Текст книги "Дневник законченной оптимистки"

Автор книги: Елена Трифоненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 3
В активном поиске работы

Выйдя из здания фирмы, я сажусь на первую попавшуюся скамейку с намерением немного всплакнуть. А что? У меня гормоны – мне можно. Нахмурившееся небо и промокшая нога замечательно настраивают на депрессивный лад.

«Я невезучая, – мысленно констатирую я, и внутри всё сжимается. – Моя жизнь катится в тартарары».

Хлюп! В носу противно пощипывает, и первые слезинки бодро сбегают по щекам и капают за воротник.

«Похоже, мне придется торговать семечками на остановках», – немного подумав, добавляю я, и в этот исполненный трагизма момент рядом со мной, прямо на папку с документами, приземляется проспиртовавшийся дядечка в засаленном женском пуховике. Правый глаз у незнакомца слегка заплыл, а левый обведен черным застарелым синяком. Впрочем, взгляд у господина бодрый и даже слегка радостный, наверное, потому что сейчас у него ланч: в одной руке джентльмен бережно держит бутылочку боярышниковой настойки, в другой – пирожок.

– Извините, но вы сели на мои документы! – с откровенным возмущением говорю я.

– Серьезно? – Мужчина слегка ёрзает, сосредоточенно прислушиваясь к ощущениям. – Действительно. – Он еще раз откусывает пирожок и только после этого, не вставая, вытягивает папку из-под себя. – Держи.

– Спасибо. – Я бережно прижимаю пластиковый конверт к себе. Кажется, от него теперь несет закисшими картофельными очистками. Я по-прежнему намерена дать волю слезам, ведь мне всегда становится легче, если удается выплакаться.

Так, и на чем я остановилась? Закусываю губу, пытаясь вспомнить свои грустные прогнозы. Ага, я думала, что работа по специальности мне не светит и придется торговать на остановке. Буду сидеть такая в платочке, в валенках, на старом деревянном ящике и голосить: «Семечки! Кому семечки!» А мимо меня на дорогих иномарках будут проноситься одноклассники, однокурсники, соседи всякие.

– Отличная погодка сегодня, да? – Дядечка с пирожком по-дружески пихает меня локтем. – Самое то, чтобы гулять, дышать свежим воздухом, кормить лебедей на пруду…

– У нас в городе нет пруда, – бурчу я и поспешно отодвигаюсь на самый край скамьи. – И лебедей тоже нет.

– А погода хорошая есть! – радостно восклицает мужчина и залпом осушает свою стекляшку.

Мне хочется ляпнуть что-нибудь грубое, но нос учуивает запах жареного теста, и раздражение тут же улетучивается. Живот многозначительно бурчит, а рот наливается слюной. Я ведь с детства без ума от покупных пирожков! Каждый раз, когда родители брали меня маленькую на базар, я обязательно клянчила у них беляш или пирожок с ливером. Правда, соглашался на мои уговоры только папа. Мама всегда потчевала меня страшилками, уверяла, что все продающееся на улице – с начинкой из бродячих кошек и собак. К тому же, о ужас, пожарено на старом масле. Для мамы это было во сто крат хуже фарша из дворняжек.

– Это у вас с ливером пирожок? – требовательно спрашиваю я у соседа по скамье.

– Ага.

– Где взяли?

– А вон за тем ларьком. – Мужчина доброжелательно тычет в сторону павильона «Евросети». – Их моя сестра продает. Скажи ей, что ты от Семена, она тебе скидку сделает.

Ноги сами несут меня в указанное место, и там я легко обнаруживаю пропахшую перегаром тетку в грязном фартуке поверх пальто. У нее красные обветренные руки и темно-зеленые кромки ногтей. Она то и дело шмыгает носом так, что в горле хлюпает и клокочет.

Кошмар! Готова поспорить, эта милая дама и слыхом не слыхивала ни о какой санкнижке. Но это, с одной стороны. А с другой – эндокринолог велела мне хорошо питаться. И у меня, кажется, уже голова кружится от голода. Так и до обморока недалеко…

Наплевав на чувство самосохранения, я покупаю у продавщицы сразу два пирожка и, едва отойдя в сторону, вгрызаюсь в первый золотистый комочек. Он восхитителен: горячее тесто так и тает во рту, а начинка сочная и остренькая, почти без хрящиков. Всего минута, и пирожки уже приятно греют меня изнутри.

