Текст книги "Три мужа для Кизи. Книга 3"

Автор книги: Елена Свительская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Да я так… ничего особенного, – сказал Сиб, – в храм только сходил. Там служитель был странный.

В храм?!

Лепёшка сползла с моих пальцев разжавшихся – в ладонь резко нагнувшегося вперёд Сиба – и снова, не касаясь моего тела, он вернул мне обратно еду на руку. На этот раз ничего не успело упасть.

– А я видел крокодила, болтающего с попугаем в лесу, – сказал Поллав задумчиво спустя время.

Теперь уже лепёшка выпала из моих рук окончательно. Но кшатрий опять её подхватил. Теперь уже верней частью ступни. И, покосившись на главу семьи и меня, забрал себе.

– Совсем, что ли, правда? – растерянно выдохнула я.

– Что? – заинтересованно повернулся ко мне Мохан.

А я растерянная сидела, забыв о еде. Просто… просто я крокодила у реки просила ко мне спасителя позвать. Тот будто бы мне говорил, что я ракшасу какому-то принадлежу. Да, может, просто перегрелась? Но… но даже если разговор с крокодилом и ответы мне примерещились от солнца жаркого или от нервных дней последних, то… то сама-то я точно кричала хариалу тому! Просила защитника ко мне привести! Через два дня Сибасур появился! Сиб ещё в час появления своего метнул кинжалом в попугая. Кажется, этого. Тот тоже имел синие перья. И вот… вот теперь Поллав сказал, что видел крокодила и попугая где-то в лесу! Как будто крокодил выполз из реки, в лес, там наткнулся на попугая и попросил того позвать Сиба, а попугай и слетал, нашёл, позвал!

– А… – голос мой дрожал. – А ты хариала видел? То есть, мой господин, вы в лесу видели именно хариала?

– Ну да, – растерянно ответил глава семьи. – Сидел себе на земле. А перед ним попугай сидел в двух шагах. Смотрели друг на друга, будто говорили. Я даже остановился, в стороне. Интересно стало, когда уже гад ползучий нападёт. И успеет ли тварь пернатая улететь? Но они долго сидели, смотрели друг на друга. Потом крокодил медленно развернулся – и в сторону реки пополз. Медленно, с трудом. Я вообще не понял, зачем он из воды высунулся?.. А попугай спокойно поднялся в небо – и улетел.

– Ты, что ли, с крокодилами дружишь? – ухмыльнулся Мохан, посмотрев на замершую птицу.

Та что-то проскрежетала сердито. А мне как будто послышалось:

– Вот ещщщё!

– Ну, если ты с крокодилами водишься, то этот парень тебе не страшен! – ухмыльнулся Поллав, смотря на странную птицу. – Вот по расцветке – прямо как тот.

А я взгляд потерянный перевела на Сиба, смотревшего на попугая сжавшегося мрачно.

Как будто хариал тот у реки сказал мне, что я – самка ракшаса. Мол, того ни с кем не спутаешь. Поллав точно видел хариала и сидевшего попугая перед ним – и житель глубины птицу живой отпустил. А ещё ко мне неожиданно явился Сиб. Но… разве Сибасур – ракшас?! Да не похож он совсем! И в имени полном его стоит «асур».

Асуры и ракшасы – существа разные. Да, те и те жестокие по природе, но ракшасы – это тьма невежества и грубости, природа тамаса, а асуры – страстная и властолюбивая природа раджаса. У раджаса есть возможность подняться к свету. Раджас одинаково увлечённо может следовать, как жестокости, так и красоте. Ведь недаром же гуру асуров был Шукрачарья, асур, ставший покровителем планеты Шукра!

Шукра, «сияющий», несущий мистический свет знаний, помогающий познать все тайные глубины жизни, получить знания, которые человек может использовать во благо. Шукра – дарующий богатство и удобство, помогающий строить отношения супругов, дарующий или отбирающий наслаждение, в зависимости от своего состояния в данный период или в астрологической карте во время рождения человека. Без поддержки планеты Шукра не будет устойчивых отношений и брака, как у мужчин, так и у женщин. Детей не будет здоровых и успешных в будущем. Телесная жизнь человека особенно сильно связана со влиянием планеты Шукра. Шукра даёт способность понимать и творить прекрасное и красивое – планета, важная для мастеров и людей искусства.

