Текст книги "Сквозь века (СИ)"

Автор книги: Елена Синякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Только то, что снилось сегодня, спрятать не успела!

Не думала, что брат заметит следы от его губ на шее сзади под волосами, оттого что колдун опрокинул меня на живот, наваливаясь сверху и целуя жадно плечи и спину, не давая опомнится от его жара и той жуткой темной страсти, которая не давала ему покоя, заставляя кусать и втягивать мою кожу губами до багровых синяков.

Никто не должен был увидеть этого. Особенно брат!

А он увидел и рассвирепел.

– В прошлый раз она сказала, что губу сама прикусила, и я дурак поверил!!! – кричал брат, держа меня так, словно хотел переломать все кости, намеренно причиняя боль. – Но это что?!

Зажав в кулаке мои волосы он снова дернул меня так, что я полетела на пол, застыв и вытянувшись на полпути на коленях лишь потому что, не смогла растянуться внизу, не оставив все волосы в его руке и вскрикнув от полоснувшей боли, когда корни волосинок затрещали, пытаясь остаться на голове.

– Знаешь, что это такое?! Знаешь, откуда такие отметины могут появиться?!

Он встряхнул меня, почти прорычав:

– Такое бывает, когда хочешь настолько сильно, что не можешь сдержаться! Когда хочется не просто обладать кем-то, а буквально сожрать, чтобы каждая частичка ее осталась в тебе!

Я вздрогнула оттого, с каким надрывом и чувством кричал сейчас брат, глядя на свою жену обезумевшими глазами:

– Такое бывает, когда отпускать не хочешь из своих рук, а судьба вырывает ее!!!

Уже не понимая, кто о чем говорил, я притихла, держась за волосы, но отчего-то боясь теперь даже касаться руки брата, видя, как его жена усмехнулась горько и сухо, глядя глазами, в которых была одна лишь безнадежность и боль от двух десятков прожитых лет, что были лишь чередой серых дней:

– Откуда ж мне понимать все это, когда я не знала от тебя ни любви, ни страсти! Только на нее ты смотришь, только ее перед собой и видишь…

– МОЛЧИ!

Ахнув, я повалилась на пол, оттого что брат швырнул меня с силой и яростью, кинувшись к жене и принявшись душить ее, вопя что-то, когда я понимала, что мы его не одолеем, и эта ночь закончится большой трагедией.

Слишком острые и кричащие эмоции бурлили сегодня в брате, чтобы он смог успокоиться сам.

Вскакивая неловко на ноги, и не ощущая больше ни боли, ни страха, я металась по дому в поисках хоть чего-нибудь, чем могла бы огреть его со спины, с ужасом слыша, как невестка захрипела и застучала руками и ногами об пол, а я всхлипнула, понимая, что ничего не могу поделать, даже если повисну на шее брата, хоть и не хотела его касаться.

Какие-то жуткие, шальные мысли были в моей голове о том, что если он убьет ее, то я останусь с ним один на один, уже не уверенная в том, что он задушит меня так же…что не попытается стереть с моего тела отметины Черного. Своими.

– Беги! – прохрипела невестка из последних сил, когда ее глаза стали красными от недостатка кислорода, а я кидалась на ненавистную спину брата, рыдая и проклиная его силу в этом тщедушном теле, когда послышался вой.

Пробирающий до самых костей.

Жуткий, низкий.

Он словно крался через землю, ночь и мрак, как призрак из страшных сказок в зимнюю ночь, когда свет луны становится голубым от мороза и душа леденеет от ужаса.

Настолько близко, словно волк стоял на пороге, давая лишь секунду на спасение, прежде чем нас всех настигнет страшная мучительная смерть.

У меня волосы встали дыбом и перехватило дыхание от этого звука, когда он повторился и послышалось звериное тяжелое дыхание, от которого шел пар, что пробирался через тонкие щели в двери, когда стало ясно до дрожи, что волк действительно стоит прямо на пороге.

Волки давно стали проблемой на голову всех сельчан.

