Текст книги "Посох, палка и палач"
Автор книги: Эльфрида Елинек
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Конькобежец на роликах. Я тоже часто об этом думал! Всегда, когда я куда-нибудь качусь на своих роликах, неважно, куда, за мной следует сумрачный образ мягкой, аморфной прохлады. Такое чувство, словно я все время бегу в тоннеле. А за мной все исчезает, словно стирается кем-то с лица земли.
Утешьтесь, дорогие покойники! В известной мере я тоже уже давно уезжаю от себя самого! Похоже на смерть: мы учимся идентифицировать себя с чем-то, что находится вне нас. Когда-то должен наступить конец.
Две юные покупательницы (они тоже прикреплены друг к другу нитями, говорят особенно звонкими, пронзительными голосами).Быстро – в отчаяние, о горшечники! – быстро время выдало глину, быстро выбило слезу – снова стянул нас синеватыми нитями сегодняшний день. О мои искренние слова-калеки, такие же, как и я. Где.
Мясник (выходит из-за прилавка и отделяет топором одну девушку от другой. Он срезает вязанье с их лиц, но задевает кожу, по ней под вязаньем текут струйки крови).Ситуация, в которой смерть воспринимается как акт милосердия, должна быть описана как можно точнее. Страдающим – как от внутренней болезни, так и от мучительной раны – предстоит верная и скорая смерть, поэтому разницу во времени наступления смерти для того и другого можно просто не принимать во внимание. Об ощутимом сокращении времени жизни умерших можно вообще не говорить, а если кто и говорит об этом, то только педанты. Мы здесь говорим о сокращении жизни вообще. Когда-то же должен наступить конец, мои дорогие покойники! У нас в продаже есть и огонь. Выбирайте один из пяти ускорителей горения!
Три других покупательницы (они уже успели прикрепиться друг к другу и теперь изо всех сил пытаются отделиться. Следующий текст они произносят задыхаясь и перебивая друг друга).Кивки и знаки в больницу. Мы, Сабина, Андреа и Ингрид, три подруги из Граца. Наша четвертая подруга тяжело заболела и сейчас лежит в больнице. В палате у нашей подруги есть телевизор. И когда в Эннштале проходили соревнования женщин по лыжным гонкам, она включила телевизор. Случайно в кадр, введенный наплывом, попали спутник жизни пациентки и ее дочь. Заметив, что камера направлена на них, и зная, что больная смотрит передачу, они кивнули. Наша подруга так обрадовалась, что захотела получить видеокопию передачи. Но ни одна из нас не записывала передачу. Поэтому мы трое обратились в австрийское радио ORF. Мы сообщили о желании нашей подруги и попросили видеокассету с записью соревнований в Эннштале. Мне, Сабине, позвонили с ORF. Ханнес Трнка из спортивной редакции объяснил, что обычно такая кассета стоит 1500 шиллингов, но в этом особом случае нам пришлют ее бесплатно. Потом пришла запись. На ней были соревнования, состоявшиеся в Эннштале 8 января. А кивки-то были седьмого! Еще одно письмо на радио, снова звонок от господина Трнка, и вот приходит вторая кассета. Снова бесплатно. Наша больная подруга очень радовалась. Больные так чувствительны к проявлениям человечности!
Мясник. Меня здесь ничто не удерживает. Ни ночь живых, ни ночь необузданных, ни ночь изворотливых и разнузданных. Иди сюда, привалим вместе камень к двери непобежденного шатра. Супер! Три бомбы, одна и та же техника! Одна перед двуязычной школой в Клагенфурте, затем ваша, господа покойники, а потом, на следующий день, еще одна, она вырвала этому рабочему фирмы по вывозу мусора, его имени я никак не могу припомнить, кусочек мяса из руки. (Что-то показывает.)Попытайтесь еще, возможно, в следующий раз получится лучше! Если сделавшие это господа случайно находятся в зале, я попрошу их подняться ко мне на сцену и объяснить сидящей в зале публике и нашим зрителям, где и зачем они изготовили все эти коробки, мемориальные доски и гипсовые плиты и надписи и перекидные выключатели. Благодарю, теперь я вижу, зачем. Дорогие зрители, вам теперь нет смысла ползать, словно рой мух, по вашим телеэкранам! Я держу этот сомнительный предмет перед камерой, чтобы вы могли его хорошенько рассмотреть. Оставайтесь на своих местах и не беспокойтесь!
