Текст книги "Присяжный"
Автор книги: Эли Берте (Бертэ)
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
VIII
Ожидание
В тот же вечер Гортанс и Марион ждали возвращения брата в комнате нижнего этажа. Совсем стемнело. Сернен ушел к себе, и сестры, тщательно затворив ставни и двери, остались в доме одни. На маленьком столике, накрытом белой, как снег, салфеткой, лежала закуска на тот случай, если Бьенасси по возвращении домой захотел бы поесть. Еда состояла из фруктов, домашнего пирожного и варенья. Гортанс поставила на оба конца стола по букету прелестных цветов в стеклянных голубых вазах и тем придала обстановке праздничный вид. Две свечи в посеребренных подсвечниках стояли на столе, но Гортанс и Марион из экономии не позволяли себе пользоваться подобной роскошью.
Сидя в темной комнате, они разговаривали вполголоса. Час, в который обыкновенно возвращался Бьенасси, давно прошел, но девушки не беспокоились: брат мог задержаться по делам или засиделся у мэра в Салиньяке. Девицы Бьенасси только слегка вздрагивали, когда слышался шум шагов на улице, и совершенно спокойно и беззаботно продолжали свой разговор. Темой разговора сестер был случай с Арманом Робертеном.
– Вот и еще один поклонник ускользает от тебя, моя бедная Гортанс, – печально произнесла Марион. – Он наверняка теперь женится на мадемуазель де ла Сутьер. Какое счастье для этой девушки! Надо же было быку погнаться за ней! На последнем балу ты была во сто раз красивее этой гордячки. Мне казалось, что Робертен заинтересовался тобой.
– Он со мной танцевал лишь один раз, а с ней четыре, – ответила Гортанс изменившимся голосом, – но с какой стати ты включаешь Робертена в число моих поклонников, милая Марион? Он слишком богат для меня!
– Ты такая хорошенькая! Все молодые люди в городе того же мнения! Ты кружишь головы, по тебе вздыхают…
– Так почему же никто не хочет просить моей руки?
– Не смеют. Первый клерк нотариуса просто пожирает тебя глазами, когда ты проходишь.
– Ах, это тот, который вечно острит и говорит каламбуры? Он только раз обратился ко мне с речью у мэра Дюмона и в присутствии всего общества пошло сострил насчет моего имени. Эта выходка принесла ему славу самого остроумного человека в городе, и с тех пор он никогда более не заговаривал со мной.
– Он действительно умен, хотя ум у него злой, – ответила Марион. – А Кроза, владелец мельницы в Омбретте, – тот, кажется, не страдает избытком умственных способностей? Разве не прислал он нам прекрасных угрей, пойманных его мельником в запруде?
– Угри к нам попали по ошибке. Несколько дней назад он сделал открытие, что дочь хозяина гостиницы получит в приданое Тюильерское поместье, смежное с его мельницей, и он уже сделал предложение этой девице, которая даже грамоты не знает.
– Постой, дай нам только закончить голубое платье! – вскрикнула Марион с наивным гневом. – А что ты скажешь о бедном Сернене? Я уверена, что он любит тебя.
– Честный человек и с душой, но мелкий чиновник с тысячей пятьюстами жалования, и, к несчастью, по всей вероятности, век свой останется на этой работе. Теодор говорил мне это недавно… Впрочем, Сернен и не думает обо мне!
– Говорю тебе, что думает, и как мог бы он не думать, когда видит тебя ежедневно и ежечасно.
Гортанс махнула рукой:
– Ах, Марион, как можешь ты питать до такой степени обманчивые мечты насчет меня и совсем не думать о себе? Дело в том, что, если нам здесь оказывают внимание, мы обязаны этим брату. Он любим всеми, его должность дает ему почетное место в здешнем обществе. Уважение, оказанное нам, на самом деле относится к нему одному. Если бы Теодора у нас не было, какую роль играли бы мы, скажи на милость? Бедные девушки без знатного имени! Да к нам все повернулись бы спиной. Кстати, о Теодоре, – прибавила она с беспокойством, – знаешь ли, Марион, ведь он никогда не возвращался так поздно. Скоро половина десятого!
