Текст книги "Плененная королева"

Автор книги: Элисон Уэйр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Глава 11
Руан, 1154 год

Пестрая кавалькада Алиеноры величественно двигалась по лесистым холмам верхней Сены в направлении Руана, столицы Нормандии, и герцогиню переполняла радость. Она выслала вперед гонцов, потому что горела от нетерпения быть в центре событий. Новости, привезенные вернувшимися гонцами, были великолепны.

– Госпожа, его милость герцог вернулся с победой в свое герцогство и разместился во дворце!

– Госпожа, его с почестями и радостью встретила мать, госпожа императрица, и весь народ Нормандии, Анжу и Мена!

По требованию Алиеноры в Пуату тоже праздновали это событие, но она не осталась и не участвовала в торжествах. Когда до нее дошло известие о том, что Генрих пересек Английский канал, Алиенора быстро собрала свиту, посадила маленького сына с няньками в конные носилки и отправилась на север. Сейчас она приближалась к главному городу мужа, где он устроил столицу всех своих владений. Мысли герцогини метались в счастливом предвкушении встречи, а тело жило сластолюбивым ожиданием. Прошло шестнадцать долгих, тягучих месяцев с того дня, когда она видела его, своего возлюбленного господина, в последний раз, а теперь до времени их воссоединения оставались считаные минуты.

Алиенора с нетерпением ждала встречи наедине, когда они останутся вдвоем, мысль эта обжигала ее. Даже когда герцогиня представляла себе встречу на людях, сердце у нее начинало учащенно биться. Но они с Генри должны были соединиться не только в присутствии всего двора, но и, как она предполагала, под бдительным оком его матушки, грозной императрицы Матильды. Алиеноре предстояла первая встреча со свекровью, чего она немного побаивалась. Отсюда и эти смешанные – и очень бурные – чувства.

Перед ней лежал прекрасный и оживленный город, расположившийся среди журчащих ручьев, лугов и лесов и обнесенный мощными стенами. Когда Алиенора въехала в город через массивные каменные ворота – стройная, изящная, в роскошном красном шелке, на пританцовывающей белой кобыле, – ее встретили криками восторга. Люди питали теплые чувства к своей герцогине, потому что она принесла огромные земли и престиж их герцогу, а еще исполнила свой долг, родив ему наследника. Нет, вы только посмотрите на него – крохотного Вильгельма, графа Пуатье, сидящего на коленях няньки, как смешно он пускает слюни, показывает пальчиком, въезжая в Руан в великолепных конских носилках! Довольные горожане приветственно махали ему. Такой крепенький ребенок! И сильный! Он будет копией их герцога, говорили они друг другу.

Алиенора проехала по узким мощеным улочкам, вдоль которых стояли деревянные дома богатых купцов и великолепные церкви. Вскоре она увидела перед собой впечатляющий романский собор Нотр-Дам с его высокой многоярусной башней, посвященной святому Роману. Внутри, как ей говорили, располагались гробницы предков Генри, первых нормандских герцогов вплоть до самого викинга Роллона[26]26
  Роллон (около 846 – около 931) – викинг норвежского или датского происхождения, основатель и первый правитель будущей Нормандии. Крещен под именем Роберт. Его потомки стали герцогами Нормандии, а после нормандского завоевания Англии в 1066 году – и королями Англии.


[Закрыть], который захватил герцогство в X веке. Хотя Алиеноре не терпелось поскорее увидеть мужа и снять с плеч груз встречи с его матерью, она милостиво уступила просьбам горожан: вошла в собор и восхитилась его величием.

Алиенора вышла, щурясь на ярком солнце после полумрака собора, и увидела, что толпа расступается, пропуская небольшую группу всадников, направляющихся к ней по рыночной площади. Они остановились в нескольких футах, потом их главный спешился, и тут Алиенора узнала эту чудную охотничью одежду. Сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди от радости – Генрих собственной персоной выехал ей навстречу. Дрожа от счастья, она опустилась на колени, дожидаясь его.

– Алиенора, ты не должна стоять передо мной на коленях! – воскликнул Генрих, беря тонкие пальцы жены в свои сильные руки и поднимая ее на ноги.