Более того, именно учитель асуров Шукрачарья получил от самого бога Шивы благословение – способность воскрешать мёртвых. Потому что откликнулся помочь богам в Пахтании океана, своих последователей-асуров уговорил дэвам помочь. За тот великий день, когда и суры, и асуры объединились в деле, которого прежде не бывало: когда они слаженно трудились вместе, упорно взбивая прасад благословений в море, пестом из скалы, обвязанной самим царём змей Шешей, поддерживаемой из-под воды на спине самим великим Вишной, ради помощи принявшим тогда облик огромной черепахи. Хотя дэвы потом опять выдумали, будто асуры отхватили что-то не своё, хотя дары за великий обряд служения выбирали себе по очереди – и асуры, как обычно, сочли себя обиженными и обобранными – и грянула великая битва дэвов и демонов, ужаснейшая схватка между сурами и асурами, очередная их битва. И царь богов Индра хитростью и воинской доблестью изничтожил народ асуров. На что Махадэв разгневался: в мироздании должно было быть две равных силы, гармонии ради, так задумала и создала их сама Триада. И, хотя дэвам достался напиток бессмертия – плод аскез Пахтания океана и желанный плод, ради которого оба народа в Пахтание океана и ввязались – однако же Шукрачарья получил возможность самому пригубить амриту, да, более того, благословение получить способность воскрешать мёртвых.

И, с тех пор, какими бы коварными или благородно жестокими не были бы полубоги в очередных схватках с демонами, однако же учитель асуров мог вновь воскресить своих павших воинов – и снова воинств великих и могущественных становилось двое, снова две великие силы мирозданья вставали в полный рост, ради общей гармонии, ради продолжения движения в жизни.

Да, справедливым будет заметить, что именно Шукра имеет сиддхи воскрешать мёртвых – и даже люди обращаются к нему за помощью – и временами достойные помощь получают, обретают продление жизни и исцеление.

Да, надо бы ещё уточнить, что известно и сколько-то историй о благородных асурах, совершавших немыслимые аскезы Махадэву – и получавших в награду за верность и усердие от великого Шивы благословения. Хотя грустны истории о том, как те асуры, возомнив о себе невесть что, потом восставали против своих, против людей и богов. Сами же приближали конец свой. Но всё-таки надо заметить, что были асуры, получавшие благодаря аскезам тяжёлым благословения от великой Триады.

А что до ракшасов… истории о них были куда более печальны. Когда великий Вишну вновь пришёл в мир в аватаре Рамы, то тогдашний царь ракшасов умыкнул у него невесту. И долго они потом бились, чтобы наглый, властолюбивый и сластолюбивый демон и без того гарем жён и наложниц огромный имевший, вернул похищенную её избраннику.

Да много ещё было грустных историй о ракшасах. Не только внешне ужасные, но и жутко жестокие они были. Насиловали женщин человеческих или миг выбирали, когда можно было схватить и выпить из её груди материнское молоко, а детей несчастных спокойно ели.

Словом, истории про ракшасов и асуров ходили всякие. Но про асуров добра говорили заметно больше. Хотя и те, и те – из племени демонов.

Но Сиб же возмущался, когда его при мне Мохан обозвал ракшасом!

И как бы… но не спрашивать же у названного брата прямо: «Сиб, скажи, а ты – ракшас?». Тем более, что про тех демонов говорят, что внешне они очень уродливые. Да и… детей едят. Насилуют женщин. Страшно жестокие. А Сибасур даже едва живой был – и охотиться стал от голода на крокодила, а не на нас с Моханом, уснувших на берегу. Хотя… ел он того несчастного хариала сразу так, сырым. Берег был в чешуе, лицо Сиба – окровавленное. Я его испугалась в тот миг, увидев, а он смущённо останки зверя растерзанного спрятать пытался за себя. Но ведь нас же не съел! Тем более, почему в имени его именно «асур»? Не Сибаракшас, а Сибасур!

– Сестра, у тебя что-то болит? – спросил юноша странный взволнованно, поднялся – попугай свалился с ноги Садхира и юркнул тому прятаться за спину – нахмурился, сдвигая густые брови, чуть неровные, покосился свирепо на Поллава. – Этот мерзавец тебе что-то отшиб, когда бил тебя?

