Текст книги "Птица пустыни"

Автор книги: Эли Берте (Бертэ)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

IX
ПОЕЗДКА НА ФЕРМУ

На другой день Мартиньи приступил к работе в магазине и скоро обнаружил способности к торговле, о которых и сам не предполагал. Бриссо возложил на него надзор за магазином. Виконту было поручено контролировать, чтобы другие приказчики строго выполняли свои обязанности, но, занимаясь этим делом, он находил время изучать качества различных товаров, запоминал их цену и благодаря своей превосходной памяти быстро в этом преуспел.

Полиция между тем начала поиски сообщников убитого мексиканца и намеревалась арестовать его приятелей, подозреваемых в причастности к преступлению, но эти люди оставили свой пай и скрылись. Да и сами поиски производились только для проформы. Полиция с трудом поддерживала порядок на приисках и вынуждена была на многое закрывать глаза, чтобы не накалять обстановку.

А в Дарлинге тем временем все оставалось без изменений. Клара проводила ночи без сна, а днем занимала свое место за конторкой в магазине. Она осунулась, побледнела и уже не встречала покупателей улыбкой. Казалось, их присутствие даже раздражает ее. Иногда она неожиданно убегала и запиралась в своей комнате, а спустя несколько часов появлялась с глазами, красными от слез.

Мадам Бриссо, как ни старалась, не могла вывести дочь из этого состояния. Она окружила ее вниманием и любовью, пыталась развлечь, но эти усилия не имели никакого успеха, наоборот, только раздражали Клару. Частые посещения Ричарда Денисона, по-видимому, причиняли ей боль, а попытки матери вернуть судье былое расположение Клары привели к тому, что девушка замкнулась. Теперь она держалась с мадам Бриссо холодно, с какой-то странной боязливостью. Но время от времени чувства ее выплескивались наружу, и Клара бросалась к матери на шею, ее целовала и заливалась слезали.

Мадам Бриссо отдала бы все на свете, чтобы избавить дочь от страданий, но она не смела расспрашивать ее, потому что заметила, что это приводит Клару в сильное волнение. Однако она принялась наблюдать за ней и скоро с удивлением обнаружила, что и сама была предметом слежки со стороны Клары.

После отъезда Мартиньи Клара не упускала случая осмотреть вещи матери под любым предлогом. Она исследовала содержимое коробок, чемоданов, ящиков, комодов, и только шкаф, запертый на ключ, не подвергся еще ее обыскам. Клара прибегала к множеству хитростей, чтобы заставить мать его открыть, но мадам Бриссо или не понимала намеков дочери, или действительно скрывала что-то в шкафу, так как все попытки Клары оставались безуспешными.

И вот однажды утром мадам Бриссо, занимаясь туалетом, открыла этот шкаф. В следующий миг дверь ее комнаты распахнулась и на пороге появилась Клара.

Она рассеянно поцеловала мать, подошла к шкафу и с жадностью принялась пересматривать все, что там находилось. Мадам Бриссо, удивленная подобным любопытством, попыталась возражать, но Клара сказала ей умоляющим тоном:

– Милая мама, неужели ты не хочешь показать мне, что находится в этой шкатулке? Ты прежде носила украшения, которых я давно на тебе не видела, а между тем с ними у меня связаны счастливые воспоминания детства. Покажите их мне, мама, покажите, прошу тебя!

– Но, милая, пора идти в магазин. Притом украшения, о которых ты говоришь, вышли из моды, и если я надену их, то буду выглядеть смешно.

– Я не прошу, чтобы ты их надевала, мама, – настаивала Клара. – Только покажи их мне, ну пожалуйста!

– Право, Клара, я тебя не понимаю! Что ты думаешь найти в этой шкатулке?

– Ничего, – Клара чуть не плакала. – Но не отказывай мне в этом удовольствии. Если бы ты знала...

– Полно, полно, не мучь себя из-за такой безделицы, – сдалась мадам Бриссо. – Я уступлю твоему капризу, хотя не могу объяснить себе подобного ребячества.

Она поставила шкатулку на стол и, сняв с шеи шелковый шнурок, на котором висел ключик, открыла ее.