Алиенора посмотрела на мужа, дивясь произошедшим в нем переменам. Шестнадцать месяцев назад от нее уезжал юноша, а вернулся мужчина. Новая зрелость очень шла ему, придавая больше властности и уверенности. В двадцать один год Генрих был закален в боях, мускулист, энергия била в нем через край. Подстриженная рыжая голова подалась вперед на бычьей шее, когда он наклонился, чтобы поцеловать жену в губы.

– Добро пожаловать, моя госпожа. – Генрих весь сиял, голос его звучал надтреснуто и хрипловато, когда он произносил формальные слова приветствия, подобающие такой публичной встрече.

Как сладостно было снова слышать его голос, видеть его лицо, чувствовать рядом. Борясь с волнами вожделения и потребностью расплакаться от счастья, Алиенора вложила свою руку в руку мужа, и он повел ее к своей лошади. По лицу Генри было ясно, что он рад видеть жену не меньше, чем она – его. Он широко улыбался, глаза его сверкали блеском страсти, обещавшим ночь наслаждения. Но пока они были только встретившимися после долгой разлуки герцогом и герцогиней, которые должны показать себя своему торжествующему народу.

Улыбка застыла на лице Алиеноры, когда вместе с Генри, который все еще держал ее за руку, она вошла в величественный дворец, расположившийся под сенью собора Нотр-Дам-де-Пре, за пределами стен Руана. Этот дворец, построенный отцом императрицы Матильды, королем Генрихом I Английским, был ее главной резиденцией. Внутри, как и предполагала Алиенора, все сияло великолепием, подобающим столь знатной даме: сводчатый зал, закругленные арки, украшенные богатой резьбой, шелковые драпировки и дорогие гобелены – словом, роскошная обстановка королевского и императорского дома.

И сама Матильда была величественной дамой. На возвышении стояли два трона, и она, высокая, царственного вида женщина, которой едва перевалило за пятьдесят, стояла перед одним из них. На ней было пурпурного цвета платье, подпоясанное золотым кушаком, белоснежный вимпл[27]27
  Вимпл – средневековый женский головной убор, прикрывающий подбородок и шею.


[Закрыть], удерживавшийся на голове с помощью обруча, усыпанного аметистами. Лицо императрицы сохранило привлекательность, несмотря на орлиный нос и едва заметные морщинки – следствие многих разочарований, выпавших на ее долю. Алиенора, приблизившись, увидела: да, перед ней мать Генриха. Матильда смотрела на приближающуюся невестку с откровенной неприязнью.

Алиенора сделала глубокий реверанс.

– Добро пожаловать в Руан, мадам, – холодно произнесла императрица. – Прошу вас, поднимитесь. Сын мой! – сказала она с бульшим теплом и, повернувшись к Генри, подняла голову в ожидании сыновнего поцелуя.

– Матушка, где будет сидеть Алиенора? – пробормотал Генрих.

– Сейчас принесут стул, – ответила императрица и подала знак слуге.

«Она хочет унизить меня, – подумала Алиенора. – Показать, кто здесь хозяйка. Она знала, что я появлюсь, но специально не подготовила третий трон».

Вслух же Алиенора сказала:

– Моя госпожа императрица, я так счастлива познакомиться с вами. В особенности по такому случаю. Вы, конечно, рады успешной экспедиции Генри в Англию, приведшей к столь замечательному результату.

Императрица едва заметно скривилась. Уж не хочет ли Алиенора сказать, что Генрих преуспел там, где она, Матильда, несмотря на все свои усилия, потерпела поражение?

– Генрих и впрямь постарался, утверждая и отстаивая мое дело, потому что Англия по праву должна принадлежать мне, – ледяным тоном заявила она. – Но я с удовольствием уступлю мое право ему, потому что не собираюсь возвращаться на этот забытый Богом остров…

Генрих оборвал мать на полуслове. Он слышал все это и раньше и не собирался теперь выслушивать очередную обвинительную тираду против короля Стефана, своего названого отца, который при знакомстве оказался вполне приятным человеком, хотя Генрих воспитывался в ненависти к Стефану и должен был считать его главным врагом, по своим злодействам превосходящим самого дьявола.

– Вы будете гораздо полезнее для меня здесь, матушка, управляя Нормандией, – сказал он. – А когда Англия будет под моей рукой, как Аквитания и другие владения, мне ваша помощь понадобится еще больше, чем когда-либо.

