355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Элинор Фаржон (Фарджин) » Серебрянка, или Напевы морской раковины » Текст книги (страница 2)
Серебрянка, или Напевы морской раковины
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 06:08

Текст книги "Серебрянка, или Напевы морской раковины"


Автор книги: Элинор Фаржон (Фарджин)


Жанры:

   

Сказки

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Глава V
Нолличек, король Норфолка

Пока на мельнице и на морском берегу творилось всё, описанное выше, во дворце короля Норфолка, которого – как вы уже знаете – звали Нолличек, происходили совсем иные события.

Главным недостатком короля была его натура. Точнее, натуры, поскольку натур у него имелось целых две. И чередовались они в зависимости от того, с какой ноги вставал Нолличек поутру с постели. Если с правой, то бывал он целый день весел, благодушен и полон всяческих добрых начинаний. И не важно, что осуществить их не успевал, главное – королём двигали благие порывы. Зато от Нолличека, вставшего с левой ноги, лучше было держаться подальше. Он ходил по дворцу чернее тучи, хлопал дверями, стучал каблуками, совал нос в чужие дела и устраивал скандалы из-за всякой мелочи. В дни «левой ноги» никому не удавалось угодить Нолличеку, и кончались такие дни одинаково: слуги, все, как один, заявляли, что работать здесь больше не будут, и подавали прошения об увольнении. Однако на следующее утро король совершенно преображался, и слуги, все, как один, забирали свои прошения назад. В чёрные, левоножные, дни с Нолличеком могла сладить только его очень-очень-преочень старая Нянька. Она знала короля ещё с колыбели и легко находила на него управу. Нолличек сносил её окрики и понукания покорно, точно малый ребёнок, а впрочем – не так уж он был и велик, всего-то двадцать один годочек. И он с большим удовольствием держался за Нянькину юбку.

– Беда мне с тобой, Нолличек, – говорила Нянька, вытирая королю заплаканные глаза. – А всё твоя натура двойная, проклятая.

– Но я же не виноват, раз натура такая.

– Ты-то, может, и не виноват, но нам от этого не легче, – строго отвечала Нянька. – Иди уж теперь, грехи замаливай.

– Бегу, Нянюшка, лечу! – И король Нолличек отправлялся прямиком в магазин сладостей и скупал там подчистую все ириски, а потом, вернувшись во дворец, наделял конфеткой каждого обиженного.

Вчера, в правоножный день, Нолличек успел замолить конфетами все прошлые грехи. А сегодня с самого утра по дворцу уже разносилось топанье и хлопанье.

Нянька, разбиравшая бельевой шкаф, недовольно качала головой и прицокивала языком:

– Опять Ноллик разбуянился, ох, беда, беда…

Королевская Нянька была маленькой, тщедушной старушкой, и гнев её казался поэтому ещё гневливее, а сердитость – ещё сердитее. Стоя на верхней ступеньке приставной лестницы, она развернула простыню и опять недовольно покачала головой: ветхая простыня рассыпалась в руках.

– Этак мы скоро на голых матрацах спать будем! – вздохнула старушка.


Тут дверь распахнулась, и в кладовку ворвалась главная горничная Джен с круглыми от ужаса глазами.

– Король требует постелить чистые простыни! – выпалила она.

– Мы же в прошлом месяце перестилали! – возмутилась Нянька.

– Ещё он требует две наволочки.

– Вот ещё! Одной довольно.

– А ещё банное полотенце и два маленьких – для лица и для бритья.

– Для бритья?! Мал он ещё бриться! – фыркнула Нянька.

– А ещё скатерть и салфетку, чтоб салфетка непременно совпадала со скатертью по цвету!

– Господи спаси и помилуй! Это всё? – спросила Нянька.

– Нет! – воскликнула Джен. – Ещё он требует чистый носовой платок!

Хлопанье и топанье, что доносились снизу, из королевских покоев, стали ещё слышней, и в кладовку ввалился дворецкий Джон.

– Госпожа Нянюшка! Госпожа Нянюшка! – задыхаясь, проговорил он.

– Что случилось? – сурово спросила старушка.

– Его Величество проснулись и изволили встать, – сказал дворецкий, – как лошадь на дыбы!

– Рвёт и мечет? – уточнила Нянька.

– Мечет и рвёт.

– Ну да, ну да, – закивала Нянька. – Сегодня у него все кругом виноваты. Такой уж день.