Но… почему он только старшего мужа подозревает в том, что бил меня?

Кшатрий взглянул мрачно за бок среднего мужа, откуда глаз любопытный высунул попугай.

Тут меня осенило: как мы ругались с Поллавом у реки и как он груб был со мной, могли видеть хариалы из реки! Или слышать! Потом я в отчаянии, в забытьи кричала на выплывшего ко мне крокодила, молила, чтобы хоть кто-то на помощь пришёл ко мне, да хоть бы крокодил кого-то притащил! Ещё Поллав упомянул, что в ближайшее время видел хариала в лесу, а перед ним попугая сидящего, которого хищник так и не съел, даже не пытался поймать. Да и… вот Поллав предложил еды побольше до возвращения Сиба и бинкара съесть, а попугай сине-жёлтый такой на дереве как раз близко от нас сидел, улетел к реке – и скоро названный брат и муж мой младший явились уже.

– Я не прррриччём! – проскрежетал попугай под взглядом мрачным асура.

А мог бы и попугай ему послание хариала передать, хотя бы потому, что тот не съел его, да и наябедничать, что есть решили без них.

Но Поллав и Мохан на птицу спокойно посмотрели, как будто попугай просто что-то кричал. Как обычно. Но… если демон речь животных понимает – это вроде бы нормально? Да вдруг они могут?.. Но… а как могла разобрать речь попугая и хариала того с реки я?.. Кто я?..

Это всё с обещания, Ванадой данного мне, началось?.. Или я невольно украла у асура Ванады какой-то его дар, может, даже его благословение? Вдруг он в аскезах страдал и был необычайно верным Махадэву, а я… украла его дар?! Но Как?! И… что будет со мной, когда Ванадасур заметит, что дара у него не хватает? Или что такой же дар, как у него, или половину его дара забрала себе обычная человеческая женщина? Та, на которую он своё внимание обратил, да даже обещал сделать своею женой, старшей женой, а она взяла – и стала женщиной сразу троим, мужчинам человеческим! Стыд и позор! И… боюсь не столько за себя – я-то как-то виновна и причастна – но и за пылкого Мохана и терпеливого Садхира, искренних, заботливых в общем-то моих мужей.

Но не понимаю я… к чему Сибасур рассказал о ракшасе Бриджеше, который насиловал множество женщин и множество внебрачных своих детей бросил без заботы, на растерзание судьбе и ненависти опороченных? Ведь мы просили Сибасура рассказать, кто был тот Сохэйл, которым он так восхищается и в честь которого кто-то дал ему второе его имя?.. Или, всё-таки, тот воин Сохэйл и Бриджешаракшас как-то связаны между собой? Поллав не вовремя пришёл, рассказ брата моего оборвав! Хотя… странный то был рассказ. Живописал молодой воин жуткую историю грехов и жестокости Бриджеша с какою-то дерзкою ухмылкою! Да разве можно о чьих-то тяготах и страданий – а крови и слёз из-за того Бриджеша пролито было море – так весело другим говорить? Да не о ракшасе просили мы рассказать его!

Поллав первым вздрогнул. Первым обернулся в сторону от костра потухшего.

– Мой господин! – вскричала женщина незнакомая, чуть полная и уж начавшая седеть, заплаканная и с одеждою пыльною, местами ободранной. – О, мой господин! Беда!

Мужчина вскочил, нахмурившись. И грустно поджидал, пока несчастная приблизится.

– Моя дочурка… моя Сати… – тут она на колени рухнула и разрыдалась, совсем уже лишилась сил.

– Она… – голос моего старшего мужа дрогнул. – Да что же с ней?

– Она… – женщина захлёбывалась от рыданий. – Она…

– Ты другую жену завёл? – проворчал поднявшийся, разгневанный Мохан.

Поллав лишь замахнулся – Садхир подскочивший руку его занесённую перехватил.

– Скажите, что случилось, яснее, чтобы мы знали, чем помочь вам! – попросил отчаянно Садхир: доброе сердце неравнодушно было к чужой беде, даже женщины едва увиденной.

Несчастная подняла глаза на него. Мы с Сибасуром тоже уже поднялись да ступили к ним. Прихрамывая, отползал от нас в кусты у нас наевшийся попугай. Да не до него было! Поел и поел. Тем более, что крыло повредил из-за нас. Брат мой его подбил пылкий.

