Текст книги "Талант (СИ)"

Автор книги: Елена Григорьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

 Талант

   Терпеть не могу, когда при мне кого-нибудь хвалят! А те еще нос задирают. У меня настроение на весь день портится и вообще...

   ...Домой идти не хотелось, и я свернул на речку. Дядя Коля сидел один, – Тузик уже третий день болел, и его держали дома.

   – Ты чего смурной? – спросил дядя Коля.

   – Да так...

   – Ты не такай, а отвечай толком! Что стряслось?

   Ну, я и рассказал, как Анна Григорьевна похвалила Перцева: у него, говорит, по математике – определенный талант!

   – Ну, так и что? Талант – он ведь от Бога. Вовка тут при чем?

   Во мне все прямо вспыхивает:

   – Почему Перцеву – талант, а мне нет?

   – Да не кипятись ты, дурья башка, – успокаивает меня дядя Коля. – То дар математический, а у тебя – какой-нибудь еще. Каждому человеку талант даден, даже твари любой. Вон Тузик – какой нюх имеет! А терпение? Ведь бывает, по целому дню ждет меня, поскуливает, а приду – ни слова обиды. От радости не знает, в какую щеку лизнуть!

   – А у тебя какой талант? – спрашиваю. – Рыбу ловить?

   – Я свой талант в землю закопал... – дядя Коля нахмурился и задымил папироской.

   -А если откопать?

   – Откопает он! – вскинулся дядя Коля. – Поздно! Уже сгнил давно...

   «А может, и не сгнил? – думаю. – Может, лежит себе в земле и дядю Колю дожидается!»

   Раньше он был мастером по дереву, – «по красному, по белому и по сосне!» Дома ставил красивые: с фигурными коньками на крыше, резными ставнями, крыльцом. А потом у них какое-то несчастье случилось, на стройке, дядя Коля переживал очень, запил и дома больше не строит – не может.

   «Интересно, – думаю я, – где он свой талант закопал? И на что он похож? Может, это какой-нибудь инструмент, ну, без которого никак нельзя?» Я стал перебирать в уме топоры, рубанки... Потом вспомнил стамески... Вот! Про стамески он часто говорил. Только что, не помню...

   По дороге домой я заглянул к дяде Коле во двор: в конуре было пусто, в доме – тихо. Я огляделся.

   Двор у дяди Коли большой, а места свободного нет: везде какие-то сараи, пристроечки...Под березой стояла скамейка с резной спинкой, – дяди Колина работа. Я сел на нее, закрыл глаза и прислушался... Это мама меня научила: если что потерял, надо закрыть глаза, и тогда внутренний голос подскажет, где искать... И вот перед мной возник небольшой плоский ящик... Я увидел его так ясно, как будто уже держал в руках, как будто это было что-то знакомое. Я снова прислушался к себе: ящик лежал под землей. Совсем близко. «А что, если под скамейкой?» Я нагнулся и стал шарить руками – земля подавала сигналы...

   Вечером я как бы невзначай сказал:

   – Пап, а знаешь, дядя Коля свой талант в землю закопал...

   – Знаю, – ответил папа, – к сожалению, не он один.

   Потом он выглянул в окно, поглядел направо, налево и добавил: – У нас, почитай, каждый третий свой талант похоронил... А есть и такие, что по два, по три в землю зарыли!

   – А если откопать?

   – Подобная идея мне в голову не приходила, – сказал папа и как-то странно посмотрел на меня.

   «Отлично! – подумал я. – Значит, я первый!» А что? Разве это справедливо: у кого-то ни одного таланта, а у других – вон сколько? Да еще в землю прячут! Нет, надо восстановить справедливость: таланты все откопать и всем раздать поровну!

   Наконец папа сел смотреть футбол, а я – тихо, незаметно оделся и вылез в окно. Телевизор работал вовсю, так что можно было не опасаться. Я схватил лопату, большой папин фонарь и побежал огородами...