Клара поспешно заглянула в шкатулку. Там лежали браслеты, ожерелья, брошки старинного фасона, и несколько связок пожелтевших писем. Но странно, эти вещи, которых Клара требовала так настоятельно, как будто уже не интересовали ее. Она равнодушно перебирала их и все еще искала что-то на дне шкатулки.

Клара действительно приметила между этими блестящими безделушками маленькую коробочку из цветной соломки, она как будто нарочно была спрятана под другими вещами. Клара хотела ее открыть, но мадам Бриссо, с тревожным вниманием наблюдавшая за дочерью, вырвала коробочку у нее из рук.

– Не бери этого, – сказала она. – Там лежит то, чего ты не должна видеть.

Клара, однако, имела время убедиться, что в коробочке катается какой-то довольно тяжелый предмет.

– Мама, покажи мне, что там лежит, прошу тебя!

– Нет, – твердо повторила мадам Бриссо, начиная терять терпение. – До сих пор я исполняла твои глупые капризы, но теперь довольно.

И она заперла шкатулку. Клара, закрыв лицо руками, закричала:

– Так это правда! Праведное небо! Неужели это правда? Она хотела убежать, но мать ее удержала.

– В чем дело, Клара? – строго спросила она. – О какой правде ты говоришь?

Но Клара неспособна была отвечать, захлебываясь в рыданиях.

Несколько минут мадам Бриссо с горестным волнением наблюдала за дочерью.

– Напрасно я делаю это, – наконец сказала она, – но я не могу устоять против твоих слез, как ни безрассудна их причина. Твое желание будет исполнено... Только помни, что ты сама вынуждаешь меня обратиться к печальному прошлому.

Она открыла шкатулку, достала коробочку и вынула оттуда свинцовую пулю, покрытую черноватым налетом.

– Ты ее узнала? – прошептала мадам Бриссо глухим голосом. – Это та самая пуля, которую твой отец... на ней моя кровь.

Клара бросилась матери в ноги, и, покрывая поцелуями и слезами ее руки, взмолилась:

– Прости меня, мама... я сумасшедшая! Неужели Бог покинул меня?

С этого дня Клара изменилась. Холодная, молчаливая, она машинально исполняла свои обязанности в магазине, едва прикасалась к еде. Мадам Бриссо очень переживала, опасаясь, что такое состояние могло пагубным образом сказаться на рассудке дочери.

Она, как могла, старалась развлечь ее. Закрывая раньше обычного магазин, мадам Бриссо возила Клару кататься по городу, водила гулять в окрестностях Дарлинга. Это были единственные минуты, когда девушка, по-видимому, забывала о своих тревогах.

Одна из таких прогулок была запланирована на воскресенье, через несколько недель после отъезда Мартиньи на прииски. Оинзу в качестве землемера поручили отмерить землю миль за пятнадцать от Дарлинга на границе пустыни. Он намеревался ехать туда вместе с дочерью и своим помощником. Мадам Бриссо и ее дочь были приглашены на эту прогулку и приняли приглашение, мать – с поспешностью, Клара – с угрюмым равнодушием. Ричард Денисон, не перестававший окружать Клару робкими знаками внимания, выразил желание сопровождать их верхом.

Предполагали выехать рано, потому что в это время года к полудню жара становилась нестерпимой. Едва рассвело, а шарабан с полотняным пологом уже стоял перед магазином. В нем сидели Рэчел и ее отец. Мисс Оинз, очень хорошенькая в кокетливом шелковом платье взяла с собой сеть для ловли бабочек, ящичек для насекомых, портфель для трав – она хотела извлечь пользу из прогулки, занимаясь своей любимой наукой. Землемер держал под мышкой толстый реестр, в котором он записывал свои кадастровые операции. Денисон, в щегольском летнем костюме, в тростниковой шляпе, в сапогах с отворотами, тоже был здесь, держа под уздцы лошадь. Ждали только мать и дочь Бриссо.

Оинз ворчал:

– Побьюсь об заклад, что это миссис Бриссо еще прикалывает булавкой свою шаль или ленту к шляпе! Женщины так...