Они не боялись людей, и для тех, кто жил на окраине деревни неподалеку от черного леса стали настоящим наказанием, перетаскав всю домашнюю животину.

Никто из мужчин не решался войти в черный лес, чтобы отследить стаю, а волки жили и плодились, становясь самым настоящим кланом.

Я часто слышала их вой ночами, от которого забиралась с головой под шкуры, плотно закрывая глаза.

Часто слышала рассказы охотников о том, насколько эти животные умны и хитры, и как стоят друг за друга горой, что можно поучиться и людям.

Только никогда еще волки не заходили так глубоко в деревню.

И не стояли на пороге, вселяя такой ужас, что все в доме застыло, включая брата, который обернулся затравленно на дверь, и его взгляд заметался по дому в поисках того, чем можно защититься от зверюги.

Зверь рыкнул еще раз, словно приказывал открыть, или давал последний шанс сделать это по собственной воле, когда мои ноги подкосились, и я опустилась на пол, слыша теперь, что он не один, и страшный вой со всех сторон буквально заложил уши.

Казалось, вся наша деревня в кольце, из которого никто не выберется живым.

Сколько же их там было?

Двадцать? Пятьдесят? Или несколько сотен?

– Чертовщина какая-то! – прошипел брат, откидывая от себя едва дышащую жену, и я быстро подползла к невестке, глотая слезы, и боясь прикоснуться к ее горлу, на котором уже сейчас проступили уродливые отметины от пальцев брата.

И все по моей вине.

– …он не даст тебе жизни, Марьяна, – прошептала она хрипло. – Беги, как только будет возможность, и никогда не возвращайся.

– Куда я убегу? – всхлипнула я растерянно, дрожащими руками убирая спутанные волосы с ее измученного бледного лица, на котором были синяки от побоев и кровь. – У меня нет никого кроме вас и этого дома.

– Раз следы эти есть, то есть и тот, кто защитит, – прошептала она в ответ твердо, прикрывая устало ресницы, когда брат снова что-то закричал, переворачивая остатки грубо сколоченной мебели в поисках топора или ножей, затихая, потому что зверь никуда не уходил и снова взвыл за дверью.

Но когда этот жуткий, леденящий душу вой перешел в рычание, страшно стало даже брату.

Я отчетливо видела, как расширились его зрачки от паники, когда он отрывисто махнул нам рукой:

– Уйдите в самую дальнюю часть дома! Спрячьтесь и не высовывайтесь! Я с вами позже разберусь!!!

Мы все подпрыгнули, когда дверь неожиданно заскрипела и словно застонала от собственного хруста, ввалившись прямо в дом, и впуская клубом синего пара мороз с улицы, который тут же пробрался в каждый уголок, щупая своими костлявыми колючими пальцами под тонкой одеждой, что не могла согреть или спрятать от глаз обнаженное тело.

Только не от холода бросало в дрожь.

От вида волка, который стоял на пороге, настолько огромный, что его голова была в рост человека, хоть он и стоял на четырех лапах.

Весь черный, словно сама тьма и непроглядная ночь.

…только глаза синие-синие.

– …так вот почему тебя Черным называют, – прошептала я едва слышно, зная, что он услышит меня, и рассматривая распахнутыми глазами того, кто пришел в новом обличии, показав себя, под хриплый испуганный шепот невестки за спиной:

– Волколак!

А я смотрела на него и теперь понимала, почему всегда его образ казался мне таким хищным.

И его острый нос, и заостренные кончики ушей, почти как у сказочных эльфов, и то, как он мог то рычать, то урчать, порой издавая звуки, которые простой человек не сможет повторить.

Но теперь все встало на свои места.

И его сила, и нечеловеческие способности, и особенности облика, но самое главное – его необычные глаза и зрачки, но меня накрыло какой-то волной покоя.

Вот он! Мой колдун! Черный!

Смотрит своими синими глазами, рассматривая из волчьей черной морды, мех которой уже был так знаком мне тем, что именно такой я перебирала пальцами на тяжелой теплой накидке, каждый раз, когда он приходил во сне, или наяву.

