Текст книги "Этот день…"

Автор книги: Елена Шевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Этот день…

Дорогой Ирине – от всего сердца

– Доклад будут готовить… Иванцова и Лисятникова. Тема большая, разделите пополам. – Татьяна Ивановна обвела взглядом группу. – Или есть другие желающие?

Раздался звонок. Студенты дружно устремились к выходу. Ксения Иванцова остановилась в коридоре, поджидая медлительную полную Полину Лисятникову.

– У тебя есть что-нибудь по теме или сразу в библиотеку пойдём?

– Давай сразу в библиотеку. Ты какой раздел хочешь – первый или второй? Тебе какой больше нравится?

– Мне всё равно. Давай мне первый.

Взяли стопку книг, в читальном зале свободных столов почти не было.

– Пойдём ко мне в общежитие, – предложила Полина.

– Ты правда в одной комнате с Севрюговой живёшь?

– Правда.

Пятикурсница Севрюгова была «притчей во языцех» на факультете. Из далёкой деревни, умнющая, сама платила за учёбу – постоянно где-то работала – то в психушке санитаркой, то ещё похлеще – чуть ли не в морге. Где больше платили. Родители ей почти не помогали – дома осталось ещё трое детей. Не курила, не красилась, не наряжалась – у неё «на эту чушь» денег не было.

– Ну и как она, злая?

– Да что ты, она хорошая, обо всех заботится, за порядком следит. Там в некоторых комнатах такое творится, ты себе не представляешь, а у нас – чистота, порядок – учись спокойно.

Ксения взглянула на Полину – вот уж для кого учёба – главное. Поступила на «бюджетку», на лекциях сидит в первом ряду, записывает слово в слово, а могла бы и не записывать – у неё память, как диктофон.

– Только… Я сегодня дежурная, буду ужин готовить, а ты занимайся, ладно?

– Ладно.

Так она и познакомилась с комнатой номер двадцать семь: с Ириной Севрюговой, с Аней и ещё одной Полиной из параллельной группы.

Ксения копалась в книгах, кое-что конспектировала, успела не всё, конечно, а Полина уже накрывала на стол – варёная картошка, политая растительным маслом, суп из пакета, чёрный хлеб, майонез и ломтики сала – с розоватым отливом, пахнущие чесноком…

– Ну, я домой пожалуй…

– Поешь с нами, – пригласила Севрюгова.

– Оставайся, – улыбнулась Полина.

– Девочки, руки мыть!

Было очень весело слушаться строгую Севрюгову. Уселись за стол. Хлеб мазали майонезом, с супом и картошкой было вкусно. Ксения уже сто лет не ела с таким аппетитом. Когда дело дошло до чая, выяснилось, что нет заварки. Ира взглянула на Лисятникову:

– Полина, ты же дежурная, почему не купила?

– Я забыла, Ирочка… Я сейчас схожу в двадцать пятую, попрошу…

– Какую двадцать пятую? Мы утром у них занимали, обещали отдать, между прочим…

Светлокожая Полина вспыхнула, как маков цвет:

– Я сейчас… У меня есть…

Полезла в шкаф, что-то двигала, пыхтела, достала литровую банку, на треть заполненную клубничным вареньем, внутри – большая ложка.

– Вот это да! Ты его ночью под одеялом ела? Знаешь, как это называется? Хомякова ты, а не Лисятникова.

– Я больше так не буду…

Банку залили кипятком, получился морс. Пряники с морсом – тоже ничего.

В дверь постучали.

– Можно?

– Можно! – крикнули хором.

– Здрасьте… Ира, ты искала последний роман Коэльо… Я принёс…

Севрюгова подошла к стоящему в дверях парню.

Ксюше очень хотелось посмотреть, кто это там блеет, но все так старательно глядели в окно, что она не решилась.

– Спасибо, – Севрюгова бросила книжку на кровать и вернулась за стол.

– Можешь обратно не отдавать… Роман – чушь совершенная… Выкини…

– Зачем же, я отдам…

Разлилось неловкое молчание. Но визитёр не сдавался:

– Вы всё едите, едите… Смотрите, не растолстейте…

Пышнотелая Лисятникова опустила голову и густо покраснела.

Севрюгова вспылила:

– Ты что – пришёл аппетит нам портить? Ешьте, девочки, не слушайте его! – возмущённо откинула назад волосы.

Ксения изумилась – да она же красавица! Зелёные миндалевидные глаза, брови чёрные – дугой… Её бы причесать, нарядить… Но она явно не хочет выставлять себя напоказ, вроде как прячется в своём сером растянутом свитере…

– До свидания.