   Собаки в тот вечер были тихие – не лаяли, на улице я тоже никого не встретил, – видно, все болели за наших, которые со шведами играли. Вот и дом дяди Коли. Я осторожно раздвинул висевшие на одном гвозде доски и оказался во дворе. В доме горело только одно окно – на кухне.

   «Значит, дядя Коля спит, а тетя Галя сериал смотрит», – решил я и направился к скамейке. Было еще не очень темно, но все равно страшно – ведь я собирался откапывать чужой похороненный талант!

   Копать под скамейкой было неудобно, – приходилось то и дело нагибаться. К тому же землю я старался откидывать подальше, – чтобы не вызвать подозрений. У меня скоро заныла спина, а руки с непривычки стали гореть, как ошпаренные. Незаметно стемнело, и разом, точно сговорившись, высыпали на небо звезды. Они опускались все ниже и ниже, будто следили за мной. Я стал копать быстрее, и вдруг моя лопата стукнулась обо что-то твердое и противно заскрипела ...

   Я посветил фонарем и увидел кусок жести. Неужели нашлось? Я поддел его лопатой и вытащил... тот самый ящик: плоский, прямоугольный! И тут послышались чьи-то шаги...

   Я сиганул под скамейку и затаился: дядя Коля!.. Никогда в жизни не испытывал я такого страха, как в тот вечер. Я прижался к земле и закрыл голову руками.

   Дядя Коля сел прямо над моей головой и закурил. У меня

защекотало в горле, в носу...Чтобы не чихнуть, я зажал нос двумя пальцами и задышал ртом. И тут как назло у меня заурчало в животе! Я весь покрылся испариной, вдавился поглубже в ямку и зажал живот руками. Я лежал, почти не дыша, и думал только об одном: скорей бы, скорей! А дядя Коля не спешил: покряхтывал, вздыхал, бормотал что-то неразборчивое... Наконец он затушил папироску и собрался уже уходить, как дверь в доме заскрипела и в полоске света появилась тетя Галя. – Ну, иди, иди к папе, – проговорила она, выпуская Тузика. Я понял, что пропал...

   А Тузик неспешно потрусил к скамейке и, не добежав до нее, злобно зарычал.

   -Ну, будет тебе! Что, папу не узнал? – дядя Коля потрепал его по ушам. Однако Тузик увернулся и по-пластунски пополз в мою сторону...

   Я приложил палец к губам: мол, тсс, это я! Но вышло только хуже, потому что Тузик узнал меня, залился радостным лаем и, схватив зубами за рукав куртки, потащил на себя.

   Через минуту я стоял перед дядей Колей, весь перепачканный, а Тузик прыгал вокруг меня, виляя хвостом и норовя лизнуть в щеку.

   -Ты что тут делаешь? – спросил озадаченный дядя Коля.

   – Я... я твой талант откапывал...

   Дядя Коля закашлялся. Он кашлял так долго и так громко, что я даже испугался.

   – Ну и что, – спросил он сквозь слезы, – откопал?

   – Вот! – и я протянул ему свою находку.

   – Ба! – проговорил он, разглядывая аккуратный прямоугольный ящичек. – Да это никак... Ну-ка, посвети фонарем!

   Он щелкнул замочком, раскрыл ящик и даже крякнул от изумления.

   – Мать честная! Стамески!..

   Вы бы видели дядю Колю! Он радовался, как ребенок: доставал стамески из ящика, светил на них фонарем, прищелкивал языком и все приговаривал: «Мать честная, мои стамески!»...

   А потом рассказал, как лет пять назад потратил всю свою получку на этот набор – «импортный, с деревянными ручками!» И уже подходя к дому, вспомнил, что у тети Гали день рождения, а он ей даже цветочка не принес. Он представил, что она наговорит ему, когда узнает об этой покупке (40 рублей по тем временам – деньги большие!) и, не заходя в дом, закопал его под березой, – тогда еще скамейки тут не было.

   – Гале-то я сказал, что деньги у меня украли. Соврал, значит. Ну, она поругалась и утихла. Потом все думал: вот сегодня откопаю, вот завтра, а тут эта неприятность случилась, я запил, и видать забыл...