Нельзя было узнать, каковы женщины по мнению раздражительного англичанина, потому что мать и дочь наконец-то появились. При виде наряда мадам Бриссо легко можно было понять, почему она так долго заставила ждать своих спутников. На ней был кринолин и великолепное платье из античного моаре, на плечи она набросила индийскую шаль. Шляпа с цветами, полученная из Парижа, дополняла туалет, на котором было в изобилии кружев и лент. Непонятно, для чьих глаз предназначался этот умопомрачительный наряд, так как прогулка предстояла по местности совершенно пустынной.

На Кларе было скромное платье из светлой кисеи и соломенная шляпка. Несмотря на ее бледность и печальные глаза, этот наряд очень шел ей.

Мадам Бриссо извинилась за опоздание и села в шарабан, между тем как Клара приветствовала своих друзей кроткой улыбкой. Кучер сел на козлы, и шарабан быстро покатил.

Подобная прогулка в воскресный день шокировала местных пуритан, наблюдавших за шарабаном из окон своих домов. Участие в ней судьи Денисона в особенности раздражало пастора, недавно прибывшего в Дарлинг. Но Ричард не более своих друзей думал об этом, считая воскресенье днем отдохновения и не чувствуя угрызений совести.

Скоро шарабан с дороги, ведущей на прииски, свернул на тропинку. По мере того, как они удалялись от Дарлинга, обработанные участки земли встречались все реже. Тропинка стала почти невидимой, и кучер с трудом различал ее. Шарабан то въезжал в рощу, где ветви больших деревьев были опущены, как у плакучих ив, то катился по бесплодным местам, где колеса едва не утопали в мелком, как пыль, песке. Здесь не слышалось других звуков, кроме пения хохотунов, криков попугаев, с шумом разлетавшихся при приближении повозки. Солнце изливало на землю потоки света и жара, на горизонте возвышались горы, казавшиеся совсем черными на фоне лазурного неба. Мириады насекомых порхали и жужжали в знойном воздухе, а иногда черная змея, разбуженная стуком колес, приподнималась в нескольких шагах от тропинки, шипя и высовывая свой раздвоенный язык.

Между путешественниками завязался разговор. Оинз вежливо осведомился у мадам Бриссо о ее муже, и она принялась в красках описывать происшествие, о котором получила известие несколько дней назад.

– Да, – говорила она, – мой бедный муж чуть не погиб! Злодеи хотели взорвать магазин и уже просверлили стену, чтобы поджечь порох, но виконт де Мартиньи, наш соотечественник, разгадал их намерение и убил негодяя, которому поручено было привести в исполнение этот план. Ты видишь Клара, как мы были неправы, что так дурно думали о виконте, – обратилась она к дочери.

– Да, мама, – машинально ответила девушка.

– Мы ему обязаны жизнью твоего отца, и если опять увидим его, я надеюсь, ты приветливо его примешь?

– Да, мама.

– Ах, мсье Оинз, – продолжала мадам Бриссо, – если бы вы знали, как мне хочется, чтобы муж поскорее вернулся! Я очень беспокоюсь за него, на приисках вечно что-нибудь случается. Но он намерен пробыть там еще несколько месяцев и рассчитывает, что виконт де Мартиньи поможет ему в делах. Ты будешь рада обнять своего доброго отца, Клара?

– Да, мама.

Так как во время этого разговора шарабан катился по твердой рассохшейся земле, Денисон, скакавший рядом с повозкой, не пропустил ни одного слова. Со своей обычной невозмутимостью он сказал мадам Бриссо:

– Я очень рад узнать, что этот француз, ваш соотечественник, совершил храбрый поступок. Однако, несмотря на это, господину Бриссо следовало бы остерегаться человека, с появлением которого ваше семейство постигли разные огорчения.

– Боже мой, мсье Денисон, в чем вы упрекаете виконта?

– Ни в чем, кроме беспринципности. Не одного ли вы мнения со мной, мисс Клара?

– Да, мсье Денисон, – ответила девушка с тем же равнодушием.

Мадам Бриссо передернула плечами.

