Текст книги "Дорога к мечте"

Автор книги: Елена Нестерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Хотя всё это было, конечно же, попсня…

Но девы шестнадцати ветров пели так, что пробирало до самых печёнок. А когда бог этих шестнадцати ветров Энлиль – в исполнении ещё одного молодого красавца, похожего на эльфа, – исполнял сольную партию (когда предлагал богам не давать Гильгамешу бузить и крушить всё подряд на просторах страны) и хор подхватывал его арию, раскачивал, будто на легчайших крыльях ветра, – зрители просто впадали в транс…

И вот, как узнала Граня на фанатском сайте, где-то проскочила инфа, что какие-то в этом прекрасном хоре начались подвижки. Кого-то выгнали, кто-то уволился – да не один. Поэтому внимание-внимание, кастинг! Срочно добирают новых исполнительниц с первым сопрано!

Но инфа инфой – мало ли какой слух можно пустить, – но умная девочка Агриппина Градова добралась-таки до первоисточника: официального сайта проекта. Там, к сожалению, никакого объявления о дополнительном наборе не оказалось, но девочка отыскала на сайте несколько телефонов администрации. И – поскольку язык до Киева доведёт, а хорошо подвешенный доведёт ещё и с большим комфортом! – скоро она вышла на кастинг-менеджера, который хоть и торопился и явно разговаривать не хотел, однако подтвердил, что да, производится добор в вокальную группу первых сопрано. Прослушивание будет проходить тогда-то и там-то. Быстро буркнул название ДК и время, а также сообщил, что приходить только с паспортом – граждан младше четырнадцати лет на работу они не принимают.

Всё.

Первым делом Агриппина хихикнула: значит, на афише стоит маркировка ограничения «16+», а на работу аж с четырнадцати лет принимают. Исполнять можно, смотреть нельзя. Цирк!

Но это был, конечно, не цирк, а мюзикл, и найти дорогу к его кастингу уже не составляло никакого труда.

Так что сейчас, не жалея ног, в узких сапогах на каблуках Граня летела к этому ДК – яркие огни которого уже показались, как только она завернула за угол.

Ну, последний рывок!

Из дверей по двое, по трое выходили люди. В основном девушки. И никто не входил.

Что это значит? Закончилось? Так быстро?

Агриппина опоздала всего-то на полтора часа…

Или отменили? Всем спасибо – все свободны?

Лавируя между теми, кто шёл ей навстречу, Граня подскочила к стеклянной двери, рывком открыла её…

В фойе толпился народ. Много. Можно сказать, что очень много.

Но певицы ли всё это? Вон тот парень – почему он стоит разминается, растяжку вон начал делать. И ещё две мартышки шпагаты тянут об стенку. В лосинах, в балетках, в купальниках… И вправду цирк? Обманули Грушу-умнюшу?..

– Да погоди, остановись, нам же не туда – хореографическую группу в малом зале смотрят, а в большом вокал! – вдруг раздалось у Грани за спиной.

Девочка обернулась – и увидела, как парень в куртке, из-под которой торчали тощие ноги, обтянутые трико, схватил за руку невысокую стройную девушку, раскрасневшуюся, растрёпанную. Видимо, она тоже принеслась сейчас на всех парусах, как и Граня.

– Ты очередь занял?

– Себе да. А тебе, это… Девочки отдельно… – пробормотал парень.

– Так ты мне не занял? Мы же ведь с тобой договорились… Час уже болтаешься здесь – и не догадался? – пошла в наступление на балеруна растрёпанная девушка.

– Но для девушек же своя очередь… – Парень продолжал оправдываться, однако голос его звучал всё неувереннее.

– А ты что, не мог подойти к этой очереди, спросить: «Девчонки, кто последний?», а потом сказать, что вот тут моя девушка занимает, она скоро придёт. И всё! – как глупцу-молодцу, принялась объяснять только что прибывшая мадемуазель.

Танцор в обтекаемых штанишках совсем сник. Видимо, понял, что был неправ, сообразил, до чего же нетрудно на самом деле было догадаться и сделать так, как подруга сейчас ему объясняет.