– Он большой ветреник! К тому же он вечно ездит по дороге вдоль реки… но, послушай, что это?
Сестры прислушались. В конце улицы, примыкавшей к полям, раздался топот лошади, но шаг ее вместо обыкновенно твердого и быстрого казался тяжелым и медленным.
– Надо ли зажигать свечи? – спросила Гортанс, вставая.
– Нет еще, – возразила Марион, – я не узнаю нашей Кокотт.
Гортанс опять села, но обе сестры внимательно прислушивались к шуму на улице. Топот копыт медленно приближался и наконец затих перед домом.
– Боже мой, что это значит? – сказала Марион, взглянув на Гортанс.
– Ничего не значит, – ответила младшая сестра, стараясь казаться спокойной, – какая-нибудь лошадь прошла мимо дома.
– Да нет же, она не прошла… она стоит у дома… слышишь?
Действительно, в эту минуту послышался стук копыта о мостовую, и вслед за тем раздалось глухое и жалобное ржание. Сестры уже не могли более владеть собой. Не говоря друг другу ни слова, одна схватила свечу со стола, а другая побежала отпирать дверь на улицу. Они увидели лошадь без седока, которая стояла неподвижно и печально смотрела на них, точно подготавливая к грустной вести.
– Я говорила, что это Кокотт! – вскрикнула Марион, бледнея. – Но, боже милосердный, где же Теодор?
– Нам пока нет повода тревожиться, Марион. Пустой случай мог быть причиной происшедшего. Кокотт – лошадь с норовом, она, вероятно, вырвалась у Теодора, и теперь брат вынужден возвращаться пешком.
– С братом случилось несчастье! – зарыдала Марион. – Он упал с лошади, его ограбили… или убили…
– Подумай, сестра, Теодор – молодой человек, сильный и храбрый, он сумеет защитить себя. К тому же посмотри, все его вещи целы: вот плащ, вот книга.
– Но сумки пусты! – вскрикнула Марион. – А Теодор должен был сегодня собрать много денег в Салиньяке. Пресвятая Дева, сжалься над ним и над нами!
Гортанс хотела ответить, что брат мог получить деньги золотом или банкнотами, но она сама в это не верила и, закрыв руками лицо, громко зарыдала. Свечка, поставленная на ступени лестницы, разливала вокруг дрожащий свет. Пока несчастные девушки изливали горючими слезами душевную тоску, старая Кокотт продолжала стоять, неподвижно устремив на них свой умный взор, будто разделяя их горе. Гортанс первой пришла в себя.
– Марион, – сказала она, вытирая слезы, – несчастье, может быть, вовсе не так велико, как мы воображаем. Вместо того чтобы отчаиваться, надо действовать. Я думаю, нужно немедленно отправиться на поиски Теодора. Он наверняка нуждается в помощи. Но кто нам поможет?
– Ты права, Гортанс, – сказала Марион с усилием. – Сообщим об этом Сернену?
– Сернен действительно нам предан, у него много здравого смысла и опыта, но где мы найдем его в это время?
– Он всегда проводит вечера в кофейне на большой площади.
– Побегу туда. – И Гортанс быстро пошла по темной улице.
Окна в окружающих домах были темны или закрыты ставнями. Из одной двери бледный луч света длинной полосой ложился на дорогу. Глухой говор говорил о том, что, несмотря на поздний час, там еще находились многочисленные посетители. Это была главная, или, вернее, единственная, кофейня города.
Гортанс поспешно отворила дверь и дрожа вошла внутрь. Она очутилась в обширной зале, довольно темной, несмотря на четыре или пять ламп. Запах рома и полынной водки примешивался к табачному дыму. Вокруг мраморных столов несколько компаний играли в карты. У двери за прилавком, заставленным салатниками и графинами, заседала старуха с вечно улыбающимся лицом, это была хозяйка – мадам Робер.