– Не знаю, – сказала она, – что виконт де Мартиньи мог сказать Кларе, но она будет снисходительна к нему из уважения к услуге, оказанной ее отцу. Виконт несколько ветрен, я это признаю, однако если он мечтает разбогатеть, не нам осуждать его за это. И он не нищий авантюрист, как, по-видимому, думает мсье Денисон, у него есть прекраснейший из алмазов, а обладая подобный сокровищем, можно достигнуть многого. Не правда ли Клара?

– Да, мама, – рассеянно ответила она, но вдруг как будто очнулась и с живостью спросила: – Мама, ты думаешь, что этот алмаз еще у него?

– А где же ему быть? Правда, де Мартиньи не захотел показать его, и твой отец спрашивает у меня объяснения на этот счет. Но осторожность виконта, находящегося среди авантюристов и злодеев, вполне объяснима. Без сомнения, он не хочет, чтобы узнали о том, что он обладает такой ценной вещью, хотя мог бы сделать исключение для твоего отца.

Клара нахмурилась. Денисон заметил ее озабоченность.

– Я вижу, – сказал он, вздыхая, – что мисс Клара не может еще забыть алмаза виконта де Мартиньи.

И он удержал свою лошадь, чтобы пропустить шарабан вперед.

Разговор перешел на другой предмет. Рэчел Оинз, сидевшая возле Клары, любовалась цветами и красивыми бабочками, ей хотелось каждую минуту остановить шарабан, выйти и поближе рассмотреть эти чудеса мироздания. Но так как это было невозможно, то она восхищалась ими издали и делилась своим восторгом с Кларой, которая оставалась задумчивой, между тем как ее мать продолжала разговаривать с Оинзом.

– Дорогая, – спросила Клару Рэчел, указывая на дерево, под которым они проезжали, – ты не помнишь название этого прекрасного и величественного растения?

– Нет.

– Какая ты забывчивая! Это широколиственная бэнксия. Дерево обязано своим названием доктору Бэнксу, который с доктором Солэндером сопровождал Кука в первом путешествии. Шишки этого дерева туземцы используют как трут и... Но посмотрим, не сможешь ли ты узнать этот кустарник?

– Ах, нет, милая Рэчел! – ответила Клара.

– Что с тобой, Клара? Это же шеломайник, который разводят иногда в европейских оранжереях. Придется нам возобновить уроки ботаники. Смотри, видишь листья, которые напоминают очаровательные, светло-зеленые зонтики? Это древовидный папоротник, а вот это – красносочник...

Клара не слушала объяснений подруги, но Рэчел, не замечая этого, продолжала называть растения так охотно, как будто имела самого внимательного слушателя.

Между тем солнце поднялось уже высоко, и лошади начали выказывать признаки усталости, однако Оинз, который был знаком с местностью, все протягивал руку к горизонту, указывая на конечный пункт их путешествия, когда у него спрашивали, скоро ли приедут. Местность становилась все бесплоднее, деревья сменились кустарником. Женщины уже начали беспокоиться, не заблудились ли они, когда землемер указал наконец на несколько деревянных строений вдали.

За зарослями кустов, скрывавших строения, протекал ручей. Правда, теперь он почти пересох, в его ложе только кое-где остались небольшие лужи, но и их огненное солнце скоро должно было скоро иссушить. За ручьем начиналась настоящая пустыня, где росли кое-где уродливые деревца.

– Вот мы и приехали на ферму Уокера, – сказал Оинз. – В двух милях отсюда, в верхней части ручья, на границе штата Виктория, находится ферма Гудрига. На них разводят овец. Земля на другой стороне ручья принадлежит туземцам. Беднягам, – прибавил он, – досталась плохая земля. На протяжении многих миль там не встретишь и клочка плодоносной почвы и ни капли воды. Поэтому австралийцы почти круглый год живут на берегу ручья и так как они никому не причиняют вреда, их не гонят отсюда. Пусть женщины не пугаются, если увидят некоторых из них – они совершенно безобидны.

Пока Оинз давал эти объяснения, путешественники вышли из шарабана. Лошадь выпрягли, а Денисон разнуздал свою, им надели на ноги путы, чтобы они не могли далеко убежать, и пустили пастись на зеленую траву, которая еще росла вдоль берега ручья.

