Текст книги "Амур и Психея"
Автор книги: Елена Яковлева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Елена Яковлева
Амур и Психея
Моим любимым мужу и дочери с благодарностью за поддержку, без которой это произведение не было бы написано.
Все имена и события вымышлены, любые совпадения случайны.
От автора
Пролог
Гармония рождается из противоречий, она – единение много смешанных сущностей и согласие разногласий.
Никомах Герасский, (II в. н. э.)
Большая поточная аудитория довольно быстро заполнялась. Юлия практически никогда не пропускала занятий ни школьницей, ни тем более студенткой. Для себя она решила, что учиться на факультете романо-германской филологии будет на совесть. Но не только потому, что привычка к этому у нее уже была выработана, а потому, что ей было действительно интересно очень многое из того, чему их учили и о чем рассказывали в лекциях и на семинарских занятиях.
Она откинула крышку деревянной «старорежимной» парты и заняла место во втором ряду, в проходе. Здесь было и слышно отлично, и видно хорошо, даже если преподаватель станет писать мелом на видавшей виды доске с белесыми разводами. «Не у всех бывает хороший почерк, – подумала она. – А у профессора Ващенко он хуже некуда».
Юлия открыла общую тетрадь в коричневой дерматиновой обложке, у которой почему-то всегда «заворачивались уши», как говорила ее бабушка, полистала аккуратно исписанные мелким почерком страницы. На чистой она поставила дату – шестнадцатое ноября тысяча девятьсот семьдесят девятого года – и ниже по центру строки вывела красным фломастером: «Мифология античного мира».
Это был курс античной литературы. На лекции Вадима Ващенко студенты-первокурсники ходили активно. Немногие из них могли бы похвастать базовыми знаниями по этому предмету, почти обо всем, о чем рассказывалось, они слышали впервые.
А профессор был удивительным рассказчиком. К тому же он иногда приносил на занятия открытки с изображениями сохранившихся по всему миру памятников Античности – от Греции и Италии до Средней Азии и Крыма. Он показывал фотографии, правда, маленькие, черно-белые и нечеткие, но все равно интересные, на которых он сам был запечатлен на фоне тех или иных античных храмов, театров, стадионов, цирков или просто колонн, портиков, частично сохранившихся улиц или отдельных фасадов.
Юлии казалось, что даже внешне Вадим Ильич старался походить на героев своих рассказов – всех этих богов, полубогов и героев, персонажей Гомера и Эсхила. Ващенко был статен и подтянут, его светло-русые с легкой проседью волосы, довольно выразительные серые глаза и мягкая улыбка могли пленять. Вполне античный образ Вадима Ильича портили только лишь очки в тяжеловатой прямоугольной роговой оправе, в которых он немного напоминал популярного в те годы политического обозревателя.
В середине ноября начались противные, серенькие дожди. Конец семестра и, следовательно, экзамен еще были далеко. Казалось, что в гулком амфитеатре аудитории речь Вадима Ильича лилась неторопливо, причудливо красочно и образно. Он рассказывал им некоторые из мифов, которые ему самому нравились больше остальных.
– Но Психея оставила без ответа мольбу своего возлюбленного. О, горе ей! – трагическим шепотом повествовал Вадим Ильич. – Глубокой ночью она спрятала свои золотистые кудри под воздушным покрывалом, тонкими перстами в дорогих перстнях зажгла масляный светильник и пробралась в башню, где отдыхал Амур. Неизвестность пугала прекрасную деву. «Что, если мой возлюбленный окажется монстром?» – терзалась сомнениями Психея. – Ващенко обвел взглядом притихшую аудиторию и после секундной паузы вдохновенно продолжил: – Мелодично позвякивали золотые и серебряные браслеты на запястьях прелестницы, нежно шуршал тончайший шелк ее хитона. Она приблизилась к ложу из розовых лепестков, на котором почивал Амур, и поднесла к его лицу масляный светильник. О боги, как же прекрасен и одухотворен был лик юноши! Густые шелковые ресницы бросали тень на нежный овал его лица. Темного золота кудри кольцами спускались на его шею, чувственные губы были чуть приоткрыты и манили Психею. «Как же ты совершенен, мой возлюбленный», – подумала девушка. Она наклонилась, чтобы запечатлеть на губах Амура поцелуй, и в этот момент… небольшая капля благовонного масла из светильника, который она держала, упала на плечо ее избранника. Амур открыл глаза, бездонные, как море, и в них Психея увидела неподдельный ужас. «Что же ты наделала, о возлюбленная моя?! – вздохнул Амур. – Теперь я должен тебя покинуть. Сердце мое разрывается от боли, но такова воля богов!» Он выпорхнул из ее объятий и белоснежным голубем исчез из виду в первых несмелых солнечных лучах пробуждавшегося утра.