– Мадемуазель Бьенасси у меня… и так поздно! – сказала она, вставая. – Входите, мадемуазель, входите же!
Гортанс не трогалась с места.
– Месье Сернен здесь?
– Конечно, здесь. Где же ему еще быть? Месье Сернен, – продолжала старуха, повышая голос, – вас спрашивают.
Сернен, который в эту минуту о чем-то разговаривал с секретарем мэра, обернулся.
– Вы тут! Боже мой! Что случилось? – спросил он с крайним беспокойством.
Гортанс, задыхаясь, рассказала ему о том, что произошло.
– Я к вашим услугам, мадемуазель.
Но тут Гортанс потеряла сознание. Пока она благодаря заботам мадам Робер приходила в себя, посетители кофейни собрались в кучку и обсуждали случившееся. К счастью, среди них находился старший жандарм.
– Не стоит беспокоиться заранее, – говорил он с уверенным видом, – найдется Бьенасси, положитесь на мое слово! Он продувной малый! Найдется без всяких поисков и лишних волнений, даю голову на отсечение.
– Возможно, что и так, – ответил секретарь, – но, может быть, вам следовало бы взять несколько солдат и осмотреть дорогу в Салиньяк, пока я пойду доложить о случившемся господину мэру и мировому судье?
– Мои люди спят, – ответил жандарм, которому не хотелось в столь поздний час выезжать на поиски, – и только по приказанию властей… Да я же говорю вам, Бьенасси не пропал. Вот увидите, он засиделся у какой-нибудь красотки! – Толстяк залился громким смехом, от которого запрыгало его кругленькое брюшко.
В эту минуту к нему подошел Сернен.
– Господин вахмистр, – проговорил он быстро, – я требую вашего содействия. Большая сумма денег, собранная сегодня в Салиньяке господином Бьенасси, исчезла вместе с ним. Ваша прямая обязанность – обратить особенное внимание на должностное лицо, имевшее при себе казенные деньги.
– Казенные деньги! – вскрикнул вахмистр, и выражение его лица внезапно изменилось. – Черт возьми, это другое дело! Уверены ли вы, что Бьенасси возвращался в город с казенными деньгами?
Сернен рассказал, что сестры Бьенасси нашли пустые сумки, подвешенные к седлу брошенной лошади.
– В таком случае, – сказал вахмистр, торопливо приводя себя в порядок, – медлить нечего. С казенными деньгами шутки плохи. Я немедленно отправляюсь со всей командой, и мы скоро разберемся в том, что случилось, даю вам слово.
Он поспешно вышел, и спустя немного минут отряд жандармов с зажженными факелами скакал по улицам города по направлению в Салиньяк. Между тем Гортанс немного оправилась и была уже в состоянии вернуться домой. Сернен подал ей руку. Несколько человек настояли на том, чтобы проводить их. Мадам Робер тоже хотела идти с Гортанс, но не могла бросить своего заведения.
Прошло два часа. В доме Бьенасси все ждали новостей. Дверь на улицу оставалась открыта для всех, в зале нижнего этажа, освещенной несколькими свечами, собрались жители города. Все ждали возвращения отряда жандармов. При малейшем шуме бросались к двери, но каждый раз шум удалялся, затихал, и все возвращались к своим местам. Наконец перед домом остановился всадник. Это был жандарм. Девушки не успели задать ему волнующий их вопрос, как он торопливо осведомился:
– Еще не вернулся?
– Так вы, стало быть, не нашли его? – вскрикнула Гортанс с отчаянием.
Вахмистр ответил что-то невнятное и хотел уже ехать, но тут подошел мировой судья и спросил, что удалось выяснить во время объезда. Узнав судью, вахмистр сдержал лошадь.
– Пока ничего, господин де Кюрзак, – ответил он, – хотя мы тщательно осмотрели обе дороги в Салиньяк, и новую, и старую. В Салиньяке мне сказали, что Бьенасси обедал у мэра и с наступлением сумерек уехал, взяв с собой собранные им деньги. С тех пор его больше никто не видел.