– Хуже ещё не бывало. Он даже в погреба спускался и нашёл изъян в бочонках с сидром, в бочках с пивом, в красном вине, в белом вине, в крыжовенном вине и во мне самом. А все мы – и я, и ви́на – лучшего качества! Воля ваша, госпожа Нянюшка, но я ухожу. Отработаю месяц, и ноги моей больше во дворце не будет!

Прежде чем Нянька успела ответить, в кладовку вперевалку вплыла королевская кухарка Китти.

– Что ж это творится, госпожа Нянюшка?! – запричитала она.

– В чём дело? – строго спросила Нянька.

– В Его Величестве!

– Опять Ноллик? Сунул нос под все крышки, да?

– Не то слово! И в ларь с мукой заглянул, и в мешки с сахаром, и в солонки, и в перечницы, и в банки с вареньем, и в кадки с маслом, и в самую печку чуть не залез. И всё ему не по нраву, хотя моя кухня в идеальном порядке. Хватит, через месяц ноги моей здесь не будет!

Следующей жалобщицей оказалась придворная молочница Мегги.

– Госпожа Нянюшка! Госпожа Нянюшка! – вопила она.

– Ну а у тебя что за несчастье?

– Король наш моё несчастье!

– И у тебя в коровнике, видать, похозяйничал?

– Похозяйничал! Да он свежее молоко со старым смешал, крынки со сливками опрокинул, бочонки с маслом вдребезги разнёс, сыры перемял, а сыворотку залил обратно в творог. Я этого больше не потерплю! Ноги моей здесь через месяц не будет!

Хлопанье и топанье внизу стали воистину оглушительны. И в бельевую кладовку вошёл садовник Джек. Вошёл молча и остановился молча, говорить он был не горазд. Нянюшка нетерпеливо окликнула:

– Ну, выкладывай!

– Колокольчики, – произнёс садовник.

– Какие колокольчики?

– Сказал же, колокольчики.

– Ну я и слышу – колокольчики. Дальше-то что?

– Вот и правильно, – согласился садовник. – Я говорю «колокольчики», и вы слышите – «колокольчики». И эти самые колокольчики мне надлежит выращивать на моих клумбах отныне и до скончания века.

– Кто это сказал?

– Нолличек.

– Его Величество? – чопорно переспросила Нянька.

– Нолличек, – упрямо повторил садовник.

– Изволь говорить о Его Величестве поуважительней.

– Вы же зовёте его Нолличек, – возразил садовник.

– Я его Нянька. Я его в корыте купала!

– В корыте не в корыте, – встрял вдруг дворецкий, – но я не потерплю, чтобы трогали мои вина!

– Нечего лазить в мои кастрюльки! – подхватила кухарка.

– Нечего портить мои сливки! – подала голос молочница.

– Нечего проверять мои грядки! – в запале сказал садовник.

И все они закричали слаженным хором:

– Ноги моей тут через месяц не будет.

– Вот и отлично! Все через месяц получат расчёт! – прогремел голос с порога. В дверях стоял багровый от гнева Нолличек. Он по очереди тыкал пальцем в дворецкого, кухарку, молочницу и садовника и орал: – Не твои вина! Не твои кастрюльки! Не твои сливки! Не твои грядки! Всё моё!!! Что хочу, то и делаю! Мои вина! Мои кастрюльки! Мои сливки! Мои грядки! – Король топал ножками, как разбушевавшийся трёхлетний ребёнок.

– А ну-ка прекрати! – крикнула Нянюшка с верхней ступеньки лестницы. – Прекрати сию минуту! А не то слезу и наподдам как следует!

Нолличек тут же примолк и надулся. Так и стоял, обиженно почёсывая правой ногой о левую.

– Отправляйся прямиком в угол, – скомандовала Нянька. – Будешь стоять там, покуда не выпущу.

Нолличек понуро побрёл в угол и встал лицом к стенке.

– А вы все идите работайте, – велела Нянька Джону, Китти, Мегги и Джеку.

– Хорошо, госпожа Нянюшка! – послушно сказали слуги и разошлись выполнять свои обязанности.

А Нянька подозвала к себе горничную Джен, у которой зуб на зуб не попадал от страха.

– Иди-ка сюда и получи, зачем послали. Повыше руки-то подними, я уж, милочка, не молода, чтоб к тебе как тростинка гнуться. – И Нянька принялась накладывать на протянутые к ней руки целую гору белья. – Так, пара простыней, две наволочки, скатерть, салфетка; теперь полотенца: банное, для лица, для бритья… В его-то годы! – снова фыркнула Нянька. Будь Нолличек не двадцати одного, а пятидесяти одного года от роду, для Няньки он оставался бы прежним тугощёким несмышлёнышем. – Ну, всё, что ли?