Женщина заметила Садхира, взгляд её на нём застрял, потом спустился на двойной ряд бус из рудракши, да по плечам: на одном из них был браслет из рудракши, а на другом уж нет – он мне свой передал – да соскользнул на запястья его, одно, другое потом – и там были браслеты из косточек священных плодов.

– Вы брахман? – взгляд на него подняла с надеждой. – Вы брахман, о молодой господин?..

– Я… – Садхир страшно смутился.

Он был всего лишь аскет. Йог, который в надежде на помощь священного дерева, рождённого из слёз Шивы, носил украшения. Или потому что говорили, будто те помогают владельцу скорее познать мудрость или даже увидеть сокрытое, найти отчаянно необходимые пути там, где выхода, кажется, совсем нет.

Женщина сдвинулась. Мать несчастной какой-то дочери на коленях стояла перед Садхиром теперь, молитвенно ладони у груди сложив.

– О господин! Мой господин! Брахман, мне посланный богами! Я умоляю вас, помолитесь за мою дочурку! О, только бы снесло сердце её хрупкое и тело её хрупкое все испытания!

– Но я… – Садхир задрожал от глаз, с отчаянной такой надеждой устремлённых на него. – Я не…

– От судьбы не убежишь, – Мохан вдруг ладонь положил ему на плечо.

Поллав отчего-то вздрогнул, когда тихий и грустный голос брата прозвучал.

– Но… – Садхир дрожал, отчаянно озирался – на Мохана подошедшего, на взгляд потупившего Поллава. – Я не… не знаю всех молитв и ритуалов! Я только… лишь немного…

– Помолись, бр… – кажется, глава семьи хотел сказать слово «брат», но отчего-то вдруг запнулся, добавил с задержкою мгновенной: – Брахман.

– Но я… – Садхир отчаянно посмотрел на него.

– Помолись, Садхир. Облегчи сердце её, – сжал его плечо Мохан.

Сейчас, когда свалилась на нас новая трудность, когда мы были все взволнованны и растеряны – даже мудрый Садхир – спокойным оказался именно Мохан, и он совет дал среднему брату. Твёрдо совет дал, как будто уверенный в своей правоте.

– О, помолитесь за мою дочку, мой господин! – взмолилась несчастная мать, совершая земной поклон. Головой пыльной земли у его ног касаясь. И, чуть голову приподняв, с надеждой, робко, не смея глаз поднять, коснулась руками стоп моего среднего мужа.

Она его приняла за брахмана! Всё из-за украшений из рудракши, что он в свободное от выступлений время носил! Но, хоть врать грешно, тем более, выставляя себя таким достойным человеком из высшей варны, эта несчастная женщина однако же выглядела замученной и раненной. Страшно раненной. Страшно усталой. Может, прав Мохан? Если Садхир решится чуть подыграть – то сердце матери подуспокоится. Да и… вроде богам всё равно от кого молитва? Вроде важнее, чтобы желание просить помощи было искренним?..

– Хорошо, – тихо сказал Садхир, сдаваясь материнскому горю и сердцу измученному, – я помолюсь, чтобы всё у вашей дочери стало благополучно.

Женщина подняла на него лицо, залитое слезами, опухшее от старого, острого горя. Глаза её зажглись надеждою, лицо всё оживилось. Дрожали руки, сложенные в жесте благодарности.

Садхир, шумно выдохнув, сел у огня, скрестив ноги. Ладони положил на колени, внутренней стороной вверх. Выпрямил спину. Закрыл глаза. Сейчас, в позе такой и украшениях из рудракши, он и правда очень напоминал молодого брахмана.

Губы его дрожали – он произносил неслышно какую-то мантру. Как будто и нас перестал слышать. И всхлипы несчастной матери чуть ослабшие. Хмурился, смотрел на них отчаянно Поллав, сжимая и разжимая кулаки. Никогда не видела его таким напуганным! Да случилось с ним? Что он видел в деревне, куда ходил?! Нам не рассказал. Но женщина, завидев его, бросилась к нему: она его знала. Вцепилась, как за опору. Он при знакомстве с нею был не злым?..

