Текст книги "Любовь не умирает"

Автор книги: Элизабет Биварли (Беверли)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 2

Милю до ее дома проехали молча. Лишь шумное дыхание Молли, устроившейся на заднем сиденье, нарушало тишину. Джек с любопытством поглядывал вокруг. В Карлайле, одном из десятка мест, куда направлял его попечительский совет штата, он провел меньше двух лет. Сколько тогда видел он таких городков, и все же этот навсегда остался у него в памяти. Потому что именно здесь он встретился с Джорджией Лавендер.

Родители Джека погибли, когда ему было семь лет; его постоянно швыряли из приюта в приют или в исправительное заведение, к приемным родителям и обратно. С первого же дня у него возникали сложности с поведением: дрался, грубил взрослым и вообще всячески себя проявлял как трудный ребенок. Но чего еще ждать от мальчика, которого вдруг безжалостно вырвали из дому… Никого его судьба по-настоящему не беспокоила – до тех пор, пока он не попал в Карлайл.

Джорджия жила на окраине города, в районе, которого при Джеке еще не было. Коварный берег не позволял устроить пляж, но от открывающегося на океан вида захватывало дух. Когда подъехали ближе, Джек рассмотрел, что дома построены на сваях и почти на каждом табличка «Сдается». Дом Джорджии стоял на отшибе, и ему это почему-то не понравилось. Тоже возведенный на сваях, он в отличие от своих двух-или трехэтажных соседей был очень прост – в стиле ранчо. Начинающиеся у земли лестницы обвивали его и заканчивались квадратной площадкой в центре крыши.

Выйдя из машины, он услышал позвякивание ключей, лай Молли, тихий стон дома, терзаемого бешеными порывами ветра, и ему вдруг почудилось, будто время остановилось, а мир перестал существовать.

– Здесь у тебя ужасно одиноко, – заметил он.

– Да, – согласилась Джорджия, убирая со лба медную прядь: волосы растрепал неистовый ветер. – Но мне нравится.

Внутреннее убранство дома напомнило ему спальню Джорджии в огромном доме ее отца, где он когда-то провел столько вечеров, втайне от ее старикана, естественно, – боялся возвращаться домой. Мягкие тона, много света, всюду цветы: на картинах, в вазах, в кашпо. В воздухе витает едва уловимый аромат весеннего цветения, тем более ощутимый, что на дворе зима и он не привык к подобным ощущениям в это время года.

У окна, выходящего на океан, – телескоп. Да, она ведь всегда увлекалась астрономией. Отец настаивал, чтобы следствием этого увлечения стал диплом астрофизика или аэрокосмического инженера. Интересно, как складываются сейчас ее отношения с отцом? Что касается деловой стороны жизни Грегори Лавендера, он постоянно в курсе, а вот о личной ему почти ничего не известно. Судя по всему, Джорджия высвободилась из-под его пяты – вот и все, что он знает.

Она молча закрыла за ним дверь и прошла на кухню, наполнить миску Молли свежей водой. Вернулась в гостиную, скинула куртку и повернулась к нему.

– Так какова же истинная причина твоего возвращения в Карлайл? – без обиняков спросила она.

Джек тоже снял куртку, бросил ее на тот же стул, что и она, но остался в противоположном углу комнаты, не зная, как себя вести. Джорджия задала очень простой вопрос, пытался убедить он себя. Так почему же он не может ответить?

Встретившись с ней взглядом, он понял: его пристально разглядывают.

– Я так сильно изменился? – Он ушел от ответа на ее вопрос.

– Да, сильно.

– И ты тоже.

– Прошло больше двадцати лет, Джек, – пожала она плечами. – Это очень большой срок. Все мы меняемся.

– Да, конечно. Просто я не ожидал…

– Чего?

Он покачал головой, не закончив свою мысль.

– Ты знаешь, он умер. – Джорджия выпалила это без предупреждения – слова сами собой сорвались с губ.

Жилка дернулась у Джека на шее, но он промолчал.

– Я имею в виду Бака, – мягко добавила Джорджия. Уже два десятка лет не произносила она имени приемного отца Джека, и все равно теперь во рту у нее будто остался дурной привкус. – Он умер года три назад. Допился до смерти. Фей тоже умерла. С полгода назад.