– Ещё носовой платок, – прошептала Джен.

– Платок нам и здесь пригодится, – кивнула Нянька, искоса взглянув в угол на короля. – Уфф, беги теперь, да не задерживайся по дороге.

Джен стремглав бросилась вон, а Нянька выудила из шкафа чистейший, пахнущий лавандой носовой платок и уже не сердито сказала Нолличеку:

– Иди сюда, горе моё.

Нолличек, пристыженно опустив голову, приблизился к лестнице. Был он юноша тощий и длинноногий – он стоял на полу, а Нянюшка на верхней ступеньке, но они были почти одного роста, его подбородок приходился вровень с её плечом.

– Ну, давай вытрем глазки, – сказала Нянька и сама промокнула королю глаза. – А теперь высморкаемся.

Нолличек изо всех сил высморкался в подставленный платок.

– Будешь теперь паинькой? – спросила Нянька.

– Да, Нянюшка, – ответил Нолличек, шмыгнув носом.

– Вот и умница. – Нянька уселась на ступеньку и погрозила воспитаннику пальцем: – Неужели тебе приятно быть плохим?

– А что я могу поделать? Не с той ноги встал. – Нолличек вздохнул. – День на день не приходится. У меня же натура, сама знаешь, переменчивая.

– Не у тебя одного.

– Но такой, как у меня, ни у кого нет, – живо отозвался Нолличек. – Ведь когда я хороший, я очень-очень-очень хороший!

– Зато когда плохой… – начала Нянька.

– Тогда я ужасный. Конечно, так и есть. Но, право же, Нянюшка, у меня из-за каждой мелочи портится настроение.

– Это ещё не причина портить вещи и еду, – возразила Нянька.

– Причина!

– Ну а сегодня ты из-за чего развоевался? Опять не с той ноги встал?

– Я уже не знаю, какая та, какая не та! Даже кровать перед сном и так и эдак верчу, чтоб встать с утра весёлым и добрым, но никакого толку, – пожаловался Нолличек. – Может, у меня кровать не та? И простыни на ней все в дырках, как решето. Вот полюбуйся! – Король вытащил из кармана ветхую-преветхую простыню, и она прямо на глазах рассыпалась в прах.

– Теперь ты полюбуйся! – Нянька запустила руку в бельевой шкаф и вытащила оттуда ещё одну дырчатую простыню – родную сестру первой. – И на это полюбуйся! – Нянька извлекла рваную наволочку. – И на это! И на это! И на это! – Она швыряла сверху полотенца, скатерти, салфетки, и дырок в них было больше, чем звёзд на небе. – Так-то, дорогуша! Меня дырками не удивишь.

– Нянюшка, это же позор! – воскликнул король.

– Конечно, позор!

– Надо немедленно купить новые!

– Где, скажи на милость? Во всей стране полотна не сыщешь.

– Я велю садовнику выращивать вместо колокольчиков лён, – немедленно решил Нолличек.

– Льна-то полным-полно! – сказала Нянька. – Льна предостаточно! Ну-ка сними меня отсюда!

Нолличек бережно опустил маленькую старушку на пол, и она распахнула дверцы огромного шкафа.

– Гляди!

Король увидел, что шкаф до отказа забит льном.

– Так за чем же дело стало? – недоуменно спросил Нолличек.

– Кому прясть-то?

– Девицам, – сказал Нолличек не раздумывая.


– Много ты о девицах понимаешь! – усмехнулась Нянька. – Девицы теперь никудышные стали: крали расфуфыренные да бездельницы криворукие.

– Тогда ты спряди, Нянюшка! Ты же была когда-то лучшей пряхой в округе!

– Была, да сплыла, – печально промолвила Нянька. И вдруг щёки её сморщились, губы задрожали, и Нянюшка, плюхнувшись на выпавшую из буфета кипу льна, горько разрыдалась. – Минули мои золотые денёчки, прошла жизнь…

Нолличек совершенно не выносил женских слёз. Он подхватил свою крошечную Няньку на руки и, усевшись с нею на стул, стал качать и баюкать, как ребёночка:

– Ну, Нянюшка, ну не плачь, ну, милая, дам калач…

– Ещё бы, – горестно всхлипывала Нянька, – постареешь с тобой. Что с маленьким, что с большим – забот полон рот.