Дверь хлопнула. Девчонки расхохотались:

– Ну даёт, Презик.

– Кто? Резик?

– Презик.

– Почему… Презик?

– У него в каждом кармане – презики. Он – за безопасный секс.

* * *

Ксения открыла входную дверь, в коридоре стояла мама:

– Привет, чего так поздно?

– В общежитии была, нам с Полиной доклад один на двоих дали…

– С телефоном что? Почему недоступен?

– Забыла вчера на зарядку поставить.

– Понятно. Иди кушай скорей.

– Да я поела.

– Где? В общежитии?

– Угу.

– Не стыдно тебе людей объедать?

– Пригласили, неудобно было отказываться…

– Я-то наготовила… Картошку с мясом тушила, салат сделала… есть некому.

– Папа где?

– С американцами поехал на какой-то объект.

Сергей Александрович работал в совместной русско-американской компании по импорту… экспорту… чего-то… куда-то – девушка никак не могла толком запомнить. Отца она просто обожала – высокий, красивый, умный, выглядит как директор банка, спортом занимается, по-английски говорит… Мама рядом с ним серая мышка – на работу одевается слишком строго, почти не красится – учительница, что поделать.

Мама села проверять тетради. Справа стопка проверенных, слева – непроверенных. Слева почему-то всегда выше.

* * *

Очередь в буфете продвигалась медленно. Ксения смотрела на часы – до начала пары всё меньше и меньше, а есть хочется… Позавтракать не успела – проспала. Вчера допоздна «чатились» с Юлькой – она в Москве учится. Собирались ехать вместе, но в последний момент отец её не пустил, они тогда даже с мамой поругались. Мама считала, что жизнь в общежитии только на пользу: избалованная дочка станет самостоятельной. Отец кричал, что не допустит, чтобы ребёнок питался чем попало и подвергался соблазнам… Впереди осталось два человека, потом один – худой светловолосый парень, вдруг к нему подскочил другой, с возгласом:

– Илья, ты на меня очередь занял? Спасибо.

Ксения горько вздохнула – теперь точно не успеет. Наглец оглянулся и картинно развёл руки:

– Боже мой! Я обидел вас, прекрасная фея! Что вы собирались покупать? Феи питаются, кажется, лепестками роз?

Он самым серьёзным образом спросил у буфетчицы:

– Сегодня в меню есть лепестки роз?

Очередь захихикала.

– Нет, – грубо прозвучало в ответ.

– Что вы хотели купить, моя нимфа?

– Чай и пирожок… – девушку трясло от смеха.

– С чем пирожки нынче?

– С капустой, с картошкой…

– Нет, вы не можете это есть.

Повернулся к прилавку:

– Дайте, пожалуйста, пирожное, только самое свежее…

– У нас весь товар свежий, утром из пекарни привезли, – обиделась продавщица.

– Ну, тогда… Вон то пирожное с вишенкой и горячего шоколаду даме. Сколько с меня?

Они сидели за столиком втроём – Ксения, Илья и новоявленный ухажёр – Максим. Девушка смеялась над его шутками и не могла есть. Илья попытался пару раз принять участие в разговоре, но понял, что эти двое видят только друг друга. Помрачнел, замолк, быстро доел, поднялся:

– Макс, ты идёшь?

Тот, не отрывая взгляда от Ксении, только махнул рукой.

– Ну как знаешь, – с раздражением процедил Илья и вышел.

Прозвенел звонок, буфет опустел. Максим левой рукой обнимал Ксению за плечи, а правой осторожно кормил её пирожным. Он близко наклонился к ней, она глядела на него не отрываясь – тёплые карие глаза, румянец на смуглой коже, тёмно-розовые красиво очерченные губы… Он красавец, красавец, как ему идёт синий свитер, а парфюм какой – просто невероятный… Она чувствовала тепло его руки сквозь тонкую водолазку – хоть бы этот миг никогда не кончался… Кажется, звонок уже давно прозвенел… Какая ерунда… Они шли обнявшись по коридору, не сговариваясь повернули к лестнице на цокольный этаж, где физкультурные раздевалки. Едва попав в прохладный полумрак, начали целоваться – горячо, жадно… Мимо прошмыгнула стайка хихикающих девиц… Плевать на них, плевать на всё… Быть рядом с любимым, подчиняться ему – в этом главное, суть всей жизни. Остальное – пустота…

– Ты где живёшь? – тихо спросил Максим.