Снова и снова вызывает удивление, на что способны люди, если они перерастают самих себя. На большие и мелкие дела. Кто-то в одиночку вытащил из-под трактора маленького ребенка! Кто-то умеет различать цвет карандаша на вкус!
(Он подвешивает дергающийся вязаный пакет к потолку.)
Устранение мучительной боли может быть целебным действием, убийство людей может быть целебным действием! Если смерть становится неизбежной, подмена одной причины смерти другой не является убийством в истинном значении этого слова, это всего лишь вариант ставшей неотвратимой причины смерти. Убийство в таком случае было бы действительно целебным действием!
(Он бьет своей палкой по пакету, который сразу перестает дергаться.)
Причем это вовсе не зависит от согласия больного, ибо во многих случаях находящийся в данный момент без сознания объект не чувствует целебного вмешательства.
(Снова бьет по пакету, на этот раз еще сильнее, из пакета начинает капать кровь.)
Лично я считаю: когда-нибудь должен наступить конец. Так почему не сейчас? (Аплодисменты за кадром.)Радуйтесь, что вы уже прошли через это, мои дорогие покойники. Из моих соседей никто не сказал о вас доброго слова – ни торговец, ни владелец закусочной, ни парикмахер. Имеет смысл подумать, кто был бы для нас лучше, чем вы. Я действительно считаю, что лучше вас был бы любой другой, не обязательно мертвый. Во всяком случае, дети, например, были бы для нас лучше вас, правда живые. А может, и мертвые, как вы думаете? Спросите знаменитую Оливию, больную раком! Да-да, можете спокойно обратиться к ней с вопросом, фрау Маргит! Сейчас, когда ее наконец прооперировали. Как мы все переживали за нее! Мне еще и сегодня дурно от этих переживаний.
С одной стороны, о ребенке, даже еще не родившемся, принято говорить с нежностью. Трудно понять, почему люди впадают в ярость, когда говорят о самых маленьких, они ведь никому не мешают, ну разве что играют возле вашего дома в футбол и кричат так, что дрожат оконные стекла. Да, дрожат и без труда изгибаются, для этого даже не надо поджигать дом.
Покупательница (пришивает себе в разных местах вязаные карманы).С другой стороны, нельзя сказать, что нерожденные и чужие, вроде вас, уважаемые покойники, это одно и то же только потому, что те и другие мало что понимают. Чужой – это человек в искусственно созданной фазе детства! Уважьте своих ближних взглядом! Обратите внимание на их способности! Кто знает, что выйдет когда-нибудь из этого эмбриона? Давайте предоставим им некоторое время. Ведь нерожденный может вдруг проснуться. А вам этого уже не дано, господа мертвецы. В отдельных случаях было бы лучше, если бы вас вообще не существовало. Тогда бы на нас не падала ваша тень, причем как раз в тот момент, когда мы хотим понежиться на солнце. Чужие до сих пор всегда оставались в стороне, они это заслужили. Почему же вы встали на нашем пути, господа покойники? На пути, по которому должен был проехать, почти касаясь вас, «Фольксваген-гольф» второй серии? Почему оказались именно там, где наш выезд? Разве вы не видели щит с надписью «Цыгане, назад в Индию»?
(Знаками показывает другой покупательнице, чтобы та не прекращала вязать.)
У меня давно такое чувство, что смерть торчит, как угол стола, о который мы то и дело ударяемся, потому что не можем привыкнуть к тому, что он здесь находится, как заноза в мозгу, но не та, которая вызывает наше любопытство. Нам неинтересно знать, что лежит на этом столе. Смерть неотвратимо остается предметом этого мира, событием в нем. И нет никакой необходимости упражняться в ней, пока у нас есть специалисты, которые умеют это делать, пусть даже кустарно, на дому. По крайней мере, это отнюдь не вымирающая профессия. Еще есть люди, ею владеющие. Тут что-то лежит. А где-то стоят горы. Не терзайтесь по поводу этого ужасного события! Как бы из-за этих несчастных не случилось несчастье и с вами! Не позволяйте чувству овладевать вами, не позволяйте силе быть сильнее вас! Эй, желающий! (Зовет.)Желающие! Не всякий желающий может поехать умирать в Зальцбург.
