Текст книги "Французская любовь"

Автор книги: Елена Смехова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Глава 2
Как повезло мне...

Зачем, зачем я пошла на эту вечеринку? Не смогла устоять перед соблазном? Надеялась познакомиться с очередным кавалером?

Слаба, каюсь. В вечном ожидании и вечных поисках проходит жизнь моя.

Ищу и жду. Жду и ищу.

Да где же искать? Все приличные мужчины давно пристроены, и не сковырнешь их с насиженных мест. Это ж какая силища нужна! Или терпение. Или попросту беспринципность. Я так считаю. Потому что девиз «Жена – не стена. Отодвинем» воплощают в жизнь только самые беспринципные представительницы моего пола (в дальнейшем именуемые хищницами). Эти-то ничем не гнушаются. Святого для них не существует в принципе – семья не является для них препятствием.

Наметила жертву – возжелала – план захвата запланировала – все на кон поставила – вцепилась мертвой хваткой – и давай кругами да зигзагами обхаживать. Да голосом сирены обольстительной насвистывать. Да взглядами чарующими, полными восхищения одаривать. Да нежностями-ласками беспредельными, какими даже самые лучшие жены не владеют, обволакивать...

А коль не поддается жертва – ату его, загнать любыми методами! Не ведется если на сладкие речи да жаркие объятия, не отлипает никак от очага родимого, тогда последнее, самое опасное, но проверенное веками средство (на которое, правда не всякая отважится, а лишь самая хищная хищница) – подлить, подсыпать, приворожить... Ну, после этого он точно уж никуда не денется! Ляжет смирненько рядышком и – затихнет. И ни-ку-да больше не дернется.

Случается, правда, что такой, послушный и присмиревший, он после окажется и не нужен вовсе. Либо сама в нем разочаруется: поймет, что обманулась – не ту добычу высмотрела, что при пристальном ознакомлении оказался далеко не столь хорош, как привиделось сослепу, в порыве поиска. Но – поздно уже: намертво к тебе припаян и отлипать не собирается.

Мало кто заранее об этом задумывается, правда. Хищницами ведь движет одно-единственное желание: «Хочу!» И точка.

...О чем это я? Разобрало, ох, разобрало! Накипело прямо-таки.

Зачем я взяла трубку?

Думала поспать подольше хотя бы в субботу, телефон подушкой даже накрыла – на всякий случай.

Хотя, конечно, это такой же самообман, как и в случае с будильником в школьные годы. Помню, слишком тяжко было в осеннее-зимний период подниматься в полседьмого, и я специально переводила часы на десять минут вперед, чтобы не было соблазна поваляться «ну еще пять минут» в постели. Услышав звонок и взглянув на часы – мгновенно вскочить, в ускоренном темпе засобираться, а потом, судорожно всовывая тело в ненавистно-омерзительную школьную форму, «вдруг» обнаружить, что десять именно этих золотых запасных минут у меня имеется! И – перевести дух.

Как будто бы не я сама, а кто-то другой, незнакомый заводил часы вчера вечером. Как будто утро начиналось с амнезии и я, охотно вздрагивая от резкого звонка, понятия якобы не имела, на какой именно час с минутами сама же поставила будильник. Но ведь действовало же!!!

Пряча телефон под подушку, я занималась примерно тем же.

Вместо того чтобы честно отключить его до полного своего назавтра пробуждения, я просто сверху укладывала подушку. Или даже – иногда – пару подушек...

Звонок тем субботним утром был таким резким, что и все пять подушек, уверена, не скрыли бы его воинственного воя. Категорически не хотелось просыпаться, но вечное «а вдруг что-то случилось?» заставило-таки побороть лень...

Звонила Мадам. Приглашала в гости.

Надо отдать должное – чувство благодарности ей не чуждо. Знала бы она, насколько не бескорыстно я лечила тогда ее пуделя!

Когда Анька попросила меня посмотреть собачку своего дяди, я не пошла – я полетела.