   – Значится, ты мой талант откопал? – закончил он свой рассказ. – Дурачок, я ведь фигурально выразился, в том смысле, что способность свою загубил, пропил...

   И дядя Коля рассказал мне старинную байку о талантах, от которой, мол, и пошло это выражение «закопать талант в землю».

   – Ну, понял теперь, что талант – не деньги, не инструмент? Талант – это, брат, способность! Бог его даром дает, от всей души, а мы не ценим, мое – что хочу, то и ворочу! Ан нет! Ты потрудись над ним, развей, тогда и толк будет!

   Назавтра все уже знали о моих приключениях. Когда проходил мимо, смеялись: – Заходи, может, и у нас чего откопаешь! В школе даже прозвище дали: «талантокопатель». Мне не жалко, пусть смеются. Зато у бабушки полочка для икон появилась. А вчера тетя Света похвасталась, что дядя Коля ей колыбельку мастерит, для внука.

   Интересно, а у меня какой талант?

   Мобильник

   Когда мама рассказывала мне про Отелло, я еще не понимал, что такое ревность. А теперь знаю. Ревность – это когда только об одном и думаешь: как бы его уничтожить! Если вам не интересно, можете дальше не читать, а кто хочет – слушайте.

   Все знают, что мы с Вовкой друзья, хоть он и старше меня на два класса. Мне с ним всегда хорошо, даже молчать вместе. А тут он совсем про меня забыл. Будто меня и нет вовсе, будто я пустое место. И все из-за мобильника! Он только о нем и говорит! Мол, гляди, чего в нем есть: и музыка, и часы, и игры всякие! Он с ним и в школу, и во двор, и спит с ним. Даже в туалет берет – как будто президент какой, а ему министры названивают.

   Короче, я стал вынашивать план мести: или похитить мобильник и закопать в укромном месте, или поджечь, чтобы уже наверняка. Потому что терпеть этого издевательства я больше не мог.

   На берегу дяди Коли не было и я побрел к нему домой. Он теперь все время в своем сарайчике сидит и что-нибудь мастерит.

   – Гляди, какой я корень нашел? На что похож?– спросил он, когда я вошел.

   – Не знаю, – буркнул я.

   – А ты приглядись получше. Ведь это русалка – вышла из воды, легла на берегу и волосы свои сушит...

   – Может, и русалка, может, и сушит, – сказал я сердито.

   – Да ты чего – не в себе, что ли?

   – Я-то в себе, а вот Вовка... – и я рассказал о мобильнике, который меня с ним разлучил.

   Дядя Коля внимательно выслушал мои мстительные планы и покачал головой:

   – Да ты, брат, кипишь, как чайник! Так и до беды недалеко...

   – До какой?

   – А такой: видел, как чайник кипит? Сначала бульканье, потом пар выходит... А дальше, что? А дальше, если не выключить, он сгорает.

   – Ну и что? – разозлился я. – Я-то тут при чем?

   – А при том! Что сгоришь, как тот чайник. Если не выключить вовремя...

   И дядя Коля начал рассказывать мне страшные истории: как люди заживо сгорали, если ими завладевала какая-нибудь порочная идея, вроде мести или ревности. Просто сидели перед телевизором, и сгорали.

   – При чем, что интересно, одежда оставалась целехонька! А людей как не бывало – одни угольки.

   – Ты бери пример с дельфинов, – сказал дядя Коля,– эти всегда улыбаются. Я сам видел, в дельфинарии. И что с ними только не делают: выпрыгивать заставляют, рыбу на лету хватать, а они все одно – улыбаются во весь рот! И ведь в неволе живут, могли бы озлобиться, так нет же: улыбаются! А ты мстить надумал...

   – Что же мне, улыбаться как дураку? Он на меня ноль внимания, а я улыбайся? Ну, уж нет! – я даже вскочил.– Сам улыбайся, если хочешь, а я его мобильник подожгу!