– О смерти Бака мне известно, а о Фей слышу впервые. – В голосе Джека при упоминании о приемных родителях не отразилось никаких чувств. – Не сказал бы, что так уж опечален этой новостью.

Джорджия лишь кивнула. Легко понять Джека, не простившего обоих. Приемная мать не била Джека, но и не пыталась защитить. Вдруг Джорджия сообразила, что принимает у себя человека, которого не видела целую вечность.

– Выпьешь кофе? Сейчас разожгу камин, и можем целый вечер рассказывать друг другу, что произошло за это время.

– Ну, тут не на один вечер наберется, – печально улыбнулся Джек.

– Так посвятим этому несколько вечеров. Он промолчал, и она принялась нервно кусать губы. Джека Маккормика она не забыла, но он застыл в ее памяти семнадцатилетним пареньком, озлобленным, дерзким, покинувшим Карлайл без гроша в кармане и без планов на будущее. Мужчина, стоящий перед ней сейчас, совершенно ей незнаком. Чем-то похож на того, говорит как он, манера двигаться немного похожа, но это не Джек, нет. По крайней мере не тот Джек, которого она помнит.

Тот стал неотъемлемой частью ее жизни как раз в период, когда ей так необходим был кто-то рядом. Целый год она чувствовала себя человеком, и этого оказалось достаточно, чтобы набраться сил для освобождения от тяжкой, властной опеки отца. Но год прошел, Джек исчез из ее жизни, и она снова осталась одна. Конечно, его уход не стал для нее неожиданностью. С самой первой встречи Джек не делал секрета из того, что в день, когда ему стукнет восемнадцать, он навсегда покинет Карлайл. И ясно дал понять: никогда больше – ни через миллион лет, ни через миллиард – ноги его не будет ни в одном из тех мест, где его принуждали жить в детстве.

И она нисколько не сомневалась: Джек сдержит свой обет. Но она полагала, что и ее заберет с собой. Или вернется за ней, когда ей исполнится восемнадцать. И уж конечно, придет попрощаться.

Ни одна из этих надежд не сбылась. Тогда ей удалось убедить себя, что она готова была к исчезновению Джека, и кое-как сумела пережить эту болезненную потерю. Он успел заразить ее решимостью выжить и даже преуспеть в любых обстоятельствах, и она пошла вперед одна.

И вот Джек вернулся – взрослым, свободным, уверенным в себе мужчиной, явно достигшим успеха. Дерзкость, колючесть исчезли, но за внешним спокойствием чувствуется клокочущая ярость. Несомненно, деньги, перспективы на будущее – все это для него уже не предмет забот. Но ведь есть в жизни и другое…

– Я пробуду здесь недолго, – ответил наконец Джек на ее предложение посвятить воспоминаниям несколько вечеров.

– И все же – зачем ты вернулся? – настойчиво повторила она. – Не думаешь же ты в самом деле, будто я поверю, что, кроме как со мной, тебе не с кем поговорить и ты вернулся сюда потому, что я все еще живу в Карлайле.

– По правде, так я этим очень удивлен. – Он снова уклонился от ответа.

– Это мой дом. – Она пожала плечами. – Здесь я выросла. Здесь работаю, здесь меня знают. Есть даже друзья. Мне нравится жить в Карлайле. Несмотря… несмотря ни на что.

– А как сейчас твой отец? Да, это Джек – всегда переходит прямо к делу.

– Мы с ним мало видимся. Как-то не стремимся.

– Почему?

– Ты-то должен понимать.

– Я думал, вы с ним выяснили отношения, раз и навсегда.

– Да нет, – нахмурилась она.

Джек кивнул, словно нисколько не удивленный. Затянувшееся молчание стало буквально осязаемым. Опять они только смотрят друг на друга. А им обоим есть о чем рассказать.

– Джек, – не выдержала Джорджия, – все-таки я еще раз спрошу: зачем ты вернулся в Карлайл?

Ей показалось, он поколебался, прежде чем ответить:

– У меня здесь есть дело.

Она наклонила голову, но в груди ледяным клубком сворачивалась обида. Значит, все-таки не из-за нее…

– Какое?

– Долгая история. Но Карлайл, естественно, напомнил мне о тебе. Потом… я получил известие о брате и сестре… – Джек глубоко вздохнул. – Хотел встретиться с тобой, Джо, давно хотел.