Тем временем из ближней к ручью постройки выехали на лошадях двое мужчин и направились к шарабану.

– Это Уокер и его пастух Берли, – пояснил Оинз. – Я должен поехать с ними за две мили отсюда. Я взял бы вас с собой, друзья, но шарабан там не пройдет – дорога уж очень плохая.

Уокер, мужчина с грубым лицом, загоревшим до черноты, подъехав, приветствовал путешественников и, обменявшись несколькими словами с землемером, пригласил их в свое жилище отдохнуть.

– Вы можете чувствовать себя там, как дома, – прибавил он хриплым голосом.

Мадам Бриссо, которой не понравился вид фермы, объявила, что они предпочитают остаться на свежем воздухе. Уокер не настаивал.

Оинз со своим помощником поспешили сесть на лошадей, приведенных для них, и землемер, сказав несколько дружеских слов дочери, уехал.

Женщины остались под защитой Ричарда Денисона, посреди дикой страны, по соседству с туземцами. Из полотна, покрывавшего шарабан, судья соорудил маленькую палатку, где они могли бы спрятаться от солнца, и пока женщины распаковывали сумки со снедью, прошелся вдоль ручья, чтобы удостовериться, что им нечего опасаться.

Глубочайшая тишина царствовала повсюду, и если бы не блеяние овец, раздававшееся из овчарни, ничто не нарушало бы величественного спокойствия пустыни. Ни одного австралийца не было видно. Если они и находились где-то поблизости, то, без сомнения, спали в своих лачугах. Успокоенный этой тишиной, Ричард вернулся к палатке, чтобы принять участие в завтраке.

X
ХЛАМИДЫ

Прошло несколько часов после отъезда Оинза. Мадам Бриссо, разомлев от жары, дремала, прислонившись головой к стволу дерева. В нескольких шагах от нее Ричард Денисон, лежа под тенью папоротника, с меланхолическим видом курил сигару. Девушки, чтобы не нарушать сна мадам Бриссо, выбрались из палатки, и Рэчел увлекла Клару к соседнему кусту, из-за которого они могли наблюдать за красивыми птицами, прилетавшими к ручью.

– Смотри, Клара, – говорила Рэчел, – вот улетает черный лебедь... Ты видела черных лебедей до приезда в Австралию? Здесь это большая редкость. А вот пара чудных голубей с золотыми крылышками. Какие великолепные перья! Точно летит слиток золота. Золотоискатель, только что приехавший из Европы, непременно обманется. Ах! Целая стая крикливых попугаев наконец решилась спуститься к ручью... Видишь красного какаду с чудным пунцовым хохлом, который он выставляет так горделиво? Смотри, смотри! Что это на том дереве?

И Рэчел в волнении сжала руку своей подруги. Клара, до того не слушавшая ее, вздрогнула.

– Что такое? – спросила она испуганно.

– Шш! – Рэчел, приложив палец к губам, указывала на соседнее дерево.

Клара ожидала увидеть змею или какое-нибудь из тех странных существ, каких так много в Австралии, но вместо этого заметила двух или трех птиц, прятавшихся в густой листве.

– Это хламиды, – объяснила Рэчел, – самые удивительные и самые пугливые птицы. Они живут в пустыне и очень редко подлетают близко к жилищам... Смотри, одна из них сейчас спустится к воде...

Всмотревшись, Клара узнала очаровательных коричневых птичек с розовой шейкой и желтыми пятнышками на крыльях, которых она видела в саду своего дома в Дарлинге. Одна птичка осторожно приблизилась к луже и с наслаждением окунула в нее свой носик и лапки. Ее подружки спорхнули с дерева следом.

– Клара, милая Клара, – с восторгом шептала Рэчел, – как нам повезло! Многие естествоиспытатели, путешествующие по Австралии, никогда не видели этих редких птиц. Я сама вижу их в первый раз.

– Значит, я счастливее тебя, – сказала Клара, – потому что видела этих птиц в нашем саду в Дарлинге.