«А теперь в аптеку – за таблетками от изжоги, боли в желудке и кишечной инфекции», – бубнит внутренний голос. Но душа настоятельно требует добавки. Немного подумав, набираю в кошельке мелочи на еще один пирожок и возвращаюсь к торговке.

– Подожди-ка, – бормочет обладательница чумазого фартука и, отойдя на шаг от бочонка с пирожками, сморкается прямо на землю. Пальцами.

«Все-таки, лучше не переедать, – решаю я и прячу деньги обратно в карман. – К тому же много жареного и правда вредно для здоровья». Я делаю вид, что у меня появились срочные дела и пячусь от бочонка прочь. Почти сразу налетаю на какого-то сурового дядечку.

– Такая рань, а она уже набралась, – ворчит он, отлепляя меня от своей серой куртёшки.

– Это для вас рань, – обиженно огрызаюсь я и отплевываюсь от выбившихся из-под шапки волос. – А кое-кто уже и на собеседовании был, и с охранником подрался.

Он закатывает глаза и поспешно удаляется. Подумаешь, какие важные! Ну, врезалась. Так нечего одеваться в маскировочные цвета. Сольются тут с окружающим миром, а потом ворчат на прохожих. Тьфу! Я гордо вскидываю подбородок и с независимым видом шагаю к остановке.

* * *

Я еду домой на маршрутке, мозг тарахтит так, что ломит в висках. Куда бы мне еще сходить в поисках работы? Куда? От дорожной тряски мысли все время перепутываются. Каждые пять минут кажется: вот оно! – я нащупала чудесную идею по собственной занятости, а потом – бум! Маршрутка подпрыгивает на какой-нибудь кочке, и идея улетучивается без следа. К концу поездки я совершенно без сил, и мне очень хочется позвонить Андрею и попросить взять меня обратно.

К счастью, когда я вылезаю в родном микрорайоне, свежий воздух приводит меня в чувства. Я зеброй прыгаю через лужи и каменею. Всё! Хватит таскаться по городу в поисках Эльдорадо, ну, то есть работы по специальности. Пойду в первое место, куда меня захотят взять. Например, в магазин «Магнит»; позавчера мама говорила, что видела на входе объявление о наборе продавцов. «Магнит», конечно, не предел мечтаний, но там вроде разрешают забирать себе просроченные творожки, а творожки – это очень полезно, особенно для тех, у кого из-за гипертиреоза из костей вымывается кальций. Кто знает, может, окрепну на творожках и через год-другой смогу найти себе что-нибудь действительно стоящее?

Я довольно энергично добираюсь до дома, но, когда подхожу к крыльцу, на меня вновь накатывает невыносимая слабость. Наверное, это гормоны, стресс и моральная неудовлетворенность. Юркнув в дом, я кое-как подымаюсь на третий этаж, после чего плюхаюсь прямо на ступеньки и расстегиваю пуховик. Мне опять не хватает воздуха, а сердце стучит так, что, того и гляди, разукрасит грудную клетку узором из художественных вмятин.

Очень кстати вспоминаю, как на днях мама уверяла меня, что самое безопасное лекарство от стресса – медитация. Закрываю глаза и пытаюсь представить какую-нибудь позитивную картинку. Психологи считают, что на психику лучше всего действуют морские берега, луга и леса. На море я ни разу не была, а лес – ну его, там клещи. Решаю представить луг.

Воображение и радо стараться: секунда – и я уже сижу не на грязной ступеньке, а посреди высокой изумрудной травы. Солнце светит в лицо, ветер гладит плечи, пташки и кузнечики услаждают слух. Слева от меня куст цикория с небесно-голубыми цветами. Справа сладкой булочкой благоухает тимьян. Я только наклоняюсь к нему, чтобы понюхать, как в кармане верещит телефон. По рингтону понимаю, что звонит мама.

– Тебя можно поздравить? – Ее голос полон сарказма.

– Нет.

– А я говорила! Кому нужен работник с такой душераздирающей физиономией, как у тебя?

– Дело не в физиономии. Просто на место переводчика взяли…

– Тебе надо активно заниматься самовнушением, – перебивает мать. – Как придешь домой, возьми лист бумаги и сто раз напиши на нем: «Я – оптимистка. Я излучаю жизнерадостность».