Ведь хозяином собачки был ОН – кумир моих девичьих грез. Сколько романтических писем было написано мною ему – ему, олицетворяющему истинно мужские благородство и величие. Он перевернул всю мою жизнь с того самого момента, когда я впервые прикоснулась к его искусству.

Я писала ему восторженно-длинные письма и... сжигала их, сознавая-ощущая-признавая собственное ничтожество. Я не пропустила ни одной телепередачи или творческого вечера с его участием! А фильмы его вообще знала наизусть...

Несколько лет подряд я даже пробовала поступать в разные театральные вузы. Не то чтобы чувствовала в себе какой-то талант – просто очень хотелось вращаться в пределах его орбиты.

Учась в медицинском училище и тайно от мамы, представляющей меня исключительно в накрахмаленном белом халате и спасающей людские жизни, я каждую весну бегала на прослушивания в ГИТИС, Щукинское и Щепкинское училища. Читала обязательные басню-стихотворение-прозу и готова была даже станцевать или спеть, но... до этого так ни разу и не дошло.

И все же больше всего я мечтала поступить во ВГИК, потому что ОН там время от времени преподавал, а когда-то прежде, я слышала, даже возглавлял кафедру. Я знала, что это утопические, просто идиотические мечты, ведь я реально оценивала и свои внешние данные, и свои артистические способности. Поскольку дальше моих вожделений они не струились, во ВГИК я не рискнула даже сунуться. К чему мне лишние подтверждения и без того многочисленных комплексов?..

Зато я познакомилась с Анькой. Случилось это, правда, значительно позже – когда после окончания медучилища и уже и несколько лет работала в ветеринарной клинике.

Из всех искусств я выбрала животных.

Со временем они заменили мне личную жизнь. Спасая кошек, собак, попугаев, я сама спасалась от одиночества. Я вовсе не отказывалась от общения с мужчинами, однако чем больше узнавала их, тем все отчетливее понимала, что собаки для меня как-то предпочтительнее.

Они не злоупотребляют алкоголем.

Не играют в азартные игры на деньги.

Не сматываются в любое время года на рыбалку.

Не отдают свое предпочтение непонятным приятелям и не задерживаются до глубокой ночи неизвестно где.

Не оскорбляют.

Не предают.

Никогда не кусают без причины. (Ну, если только не страдают бешенством.)

И главное – не бросают!

Они откликаются на доброе к себе отношение и сторицей платят за любовь. А все мои романы с мужчинами оборачивались, как правило, горечью и разочарованием...

По странному стечению обстоятельств Анька появилась в моей жизни в тот момент, когда я рассталась с очередной иллюзией по имени Павел.

Он тоже был из мира искусства – как и мой предыдущий друг, художник-карикатурист, в котором по неопытности я не сразу разглядела алкоголика. Хотя это меня тогда не сильно напугало. Опять же по наивности. Мне казалось, что я вылечила бы его, ну, или по крайней мере потерпела бы – ради того же искусства.

Однако его слабостью воспользовалась другая. Моя бывшая одноклассница. И ведь как изощренно воспользовалась! Прямо у меня в квартире. Пока я в ду2ше была.

Днем приехала с бутылкой и тортом в гости, ища утешения своей одинокой судьбине. Я ее пожалела. И даже на ночь пригласила остаться, разнесчастную эту. Постелила. Одеялко подоткнула. А когда душ перед сном принимала, тут-то она его тепленьким и взяла.

А еще через пару месяцев возникла на пороге с заявлением: «Всю жизнь мечтала о ребенке, случилось чудо, буду рожать».

Я-то сама и не думала рожать от алкоголика! Как медик понимала, что сначала вылечить его надо, а там уж и о детях думать будет можно. Но она опередила. Знала, окаянная, как он от детишек млеет, вот и исхитрилась – ударила по самому слабому месту.

Надо же, даже алкаши нынче нарасхват!

Очередной друг, Павел, был несостоявшимся актером. Медсестра из нашей клиники захотела познакомить его с одной из нескольких моих молодых подружек, которых я опекала (за неимением собственных сестер, братьев и детей).

Занятно, но мою кандидатуру она не рассматривала вовсе.