Его слова, казалось, несколько смягчили Матильду. В этот момент принесли стул и поставили рядом с тем, что предназначался для Генриха. Спинка у него была ниже, но Алиенора проглотила оскорбление и села, не дожидаясь, когда сядет императрица, имеющая более высокий титул. Генрих накрыл руку жены своей и чуть сжал, отчего она почувствовала себя чуть лучше, но уже зная, что линия фронта проведена.

– У меня сюрприз для вас обоих, – сказала она мужу и его матери, после чего кивнула Торкери де Буйон, которая тут же исчезла и вскоре вернулась с маленьким Вильгельмом и передала его Алиеноре. – Мой господин, позволь представить твоего наследника – графа Пуатье! – торжественно провозгласила Алиенора.

На лице Генриха появилось восторженное выражение, когда он взял ребенка, дивясь пухленьким ручкам и рыжим волосам, так похожим на его собственные.

– Ну и хватка! – ухмыльнулся он, когда Вильгельм зажал в своем кулачке его палец. – Ты будешь крепко держать меч, сын мой! Это сулит хорошее будущее. – Даже стальной взгляд императрицы смягчился. Генрих поднялся и, к удовольствию младенца, высоко поднял Вильгельма над головой. – Мадам матушка, госпожа герцогиня, мои вассалы, мои бароны! Смотрите – перед вами мой сын Вильгельм, который в один прекрасный день будет править этим герцогством, а Бог даст, и Англией с Аквитанией. Когда он станет постарше, я привезу его к вам, чтобы вы принесли ему вассальную клятву верности, а пока я благодарю Господа за такого отличного мальчика и вручаю сына заботам его матери.

Собравшиеся громко приветствовали слова Генриха, который вернул младенца Алиеноре.

– Он похож на твоего отца, – отметила императрица.

– И на его прекрасную мать! – добавил Генрих. – Какая же молодец Алиенора, что подарила мне такого сильного сына!

– Вас обоих нужно поздравить, – слабо улыбнулась Матильда. – А теперь отдайте младенца няньке. Наши сеньоры и епископы ждут, когда их представят герцогине.

Тем вечером они обедали втроем в комнате императрицы. Расстелив на столе скатерть, слуги принесли салфетки, кубки для вина, блюда – все это они предлагали, преклоняя колени. Потом подали круглые пшеничные хлеба с крестами, а затем – лучшее, что могла предложить Нормандия: ягнячьи окорочка, сочных утят в белом соусе, блюдо с сырами, которые, как показалось Алиеноре, не уступали по вкусу амброзии. Слуги удалились, и начался разговор об Англии и Нормандии, а когда подали фрукты и пряное вино, Алиенора уже устала оттого, что ее игнорируют.

– Вы когда-нибудь бывали в Аквитании, мадам? – спросила она у Матильды.

– Нет, – ответила Матильда. – Генри, ты посетил Оксфорд? Я провела там жуткие дни.

– Да, матушка, посетил, но мы сейчас говорили об Аквитании. Это прекрасная земля.

Так, значит, ты все же заметил, не без мстительного чувства подумала Алиенора.

– У меня нет желания ехать туда, – отрезала Матильда. – Я слышала, что тамошние сеньоры необузданные и строптивые. – Она метнула взгляд на Алиенору.

– Так всегда было, – ответила Алиенора. – Это оттого, что в Аквитании много гор и рек, и каждый сеньор считает себя королем своей долины. Они всегда сражались между собой, но я уверена, что теперь, любя меня и зная моего господина как сильного правителя, они не будут столь непокорны. В моих городах Пуатье и Бордо всегда спокойно и безопасно, люди там живут хорошо. Мое герцогство – земля знаменитых монастырей и церквей, в нем процветают искусства и поэзия.

– Вы, вероятно, имеете в виду ваших трубадуров, – пренебрежительным тоном отозвалась ее свекровь. – Я слышала, что они поют только о любви и связанных с нею глупостях.

– Любовь не глупости, – возразила Алиенора. – В Аквитании это важная часть жизни. И женщины там ценятся, как нигде в другом месте. Поверьте мне, мадам. Я знаю, ведь я жила во Франции…

– Где от женщин требуется добродетельность и покорность мужьям, – вставила императрица.

Генрих, поигрывая своим винным кубком, посмотрел с наигранным удивлением на мать, спрашивая себя, всегда ли она являла собой пример добродетельной покорности по отношению к его отцу. Но Матильда была женщиной целеустремленной и не обратила внимания на сына.