Вдруг Садхир вздрогнул. Распахнул глаза. К женщине он спиною сел. Но боком сидел ко мне. И я видела его лицо, перекосившееся от боли. Видела, каким отчаянным, напуганным стал его взгляд. Словно сам Махадэв, бог изгнанников и мёртвых, ступил к нему и шепнул через плечо: «Поздно!». Как будто Садхир был в этом уверен. Губы задрожали его, но не смел сказать. Пальцы задрожали его рук, но не смел он сжать кулаки, хотя хотел.

Я отчего-то ступила к нему. Села у костра с другой стороны, напротив него – он вздрогнул, заметив меня или движение перед собою, взгляд отчаянный на меня перевёл.

– О прабху! – я на колени пред ним опустилась. – О, муж мой! Я хочу молиться с вами! Давайте разделим вместе и труд аскез, и слова молитвы, и горечь беды, и сладость благополучия и успеха!

Расширились глаза его от растерянности. Чтоб в следующий миг чуть сощуриться, вглядевшись, словно не верил или словно он только что узнал меня. А я ладони сложила для молитвы у сердца. Даже если он опоздал или силы его благочестия не хватило, пусть думает мать той несчастной, что мы с ним молились вместе, что мы вместе дочь её не уберегли. Пусть тяжесть этой неудачи и горечь этой беды разделим мы с супругом пополам. Ему не так стыдно будет. Если что, скажу, что всё помешала вмешавшаяся женщина – глупая жена. Но я помочь хотела. Помочь хотела искренно.

И в миг следующий я увидела толстые цепи, оплётшие его запястья и мои. Нет, цепь толстую, тяжёлую, связавшую нас. И один конец её в сторону уходил. Взгляд перевела. Сердце застыло.

Тяжёлая, грубая цепь с толстыми звеньями связала руки троих: меня, Садхира и моего старшего мужа. Мы почему-то все трое стали вдруг связаны одной цепью. Но, кажется, Поллав этого не замечал. А Садхир как-то странно за взглядом моим проскользил. И будто он тоже цепь эту приметил!

Миг – и видения не стало. Только тяжесть осталась на душе. Неимоверная тяжесть. Что… что это было?.. Только что?..

Камень 57-ой

Мы молились несколько часов. Садхир, я, мать девочки, у которой что-то случилось. Мне почему-то думалось, что у неё юная дочь. Не знаю, почему. Сама-то женщина заплаканная была уже в почтенном возрасте.

Но, сколько бы молитв мы не возносили, меня не покидало какое-то навязчивое, смутное чувство чего-то неправильного и горестного. Словно не о том мы должны были молиться. Словно не избежать несчастной девочке конца. Словно конец приближался…

Такое чувство было у меня, когда отец возил меня в далёкую-далёкую деревню, чтобы составить у тамошнего мудреца мой гороскоп, помочь найти мне жениха. Четыре года назад было. Что он там услышал у мудреца – мне не сказал. С тех пор, как мы вернулись домой, отец стал искать жениха в наших краях. Да, в нашей деревне меня ненавидели, но он искал в соседних. Хотя с матерью через два дня после нашего возвращения у него был долгий разговор. Меня и Ишу стирать тогда отправили, так что мы не слыхали. Да, впрочем, я и забыла о том. Я вообще о другом вспомнила.

В те несколько недель, когда я была вдали от дома, я впервые увидела водопад. Услышала его шум. Подошла поближе, заинтригованная, насколько могла. И, стоя на камнях, голову подняв, смотрела как завороженная на мощный шквал воды, который падал сверху. Я вроде в стороне стояла. И вода стекала струй по месту одному, поодаль от меня. Но когда я стояла на берегу, подняв голову, мне в какое-то мгновение стало страшно, что вода та сейчас сдвинется и упадёт вся на меня. Что она меня раздавит. Мне ещё месяца два в кошмарах снился тот водопад. Та вода, которая с неба падала. Которая сейчас вот-вот раздавит меня. Собьёт с ног. Унесёт в реку. В водоворот, закручивающийся в соединении двух потоков вод, по земле ползущей и падающей сверху…

Я очень хотела забыть про тот водопад. Про то чувство человеческой слабости перед мощью стихии. И даже смогла забыть. Лишь на время.