В левой руке Вадима Ващенко был раскрытый томик Апулея, а правой он плавно взмахивал, изображая легкие движения крыльев Амура, которого уносил утренний ветер прочь от безутешной Психеи.
– Чем все закончилось и в чем мораль этого мифа, мы обсудим через неделю, – завершил Вадим Ильич. – Об этом вы прочтете сами в хрестоматии и мне расскажете. Спасибо, все свободны.
В Вадима Ильича Ващенко влюблялись первокурсницы всех поколений. Они томно вздыхали, обсуждая его лекции, и на экзамене старались, как только могли, обратить на себя его внимание. Он же был доброжелателен и галантен в равной мере со всеми. Юлия отдавала должное его манерам, культуре речи и, разумеется, его знанию предмета, которым он был очевидно увлечен сам и знал, как увлечь своих студентов, – во всяком случае, именно так ей казалось в ее неполных восемнадцать лет.
– Ну, так, на этот вопрос вы ответили достаточно полно. Далее у нас в билете что? А… античные мифы… Поведайте же мне скорее, что стало с прелестной Психеей, – мог сказать он, и в его глазах появлялось мечтательное выражение.
Он мог откинуться на спинку стула и сделать жест рукой в воздухе, как если бы он вдыхал аромат благоуханного диковинного цветка в садах Семирамиды.
Девушки следили за его движениями, вслушивались в необычную мелодику его речи, и перед их мысленным взором разыгрывалась сцена из античной драмы о любви, возвышенной и совершенной во всех ее божественных проявлениях.
На экзамене Юлии тоже достался вопрос о судьбе возлюбленной Амура. Ващенко интересовала мораль мифа. Иронически прищурившись, он задавал ей наводящие вопросы, подводя к тому ответу, который, как ему казалось, был единственно верным:
– Вот скажите мне: почему же Психея послушалась своих сестер и решила нарушить данное Амуру слово не пытаться увидеть его лицо? Разве она ему не доверяла или была с ним несчастна?
В руке Вадима Ильича появилась авторучка. Он подвинул к себе ее зачетку, и, если бы она ответила на этот вопрос, всё – экзамен для нее был бы завершен.
Юлия на мгновенье задумалась, но затем ответила:
– Мне кажется, что она не хотела платить за счастье полуправдой. Для нее был важен ее собственный выбор: как можно жить с человеком, у которого от тебя тайны?
Ващенко улыбнулся, авторучка вновь легла на стол.
– А как же ее сестры? Ведь они спровоцировали ее, по сути лишили ее счастья, когда уговорили нарушить обещание. Чего они хотели, как вам кажется?
– Ничего они не хотели. Они надеялись, что она этого не сделает, а они бы обвинили ее в малодушии, сказали бы, что она недостойна любви Амура, например. И она, очень возможно, все равно бы потеряла его.
– Оригинально. И очень рассудительно. Молодец. – Вадим Ильич вновь взялся за авторучку и подписал наконец-таки ее зачетку. – Ваш экзамен состоялся, Юлия. Следующего пригласите, будьте добры.
С тех пор прошло немало лет, почти два десятка. Многое изменилось, что-то разрушилось, что-то заново отстроилось, что-то переосмыслилось. Но профессора Ващенко и его лекции Юлия иногда вспоминала. Они были в ее самом-самом начале и потому были наполнены для нее особым смыслом, как это удается свету далеких звезд. Ведь он все равно пытается пробиться к нам, даже если мы его и не замечаем.
1
К концу октября Москва уже несколько недель как живет привычной осенней жизнью, стряхивает с себя опадающую листву отшумевшего карнавала красок, умывается моросящими и пока еще прохладными дождями, улыбается все более редкими часами чистого неба, все чаще и плотнее укутывается утренними туманами и все раньше опускающимися на город ветреными сумерками. В этом городе нет утонченной изысканности, хотя, впрочем, нет в нем и горделивой спеси – это просто большой современный город, деловой и динамичный, город не созерцания, но действия. И осень, пришедшая в тот год не рано и не поздно, а обычно и даже обыденно, была всего лишь временем года – сезоном, как пишут в путеводителях и туристических гидах, к которому нужно заранее приготовиться, привести в порядок мысли и гардероб, составить планы и дальше следовать им, не жалея сил и не теряя ни минуты. Осенний семестр, так сказать. Да, разумеется, он, как и все другие до него, непременно закончится Новым годом, сессией и пушистым январем с его каникулами, а пока на дворе конец октября – и сегодня, и завтра, и в следующий понедельник.