Все в этом огромном, нереальном звере было так дорого и мило моему сердцу, что его звериный облик не пугал, а порождал в душе хрупкую надежду на то, что все еще может быть хорошо, даже если брат отшатнулся назад, роняя топор, потому что никогда не верил ни в Чернокнижника, ни в опасности черного леса, встретившись вдруг нос к носу с угрозой самой страшной и смертоносной, что стояла на пороге, рассматривая нас своими совсем не звериными глазами.

Но теперь, вглядываясь в эти глаза, я понимала, что пощады не будет.

Он бы никогда не вышел из леса в этом обличии, если бы не услышал моих криков, не почувствовал мою боль на каждом участке тела, которого его руки и губы касались так любовно и горячо, и вот теперь кто-то посмел тронуть так болезненно и жестоко, тоже оставляя на мне свои следы.

И пусть эти следы были совершенно другими, ярость и ненависть в синих глазах горели адским пламенем, когда я продрогшей кожей ощущала взгляд, что скользил по мне, отмечая каждую свежую ссадину, каждый синяк и следы крови, которые выходили из полос, оставленных ногтями брата.

Остановившись на моей шее, где вероятней всего проступали следы от пальцев, зверь взвыл от невыносимой ярости, оскалившись и клацнув выпирающими острыми клыками, отчего даже я содрогнулась, хоть и не боялась его.

Где-то нутром я чувствовала, что он понимает меня, и все, что происходит, не потеряв человеческого сознания, но сейчас уже была не уверена, что смогу остановить его, когда широкие мохнатые лапы встали на порог, а невестка за мной упала на колени и принялась молиться, то новому богу, которому мы не верили, то старым богам, что своей силой и властью смогли сделать подобное создание, не знающее пощады и приносящее лишь мучительную смерть.

– Не сможешь войти на мой порог, пока я не приглашу, чертово отродье! – брат пытался не дрожать от страха и не отступать ни на шаг назад, но я видела, как капельки пота выступили на его напряженном лбу и висках, когда волчья морда усмехнулась и зверь перешагнул порог обеими передними лапами, входя в дом, чтобы показать себя во всей своей ужасающей красе, выглядя в свете дрожащих свечей еще более огромным.

Но теперь и я дрогнула, зная даже лучше брата и невестки, что от Черного невозможно спастись и сбежать, как бы далеко не смог уйти, потому что он был не просто зверем, но и колдуном, который поразил этот мир своей жестокостью.

Зверь не обращал внимания на то, как в деревне проснулись все жители и началась самая настоящая паника.

Крики о помощи, собачий лай, переходящий в вой от боли, чьи-то проклятья и мольбы окружали теперь со всех сторон, потому что волки пришли вслед за своим могучим и страшным вожаком, чтобы наказать людей за их жестокость и равнодушие по отношению к слабым, когда многие могли слышать наши крики от боли и беспомощности, но никто не пришел, чтобы помочь.

Он шел на брата размеренно и целенаправленно, запугивая его еще сильнее и наслаждаясь его паникой и страхом, отчего ноздри зверя трепетали, а в хищных злобных глазах был мрачный, тяжелый триумф, от осознания того, что этот жалкий человечек, посмевший посягнуть на то, что принадлежало только Черному, поплатится за совершенное сполна.

Но это все еще был мой брат!

И как бы я не была расстроена тем, что случалось довольно часто, как сегодня, а не могла смотреть на его смерть, которая не будет легкой, потому что Черный жаждал его боли и криков, чтобы они стали очищением моих криков в его голове.

Поэтому неловко кинулась вперед, уже не пытаясь прикрываться от синих глаз и вставая прямо перед черным зверем, чья голова была на выше моей, чтобы выставить руки вперед, прошептав:

– Пожалуйста, не делай!

Волколак прижал уши, склонив голову, и зарычал низко и угрожающе, словно говоря мне уйти с дороги и не путаться у него под лапами, а я даже спиной чувствовала ошарашенные глаза бледного брата и невестки, которые не верили в то, что я могу встать на пути самой смерти.

Лишь бы не понимали обо всем остальном!