А сегодня вдруг вспомнила.

Взгляд расстроенный на мужа среднего подняла. Я села рядом с ним, по одну сторону. Он вдруг глаза открыл и посмотрел на меня. Прямо в глаза мне. Горько улыбнулся. Будто сказал: «Будет трудно, но давай мы попытаемся справиться?» – и у меня снова сердце напугано сжалось. Неужели, её ничего не спасёт?.. И почему я так в этом уверена?..

Мохан, подумав долго, присел с другой стороны от брата. Ладони сложил у груди. Не то, чтобы очень хотел вступаться, но, кажется, хотел поддержать именно нас. Поллав… я страшно удивилась, когда и глава семьи сел возле среднего брата. И женщина благодарно ему улыбнулась.

Один лишь Сиб остался в стороне, нашёл оружие. Шумно втянул носом воздух. Сжал ножны в руках. Кинжал заправил за пояс. И стал задумчиво обходить вокруг лагеря и нас. Но от нас – в стороне. То ли всем видом показывал, что покой наш охраняет, то ли боялся чего-то. Странно, если асур кого-то боится. Но его волнение ещё больше напрягло меня. Ждёт какой-то беды?.. Почувствовал приближение какого-то хищного зверя?.. Хотя то, что он так усердно оберегал наш покой и наши молитвы, отчасти даже меня успокоило. А потом опять страх кольнул сердце.

Когда в очередной раз отвлеклась – но не сразу уже – случайно приметила на ветке дерева яркое пятно. Попугай синий сзади и жёлтый спереди, с большим клювом. Кажется, знакомый. Не улетел. Смотрел на нас. Нет, смотрел на молодого демона. Да на кого ещё! Тот его и подбил. Хотя вроде именно птица позвала Сиба мне на помощь. Но, неужели, по просьбе крокодила?..

Так, Кизи, не отвлекайся! Эта мантра…

Попугай дёрнулся и испуганно вякнул. Смотрел куда-то над деревьями, в сторону от реки. Сиб тоже дёрнулся, поднял голову. И я невольно проследила за взглядом его.

Над лесом кружился ворон, будто осматривая. Странно, мы девять дней тут пробыли, но этих птиц прежде нам не попадалось вообще!

Названный брат прищурился, новую птицу разглядывая. Вдруг нахмурился. Меч сжал. Словно почувствовал угрозу. Но это же только птица! Тем более, слишком маленькая, чтобы нападать на людей. Она трупами питается. Но мы-то живы! Нам-то чего? Хотя почему-то и я страх невольно ощутила, засмотревшись на неё. Что-то было в этом вороне не то. Не знаю, но… но будто шла за ним неведомая сила. Мощная.

На миг опять мне примерещилась вода, падавшая с неба… отчётливо вспомнился камень, с которым играл сын мудреца: его сын и дочерь старшая меня к реке сопровождали… струя воды, оторвавшаяся от основного потока, упала в стороне чуть-чуть, смыла мелкий камень, лежавший у ног мальчика, утянула на дно. Больше его не видели…

Сердце быстро-быстро забилось. И… и как будто воздух сгустился где-то сбоку. А в следующий миг туда резко повернулся асур. Совсем сильно сжал ножны своего меча. Будто к нам приближался огромный, хищный зверь. Или… не зверь?.. Что-то следовало за ним. Или вокруг него. Что-то… очень сильное. Хотя мысль «и что-то злое» почему-то лишь на миг возникла, но тотчас же сознание покинула. Словно мощь того водопада… мощь природы… что-то естественное, но разрушительное… чего я прежде не видела… но… странное чувство, словно оно прошло в стороне.

Ворон вдруг крикнул, громко, резко. Словно приветствуя то нечто, что вдруг появилось в лесу. И, спустившись, скрылся между деревьев. Сиб на нас оглянулся, встревожено. Я, кажется, посмотрела на него слишком напугано. Он головой качнул. Повернулся лицом к лесу, напряжённо вслушивался, сжимая меч. Что… что там появилось?..

Некоторое время спустя – я едва могла хоть иногда возвращать свои мысли к мантрам – в отдалении послышалось ржание лошадей. Вскрики людей. Весёлые. Нет, один напуганный. Но, кажется, караван прошёл в стороне.