Девушка утащила своего тюху-матюху к дверям малого зала, какое-то время слышался её резкий голос, но вскоре и голос, и сама эта парочка слились с общим гулом, закружились толпой.

Приободрившаяся Граня двинулась к дверям главного зала. Здесь публика оказалась исключительно женская. Разве что привлечённые красотой отдельных певиц крутились тут закоренелые дамские угодники из числа претендентов в танцоры.

Граня сумела найти конец своей очереди, узнала о порядках, о требованиях. Сколько человек планируют набрать, с какими особенностями голосов. А также кучу всего совершенно нового и интересного.

– Распевают под рояль, а потом включают «минусовку», – с видом знатока (такие всегда отыскиваются в любой очереди) изрекла взрослая рыжеватая девушка с огромными накладными ресницами.

– Откуда ты знаешь?

– Да я тут с самого начала стою! – сообщила девушка. – И два года назад на их кастинге была, когда только вообще проект открывался и они всех заново набирали.

– А тогда тоже сначала под рояль распевали?

– А трудно под их «минусовку» петь? – сыпались на неё вопросы.

– А если я слов ихних ещё не знаю – другое-то что-то они разрешат спеть?

– Сразу можно в тональность попасть?

– Так чего ж – не взяли тебя тогда?

Всезнающая девушка отвечала-отвечала, но на вопросе о том, что взяли её или нет, замолчала. Вздохнула – и принялась рассказывать о несправедливости и интригах, которые устроили ей, – ведь она мно-о-гих, о-очень многих на этом проекте знает. Там и во втором сопрано интриговали, и теноры, и даже из непоющей хореографической команды нашлись недоброжелатели, которые помогли закрыть ей дорогу к светлому искусству.

Агриппина постаралась абстрагироваться, чтобы не заполнять голову глупой, давно и хорошо известной чепухой, которую несёт каждая болтливая неудачница.

Вставила в одно ухо наушник (другое обязательно должно быть на макушке! Чтобы ничего не пропустить из происходящего!), нашла в своём девайсе файл с записью номеров, где участвует группа хора первого сопрано, и принялась в очередной раз прогонять партии вместе с ним. Беззвучно шевеля губами – как недавно папа в телевизоре (его голос тоже был тогда блокирован этими же самыми наушниками).

Воспоминание о папе и вслед за ним подоспевшее воспоминание о маме, о тех дурацких проблемах, анкетах и прочей дуристике неприятно хлопнули девочке по кумполу.

А вслед за ними вспомнилась и главная жуть этого дня – понимание неизбежности в виде фамильной фигурной груши. И новое открытие себя. Здравствуй, дерево, здравствуй, груша…

Здравствуй, получается, и звёздная карьера в шоу-бизнесе… В смысле – здравствуй и прощай, так и не начавшись.

Агриппина принялась придирчиво разглядывать фигуры певиц. Пусть танцовщицы спокойно продолжают курить бамбук, а вот каковы же конкурентки?

Вот стоит натуральная каланча, вот булочка – румяная и сдобная, да ещё и с таким пронзительным сладким голосочком, только поросёночка в кукольном театре озвучивать! А верещит – не заткнёшь… Вот очень даже симпатичная – и лицом хороша, и фигурой стройна. И вот, и вот ещё какая – точно княгинюшка, ланитами румяна, бровьми союзна (как сказал бы приколист-папочка), лепота, лепота!

Глумиться, поддерживая в себе конкурентный позитив, Граня могла бы долго – но зачем? Да, красивых девчонок здесь и правда оказалось много. Если каждую обсмеять, меньше их всё равно не станет. Надеяться на то, что все красивые плохо поют? Допустим, по невероятной случайности так и произойдёт. Что это даст? А то, что будут выбирать певиц из некрасивых. И тогда окажется, что из всех некрасивых – она, да, точно, она, Агриппина Градова, будет тут САМОЙ КРАСИВОЙ! Самой сценичной, самой пластичной. Не говоря уже о том, что лучше всех поющей. Надо в себя верить. И точка.