– Полагаю, вы согласитесь, – сказала она, глядя на Алиенору, сидевшую с маской безразличия на лице, – что приехать из Аквитании, как мне говорят, ничуть не лучше, чем приехать из борделя!

Алиенора вспыхнула, но Генрих опередил ее. Он сидел во главе стола, с интересом и любопытством слушая разговор между матерью и женой, но теперь все зашло слишком далеко.

– Вы считаете Алиенору не слишком добродетельной?! – пролаял Генрих. Лицо его покраснело. – Не забывайте, она моя жена!

Императрица вспылила не меньше, чем Генрих:

– Я не только думаю. Я знаю! Эта женщина либо обманула тебя, сын мой, либо ты утратил уважение ко мне, приведя ее сюда и вынудив меня принять ее.

Алиенора поднялась.

– Я ухожу! – воскликнула она. – Я не позволю, чтобы обо мне говорили в таком тоне.

– Ну, тогда скажи, что ты не была любовницей Жоффруа, – бросила ей императрица.

Алиенора замерла, затаив дыхание, и на некоторое время, пока она замешкалась с ответом, воцарилось молчание. Выражение лица Генри, как это случалось довольно часто, стало непроницаемым.

– Я не буду это отрицать, мадам, – ответила Алиенора, чувствуя, как горят ее щеки. – Но я хочу, чтобы вы знали: Жоффруа сказал мне, что несчастен в браке и что как мужчина и женщина вы были отвратительны друг другу. Скажите, если это было не так.

– Мои отношения с Жоффруа не твое дело. А ты совершила зло. Но еще худшее зло – то, что вышла за моего сына, будучи любовницей его отца.

– Хватит! – прорычал Генрих. – Я больше не намерен это слушать. Вы, матушка, должны хранить при себе свои тайны, если хотите сохранить ту власть, что у вас еще осталась в этом мире… и остатки моей любви. – Голос его звучал саркастически.

– Живите, как вам позволяет ваша совесть! – Матильда вскочила на ноги. – Грех и кровосмешение совершила не я. И помяните мои слова: наступит день, когда придет возмездие. Бога не обманешь. А угрожать мне, Генри, нет нужды. Конечно, все это необходимо сохранить в тайне. Неужели ты думаешь, что я выставлю себя на позор, сообщив миру, будто мой покойный муж имел интрижку с самой скандальной женщиной в христианском мире? И знай, до меня доходили слухи…

– Хватит! – взревел Генрих. Кровь хлынула ему в лицо.

– Ты прав, – вспыхнула Алиенора и, подобрав свою мантию, с царственным видом вышла из комнаты.

– Надеюсь, вы довольны собой, матушка, – прохрипел Генрих. Взгляд его метал молнии.

– Твой брак имел политический резон. Я не отказываю тебе в этом, – пробормотала Матильда. – Но я могу только сожалеть о том, что у твоей жены запятнанная репутация, ведь она оскорбила меня с моим мужем, твоим собственным отцом. И после всего ей хватило наглости заявиться сюда и ожидать почетного приема.

– Матушка, – понизив голос, сказал Генрих, подаваясь вперед и заглядывая ей прямо в глаза. – Возможно, вы не слышали или не поняли меня. Но Алиенора – моя жена, и вы будете относиться к ней с уважением, как и я. Я люблю ее, люблю до безумия, и лучше вам смириться с этим. Для меня не имеет значения, что в прошлом она вела себя не как добродетельная женщина, потому что я и сам нередко так поступал, а потому не мне судить ее. Но я знаю, что жена любит меня и верна мне, так что оставим это раз и навсегда.

– Ты глупец, потерявший голову от любви! – отрезала Матильда. – Настанет день – и ты поймешь это. Ты сын своего отца, такой же упрямый и неуемный.

– Не забудьте, матушка, что я и ваш сын, – напомнил Генрих.

– Нет, Генри, ты дьявольского семени, а дьявол не выпускает из вида свою родню. А теперь иди. Оставь меня. Я устала.