Хотя ощущение присутствия той странной, мощной силы осталось. Как будто она стояла где-то между теми людьми и нами. Но… может, за ними следило?.. Но зачем?.. Хотя я уверена была, что лучше не вмешиваться: там стоял кто-то очень могущественный. Но, впрочем, нападать на нас не спешил. И… почему-то страха большого перед ним не испытывала. Как бывает – виден блеск на лезвии, но оружие далеко от тебя и направлено не на тебя. Но, всё-таки, мощь оружия и сила удара пугают ещё до того, как упадут на чьё-то тело и промахнутся. Хотя странное было чувство, будто тот, кто появился в лесу, не промахнётся.

Но всё-таки усилием воли заставила себя вернуться к молитве. Кто бы там ни стоял, он не нападает на нас. А я хотела помочь семье этой несчастной женщины. Да и… я же, может, успею прочесть мантру ещё хоть раз или даже несколько прежде, чем тот воин за деревьями решит, куда напасть?..

– Ом Намах Шивайя… Ом Намах Шивайя… Ом Намах Шивайя…

Голос Садхира, чистый и уверенный, идущий будто бы из глубины души, и слова его мантры великому богу, прозвучав, словно тяжёлое покрывало скинули с плеч и с души.

– Ом Намах Шивайя… – закрыв глаза, произнесла я. – Ом Намах Шивайя…

Мы ведь сколько-то успеем помолиться, пока нас не отвлекут!

– Ом Намах Шивайя… – звучно произнёс средний муж.

Словно настоящий брахман молился. Вот очень тон и напев были похожи! Уверенность его и меня охватила.

– Ом Намах Шивайя… – произнесла я за ним.

И будто воздух уплотнившийся стал легче. Дышать стало легче.

Не исчезло ощущение той могущественной силы, притаившейся в лесу. Но как будто взгляд грозный или строгий неведомого существа сошёл с нас и обратился куда-то в сторону, к другим.

Мне вдруг подумалось, что это мог быть какой-то дэв! Просто… демоны бы испугались молитв или предпочли напасть на нас, прежде чем накопим и обратим против них силу нашего благочестия или прочитанных сегодня молитв. Но этот кто-то как будто с места не сдвинулся. Так мне казалось. Да и… страх отступает… будто ему по нраву наши молитвы.

– Ом Намах Шивайя… – Ом Намах Шивайя… Ом Намах Шивайя… – повторял Садхир. Сидя с закрытыми глазами, он ни на что не отвлекался.

– Ом Намах Шивайя… – опомнившись, повторила за ним.

Существо как будто всё ещё присутствовало в лесу. Но… стало ещё легче.

Или ему нравится, когда мы молимся о благе других?.. Но, впрочем, не время отвлекаться, Кизи!

– Ом Намах Шивайя… – повторял Садхир.

И я ушла следом за его голосом, забывая обо всём кроме слов молитвы и одного единственного желания: помочь той несчастной семье.

– Жена! О, жена! – выхватил нас из молитвенного настроя чей-то отчаянный, чужой мужской голос.

Дёрнувшись, женщина возле меня резко повернулась. Нет, вовсе вскочила, юбкой прошуршав по земле и задев подолом моё плечо, к пришедшему кинулась.

– О, прабху, как она?..

– Совсем плоха! – отчаянный был ответ. – Хвала богам, что я вообще тебя нашёл!

Поллав поднялся, повернулся к ним. Мохан. Я поднялась и повернулась после того, как это сделал Садхир. А он ещё несколько раз мантру повторил. Видимо, чтобы нужное число раз прозвучало. Только потом встал. Я уже отвлеклась, взволнованная, плачем за моей спиной. Но поднялась и повернулась к плакавшим только за ним.

– Какое же счастье, что я тебя нашёл! – повторил мужчина, седовласый уже, в коротких дхоти грязных, обнимая заплаканную женщину.

Муж, наверное. Да, он же сказал.

– Нам надо идти! – сказал он тут же. – Чтобы хоть попрощаться успеть! Сестра старосты сказала… нашего старосты… что девочка совсем слаба… Что до утра и не доживёт.

Мать задрожала, напуганная. Расплакалась.

А у меня всё оборвалось внутри. Словно… словно уже было всё равно. Той, о чьём выздоровлении мы молились.