– Вполне возможно, но ведь они только пролетали мимо, потому что живут в пустыне и не покидают этих мест. Разве что иногда, когда им надо отыскать материал, необходимый для постройки своих беседок.

– Их беседок! – рассеянно повторила Клара.

Рэчел никогда не упускала случая, чтобы похвастаться своей ученостью.

– Эти птицы, которых естествоиспытатели называют несколько варварским именем «хламида», – рассказывала она, – отличаются не только изяществом. Иногда они собираются в большие стаи, чтобы строить так называемые беседки. Эти беседки имеют три или четыре фута в длину, составлены из деревянных щепочек, воткнутых в землю одним концом, между тем как другой изогнут в виде свода. Зеленые ветви, цветы вплетены в эту постройку, и хорошенькие архитекторы беспрестанно прибавляют новые украшения, составляющие великолепную декорацию для их маленького Лувра в пустыне: всевозможные перья и раковины ярких цветов, блестящие камни, кусочки металла. Они со вкусом раскладывают все эти предметы у входа в свои портики. По словам очевидцев, великолепие их миниатюрных декораций поражает.

– Это невероятно, – прошептала Клара, внимательно слушавшая подругу.

– Поэтому нет ничего удивительного в том, – продолжала Рэчел, – что эти птицы могли пролетать мимо твоего сада. Иногда они очень далеко улетают от мест своего обитания. Рассказывают, что в их постройках, отдаленных на сорок миль от моря, находили морские раковины. Несмотря на свой робкий характер, хламиды могут подлетать к жилищам людей, привлекаемые блестящими предметами, и были случаи, когда они уносили их для украшения своих беседок.

– Что ты сказала, Рэчел? – спросила Клара, вдруг побледнев. – Эти птицы способны унести жемчужину, драгоценный камень, если бы они лежали в уединенном месте?

– В этом нет ни малейшего сомнения, Клара. По повадкам австралийские хламиды очень похожи на европейских сорок. Но если сороки крадут яркие предметы, бусины, монетки, чтобы спрятать где-нибудь и забыть о них, то хламиды похищают их для украшения своих восхитительных дворцов... Боже мой, что с тобой, Клара? – закричала Рэчел, увидев, что ее подруга почти без чувств опустилась на траву. – Тебе дурно? Позвать миссис Бриссо?

– Нет, нет, не надо, Рэчел, прошу тебя, – побелевшими губами прошептала Клара. – Ничего страшного... Просто у меня закружилась голова. Лучше расскажи мне еще об этих странных птицах, будто прилетевших из сказки.

– Но ты так бледна, Клара! Все-таки я схожу за миссис Бриссо.

– Не надо, – повторила Клара, – мне уже лучше... Все прошло. Пожалуйста, Рэчел, расскажи, что еще ты знаешь об этих птицах. Ты уверена, что это те самые птицы! Ведь ты сама только что сказала, что никогда не видела их.

– Чтобы узнать птицу и определить ее породу, совсем не обязательно видеть ее раньше, – обиженно возразила Рэчел. – Конечно, я не ошиблась, это те самые хламиды. Посмотри, они отыскивают в песке блестящие песчинки, которые прибавят к своей коллекции. Сейчас мы проделаем опыт, который, без сомнения, тебя убедит...

Рэчел сняла с четок на руке, заменявших ей браслет, несколько бусинок и бросила в воду, где плескались хламиды. Птички, испуганно зачирикав, вспорхнули на дерево.

Рэчел сделала знак своей подруге оставаться неподвижной. Птицы не улетели далеко, а это доказывало, что их страх был не очень велик.

И действительно, скоро послышался легкий шелест в листьях дерева. Птицы с любопытством высовывали свои головки, чтобы узнать причину тревоги и, по-видимому, мало-помалу успокаивались. Девушки заметили, что не они теперь были предметом внимания птиц. На песке у ручья блестели на солнце бусины, брошенные Рэчел, и их блеск привлекал хламид.