– Чего?

– Потом подойди к зеркалу и, глядя себе в глаза, повтори эту же фразу вслух. Раз двадцать. – Мама ненадолго задумывается. – Хотя нет, двадцать – мало, повторяй раз пятьдесят. В твоем случае чем больше, тем лучше. Только старайся, чтобы голос звучал уверенно.

Я в ужасе хватаюсь незанятой рукой за голову:

– Ты это серьезно?

– Так, всё. Хватит отвлекать меня от работы.

В трубке идут гудки. Я снова закрываю глаза, но всей энергии моего буйного воображения не хватает для регенерации кузнечиков и тимьяна. Делать нечего, собрав в кулак остатки силенок, плетусь на пятый этаж. Мысли только о диване.

– Разденусь и сразу лягу, – обещаю я себе, отпирая замок. – Мне, в конце концов, надо выполнять советы эндокринолога: меньше двигаться, больше лопать.

Я открываю дверь, и из квартиры, чуть не сбив меня с ног, вылетает соседская кошка. Хоть одной проблемой меньше!

Радость моя, впрочем, длится не долго: разувшись, я сразу наступаю в лужу кошачьей мочи. Теперь мокрые у меня обе ноги. Ох! Я быстро стягиваю джинсы и колготки и шлепаю в ванную за тряпкой.

Мытье полов дается мне с трудом: кружится голова, шумит в ушах, а правую ногу то и дело скручивает судорогой. Когда следы лужи наконец исчезают, я бросаю тряпку у двери и на четвереньках ползу в гостиную, надеясь растянуться на ковре: сил идти до дивана уже нет. Вот только в гостиной меня ожидает очередной сюрприз: выводок маминых алоэ сброшен с подоконника, а на ковре комья земли и куски минтая. Сразу видно: кошка замечательно порезвилась, пока меня не было дома.

Я утыкаюсь лицом в ковер и хнычу. Ну почему я такая тетеря? Почему пожалела пару минут на то, чтобы выгнать вредную животинку из квартиры?

* * *

О том, что собиралась поискать вакансии, я вспоминаю только после ужина. Озарение приходит одновременно с желанием вздремнуть. Я устраиваюсь на диване с ноутбуком и на пару минут прикрываю глаза, чтобы настроиться на рабочий лад. Через полчаса в комнату заглядывает мама:

– Ты не знаешь, что случилось с моими алоэ?

– А? – Я тру глаза и с трудом припоминаю, какой сегодня день. – В смысле?

– Их всех как будто перекосило, ты что, не видела?

– Нет.

– Ну так посмотри!

Я нехотя сползаю с дивана и шлепаю в гостиную, с показной тщательностью инспектирую подоконник.

– По-моему, нормальные алоэ…

– Да нет же! – Мама встревожено теребит листья и выражает лицом глубокое смятение. – Они все набекрень.

Я пожимаю плечами.

– Наверное, в водопровод попали какие-то едкие примеси. Лучше в ближайшие дни покупай воду в магазине, а то у нас тоже что-нибудь станет набекрень.

Мама испуганно таращит глаза, а я торопливо ретируюсь в свою комнату.

За несколько секунд моего отсутствия Алёнка успела соорудить на диване крепость из кубиков и заселила ее резиновыми мишками и хрюшками. Пытаюсь незаметно отодвинуть одну из крепостных стен, чтобы втиснуться рядом с ноутбуком…

– Мама! – тут же визжит дочь. – Не трогай ничего – сломаешь!

– Но мне надо…

– Какой милый диванчик, – Алёнка вмиг раскладывает на клавиатуре бука весь свой зверинец и укутывает его краем покрывала. – Тихий час. Все закрываем глазки.

– Компьютер не игрушка. – Я торопливо спихиваю зверят и сползаю с ноутбуком на пол, пока дочь и из меня не сделала мебель или дерево – она это любит.

Через пару секунд что-то больно врезается мне в затылок. Оглядываюсь и вижу рядом с собой резинового тигра. Подымаю глаза на дочь.

– Давай ты будешь играть за котика? – заискивающе улыбается она и наклоняет голову набок. – Говори: «Пустите переночевать».

– Мне некогда.

– «Пустите меня переночевать! – повышает тон Алёнка. – Замерзли ушки, намокли перышки».