– Ну-ну, будет, не плачь, я уже паинька, примерный мальчик…

– Как же! Примерный до завтрашнего утра. Ох, чует моё старое сердце, недолго мне осталось, приму я смерть через твои безобразия!

– Клянусь, я тебе больше никаких забот не доставлю!

– Тебе так кажется, – снова всхлипнула старушка.

– Но, Нянюшка, что же нам делать?

– Женить тебя надо, вот что.

– Женить?

– Точно! Женись-ка ты, голубчик, побыстрее да свали обузу с моих старых плеч.

– Хорошо, Нянюшка, женюсь, честное слово – женюсь! – Нолличек готов был пообещать что угодно, лишь бы старушка перестала плакать.

А она и впрямь перестала: сидит у него на коленях, по обыкновению, бодра и деловита.

– Женишься? Отлично! Только не вздумай сам невесту выбирать – непременно выберешь кралю или криворучку. Знаю я тебя.

– Я, Нянюшка, возьму в жёны лучшую в Норфолке пряху! – воскликнул Нолличек. – Чтоб тебе угодить.

– Очень ты часто думаешь о том, чтоб мне угодить?! Нет у меня в твои слова веры. И жену ты выберешь на свой вкус, а не на мой.

Король Нолличек обвёл рукою ломившийся от льна шкаф.

– Я выберу ту, которая спрядёт этот лён.

Нянька живо соскочила с его острых коленок и вскричала:

– Вперёд! Скорее!

– Куда?

– Искать!

– Кого? Невесту?

– Ту единственную в Норфолке девушку, которая сможет спрясть этот лён.

Глава VI
Мамаша Кодлинг вне себя

«Королева норфолкских беляшей! Королева норфолкских беляшей!» – звенели голоса в Доллечкином сне.

А заснула она даже крепче обычного, поскольку по телу разливалась приятная сонная сытость. Мамаша Кодлинг, вернувшись с дрожжами от пекаря, застала Долл возле печки – дочка спала, свесив голову на грудь. Больше на кухне никого не было, хотя время близилось к обеду. Мамаша Кодлинг положила сумку на стол и громко спросила:

– Мальчики с поля подошли?

– Нет, маманя, – очнулась Доллечка.

– А Полл с рыбой?

– Нет ещё, мамань.

– А беляши в печке подошли?

Долл поднялась и приоткрыла дверцу:

– Нет ещё, мамань.

– А пора бы, – заметила мамаша Кодлинг, развязывая ленты на подбородке. – Ладно, ещё пять минут подождём.

Мамаша Кодлинг принялась накрывать к обеду.

– Ну а сколько мотков ты спряла? – спросила она. – Небось ни единого.

– Правильно, мамань, – безмятежно зевнув, ответила Долл.

– Вот и неправильно, нельзя с утра до ночи бездельничать, – заворчала мать. – Да тебя, такую лентяйку, никто и в жёны не возьмёт.

– Ну и что… – равнодушно сказала Долл.

– Это тебе «ну и что», а мне не «ну и что». Всю жизнь тебя поить-кормить прикажешь?

Мамаша Кодлинг расставила тарелки: по три с каждой стороны – для детей и одну во главе стола – для себя.

Тут в кухню ворвалась запыхавшаяся Полл.

– Мамань, где у нас птичья клетка?

– Ну наконец-то! – сказала мамаша Кодлинг. – Что, дал тебе Чарли палтусов пожирнее? – Она заглянула в корзинку, всплеснула руками и ахнула: – Господибожемой! Разве это палтусы? Что ты притащила? – Она неодобрительно осматривала серебристую птицу, недвижно лежавшую в траве и водорослях. Перекушенное крыло было аккуратно подвязано.

– Ну, мамань! Ты только послушай! – с жаром начала Полл. – Это Серебристая серпоклювка, а когда-то на Луне была Прекрасная Дама, но она слетела на Землю, взглянуть на башню в Нориче, и ужасное, мерзкое чудище из Ведьмина леса хотело её съесть, и съело бы, только Чарли его прогнал, подвязал серпоклювке крылышко и отдал её мне, чтоб выхаживать. Ты прости, мамань, палтусы в корзинке не поместились, Серебристой серпоклювке было бы тесно. И вообще, палтусов на свете сто тысяч, а моя Серебрянка одна-единственная. Где у нас птичья клетка?