Он смотрел в мои глаза тяжело и предупреждающе, полыхая жаром настолько ощутимым, что я чувствовала его тепло даже на расстоянии. Мое тонкое, почти прозрачное нижнее платье легко колыхалось от ветра, который радостно залетал в сломанные двери, убивая остатки тепла, которые с большим трудом удавалось сохранить в нашем шатком домишке.

– Он совершил много плохого и злого, – прошептала я, делая еще один шаг вперед и касаясь осторожно пальцами большой горячей морды, блаженно вдыхая в себя знакомый аромат колдуна, который окутывал меня теплом и чувством полной защищенности и покоя. – Но он все еще мой брат.

Волколак шумно фыркнул и оскалился сильнее, переводя взгляд синих глаз на брата за моей спиной, однако позволяя касаться своей черной морды, когда, словно обезумев, брат закричал и кинулся к двери, скрываясь в темноте ледяной ночи, а я ахнула, обхватывая шею зверя руками и со всей силы прижимая к себе, чтобы только он не побежал вслед за ним.

Я знала, что его сила настолько огромна, что если он рванет вперед, то сможет вырвать мои руки, но продолжала прижимать голову волколака к груди, всем телом ощущая, как он сопротивляется своей ярости, которая обжигала мои руки, то жаром, то кусающим холодом, даже через плотную густую шерсть, чувствуя его стальные мышцы, и то, как они буквально ходят ходуном.

Он боролся с собой.

Со своей кровожадностью и яростью.

С нутром хищника внутри себя, который жаждал погони, агонии и боли.

Боролся ради меня.

7 глава

Мне все еще было больно.

Казалось, что вместо волос к моей головеприбили парик, сотней мелких гвоздиков, каждый из которых жег и зудел, отчего я поморщилась, в первую секунду притихнув и задержав дыхание, чтобы понять, где брат и рядом ли Черный. Не важно в каком из своих обличий.

Но окружающие меня звуки и запахи были далеки от той реальности, в которой еще оставалась моя душа.

Особенно запахи!

Вокруг не витал приглушенный аромат сухого дерева и воска, а стоял удушливый и едкий запах медикаментов, который перебивал все прочие, словно кусая мозг в желании скинуть с него пелену страшного, болезненного сна, где я все еще была Марьяной.

Я так и не знала проснулась ли, тихо застонав от боли во всем теле, и слыша, как рядом кто-то поспешно зашевелился, касаясь моего лица теплыми руками:

– Все хорошо, моя малышка!

Папа был рядом, и глаза наполнились слезами, отчего ресницы тут же стали мокрыми, когда я выдохнула, едва слыша сама себя и переживая за ту, кто защищала меня ценой собственной жизни:

– …где невестка?

– Ты уже не невеста, не бойся больше, милая! – быстро отозвался отец, гладя меня по волосам и лицу, возвращая в иной мир, где рядом не было Черного, и заставляя вспомнить все то, что происходило в комнате.

Сначала мозг сопротивлялся, цепляясь за остатки убегающего сна, словно из двух зол пытался выбрать наименьшее, где, по крайней мере, все были, кажется, живы.

– Я все сказал родителям Дэна, малышка моя. Больше нет никакой помолвки, теперь ты свободна.

Воспоминание ослепило вспышкой яркого света, который и стал началом конца, когда я дрогнула всем телом, лишь сейчас отчетливо понимая, что я не дома, а в больнице, рядом с папой, пока перед глазами появился последний кадр, прежде чем я отключилась – бездушное тело Дэна в углу комнаты с раскинутыми руками.

– Дэн?.. – прохрипела я, распахивая глаза и тяжело выдохнув, когда, наконец, судорожно пробежав в первую секунду, по безликой одиночной палате, мои глаза остановились на лице папы, которое осунулось и словно похудело, забрав с него все краски и оставив лишь печать тревоги темными кругами под глазами.

– Успокойся, милая! Он жив!

Но почему мне казалось, что это еще не все, и папа отвел взгляд, чтобы я не увидела в нем тревогу?