«У тебя, помнится, имелась в подружках длинноногая егоза. Так это как раз в его вкусе. Ты говорила, она недавно с мужем развелась и мечтает о новой любви? Вот то, что ей надо. Красивый парень, ну до чего красивый! А пропадает. Никто его в кино последнее время не снимает, а из театра он сам ушел – не сработался с главрежем. Тот приревновал его к своей жене и попросту уволил. А он даже бороться за себя не стал – такой добрый, такой славный».

Я, правда, в толк взять не могла, как славный, добрый и к тому же красивый может «пропасть», но номер своего телефона дала – чтобы доставить всем удовольствие.

Он позвонил через день и грустно представился.

Я пригласила его заскочить как-нибудь ненадолго (чтобы знать хоть, кого буду пристраивать младшей подруге).

И он пришел в тот же вечер. Зачем-то принес бутылку шампанского. Мы ее скоро и чудненько так распили, и он побежал за второй.

Я давно заметила, что шампанского почему-то всегда не хватает. Пока он бегал, я быстро начала приводить себя в порядок.

До его прихода такого желания у меня не возникло. Я встретила его в стареньком спортивном костюме и без макияжа – не для себя же, чай, кавалера ждала! Но когда он, уходя в магазин, бросил на меня на пороге неожиданно заинтересованный взгляд, я почему-то пулей понеслась мыть голову и спешно кидать на физиономию макияж. Потому что он и впрямь был хорош собой. Невероятно. И зачем ему надо знакомиться через третьих лиц, когда при одном лишь взгляде на него любая способна голову потерять?!

После второй бутылки он разговорился. Поделился со мной всеми тяготами жизни никем не признанного «великого» артиста. Он даже прочитал мне горькое и страстное стихотворение, отражающее внутреннее состояние мятущейся личности. Его то есть личности. А «на закуску» поведал о распавшемся союзе с любимой женщиной, оказавшейся легкомысленнее, чем он мог предположить. И главное, меркантильнее.

– Представляешь, я ей говорю: «Давай родим ребенка!» А она мне: «Павел! Мне нужны гарантии! Когда ты положишь мне на это десять тысяч, я подумаю». А я ей: «Какие тебе гарантии нужны? Ты – моя жена!» Но ей этого, оказывается, мало. Ей деньги важнее... – Он всхлипнул и подпер ладонью красивое лицо. А потом взглянул на меня и неожиданно констатировал: – Вот ты – не такая. Ты хорошая.

Почему он сделал такой вывод, я уточнять не стала.

Неожиданно вспомнив, ради чего, собственно, мы с ним знакомились, я сказала:

– Знаешь, пожалуй, я знаю, кто мог бы тебя утешить. У меня есть такая замеча...

Договорить он мне не дал. Схватив мою руку, принялся осыпать ее поцелуями. От неожиданности я запнулась на полуслове и с полным непониманием происходящего воззрилась на него. Потом запоздало обнаружила, что уже месяц как не делала маникюр, и поджала пальцы внутрь ладони, не видя другой возможности высвободить руку.

Он уставился на меня умоляющим взглядом и произнес:

– А у тебя есть водка?

Я растерялась. Неужели и этот алкаш?! Везет же мне!

Или, что еще более оскорбительно, ко мне можно проникнуться симпатией только после определенного количества спиртного?

Словно почувствовав мое отчаяние, он прошептал:

– Не обижайся, у меня просто очень тяжелый период, и ни в чем я пока не вижу спасения. Не гони меня! Я тебе пригожусь.

Он хватался за меня как за соломинку, и я не смогла ему отказать. Как и никогда, впрочем, не могла отказывать нуждающимся...

Два месяца мы почти не разлучались. Он приезжал ко мне в любое время суток, когда ему это было необходимо, или вызывал меня к себе примерно так: «Если не увижу тебя в течение часа, я умру!»

И я не могла противостоять его напору. Никогда прежде на меня не обращали внимания столь красивые мужчины. Он сумел уверить меня, что я привлекательная. И умная. И тонкая. Душой.