И Полл полезла доставать клетку с крюка под самым потолком.

– Может, в море и плавают сто тыщ палтусов, – возмутилась мамаша Кодлинг, – но я по твоей милости осталась без обеда.

– Я тебе один свой беляш отдам, – сказала Полл, выстилая водорослями дно клетки.

– Ты прекрасно знаешь, что я их не перевариваю! – Мамаша Кодлинг выглянула за порог. – О, вон и мальчики с поля идут, голодные, как настоящие взрослые фермеры. Долл, а беляши-то подошли?

Долл снова приоткрыла печку:

– Нет ещё, мамань.

– Странное дело, – удивилась мамаша Кодлинг. – Ладно, пускай ещё пяток минут посидят. Эй, вы! – закричала она сыновьям. – Эйб! Сид! Дейв! Хэл! А ну побыстрей ногами двигайте!

На кухню друг за дружкой вошли мужчины семейства Кодлингов. Первым шёл самый высокий, Эйб, вторым – самый низенький, Сид, третьим – самый толстый, Дейв, а четвёртым – самый худой, Хэл. Но как бы ни разнились братья с виду, в головах у них была одна и та же мысль и задали они один и тот же вопрос:

– Мамань, что на обед?

– Беляши.

– Вот здорово! – хором сказали Эйб, Сид, Дейв и Хэл.

– Беляши – прекрасная еда! – сказал Эйб.

– Беляши – чудесная еда! – сказал Сид.

– Беляши – самая лучшая еда! – сказал Дейв.

– Беляши – хорошая еда! – сказал Хэл.

– А ещё бывают кренделя, – задумчиво промолвил Эйб.

– И ватрушки, – поддакнул Сид.

– И булочки, – напомнил Дейв.

– И пирожки с потрохами, – произнёс Хэл.

– А ещё оладьи, – мечтательно добавил Дейв.

– А ещё пряники, – вспомнил Хэл.

– Во, точно, пряники! – обрадованно подхватили остальные.

– Беляши лучше! – сказал Эйб. – Беляши – это хорошо!

– А студень? – сказал Сид.

– А окорок? – сказал Дейв.

– А требуха? – сказал Хэл.

– Барбарисовый джем и черничное варенье, – вдруг осенило Эйба.

– Каша с коринкой! – воскликнул Сид.

– Драчёны! – завопил Дейв.

– Пышки и караваи! – заорал Хэл.

– Ягоды со взбитыми сливками, – добавил Эйб.

– Но беляши всё-таки самая лучшая еда на свете! – пропищал Хэл. – Вкуснотища!

– Вкуснотища! – дружно заорали братья в четыре глотки, распустили пояса, расселись вокруг стола и, похватав ножи и вилки, дружно заорали:

– Подавай обед!

– Видишь, Долл, твои братья сейчас друг на дружку с голодухи накинутся. Доставай беляши.

– Не могу, мамань.

– Почему это?

– Не подошли.

– Ни один? – воскликнула мамаша Кодлинг.

– Ни один.

– Обед подавай! Обед! – вопили дюжие парни и дубасили кулачищами об стол.

– Подошли не подошли – вынимай, – велела мамаша Кодлинг. – Нельзя больше ждать. Они и непропечённые живо сметут. Вынимай!

– Но как же их вынимать, если они не подошли? – спросила Долл.

– О чём говорит эта девочка? – Терпение у мамаши Кодлинг кончилось. Она подошла к Долл и заглянула поверх её плеча в печку. – Господибожемой! Да куда ж они подевались? – ахнула она.

– Обед! Обед! Обед! – горланили парни.

Мамаша Кодлинг взяла Долл за плечи и принялась трясти.

– Куда – делись – беляши? – сурово спросила она.

– Я их съела, – ответила Долл.

– Ты… их… съела?.. – оторопела мать.

– Да, мамань.

– Все беляши?

– Да, мамань.

– Целую дюжину?

– Да, мамань.

У мамаши Кодлинг перехватило дыхание. Наконец ей удалось набрать воздуха, и она прорычала:

– Так ты говоришь, что съела дюжину огромных, толстых, круглых, сочных беляшей, и у тебя даже живот не болит?

– Нет, мамань.

– А жаль, – подвела итог мамаша Кодлинг. – Стыд! Позор! Оставила голодных братьев без обеда! Кусок у них изо рта вынула!

– Стыд! – проревел Эйб.

– Позор! Позор! Позор! – проревели Сид, Дейв и Хэл.