– Что случилось в комнате?

Я нахмурилась, пытаясь восстановить события последнего дня, вернее вечера, который закончился трагедией, но перед глазами была только яркая вспышка и отчаянные попытки Дэна до этого узнать, кто стал причиной нашего разлада.

Яростные, болезненные попытки, которые раскрыли в Дэне нечто темное, не виданное мной до этого дня, словно надлом в его душе выпустил кого-то совершенно другого.

Папа быстро пожал плечами, явно пытаясь сделать вид, что якобы не произошло ничего страшного, но по его скованным движениям и напряженному выражению лица, несмотря на приклеенную улыбку, я уже сейчас понимала, что от меня будут пытаться скрыть все до тех пор, пока не убедятся, что я в порядке.

– Пап!

Он вздрогнул и чуть поморщился, поджимая губы и явно пытаясь придумать, чем можно меня отвлечь на данном этапе, что лично мне кричало о еще большей беде, чем я могла себе предположить, когда я зашевелилась на кровати, пытаясь выдернуть из вены иголку, к которой тянулась капельница, упрямо и твердо заявив:

– Хорошо! Тогда я пойду, и сама найду того, кто расскажет мне все! И Дэна! Он ведь где-то рядом, да? В этой же больнице?

Отец тут же засуетился, пытаясь уложить меня обратно, и быстро выдыхая с видом полного поражения:

– Сказали, что это была молния!

Я осела на кровати, быстро заморгав и пытаясь проникнуть своим разумом в суть услышанного, хрипло выдыхая:

– …что?

– Была полиция, скорая, служба спасения, они вызывали еще кого-то, чтобы установить все обстоятельства произошедшего, но в итоге специалисты всех служб согласились с этим. Когда началась гроза, вы как раз поднялись в спальню и стояли оба у окна. Молния попала в Дэна. Прямо в обручальное кольцо.

Ошарашено выдохнув, я еще долго не могла заставить себя моргать, чувствуя, как по коже пробежал озноб.

– В кольцо?..

– Да. Оно практически расславилось на нем.

Я прикрыла ресницы, не в состоянии сразу выдохнуть, но понимая отчетливо только одно – молния не была случайностью.

– Самое главное, что ты не пострадала, моя малышка. А Дэн…рано или поздно он поправится.

Папа сжал мои руки теплыми ладонями, целуя их, когда я выдохнула:

– Это ведь не все, да? Ты не все рассказал мне?

Он никогда не умел скрывать что-то, потому что все читалось на лице и в глазах, которые отец всегда старательно отводил, словно боялся, что правду можно увидеть в них. И боялся не зря.

Я слишком хорошо знала его, чтобы поверить в то, что все на самом деле хорошо, и поэтому не отводила глаза, глядя на него настойчиво, пока он не выдохнул тяжело и протяжно, на секунду пряча лицо в свободной ладони, но второй продолжая держать мои руки, которые стали холодными в предчувствии беды.

– Удар молнии пришелся в руку…повреждения были слишком сильными и… ее пришлось ампутировать.

Сердце сбилось с привычного ритма, шокировано замерев, а затем забившись еще сильнее от боли и разъедающего чувства вины, такой огромной, что казалось я просто утону в ней, захлебнувшись.

И это было не самым плохим концом, учитывая все, что произошло.

Ведь это все было из-за меня!

Черный не позволил коснуться меня чужой руке и тем более причинить вред, но какой ценой!

Шок и вина были настолько сильными, что из глаз не выкатилось ни одной слезинки, но я едва могла дышать, с ужасом понимая, что своим отказом просто сломала жизнь прекрасному человеку. Дважды! Я убила его морально и сломала физически, так сильно, что едва ли он сможет оправиться!

– Я могу увидеть его? – прошептала я, чувствуя, как папа гладит меня по волосам и молчит, просто не зная, что сказать и каким образом поддержать в эту минуту. Но едва ли смогли бы помочь какие-то слова в этой страшной несправедливой ситуации.

– Не думаю, что это хорошая идея. Дэн в реанимации под круглосуточным присмотром. Без сознания. К нему не пускают никого, даже родителей.