– Прекрасно. Мне просить вашего благословения на ночь, матушка? – усмехнулся Генрих. – Впрочем, не буду вас беспокоить. Поскольку я дьявольского семени, ваше благословение не пойдет мне во благо. Но чего бы я хотел, так это перемирия. Вам не нужно дружить с Алиенорой. Даже я, глупец, потерявший голову от любви, как вы говорите, не прошу об этом. Но я прошу неизменно оказывать Алиеноре уважение, подобающее ей по титулу и как моей жене, если только такое возможно. Вам это ясно?

Матильда ничего не ответила. Она смотрела на сына с бесстрастным выражением лица.

– Я жду, – любезно проговорил Генрих.

– Хорошо, – процедила сквозь зубы она. – Я постараюсь встречаться с ней как можно реже.

– Насколько я понимаю, Алиенора сама больше не захочет вас видеть, – ответил Генрих.

– Мне очень жаль, Алиенора, – сказал Генрих, забираясь в кровать и заключая жену в объятия. – В особенности жаль, что моя мать решила отравить своим ядом наше воссоединение и мое знакомство с малюткой Вильгельмом. – Он поцеловал ее. – Малыш такой замечательный. Как две капли воды похож на меня.

– Я люблю тебя, Генри, – проговорила Алиенора, чувствуя собственную уязвимость.

Герцогиня положила голову мужу на грудь, и ощущение его силы принесло ей утешение. А потом она начисто забыла о Матильде, потому что знакомая волна страсти прошла по всему ее телу, и она отдалась сладостным ласкам мужа, хотя это и длилось недолго. Генрих, истосковавшийся по ней за долгие месяцы, быстро перешел к делу.

– Господи, как хорошо снова владеть тобой! – воскликнул он, а потом, охваченный страстью, уже не мог произнести ни слова.

Желание Алиеноры было не менее сильным, и они оба потеряли голову – перекатывались между простынями, прижимались, пожирали друг друга, и ей казалось, что она сейчас умрет от наслаждения. Потом, лежа в блаженном изнеможении, они в удивлении смотрели друг на друга, потрясенные глубиной собственной страсти.

– Прошу тебя, никогда больше не оставляй меня так надолго, – сказала Алиенора, прикасаясь к щеке Генри.

– Я думаю, мне придется это делать, если по возвращении меня будет ждать такое! – ухмыляясь, пошутил он. – Клянусь Господом, женщина, ты настоящее чудо! Я ни с кем не чувствовал такого. – Теперь он говорил серьезно.

– Я сделаю так, что тебе будет даже лучше, – пообещала Алиенора, чувственно соскользнув к изножью кровати. – Что ты скажешь об этом, мое сердце? Или об этом?

– Алиенора, ты ненасытна! – застонал Генрих, вытягиваясь от наслаждения. – Ты понимаешь, что за это ты можешь на три года быть отлучена от Церкви?

Алиенора тут же прекратила делать то, что делала.

– Только если я признбюсь, – пробормотала она. – Но сказать по правде, я не считаю это грехом. – Она вернулась к прерванному занятию.

– Тогда мы вместе будем гореть в аду, и пылай все огнем! – простонал Генрих.

Утром герцог встал рано. Он собирался на охоту и вообще не любил залеживаться в постели, а всегда спешил уйти.

– Охота для него – настоящее добровольное мученичество, – посетовала его мать.

Матильда подчинилась требованию сына, и между ней и Алиенорой воцарилось необъявленное и ненадежное перемирие. Они встретились утром перед завтраком в часовне и настороженно обменялись поклонами.

– Императрица даже прислала мне приглашение сопровождать ее на мессу, – сказала Алиенора мужу, когда тот вернулся.

– И ты пошла?

– Конечно. Я никогда не дам ей повода обвинить меня в строптивости. – Алиенора отложила иллюминированную книгу[28]28
  Иллюминированная книга – рукописная средневековая книга, украшенная красочными миниатюрами и орнаментами. – Прим. ред.


[Закрыть], которую читала до появления мужа. – Генри…

– Что это? – оборвал он ее, с восхищением глядя на книгу в серебряном переплете, украшенном драгоценными камнями. Любопытство герцога было ненасытно.

– Это «Деяния графов Анжуйских», – ответила Алиенора. – Хочу знать про твоих предков.

– Это может навсегда отвадить тебя от меня! – фыркнул Генрих. – Они были такие неугомонные – все до единого!

– Вот о таких и интересно читать, – улыбнулась Алиенора. – И это многое объясняет.