Гортанс и Марион залились слезами. Все окружили бедных девушек, пытаясь вселить в них надежду. Однако в эту ночь поиски не дали результата. К двум часам ночи жандармы вернулись в город, так ничего и не узнав. По распоряжению судьи жандармам позволено было отдохнуть и с первыми лучами света снова отправиться на поиски несчастного сборщика податей.
Большая часть людей, собравшихся в доме Бьенасси, разошлась по домам. Сестры еще сохраняли смутную надежду, они как будто ожидали, что вот-вот появится их любимый брат. К утру сострадательные соседки ушли домой, а Гортанс и Марион, изнуренные усталостью, уснули на плетеном диванчике в уголке залы. Они сидели, обнявшись, голова младшей сестры лежала на плече старшей, глаза их были закрыты. Они часто судорожно подрагивали, и сон их казался едва ли не тягостнее бодрствования. Сернен, оставшийся в доме Бьенасси, осторожно встал со стула и вышел за дверь подышать свежим утренним воздухом, надеясь первым перехватывать как хорошие, так и дурные вести.
Занимался день, и хотя жители города спали глубоким сном, крестьяне уже работали на полях. Вдруг на дороге со стороны деревни раздался стук деревянных башмаков. Клерк постарался разглядеть первого прохожего. Вскоре из-за поворота появился старый крестьянин в голубой блузе и в шляпе с широкими полями, из-под которой ниспадали длинные пряди белых волос. Сернен собрался уже вернуться в дом, когда старик остановился перед крыльцом и стал смотреть то вправо, то влево, опасаясь ошибиться. Наконец он подошел к клерку и сказал, растягивая каждое слово:
– А позвольте спросить, месье, не здесь ли живет сборщик податей?
Сернен хотел бы угадать причину столь раннего визита, но ничего не смог прочесть на безжизненном и непроницаемом лице мужика.
– Здесь, – ответил он с нетерпением, – но если ты пришел по делу, то слишком рано, контора еще закрыта.
Старик в свою очередь взглянул на собеседника с беспокойством и недоверием.
– Ведь я внес все подати, – сказал он, – разве с меня хотят взять их вторично? Впрочем, вы, может быть, не узнали меня, сударь. Я старик Нико. Мой дом стоит возле брода, знаете? В книге должно быть записано, что я заплатил сполна.
– Весьма вероятно, – ответил Сернен, – но в таком случае, любезный друг, зачем тебе сборщик податей?
Старик Нико не спешил с ответом, ему надо было опомниться от испуга, что ему грозит вторичный взнос повинностей.
– Дома ли господин Бьенасси? – спросил он наконец.
– Нет, любезный друг. Вчера он отправился в Салиньяк на ярмарку и еще не возвращался, что очень тревожит его родных.
Старик Нико молча покачал головой, а потом хладнокровно сказал:
– Так и есть, я не ошибся.
– Что ты хочешь сказать? – вскрикнул Сернен, схватив его за руку. – Ты что-то знаешь о моем дорогом начальнике?
– Знаю, только это скверная новость, – ответил старик. – Не держите меня так крепко, я не убегу. Хоть я узнал сборщика податей, но все же лучше быть уверенным в своем деле.
– Что же ты видел? Где господин Бьенасси? Почему он не идет? – спросил Сернен в крайнем волнении. – Говори, да говори же скорее, старый дурак!
Читатели наверняка не забыли, что накануне днем, когда Робертен и Пальмира чуть было не погибли от рогов бешеного быка, животное обратилось в бегство, перепрыгнуло через изгородь и скрылось в ближайшем перелеске. Рано утром старый крестьянин отправился разыскивать беглеца. Проходя через луг, он увидал человека, лежавшего неподвижно на берегу реки. Он подошел поближе и узнал сборщика податей.
– И ты уверен, полностью уверен, – спросил Сернен, – что этот… мертвый человек – господин Бьенасси?