– Мне надо искать работу.

– Пустите переночевать!!!

– Алёна, я тебе сказала: мне некогда!

– Тебе всегда некогда. – Дочь набирает полную грудь воздуха, чтобы от души зарыдать, но, к счастью, в комнату вновь врывается мама:

– Зачем ты отклеила аффирмацию от зеркала?

– Я ничего не отклеивала, – с оскорбленным видом парирую я. – Она сама отвалилась. От сырости.

Алёна забывает о своих обидах и с интересом следит за развитием событий. Мать складывает руки на груди и смотрит на меня как на двухвостку.

– Прямо-таки сама? Прямо каждая буковка взяла и отвалилась?

– А что ты хотела? – Мое недоумение звучит довольно искренне. – В ванной совсем не работает вытяжка. Еще немного, и там всё будет в плесени.

Мама подходит к Алёне и с каким-то остервенением подтягивает ей колготки.

– Я всё равно приклею аффирмацию обратно.

– Как хочешь. Главное, чтобы она снова не отвалилась.

– Я ей отвалюсь! Я ей так отвалюсь – мало не покажется!

Я демонстративно вздыхаю, а потом, сунув «напавшего» на меня тигра в карман маминой кофты, медовым голосом сообщаю:

– Алёнушка, бабуля с удовольствием с тобой поиграет.

Мама, как ошпаренная, кидается к выходу.

– Нет-нет, я не могу. У меня еще борщ не сваренный.

Алёна сигает с дивана и проворно семенит за любимой бабулей.

– Ну, баб! Ну, один разочек.

Я быстро проверяю аккаунты в соцсетях, после чего набираюсь смелости и открываю любимый городской портал, судорожно вчитываюсь в столбец объявлений о работе. Вакансий немного, и все какие-то однотипные. Большинство объявлений, если перевести с высокопарного языка на обычный, звучат примерно так:

«Где ты, победительница конкурса «Мисс Вселенная»? Айда ко мне в официантки. Сможешь сутками торчать на свежем воздухе, ведь моя забегаловка – шалаш из соломы, с туалетом на улице. Твои обязанности: непрестанно скалиться, маскировать прокисшие салаты укропчиком и воодушевлять упавших духом (под стол) посетителей».

Или так:

«В зоомагазин за три копейки требуется продавец-кассир-уборщица-сторож. Обязанности: намывать аквариумы и клетки, выводить на месте новые породы кроликов, развлекать хомячков, изредка забредающих в магазин, вязать на продажу варежки из шерсти морских свинок».

Каждое третье объявление – вербовка в проститутки, каждое четвертое – предложение вступить в секту какой-нибудь косметической фирмы.

В раздражении захлопываю ноутбук. Кажется, мне срочно нужны антидепрессанты. Печеньки подойдут.

Только подумала – глядь, я уже на кухне – вскрываю пачку курабье.

– Я тоже хочу печеньку, – требует Алёнка, не отрываясь от выкладываемого на столе панно из сахара и чайных ложек.

Перебарываю жадность и аккуратно прилаживаю к ее картине несколько курабьешек. Получается очень красиво.

– Майя, куда ты дела минтая? – голосом опытного следака интересуется мама, елозя по старой терке ярко-оранжевой морковью.

– Какого минтая?

– Мороженого. Которого мы два дня назад купили.

– Никуда не дела, – бормочу я. Не выкладывать же про кошку, уничтожившую пакет с минтаем почти полностью. – Я вообще не помню, чтобы мы рыбу покупали.

Мама отправляет «обмылок» морковки в рот и, бодро похрустывая, взглядом выжигает на мне затейливые узоры.

Я дергаю плечами.

– И чего ты так на меня смотришь? Куда бы я дела твоего минтая? В ванну выпустила? Или съела?

Мать пожимает плечами и с обиженным видом принимается за рубку лука.

«Дозу антидепрессантов надо повышать», – решаю я и запихиваю в рот еще несколько печенюшек. На душе заметно легчает, меня даже тянет на светские разговоры. Я несколько раз перекатываюсь с пяток на мыски и обратно и глубокомысленно констатирую:

– С работой тухляк.

С маминых ресниц срываются две симметричных слезинки, трогательно скользят по щекам. Я внутренне сжимаюсь.