Однажды, заснув на моем плече, он неожиданно встрепенулся и вскрикнул:

– Прошу тебя, прошу, умоляю!

– Да, Павлуша, что, что такое? – воскликнула я испуганно.

– Прошу тебя, – заплетающимся языком произнес он. – Никогда, ни-ког-да не надевай этот свой лиловый пуховик, да еще в комплекте с рюкзаком! Это страшно несексуально. – И вырубился.

Так и не поняв, сон ли ему плохой приснился или это его подсознание выдало подобный бред, но на следующий день я пошла на рынок.

На отложенные на черный день отпускные купила жутко дорогой плащ на подкладке из искусственного меха и симпатичную вместительную сумку с двумя лямками через плечо. Ну что делать, ну люблю я большие и практичные вещи! И чем ему мой пуховик не понравился? Пять лет сносу ему не было! Пришлось тем не менее потратиться, ведь я, кажется, почти потеряла голову. Настолько, что даже светлый лик кумира моей юности стал постепенно меркнуть в лучах неожиданно нахлынувшего чувства к новому возлюбленному.

А возлюбленный... возник однажды на пороге моей квартиры (как всегда, поздно вечером). Позволив накормить себя ужином, он взглянул на меня загадочно-отстраненно и произнес:

– Ох...

– Что такое, Павлуша, что случилось? – вновь закружилась я.

– Знаешь, – сказал он после короткой паузы, – я обожаю свою жену. – Быстро взглянул на меня и добавил: – Но сегодня вполне готов к разврату!

Разумеется, я выставила его вон.

И прорыдала всю ночь...

Через две недели он позвонил, справился обо мне и... попросил в долг двести долларов, извиняясь и уверяя, что я самый добрый человек на свете и потому пойму и не смогу отказать.

– Жена прилетает из Италии, – приняв мое молчание за сопереживание, объяснил простодушно. – Представляешь, она наконец поняла, что лучше меня никого нет, и потому именно мне позвонила и попросила ее встретить!

Я продала плащ той самой медсестре, которая «устроила» мне Павла, и поехала с обзорной экскурсией по Золотому кольцу. По маршруту Суздаль—Палех—Шуя. Мне необходимо было уехать прочь из города и прикоснуться к вечным ценностям.

В автобусе сидели в основном пенсионеры со стажем. Один из них всю дорогу суетливо ерзал и кидал на меня призывные взгляды.

Он был в васильковом костюме с белыми лампасами и допотопной кепочке. Невзирая на отсутствие с моей стороны реакции на его неловкие призывы, тем же вечером он подкатил ко мне с предложением выпить с ним кофе с коньяком.

– Я не пью кофе после пяти, – сдержанно ответила я, чтобы не показаться грубой.

– Почему? – удивился он. – После пяти – самое то!

Не знаю, что он имел в виду, но я на всякий случай отошла. Купила в киоске женский журнал и поднялась в свой номер – подальше от пенсионера.

Все статьи в дамском журнале представляли собой своеобразные рекомендации по завоеванию мужчин. Советы, прогнозы, рецепты... От астрологических – до кулинарных. В подробностях разъясняющие, как, где и когда можно подкараулить, охмурить и захомутать любого из представителей мужского рода. Лучше бы девушки читали «Науку и жизнь» – там больше полезной информации. И гораздо более жизнеспособной. Но спрос рождает предложение, как известно. А моим мнением в данном случае никто не интересовался.

Из холла гостиницы раздавались звуки музыки. Накинув поверх спортивного костюма (нового, купленного в честь Павла и ни разу еще не надеванного) теплую шаль, я вышла из номера. Села в свободное кресло.

В центре зала резвились дети, а вдоль стен и несколько пар танцевали под музыку – значительно и старомодно. В основном, разумеется, танцевали дамы. В дальнем углу сидела молодая симпатичная женщина. Я сразу заметила ее. Она держалась особняком и смотрела на происходящее и окружающих равнодушно и отрешенно.

– Ага, попалась! – раздался голос сбоку.

Это был пенсионер в кепке.

– Что значит попалась? – оскорбленно отодвинулась от него я.