(Давится, выплевывает вязанье, внимательно рассматривает его, бросает через плечо.)
Чужаки, даже если вы сейчас в пути, будьте внимательны! Смерть остается с нами, тогда как вы наверняка поедете дальше. Уж об этом-то мы позаботимся! Надеюсь, нас слушает сейчас хотя бы один иностранец! Да, он слушает нас. Взгляните, он уже покупает себе цветные открытки и тенниску. Но когда-нибудь должен же наступить конец!
(Полоска вязанья вырывается из держащих ее нитей. Просьба произносить нижеследующий текст сначала нормально, а потом, как и раньше, в противоположных направлениях.)
Когда господин федеральный президент был с государственным визитом в Израиле, он сделал то, что от него ожидали. С раскаянием отозвался о соучастии австрийцев в зверствах гитлеровского режима по отношению к евреям. Отчасти справедливо, отчасти нет. Справедливо, так как в Австрии, по меньшей мере, было столько же нацистов, что и в немецком рейхе. А может, и больше. Нет, потому что господин федеральный президент представляет сегодняшних австрийцев, которые в подавляющем большинстве не имели ничего общего с Гитлером хотя бы в силу своего возраста. Когда-то же надо с этим кончать.
Происходящее на сцене утрачивает единство, некоторые действующие лица продолжают пришивать себя к соседям, другие все настойчивее пытаются от них освободиться.
Одна из женщин. То, что можно попытаться, но что не удастся сделать – это определить место смерти в самой жизни, чтобы разобраться в феномене неизбежности смерти, три отдавших скорбную дань земле: все три савана из песка, – все, кому уже не поможешь, все, что еще смеется на оставшемся кусочке неба, умирает гордо, скопление звезд принимает ношу, облака и лай! Оседлав безумие, оседлав безумие, они скачут в папоротник. Как мне опять найти путь к себе? Да, как, наконец, мне вернуться в себя? Когда я ссыпаю свой путь в тот, которым шла раньше.
Другая (борясь с первой).Да, только собака могла бы отыскать след, ведущий в другого человека. Я спрашиваю вас, господин комиссар Рекс, раз уж вы находитесь здесь: какое время истинно? Конец не есть следствие начала. Начать все заново мы могли бы не иначе как покончив с тем, с чего начали! Мрачное терпение конца? Конец, я имею в виду конец поколения, которому даже не пришлось разлагаться, так как оно просто исчезло, предшествует, предшествует началу наших нерожденных, еще не появившихся на свет.
Первая (борясь).Однажды все должно кончиться. Как? Здесь кто-то выкрикнул слово «убийство». Не та ли дама в предпоследнем ряду? Нет? Вы совершенно четко сказали: трусливое убийство? А мне послышалось нечто совсем другое! Я услышала: ужасное убийство.
А вон тот сидящий впереди мужчина сказал: чудовищное убийство. В общем и целом у нас все так мило и уютно, что нам уже не хочется восставать из мертвых. Только вчера мы увидели сущность времени, ту, что несет на себе всю тяжесть наших поступков, и обезвредили ее, раз и навсегда! Но теперь исчезли и все наши прекрасные деяния. Рекс! Поди-ка сюда! Хочешь булочку с сосиской?
(Она щелкает пальцами мяснику, тот делает еще одну булочку с сосиской, заворачивает ее в вязанье и протягивает женщине.)
Мой дорогой Рексик! Смерть, как и время, остаются неподвластными нашей мысли. Ищи, Рекс! Ищи! Мы добились того, что, поскольку смерти больше нет, потому что во многих случаях она так и не наступила, то и времени больше нет. Но раз совсем ничего не было, то и время больше никогда не наступит. Однажды всему просто придет конец. А если все же кто-то возникнет – держи его, Рекс! Хватай, бравый Рекс! Лови, бесстрашный пес!