   – Ну, подожжешь, а мать ему новый купит. Ты, брат, не в том направлении думаешь, не на то энергию свою тратишь. Ведь если подумать, что такое мобильный телефон? Это быстрая связь на большом расстоянии! Вот до чего человечество додумалось! К примеру, заблудился твой Вовка в лесу, не знает, куда идти. Все, думает, пропал! А тут – мобильник! Он звонит 02: помогите, говорит, заблудился! И его находят! А не было бы мобильника, погиб твой Вовка с голоду или от волков. А ты говоришь!..

   Дядя Коля взял стамеску и начал обтесывать свою русалку. – Ишь, как корень-то изогнулся! Прям талия, а тут будто рука...Вот, к примеру, дельфины, – продолжал он, – им мобильники не нужны. А почему? Потому что у них слуховой аппарат почище твоей мобильной связи! На таких расстояниях звуки улавливает! И что интересно: не все, а только сигналы о помощи...

   Дядя Коля продолжал что-то говорить, а во мне будто что-то звякнуло: вот же оно! Надо мне стать, как дельфин! Ну, в смысле, таким же чутким! И я представил, как это здорово: я стою посреди улицы и ловлю сигналы о помощи. Без всяких мобильников!

   И я побежал на улицу, остановился на полдороги и стал прислушиваться... Где-то далеко гудели машины, ветер посвистывал, а рядом со мной, в траве, громко стрекотали кузнечики. «Нет, так ничего не поймаешь, никакого сигнала», – решил я и взобрался на небольшой пригорок. С него было видно далеко-далеко, до самого горизонта. Земля казалась плоской, как блюдце, а небо накрывало его большой голубой чашкой. Я закрыл глаза и раскинул руки...

   Сначала ничего не было, а потом на меня со всех сторон понеслись волны... Они были разные – горячие и холодные, нежные и царапающие, и каждая что-то говорила, сигналила: «Эге-гей, сюда! Скорей!», «Беда, беда, скорей сюда!» Меня раскачивало, как антенну на крыше, меня прямо разрывало на части! Я не понимал, куда бежать, кого спасать. И вдруг меня потянуло вперед, точно толкнуло. Я помчался изо всех сил, потому что чувствовал, что это сигнал о помощи, что кому-то я очень, очень нужен. Я бежал и бежал, пока не уткнулся... в какую-то незнакомую девчонку. Она стояла на обочине дороги, раскинув руки и подпрыгивая на одной ножке. – Ты чего, – удивился я, – тоже сигналы ловишь? – Какие сигналы? Я голосую! Мне помощь нужна! Скорая!

   Я посмотрел, как она стояла, руки в стороны, и сказал: – Голосуют одной, а ты двумя.

   -Это я для равновесия, видишь, чего с ногой? – и она показала на разбитую в кровь коленку. Рядом, в траве валялся велосипед.

   – Упала, что ли?

   -Ну! Ногу подвернула. А мне на станцию надо! Срочно!

   У меня бешено заколотилось сердце: «вот же оно, сработало!» Чтобы не выдать себя, я нагнулся, сорвал подорожник и велел приложить ей к распухшей коленке. Девчонка поднывала, но сдержанно. – Садись сзади, подвезу, – сказал я. Она обхватила меня руками, и мы поехали.

   – Слышь, а ты про какие сигналы говорил?– спросила она.

   Я только сильнее надавил на педали...

   Сырные дырки

   – Слушай, – спросил я Вовку, – а сырные дырки отличаются от других? Ну, например, от бубличных?

   Вовка покрутил пальцем у виска, мол: совсем, что ли?

   – Дырка – она и есть дырка, хоть от сыра, хоть от чего...

   -А я думаю, отличаются. Сырные – они аппетитные, меня к ним так и тянет!

   – Да тебя к сыру тянет, а не к дырке!

   – А ты не говори, чего не знаешь! Для меня сыр без дырок – не сыр, а так, одно название. А чем больше дырки, тем вкуснее. Когда мама сыр покупает, я прямо их выискивать начинаю, и есть, есть!

   – Дурак! Ты же сыр ешь, а не дырки. Дырка – это что? Ничего, пустое место.