– И чего вы раскричались, не понимаю, – пожала плечами Долл. – Что я плохого-то сделала? Вы же, маманя, сами говорили, что беляши подходят каждые полчаса.

– Я вне себя! – сказала мамаша Кодлинг и рухнула на стул как подкошенная. – Моя дочь! – простонала она. – Дюжину беляшей. Моя дочь съела дюжину беляшей. Дюжину беляшей съела моя дочь. За полчаса! Без остановки! Беляш за беляшом. Целую дюжину. Два раза по шесть. Три раза по четыре. Я вне себя. Целую дюжину! За полчаса! Моя дочь! Целую дюжину!

– Дюжину чего? – донёсся с порога голос.

В дверях стоял высокий, тощий молодой человек, а на плече у него восседала маленькая старушка.


– Ой, к нам гости! – Полл вскочила.

Молодой человек пригнулся, чтобы старушка не ударилась о притолоку, и вошёл в кухню. Здесь он повторил свой вопрос:

– Так дюжину чего сделала ваша дочь? Что повергло вас в такую оторопь?

Мамаша Кодлинг осмотрела молодого человека с головы до ног, с золотой короны на макушке до золотых пряжек на туфлях. И принялась грузно приседать в реверансах:

– Силы небесные! Да к нам же сам король пожаловал! Король Норфолка собственной персоной! А ну встаньте! – крикнула она сыновьям. – Встаньте, болваны неотёсанные, поклонитесь Его Величеству.

Эйб, Сид, Дейв и Хэл поднялись и, схватив себя за вихры, потянули головы вниз. Изобразив таким манером поклон, парни тут же уселись обратно за стол.

– Очень приятно, – сказал Нолличек. Он опустил старушку на пол и представил её: – Моя няня, госпожа Нянюшка.

Мамаша Кодлинг снова присела и подтолкнула вперёд младшую дочку, которая вытаращила на гостей огромные, точно блюдца, глазищи.

– Это моя меньшенькая, Полл, – сказала мамаша Кодлинг.

– Очень милая девочка, – произнёс король.

Полл быстренько сделала книксен, а мамаша Кодлинг сказала:

– Очень приятно.

И тогда Нолличек спросил в третий раз:

– Так дюжину чего сделала ваша дочь? О чём вы говорили? Что вас так изумило?

Мамаша Кодлинг покраснела до корней волос и, ухватив Полл за руку, пробормотала:

– Что отвечать-то?

– Скажи уж как есть, мамань, – ответила Полл шёпотом.

– Ни за что! В такой стыдобе королю признаться? Ославить Кодлингов на всю страну? Ни за что! Ты подумай, Полл, – целых двенадцать! Ровным счётом дюжина! – На последних словах голос мамаши Кодлинг снова зазвенел от возмущения.

– Что за дюжина в конце-то концов?! – Нолличек грозно сдвинул брови – он не любил ждать.

Полл шагнула вперёд и бодро провозгласила:

– Двенадцать мотков льна, Ваше Величество.

У мамаши Кодлинг отвисла челюсть. А Полл, широко улыбнувшись, крутанула колесо прялки и продолжила:

– Целую дюжину мотков, и всего за полчаса. Это маманю и изумило. Ясно, Ваше Величество?

«Уж теперь-то он будет доволен», – подумала Полл.

Она, однако, так и не успела понять, доволен король или нет, потому что вперёд выскочила его маленькая Нянька и взволнованно воскликнула:

– Двенадцать мотков льна за полчаса! Неслыханно! Есть от чего оторопеть! И это спряла ваша собственная дочь? – обратилась она к мамаше Кодлинг.

– Д-д-да, госпожа, – еле слышно произнесла та. – Моя самая что ни на есть собственная дочь.

Нянька пронзила Полл острым взглядом и ткнула в неё пальцем.

– Вот твоя невеста, – сказала она королю.

Нолличек испуганно оглядел девочку и с отчаянием сказал:

– Но, Нянюшка, она же совсем маленькая.

– Ничего, вырастет! – отрезала Нянька и обратилась к Полл: – Подойди поближе, дитя моё.

Полл повиновалась.

– Сколько тебе лет? – спросила Нянька.

– Двенадцать, если позволите.

– Вот видишь, она совсем ребёнок! – снова запротестовал Нолличек.

– Повзрослеет, – твёрдо сказала Нянька. – Если ребёнок в двенадцать лет прядёт за полчаса двенадцать мотков, то сколько же она будет прясть в двадцать?