Наконец одна из птиц решилась слететь на землю, но ей не хватило смелости приблизиться к воде. Другая подлетела почти к самому берегу, однако предпочла на всякий случай вернуться к дереву. Только третья птица бесстрашно долетела до лужи, схватила бусину, испустила торжествующий крик и со своим сокровищем в клюве взлетела, направляясь уже не к дереву, а в пустыню, где, без сомнения, находилось ее жилище.

– Она унесла ее, Рэчел, унесла! – прошептала Клара.

Мисс Оинз предостерегающе сжала ее руку, напоминая, что надо молчать.

Хламиды, осмелев, слетели на песок. Каждая из них старалась завладеть бусиной. После короткой перепалки две самые удачливые птицы поднялись в воздух и улетели в том же направлении, что и первая. За ними поспешила вся стая, и скоро хламиды исчезли из виду.

Клара не могла сдержать восторга.

– Ты права, Рэчел, – говорила она, хлопая в ладоши. – Ах, если бы я знала об этих птицах раньше! Теперь нет сомнений, я знаю, как он исчез... А я подозревала мать! Рэчел, благодарю тебя! Ты вернула мне надежду.

И она бросилась на шею подруге, которая ничего не понимала, растерянно молчала.

– Мисс Клара! – раздался у них за спиной голос судьи и его торопливые шаги. – Будьте осторожны, сюда идут туземцы!

Занятые хламидами, девушки не заметили небольшой группы австралийцев, приближавшихся к ручью, без сомнения, с намерением утолить жажду. Они шли цепочкой, один за другим, чтобы уменьшить опасность встречи со змеей. Мужчина шагал впереди, за ним шла женщина, вероятно, его жена, неся на плечах маленького ребенка. Дети постарше шли сзади, держа в руках какую-то утварь, оружие и провизию, составлявшую все их имущество.

Клара и Рэчел поспешно вернулись к палатке, а Ричард тем временем вооружился револьвером. Проснувшаяся мадам Бриссо, увидав оружие в его руке, испуганно спросила, в чем дело, и судья сообщил ей о причине тревоги.

– Туземцы! – повторила мадам Бриссо. – Господи, только этого не хватало! Останься со мной, дочь моя, и вы, мисс Оинз, не отходите от палатки.

Ричард Денисон знаками запрещал австралийцам приближаться. Те, по-видимому, не понимали, почему их не подпускают к ручью, и растерянно топтались на месте. Вдруг мужчина пустился прыгать, как бешеный.

– Клара! Клара! – кричал он.

– Клара! Клара! – повторяли другие члены его семьи.

И австралийцы поспешили к палатке, к великому удивлению Денисона.

– Да это же мой приятель Волосяная Голова! – воскликнула Клара. – Не стреляйте, мсье Денисон, он не будет нападать на нас.

– Нам в самом деле нечего его бояться, – подтвердила мадам Бриссо. – Верно, он нам представит всю свою семью... Боже, какая она безобразная!

Надо сказать, что австралийские женщины действительно не отличались красотой, а жена Волосяной Головы была к тому же немолода. Она держала на руках ребенка, походившего на обезьянку, за ней следовали четверо других детей разного пола и возраста, старшему из которых было лет пятнадцать. Шкуры кенгуру не скрывали их до безобразия худых, испещренных татуировками тел. Однако эти люди, казалось, так счастливы, что увидели Клару, благодетельницу их семейства, что невозможно было не растрогаться при виде наивной радости.

Волосяная Голова пригласил все общество к себе в деревню, находившуюся мили за две от ручья. В ответ им предложили остаться на ферме до вечера, на что они охотно согласились.

Клара, предвидя встречу с туземцами, еще дома положила в коробку несколько вещей, предназначенных им в подарки, и теперь доставала из нее платки, зеркальце, гвозди. Все это было принято с восторгом. Со своей стороны, Волосяная Голова и его семейство старались позабавить путешественников тем, что влезали на дерево с изумительной быстротой, делая на стволе легкие насечки, в которые вставляли большой палец ноги. Потом глава семейства и старший сын разыграли сцену сражения и охоты на кенгуру. Дети танцевали, пели, словом, старались изо всех сил, чтобы доставить гостям удовольствие.