– Мамочка, ты чего? Расстроилась? – Я подскакиваю к матери и осторожно глажу ее по спине. – Не переживай ты так, я обязательно что-нибудь найду.

Она шмыгает носом.

– Вот ведь зараза! Как глаза-то ест. Не лук, а какое-то химическое оружие. – Мама неуклюже утирается рукавом и поворачивается ко мне. – Чего ты там сейчас бормотала, я прослушала?

Молча забираю у нее нож и доску и быстро дорезаю остатки лука; на душе скребут кошки.

К девяти часам вечера, после еще одной вылазки в Интернет, на федеральные сайты поиска работы, чувствую себя совершенно вымотанной и мечтаю о спячке. Как у медведя. По закону подлости Алёна бодра и весела, перевоплотившись в ромашку, скачет на одной ноге и отказывается ложиться.

Я решаю «купить» себе сон. Чтобы родная мать не подвергла меня остракизму за педагогическую несостоятельность, закрываю дверь в комнату, после чего говорю:

– Алёна, зайка, если ты прямо сейчас угомонишься, я разрешу тебе лечь со мной.

Дочь аж пищит от радости. Она, в отличие от своей бабушки, не считает, что сон с мамой превратит ее в инфантильного заморыша. Мы быстро переодеваемся в пижамы и устраиваемся в обнимку под верблюжьим одеялом.

– Спокойной ночи, – приказным тоном говорю я и с восторгом закрываю глаза.

Минуту Алена честно пытается уснуть, потом начинает ерзать.

– Ты не спишь?

– Сплю.

Она складывает из пальцев ручки человечка и, хихикая, шагает им по мне.

– Смотри, по тебе кто-то ползет.

– Я сплю, – бурчу я, стряхивая с себя маленькую ручку.

Дочь вздыхает, несколько секунд лежит спокойно, потом начинает спихивать с себя одеяло:

– Фу! Мне что-то жарко…

Я старательно игнорирую ее брыкания, надеясь, что, сочтя меня спящей, Алена проявит сознательность и по-быстренькому уснет.

Но нет, дочь закидывает ноги на стенку и начинает пятками рисовать на обоях непонятные загогулины.

– Не балуйся, – не выдерживаю я и сталкиваю ее ноги со стены.

Дочь оживляется.

– А Настя с родителями на Новый год поедет в Сочи.

– Очень хорошо. Спи.

– А правда, что в Сочи зимой нет снега? И трава растет? И пальмы зеленые?

– Правда.

– А давай тоже на Новый год в Сочи поедем? – В Алёнином голосе слышится столько надежды, что мне становится больно.

Я разлепляю глаза и глажу дочь по спине.

– Котенок, у нас пока нет на это денег. Может, через год или два.

Обещаю, а сама не верю, что когда-то мы сможем позволить себе отдых на море.

Дочь переворачивается на спинку и поспешно задирает на себе кофту:

– Животик еще погладь.

Я глажу. Ее кожа покрывается забавными крохотными мурашками, и хочется расцеловать каждую.

– А летом? – чуть не подпрыгивает Алёнка. – Давай летом поедем в Сочи? Лиза и Матвей рассказывали, что там можно плавать с дельфинами.

Мое самоуважение обваливается до нуля: похоже, у моего ребенка самое обездоленное детство во всей садовской группе.

– А может, заведем котика? – не унимается дочь. – Соне бабушка подарила котика. А у Кати есть сумка в виде мишки. Может, ты купишь мне сумку в виде мишки?

Виш-лист обновляется еще минут десять, а потом дочь наконец засыпает. На меня же, как назло, обрушивается бессонница. Я таращусь в темноту и кусаю губы. В голове тяжелым молотом бухает вопрос: где? Где найти работу, на которой я смогу заработать хотя бы на сумку в виде мишки?

Глава 4
Козерог в шкурке Водолея

На следующий день ударил мороз: дворы, помятые оттепелью, застывают в один сплошной каток; поднимается ветрище, небо плюется мелким колючим снегом. Даже мама, для которой нет плохой погоды, глянув в окно, предлагает мне отложить поиски работы и посидеть пару дней дома.

– Ты у нас такая раззява – возле крыльца сразу и навернешься, – заботливо говорит она, попивая кофе. – Носись с тобой потом загипсованной.