«Джо»… Только Джек называл ее этим ласковым именем. Услышав его впервые за двадцать лет, Джорджия едва не разревелась, поспешно отвернулась и, пробормотав что-то насчет кофе, удалилась на Кухню. К несчастью, в ее небольшом доме кухня, по сути, лишь часть гостиной, и скрыться от взгляда Джека ей не удастся.

– Последние несколько дней я много думал о тебе. Мне нужно было с кем-нибудь поговорить, а ты единственная, перед кем я открывался до конца, понимаешь?

Не поворачиваясь к нему, она стала наполнять кофеварку ароматным порошком.

– Я… дело в том… – Он осекся. Но Джорджия успела уловить тревогу в его голосе. Больше на кухне делать нечего, надо возвращаться в гостиную. Джек отошел от окна, стоит там, где только что стояла она сама.

– Может, сядешь? – Она показала ему на диван, но он только помотал головой, и она уселась одна. – Что случилось?

Вместо ответа Джек подошел к стулу, где лежала его куртка, достал из внутреннего кармана конверт, вернулся, все так же не произнося ни слова, и протянул его. Изумленно взглянув на Джека, она взяла конверт.

– Прочти, – тихо промолвил Джек.

Она пробежала взглядом по вашингтонскому адресу – судя по всему, какое-то частное сыскное агентство – и, смущенная, вопросительно подняла глаза. Он молча кивнул, и она вынула письмо.

«Уважаемый мистер Маккормик!

Я представляю брата и сестру, бывших Стивена и Шарлотту Маккормик, уроженцев Ричмонда, штат Вирджиния, в настоящее время Спенсера Мельбурна и Люси Кейни, проживающих в Вашингтоне, округ Колумбия, и Арлингтоне, штат Вирджиния. Они ведут поиски своего старшего брата, Джека Уильяма Маккормика, с которым были разлучены более тридцати лет назад. Проведенное расследование дает мне все основания полагать, что вы и есть этот брат…»

– О, Джек! – воскликнула она, отрываясь от письма. – Ты нашел их!

– Нет, это они нашли меня. Джорджия прочла письмо до конца. Она понимала, что это значит для Джека.

– Ты уже связался с ними?

– Нет еще.

– Почему?

– Я пока не готов.

– Но, Джек…

Он беспокойно заходил по комнате и вдруг почти упал на диван рядом с ней, словно ноги больше не держали его. Откинул голову на спинку, невидящим взором уставился в потолок и тяжко вздохнул.

– Помнишь, я говорил тебе, что в тот день, когда в приюте меня разлучили со Стиви и Шарли, я дал себе клятву?

У Джорджии защемило сердце при воспоминании об этой клятве, данной себе маленьким мальчиком.

– Да, ты поклялся, что обязательно отыщешь их и вы трое снова станете одной семьей.

– И я дал себе слово, что буду заботиться о них. – Джек яростно тряхнул головой. – И никто не сможет больше отнять их у меня. Никогда!

Впервые с момента их встречи после более чем двадцатилетней разлуки Джорджия явственно увидела в этом Джеке Маккормике того семнадцатилетнего парня, которого знала когда-то: по-прежнему напуганного, неуверенного в себе, не доверяющего целому миру. И печально улыбнулась, недоумевая: почему это удивляет ее? Столько лет она сама хозяйка своей жизни, но ведь и в ней жива частица той затравленной девочки, какой она была до знакомства с Джеком.

– Джек, но ведь двойняшкам сейчас за тридцать…

– Тридцать пять, – вставил он.

– Уже много лет они могут сами заботиться о себе. И никто теперь не отнимет их у тебя. Они давно совершеннолетние и могут делать все, что заблагорассудится.

– А может быть, им плохо. Может быть, нужна помощь, забота. Черт побери, посмотри, что сталось со мной!

– Ну, если эта шикарная заморская карета, на которой ты прибыл, – показатель, то, по-моему, ты добился в жизни успеха.

Он посмотрел ей прямо в лицо – глаза его гневно вспыхнули – и тихо произнес:

– Успех – понятие относительное. Ты и представить не можешь, через что мне пришлось пройти ради этого. Я лично должен убедиться, что с двойняшками все в порядке. А что, если их постоянно швыряли из одного места в другое, как меня? Или они попали к людям, которым на них наплевать, – как у меня было. Что угодно могло произойти… – Порывисто вскочив, он опять принялся мерить комнату большими шагами.