– Шутка! – тут же нашелся тот. – Потанцуем?

Я огляделась вокруг, ища спасения.

– Знаете, я не танцую. А почему бы вам не пригласить вот ту... – я указала на первую, кто попался на глаза, – миловидную особу?

– Вот ту?! – Он оскорбленно посмотрел на меня. – Она для меня слишком стара. И... как бы это выразиться? Не моего формата, вот.

Я выразительно оглядела его с ног до головы.

– Да не смотрите вы на меня так! Я, видите ли, совсем недавно расстался со своей подругой. Ей было... э-э-э... двадцать шесть. – Поймав мой еще более недоуменный взгляд, он добавил: – И она была от меня в восторге!

– Отчего же расстались? Она тоже оказалась не вашего формата? – съехидничала я.

– Не в этом дело, – проглотив ехидство, ответил он. – Ее родители воспротивились нашему союзу.

Чтобы избежать дальнейших расспросов, я сменила тему разговора:

– А что вы думаете по поводу во-о-он той девушки в дальнем углу?

– Я ее сразу заприметил, – оживился он. – Скорее всего, она поехала на экскурсию в поисках мужа или бойфренда, но никого подходящего пока не встретила. А вы как думаете?

– Я думаю, что она недавно рассталась с мужем (или бойфрендом) и приехала сюда зализывать раны.

– Не похоже! – запротестовал он. – В этом случае она стремилась бы к общению, я вам точно говорю! А она к себе никого не подпускает.

– Давайте спросим ее!

Победила я. Мы оказались подругами по несчастью. И очень скоро на все экскурсии стали ходить вместе.

– У тебя есть в доме животные? – задала я Анне свой сакраментальный вопрос.

Еще в детстве я таким образом тестировала всех, с кем знакомилась, и этот мною придуманный показатель человеческой доброты редко когда подводил. Все люди на земле делились у меня на две категории – тех, кто держал в доме животных, и наоборот. Со вторыми я даже не знала, о чем говорить, потому что девочкой росла застенчивой и трудно входящей в контакт с окружающим миром. А животные всегда представляли для меня неисчерпаемый источник радости, и говорить о них я могла с кем угодно и сколько угодно.

– У меня нет, но вот у моего дяди есть любимый пудель, и когда дядя с супругой на время отлучаются, то всегда доверяют его мне.

Если бы я знала тогда, КТО у нее дядя, я бы, возможно, лишилась чувств, не сходя с места. Но мне и в голову не пришло спрашивать об этом. Мало ли у каждого из нас родственников?!

– И что, у самой никогда-никогда не было? – поразилась я. По моему ощущению, у такой милой девушки просто не могло не быть животных. Хотя бы... хомячка.

– Когда я была маленькой, то часто умоляла родителей завести собаку. Но они всегда противились этому. Считали меня недостаточно ответственной, что ли...

Но однажды мама сама принесла в дом котенка. Из обычного подземного перехода. Он был таким беззащитным и трогательным, что она не смогла устоять. И я была бесконечно счастлива. Пулей мчалась домой из школы, чтобы побольше пообщаться со своим дружочком.

Как это мне было знакомо! Аня, видя мою понимающую улыбку, с удовольствием продолжила:

– Таких котов я больше в жизни не встречала. Он был, если можно так выразиться, абсолютно очеловеченным котом: перенимал повадки людей, даже ходил на задних лапах... Хотя никто его этому не учил. Он просто сам вставал и проходил несколько шагов. Ел он, кстати, тоже по-человечески.

– То есть хочешь сказать, пользовался столовыми приборами? – съехидничала я.

– Почти, – безобидно ответила Аня. – Представь себе: когда перед ним ставили суп, он не лакал его, а зачерпывал лапой, как ложкой, и отправлял в рот. Сосиску накалывал на когти, как на вилку, и аккуратно откусывал. Он даже на стул садился, копируя позы домочадцев. Мы его обожали. – Она вдруг погрустнела.

– И что с ним случилось?