Я тяжело сглотнула, боясь даже представить себе, что могли чувствовать его родители, в один день узнав о том, что я предала Дэна и их доверие, и едва не лишившись своего сына.

– Это слишком жестоко, – прошептала я, качая головой и пряча лицо в ладонях, но обращаясь в этот момент не к папе, а к тому, кто мог сотворить подобное, находясь даже на расстоянии. – Так не должно было случиться!

– Такое бывает, милая, – ответил папа, снова думая о том, что я обращалась к нему и прикасаясь нежно к моим рукам на лице. – Не вини себя! Как бы ты могла помешать самой природе? Чудо, что ты осталась невредимой!

Не видя моей нервной и грустной ухмылки от его слов, он продолжил:

– Я разговаривал с парнями из службы спасения «911», они приехали раньше всех и оказывали первую неотложную помощь до приезда врачей. Они сказали, что хоть у нас такое случается крайне редко, но все равно бывает.

Я тяжело выдохнула, не зная, что и думать, но зная заранее, что гнетущее чувство вины внутри меня никуда не денется и не пройдет.

– А мама?

– Осталась дома с твоей сестрой. Она очень напугана, плачет уже третий день. И потом он удара молнии в доме перегорела вся проводка, мы вызвали ремонтную бригаду, чтобы они…

– Сколько дней мы здесь? – ошарашено выдохнула я, не веря, что могла провести без сознания и видеть сон настолько долго.

– Третий.

Голова шла кругом, оттого что реальный мир постепенно ускользал из моих рук, оставаясь в голове лишь снами, которые с каждым разом я воспринимала все более ярко и правдиво, зачастую не понимая утром в каком из миров я существую на самом деле и какой из двух ошибочный.

Папа не выпускал меня из палаты, несмотря на уверения, что со мной уже все в порядке, что подтвердил и врач, который явился незамедлительно по первому зову, проведя тщательный осмотр и задав некоторые вопросы.

Вслед за ним появились полицейские, которые уточнили все, что я могла вспомнить о произошедшем, пожелали скорейшего выздоровления и пожали плечами на мой вопрос о каком-либо деле в отношении этого случая, пока моя душа леденела от паники и страха потерять Черного, даже если я понимала, что едва ли кто-то из простых смертных может подумать о том, что в этом всем мог быть замешан человек.

Вернее колдун. И волколак.

– Это всего лишь несчастный случай. Ни о каком деле не может быть и речи, – сдержано отозвался один из полицейских. – Если только вы не хотите заявить на вашего друга о нападении. Ваш отец утверждает, что он кричал, разнес все в комнате и угрожал вам расправой.

– Нет-нет! – быстро покачала я головой. – Я не хочу делать никаких заявлений!

– Ну вот и отлично.

К счастью, папа не мог быть рядом со мной круглосуточно, и я незамедлительно воспользовалась его отсутствием, чтобы выбраться из палаты в поисках Дэна…и Черного.

Моя душа ныла и болела, пока тело не покрывалось мурашками от его близости, ощущая теперь кричащую пустоту и полную потерянность.

Как бы я не злилась на то, что он натворил с Дэном, но, когда Блэкстоуна не было рядом, я была словно брошенный и позабытый всеми ребенок, который мог только свернуться калачиком на холодной постели и мечтать о тепле объятий.

Самой себе я казалась уязвимой и ранимой настолько, что хотелось сесть в темноте вдали от глаз всех вокруг и просто разрыдаться.

Каждую секунду я прислушивалась к себе, пытаясь ощутить его присутствие рядом, но безуспешно.

И от этого становилось больно просто физически.

Найти реанимационное отделение не составило труда.

Оно находилось парой этажей выше и представляло собой длинный коридор, но не с палатами, а с полупрозрачными боксами, в каждом из которых можно было увидеть людей, подключенных к разной аппаратуре, которая пикала и каждую секунду показывала состояние человека.