Джорджия молча следила за ним – пусть немного остынет. Странно, как просто оба они вернулись к прежним ролям: он – заведенного, озабоченного рассказчика, она – готовой выслушать утешительницы.

– Теперь у них другие имена, – начала она, решив, что Джек уже успокоился. – Значит, их воспитывали приемные родители. Жизнь их, возможно, сложилась неплохо. Из того, что так обошлись с тобой, еще не следует…

– Они оказались оторванными от семьи, – снова заговорил Джек, останавливаясь прямо перед ней. – Оторванными от меня! Жизнь их сложилась бы лучше, если б мы все были вместе.

– Тебе следует ответить, – не стала спорить Джорджия. – И встретиться с ними. Как можно скорее.

– Встречусь. Но не сейчас. Я не готов. И мне надо кое-что сделать. Выполнить одно данное себе обещание. Лишь после этого я смогу им ответить.

– Какое обещание?

Джек встретился с ней взглядом, и в глазах его засверкали грозовые молнии, но он безмолвствовал. Она открыла было рот, собираясь еще что-то посоветовать, но остановилась. Несомненно, Джек хорошо все обдумал и никакие ее слова не заставят его изменить решение. Аккуратно сложив письмо, она убрала его в конверт и протянула ему. Он молча взял конверт и водворил в карман куртки. Засвистела кофеварка, Джорджия пошла на кухню, налила две чашки. Устроившись на диване рядом с Джеком, искоса взглянула на него, все еще не в силах поверить, что это он, что он рядом и говорит так, словно и не прошло двадцати трех лет с их последней встречи. Джек сидел отвернувшись к окну, видимо поглощенный размышлениями о родных, – самое время рассмотреть его повнимательнее.

Черные волосы подернуты серебром, на щеке шрамик – его раньше не было. Откуда он? И вообще – что произошло с Джеком с тех пор, как он покинул Карлайл? Безотчетно она бросила взгляд на его левую руку: обручального кольца нет, и никаких следов, что оно было.

Руки стали крупнее, и сам он весь – тоже. Все эти годы, представляя Джека, она видела мускулистого парня с неуклюжими движениями, вечно озирающегося через плечо, в любое мгновение готового уклониться от удара. Это так объяснимо – частенько он появлялся вечерами у нее в комнате весь в крови и синяках.

Но этот Джек, похоже, не ведает страха, спокоен, знает, чего хочет. Жаль только, она не может понять, чего именно. Почему-то у нее сложилось впечатление, что он не до конца с ней откровенен. Хотя и прошло столько лет, да и знакомы они были недолго, она, кажется, по-прежнему способна читать у него в душе. Внешне все как будто в полном порядке, но с Джеком творится что-то неладное.

– Так чем же ты занимался все эти годы? – Этим вопросом она надеялась освободить его от внутреннего напряжения. – Судя по всему, ты нашел приличную работу, – усмехнулась она. – Приобрел прекрасную машину – ты ведь всегда о такой мечтал. Только вот вашингтонский номер… Не думала, что ты любитель столичной жизни. – Она постаралась придать голосу небрежную интонацию:

– Что еще? Женат, у тебя дети?

Джек снова встретился с ней взглядом, но на этот раз глаза его были полны усталости и печали.

– Странно слышать, что тебя интересует моя жизнь после того, как я покинул Карлайл.

– А что в этом странного?

– Да так… считал, что ты зла на меня.

– Но почему?

– Ведь я… оставил тебя. Он произнес это так мягко, интимно, что у Джорджии чаще забилось сердце.

– Ты никогда не скрывал, что уедешь. И я была внутренне готова.

Джек кивнул, закусив нижнюю губу ровными белыми зубами – обдумывал что-то, – и вдруг пробормотал, то ли ей, то ли себе:

– Да, ну да… и так надо было… одному из нас.

Она то ли не поняла, то ли решила пропустить эти не совсем понятные слова мимо ушей.

– Когда ты уехал из Карлайла, я утешала себя тем, что ты вернешься за мной. Потом поняла, что этого не будет. А в восемнадцать… подумывала сама найти тебя. Но понятия не имела, где искать.