Прежде чем решиться идти в банк за новым кредитом, мы, австрийки и австрийцы, еще ни разу ни за что не заплатившие, можем думать, опережая время, можем бежать впереди времени, словно мы его самые прекрасные разноцветные флаги. На одном зальцбургском вокзале сотни таких флагов! Все зависит только от того, какой фестиваль мы хотим торжественно провести. А потом нам остается всего лишь полоскаться на виду у правды, потрескивая на поднявшемся ветру, как авангард того, что, к сожалению, в связи со сложившимися обстоятельствами, больше никогда не наступит. Правда должна наконец остановиться, тогда мы ее поймаем. Сидеть, Рекс!
Другой покупатель (в вязаном балахоне, дергается, пытаясь во что бы то ни стало освободиться от прицепившихся к нему соседей; те один за другим вмешиваются в его скучную проповедь, произнося свои реплики сначала нормально, а затем, как и раньше, каждую строку в противоположных направлениях, но теперь уже не поодиночке, а группами).Мы живем в век ответственности всех членов семейки за деяньица, совершенные одним из ее члеников. При нацистском режимчике здесь преследовались разве только не подчинявшиеся этому закончику общей ответственности члены одного и того же поколеньица! А сегодня столь предусмотрительно организованная общая ответственность распространяется на деток и внучков вплоть до седьмого коленца! Дожили! Мы будем виноваты всегда, пока не вымрем! Не только наши внучата, но и все грядущие поколеньица должны будут посыпать себе головку пеплом-шмеплом и всякой габсбургской требухой, не делайте этого, повинитесь лучше в банананализации преступленьица ламцадрицаца. Кто захочет взять на себя вину за всех? Может, гунны, разбойничавшие в Европе в эпоху великой прогулочки народов? Но обвинителю придется трудненько, поскольку гуннов давно нет в живых. Однако обратимся к всеведущей науке! Где их искать, потомков живших когда-то гуннов? Где они? Да, где же они?
Другой (тоже начинает дергаться и рвать нити, во внезапно наступившей тишине говорит только он).Раз привлекать становится все труднее, надо отвлекаться и смываться. Но сразу поджигать дом все же следует. В конце концов, даже пламя страсти надоедает, когда она горит слишком долго. Разве у нас нет чего-нибудь помельче?
Женщина (спокойно, старательно примеривая на себя вязанье).Да. Кое-где им хочется сжечь еще парочку человек, но спирт они хотят вылакать сами, причем как можно скорее. Только любящие радуются, совершая смешные поступки. Появляются ноги. Женщины и дети выпрыгивают из дома, словно из-под них вдруг выдернули стулья. (Она запихивает свое вязанье в вязаную сумку.)Облака и собачий лай. Высеченная из камня завеса времени. И все пышнее локоны боли на лике земли. Ну что же. Чего не хочешь знать, того можно не замечать!
Мужчина (грызя вязаный пакет, давясь проглатываемыми кусками и задыхаясь, выдавливает из себя слова, время от времени делая глоток из бутылки в вязаном чехольчике).Мне свое ослепление еще нужно заказать, без него взгляд выглядит каким-то обнаженным. Ничего не поделаешь. Можно бы надеть на себя еще и обтекатель. Он наверняка хорошо смотрится. Я обделаю его фанерой и повешу, словно оленьи рога, в своей обитой кедром комнате. Надеюсь, в таком виде я еще смогу ехать! Вещь довольно тяжелая в сравнении со мной и моим автомобилем. Раньше бывали дни, когда я гнал под двести километров в час. Бывали дни, когда мне приходилось пропускать по 18 тысяч! [9]9
Намек на Франца Штангля, коменданта концлагеря Треблинка, хваставшего тем, что в отдельные дни ему удавалось сжигать в крематории огромное число тел узников.