– Он заболел. Мужественно перенес пять операций, но после последней... не вышел из-под наркоза. – На глаза Ани навернулись слезы. – Галка, это была моя первая любовь. И я готова была сделать ради того, чтобы он жил, все. Абсолютно все.

– Это очень больно, я знаю.

– Знаешь, я думала, что никогда уже не смогу завести животное, потому что больше не переживу потери. Но через год друг нашей семьи, музыкант, рассказал, что в их филармонии кошка родила пятерых котят. И нас... буквально потянуло туда. Нам навстречу выбежали красивые полугодовалые котята – гладкие, розовые, на толстых крепких лапах. Один из них кубарем бросился прямо к нам. Он единственный был немного жалким, каким-то непропорциональным, нескладным, c огромной головой.

– И ты его, конечно, пожалела...

– Да! Как только я увидела этого несчастного, то сразу сказала маме: «Послушай, его же никто не возьмет, давай возьмем его мы!» Папа был шокирован. Он считал, что мы предаем память того, кого он считал своим другом. К тому же тот был сибирским красавцем с пушистым хвостом и бакенбардами, а этот – абсолютным уродцем.

– Папу тоже можно понять... Однако вы его взяли и принесли домой? Как ты разжалобила отца?

– Это было бесполезно. Я пошла своим путем – назвала котенка Платоном. Мне казалось, что после этого к нему должны проникнуться любовью все.

– Сколько тебе на тот момент было лет? – усмехнулась я.

– Звучит наивно? А знаешь ли, что произошло дальше? Однажды папа вернулся с работы раньше времени, потому что у него разыгрался остеохондроз. Кот прыгнул к нему на плечи и до вечера не слезал оттуда. Он оказался настоящим доктором. И с тех пор он стал устраиваться на папиной шее регулярно. Тот расхаживал с ним по квартире, как с горжеткой. Ел, спал, даже умывался с Платоном на плечах. А кот, безошибочно угадывая больные места, всегда лечил папу. Ну как было его не полюбить?

По возвращении в Москву мы с Аней не потерялись. Сначала я пригласила ее к себе, а когда приехала с ответным визитом, то сразу... уперлась взглядом в большущую фотографию моего кумира, висевшую на самом видном месте. Вся стена была увешана многочисленными картинами и фотографиями, но, разумеется, именно эта бросилась мне в глаза.

– Ты его любишь? – спросила я, глупо покраснев.

– Очень, – лукаво улыбнулась Анька в ответ.

– А он? – наткнувшись на другую фотографию, где они были изображены вдвоем, да еще в обнимку, озадаченно пробормотала я.

– И он, – ответила она и расхохоталась. Но, увидев мое выражение лица, сжалилась: – Галка! Ну как я могу не любить родного дядю, подумай сама?!

– Дядю??? – Я была потрясена.

Такие совпадения, казалось, случаются лишь в кино. Хорошо, что я не успела рассказать ей о своей большой, но... безответной и бесперспективной любви.

– Знаешь, вчера, кстати, звонила тетя и жаловалась, что их пудель прихворнул и нуждается в профессиональном осмотре. Я пообещала им тебя. Ничего, что заочно? Ты сможешь подъехать к ним и осмотреть любимца?

На следующий день меня представили ЕМУ.

ОН был прекрасен. (Хорошо, что у меня появилась возможность скрыть свое смущение в пуделиных кудрях.)

Я осматривала животное с особыми тщательностью и пристрастием. У несчастного пса при пальпации прощупывалась грыжа. Я предложила прооперировать его лично. Никому другому не доверила бы я ЕГО питомца!

ОН растерянно смотрел не на меня, а на свою супругу, словно не мог самостоятельно решить проблему – можно доверить мне здоровье собаки или нет.

Разумеется, я знала, что ОН женат. Мне всегда казалось, что та, которая находится с НИМ рядом, дышит одним с НИМ воздухом, питается за одним с НИМ столом, ну и... все прочее, должна быть необыкновенной. Ведь это – ЕГО выбор. Тем паче, что во всех интервью он постоянно ссылался на нее: цитировал ее, восхищался ею. Своей Мадам.