– Кто хочет найти – найдет. Только вряд ли это кому-нибудь было нужно.

– Не пытайся свалить все на меня. – До Джорджии дошло наконец, к чему он клонит. – Это ведь ты скрылся из Карлайла, даже не попрощавшись.

– Как ты правильно заметила, – вскинул он голову, – я никогда не делал тайны из своих намерений.

– Да, но и не снисходил до того, чтобы позвать меня с собой.

– Не знал, что тебе требовалось особое приглашение. К тому же тебе было только четырнадцать лет и твой отец моментально натравил бы на нас стражей закона. Джо, я…

– Джек, перестань. – Взволнованная, она встала, провела рукой по волосам. – Мы много чего могли бы сказать… должны были сказать друг другу, но не сказали. Мы были тогда детьми. Давай не будем выяснять, почему ты не позвал меня с собой, а я тебя не искала. Теперь уже ничего нельзя исправить. – Она с усилием улыбнулась. – Не дадим этому разбить нашу дружбу. Лучше тебя у меня товарища никогда не было. Мы снова нашли друг друга. Не стоит портить нашу встречу.

Он все не поднимал глаза и наконец проговорил тихо:

– Хорошо. Оставим это. Пока.

Да, со временем им неизбежно придется вернуться к прошлому, думала Джорджия. Сегодня не тот момент, чтобы ворошить давние дни, принесшие им обоим столько тяжелого. Но слишком многое осталось невысказанным, нерешенным. И скоро они все равно обратятся к этому.

Молчание опять явно затянулось; звук открывшейся входной двери прервал его. Ломающийся юношеский басок крикнул:

– Джорджия! Я пришел!

Оба резко обернулись: паренек лет пятнадцати ворвался на кухню и беззаботно захлопнул за собой дверь. Бросил на стол стопку учебников, распахнул холодильник; изучив его содержимое, извлек бутылку содовой – и вдруг увидел Джека. Беззаботность тотчас же сменилась тревогой. Он взглянул на Джорджию, и на лице его появился немой вопрос. Улыбнувшись, она поднялась с дивана, прошла на кухню, встала рядом с ним и крепко обняла его за талию, а он небрежно положил руку ей на плечо.

Конечно, мальчик вправе проявить осторожность, а недоверчивость… она со временем исчезнет. И Джорджия, покрепче прижав его к себе, повернулась к гостю.

– Джек, – сказала она с гордой улыбкой, – познакомься: мой сын Ивен.

Глава 3

Сын? – повторил про себя Джек, и от этого короткого слова у него сперло дыхание. У Джорджии – сын? Черт побери, как это случилось? Разумеется, он прекрасно представлял себе как, но… когда? С кем? И почему? Вот именно – почему? Этот вопрос прочно засел у Джека в голове. И не столько почему у нее сын, сколько почему она не дождалась его. Но тут же он одернул себя – какое ему-то до этого дело? – и решительно стряхнул эти вопросы одним резким, едва уловимым движением.

Он внимательно присмотрелся к Ивену – да, мальчишка точно так же изучает его. Долго молча они оценивали друг друга, как это свойственно мужчинам, питающим сильные чувства к одной женщине. Джек словно увидел себя много лет назад: парень на добрых четыре дюйма выше Джорджии, непокорные черные волосы ниспадают до плеч, голубые глаза глядят исподлобья, настороженно – ничего по ним не прочтешь, – а угрожающая, напряженная поза вызывает весь мир на схватку.

Сердито прищурившись, Ивен не замедлил осведомиться:

– Черт возьми, кто вы такой?

– Ивен! – Джорджия отпрянула от него. – Это еще что такое? Сейчас же извинись перед мистером Маккормиком!

Джек словно просматривал старое документальное кино. Четверть века испарилась, он снова на автостоянке у школы Карлайла, первый раз близко сталкивается с родными Джорджии. А теперь… столь же невысоко оценивает его другой мужчина, заполнивший ее жизнь. Только на этот раз не отец, а сын, ее собственный сын.

– Меня зовут Джек Маккормик. – Тон его не отличался от того, каким ответил он два десятилетия назад Грегори Лавендеру. Добавить бы: «А ты кто такой, черт возьми?», но ведь Джорджия представила ему сына. Все же Джек счел необходимым добавить:

– Хотя тебя это не касается.