   Тогда я пошел к дяде Коле. Тот послушал и говорит:

   – Тут я, пожалуй, с тобой соглашусь. Потому что пустота – она разная бывает. Например, сырная – она совсем другая, нежели от баранки или там от сушки. У сушки и пустота сухая, голодная, а у сыра – сытная, ты ее нутром чуешь, какая она – сырная. Или вот у бублика с маком, – там своя пустота, духовитая... А в земле дырка? Ты думал там ничего, пусто, сунул палец, а оттуда – мордочка: здрасьте вам, мышь полевая! Выходит, нора эта, а не дырка! А колодец возьми? Там, какая пустота?

   И я вспомнил, как нагнулся над колодцем и увидел свое лицо: оно качалось на воде, как смешная лепешка с глазами, и я крикнул ему: – Эй, ты там! И услышал эхо. Оно неслось ко мне с самого дна и звенело в ушах: – Бам-бам! Там-там-там!

   И я сказал: – Там пустота страшная, по ней эхо ходит.

   – Вот! Или вот хоть руль у машины – тоже пустота, а какая другая? Сколько в ней всего: и запах дороги, и бензина, и беспокойства всякого... А колесо на дороге – там своя пустота, пыльная, усталая... Или возьми обруч этот, хулахупа называется, ну, что Анка крутит...Там, что за пустота?

   – Ну, железная...

   -Нет, брат, – космическая! Потому что хулахупа эта к небу стремится, в полет! Видал, как Анка ее на руке крутит? Так она и набирает обороты, скорость, значит, так и норовит сорваться и улететь в космические просторы!

   Дядя Коля задумчиво помолчал. – Пустота... она, брат, разная. Вот когда ночью сидишь, глядишь – пустота кругом. А сколько в ней всего! Весь мир умещается!.. Люди, звери...

   Дома я отрезал кусок сыра с дыркой, приложил к глазу и стал смотреть. Я смотрел из сырной пустоты, и весь мир казался мне новым, таинственным. Я будто впервые увидел и нашу комнату, и занавески на окне, и почувствовал, что и они тоже смотрят на меня. Мы разглядывали друг друга! Каждый, из своей пустоты. Интересно, а что думает обо мне шкаф? Цветок на подоконнике? Лампочка под абажуром? Может, и они увидели меня сегодня словно впервые. Смотрят и думают: кто это такой, глядит на нас через сырную дырку?

И, правда: кто я такой?

   Райская жизнь

   По весне, когда червяков еще нет, дядя Коля ловит на живца.

   – Щука, она карася любит. Привлекает он ее! А еще на ратана хорошо идет! В прошлом годе я на него щуку поймал, так на три кило потянуло. Помнишь?

   – Помню. Тебя же в газете печатали.

   -Ну! А нынче что-то мелкая...

   Мне не терпелось поговорить с дядей Колей, а он словно не замечал этого. Все талдычил про своего карасика, про терпеливость – «она для рыбака самое важное!»... Наконец, сам спросил:

   – Куда твоя мамка-то ездила?

   -В Архангельское. С тетей Ритой. Прямо, говорит, как в раю побывала! А чего они в этом раю нашли? Не понимаю! Вот и бабушка чуть что, сразу: смотри, в рай не попадешь! А чего там особенного?

   Дядя Коля аж присвистнул: – Эк тебя! С чего бы это?

   – А с того. Что почитал я Библию с картинками этого, Доре...

   – Ну? – дядя Коля опять. – И что?

   – А то. Что совсем я в этом рае разочаровался. В раю-то хорошо должно быть, а им там плохо!

   – Это кому же?

   – Известно кому, Адаму с Евой. На первой картинке они посреди рая стоят. Кругом них звери незлобивые, цветы, деревья, все хорошо вроде, только без одежды они совсем, и жилища никакого не видно. А если зима? Ну, это ладно... Потом уже этот змей появляется, это в раю-то! Обвился вокруг дерева, как у себя дома и давай Еве разные слова нашептывать. А на другой картинке Ева уже с яблоком, и Адаму его протягивает, мол, попробуй, вкусное. А на следующей, где Бог спрашивает: Адам, где ты? – они уже испуганные такие, прикрываются листьями, плачут. И все, выгоняют их, и у входа – ангел с огненным мечом. Мол, вход воспрещен.