Юлия подняла голову от очередной студенческой работы и посмотрела в окно. «Все-таки будет дождь, вон как потемнело, да и тучи сгустились, – отстраненно подумала она, – жаль, что зонтик не взяла». Уголки ее губ чуть дрогнули в улыбке, как бывало, когда она замечала что-то ее привлекавшее и будившее в ней воспоминания, ассоциации и даже фантазии. Что предстало ее взору за окном, она бы не смогла точно определить, но в тот момент ей показалось, что она видит серый цвет в переливах и переходах от глухого мышиного к жемчужно-серому с серебристой окантовкой, как если бы по-осеннему плотные кучевые облака были чуть тронуты сединой, и в то же время отдельные участки были почти кобальтово-синими и яркими, словно бы искрящимися прятавшимся за ними солнцем, или, во всяком случае, ей так показалось. «Просто я на довольно высоком этаже, и здесь отличный вид на город. Так, продолжим…» И снова перед глазами возникли чьи-то строчки, исполненные столь неразборчивым почерком, что она скорее угадывала в них слова, чем читала.
Дверь чуть приоткрылась, и на пороге возникла одна из коллег. Анна Борисовна Заманская была статной дамой, которая в совершенстве владела приемом не мигая смотреть собеседнику не в глаза, а куда-то между глаз, в лоб. Она говорила округлыми фразами, тщательно подбирая выражения и артикулируя слова по-преподавательски отчетливо.
– Юлечка, как хорошо, что вы здесь, я как раз хотела с вами поговорить именно сегодня Вы ведь не заняты?
– Здравствуйте, Анна Борисовна, что-нибудь случилось?
– Да нет, ничего такого, конечно, но… вы, возможно, помните, Юлечка, я упоминала, как весной прошлого года на конференции в Брайтоне после доклада ко мне подошла одна греческая коллега, все говорила об Ассоциации преподавателей частных школ, которая у них существует уже не один десяток лет, и просила участвовать в их очередном форуме.
– Конечно, Анна Борисовна, что-то такое припоминаю.
– Так вот, их конференция в следующем месяце. Нужно срочно послать тезисы, подготовить текст доклада для опубликования в их сборнике. Да, визу, конечно, нужно получить, билеты купить. У меня много часов в этом семестре, к тому же шесть дипломных работ и два аспиранта третьего года, мне никак не найти время всем этим заниматься… Вы не могли бы слетать в Салоники?
Слетать в Салоники… А почему бы и нет, собственно? Улыбка Юлии было мягкой и приветливой.
– Спасибо, это интересно, я, пожалуй, соглашусь.
Довольно сильно оттененные, как догадывались коллеги – по моде конца семидесятых, чуть навыкате, карие глаза Анны Борисовны посветлели, как бывало всегда, когда жизнь делала ей намек на вызов. Заманская не была готова к такому повороту событий, она рассчитывала, что придется явно или неявно уговаривать, делать завуалированные комплименты, обещать помощь словом и делом, а тут такое. «И что особенно неожиданно, – подумалось Анне Борисовне, – ни одного слова о том, что ей не справиться, или что она никогда не делала докладов на международных конференциях за рубежом, или что нужно будет текст составить на английском, хоть это и язык специальности, но ведь не родной же. Надо же, эта выскочка Юлечка сразу согласилась и вон улыбается от уха до уха. Хоть бы сказала, что не подведет, но нет, думает, раз она доцент, то все может – ну-ну!»
Анна Борисовна чуть поджала красиво подкрашенные губы и перевела взгляд на окно, по которому уже вовсю барабанил октябрьский дождь.
– И сегодня дождь. Что делать, дусик, осень.
– Да, правда, смотрите, какие капли крупные – от каждой целый ручеек бежит по стеклу…
Юлия успела заметить, как на долю секунды в недоумении изогнулась изящно выщипанная бровь, но Анна Борисовна уже сменила тему и вновь заговорила о чем-то проникновенно, многословно и доброжелательно.