На этот раз Джорджия стремительно повернулась к нему.

– Джек… – тихо произнесла она, но в голосе ее прозвучало предостережение. И снова решительно повернулась к сыну:

– Джек – мой старый друг. Он когда-то жил в Карлайле. Я не позволю тебе так с ним разговаривать. Извинись, пожалуйста.

Ивен спокойно смотрел Джеку в глаза.

– Сейчас же, Ивен!

– Извините, – буквально выплюнул Ивен голосом, в котором не чувствовалось и тени раскаяния.

– Ничего страшного. – Джек не сомневался, что мать зря старается – мальчик не из тех, кто лишается сна, переживая собственный дурной поступок.

Джорджия покачала головой, словно пытаясь понять, чем заслужила общения с подобными мужчинами.

– Кофе? – Она ни к кому конкретно не обращалась.

– Да, – согласным дуэтом откликнулись оба.

Она кивнула, но, когда взяла чашку у Джека, тот сообразил, что не прикоснулся к кофе.

– Просто добавь немного свежего.

– Да. Ага. Конечно.

– Я буду пить у себя. – Ивен не отрывал взгляда от Джека. – У меня завтра экзамен. Я работаю в ночь, так что сейчас мне нужно заниматься.

– Ну да. – Словарный запас Джорджии внезапно иссяк – она объяснялась односложными словами.

– Знаешь, – не отрывая взгляда от Ивена, сказал Джек, – я, пожалуй, пойду. – И увидел краем глаза: она поспешно обернулась.

– Но, Джек…

– У меня за ужином свидание, надо зайти в отель, принять душ и переодеться.

Джек умышленно употребил слово «свидание», а не «встреча», что было бы точнее, – пусть у Джорджии сложится ошибочное впечатление. Несомненное ребячество, но должен же он сквитаться с ней за то, что у нее сын. Его ответный удар достиг цели: на лице ее выступила боль.

– А… ну да… иди… – пробормотала она. – Может, пообедаем завтра вместе?

– Видишь ли, все дни моего пребывания здесь очень насыщенны.

– Но ты говорил, что хочешь…

– Я буду очень занят, – оборвал он ее и, повернувшись, чтобы взять куртку, встретился глазами с Ивеном.

Сын Джорджии, судя по зловещему взгляду, который он бросил на Джека, прекрасно понял, что произошло между взрослыми. И Джек, в общем-то, не винил его. Если б какой-то незнакомец, возникший из прошлого, угрожал женщине, любимой им, в нем тоже проснулась бы кровожадность. К счастью, он не влюблен в Джорджию. По крайней мере не до такой степени.

– Где ты остановился? – услышал он ее вопрос, когда просовывал руки в рукава куртки.

– В «Блефе».

«Блефом» местные жители называли отель «Карлайлинн», расположившийся в старинном особняке среди скал Атлантического побережья, – в «Блефе» селились наиболее состоятельные отдыхающие. Именно там Джек когда-то работал посыльным.

– Вот так здорово! – воскликнул Ивен. – Нам с вами поневоле придется видеться, даже чаще, чем…

– Ивен!.. – Джорджия предостерегающе подняла руку.

Джек недоуменно взглянул на мальчика, но на его безмолвный вопрос ответила Джорджия:

– Ивен работает в «Блефе», посыльным.

– Ладно уж, постараюсь лишний раз не попадаться тебе на глаза, – примирительно пообещал Джек.

– Уж постарайтесь.

Джорджия поспешно встала между ними, с укором покачав головой. И попросила сына пойти к себе в комнату пить кофе и грызть гранит науки. Ивен удалился, а Джорджия повернулась к Джеку:

– Нам обязательно нужно встретиться еще раз. Ты к нам надолго?

– Не знаю. На неделю. Может, на две. Но, как я уже говорил, я буду…

– Настолько занят ты не будешь, – прервала она.

Джек посмотрел на дверь, за которой скрылся Ивен: наверняка парень вслушивается в каждое произнесенное ими слово.

– Ну хорошо, – сдался он. – Давай завтра пообедаем вместе.

– Вот и прекрасно. Так и быть, облегчу тебе жизнь – приеду в «Блеф».

– В полдень я спущусь в вестибюль.

– Договорились.