– Извините, госпожа, – наконец решилась Полл. – Это не я спряла лён. Маманя дивилась не на меня.

– А на кого же? – растерялась Нянька.

– На мою сестру. Вот она.

И она указала на Долл, безмятежно глядевшую в раскрытую дверцу печки. Нянька с Нолличеком разом повернулись и…

– Это твоя сестра? – спросил Нолличек у Полл.

– Это ваша дочь? – спросила Нянька у мамаши Кодлинг.

– Встань, дурёха, – прошептала старшей дочери вдова мельника. – Встань, поклонись.

Долл медленно поднялась, обратив к королю прелестное личико, слегка присела в реверансе и тут же выпрямилась, не сводя с Нолличека сонно-нежного взгляда.

– Она милая, – не сдержался Нолличек и обратился к девушке: – Так, значит, это ты?.. Целую дюжину?

– Я, если позволите. – Доллечка снова поклонилась.

– Она очень милая! – сказал Нолличек Няньке.

– Красота недолговечна, – заявила Нянька. – Подойди ко мне, умелица.

Долл подошла к Няньке вплотную.

– И сколько же тебе лет?

– Восемнадцать будет на Михайлов день, – нежно проворковала Долл.

– Нянюшка, она очень, очень милая!

– Тсс! Тихо ты! – Нянька отодвинула воспитанника в сторону. – Ты порядочная девушка? – снова обратилась она к Долл.

– Да, госпожа, если позволите.

– А жених у тебя есть?

– Нет, госпожа, если позволите.

– Ой, Нянюшка! – снова встрял Нолличек. – Она просто страсть какая милая!

– Да тихо ты! – шикнула Нянька и продолжила допрос: – Милочка, ты и впрямь сделала то, что привело твою мать в такое изумление?

– Да, госпожа. Маманя страшно изумилась. А я… просто не смогла удержаться. Простите.

– Не смогла удержаться! – возопила Нянька. – Не удержалась и спряла двенадцать мотков льна за полчаса?! Не смогла удержаться?

Старушка открывала и закрывала рот, точно рыба, силясь подобрать слова. Наконец, указав на Доллечку перстом, она провозгласила:

– Вот твоя невеста!

– Невеста короля?! Наша Долл?! – воскликнула мамаша Кодлинг.

– Никогда бы не подумал, – подал голос Эйб.

– Во сне не приснится, – сказал Сид.

– Ну и ну, – протянул Дейв.

– Дела… – подытожил Хэл.

– А чему вы удивляетесь? – спросила у братьев Полл, но ответа не получила.

Пока все кругом жевали, глотали и переваривали своё удивление, Нолличек взял Доллечку за нежную, пухлую ручку.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Долл, Ваше Величество. А вас как величать?

– Нолл. Скажи, Долл, ты хочешь стать королевой Норфолка?

– Мне бы чего попроще. Хоть королевой норфолкских беляшей.

– Всё будет по-твоему! Всё – как пожелаешь! Если… – король сжал податливую, мягкую ручку, – если эти прелестные пальчики и вправду умеют то, о чём говорила твоя маменька.

Долл и ртa раскрыть не успела, а мамаша Кодлинг уж тут как тут:

– Конечно, Ваше Величество! Умеют, Ваше Величество! Умеют, вы уж поверьте мне, старой. Господибожемой! Моя Долл – королева Норфолка! И все знатные господа ей кланяются и угождают! – Она даже ослабела от радости и принуждена была опереться о стол, чтобы не упасть. – Ваше Величество, неужто правда?

Нолличек кивнул:

– Объясняю. Я, мамань, хочу жениться. И женюсь на твоей дочери. Объясняю дальше. Триста шестьдесят четыре дня в году она будет наряжаться и украшаться, как ей заблагорассудится, знаться и дружить с кем пожелает, будет есть и пить что душе угодно.

– И беляши можно есть? – спросила Долл.

– С утра до вечера!

– И шёлковое платье по субботам надевать? – уточнила мамаша Кодлинг.

– У Долл будет по шёлковому платью на каждый день недели.

– И мы тоже сможем жить во дворце? – оживилась Полл. – Мы ведь не просто семья, мы её друзья, она хочет с нами знаться и дружить.