Мадам и впрямь была недурна собой. К тому же производила весьма благожелательное впечатление: просто-таки очаровывала с первого взгляда. Я не опускалась до ревности, потому что никогда в жизни даже в мыслях не могла поставить себя вровень с ним. А она смогла. Смогла приехать из другого города, организовать встречу, потом еще одну, смогла выстроить стройную систему захвата и – не пожалеть на это ни времени, ни сил, ни средств.

Он был глубоко женат тогда, обожал семью, растил и воспитывал двух сыновей и потому, по мнению многих, являл собой уникальное явление для циничного мира искусства. Мира, где прочных связей практически не существует. Мадам пришлось проявить просто чудеса изобретательности, чтобы выкурить, выудить, вырвать его с корнем из родного гнезда. Но высшим пилотажем ее мастерства стало то, что она сумела-таки уверить и его, и окружающих в благородстве своей миссии. Миссии по спасению его от быта. Рутины. Опостылевшей жены. Ненавистных обязанностей. Бесконечных мелких и крупных проблем.

И – окунуть в нирвану. Где только она и он.

Я, может, тоже хотела бы восхищаться ею, но, сама пережив в детстве развод родителей, получила как бы некую прививку от такого типа женщин. Порода хищниц не вызывала во мне ни зависти, ни восхищения, а уж служить примером для подражания не могла тем более.

Мадам была ко мне добра и не давала ни малейшего повода для ненависти. Я честно постаралась от всего абстрагироваться и, приняв заданный ею светский тон, стала общаться с ней в том же ключе. Иначе другой возможности видеть ЕГО у меня бы не было. Иногда Мадам казалась мне даже искренней. Проявляла по отношению ко мне заботу... Привозила подарки из зарубежных поездок... Приглашала в гости, где я имела возможность пообщаться со многими интересными людьми... Так она выражала свою благодарность за опеку над их любимцем.

Когда однажды субботним утром она разбудила меня телефонным звонком, я поначалу решила, что снова нужно срочно спасать собаку. Ничего другого мне и в голову прийти не могло: зачем еще звонить так рано в выходной?

– Сейчас приеду! – отрапортовала я спросонья.

– Не торопись, Галюсик, – пропела трубка, – приезжай к четырем. Будет интересно, не пожалеешь... – И после паузы интригующе: – Есть шанс наладить личную жизнь.

Это было что-то новенькое. Я никогда не обсуждала с ней ничего подобного! Да она особо и не интересовалась. Может, меня раскусили?

Где же я прокололась? Смотрела на живого гения с нескрываемым восторгом? Так ведь ни одна женщина на него иначе и не смотрит!

И конкурентку во мне она вряд ли усматривает – «не тот формат», по определению пенсионера-Казановы. Нет у меня такой, как у нее, безупречной фигуры, не владею я умением преподнести себя с самой выгодной стороны, а уж хватки, напора, убежденности в собственной неотразимости у меня и в помине нет.

На этот раз в гости был приглашен какой-то киновед французского происхождения. А на него как на диковинный пирог слетелись подружки Мадам. И даже моя подружка Анька. Сто лет с ней не виделись, и я ужасно ей обрадовалась. Она, похоже, тоже рада была меня видеть, хотя в первый момент (или показалось?) на ее лице мелькнуло недоумение. Мадам не предупредила нас друг о друге. Впрочем, это в ее стиле. Любит она всякого рода «сюрпризы».

Стол являл собой смесь французского с нижегородским. В хорошем смысле. Вино, сыры – французская часть. Выпечка, соленья – наша.

Я впервые попробовала настоящее французское вино, и оно мне, прямо скажу, не понравилось. Терпкое и слишком кислое. Я больше люблю сладкие вина. Даже в шампанское «брют» сахар добавляю. Не верилось, что кто-то может восторгаться такой кислятиной. Однако дамы – все как одна – закатывали глаза, причмокивали и восторгались. Это явно, чтобы Мадам польстить. И французскому киноведу. Мадам обводила всех победным взглядом. Она была довольна. Что до меня, то я... чувствовала полную свою безграмотность в области кинематографии.