Начавшаяся всего час назад теплая, радушная встреча быстро переросла в беспокойное противостояние, и Джек знал, когда это произошло: в то мгновение, как сын Джорджии вошел в дом. Но понятия не имел почему. В одном Джо права: им обязательно нужно встретиться еще раз, прежде чем он покинет Карлайл, и не за обедом.

Поужинав с Адрианом, Джек изучал у себя в номере досье Лавендера, когда раздался стук в дверь. Уверенный, что это горничная – принесла солидный кофейник, который он заказал, чтобы работать всю ночь, – Джек оставил на столе разбросанные бумаги, положил на них очки и подошел к двери.

«Блеф» не изменил униформу обслуги за те двадцать с лишним лет, что прошли с того дня, когда я сам носил ее, подумал он, глядя на мальчишку за порогом. Правда, он тогда коротко стриг волосы, хоть и под большим нажимом, а Ивен – его фамилия тоже Лавендер? – лишь затянул свои в хвост. И вместо форменных ботинок на нем черные сапоги.

– На тебе не та обувь, – заметил он мальчику вместо приветствия.

Ивен угрожающе вздернул подбородок, и, как ни странно, это движение придало ему испуганный вид.

– Вы на меня нажалуетесь?

– А ты и рад был бы, да? Еще одна причина невзлюбить меня.

– Еще одной не нужно. У меня и так хватает.

У Джека желваки заходили на скулах.

– По-моему, мы договорились лишний раз не попадаться друг другу на глаза. – И он загородил парню дорогу, уперев руки в дверной косяк.

– Нет, это вы решили не попадаться мне на глаза.

– Ну, я-то считал, – Джек невесело усмехнулся, – договоренность и к тебе относится.

– Похоже, вы ошиблись, мистер. Да, наглости мальчишке не занимать, решил Джек, не очень-то задумываясь, что и сам в его возрасте был таким же.

– Я думал, ты посыльным работаешь. Ивен покосился на поднос с кофейником, чашкой и сахарницей, который держал на одной руке.

– Вечерами, когда работы мало, мы совмещаем обязанности. Сегодня я и за горничную.

– Ну не повезло ли мне? – пробормотал Джек.

– Не знаю, – холодно парировал Ивен. – Подождем – посмотрим. – И прежде, чем Джек открыл рот, тоном примерного служащего добавил:

– Так вы будете пить кофе?

Джек неохотно отступил в сторону, позволяя мальчишке войти. Сейчас нагрубит – швырнет поднос на стол и ретируется. Но Ивен сделал все как положено: спокойно подошел, аккуратно расставил на столе все приборы. Джек взял бумажник и достал две купюры – чаевые.

– Мне не нужны ваши деньги! – бросил Ивен, поняв его намерение.

– Ага, так ты филантроп, работаешь из любви к человечеству? – съязвил Джек, почему-то задетый отказом мальчишки взять чаевые.

– Нет, – Ивен гневно прищурился, – мне не нужны только ваши деньги, понятно?

Бросив бумажник в ящик стола, Джек повернулся, угрожающе подбоченясь.

– Черт побери, мне кажется, что-то тебе от меня все-таки нужно.

Губы Ивена сжались в тонкую полоску.

– Да. Чтобы вы держались подальше от Джорджии.

Вот уже второй раз он называет мать по имени, отметил Джек. Мальчишка дерзок, и, возможно, это для него еще один способ позлить людей. Но Джеку показалось, что тут дело в чем-то другом.

– Все, что было у нас с твоей матерью, произошло задолго до твоего рождения, и, по правде говоря, тебя это не касается, – отрезал Джек.

Переступив с ноги на ногу, Ивен тоже подбоченился, передразнивая его. В свои неполные шестнадцать ростом он лишь немного не дотягивал до Джека; правда, телосложением не так уж крепок – пока. Со временем парень заматереет, раздастся и вширь.

– Слушайте, я знаю, кто вы такой, – раздался голос Ивена. – Как мы с Джорджией познакомились, так она все мне повторяет, что я напоминаю одного ее давнего знакомого…

– Постой-ка, постой-ка! – оборвал его Джек, мотнув головой в попытке осмыслить эту новую информацию. – С тех пор как вы с ней познакомились? Разве она не твоя мать?