2
Дни полетели стремительно. Тема и текст тезисов доклада придумались быстро. Над самим докладом Юлия просидела пару ночей кряду, но и с этой задачей справилась. Она вообще умела мобилизоваться и в нужный момент бросить все силы на решение поставленной задачи – ее это и бодрило, и забавляло. «Как это кто-то может говорить или даже думать о чем-то, касающемся профессии, как о том, чего он не может», – часто говорила она себе. Улыбалась, распрямляла плечи… и делала – и у нее получалось.
Юлия едва успевала замечать, как одно занятие сменялось другим, все чаще поглядывала на часы, торопилась то в консульский отдел проведать, не готова ли виза, то определиться с билетом, то в ближайший к метро торговый центр посмотреть, не удастся ли как-нибудь незатейливо, но достойно разнообразить свой гардероб – ну, может, шарфик какой-нибудь новый взять или перчатки. Впрочем, какие перчатки – там же тепло в ноябре, ни беретка, ни кожаная куртка, наверное, не понадобятся. А что же тогда ей нужно? Так, темный пиджак и светлая блузка для доклада у нее есть. А юбка и туфли? Ну ладно, туфли можно и прошлогодние, а вот эту юбку нужно купить. Просто необходимо. Особенно потому, что юбка ее размера и сидит хорошо. Конечно, она предпочла бы, чтобы цвет был потемнее, но ничего, и темно-красную можно вполне обыграть розовым шарфиком. И потом, на дворе же конец девяностых: вон, через одного солидные мужчины разгуливают в пиджаках из такой шерстяной ткани, и никто им не скажет, что цвет яркий. «Ничего, вряд ли кого в Салониках станет заботить моя вполне офисная юбка длиной до середины колена, – решила она, – а мне будет комфортно в ней, да и приятно осознавать, что юбка новая».
Юлия еще раз бросила придирчивый взгляд в зеркало примерочной кабинки и улыбнулась своему изображению. Там стояла стройная и довольно высокая тридцатипятилетняя светловолосая женщина, не красавица, но, как сказала бы ее бабушка, интересная. Особенно хороша была улыбка, то лишь слегка смягчающая внимательный взгляд приподнятыми уголками губ, то открывающая чуть неровные белые зубы, когда Юлия легко и коротко смеялась. «Ладно, – подумала она, – прорвемся!»
3
Провожал ее в аэропорт Шереметьево-2 Вася Кляксин. Спокойный и обстоятельный, он внимательно вел машину и вполуха слушал рассказ жены о том, кто и что ей сказал о предстоящей конференции и ее четырехдневной командировке в Грецию в ноябре, когда «самый разгар семестра, и если ослабить поводья хотя бы на неделю, наших студиозов в чувства привести будет потом практически невозможно». Да и в школе у дочери все должно быть в эти дни ее отсутствия под его контролем – ну, там, домашние задания нужно ежедневно проверять как минимум. Да и мама, Валерия Леонидовна, не очень здорова – нужно ей пару раз в день звонить обязательно, если что ей будет нужно – помочь. Василий коротко кивал – он умел справляться с неожиданными ситуациями, казалось, что он даже без них скучал. «Все будет нормально, жена», – сказал он на прощание и поцеловал Юлию в щеку. Скоро его широкую спину заслонили другие спины и лица прощающихся пассажиров. «Посадите меня в проходе, если можно», – спокойно сказала Юлия и положила паспорт и билет на стойку регистрации.
4
Посадка была мягкой, и вот уже такси почти бесшумно скользило по мостовым вечерних Салоник, дорога была практически прямой – ни пробок, ни поворотов, ни развязок, ни мостов им не попалось, все едешь прямо и прямо – от аэропорта до отеля. Юлия с интересом прислушивалась к негромко вещавшему радио. «Интересный язык, – думала она, – не похожий на языки германской и романской групп». К повседневному звучанию этих языков она настолько привыкла, что, казалось, и не замечала, когда коллеги переходили с них на родной. А тут совсем другое: отчетливое, даже жестковатое произнесение одних согласных звуков и воспроизведение других такое нечеткое, как будто у говорившего был легкий логопедический дефект. «Ерунда, – она отогнала профессиональную мысль, – если я фонетист, это не значит, что нужно бросаться в пучину фонетического анализа по любому поводу и без. Вот у них такая артикуляция… а еще у них великая культура, литература, искусство…» Мягкие рессоры и шуршание радио сделали свое дело, она почти задремала и очнулась от звука открывавшегося багажника – водитель выгружал ее чемодан на тротуар у входа в отель «Пегас».