– Ха! – воскликнул Генрих. – Нет, мы не одного поля ягода. Хотя если послушать аббата Бернара, то я хуже их всех, вместе взятых.

– Он мне так и говорил! – рассмеялась Алиенора, потом лицо ее посерьезнело. – Генри, как долго мы еще пробудем в Нормандии?

– Еще не знаю, – настороженно ответил он. – Хотел поговорить с тобой.

– Ты сказал – шесть недель. – Алиенора не могла смириться с перспективой дольше оставаться в обществе этой змеи – ее свекрови.

– Знаю. Но я только что получил известия из Аквитании. Кое-кто из твоих вассалов поднял бунт. Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, а я отправлюсь туда и проучу их.

– Бунт? – переспросила Алиенора.

– Кажется, они не любят меня, – пробормотал Генрих. – Но я с этим справлюсь.

– Я могла бы их утихомирить, – сказала она. – Меня они послушают.

– Вот именно поэтому я и отправляюсь туда без тебя, чтобы они научились слушать и меня.

– Генри, я настаиваю…

– Алиенора, я принял решение. Не беспокойся, моя матушка не съест тебя в мое отсутствие. Она неплохой политик и понимает, что лучше меня не сердить – ведь вся ее власть здесь проистекает от меня.

– Но она нужна тебе, чтобы править Нормандией, и ей это хорошо известно, – возразила Алиенора. – Это все пустые угрозы. Императрица тебя не боится.

– Да, но у нее есть все основания бояться тебя, – ответил Генрих. – В Нормандии теперь есть герцогиня. Почему бы ей не править в мое отсутствие?

– А когда нас вызовут в Англию? Я не хочу здесь оставаться!

– У меня есть нормандские бароны, на которых я могу положиться, моя любимая. Нет, ты можешь не бояться – моя мать будет как шелковая. А у тебя есть твои дамы и маленький Вильгельм. Так что скучать тебе не придется.

– Ты говоришь так, будто мне этого достаточно, – посетовала Алиенора. – Возьми меня с собой. Давай не будем больше расставаться.

– Нет! – отрезал Генрих. – Я скоро вернусь. И потом, война – дело мужское. К тому же мы станем ждать нового воссоединения. – Он многозначительно ухмыльнулся.

И опять Алиенора испытала это невыносимое ощущение: она в ловушке и беспомощна.

– Ты не хочешь понимать, да?! – вскипела она. – Я герцогиня Аквитании! Я достойна большего, чем сидения с женщинами и детьми. Если в моих владениях что-то происходит, я должна сама наводить там порядок. Генри, мы говорили, что будем делать это вместе! И ты уже, кажется, забыл, что мы не виделись шестнадцать месяцев – шестнадцать! – но ты сразу же снова оставляешь меня. Я не могу поверить, что тебе это пришло в голову после вчерашней ночи.

Генрих подошел к ней и грубо обнял.

– Ты думаешь, мне хочется с тобой расставаться? – вздохнул он. – Ах, Алиенора, будь мир идеален, мы бы с тобой никогда не расставались, но мои владения обширны, а это означает, что я все время должен быть в пути. Послушай меня. Я знаю, ты умная женщина, и я ценю твои политические способности, но мне необходимо утвердить свою власть в Аквитании. И я должен сделать это один. Когда твои ничтожные вассалы поймут, кто в доме хозяин, мы будем править герцогством на равных. А пока прошу тебя об одном: остаться здесь в безопасности с нашим сыном.

– Хорошо, – неохотно согласилась она после паузы. – Но вызови меня как можно скорее.

– Нет, я вернусь сюда, – сказал Генрих.

– Но почему? – озабоченно спросила Алиенора.

– Пришли новости из Англии, – ответил он. – У меня еще не было возможности сообщить их тебе или матери. Король Стефан болен. Теперь это, вероятно, только вопрос времени. Мы должны быть готовы, а по этой причине мы остаемся в Нормандии. Отсюда до Англии через Канал рукой подать.

– Но ты едешь на юг, – заметила Алиенора. – Что, если вызов придет, когда ты будешь отсутствовать?

– Я прискачу быстрее ветра – буду здесь через десять минут! – усмехнувшись, сказал Генрих. – И приведу с собой твоих взбунтовавшихся вассалов. Возможно, если я пообещаю им богатую поживу в Англии, они будут любить меня сильнее.