Я торжественно обещаю не высовывать носа из квартиры. Мама на радостях выдает мне с десяток хозяйственных поручений, после чего утаскивает Алёнку в сад. Выжидаю минут пять после их ухода и начинаю одеваться. Сегодня я решила наведаться в центр занятости; надежд на него мало, но сидеть сложа руки выше моих сил.

По дороге к остановке начинаю подозревать, что я подкидыш: родители у меня русские, морозостойкие, а я как в теплице росла. Каждый порыв ледяного ветра для меня словно удар под дых: я задыхаюсь, слезятся глаза, а пальцы вмиг становятся деревянными.

На остановке толпа, значит, маршрутки ходят еле-еле. Вместе с другими ожидающими я прячусь в ссутуленную коробку из жести и, сунув руки в карманы, морально настраиваюсь на долгое ожидание.

– Ой, а я вас знаю, – радостно сообщает розовощекий молодец, притопывающий в углу, залепленном объявлениями. – Вы к нам вчера на фирму приходили.

Скучающие люди мгновенно поворачиваются в нашу сторону и с интересом следят за развитием событий.

– А вы точно не занимаетесь проституцией? – весело любопытствует розовощекий, поправляя засаленный кепарик. – А то я бы с вами не прочь. Но только если не дорого.

– Молодой человек, вы обознались, – промерзшими губами шепчу я и выскакиваю обратно на ветер – пусть уж меня лучше сдует к чертовой матери, чем еще секунда позора.

Шутник выходит следом и игриво толкает меня плечом так, что я чуть не наворачиваюсь в окаменелый сугроб.

– Эй, да не обижайся ты. Я же просто познакомиться хочу.

Я делаю вид, что не слышу, отворачиваюсь в сторону и мысленно призываю маршрутку, как медиум духов.

– Телефончик-то дашь? – Розовощекий изловчается и игриво щиплет меня за щеку. – Или так и будешь ломаться?

Люди в павильоне остановки вытягивают шеи, чтобы уловить мой ответ. Я набираю полную грудь воздуха и, скукожившись, шагаю прочь. Благо до центра занятости недалеко, пара остановок.

* * *

– Снегурка, паспорт! – тормозит меня в холле мекки безработных охранник.

Я растерянно хлопаю заиндевевшими ресницами и изо всех сил пытаюсь не дрожать.

– У меня нет с собой паспорта.

– Без документов не пущу. – Пожилой мужчина грозно сводит на переносице кустистые, тронутые сединой брови. – Требования безопасности.

Когда я понимаю, что через секунду мне опять придется нырнуть в буран, на глаза наворачиваются слезы:

– Ну, пожалуйста! Я ведь ненадолго. Мне только вакансии глянуть на доске объявлений.

– А из дома никак? – удивляется охранник. – Интернета нету?

Сразу понимаю, что я тупица. Ведь и правда: зачем я тащилась сюда в мороз, если все вакансии центра есть на его сайте?

Глядя на мое несчастное лицо, охранник вдруг смягчается:

– Ладно, иди, одна нога здесь, другая там.

Я прохожу в просторный зал, где сидят инспекторши и выставлены стенды с объявлениями, и первым делом кидаюсь к батарее. Одновременно со мной к ней подлетает молоденькая девушка в шапке с кошачьими ушками. С вежливой улыбкой уступаю незнакомке половину «гармошки».

– Ну и погода сегодня, правда? – говорит она, прижимаясь к батарее синеватыми ногами в тонком капроне.

Я вежливо киваю. Некоторое время мы молча отогреваем конечности, а потом девушка-кошка начинает плакаться мне на жизнь. Не знаю почему, но незнакомые люди частенько выбирают меня своей жилеткой. То ли вид у меня жалостливый, то ли глаза добрые. Девушка-кошка неторопливо рассказывает, что она – Рита, бухгалтер, что без опыта работы ее никуда не берут. Я делаю сочувствующее лицо и начинаю бормотать про то, что рано или поздно она найдет свое место под солнцем…

– А ты кто по профессии? – перебивает меня соседка по батарее.

– Учительница английского.

– Да уж, – скривившись, Рита поправляет цветастый шарф с бахромой. – Ты еще больший неликвид, чем я.

Мы солидарно вздыхаем от тяжести бытия, а потом я начинаю бродить вдоль стендов, внимательно вчитываясь в объявления.