– Пойдём, жена, – мужчина объятия разжал, схватил её за руку, – пойдём! Успеешь хоть проститься!

– Но… но как так?! – вскричала она в горе.

– Но хотя бы проститься… хотя бы так…

Он уводил её. Поллав отчаянно смотрел на них. Словно мы его жену не смогли спасти. Или… словно он и не надеялся. Нет, повернулся, на брата среднего посмотрел. Потерянный. Всё-таки, надеялся.

И женщина вдруг остановилась, мужа вынудив остановиться.

– О, почтенный! – руку от пальцев мужа освободив, ладони умоляюще сложила, повернувшись к Садхиру. – Не поможете ли вы вашими молитвами и в нашем скромном доме. И… – голос её дрогнул. – И не придёте ли вы к нам на похороны?

Садхир вздрогнул. Напрягся весь.

Шумно вдохнув, Поллав ладонь положил ему на плечо – и муж с женой растерянно за жестом тем проследили – и глухо сказал:

– Помоги им… о почтенный!

– Я… – молодой мужчина смутился.

– У них денег нет, чтобы позвать кого-то.

– А муж её не даст! – женщина опять расплакалась. – Он и местному-то брахману запретил явиться! – всхлипнула, задрожала вся. – Сказал, сама она виновата!

Садхир нахмурился. Но всё ещё колебался. Ему, шудре, не хотелось, видимо, притворяться брахманом, врать другим. Даже если бы это помогло унять чьё-то горе.

– Помогите… о почтенный! – Поллав сам вдруг сложил ладони, смотря на него.

Глава семьи почему-то настаивал на этом обмане. Странно, жестокий и расчётливый старший муж хотел кому-то помочь. На обман ради этого хотел пойти. Хотя та женщина первая приняла моего среднего мужа за молодого брахмана. Да и… вот любил он носить в свободное от выступлений время украшения из священной рудракши! Вот, даже серьги надел из священных плодов!

– Может, это твой путь – им помочь, – тихо сказал вдруг Мохан.

Странно, и он хочет обмануть этих людей? Но вдруг в деревне их раскроют обман?.. Ведь это грех, обманывать других! Тем более, страшный грех – врать, что ты брахман. Да ещё и шудре: и вовсе неслыханно! Зачем они настаивают, чтобы Садхир соврал? И… и вдруг в деревне его раскроют?

А женщина и муж её на колени вдруг повалились, сложив ладони, головы склонили. Нет, поклонились до земли.

Шумно выдохнув, молодой мужчина решился:

– Хорошо. Пойдём. Я сделаю всё, что могу.

– Только… – мужчина смущённо выпрямился, но всё ещё не поднимался с колен. – Только оплатить вам мы… мы мало что сумеем…

– Вы станете мне платить, чтобы я сделал доброе дело? – нахмурился Садхир. – И какое же это дело после того будет доброе?

– Да… это… – мужчина смутился, глаза забегали, а у жены – уже засияли надеждой и благодарностью. – Да, так положено…

– Пойдёмте лучше, – проворчал молодой йог, – сейчас нам нужно думать о другом. И время дороги лучше потратить на молитвы, а не болтовню.

– Да, господин! – отец несчастный торопливо поднялся. – Как скажете, господин. Спасибо, господин! О, пусть вас берегут боги за вашу доброту!

– Пусть вас берегут боги! – вторила ему жена.

Значит, средний муж решил, что мгновения спокойствия и благодарность для родителей пострадавшей девочки или даже – уже умирающей – стоят греха обмана, который он возьмёт на свою душу. Раз он так решил – это его дело. Только…

– Я пойду с тобой, – твёрдо сказал Поллав, на мужчину чужого покосился, – помогу, если что.

– Ох, спасибо! – тот улыбнулся, ладони сложив. – Вы и так нам уже помогли… в то время…

– Не время для разговоров, – проворчал он, кажется, смутившись от его похвал.

Странно, почему жестокий Поллав так рвётся кому-то помогать? Ведь вроде эти люди бедны и выгоды там нет никакой. А глава нашей семьи любит выгоду.

– А ты куда? – окликнул Поллав меня, резко.

– Тоже помочь хочу, – смущённо опустила взгляд.

– Без тебя обойдёмся, – проворчал старший муж.