   – Ну? – дядя Коля опять.

   – А то и ну: что это за райская жизнь, если там так страшно? Если их за здорово живешь, выгнали! Я понимаю еще, если б они все яблоки обобрали, а то одно только и взяли-то! И потом: первый раз не считается, на первый раз прощается!

   – Эк ты разошелся! Прям... Смотри, смотри – никак клюет! – зашептал дядя Коля. Он привстал и начал поваживать удочкой...

   – Нет, показалось. Так что ты про рай-то говорил?

   – А то, что никакое это не лучшее место, а наоборот, очень даже страшное, полное опасностей. Место, где им плохо, стыдно стало.

   Тут дядя Коля даже крякнул: – Вот это ты верно сказал: место, где им стыдно стало! А где это место, знаешь?

   – Где-где... Там где-нибудь! – И я показал наверх.

   – А вот тут ошибочка вышла! Не там оно, а здесь, – и он так громко стукнул себя в грудь, что там даже что-то звякнуло.

   Мы помолчали. Картинки Доре стали как-то блекнуть и уходить в сторону. Я вдруг понял, что меня обманули, рассказали как-то не так и показали что-то не то...

   – Не клюет, – констатировал дядя Коля. – Надо было на карасика...

   Потом он задымил. И дымил долго, будто вспоминал что-то.

   – А слыхал ты про такого поэта, Омар Хайям называется?

   -Не-а...

   -А мамка твоя знает, читала мне наизусть. Так вот, он писал: ад и рай не на небе, это, мол, думают разные ханжи. Ад и рай, он говорит, это две половины души!

   И снова задымил: – Ты вдумайся: две половины души! У каждого – у тебя, у меня, здесь вот, в самой середке: и ад, и рай, все вместе.

   – Ага!– сказал я с сомнением. – И змей тоже здесь?

   -А как же! Он хитрый, змей этот! Это ж, образно говоря, червь сомнения! Он так и норовит древо райское подточить, подначить на что нехорошее. А душа – она ведь как Ева, женского рода, легко на обман идет. И в раю-то, Ева первая соблазнилась, а потом и Адама за собой повлекла. Не захотели, значит, жить по-хорошему, вот и лишились рая.

   – Тебя послушать, так выходит, они сами себя из рая выгнали?

   – Вот! В точку попал! Ты-то пока чисто живешь, никого не обманываешь, в раю пребываешь. А чуть где не по совести, – соврал, обманул, – так тебе сразу плохо. Какой уж тут рай! Белого свету не взвидишь! Помнишь, когда ты Вовку оговорил? Ну, что это он небольшой взрывчик устроил? Как тебе плохо было: сам не свой ходил, от всех прятался, пока не признался.

   ...Картинки Доре снова появились передо мной. Они выстроились в ряд, одна за другой, но теперь я увидел их будто заново. Будто вся эта история произошла не когда-то давно, а здесь, со мной!

   Я думал про Адама и Еву, про себя, про Вовку, которого я подставил, и внутри у меня что-то переворачивалось.

   – Ты Библию-то снаружи читаешь, глазами, – говорил дядя Коля, – а ее надо изнутри, сердцем. Тогда и смысл уловишь...

   Он долго еще говорил про Библию, что не для каждого ума она, про каких-то там ловцов человеков...потом насаживал колюшку, проверял поплавок... А у меня перед глазами стояла картинка: испуганные Адам и Ева в кустах и голос с неба: «Адам, где ты?»..

   Скажи мне, кто твой друг...

   После уроков ко мне подбежал Вовка:

   – Скажи мне, кто твой друг?

   -Зачем?

   – Ну, скажи!

   – Ты.

   – Ха! Значит, ты – это я!

   – Почему это? – не понял я.

   – А потому что! Один великий человек придумал: «Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты!» Значит, ты – это я!

   «Так, значит...Ага...» Я сначала растерялся, а потом тоже спросил:

   – А ты скажи, кто твой друг?