Клара и Рэчел с удивлением, смешанным с состраданием, смотрели на кривляния этих жалких существ. Ричард Денисон, редко имевший случай видеть австралийцев, с интересом наблюдал за ними, а мадам Бриссо хохотала до слез над прыжками старухи, которая казалась ей отвратительной карикатурой на женщину. Австралийка, прежде чем принималась за свои неистовые скачки, заботливо усаживала младенца на мягкую траву, подальше от насекомых, а по окончании танцев брала его на руки с поспешностью и нежно целовала.

Увеселения еще не кончились, когда австралийцы вдруг забеспокоились, указывая друг другу на всадников, появившихся вдалеке. Это были Оинз и его помощник, возвращавшиеся с Уокером и пастухом. Волосяная Голова что-то сказал жене на своем непонятном языке, поднял с земли копье и хотел удалиться, но ему постарались растолковать, что это друзья и что ему нечего их бояться. Несмотря на эти уверения, австралийцы, казалось, очень тревожились, и если бы не их доверие к Кларе, то они непременно бы убежали.

Через несколько минут всадники доехали до палатки. Оинз, не удивляясь присутствию туземцев, подошел обнять свою дочь. Уокер и его пастух бросали презрительные взгляды на австралийца и его семью.

– Что делают здесь эти туземцы? – спросил фермер. – Пусть сейчас же убираются отсюда.

Пастух был настроен более решительно.

– Черт побери! – сказал он хрипло. – Я знаю этих негодяев: это они украли у нас барана две недели назад. – И Берли щелкнул бичом по спине австралийца.

На прошлой неделе в самом деле один баран пропал из стада, и кто-нибудь из племени Волосяной Головы мог быть виновником его исчезновения. Австралийские туземцы часто голодают, а голод – дурной советчик. Однако грубость пастуха граничила с жестокостью, и даже Денисон был возмущен. Клара заступилась за своих протеже, но Берли не слушал ничего и продолжал размахивать бичом, который оставлял красные борозды на полуобнаженных телах туземцев. Мало того, он направлял свои удары на австралийку, которая держала на руках ребенка. Она старалась защитить это слабое существо, подставляя под удары бича руки.

Наконец судья, не выдержав, бросился к пастуху и вырвал хлыст из его рук.

– Это гнусно! – крикнул он. – Дикарь вы, а не эти несчастные. Прекратите немедленно, я вам приказываю!

– Не вмешивайтесь не в свое дело! – дерзко ответил Берли. – К тому же я подчиняюсь приказаниям только мистера Уокера, да и то еще...

– Однако вы подчинитесь мне. Я судья Денисон, и имею право арестовать вас и держать в тюрьме до тех пор, пока вы не заплатите десять фунтов стерлингов штрафа за жестокое обращение с подданными королевы.

Берли хотел возразить, но Уокер сказал ему:

– Остынь Берли, мистер Денисон прав. Если он арестует тебя, кто будет пасти мое стадо?

Не найдя в фермере поддержки, пастух сбавил тон.

– Извините, – сказал он судье, не глядя на него. – Но разве не должен был я наказать этих дикарей, которые украли барана и съели его?

– Это подданные королевы, – повторил Денисон, – и они имеют право на ее покровительство. Вам должно быть стыдно, Берли! Я не допущу, чтобы этих несчастных притесняли, и требую, чтобы вы немедленно вознаградили тех, кого обидели таким гнусным образом.

Семейство Волосяной Головы удивленно наблюдало за этой перепалкой. Они имели смутное понятие о власти закона, но чувствовали, что нашли сильного покровителя. Глядя на них, Клара чуть не плакала. Спина отца семейства пострадала не очень сильно, зато дети и особенно женщина были избиты почти в кровь. Но мать сумела защитить свое дитя и, гордая этим, по-видимому, не думала о собственных страданиях.

Берли, может быть, опять ослушался бы, но его хозяин, которому хотелось угодить судье, приказал пастуху:

– Берли, попроси извинения у господина судьи, и я надеюсь, мистер Денисон не поступит с тобой слишком строго. Он останется доволен небольшим вознаграждением, которое мы дадим этим туземцам, и это недоразумение будет кончено.