[Закрыть]
Другая женщина из очереди (как только мужчине удается оторваться от нее, она тут же пришивает его к себе снова).У меня еще осталось воспоминание: взгляните на вон тот холм! В сумерках появляется группа людей с собаками; словно безвременно умершие, они еще не могут осознать, что мертвы, поэтому восстают из своих могил и небрежно стряхивают землю со своих саванов. Кое-кто считает преступлением, если ты знаешь эти собачки! И куда они вдруг подевались? Где же они?
Мужчина (в штирийском вязаном костюме, с длинным пастушьим посохом в руках или с охотничьим ружьем за плечами).Кто-то здесь заказывал мне причину своих деяний? Причин сегодня не осталось. Мне пришлось вычеркнуть их из меню.
Другой покупатель. Ну, теперь-то мы наконец покончим со всякими слухами! Я исхожу из научных соображений, когда иронически говорю, что теперь нужно наказывать и за любовь к немецким овчаркам, и за яичные клёцки, по слухам, любимое блюдо Г-ра. Но теперь все эти шикарные белокурые овчарки снова с нами. Посмотрите на них! Не отворачиваться! Лампы устрашения горят ярко, даже в бурю. Обычно индивид, чья индивидуальная смерть предрешена, замирает на месте. Но в массе, в этой огромной массе для нас не остается никого, ни единого человека. Рекс! Где ты, Рекс? О боже, Рексу снова нужны мы! Он снова нуждается в нас! Скорее! (Неохотно, монотонно, небрежно.)Почему снова пропал Рекс? Я уже видел этот фильм и знаю, что Рекс узнал того, кто встраивал бомбы в плюшевые игрушки, а когда он, Рекс, самолично обезвредил бомбы и пошел к миске с едой, то заметил, что миска вовсе не его, а весь дом вдруг поплыл на высоченной волне, это волна наших симпатий.
Женщина (достает плюшевого медвежонка, заворачивает его в вязанье и, хихикая, доверительно обращается к соседке).Раньше сюда приходил мужчина, он искал скелет своего отца! Ну, для этого ему придется съездить в Грац. Но скелет нужен им самим, для исследования.
Обе корчатся от смеха, фраза ходит в очереди по кругу, вполголоса передается работающим вязальными спицами дальше, все время повторяется, вызывая все большее веселье.
Связанная очередь начинает разделяться, среди стоящих в ней появляются голые, розовое вязанье на розовом теле, но это не должно вызывать извращенного эротического любопытства! На ярко светящемся экране или на мониторе появляется морда немецкой овчарки с газетой в зубах и остается там до конца, единственный предмет, не обтянутый вязаньем.
Мясник (выходит из-за прилавка и злобно бьет завернутым в вязанье пакетом с колбасой стоящих в очереди).Вы отняли у смерти территорию, на которой она властвовала над живыми! Вы умалили значение самой смерти, свели его до не воспринимаемого чувствами нуля! Когда убито так много людей, невозможно определить, кто жив, а кто мертв. И какой смысл теперь у нашего очищенного от смерти бытия? Уж лучше бы нас вообще не производили на свет! А вот и собаки, вот и собаки! Рекс возвращается! Наш Рексик снова с нами! Браво! (Монотонно, незаинтересованно бубнит, проглатывая целые слоги, будто читает вслух газету.)Зеленоватой плесенью покрыт дом забвения. Перед каждой распахнутой дверью синеет твой обезглавленный сигналист. Сюда, Рекс! Вот так! Браво!
Связанные в очереди люди все ожесточеннее борются друг с другом. Иные, как немного раньше женщина, достают игрушечных плюшевых зверьков, раздевают их и натягивают на них вязанье, зверьки жужжат и сучат ножками.
Покупатель (идет за прилавок, делает себе сэндвич с печеночным паштетом и сует его в вязаную сумку).Убивать было легко, куда труднее – сжигать. Прежде всего, процесс длился слишком долго. С другой стороны, от больших костров шла такая вонь, что окрестности на много километров вокруг оказались отравлены. По ночам можно было издали видеть красноватое небо. И все же в сорока восьми печах, газовых камерах, за сутки удавалось сжечь при непрерывной работе более 4700 трупов. Спрашивается, где то место, на котором были расположены печи? Если вы, дамы и господа, знаете, пожалуйста, позвоните!