Граня дома уже много раз репетировала. И пела, аккомпанируя себе на пианино по нотам распечатки скачанного из Интернета клавира. И, глядя в телевизор, где шла запись спектакля, пыталась разучить все несложные движения хоровой группы с самыми высокими голосами. У неё получалось, получалось, реально! И сейчас получится.

Получится.

Граня вставила второй наушник, полностью погрузившись в давно знакомую феерию…

Однако это не помешало ей заметить, что двери в зал открылись и выскочивший из-за них дяденька в пушистом свитере приглашает следующую претендентку.

Нет, двух следующих певиц! Причём, как услышала Граня, в зал он позвал не тех девушек, которые занимали очередь и должны согласно этой очереди сюда идти, а тех, на которых мужчина показал.

И пусть это оказалась не Граня, её воодушевление усилилось. Он выбрал одну высокую взрослую девицу – ей явно лет двадцать пять было, не меньше, и одну тоже высокую, но явно малолетку. Года на два максимум Агриппины постарше.

– Опять длинных наприглашал! – недовольно зашипели где-то далеко от Грани.

– Значит, им только высокие и нужны – кордебалет будет! – засмеялась кудрявая блондинка с большим ртом. Для вечного хохота, казалось, и предназначенным. Сама блондинка была средненькая – не большая, не маленькая. И хорррошенькая, забодай её комар (как любил папочка Гранин говаривать).

– Какой кордебалет – там нет кордебалета! – не поняла шутки многоволосая девушка-казашка. – Я месяц назад на спектакле была.

– А теперь будет, – улыбнулась блондиночка.

– Ай, а правда! – айкнула девушка с толстой нотной папкой в руках. – Новый состав – новые требования.

– Конечно – по росту подбирают, – подхватила ещё одна. – Нас тут вон сколько – вот и выберут одинаковых. Одинаковый рост, одинаковые голоса. На первые сопрано повыше ростом, на вторые пониже…

– На меццо-сопрано – карликов, а на контральто – гномиков! – хорррошенькая блондинка снова захохотала.

Все на миг замерли, сквозь её беззаботный хохот осмысливая возможность такого подбора.

Но затем первой опомнилась девушка с нотной папкой:

– Да нет там никаких меццо-сопрано! И контральто одно – у богини Иштар. А у всех остальных солисток лирико-драматические сопрано. А хор, а хор…

– Так если реструктуризация! – не сдавалась блондинка. – Всё если изменят, всё переделают. Их проект, они хозяева. Вон, какой серьёзный кастинг, – если бы надо пару-тройку новеньких на ввод найти, в два часа бы управились. Не-е-ет, кастинг не на шутку, многолюдный такой. А значит, и изменения серьёзные. И афиши не висят – заметили? Может, и ребрендинг они проведут – и название заменят, и имена героев, и вообще весь сюжет. А? Мало ли что?

Претендентки заволновались. Две, как отметила Агриппина, даже отбежали от основной толпы и скрылись за входной дверью. Видимо, совсем ушли. Это было Гране только на руку. Вот так удаляются конкурентки… Ну, что ещё такое пугающее блондинка сообщит?

– Мраморова, ты чего там сидишь? – раздался вдруг голос с другого конца фойе.

Девушки оглянулись на этот голос и увидели, как из-за прикрытого тяжёлой шторой служебного входа вышел ещё один мужчина – молодой и такой же, как и кудрявая блондинка, беспечно-весёлый.

– А мы тебя ждём, – продолжил мужчина и, остановившись среди толпы танцоров, замахал руками блондинке. – Давай скорее, Тайка устала, теперь ты иди на сцену, подпой девчонкам.

Блондинка кивнула певичке с нотами, подмигнула Агриппине и умело просочилась среди плотно обступивших её девчонок, никого не задев.

«Выходит, это тоже певица была, – поняла Граня, – или даже артистка. Раз её на сцену зовут и подпеть предлагают. А кому подпеть? Наверняка тем, кто кастинг проходит. Да – значит, она точно из хора! Интересно, из какого?»

По обычному бытовому голосу отличить обладателя первого сопрано от второго сложно. Наверное, только большие специалисты умеют. Граня, сколько ни пыталась вспомнить голос кудрявой насмешницы, так и не вспомнила.

А сама девчонка ей очень понравилась – полная её, Гранина, противоположность. Эх, если бы удалось поступить на проект, если бы можно было с этой Мраморовой общаться…

Хотя, конечно, и без подружек на настоящей сцене было бы тоже очень и очень хорошо! Только бы… Только бы…

…Больше часа прошло до того момента, как Агриппина Градова оказалась наконец на сцене. Вместе с ней стояла незнакомая взрослая девушка – тоже совсем не та, за которой Агриппина занимала очередь. Пушистосвитерный дядя просто подал руку ей, подал девушке, сказав: «Пойдёмте вы и вы». Подождал, пока они войдут, и закрыл за собой дверь.

По очереди они распелись, по очереди – сначала девушка Регана (вот так вот по-шекспировски её звали), потом Граня продемонстрировала диапазон, спев гамму до-мажор и арпеджио. Спели уже вдвоём гамму и арпеджио соль-мажор и ми-минор.

Им включили музыку из спектакля. Сначала вместе, а затем по отдельности они попытались исполнить вступление к первому хоровому номеру.

– Марта! Марфушка! На сцену скорей! – позвал кто-то из тёмного зала. Кто именно – Агриппине, стоящей в свете рампы, видно не было.

И правда – появилась та самая блондинка Мраморова, которую пригласили заменить на сцене уставшую Тайку. Марта Мраморова, ух ты, громкое имечко какое!

– Девочки, сейчас вы попробуйте спеть втроём, – женщина, которая из зала командовала процессом, обратилась к стоящим на сцене, – всё то же самое сначала. Помните? После проигрыша вы вступаете сразу со второго такта. Слушайте Марточку, слушайте музыку, слушайте себя… Не волнуемся. На раз-два-три – полная готовность. И – начали! Раз-два-три!

Заиграла музыка. Граня, чувствуя, что волнуется почему-то в сто раз сильнее, чем до появления этой Марты, скосила на неё глаз. Та – Граня точно видела это! – снова подмигнула ей. Подмигнула, открыла свой широкий рот и запела.

Граня, которая отлично помнила начало этого самого второго такта, успела вступить одновременно с ней. Но пела как на автомате.

Даже сквозь волнение и звуки собственного голоса девочке было слышно, что Марта Мраморова поёт дивно. Просто дивно – хрустально, точно, нежно. Чарующе – вот так можно было бы сказать, да! Петь с ней… Граня даже не знала, как сформулировать. Потому что ей казалось – это она сама вместо Марты так хорошо поёт. И петь с Мартой – прекрасно! Да. Только кажется, что это её, Мартин голос льётся, а своего Гране было даже и не слышно. Может, она и не поёт вовсе, только рот открывает?..

– Стоп! – В миг, когда остановилась музыка, раздалась из зала команда. – Теперь левая девочка отходит к кулисе, а правая, да-да, ты, снова поёт с Мартой. Раз-два-три!

Держа выражение непоколебимого достоинства на лице, Граня отошла к кулисе. Совершенно очевидно, что отсутствие её пения было замечено. Так что чего теперь обижаться. Продемонстрировать уровень возможностей, равный возможностям Марты Мраморовой, ей не под силу. Тут Агриппина была согласна смириться с участью проигравшей – потому что надо или делать хорошо, или никак. Сколько занималась хористка Мраморова, чтобы достичь такого дивного пения, неизвестно. Да и неважно. Важен результат. Которым Агриппина Градова похвастаться не могла. И потому пойдёт она сейчас участвовать в опросе о необходимости решения проблемы защиты гомосексуалистов от нападения бездомных животных на страницах произведений для детей и подростков…

Достойно так пойдёт. Спокойно. Как интеллигентный человек. Случайно попавший в мир шоу-бизнеса…

Весьма спокойный такой и дружелюбный мирок, кстати. А что не шмогла – так уж не шмогла…

– Девушка, ну а теперь вы! Ну не стойте, что вы там зависли… – услышала Граня голос, несущийся прямо из-под ног.

Это дяденька в пушистом свитере подбежал к сцене и нетерпеливо заторопил Граню.

Она снова пела с Мартой, пела без Марты, в гарнитуре (которой ей с непривычки больно нажало ухо), без гарнитуры, снова продемонстрировала диапазон – для чего активизировалась, встрепенувшись и ударив по клавишам, бабушка у рояля.

А потом… Её попросили с паспортом пройти за кулисы вслед за вездесущей помощницей Мартой.

Граня прошла за кулисы, по коридорчику к кабинету, возле закрытой двери которого стояли в ряд стулья. На этих стульях сидели ещё четыре девушки – одну из них Граня уже видела в очереди перед собой.

– Вас взяли, балалайки! – весело рявкнула Марта Мраморова, хлопнув двух девушек – самую правую и самую левую – по коленкам. – Вы прошли кастинг. Будем петь вместе! Сейчас, вот на сцене закончат, придёт администратор, режиссёр – и контракт будете заключать. Работа у вас будет! Ра-бо-та! За это с каждой по бутылке – мне. Шутка – хор не пьёт. Никто не пьёт. Только курит. Не в помещении. Я тут старшая хороводница…

Вот тут хихикнула Граня.

– Ты чего? – удивилась Мраморова, посмотрев на неё выпученными глазами. Утрированно выпученными. Любила девушка, видимо, лицевые спецэффекты.

– Регент, может?

– Регент – это в хоре бабушек храма села Оралова-Пищалова. А у нас я. Да, руководитель хора. Но хочу называться хороводницей. И никаких гвоздей. О’кей?

Будущие хористки охотно согласились, что о’кей.

…Граня скосила взгляд на экран мобильного телефона, в который смотрела как раз её соседка. Время близилось к десяти вечера. Что-то сейчас творится дома… Но и звонить маме пока ещё нельзя – это испортит всю картину, мама просто не позволит закончиться мероприятию. Если не сама сюда приедет, вынудив Граню назвать адрес своего местонахождения, то заставит немедленно возвращаться домой, бросив всё. Мама может…

Ну когда же уже будет подписан этот контракт? Скорее уже, скорее!..

Однако деятели шоу-бизнеса не торопились. Они наконец-то появились, шумно ввалились в кабинет, вызвали первую претендентку, минут десять её там держали. И когда довольная девушка выскочила с несколькими скрепленными листочками бумаги в руке, её тут же обступили остальные. И Граня подскочила самая первая.

– Ну что, что, что?

А то, то, то – что сначала месяц интенсивных репетиций, входящий в три месяца испытательного срока. И если всё окажется обоюдно хорошо, то дальше уже контракт на два года – с гастролями, суточными деньгами, которые выдаются на этих самых гастролях – чтобы артисты во время поездки на них кормили и развлекали себя, с гонорарами за выступления. Только… Несовершеннолетним участникам проекта необходимо письменное согласие родителей на то, что они не против того, чтобы их дети играли в мюзикле, а также ездили на гастроли – в сопровождении специально нанятого для этого человека. И ещё что они обязуются встречать юного артиста и доставлять домой, если репетиции и спектакли заканчиваются после двадцати двух часов вечера.

С подписанным ею лично договором и бланком, в котором кто-либо из родителей должен поставить подпись, разрешающую актёрскую деятельность, Агриппина Градова вылетела из ДК.

Да, счастье этой самой распиской весьма омрачалось. Но – во всём этом всё-таки был плюс. Весь первый месяц репетиций к новой участнице проекта, актрисе хора Агриппине Градовой должны будут присматриваться – как она поёт, как двигается на сцене, адекватная ли она вообще, ответственная или нет. И только после того, как примут решение оставить её в мюзикле, подписанный родителями документ и нужно будет принести – после чего будет составлен стандартный договор.

Граня была оптимисткой. С уверенностью, что обязательно разрулит все проблемы, она поскакала к метро. Счастье несло её просто на крыльях ветра бога Энлиля!

И уже у самого входа Граня вспомнила, что телефон до сих пор выключен.

… – Мама, я захожу в метро! Через двадцать минут буду дома! Не волнуйся! – кричала она в трубку.

И что там отвечала мама, уже, конечно, особо и не слышала.

Потому что победа! Пусть только на первом этапе, но – победа!!!

Да, дома был разговор. Да, долгий и неприятный. И да, да-да-да, Гране пришлось врать своей любимой маме. Маме-подружке, маме-умнице и красавице, главному солнцу Граниной жизни…

Хорошо, что кто-то из умных литературных людей-тусовщиков, только что освободивших от себя квартиру, подкинул маме мысль о том, что у её девочки просто возраст активного подросткового неприятия действительности, нигилизма и прочего – изма. Поэтому мама постаралась разобрать в подробностях дневную выходку Агриппины, указать ключевые ошибки и дать чёткие ориентиры на будущее. Чтобы больше таких неадекватных срывов у интеллигентной девушки Агриппины Градовой не было.

– Мама, я хочу записаться на шейпинг, – молча выслушав самую последнюю – и самую длинную часть маминого воспитательного монолога, сказала Граня. – Можно?

– Можно… – удивившись неожиданному повороту разговора, пробормотала мама. – Но ты же уже ходишь в бассейн. Как ты будешь успевать с уроками?

– Да нормально буду, конечно! – уверила её Граня и усмехнулась – представив, сколько вранья с этого дня ждёт маму.

Представлять, как мама будет реагировать, узнав, что на самом деле за шейпинг собирается посещать её примерная умная дочка, девочка просто запретила себе.

Она подумает об этом после.

Dixi.

Вечерний душ, облачение в пижаму, грустное созерцание фигуры-груши (с позитивными прикидками по поводу того, как её можно улучшить) – и вот Граня наконец-то забралась под своё прекрасное воздушное одеяло из гагачьего пуха, подарок бабушки. Закрыла глаза – и принялась вспоминать подробности этого необыкновенного дня. Ярко освещённая сцена, фонограмма из мюзикла – и она, Граня Градова, поющая на этой сцене и под эту музыку! И поющая хорошо! Пленительно!

Да, Граня рассчитала всё правильно: её способности оценили предельно объективно – ведь за Гранино мастерство собирались платить деньги. За халтуру платить никто не захочет. А значит – всё по-настоящему! Если бы пела плохо – её бы не взяли. Выглядела бы плохо – тоже.

Она замечательная!

То, что казалось совершенно невозможным, недоступным для множества, просто множества народа, оказалось таким лёгким, простым… Хочешь быть певицей – будь! Получай к тому же за это деньги.

«Я знаю, что хористка на пятом плане у фонтана, – это не предел мечтаний! – здраво рассуждала Граня. – Но это самая первая ступенька. Если я на ней удержусь – я буду карабкаться вверх изо всех сил. Буду! Буду!»

Отогнав от себя давнюю фантазию – она, мегазвезда, на своём сольном концерте исполняет и специально для неё написанные произведения, и прославленные хиты других звёзд, и партии из классических опер и мюзиклов! – Агриппина представляла нечто более на данный момент реальное: то, как она пригласит на премьеру маму и папу – рассадив их по самым дальним концам огромного концертного зала, где проходили спектакли грандиозного мюзикла…

И вскоре счастливо уснула.

Глава 3. Трудитесь, обезьяны!

А дальше всё пошло не так радужно. Репетировать оказалось трудно. И времени это много занимало – так что шейпинг, на который якобы записалась Граня для отвода глаз мамы, оказался очень серьёзным. А почему так часто – потому что так рассчитаны были нагрузки лично для неё, Агриппины, чтобы не перенапрячься и получать от занятий только пользу. Предусмотрительная Граня даже денег на оплату (в кавычках) месяца занятий этим шейпингом у мамы взяла. Пообещав на следующий месяц взять у папы.

Деньги ей пригодились – Граня купила форму для хореографии.

Проблемой было то, что репетиции начинались рано – так что приходилось уходить с последнего урока. Да, уже два раза Агриппина была вынуждена прогулять – в четверг русский язык, в пятницу геометрию. На отличницу, которая обычно никогда не прогуливала, посмотрели если не косо, то с удивлением: что же это такое случилось с Градовой Агриппиной? Но надо, значит, надо, отличницы просто так ничего не делают и учебную карьеру себе не портят.

Девочка пока никому не рассказывала о мюзикле. Рано! Ещё очень рано. Вот после сводных репетиций, вот накануне первого её спектакля – тогда можно…

А в воскресенье – вот удача! – ничего прогуливать в школе не пришлось. С утра Граня выставила в прихожую рюкзак с тщательно закрытой на пластиковые замочки нотной папкой, бутылкой минеральной воды, лосинами, спортивным купальником и новенькими белыми профессиональными балетками. Сегодня как раз после вокала будет первая общая репетиция с хореографией. И пусть танцев там у хора нет никаких, но входы-выходы со сцены, синхронное кач-кач головами туда-сюда, там покружились, тут руками все вместе помотали – это всё должно быть доведено до автоматизма.

Скорее бы! Интересно! Ух!..

Но тут в дверях Граниной комнаты появилась мама и весёлым бодрым голосом сказала:

– Ну, собралась? Поехали!

Граня, которая как раз закончила аккуратно подводить глаза (совсем незаметно, только для усиления выразительности взгляда!), замерла и ахнула:

– Куда?

– Мы же с тобой собирались посетить вручение литературной премии «Золотая закладка», – проговорила мама, – ты что же – собираешься, а не помнишь, куда? Рассеянная ты какая-то стала, Аграфенушка. Неужели это всё твой переходный возраст?

Мама беззаботно засмеялась, и Граня обратила внимание на то, какое милое и красивое у неё лицо. Ну, если не идеально красивое, то приятное и нежное точно. А она, Граня, злилась, что мама у неё некрасивая…

Гране даже стало стыдно. И за прошлую злость стыдно, и за то, что сейчас придётся врать и изворачиваться. А она – ох-ох, как не любила, чтобы ей было стыдно!

Но на репетицию так хотелось!!!

Да не то что хотелось – это была её обязанность, её РАБОТА! Настоящая!

И Агриппина, девочка с воображением, что называется, «погнала»:

– что она разлюбила общественную жизнь;

– что ей неудобно появляться на людях – потому что она своей внешности стесняется;

– что говорить приветственные речи от имени просвещённой детской общественности или создавать фон для мамы ей надоело:

ТАК ЧТО ПОЙТИ НА «ЗОЛОТУЮ ЗАКЛАДКУ» ОНА НЕ МОЖЕТ!!!

– А к подружкам, значит, хочешь пойти? – сварливо и как-то из-за этого жалко проговорила мама.

– Да.

Граня ждала следующего вопроса: к каким именно подружкам она планирует идти и как проводить с ними время? Но мама совершила в этом плане прокол – сама для себя решив, что Граня собирается не на свой бешеный шейпинг, а именно к школьным подружкам, вопроса этого не задала. Видимо, решила, что и так понятно: чем девчонки ещё могут заниматься? Сплетничать, пялиться в телевизор, монитор, журнал, окно… Ничего ценного – обычная девчачья жизнь.

Мама со вздохом оглядела свою дочку. Высокая – и ещё, наверно, вырастет. Вырастет – и наверняка раздастся во все стороны – папашина порода! И куда она, глупая Маргарита, в юности только смотрела? Почему не догадалась, что замуж надо выходить с учётом и этого фактора – чтобы детишки красивыми были! А теперь вот что: похожа девочка на папу-бегемота. Хорошо, хоть красота от матери досталась – вон какое личико пропорциональное, выразительное, запоминающееся! Что вот поделать с фигурой, доставшейся от отца? Он-то сидит себе – и в ус не дует, растит нового ребёнка в новой семье. Мама Маргарита несколько раз видела этого ребёнка – толстый крупный мальчик трёх с небольшим лет. Ага, трёх с небольшим – значит, скоро-скоро приблизится время бросать папаше его мамочку: Маргариту-то с Граней он как раз именно тогда бросил. Вряд ли этот эгоист сможет надолго привязаться к кому-то, даже к молодой жене-красавице сорок второго размера одежды и ростом сто восемьдесят пять сантиметров, не меньше (мама и молодую жену бывшего мужа тоже не раз тайком и тщательно рассмотрела – в Москве много тусовок)… А если Граня и в этом напоминает своего отца, вдруг привязанность к мамочке у неё потихоньку ослабевает?

Подумав так, мама ужаснулась.

Нельзя! Нельзя допустить, чтобы такое случилось, чтобы Гранечка, её любимая девочка, переняла папашины черты – выросла непостоянной, эгоистичной. Подросток – это всё равно ещё ребёнок!!! Он ещё податливый и пластичный. А значит, можно что-то исправить в Гранином поведении, в её отношении к матери. Сама же Граня потом благодарна за это будет!

А значит – не дать никаких шансов чертам характера отца проявиться в её характере! No pasaran! Пусть Граня продолжает быть такой же постоянной, ответственной, преданной своей мамочке – пусть растёт хорошим человеком!

Так что, изо всех сил стараясь сделать Агриппину хорошим человеком, мама настояла, чтобы девочка поехала на вручение премии.

Что-что, а давить и убеждать мама умела.

Граня чуть не плакала – вернее, плакала, сидя на заднем сиденье такси, которое везло её в конец центра Москвы, противоположный тому, где находился её вожделенный Дворец культуры имени Гильгамеша. Хоть центр, а всё равно далеко – даже если сейчас выскочить на светофоре из машины, то бежать-ехать-бежать минут сорок в общей сложности придётся. А начало репетиции через час с небольшим, в четырнадцать ноль-ноль. За двадцать минут надо прийти, переодеться, разогреться, подготовиться. Эх, мама!..

Всё ведь складывалось так удачно, так радостно. Ну не может в судьбе человека быть всё так гладко! «Слишком я обрадовалась… – с горечью констатировала Граня. – Вот и расплата…»

Выскочить из машины хотелось – но, точно чувствуя это, такси проскакивало на сплошные зелёные светофоры, на его пути не возникало ни одной пробки.

Так и домчались.

…У входа в роскошное здание музея, где должно было проходить вручение премии, стояли машины нескольких телевизионных каналов, оживлённо толпились люди. Мама, не выпуская Граниной руки, быстрыми шагами направилась ко входу. Хлопая по спине туго набитым рюкзаком, Агриппина, как телёнок на верёвочке, мчалась за мамой. Мчалась и плакала, даже не стараясь этих слёз от мамы скрывать.

Но мама знала, что спасает этим свою девочку! Всё во благо ей делает. Да!

В зале расселись издатели, литературные критики, журналисты, школьники, нагнанные для увеличения общей биомассы и подтверждения статуса (детских книг премия – поэтому вот и они, дети!). Спонсоры, учредители конкурса и члены жюри уселись на невысокой сцене. Мама усадила Граню в первый ряд, сняв с её кресла листочек с надписью «ОРГКОМИТЕТ». И объяснила, что когда её, ученицу девятого класса Агриппину Градову, вызовут, ей нужно будет сказать несколько фраз о том, как ей понравились книги победителей. Несколько слов – и она свободна, может себе спокойно сидеть в зале и ждать начала банкета, достойно отдыхая в свой законный выходной день.

Граня взвыла. Снова она позорно, теперь уже недопустимо опаздывала на действительно значимое для неё мероприятие. И что за ерунда? От её речи не зависит ничего: победу не передадут другим писателям, собравшимся в зале не станет ни тепло, ни холодно – похвалит она прочитанные книжки или поругает. Победители тоже вряд ли обидятся, если об их книжках она как-нибудь негативно отзовётся, – призы-то уже будут у них. Порадуются разве что проигравшие – да и то их, скорее всего, сюда и не пригласили, наверняка в зале собрали только победителей и их группы поддержки.

Да и умного ничего Агриппина не скажет.

Отпустите, милые!..

Девочка оглянулась на зал. Все три двери были плотно заблокированы людьми, которые не вместились в не такое уж большое, хоть и раззолочённое, помещение. Тут и там стояли телекамеры, и вокруг них образовывалась пустота – чтобы не мешать процессу съёмки.