Каждый такой бокс был подписан, но я без труда нашла Дэна, не читая табличек, задохнувшись от ужаса и боли в груди, потому что из красивого дышащего силой и оптимизмом молодого мужчины, он превратился в практически бескровного призрака, чье лицо осунулось и стало бесцветным от боли, даже несмотря на то, что он был без сознания.

Ампутированная рука была перевязана плотной повязкой и пусть не было следов крови, моя душа разрывалась от его вида, когда я прижала ладони к стонущему сердцу, тихо всхлипнув.

– Пошла вон от моего сына!!!

Холодные руки, обладающие такой силой, что я упала на колени, толкнули меня с ненавистью и жаждой сделать так же больно, как сейчас было Дэну.

Не нужно было даже убирать пряди спутанных волос с лица, чтобы узнать в разъяренной женщине маму Дэна.

– Стелла, ради бога!

Ее муж пытался оттащить женщину от меня, когда та, склонилась, словно для удара и я вся сжалась, но не посмела закрываться, принимая ее боль и отчаянье, как свои собственные, потому что чувствовала то же.

– Еще хватает наглости приходить сюда и делать вид, что ей не все равно!!!

– …мне не все равно, – прошептала я, и женщина услышала, взревев надо мной буквально раненным зверем, который был готов растерзать всех на своем пути.

– Молчи, проклятая!!! Не смей даже говорить!!! И приходить сюда не смей!!! Если увижу тебя рядом с моим мальчиком еще раз, то растерзаю!!! Это все ты! ТЫ!!!

– Милая, успокойся!

– Отпусти меня!!!

Послышались звуки борьбы, когда отец Дэна пытался не пустить свою супругу ко мне, а я продолжала сидеть на полу, тихо плача и понимая, что заслуживаю каждое слово и проклятье в свой адрес, потому что она была права, даже не подозревая настолько верными были ее слова.

Это действительно все сделала я.

– Я сразу говорила ему, что ты не подходишь!!! Мое сердце чувствовало, что рядом с тобой он не найдет своего счастья! А ты угробила его!!! Посмотри, что стало с моим красивым мальчиком!!!

Женщина все кричала и кричала, пока муж волок ее по коридору, а я сидела, прижавшись щекой к холодному стеклу блока, за которым спал Дэн, пребывая в блаженном неведении о том, что его жизнь изменится. Дважды.

Его мама была права в том, что никогда не любила меня особо.

Она и не пыталась этого скрывать, если в редкие моменты наших прошлых отношений, мы приходили в их дом. Улыбалась мне, но глаза всегда оставались мрачными, колкими и подозрительными. Я надеялась, что это пройдет, когда женщина увидит, что у нас все серьезно и изменит свое мнение, но то, что случилось сейчас даже в голову не пришло бы…

Тихо плача и терзая себя в душе, я вздрогнула, когда на мои плечи опустились осторожно руки, заставляя подняться на ноги, скованно опуская глаза и закусывая губы, чтобы не разрыдаться в голос, потому что папа Дэна вернулся, чтобы усадить меня на одно из кресел, что стояли у стены в ряд.

Он не обвинял меня, не кричал и не ругался, но видя, как милый и симпатичный мужчина постарел за эти дни и оброс щетиной, мне хотелось разрыдаться, умоляя его о прощении.

– Прошу, не слушай мою жену, Маришка, – тихо обратился он ко мне, глядя печально, но так по-доброму. – Стелла без ума любит детей, а иногда подобная любовь не благословление божье, а порок.

Мужчина тяжело вздохнул, переводя взгляд за стекло. Туда, где лежал его младший сын.

– Ты не должна винить себя, девочка. Все что случилось, было написано в судьбе моего сына, а ты не в ответе за нее. Никто не в ответе. Мы поговорили с врачами – прогнозы хорошие. Его состояние стабильное и через пару дней он придет в себя. Мозговая деятельность в норме, как и весь опорно-двигательный аппарат. И после небольшого курса реабилитации он вернется к нам прежним…

Вытирая слезы, я смущенно смотрела на мужчину, не ожидая от него ничего подобного, но его слова на самом деле помогали поверить в то, что не все еще потеряно и у Дэна на самом деле все будет хорошо.