Кто-то из публики (давясь от смеха).И никакая осина, никакая ива не сможет утолить твою печаль, утешить тебя? Разве Господь с усеянным почками посохом не поднимается на холм и не спускается с холма? И не страдает ли мать, как когда-то, от тихой тяжелой немецкой утраты?
Мясник (обращаясь к человеку из публики, снова спокойно).Добиться последнего мы не в силах, но мы можем к этому стремиться, и самое последнее – смерть, наилучшая возможность скрыться от мира. Поверьте, уж в этом-то я разбираюсь! Люди еще потирают руки, вскидывают их вверх, но уже поздно, путь уже изъезжен, истоптан миллионами ног плюс, минуточку, мне надо подсчитать, да, плюс еще восемь, так сказать, в виде добавки. Все одно к одному! Знаете, когда я нарезаю колбасу высшего качества и остается хвостик, я отдаю его бесплатно, для Рекса. Умаляйтесь! Делайтесь такими же маленькими, как овчарка! Тогда у вас есть шанс попасть в телекадр.
Итак, значит, если вы хотите, чтобы восхищались вашими милыми личиками на экране, вам не следует быть чересчур большими. Не переживайте, если сегодня вы еще кажетесь себе достаточно крупными!
Я вообще не вижу смысла впадать в ярость из-за того, что вы не можете вцепиться в нашего сегодняшнего гостя за стеклом экрана. Вцепитесь в кого-нибудь другого! Или побывайте хотя бы разок в каждом домашнем хозяйстве! Вы можете явиться туда по собственному почину. У вас есть на это право. В конце концов, ваше изображение было на экране, оно, правда, принадлежало кому-то другому, одной международной знаменитости. Или эта дурацкая картинка не может успокоиться из-за того, что кто-то сдвинул нашу антенну? Пожалуйста, постойте здесь сами вместо своего изображения, вы достаточно для этого глупы!
Да-да, вы! Кто же еще? Если по-прежнему хотите войти в картинку, не вскакивайте, двери аппарата закрываются автоматически. Внимание, отойдите назад! Поезд отправляется.
Покупательница. Что-то или наступает или не наступает. Мы ждем и бодрствуем, никто, кроме нас, не сделает этого. Из могил торчат руки и ноги, так плохо они были засыпаны землей, пропитанной кровью. Наше бытие неповторимо и непредставимо, но оно не есть нечто само собой разумеющееся. Поэтому я просто не понимаю, почему так много людей судорожно пытаются найти собственный ход бытия, вместо того чтобы просто радоваться жизни здесь, у нас. Сегодня пришло значительно меньше людей. И снова ушли четверо, а ведь нам приходится платить, если в конце кто-то отсутствует! Под липой, побеждая в два счета.
Мясник. Фрау Маргит, о вас я едва не забыл! Начинайте и выигрывайте! Слева вы видите номер вашего лотерейного билета, справа стол для игры в роббер. Это по крайней мере вы способны понять! Тут на кону не только развлечение, но и нервное напряжение. Но от этих четверых вам, к сожалению, придется отказаться, все остальные в вашем распоряжении вплоть до финального розыгрыша. Итак: масса минус четыре. Все эти люди ждут на остановке, но трамвай если и приходит, то всегда переполненный. Стоящий тут же сарай, восемь метров в ширину и тридцать в длину, внутри совершенно пуст. В него входят, но из него не выходят. Не хотите ли этими людьми обогреть, к примеру, вашу комнату?
Итак, туда входят, но оттуда не выходят. Боже мой, не сбросил ли кто-то туда сверху какой-нибудь предмет? Свинство! На мое поле трижды выпадал выигрыш в 100 тысяч шиллингов, я, таким образом, выиграл бы сто тысяч! А вы мне что-то туда вбросили! Я предпочитаю играть в роббер одной монетой, а вы подложили мне свинью, прежде чем я успел увидеть число, и вот я уже ничего не вижу! Почему вдруг все затуманилось? Главное, я не могу видеть число, которое там значится. Почему они вообще еще ходят, эти трамваи? Урожай человечества уже собран. К чему им ходить? Их уже немного осталось, но недавно сняли с нашего персонального счета еще четверых. И теперь мы ждем своего рекламного подарка, ведь мы завербовали еще одного клиента. Я хочу здесь побудить вас, уважаемые покойники, отдать нам ваши органы, возможно, кто-то будет этому рад. Я поставлю также вопрос о том, чтобы сразу после вашей смерти ваши дома подверглись обыску в первую очередь, вы, возможно, обрадуетесь и этой мелочи! Да, последние станут первыми. Не стоит благодарности!