Конечно, я люблю кино. И французское в том числе. Но встревать в беседу истинных специалистов не рискнула ни разу. Все, кроме меня, понимали разницу между массовым и элитарным кинематографом, между коммерческим и артхаусным кино... Все так ловко жонглировали именами и терминами, что мне оставалось лишь вежливо улыбаться.

– А у вас есть собака? – влезла я в первую же образовавшуюся паузу.

Все с недоумением воззрились на меня, но Мадам сориентировалась мгновенно:

– Галочка – превосходный ветеринар. Она спасла нашего малыша. У нее золотые руки. Однако, Жерар, ты не ответил на вопрос...

– О, у меня есть бульдог.

– Французский? – решила сострить Аня.

Шутка удалась. Дамы захихикали.

– Ну, раз он живет во Франции, значит, быть ему французом, – не понял юмора Жерар.

Или тоже сострил. По-своему.

Он был мне симпатичен. Мне всегда нравились мужчины в возрасте, с багажом жизненного опыта и заинтересованным блеском в глазах. А наличие собаки указывало на то, что злым он не быть мог в принципе. Этот факт проверен был мною многократно.

Мы вышли покурить. Из всех присутствующих курящими оказались только мы с французом. Мне очень хотелось лично пообщаться с ним, обратить на себя внимание...

– Знаете, – как можно кокетливее начала я, – а ведь у меня есть опыт общения с французами.

– В самом деле? – изобразил удивление Жерар.

(Наверное, из вежливости.)

Останавливаться было поздно, и меня понесло:

– Да, еще в школе. Мне было пятнадцать, а ему – восемнадцать. Он жил в Париже, и на день рождения родители подарили ему тур по Европе. Нас познакомила соседка, старейший преподаватель МГИМО. Она дружила с его родителями и потому поселила юношу у себя. Понимаете, в то время в гостиницу устроиться было не столько дорого, сколько хлопотно... Водить его по Москве у нее не было времени, и она попросила меня. Уж как я обрадовалась! Мы же тогда с ума сходили от всего французского: кино, эстрады, литературы, наконец...

Жерар, довольный, закивал.

– Я повела Жан-Пьера гулять по Центру, поначалу даже не представляя, о чем смогу рассказать. Его интересовало буквально все. Мы останавливались через каждые десять шагов – он жаждал услышать историю каждого здания! К счастью, на многих памятниках архитектуры висели мемориальные доски, и я, бегло прочитав пояснения, могла излагать ему все, да еще и в красках. Я и сама не подозревала, что так много знала о Москве!

Жерар зацокал языком и с недоверчивой улыбкой покачал головой.

– Да-да! К примеру, остановились мы напротив Большого театра. Жан-Пьер заинтересовался гербом на фасаде. Ну, тут уж я разошлась! Ведь в школе мы разучивали государственную атрибутику буквально как букварную истину! Так вот я ему и выдала: и про колосья пшеницы, и про лучи восходящего солнца, и про пятнадцать республик, выложенных ровными стопочками ленточек, и про фразу, венчающую всю эту красоту: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Он попросил произнести это еще раз, помедленнее, и, вникнув, спросил с уважением:

– Кто это сказал?

– Карл Маркс, – бодро отчеканила я и, развернувшись на 180 градусов, провозгласила: – Вот, кстати, и он!

Жан-Пьер с любопытством обернулся и, проследив за направлением моей руки, уперся глазами в каменную фигуру Маркса работы скульптора Льва Кербеля.

Жерар расхохотался. Все-таки он понимал наш юмор. Это меня еще больше расположило к нему.

– И как развивался ваш роман? – заинтересованно спросил он.

– Какой роман? – смутилась я. – Мама меня так строго воспитывала, что даже на предложение зайти в кафе я гордо отвечала отказом, словно это угрожало моей... – хотела сказать «невинности», но постеснялась, – ...репутации. Такие, знаете ли, предрассудки.

– Почему? – приподнял бровь Жерар. – Это что-то запрещенное, крими... э-э-э... генное? Или он вам не понравился?