5
Это был средней руки городской отель, стоявший спиной к набережной. Перед отелем площадь с фонтаном и круговым движением, за ней парк и довольно крутой подъем жилых кварталов к руинам римской крепости на вершине холма. Из окна ее небольшого номера был виден этот холм с подсвеченными развалинами частично восстановленной стены и многочисленными кафешками по дороге к ним. Но сам вид – не главное, основное, как ей сразу показалось, был звук! Да, конечно, утром звуковая картина этого вполне византийского города стала очевидной: шипение и жужжание шин автомобилей и мопедов, нерегламентированные звуковые сигналы, издававшиеся индивидуальным автотранспортом, слишком громкая речь, когда соседи из домов напротив, стоящих на узкой улочке, переговаривались друг с другом на балконах, крики уличных торговцев овощами и фруктами, рекламирующих свой товар. Все было необычно и даже утрированно ярко.
Хотелось пройтись по улицам, понаблюдать, подышать морским воздухом на набережной, просто посидеть на лавочке в парке, благо было тепло и солнечно, и она решила, что именно так и поступит, когда зарегистрируется на конференции, отсидит пленарное заседание и прочтет программу. Как только станет ясно, когда ее доклад, можно будет приступить к намеченной культурной программе изучения города и особенностей жизни в нем. «Именно в такой последовательности, – подумала Юлия и улыбнулась. – Какое счастье, что хорошая погода и что у меня целых три дня на то, чтобы насладиться этим городом, отдохнуть от московской суеты и серости глубокой осени!»
6
Пленарное заседание, впрочем как и вся конференция, проходило в просторном и более презентабельном отеле с величественным названием «Македония». Флаги государств – членов ЕС на флагштоках у центрального входа, мраморный пол в холле, элементы мозаичного декора на стенах, цветы в фойе на столиках и консолях, удобные кожаные диваны и кресла – все казалось внушительным и свидетельствовавшим о стабильности и высоком уровне благосостояния всех участников.
Программа, изданная на двух языках, являла собой произведение полиграфического искусства. Кремовая бумага казалась пергаментом, а античный узор, окаймлявший каждую страницу, производил впечатление нанесенного вручную охрой. В программе было прописано абсолютно все, каждый перерыв на кофе и все особенности культурной программы. Казалось, оргкомитет был убежден, что участники упадут замертво, если узнают, что хотя бы час их времени не заполнен какой-то деятельностью: экскурсиями, походами в таверну, общением с коллегами, участием в основном мероприятии – торжественном обеде.
«Как хорошо, что я хотя бы остановилась в другом отеле, – думала Юлия, – можно будет пройтись пешком утром и вечером».
Греки, а их было большинство, шумно общались. Они все были знакомы друг с другом, жили и владели своими частными школами иностранных языков в разных городах и городках, на подобные конференции собирались охотно, платили регистрационный взнос, но докладов не делали, просто сидели, внимательно слушали иностранных участников, иногда задавали вопросы, обязательно фотографировались с докладчиками большой группой, участвовали во всех абсолютно мероприятиях культурной программы и получали от общения друг с другом явное удовольствие.
«Жаль, что практически никто не общается… на языке специальности», – заметила Юлия. Конечно, среди участников было двое-трое британцев и даже один австралиец, но они тоже все жили и работали в Салониках или, что, как она поняла, было ближним светом, в Афинах. По-настоящему приезжими были цветная американка, шумная венгерка и она, русская.
Доклад приняли хорошо, были и пара вопросов из зала, и полагающиеся в таких случаях аплодисменты, и памятный подарок от организаторов, и фотография с благодарной аудиторией. Как только Юлия передала текст своего доклада организаторам форума для последующего опубликования в сборнике материалов, ее сосредоточенность уступила место празднично-приподнятому настроению. Да и в самом-то деле все было очень неплохо: домой она дозвонилась из холла отеля легко, там у них все шло своим чередом, а у нее было еще целых полтора дня свободы и прекрасной погоды. На улице Юлия с удовольствием опустила ресницы – солнце ложилось слишком яркими для ноября пятнами на ступеньки отеля. Она уже почти сдвинула на глаза темные очки, которые в помещении носила как обруч на голове для поддержания прически в относительном порядке, как вдруг совсем близко от нее чей-то голос произнес: «О, пожалуйста, подождите, не опускайте очки прежде, чем я увижу, какого цвета ваши глаза!»