– Да нет там ничего, – бурчит новая знакомая, доставая смартфон и вытягивая губки для селфи. – Я уже смотрела.

Но мне надо лично убедиться, что надежды напрасны. Только проглядев список вакансий раза три, я возвращаюсь к батарее – подкопить тепла на дорожку.

– Слушай, а администратором в доме культуры не хочешь поработать? – вдруг предлагает Рита, постя свежие фото в Инстаграм.

– В каком доме культуры?

– В «Салюте». Он негосударственный, так что платят нормально.

У меня екает сердце: после месячных мытарств без работы, вакансия администратора кажется мне манной небесной.

– А с чего ты решила, что в «Салюте» требуется администратор? – осипнув от нахлынувших надежд, интересуюсь я.

– Да у меня тетка там директор. Позавчера звонила, зазывала к себе. Но я не хочу. В этом «Салюте» одни пенсионеры кучкуются – скучища!

Чтобы не запрыгать от радости, мне приходится изрядно поднапрячь самообладание.

– Если ты не против, я прямо сейчас туда наведаюсь.

– Давай, – кивает Рита, не отрывая взгляда от телефона. – Тёть Оле от меня привет.

Несмотря на то что из документов с собой у меня только резюме, я сразу отправляюсь в дом культуры, он в десяти минутах езды от центра занятости. Мне кажется, что любое промедление приведет к тому, что вакансию уведут у меня из-под носа.

«Салют» – двухэтажный детеныш советского минимализма; у него панельные стены, огромные окна, крыльцо с квадратными колоннами. Сколько себя помню, здание напоминало чахнущую дворняжку: на стенах разрастались лишаи отколовшейся штукатурки, язвы-трещины и грязные потеки. А старая черепица по весне сходила вместе со снегом. Но не так давно у дома культуры сменился владелец – здание отремонтировали и выкрасили в белый цвет, над входом прилепили помпезную надпись. По ночам она подсвечивается красным.

На мое счастье, вместо охранника в доме культуры – жизнерадостная бабушка-гардеробщица в огромном, как одеяло, шерстяном платке. Я сдаю ей свой пуховик и спрашиваю, как найти директора.

– Ой, дочка, она где-то на втором этаже ходит. – Бабуля подает мне пластмассовый номерок и машет рукой в сторону лестницы. – Поднимись и поищи.

– А как я ее узнаю?

Бабуля весело подмигивает.

– У ней голосище командирский. Мимо не пройдешь.

И правда, еще ковыляя к лестнице, я слышу крик, сотрясающий стены:

– Зойка, курица ты неощипанная, ты почему до сих пор пятую аудиторию не вымыла?! Я еще позавчера просила, чтоб к утру все блестело!

Только не это! Мои ноги мгновенно деревенеют и отказываются идти дальше: у меня с детства фобия скандальных женщин, рядом с ними я впадаю в ступор и теряю способность соображать. «Сумка в виде мишки, – затравленно напоминает внутренний голос. – К Новому году нам нужна сумка в виде мишки». Я делаю несколько глубоких вдохов, и способность двигаться потихоньку возвращается. Спотыкаюсь, но тащусь наверх.

Вот и второй этаж. Посреди коридора, уперев руки в бока, стоит полная женщина в красном платье и с перекошенным лицом заглядывает в один из кабинетов.

– Сейчас сексолог приедет, куда его сажать? Куда мне его сажать, я спрашиваю?!

Из кабинета раздается вялое бормотание – обладательница командирского голоса и копны осветленных волос в придачу недовольно морщится.

– Так, Зоя, хватит блеять тут! Тряпку в руки – и в пятую. Если через полчаса там будет всё тот же срач, уволю к чертям!

Она поворачивается и с разъяренной физиономией прёт на меня. Я отпрыгиваю в сторону и вжимаюсь в стену, моля провидение сделать меня незаметной. Ко мне сразу приходит понимание, что работа администратора – не мое. Я человек мягкий, ранимый…

– Кто такая? – Женщина в красном останавливается рядом со мной и глядит так, будто я только что предала родину. – Из пожарки? Из санэпидемстанции? Вы заколебали уже своими проверками! – Она вырывает из моих рук прозрачную папку и внимательно вглядывается в содержимое. – Что это?