– Если его нет дома, то я готов ручаться головой: это месье Бьенасси. И убит он выстрелом в грудь, даже рубашка на нем черна от пороха. Однако я не посмел тронуть тело, опасаясь, что меня обвинят в этом скверном деле. Я пришел объявить об этом властям.
Сернен стоял как громом пораженный.
– Великий боже, что делать? – воскликнул он с отчаянием. – Как сообщить сестрам о несчастье…
В эту минуту невдалеке показался отряд жандармов. Дав себе и лошадям несколько часов отдыха, люди вновь собрались на поиски. Вахмистр подъехал к Сернену, и тот сообщил ему печальную новость. Лицо вахмистра передернулось.
– Черт возьми, – закричал он, – это уже не шутки! А казенные деньги куда делись? Слушай, любезный, – продолжал он, обращаясь к старику Нико, – отведи нас к месту, где лежит тело.
Подозвав одного из своих солдат, он велел ему попросить мирового судью и доктора Симоно немедленно отправиться к броду для судебного расследования, а потом, обратившись к Сернену, прибавил:
– Следует предупредить бедных девиц: тело, вероятно, принесут сюда…
– Вы правы, это необходимо, но как мне сообщить им об этом?
– Уж не знаю, ей-богу, задача нелегкая, я охотнее решился бы на схватку с десятью мошенниками. Соберитесь с духом, делать нечего. У каждого из нас своя доля!
Он хотел ехать, но старик Нико, увидев жандармов, спросил с наивным испугом:
– Надеюсь, вы не берете меня под стражу? Я внес все подати! Я не убийца…
– Иди, иди же! – приказал вахмистр с нетерпением.
Топот лошадей и звяканье сабель разбудили девиц Бьенасси, которые тотчас выбежали на улицу.
– Мой добрый Сернен, что тут происходит? – спросила Гортанс. – Что вам сказали жандармы?
– Узнали они наконец что-нибудь о брате? – прибавила Марион.
– Нам лучше пойти в дом, – начал Сернен, стараясь сохранять спокойный вид, – я прошу вас вернуться в комнату.
Он мягко, но настойчиво заставил их войти в нижнюю залу. Не успели они сесть, как опять засыпали его расспросами. Напрасно Сернен старался подготовить девушек, их пылкость расстроила все его планы. Он вынужден был прямо высказать всю правду, и хотя девицы Бьенасси должны были ожидать нечто подобное, горестная весть обрушилась на них как удар грома.
– Они убили брата, я не увижу его более! – воскликнула Гортанс и лишилась чувств.
– Теодор, мой милый Теодор! – рыдала Марион.
Она не упала в обморок и силой воли поборола собственную слабость, чтобы броситься на помощь младшей сестре. Несколькими часами позже тележка, окруженная отрядом жандармов, остановилась перед домом сборщика податей. С нее сняли продолговатый тяжелый предмет, завернутый в плащ, и отнесли в залу нижнего этажа. По счастью, девиц Бьенасси там уже не было. Соседи, предупрежденные вовремя, увели их почти насильно. Сернен один наблюдал как за семейными делами, так и за делами управления.
Улица и дом были переполнены людьми. Несмотря на свои недостатки, а может быть, и благодаря им, Бьенасси пользовался большой популярностью. Жители города сбежались узнать подробности трагедии. Жандармы, которым поручили наблюдать за порядком, могли сдерживать простой народ, но не могли поступить подобным же образом с любопытными господами и с теми, кто называл себя приятелем покойного. Весь этот многочисленный люд наводнил дом.
Комната за большой залой, некогда служившая кабинетом Бьенасси, была отведена членам следственной комиссии. Жандарм с саблей наголо стоял на часах у двери. Там же находились мэр, мировой судья, старший жандарм и секретарь. Ждали заключения доктора Симоно, который вместе с другим врачом в смежной зале осматривал тело.