Покупательница. Почему так рыдают ваши близкие? Если вы считаете, что у вас есть на это причина, прошу вас спокойно оглядеться вокруг. Мы к этому привыкли с тех пор, как стали здесь жить. К чему вопросы?
Покупатель (невозмутимо продолжая вязать).Сравнительно-исторические расчеты и просчеты тоже никогда не затрагивают сути. Я предлагаю платить самим до тех пор, пока мы не сможем наконец получить свой бонус, а не ждать, когда перед нами угрожающе предстанет какой-нибудь представитель. Возможно, он представлял нас все это время, с открытым огнем, тридцатью двумя литрами пива и ускорителем пожара в руках, а мы и не заметили!
Завещать что-либо потомкам значит в то же время забывать. Наконец кто-то возвращает нас в наше былое величие и ведет, хотя и с опозданием, к совершенству.
Мясник вытаскивает из-под прилавка белые кости и череп и засовывает их под ковер, один из покупателей пытается ему помешать, возникает небольшая потасовка.
Покупатель. Я хочу вам напомнить на этом месте, дорогие покойники, что каждый человек абсолютно незаменим и неповторим, потому что в нем для нас воплощается нечто другое, грядущее. Собственно, оно, это грядущее, должно было бы прибыть с ближайшим поездом, а если не с ним, то со следующим за ним. Ну да ничего. Поезда приходят и уходят. Они ходят в австроритме, и мы, само собой, обладаем соответствующим чувством этого австроритма разной окраски и на разный вкус. Вы можете в любой момент подобрать себе подходящий. Чтобы и вы наконец могли держать ритм и шагать в такт!
(Собачий пастух снова берет в руки посох и, грызя колбасу из своего пакета, легкими ударами разгоняет остатки очереди.)
Но совершенно ошибочно полагать, что Австрия вообще ничего не сделала для своих изгнанных после вторжения девушек и парней. Вот достоверные цитаты из до сих пор не опубликованного, казенным языком написанного документа.
(Показывает своим посохом на экран. На экране с головой овчарки высвечиваются и одновременно громко читаются вслух следующие цитаты: «Внимание/ Все это правда! 5004 получателей австрийских пенсий! В 1993 году из Австрии было переведено около 1,6 миллиарда шиллингов для пенсионеров и пострадавших. Внимание: это правда! Более 8 миллиардов шиллингов было переведено для преследовавшихся по национальному признаку женщин и мужчин (и соответственно их супругов) по всему миру. Внимание: это правда! Когда-нибудь с этим надо кончать! Подобные выплаты Австрии пострадавшим от преследований по национальному признаку производятся уже несколько десятилетий, составляют в сумме 200 триллионов 300 миллиардов шиллингов и будут ежегодно производиться впредь. Д-р Герберт Кроль, 10 августа 1994 года, регистрационный номер 96-Res/94».)
Внимание: это правда! Но позвольте спросить: кто он, этот д-р Кроль? О нем мы вообще никогда не слышали. Если он случайно смотрит нашу передачу, пусть позвонит прямо сейчас. И если кто-то знает д-ра Кроля, пусть скажет ему, чтобы он нам позвонил. Спасибо.