– Ре… Резюме. – Голос слушается меня с трудом. – Я по поводу работы. Мне Рита сказала, что вам требуется администратор.

Женщина достает из папки листок с моими данными, быстро-быстро пробегает его глазами, после чего холодно интересуется:

– А кто такая Рита?

– Ваша племянница.

– У меня нет племянниц. – Густо накрашенные серые глаза угрожающе сужаются.

– Простите, наверное, обозналась. – Я умираю от желания бежать из «Салюта», сверкая пятками. – Мне нужна Ольга Викторовна, директор.

– Это я и есть.

– Странно, – говорю я и пячусь к лестнице. – Я, наверное, лучше пойду.

– Стоять! – гаркает директорша и, схватив меня под руку, втаскивает в один из кабинетов.

Обстановка там напоминает школьный класс: ряды парт, доска, на стенах какие-то плакаты. Директорша толкает меня на один из стульев, возвращает мне папку и резюме.

– Администраторы мне не нужны, зато нужны руководители кружков. Я смотрю, ты английский преподавала. – Она садится на край стола, вытягивает ноги в проход, столешница угрожающе прогибается. – Могу предложить тебе кружок по языку. Только у нас тут исключительно взрослый контингент. Всякое там страноведение нам не надо. Нам надо, чтобы женщины после занятий могли анкету на сайте знакомств заполнить. Ну и письма иностранных ухажеров разобрать. Сможешь такому научить?

Я киваю. Внутренний голос подсказывает, что лучше не отказываться: расплата за непослушание будет горькой.

– Только у меня все по два кружка ведут, – поспешно предупреждает директриса. – Так что в нагрузку к английскому дам тебе клуб позитивного мышления. У тебя же дополнительная специальность – психолог?

Меня передергивает.

– Нет-нет, я не могу. Позитивное мышление – это не мое. Вы мне лучше кружок кройки и шитья дайте. Или там вязания.

– А ты что, хорошо шьешь?

– Нет, но могу научиться. Прямо сейчас приду домой – накачаю себе обучающих видеороликов…

Ольга Викторовна прерывает мою тираду оглушительным шлепком по столу.

– Слушай, мне тут с тобой некогда препираться. Если я сказала, что надо вести клуб позитивного мышления, значит, именно его ты и будешь вести.

– Ну не знаю, – нервно ерзаю я. – Не уверена, что у меня получится.

Директриса внимательно оглядывает меня с ног до головы и качает головой.

– Я что-то тоже уже не уверена. Мне в коллектив нужны люди энергичные, жизнерадостные… Ты кто по гороскопу?

– Козерог.

– Серьезно? – Женщина мрачнеет. – Ужас какой! Самый тяжелый знак. Я надеялась, ты хотя бы Дева.

Разочарованно вздохнув, она встает и, шагнув к зеркалу, висящему у дверей, начинает вертеться перед ним, оглядывая длинное, до пола, платье:

– Очень жаль, что ты Козерог. Мне ведь для этой работы нужен Водолей. Легкий, веселый человечек. Такой, чтобы людей тормошил и заряжал.

Я не верю своим ушам. Она что, не хочет меня брать? Из-за гороскопа? Обалдеть! Хорошо хоть не из-за цвета глаз. Уязвленное самолюбие заставляет меня воспрянуть духом. Из головы мгновенно выветривается то, что я ненавижу всевозможные тренинги позитивного мышления. Всё мое существо сосредоточивается на борьбе с дискриминацией. И на желании купить сумку в виде мишки. Я напускаю на себя уверенный вид: откидываюсь на спинку стула и кладу ногу на ногу.

– А вы знаете, что многие астрологи определяют знак зодиака не по дню рождения, а по дате зачатия?

Ольга Викторовна равнодушно пожимает плечами, покончив с досмотром платья, начинает взбивать волосы.

– Дело в том, что по дате зачатия, я как раз Водолей, – весело щебечу я, покачивая ногой. – У мамы из-за проблем с почками случились преждевременные роды. Вот и получилось, что день рождения у меня аккурат после Нового года. А так-то меня только в феврале ждали.

Щеки у меня наливаются огнем, все-таки не привыкла я с уверенным видом нести такую чушь.

Директриса наконец отворачивается от зеркала и, вернувшись к столу, несколько секунд буравит меня взглядом.

– Преждевременные роды, говоришь?