– А рука…знаешь, сейчас восстанавливают военных, которые возвращаются после боевых действий с отсутствием конечностей. Протезы очень качественные и подбираются индивидуально каждому. Мы уже нашли такой центр и связались с ними. Рука мало чем отличается от настоящей по виду, – мужчина даже попытался улыбнуться. – Можно даже в майке ходить, не вызывая никаких подозрений. Все будет хорошо.

А я не могла даже кивнуть ему в ответ, прошептав:

– …я чувствую себя самым мерзким предателем.

– И напрасно, – тут же отозвался мужчина, неожиданно положив прохладную мягкую ладонь на мои сжатые дрожащие руки, чуть похлопав. – Ты очень смелая и отважная девочка, Маришка! А честность – это высшая добродетель. Нужно уметь быть честной, с собой и окружающими, чтобы… – он тяжело выдохнул, глядя печально куда-то, словно в невидимую моему глазу даль, – …чтобы не прожить бесполезную серую жизнь, рядом с чужим для тебя человеком.

Затаив дыхание я смотрела на отца Дэна, в эту минуту понимая, что он говорит о себе и собственной жизни, которая, очевидно, не была радостной рядом с его супругой, несмотря на все то благополучие, стабильность и деньги, которые окружали эту семью.

– Я знаю, что каждый из вас переживет этот этап достойно, и построит свою жизнь правильно, а главное с тем человеком, который будет по душе.

– Вы не злитесь на меня?

– За что мне злиться? Ты была честной по отношению к моему сыну, и я ценю это, Маришка! Честность и чистота души в нашем мире встречаются очень редко, поверь.

Мужчина улыбнулся мне, в последний раз похлопав по ладони в легком поддерживающем жесте, и поднялся на ноги, чтобы уйти, бросив последний мягкий взгляд на своего сына.

Когда он ушел, я продолжала сидеть в кресле, прислушиваясь к тому, как пикает аппаратура в такт сердцебиению Дэна. Так размеренно и спокойно.

Этот звук успокаивал меня, но я напряженно застыла, вдруг ощутив волну мурашек по телу.

Знак того, что Черный был где-то рядом.

Но только в этот раз меня бросило в панику…

Странную, необъяснимую, когда каждая клеточка тела задрожала, но не от восторга, а от страха.

Я судорожно осмотрелась по сторонам, понимая, что здесь даже спрятаться негде, когда заметила темный силуэт в конце коридора.

Это был не Черный.

Но кто-то такой же высокий и статный.

С королевской осанкой и широкими плечами.

Он неторопливо рассматривал меня, вдруг двинувшись вперед размеренно и грациозно, словно танцор, явно не пытаясь испугать своим приближением, но мое сердце отчего-то заколотилось, даже если по мере приближения этого мужчины я увидела белый врачебный халат.

– Прошу прощения.

Я напряженно вытянулась, услышав его голос – низкий, с легкой хрипотцой, неторопливый и основательный.

Таким голосом может обладать только очень сильный духом человек, который слов на ветер не бросает и знает цену каждой произнесенной букве.

Таким голосом можно вводить в гипноз, внушая то, что было нужно ему.

– Я стал невольным свидетелем вашего общения, полагаю, что с родителями молодого человека в данном боксе.

Мужчина остановился возле меня, глядя сверху вниз и позволяя рассмотреть себя.

Свои необычайно правильные черты лица, широкие скулы, прямой нос, карие глаза цвета горячего терпкого кофе и необычные губы, которые были «уточкой», словно он слегка надувал их, даже если я понимала, что это очень необычное строение и не больше.

Он смотрел спокойно, я бы даже сказала – тепло, но настолько пронзительно и понимающе, словно одного его взгляда хватило, чтобы увидеть мою душу до самого последнего темного уголка.

Такой взгляд бывает у людей с огромным жизненным опытом – слегка лукавый, словно они могут понять и подсказать многое, но предпочитают молчать и дать возможность самому принять решение. Пусть даже оно будет не в вашу пользу.