   Вовка опешил, а потом выпалил: – Ты!

   -Значит, ты – это я! – победно заключил я.

   После этого мы уставились друга на друга, как два барана. Сначала я разозлился: я – это я, а не Вовка! Во-первых, он старше меня на целых два класса, во-вторых, у него уши оттопыренные, в-третьих – он картавый, а в-четвертых... И тут я увидел Вовку, как никогда раньше не видел: его глаза, волосы, маленький шрам над бровью, и эти уши его... все такое знакомое, родное. «А что, если я не только я, но и немножко Вовка? Даже словечки его наизусть знаю...Не зря же папа говорит: думай своим умом, а не Вовкиным! Может, оттого, что мы всё время вместе, я стал похож на него?»

   Я снова посмотрел на Вовку и почувствовал, как он плавно перетекает в меня: его глаза – мои, его волосы – мои, его шрам – мой...Между нами открылся какой-то невидимый шлюз. Я прямо животом чувствовал, как в меня идет волна от Вовки, а потом от меня – к нему. «Интересно, а он чувствует это?» И тут кто-то крикнул: – Вовка, пошли!

   Он привычно боднул меня головой в живот и сказал: – Да ладно, не бери в голову!

   А я уже взял. Я не мог успокоиться: «А что, если бы Вовка весь в меня перетёк? Неужели бы я стал Вовкой?» «Нет, – рассудил я, – с кем бы я тогда дружил? Значит должен быть Вовка и должен быть я!» И я подумал: А может, этот «великий» совсем не то хотел сказать?

   И я побежал на речку, на наше любимое место. На берегу было пусто, только у воды сидел дядя Коля-рыбак. Рядом с ним лежал Тузик и пристально смотрел на поплавок. Я пристроился рядышком:

   – Дядя Коля, а что это значит: скажи мне, кто твой друг и я скажу, кто ты?

   – А то и значит, – почему-то сердито ответил дядя Коля, – что не водись с плохими товарищами, сам такой станешь!

   -А я и не вожусь...

   -Ну и молодец!

   Дядя Коля закурил. – Друг – он соответствовать должен. Вон Тузик. Лежит себе смирно, сопереживает. А другой бы на его месте всю рыбу мне распугал! Твой-то смирный?

   – Смирный, – соврал я. Потому что не хотел подводить Вовку. На самом деле он ни минуту на месте не сидит!

   – И чтобы не заискивал перед сильными, не выклянчивал чего получше, – тянул своё дядя Коля. – Вон Тузик: он себе цену знает, не станет перед каждой псиной хвостом вилять, определят – кто достоин, кто – нет. Твой-то как: хвостом не виляет?

   – Не виляет, – ответил я и не соврал, потому что Вовка никогда ни перед кем не заискивал. Он всегда был сам по себе, независимый.

   – Это хорошо, – продолжал дядя Коля. – И чтобы не помыкал: принеси то, сё... сбегай туда, сюда!.. Если помыкает, значит, верх взять хочет. Твой-то не помыкает?

   – Не помыкает, – сказал я, – даже помогает! Когда мамы нет, он меня к себе зовет и картошку жарит!

   – Жарит он! – опять сердито сказал дядя Коля. – Сегодня жарит, а завтра скажет: «я тебя кормил, теперь ты меня»! Может, выгоду ищет: ты мне, я тебе... А друг – он на верность проверяется! Вон Тузик: ты попробуй его хоть котлетой примани – не пойдет.

   Пока мы разговаривали, похолодало. Откуда-то налетел ветер и стал гнать волну.

   – Кончилась моя рыбалка! – сказал дядя Коля. – Ишь, как речку-то зарябило! Ты глянь: вот одна волна, за ней другая. А теперь смотри внимательно – где одна? Где другая? И не разберешь. В одну слились. А почему?

   Я не знал.

   – Потому что обе к берегу шли! Вы-то как с другом: к одному берегу идете или в разных направлениях?

   – К одному! – уверенно сказал я.

   И мне так хорошо стало! Оттого что мы с Вовкой – одна волна...