Ивен переступил с ноги на ногу – он, казалось, несколько смягчился.

– Мать. Не родная. Приемная. Вообще-то вас это не касается.

Джек ошеломленно глядел на мальчишку. Приемная… Так у Джорджии нет сына?

– Она зовет меня сыном. – Ивен, похоже, ошибся, приняв смятение Джека за смущение. – И я не против, потому что она считает это очень важным. – Он опустил взгляд. – Пусть я ей не родной сын. И она мне не мать. – Он снова с вызовом уставился на Джека, и в его глазах блеснула яростная неприязнь. – Но она мой друг. И я не допущу, чтобы ей сделали плохо.

– Сколько тебе лет? – спросил вдруг Джек.

– Пятнадцать. Летом исполнится шестнадцать.

– Давно ты знаком с Джорджией?

– Мне тогда было одиннадцать.

– Так вот, я знаком с ней дольше, чем ты.

– Ну и что же? Друг не сбежал бы отсюда, бросив ее одну.

– Она рассказывала тебе об этом? – изумился Джек.

– Я сам дошел, – буркнул Ивен. – Мозгов у меня хватает.

– В этом-то я не сомневаюсь.

Да, для пятнадцатилетнего парнишки Ивен даже слишком смышлен. В сущности, еще

ребенок, но уже в этом тяжком переходном возрасте. Если опекунский совет им занимался уже многое понятно. Например, чем обусловлена его угрюмость, неприветность, вспыльчивость. В жизнь Джорджии внезапно возвратился чужой мужчина, и мальчик ревнует, переживает. Что ж, это понятно.

– Слушай, Ивен, Джорджия и мой друг, стала моим другом, когда больше у меня не было никого. Я уехал не от нее, а из Карлайла, и на то имел причины. Как и на то, чтобы вернуться. Ни тогда, ни сейчас я не собираюсь делать ей больно. Наоборот, я здесь для того, чтобы помочь ей. Ей и себе – нам обоим.

Ивен с опаской смотрел на него, как бы оценивая, на что еще он способен.

– Я вам не верю.

– Это неудивительно.

Решив, что больше говорить не о чем, Ивен повернулся, чтобы уйти. Молча подошел к двери, открыл ее, переступил через порог…

– Ивен! – окликнул его Джек. Поколебавшись, мальчик обернулся через плечо.

– Что?

– Никогда и ничем я не обижу Джорджию. Никогда! Ты должен поверить мне.

Не ответив на эти слова, Ивен бросил:

– Вы не знаете ее. Не знаете так, как я. Джек вспомнил, как заботилась о нем Джорджия, когда он был подростком, и в груди у него шевельнулась боль. Сама еще почти ребенок, она сердечно принимала являвшегося к ней из холода и тьмы озлобленного паренька. Теперь она заботится об Ивене. Разумеется, это не совсем то же самое, вернее, совсем не то. Но питаются ее чувства из одного источника.

– Ты думаешь? – Джек вдруг поймал себя на мысли, что у них с Ивеном очень много общего, хотя тот об этом и не догадывается. – Я не сделаю ей ничего плохого, – повторил он.

Ивен взглянул ему прямо в глаза.

– А иначе вам придется отвечать передо мной.

Мягко щелкнул замок – он ушел, оставив Джека в размышлении: почему, даже когда он служил во флоте, или ему приходилось драться одному против нескольких, или его лупили вдвоем приемные родители, он не испытывал такого смятения, как сейчас, услышав угрозу пятнадцатилетнего мальчишки?

Ровно в полдень, когда он спустился в вестибюль «Блефа», Джорджия уже ждала его. Она не сразу его заметила, и Джек, воспользовавшись случаем, смотрел на нее во все глаза. Модного свободного силуэта коричневые брюки, элегантная, со спортивными деталями твидовая куртка, высокая стойка белоснежной блузки заколота брошью-пряжкой; волосы собраны на затылке в отливающий золотом тяжелый узел. Совсем новая женщина – красивая, спокойная, привыкшая жить без него.

В последний раз, когда он с ней виделся, на ней были шорты, красная футболка и белые кеды, а огромные очки все сползали со вспотевшего носа… Они встретились тогда на своем обычном месте (небольшая бухточка под «Блефом») – он решил все же в последний раз посмотреть на нее перед отъездом.