– Сернен уверяет, – говорил мэр, – что по книге, найденной на лошади, Бьенасси должен был иметь при себе более двух тысяч франков, собранных в Салиньяке. Мэр Салиньяка также утверждает, что видел, как Бьенасси положил два больших мешка с деньгами в кожаные сумки. И поскольку деньги эти исчезли, то похоже, что смерть бедного Бьенасси есть результат действий грабителей. Но почему они не взяли часы и цепочку несчастного, даже портмоне, лежавшее в кармане сюртука?
– С вашего позволения, господин мэр, – возразил жандарм самоуверенным тоном, – причина очевидна. Цепочка, часы и портмоне легко могут выдать воров, тогда как на деньгах нет особых признаков и они не подвергают опасности тех, кто их похищает. Мы это знаем, но знают и мошенники, потому они так осторожны. Я поймаю негодяя, да, я поймаю его, или я не буду я!
– Не спешите, – сказал председатель следственной комиссии, – несчастный Бьенасси, очевидно, стал жертвой преступления, но, прежде чем делать выводы, нам необходимо дождаться точнейших сведений.
В эту минуту вошли Симоно и его коллега.
– Вот что показал осмотр тела. Несчастный Бьенасси убит выстрелом из ружья, заряженного дробью, – сообщил молодой доктор.
– Вы уверены, что это не выстрел из пистолета?
– Без сомнения. Стреляли не на близком расстоянии, и стрелял человек, подходивший к своей жертве сбоку. Смерть последовала мгновенно.
– Бьенасси был на лошади?
– Нет, судя по направлению выстрела, этого быть не могло. Убийца среднего роста и находился на одном уровне с Бьенасси.
Это обстоятельство удивило присутствующих. Что могло побудить сборщика податей сойти с лошади и как удалось заманить его в это пустынное место вдали от дороги?
– Вы нашли пыж? – спросил де Кюрзак.
– Нет, его не оказалось в ране, он, вероятно, был сделан из бумаги и сгорел при выстреле.
– Или он был из сухих листьев, как это принято у браконьеров, – заметил жандарм, – при выстреле листья превращаются в пыль.
– Надо еще раз тщательно осмотреть место, где совершено преступление, – распорядился мэр.
– Составьте ваш отзыв, господа, и подпишите его, – сказал Кюрзак докторам.
Пока Симоно и его собрат по ремеслу составляли этот важный документ, судья задумчиво продолжал:
– Нет сомнения, что наш несчастный друг погиб от руки убийцы, но кто это может быть?
Никто из присутствующих не решался высказывать своих предположений.
– Видите ли, – заговорил жандарм, – данные, которыми мы располагаем, должны навести нас на след. Во-первых, исчезли казенные деньги, находившиеся при Бьенасси. Во-вторых, убийца был знаком со своей жертвой, иначе Бьенасси не свернул бы с дороги и не отправился к броду. В-третьих, подлец, совершивший это преступление, должен был расхаживать вчера вечером по соседству от брода с ружьем, а так как в здешнем краю не у всех есть ружья, то задача наша становится намного легче… Да знаете ли, – заключил он после минутного колебания, – даю голову на отсечение, что я нашел виновного.
– Постарайтесь не ошибиться, – заметил судья, – иногда излишняя поспешность ведет к обвинению невинных.
– Я не ошибаюсь, – заверил жандарм, – выслушайте меня.
Он что-то тихо сказал де Кюрзаку. Тот внимательно слушал его, порой возражал, в то время как собеседник с жаром отстаивал свою мысль. Наконец судья сказал вслух:
– Может быть, вы и правы. Нам немедленно следует убедиться в справедливости ваших предположений. Мы не должны давать преступнику время опомниться.
– Я могу выехать тотчас же, если прикажете.
– Хорошо, я и сам отправлюсь с вами, потому что хочу лично удостовериться, замешан ли в этом ужасном преступлении человек, которого вы подозреваете. Нет надобности, чтобы с нами ехал весь взвод, достаточно будет вас и одного солдата.
Жандарм ответил почтительным поклоном, и де Кюрзак встал. Вскоре мировой судья в сопровождении жандарма выехал верхом из города Б***. Тотчас по всей округе разнесся слух, что напали на след убийцы Бьенасси.