Покупательница (продолжая вязать).Я боюсь потерять чистоту и безупречность своей мысли, если начну работать над более или менее подходящим моральным преодолением смерти. Впрочем, я в любом случае могу хоть сейчас сделать примерку. (Примеряет плюшевой собачке вязаную попонку.)Таким образом, хотя бы раз победит рационализм. Знаете что? Давайте просто запретим смерть, чтобы она нам больше не угрожала! Что? Ничего не выйдет? О Господи! Жаль! Тогда давайте запретим мышление! А потом запретим задавать вопросы. А потом запретим автомобили. А потом запретим светофоры. А потом запретим собакам какать на улице, где им вздумается. Позволим только моей, и ничьей больше! А сейчас я запрещаю вас! Мне бы полкило фарша, но я, собственно, не собиралась его покупать! Ох, не хотела я этого делать! Знай я все заранее, у меня и желания такого не возникло бы, вы уж поверьте! Если и хотела, то сегодня я об этом еще не знала. Сначала мне надо пройти профилактическое обследование, а потом, на стадии выздоровления, посещать диспансер. Я всегда озабочена своим здоровьем.
Другой покупатель. До чего же оригинальная идея: привести нас к правде, предварительно запретив ее. Взгляните-ка сюда: наше время новехонькое или почти как новенькое. Оно нас почти переросло. А то, что время сегодня снова то и дело оскорбляют, – это штука не заразная. Минуточку, мне надо быстренько прикрепить эту правду!
Оба примеряют попонку игрушечной собачке.
Мясник (подходит с заинтересованным видом).Вы совершенно правы! Лучше всего взять острый нож и отделить ее от костей. А потом, проперчив, сунуть в духовку.
Мясник складывает черепа в мешок, затем один завернутый в вязанье череп показывает остальным: «Не хотите ли еще немного?» Покупательница кивает и сует череп в свою вязаную сумку.
Покупательница (небрежно, нетерпеливо, словно куда-то торопясь, цедит слова сквозь зубы).Вступает в свой предел последний время. И только ты сияешь серебром. И плачешь, мотыльков жалея племя. И спор об облаке заводишь со зверьем.
Внезапно мясник бьет по плюшевой собачке, покупательница локтями и сумкой отталкивает его и одновременно продолжает лихорадочно вязать попонку. Мясник бьет ее по голове, она падает. Остальные стоят, делая вид, будто ничего не произошло.
Покупательница. Вы полагаете, нечто организованное таким способом может снова и смысл обрести и в свою причину врасти, и не только локализовать, но и преобразовать массовые выступления? Превратить их в «движение»? Какое еще движение? Что-то я не вижу, чтобы здесь что-нибудь двигалось! Ой, мне кажется, движение здесь уже было, а я снова пришла слишком поздно. А это не движение. Нет. Я пока еще верю своим глазам. Это не оно. Или все-таки? (Она ощупывает дергающую ногами собачонку.)И это называется движение? Ой, умру со смеху! Жду целых пятьдесят лет, а вы мне подсовываете вот это?! Стоп! Вы правы, извините! Теперь я вижу, что это движение начинает двигаться. Пожалуйста, взгляните сюда, вы такого еще не видели! В этот самый миг я стою в самом начале движения! Просто класс!
Сейчас, когда движение начинает бить хвостом, я, например, вижу, что вон там лежат четверо мужчин. Они расположились звездообразно вокруг столба и как будто спят. Мне они не мешают, но, надеюсь, не мешают и движению. Оно еще как следует не окрепло.
Попробую и себя представить спящей. С закрытыми глазами я вижу даже лучше, чем с открытыми! Так бодрствую я или сплю? Я купила себе новый телевизор и новый CD-плеер, но ведь человеку, в конце концов, и кушать надо. Остался ли у возможности превращения хоть какой-то шанс ввиду этой окружающей нас искусственности, которая делает всех все назойливее в отношениях с остальными, а нападки всех на всех все доступнее, более того, она сама организует такие нападки, причем в этом прекрасном движении, которое сегодня нам подарили, хотя мы ради него особенно и не напрягались?
Несколько покупательниц (продолжая вязать, усердно кивая и перебивая друг друга).Минуточку, я вижу, как кто-то протягивает мне записку: значит, меня уже кто-то схватил! Ах! Когда я сплю, у меня всегда возникает совершенно определенное чувство, вот только не пойму, какое. И вот сейчас у меня определенное чувство, будто меня кто-то хватает. Ой! Кажется, меня кто-то схватил! Движение за своей спиной я скорее почувствовала, чем увидела. Мелькнула какая-то тень. (Падает.)