– Ну конечно, Полл, – улыбнулся Нолличек. – Можете проводить с ней весь год напролёт – одиннадцать месяцев и тридцать дней. Но на тридцать первый… – Тут голос у короля внезапно посуровел. – На тридцать первый день двенадцатого месяца Долл запрут в комнате, полной льна, и она спрядёт все кипы, чтоб соткать полотно и сшить из него простыни, полотенца и носовые платки для короля. То есть для меня.


– Ой, – выдохнула мамаша Кодлинг.

– Ой, – хором сказали четверо её сыновей.

– А не спрядёт, – воодушевившись, продолжал Нолличек, – я велю отрубить ей голову.

– Ой, – выдохнула мамаша Кодлинг.

– Ой, – хором сказали четверо сыновей.

– Мне это не понравится, – сказала Долл.

– Разумеется, чему ж тут нравиться? Поэтому ты не допустишь казни и всё спрядёшь в срок. С головой ты куда красивее.

Долл задумалась.

– Тогда зачем её отрубать? – спросила она.

– Потому что у меня двойная, переменчивая натура. Верно, Нянюшка?

– Верно-верно. – Нянька со значением поглядела на мамашу Кодлинг.

– В мои плохие дни я бываю ох какой сердитый, – доверительно сообщил Нолличек. – Верно, Нянюшка?

– Верно. – И Нянька опять многозначительно глянула на мамашу Кодлинг.

– Я в такие дни делаюсь совершенно непредсказуем, – продолжал Нолличек. – Верно, Нянюшка?

– Что угодно сотворить может, – кивнула Нянька, снова посмотрев на мамашу Кодлинг.

– Вот так обстоят дела, – сказал Нолличек. – Ты, Долл, удержаться не можешь, когда прядёшь, а я – когда не с той ноги встаю. Ладно, хватит разговоров. Надо тебя проверить, не откладывая в долгий ящик.

– Я в ящик и не помещусь.

– Прекрасно, я рад, что наши мысли сходятся. Итак, сейчас проверим.

– Что проверять-то? – спросила Полл.

– Правду ли говорят Долл и маманя, – ответил Нолличек.

Он громко хлопнул в ладоши, дверь растворилась, и за ней оказалась тьма-тьмущая народу. А главное, у самого порога стояли три огромные телеги со льном, который высился до неба, – так возят обычно сено в сенокосную пору.

По знаку короля слуги принялись выгружать лён прямо на кухню: сперва вдоль стен, на стол, на стулья, а потом – куда ни попадя. Мамаша Кодлинг с детьми онемели, и глаза у них вылезли на затылок.

– Ну вот, дорогая моя Долл, – сказал Нолличек, довольно потирая руки. – Настоящий праздник для истинной пряхи, верно? Теперь мы тебя запрём тут, вместе с этим чудесным льном, и вернёмся через полчаса.

Долл взглянула на горы льна, на прялку, на часы, на мать и снова на короля.

– Вы – вернётесь – через – полчаса? – тупо повторила она.

– Секунда в секунду, – заверил Нолличек. – И если этот чудесный лён окажется спрядённым в длинную-предлинную сверкающую нить, мы тут же поженимся. А если нет…

– Вот именно, если нет? – вмешалась Полл.

– Твоей сестре отрубят голову. – Нолличек улыбнулся.

– Но, господин король, Ваше Величество! – закричала Полл, цепляясь за его руки. – Ну, пожалуйста, не рубите. Это всё не…

Однако мамаша Кодлинг оттащила Полл прежде, чем она успела сказать правду.

– Цыц, глупая, – пробормотала она. – Хочешь, чтоб нам всем головы поотрубали?

– Что с ребёнком? Она что-то сказала? – спросила Нянька.

– Нет-нет, – поспешно ответила мамаша Кодлинг. – Она просто малость ошалела, как представила свою будущую красивую жизнь.

– Теперь все вон! – повелел Нолличек слугам. – Отвезите телеги за угол и хорошенько вычистите, будем туда пряжу складывать.

Слуги повиновались.

– И вы выходите! – окликнул король четырёх парней, и Эйб, Сид, Дейв и Хэл один за другим покинули кухню. – Нянюшка, на выход! Маманя, на выход! Полл, на выход!

Круглые голубые глаза Долл беспомощно и отчаянно следили за матерью и сестрой. И вот все скрылись.

Король выходил последним. У двери он остановился, вынул из замочной скважины ключ и с улыбкой обернулся к Доллечке.

– О Долл, моя Долл, я вернусь ровно через полчаса, – нежно произнёс он и ступил за порог. Замок щёлкнул, Долл осталась одна.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю