Текст книги "Про ненависть и любовь"

Автор книги: Елена Сергеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Как получилось, что это ненависть стала главным в этой жизни? Всё детство и юность прошли под знаком любви и обожания. Родители носили на руках, от их любви иногда было трудно дышать, особенно в подростковом периоде, когда главным в жизни становишься ты сам, когда слюнявые разговоры только раздражают, подробности личной жизни невозможно доверить как раз самым близким. Но они всё равно тебя любят и боготворят. Эта любовь привычна, иногда немного навязчива, но всегда постоянна. В восемнадцать хочется другой любви, страстной, всепоглощающей, с восхищением в глазах и трепетом любящих рук. Но такой любви в его жизни не случилось. Почему? Может не встретился именно со своей половинкой? Годы идут, и внутри остаётся только глухое раздражение к тому, что тебе чего-то недодали в этой жизни. Почему у других это есть, а у тебя нет?

Конечно, проще было бы поверить в то, что ничего такого, о чём пишут в книжках и рассказывают в бесконечных фильмах, просто не существует. Как было бы хорошо просто узнать, что любовь – это выдумка писателей, режиссёров и всяких там творческих личностей. Что любовь придумана просто для того, чтобы они могли зарабатывать на своих наивных поклонниках и поклонницах.

Но человек своими глазами видел, что – вот же, у этих есть, ходят за ручку, и у этих есть – глаз друг с друга не сводят, а эти созваниваются каждый час, как будто без второй половинки жизнь остановится. Почему у него этого нет? Почему никому нет до него дела? Иногда казалось, что он не человек, а просто тень, по ошибке забытая кем-то. Поэтому его и не замечают. Кого интересует тень? И как её можно любить?

В любовь других человек не верил. Одним нужны красота и гладкое молодое тело, другим – деньги, третьим – статус в обществе. Семейного человека, казановы, роковой женщины и бог знает ещё какой. Его сейчас интересовала только ненависть. За то, что не поняли, не любили, не оценили и унизили.

Даже само осознание того, что он вынужден заниматься банальной слежкой выводило его из себя. Вот до чего его довели, вот чем он вынужден заниматься. Но месть – сладкий последователь ненависти, давал возможность дышать. Он еще не придумал до конца как, но он отомстит. Отомстит этим двум ублюдкам, которые посмели посмеяться над ним. В то, что они проводят всё время в насмешках над ним, он не сомневался.

……………

– Лялечка, детка, ты сегодня что-то хмурая у меня, невеселая, у тебя что-то случилось?

– Ничего у меня не случилось, и не хмурая я вовсе. Просто надоело дома сидеть. Я два дня дома сижу, ты же еще вчера обещал прийти, так я весь день от окна не отходила, тебя высматривала. Давай сходим куда-нибудь, развеемся, поужинаем. Ты тоже задумчивый какой-то. Устал, наверное, на работе своей.

Ляля с неудовольствием, хотя и тщательно скрываемым, посмотрела на своего любовника. В молодости он, вероятно, был очень даже ничего, но сейчас зрелище не впечатляло. Не впе-чат-ля-ло! Лёнчику, как она его называла, было всего сорок восемь, но выглядел он лет на десять старше своего возраста. Среднего роста с пивным брюшком и с характерными для такого телосложения тоненькими коротенькими ножками. Самомнение при этом имел невероятное, считал себя неотразимым мужчиной, мечтой каждой женщины. Лялю он, кажется, даже любил и баловал иногда, но дальше хорошего ресторана, недорогих шмоток и средненького, по Лялиным понятиям, телефона дело пока не шло. А хотелось большего. Хотелось собственной квартиры, машины и дорогих курортов. Все это он регулярно ей обещал, ссылаясь на какие-то подвижки в бизнесе и будущий развод с женой. Зачем ему какая-то невнятная жена, когда есть она, молодая и красивая, Ляля не понимала. Точнее не хотела понимать. Она поймала свое отражение в зеркале и невольно залюбовалась тонкими чертами лица, платиновыми прядями и стройными ножками. Нет, она точно лучше любой жены, сомнений на этот счет у нее даже не возникало. Тем более, видела она эту жену. Однажды Лёнчик мельком проговорился, что на следующий день собирается куда-то с ней. Ляля аккуратненько так выспросила, во сколько это будет, а потом подъехала к его дому и дождалась, когда они вместе выйдут из подъезда. Тетка как тетка. Не урод, конечно, но, во-первых, старая, лет сорок, не меньше. Во-вторых, одеваться не умеет совершенно, вещи, сразу видно дорогие, сидят на ней как на корове седло. Сразу видно, вкуса нет никакого. Вот была бы на ее месте Ляля, вот тогда она бы показала, как надо выглядеть при таких деньгах. В-третьих… Что в-третьих Ляля не придумала, но то, что оно есть, не сомневалась. В общем она по всем статьям лучше его жены.

Конечно, хотелось мужа более молодого, более щедрого и красивого, но такого пока на ее пути не было. Ляля покосилась на любовника, а вдруг ее мысли отразились на ее прекрасном личике? Нет, вроде не заметил, а, может, просто мысли не отразились. Ляля считала себя неплохой актрисой, но мало ли что. Лёня завозился на диване, словно морж на лежбище.

– Что значит, ты меня в окно целый день высматривала? Тебе делать нечего что ли? Знаешь ведь, приду, как только дела отпустят.

– Знаю, котик, но я все рано скучаю и жду, – платиновые пряди разметались по плечам, руки прижаты к груди, глаза – словно из японского аниме, неестественно огромные и сияющие.

– Ничего, – любовник резко притянул любовницу к себе и как-то очень уж подозрительно посмотрел на Лялю. Она честными-пречестными глазищами уставилась на него. – Ты чего?

– Ничего, пора мне. У меня на работе дела срочные, я тебе позвоню потом.

– Как позвонишь? А в ресторан?

– Переживешь сегодня без ресторана, – оборвал ее котик, – Мне сегодня некогда. А ты кроме развлечений вообще о чем-то способна думать? Мне проблемы еще разруливать, ты не забыла, что я вообще-то работаю? На завод ехать, а это точно с ночёвкой. В следующий раз сходим.

– Ну, Пусик, ну ты что? Я же ничего такого… В следующий так в следующий. А может, ты меня к себе на работу возьмешь? Я знаешь, как помогать тебе буду? Я тебе все время рабочее так устрою, что ты всё-всё успевать будешь. И я рядом всё время. Ты же знаешь, что всегда можешь на меня положиться, – Ляля сбавила обороты и перевела разговор на другую тему, почувствовав, что сболтнула что-то не то, но что именно – не поняла. А, может, просто показалось. Или не в духе он. Точно, не в духе, после последних событий он все время рычит на нее по любому поводу.

– Да какая из тебя секретарша? – вывел ее из транса голос любовника, – ты бы хоть курсы какие-нибудь закончила, на компьютере научилась работать. Да и жена ко мне на работу частенько заходит, она тебя сразу вычислит. И прекрати ты меня Пусиком называть, сто раз говорил. Хоть бы раз нормальным человеческим именем назвала, все клички какие-то да производные.

– Ну, не злись, пожалуйста, просто мне не хочется тебя называть так, как все, а жена, ну, что жена, и пусть вычислит, ты же все равно разводиться с ней хочешь, может так даже лучше? Увидит меня – сама все поймет, попользовалась – уступи место молодой и красивой. Я же красивая, дорогой?

– Красивая, зараза, за это и люблю тебя, – любовник повозился еще немного и притянул Лялю к себе.

– А уж как я тебя люблю, ты даже представить не можешь, так люблю, так люблю…

– Вот и люби, – проворчал он ей в ухо, – а на работе у меня тебе делать нечего. Ничего, скоро лето, разберусь с этими чёртовыми делами и поедем на солнышко. Погреемся, покупаемся. Хочешь?

– Конечно, хочу, море и солнце – это самое лучшее в мире, – покладисто согласилась Ляля и пристроилась рядом с ним мурлыча, словно котёнок.

……….

– Я тебе в последний раз говорю, мне надоели твои выходки. Прожекты твои я оплачивать больше не намерен, если не изменишь свою жизнь, я вычеркну тебя из своей. Ты мой сын, я люблю тебя, но больше ни копейки не дам. А все твои девки, кабаки и идеи идиотские ни к чему хорошему не приведут. Может делом пора заняться?

– Пап, ну ты же знаешь, что я пытаюсь, просто вечно что-нибудь происходит. Я же не виноват… – Илья мямлил, пытаясь найти уважительную причину своим неудачам. Причина почему-то не находилась. – Форс-мажор…

– Да у тебя перманентный форс-мажор. Тебе вечно что-то мешает, то погода, то конкуренты… Пора понять, что дело не в окружающих, не в обстоятельствах, дело в тебе. Зачем изобретать велосипед? Есть бизнес, стабильный, успешный. Надо только вникнуть в него, чуть-чуть постараться, и все, живи, работай, наслаждайся жизнью. Умру, кто будет заниматься магазинами и производством? Ты ведь даже продать его удачно не сможешь. Пустишь все по ветру, глазом моргнуть не успеешь.

Спор «отцов и детей» происходил не впервые. Удачливый бизнесмен Бардин Сергей Ильич вел его с сыном Ильей уже много лет. Бизнес отца состоял в производстве всевозможных пиломатериалов, от обычной доски и фанеры, до затейливых наличников на самый изысканный вкус. Кроме того, было несколько строительных супермаркетов, где можно было приобрести все, начиная от самого крохотного гвоздика до элитных отделочных материалов.

Начинал Сергей Ильич, тогда просто Сергей, как и многие, в девяностые. К счастью, обошлось без откровенного криминала, хотя крыши, взятки и откаты не миновали и его. Сначала вместе с отцом на небольшой циркулярке в сарае за домом распиливали небольшие бревна, которые привозили из ближайшего лесочка, нелегально, конечно. А потом продавали всем желающим, благо после развала Советского Союза многими овладел жажда обзавестись частной собственностью. Почти сто лет в советских людях вырабатывали отвращение к этой самой частной собственности, но отвращение так и не выработалось, хотелось свой домик, машину, гараж, ну хоть что-нибудь свое. И все, у кого была хоть малейшая возможность, кинулись строить новое, ремонтировать старое. А для всего этого доски Сергея приходилось как нельзя кстати.

Потом появился партнер по бизнесу, сын отцовского друга, Владик Квакунин. Владькин отец, дядя Володя, работал вместе с отцом Сергея на заводе и знакомы были сто лет. Да и жили они по соседству, а их матери общались, как и положено, добрым соседям, угощали друг друга соленьями и пирогами, делились рассадой, приглядывали за детьми, когда одной из них нужно было съездить в город по необходимости. Мальчишки не дружили в детстве, пять лет разницы тогда была огромным препятствием в этом, но знали друг друга, и, со временем, когда возрастная разница немного исчезла, стали общаться. Иногда Сергею с отцом требовалась помощь. Соседи помогали, поэтому, когда Сергей решил, что с «сарайно-гаражным» бизнесом надо заканчивать и начинать уже что-то более серьезное и масштабное, предложение стать партнерами, которое он сделал Владу, казалось ему вполне естественным и закономерным. Партнером, к слову, тот оказался вполне себе неплохим, разделил с ним все невзгоды зарождающегося бизнеса, признавал Сергея лидером в их тандеме, так как стратегическим мышлением не обладал, но был прекрасным исполнителем, и мелкие повседневные задачи решал вполне себе хорошо. Сначала развивали тот же деревообрабатывающий бизнес, затем, по нарастающей, появилось новое оборудование, новые помещения, и, наконец, свой деревообрабатывающий завод. Сначала один, потом второй. Следом за ними они открыли магазин, где кроме своей продукции стали продавать все необходимое для стройки.

Сергей подумывал еще расширить бизнес, но в какой-то момент понял, что никому, кроме него, этот самый бизнес не нужен. Партнер особой инициативы тоже не проявлял. Нет, тот, конечно, радовался каждой новой появившейся структуре, но основные трудности все же лежали на плечах Сергея. Ну, а домашние и вовсе были далеки от его бизнеса. Деньгами пользовались все и, надо сказать, с удовольствием, а вот производство этих самых денег никого не интересовало. Считалось, что деньги возникают из воздуха сами по себе, а если не возникают, то Сергей об этом позаботиться… Как-нибудь… И вообще, это такая неловкая тема. Не могут же родные отягощать себя подобными думами. Причем, когда Сергей про себя говорил «родные», имелись в виду не родители, не дальние родственники. Что с родителей возьмёшь. Обоим под семьдесят, внука помогли вырастить, конечно, возможность зарабатывать предоставляли, вот та помощь, которая двадцать лет назад была просто неоценима. А вот непосредственно внук, Илья, сын Сергея…

Раньше поддержкой в таких вопросах была жена. Нет, она не работала с мужем, не создавала его империю, но всегда была на его стороне, всегда находила слова, чтобы подбодрить его в сложных ситуациях, всегда дом для него был надежным тылом, в котором он мог укрыться хотя бы на какое-то время. Приходя вечером домой, закрыв входную дверь, он чувствовал, что, хотя бы часть проблем остались там, снаружи и становилось легче дышать. Но несколько лет назад она умерла, оставив Сергея и Илью одних. Илье было двадцать пять, он вялотекуще учился в строительном институте, куда поступил по настоянию отца, но никаких восторгов по поводу перспективы стать его преемником в бизнесе никогда не проявлял. Его все время тянуло куда-то, а куда, Сергей никак понять не мог. К этому времени денег в семье было достаточно, поэтому бытовые вопросы решать не приходилось. Три раза в неделю приходила нанятая домработница, которая вполне справлялась с уборкой, стиркой, готовкой и другими делами. Но вот связь с сыном, которая раньше была чем-то сама собой разумеющейся, постоянной и незыблемой, исчезла. Оказалось, жена значила в жизни Сергея Ильича гораздо больше, чем ему казалось. Исчез надежный тыл, ниточка, которая соединяла его с двумя мирами – работой и повседневной жизнью, не с кем стало делить радости и победы, обиды и горечь от навалившихся проблем.

Сыну вообще было не до фанеры, не до досок и даже не до затейливых наличников. Все ему то продюсером хотелось ему заделаться, то ресторатором, ну, или на крайний случай, известным фотографом. О том, что и первому, и второму, и, какой кошмар, даже третьему надо учиться, в голову как-то не приходило. Начиналось все просто, сын приходил к отцу, озвучивал свою очередную идею, брал пачечку денег, то тоньше, то толще, в зависимости от грандиозности замысла, а потом происходило странное. Звезды не раскручивались, сколько бы ни вкладывалось в имидж, костюмы и клипы, кафе прогорали, несмотря на новейшее оборудование и шикарную обстановку, ну, а к «известному» фотографу и вовсе никто не хотел обращаться. Не помогала ни дорогущая камера, ни шикарная студия, ни богемный вид.

И вроде Илья не был законченным идиотом, школу закончил неплохо, в институт поступил. Но тут, примерно курсе на третьем, его посетила гениальная идея заняться бизнесом самостоятельно и доказать отцу и всем окружающим, что он тоже может. Что именно он может, ему и самому было не очень понятно, но идея была заманчивой.

Закончилось, понятное дело, все плачевно, ни одна из идей дивидендов не принесла, из института отчислили, так как заниматься бизнесом и учиться одновременно оказалось невозможно. А признать свою неправоту и вернуться к учебе казалось немыслимым.

Сергей, в свою очередь, оплачивая все задумки единственного сына, надеялся, что тот перебесится и поймет, что его призвание все же – семейный бизнес. Время шло, перебеситься не получалось, в результате разногласия между отцом и сыном начинали принимать угрожающие размеры.

И вот случился этот неприятный, но неизбежный разговор. Сергей угрожал, Илья вяло огрызался. Договориться никак не получалось. Переговоры зашли в тупик.

– Илья, я больше не хочу говорить тебе простые истины, выслушай меня, пожалуйста, и постарайся понять и принять мое решение. Я хочу расширить свой бизнес, но не просто расширить, я хочу выйти на европейский уровень. На сегодняшний день это возможно, но пока я не пойму, с кем мой сын, со мной или сам по себе, я не вижу смысла этого делать. Мне одному того, что я уже заработал, более чем достаточно. Тебе я могу положить ежемесячный пансион на свое усмотрение, но я понимаю, что делаю твое положение очень зависимым. Поэтому мое предложение таково: ты на полгода идешь работать на производство, не бойся, к станку я тебя вставать не прошу. Хочу, чтобы ты просто вник в дело, которым я занимаюсь. Затем в офис, будешь моим помощником, а через несколько лет я полностью передам тебе бизнес, когда пойму, что ты готов.

– Пап, – нерешительно промямлил Илья…

– Не отвечай сейчас, – подытожил он, – я подожду твоего решения. Вернемся к разговору, когда ты будешь готов поговорить со мной без эмоций.

После монолога, который дался ему ох как нелегко, Сергей вышел из комнаты, оставив сына одного. А через несколько минут Илья ушёл.

…….......

Человек на площадке замер на лестнице, прижавшись к стене. Народ, собиравшийся по своим утренним делам, сновал туда-сюда, но (знак свыше!) никто не бежал по лестнице пешком, все ждали лифта и его до сих никто не заметил. Всю ночь он прождал на крохотной лестничке, ведущей на чердак, благо в маленький коридорчик, где она находилась, никто даже не заглядывал. Подъезд был хоть и старый, но вполне приличный, ни тебе исписанных стен, ни бомжей или, не знающих куда себя деть, подростков. Он все правильно рассчитал. Одна из дверей на последней площадке открылась, человек дернулся, но вовремя отступил, всего лишь очередной мальчишка. Мамаша в школу провожает. Слюнявые прощания, последние наказы. Фу! Как пошло! А вот тот, кого он так ждал, так и не вышел пока из квартиры, оставалось только надеяться, может повезет, и дело наконец-то будет сделано. Он уже не в первый раз приходил сюда, но не решался довести задуманное до конца. Он очень устал и, кажется, даже задремал на мгновение, когда на площадке что-то стукнуло и послышалось какое-то движение. Долгие часы ожидания притупили его чувства, и то, что человек вышел не из квартиры, а из лифта, он сразу не понял. Только желание завершить долгожданное и ненавистное дело свербело в мозгу. Наконец-то, вот он его единственный шанс, второго может и не быть, да и решиться на такое еще раз… Быстро и бесшумно он спустился и выстрелил, затем хладнокровно поднял отскочившую в сторону гильзу, поднял с пола пакет, выпавший из рук убитого, дулом пистолета повернул его лицо к себе, и тут он отшатнулся от трупа, как от ядовитой змеи. «Это же…» – на этом месте нервы его не выдержали, и от страха он рванул вниз, не разбирая дороги. Но дьявол хранил его сегодня, никто не встретился ему на пути, хотя ото всюду слышались бодрые утренние голоса, звяканье кофейных чашек, звуки льющейся воды. Шмыгнув за угол дома человек перешел на шаг, мысли путались и скакали, как ненормальные. Но уже через несколько шагов человек замер на секунду и облегченно вздохнул. В его голове стремительно проносились варианты последствий от случившегося. Вроде все не так плохо, возможно даже лучше, чем было задумано сначала. Теперь то уж он точно вне подозрений, а с тем, кого он ждал, он разберется потом. Разберется обязательно, чтобы никто не смел покушаться на то, что принадлежит только ему.

…………

– Солнышко, вставай, пора в школу.

Агния взъерошила волосы сына и звонко поцеловала его в щеку. Солнышко что-то недовольно пробормотало, повернулось на другой бок и сделало вид, что к нему это не относится. Игорю исполнилось десять, он, естественно считал себя совершенно взрослым, и к маминым нежностям относился несколько недовольно. Хотя по утрам, когда Агния пыталась его разбудить, ему все-таки еще совсем немножко хотелось побыть маленьким, остаться дома, залезть прямо в пижаме к ней в постель и подремать еще немного в обнимку. В выходные все так и было. Он валялся в ее кровати, а мама готовила что-нибудь вкусненькое на завтрак, сырники, блинчики или, на худой конец, гренки с омлетом.

Но сегодня был понедельник, и мама, несмотря на все его причитания, настойчиво тянула его из постели.

– Вставай, соня. Опоздаешь, теребила его Агния и чмокала туда, куда только могла дотянуться. Дотянуться было сложно, так как единственный сын заматывался в одеяло, как в кокон, усердно пряча сонное лицо под подушку. Но ей было не привыкать, ситуация повторялась каждый день и навык выуживания ребенка из кровати был отточен до автоматизма.

Пришлось подчиниться. Игорь очень любил ее, конечно, но проявлять так явно свою любовь считал чисто женской причудой. Ну ладно дома, когда никто не видит, но, не дай бог, на глазах у кого-нибудь ей приходило в голову взять его за руку или обнять! Это было уже совсем недопустимо! Он так и думал, когда она так делала, недопустимо! Однажды мама, увидев в дневнике двойку по математике, сказала: «Это недопустимо, Игорь, мой сын не может быть двоечником!» Вот слово и запомнилось. Серьезное такое слово. Взрослое, а он, конечно же, в свои десять лет считал себя взрослым. Недавно он даже сам выговорил ей, что мол недопустимо обнимать и целовать его на глазах у Гришки и Степана, с которыми он учился. Мол он уже взрослый, а она этого не понимает. Мама удивилась сначала и даже немного обиделась, кажется, но потом поняла, что он, конечно, прав. И они договорились, что обнимать и целовать она его может только за закрытой дверью, когда не будет никакой опасности, что его увидит кто-то из одноклассников. И никто потом не будет думать про него, что он еще маленький. Все-таки свои права он умел отстаивать.

На завтрак, конечно, была овсянка, которую Игорь не жаловал, но исправно ел, чтобы сделать маме приятное. Через полчаса, когда зубы были почищены, завтрак съеден, портфель собран, а наличие сменки проконтролировано, можно было отправляться в школу, которая, по счастью, находилась в трех минутах ходьбы от дома. А уже через пятнадцать минут Агния возвращалась, чтобы уже самой собраться на работу и хотя бы один утренний час насладиться одиночеством.

Ах, как она любила этот час! Просто неприлично любила. Она даже стеснялась этого немного.

Агния работала в магазине стройматериалов продавцом. Магазин открывался в десять часов, поэтому именно утром можно было неспешно выпить кофе, принять душ и полениться от души. Недолго, минут двадцать, но за эти двадцать минут Агния, сидя на кухне с любимой кружкой в руке, представляла, какой будет сегодняшний день, прекрасный и удивительный, непохожий ни на какие другие дни. Случится какое-нибудь чудо, премию вдруг дадут, например, или еще что-нибудь фантастическое. И вот что удивительно, день действительно оказывался лучше, чем вчера. И какое-нибудь маленькое чудо обязательно случалось. Вот в прошлую пятницу, например, директор отпустил ее пораньше, просто так отпустил. И выходные из-за этого получились неожиданно длинными. Ну, пусть не на много, но все-таки. Вечером она успела убраться во всей квартире, поэтому на следующий день они с Игорьком были заняты только друг другом. А это не всегда удавалось.

По понедельникам Агния старалась одеться понаряднее, чтобы день из поговорки не казался таким тяжелым. Понедельник в смысле. Вот и сегодня, критически оглядев свой гардероб, Агния вытащила любимое платье, которое купила на распродаже в прошлом году. Платье облегало там, где надо, а где не надо не облегало, а струилось и развевалось. И, хотя пока еще приходилось надевать пальто, даже просто сознание того, что под ним у нее нарядное платье, поднимало ей настроение. И в течение всего дня, когда платье дожидалось свою хозяйку в рабочем шкафчике, в магазине у всех была униформа, это хорошее настроение ее не покидало.

Сумка, кошелек, телефон, наивный пакетик с баночкой супа на обед. Все было собрано, пора отправляться на работу.

Агния отперла дверь, но выйти из квартиры, почему-то, не получилось. Что-то придерживало ее снаружи. Она налегла плечом и сдвинула что-то большое и тяжелое. Дверь не сдвинулась с места.

– Наверное, соседи что-нибудь с дачи опять привезли и частями перетаскивают это что-нибудь из машины домой, – подумала Агния, но додумать эту мысль не успела, потому что дверь подалась, и женщина вырвалась, а точнее вывалилась, на свободу. Еще точнее – в подъезд. Свобода, как оказалось, как раз осталась дома.

Странно, но перед дверью стояли совсем не сумки, а лежал какой-то мужчина. – На бомжа не похож, – мелькнуло в голове.

– Мужчина, вам плохо? – жалобно спросила Агния.

Мужчина не отвечал. Агния нагнулась и дотронулась до его плеча, но было уже понятно, что вставать он не собирается. И ему уже совсем не плохо, ему уже все равно.

Агния тяжко вздохнула и полезла в сумку за телефоном.

………………

С утра Сергей пребывал в самом отвратительном настроении. Сын второй день дома не показывался, и, хотя для Ильи это было делом обычным, на этот раз на душе было как-то тревожно. Что-то происходило, что-то нехорошее. За двадцать лет, которые он был в бизнесе, у него выработался прямо-таки звериный нюх на неприятности. Не всегда, правда, этот нюх говорил, на какие именно.

На работе он тоже никак не мог переключиться на деловые проблемы. Совсем измучившись, взял телефон и набрал номер из старой записной книжки.

– Серега, ты что ли? Случилось что?

– Привет, Андрей, надо же, узнал, а с чего ты решил, что случилось?

– А чего тебя узнавать, у меня на экране написано Серега Бардин, а читать я вроде как не разучился. А решил я, что ты неспроста звонишь, потому что от тебя в жизни звоночка не дождешься просто так. Нет бы, в пятницу вечерком позвонил, в гости или в баньку там позвал пивка попить с воблой, а в понедельник с утра приглашения ведь точно не дождешься. Значит, случилось что-то. Колись что. Только побыстрее, работы полно.

– Шерлок Холмс, как есть Шерлок Холмс. Я бы в жизни такую логическую цепочку не выстроил. Ладно, не до шуток. У меня Илюха второй день где-то бродит, и чего-то неспокойно мне. Ты можешь помочь? Я что-то вообще не соображу, как его искать.

– Да ладно тебе, Серый. Он же у тебя не юная прелестница. Взрослый парень, погуляет и придет, когда деньги кончатся. Он же у тебя своими доходами не обзавелся пока?

– Все-то ты знаешь. Нет, не обзавелся. А, кстати, откуда ты знаешь? Мы же уже лет пять, как не виделись?

– Серег, я ж мент, у меня работа такая, все про всех знать… Да ладно, не дрейфь, слежки я за тобой не устанавливал, правоохранительные органы, насколько мне известно, тобой не интересуются. Я маму твою третьего дня в магазине встретил, вот она мне и обрисовала твою горькую судьбинушку в красках и мельчайших подробностях. А не виделись мы не пять, а шесть лет, как раз на похоронах Лизы и встречались в последний раз именно там, только ты, по-моему, меня не очень отобразил.

– Да я тогда вообще ничего не отображал. Надо же, а мне мать ни словечка не сказала, что видела тебя. Ну, матушка, погоди у меня.

– Да ладно тебе, никаких тайн она мне не выдала. А по поводу сына, для начала друзей-подруг обзвони, подруг в первую очередь, не поможет – начинай по справочнику в разделе – больницы, а я ребят попрошу по сводкам посмотреть. Для начала хватит. Дальше посмотрим, но, думаю, у какой-нибудь дамы сердца он обретается. Вы ж поругались, небось? Не просто же так он из дома слинял?

– Да в том то и дело, что поругались. Вернее, я ругался, а он отбиваться пытался. Ты знаешь, я после смерти Лизы никак с ним контакт наладить не могу. А он совсем от рук отбился. Пьянки, гулянки, институт бросил. Всё идеи какие-то фантастические. Ну почему он не хочет семейным делом заняться? Для кого я все это затевал? Мне что ли это нужно?

– Ладно, ладно, давай пока твоего наследника поищем, а там думай сам, а хочешь, встретимся, вдвоем подумаем. Но без пива и воблы я думать отказываюсь, сразу говорю.

– Спасибо, Андрюха. Как это у тебя все логично так получается?

– Повторяю для особо одаренных, я – мент, а логике в юридическом у нас целый курс был посвящен. Короче, это и есть моя работа. Все, некогда мне. Я на связи. Если Илюха обозначится – позвони, а то людям и без тебя есть чем заняться. Пока, отбой.

После звонка старому другу и однокласснику Сергею вроде полегчало. Он вызвал секретаршу, оставил указания на время своего отсутствия, и поехал домой обзванивать знакомых сына.

………….

– Андрюха, у нас труп.

Не успел Андрей положить трубку после разговора, как в кабинет ворвался дежурный.

У нас? – Андрей даже головой покрутил, словно в поисках трупа. – У меня все чисто, значит не у меня.

– Все шутишь, – дежурный недовольно засопел. – Давай, двигай на Строительную улицу, третий подъезд, последний этаж. Там дамочка какая-то труп у себя под дверью обнаружила. Я все данные тебе записал, держи. Опергруппа и машина внизу, ждут давно.

Он сунул Андрею бумагу прямо под нос и поспешно скрылся за дверью.

– Ну что за жизнь, у хотя бы один раз прошёл без происшествий. Да что ж это за жизнь собачья. У меня может отчетов на две недели вперед не сделано. Так нет, на тебе труп, – с этими словами Андрей вывалился на улицу к машине, где его ждала опергруппа с экспертом.

– Нет, мне скажет кто-нибудь, почему утро понедельника всегда начинается с какой-нибудь подставы? Весна, солнышко светит, птички поют, народ радуется, а мы должны на труп ехать, – теперь он обращался к опергруппе. Ребята столпились около машины в ожидании начальника. Опера курили, водитель дремал за рулем, но, словно почувствовал появление Андрея, открыл глаза и завел машину. На риторический вопрос начальника отвечать никто не торопился. Мало того, поглядывали на него с сочувственным видом, как на дитя неразумное. «Ума бог не дал, но куда ж его девать? Все-таки родное дитя».

– Привет, Андрей, – судмедэксперт Степан Васильевич Прокопьев сунул ему руку, поздоровался. – Ты чего с утра нудишь? А то для тебя новость, что ты в убойном отделе работаешь? А если цветочкам и птичкам радоваться предпочитаешь, так тебе или в зоопарк, или в теплицу устраиваться надо. Ты вот понимаешь что-нибудь в птичках и цветочках? – и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Нет, не понимаешь, как пить дать. А в трупах как раз разбираешься отлично, вот поэтому мы на труп едем, а не букеты составляем.

– Признаюсь, был не прав, – Андрей поднял руки вверх. -Просто поганство какое-то, ну почему по понедельникам всегда так?

– А потому, что в выходные перепьются все и отношения начинают выяснять, опять же на неделе видятся реже, целыми днями на работе. Поэтому риск поругаться гораздо ниже. Ну чего я тебе объясняю. Ты ж не юнец желторотый…

– Не юнец, это ты в самую точку, Василич. Только не понимаю я этого. Жизнь у всех одна, второй не будет, хоть ты тресни. На улице весна вон. Птички там всякие, травка, листочки, а людям не живется спокойно.

– Тебе бы, Андрей, в философы податься или стихи на худой конец сочинять, а ты сыскарем заделался, – хохотнул кто-то из оперов.