, что позволила Мейсону помогать ей.
Особенно когда подозревала, что он прав. Все же она снова попыталась настоять на своем.
– Я считаю, что это очень удачная фраза.
– Боже мой? – тонким голосом произнес Мейсон, подражая кузине Фелисити.
Райли поджала губы.
– Возможно, вы и правы. – Она вычеркнула фразу и, прикусив губу, задумалась над следующей. – Что бы вы здесь сказали?
– Я хочу, чтобы вы любили меня, – ответил он.
– Это желание или приказание? – ответила она, импровизируя следующую реплику Эвелины. Она кивнула Мейсону, приглашая ответить. Он встал и положил руку на эфес воображаемой шпаги.
– Если хотите, я приказываю, но я бы предпочел, чтобы на то была ваша воля.
– Теперь вы говорите как Жоффруа, – поддразнила она. Райли вышла из-за стола и, отступив на шаг, сделала глубокий реверанс.
– Если милорд приказывает, то я, дочь простого дровосека, должна смиренно повиноваться.
Он поклонился и в знак признательности поднес ее руку к своим губам. Нежно целуя пальцы Райли, он посмотрел ей в глаза.
Непринужденность, возникшая в их отношениях, исчезла, сменившись напряженностью и настороженностью. Она замерла, но часы на каминной полке пробили три раза, и она тотчас же отняла руку.
– Я не заметила, что уже так поздно. – Она принялась собирать свои бумаги. – Мне не следовало задерживать вас. Вам надо заниматься собственными делами, а не забивать себе голову моей жалкой пьесой. – Она оглянулась. – Вы могли бы подумать о карьере драматурга. У вас есть способности.
– А на этом можно заработать деньги? – пошутил он.
Она покачала головой:
– Те, кто пишет романы или мемуары, иногда получают деньги, но участь драматургов довольно печальна.
Она собралась уходить, но он схватил ее за руку:
– Не уходите, Райли. Подождите.
От его прикосновения у нее потеплело на сердце. Она не осмеливалась взглянуть на него, ибо знала, что может сказать какую-нибудь глупость и тем самым подтвердить все, что говорил лорд Дэландер:
«Я люблю вас, Мейсон Сент-Клер. Я люблю вашу оксфордскую серьезность и сдержанность. Я люблю в вас все: ваше стремление к порядку, ваше благородство и уважение, которое вы вызываете. Но больше всего я люблю ваши поцелуи. Я хочу провести остаток своей жизни в ожидании ночей, когда в самые темные и холодные часы меня будут согревать ваши объятия».
Мейсон, словно уловив ее желание, обнял ее и прижался губами к ее губам. Его жаркие объятия властно приказывали ей подчиниться его постыдным намерениям. В одно мгновение он вдруг превратился в того развратного Эшлина, каким она его считала, когда впервые вошла в этот дом. И она была так этому рада. О, он умело скрывался за этими очками и всем прочим, но он целовал и обнимал ее, как самый опытный соблазнитель, которому, она не сомневалась, не было равных.
Он взял в ладони ее лицо и смотрел на нее обжигающим взглядом.
– Райли, я…
– Ш-ш-ш, – прошептала она и, встав на цыпочки, поцеловала его.
Она чувствовала его руки на своих плечах, руках, бедрах. Эти прикосновения обещали ей то, чего она даже не могла вообразить. Они обещали страсть. Это значило, что он обнимает ее не последний раз.
Она слабо застонала от вспыхнувшего желания. Мейсон все понял, он спустил с ее плеча платье и целовал ее – сначала за ухом, затем в шею и добрался до груди. Райли выгнулась, готовая подчиниться ему, каждому его желанию. На этот раз она не сбежит от своих чувств.
– Мейсон, пожалуйста… – в пылу страсти прошептала она.
Он откликнулся на ее мольбу и прижался губами к ее соску. Она еще никогда не испытывала такого наслаждения, ее тело напряглось, дыхание стало прерывистым. Он гладил ее ногу, словно стараясь что-то найти, удовлетворить какой-то свой каприз. И нашел, когда его пальцы добрались до подвязки. И Райли обрадовалась, что не сняла чулки. Он осторожно развязал алый атлас и медленно спустил подвязку вместе с чулком с ее ноги. Так же неторопливо Мейсон снял и второй чулок.
Но сжигавший ее огонь разгорался, и она чувствовала, что поцелуи уже не удовлетворяют ее. Райли хотела, чтобы он коснулся ее там, в глубине, откуда исходило ее желание.
– Я никого никогда не хотел так, как хочу тебя, – прошептал он. – Ты так прекрасна.
– Миловидна, – прошептала она в ответ. – Я всего лишь миловидна.
Его глаза говорили, что она не просто нравится ему. В них пылала страсть И через мгновение он с такой жадностью впился в ее губы, что она поняла: она не сможет отказать ему.
Этого не должно случиться, пыталась она остановить себя. Он не любит ее, он на ней не женится, он только хочет ее. Но уже задыхаясь в предвкушении этого, Райли не думала о том, правильно ли она поступает. В душе она надеялась, что его чувства к ней почти не отличаются от ее чувств к нему. Что очень порядочный граф Эшлин испытывает к ней необузданную страсть.
Как бы в доказательство этого он, прижимая ее к себе одной рукой, другой смахнул со стола все бумаги. Пьеса и все листы с заметками Райли взлетели в воздух и, как конфетти, посыпались на пол. Среди них были и записки, которые она старательно прятала.