– Через три остановки… на автобусе…

– Поехали к тебе…

– Поехали…

Позже она не могла толком вспомнить – как они ехали, как пришли к ней домой… Она удивилась самой себе – оказывается, если любишь – ничего не стыдно, а всё правильно, и по-другому быть не может – они должны быть вместе…

Одно она помнила точно – он не записал её телефон. Ну и что, ведь он знает, где она живёт.

* * *

В воскресенье, как обычно, обедали все вместе. Мама приготовила дочкин любимый суп с фрикадельками, папин любимый плов. Ксения испекла яблочный пирог.

Девушка выловила фрикадельки и через силу допивала бульон. Суп казался безвкусным, да и есть совсем не хотелось, если честно. Она ещё не привыкла к самой себе – новой, к тому, что Максим – это теперь самая важная часть её жизни, а всё остальное – подруги, семья, учёба – отодвинулось в какую-то даль…

Отец читал сложенную газету; мама забрала у него суповую тарелку, подала второе. Он рассеянно тыкал в плов вилкой и всё оглядывался на часы.

– Торопишься куда-то? – в голосе мамы послышалась тревога.

– Да… презентация сегодня… у конкурентов… надо быть обязательно, – с деланным недовольством ответил отец.

– Папа!

– Что?

– Ты нас любишь?

– Конечно, люблю, – он вдруг рассердился. – Дай поесть спокойно!

К яблочному пирогу никто так и не притронулся. Ксения смотрела на Сергея Александровича – и не узнавала его. Этот человек – злой, непричёсанный, в майке и растянутых трениках – её отец? «Отчего злой – оттого, что не хочет идти на презентацию или его ждёт кто-то и ему не терпится уйти? А может, и не на презентацию вовсе… Интересно, а Максим себя дома как ведёт? Также? Нет, у нас всё будет по-другому, у нас всё будет красиво…» – размышляла Ксения, пока мыла посуду. Послышалось, что отец зовёт её, и она вышла в коридор.

– Валя! Где мои брюки? – отец в трусах, носках и белой рубашке стоял перед открытым гардеробом. Мама уже спешила на помощь:

– Да вот же они!

– А ремень где? Какого чёрта ты вытащила ремень из брюк?

– Я их стирала.

– Зачем?

– Они были уляпаны.

– Чем уляпаны? Что ты выдумываешь?

– Не знаю чем… И знать не хочу. Вот твой ремень.

Отец дёрнул ремень к себе, пряжкой оцарапав ей руку. Опустив голову, она пошла на кухню за аптечкой. Сергей Александрович бросился за ней:

– Валя… я не хотел… я нечаянно… ну прости меня, прости… Валечка…

Дочка искоса поглядывала, как отец вдевал ремень в брюки трясущимися руками.

– Пап, а почему ты маму не зовёшь с собой на презентацию?

– Что ты встреваешь, куда не просят! Дай мне одеться, наконец… Выйди отсюда!

Ксения закрылась в своей комнате. Бросилась на кровать, зарылась лицом в подушку. «Где ты, Максим, где? Я сойду с ума без тебя!» – слёзы текли безостановочно. Через некоторое время послышался стук в дверь. Раздался голос отца:

– К твоему сведению, я её звал… Но она уже полгода со мной никуда не ходит. Ей, видишь ли, лень купить себе новое платье…

Девушка даже не шевельнулась.

– Девочки, я ушёл, закрывайтесь!

Лязгнула железная дверь. Через пару минут она вышла из своей комнаты. В коридоре стоял запах французской туалетной воды и… тишина. Валентина Михайловна приводила в порядок содержимое шкафа после отцовского «вторжения». Пластырь на её руке потемнел от крови.

– Болит? Давай я тебе помогу, – Ксения собрала с пола рубашки и галстуки, развесила.

– Ты правда сама с ним не хочешь никуда ходить? Вы же раньше везде вместе бывали… Ты когда нарядишься, от тебя глаз не отвести…

– Скажешь тоже… Мне эти презентации даром не нужны – пустая трата времени. Какие они скучные люди – его коллеги. Женщины завистливые – друг друга оценивают по одёжке и жёлчью исходят, ты бы их видела… Да и это всё ничего… Если бы…

– Что – если бы?

– Если бы Сергей мне внимание уделял, хоть чуть-чуть… Волочится за чужими жёнами на моих глазах… Ладно, пусть развлекается… Как хочет.

– Ты что, его не любишь уже?

– Я так устала от его выходок, что уже и не знаю… Наверное, люблю, раз есть силы всё это терпеть, – мама грустно вздохнула. – Ну что, ужин готовить или кефиром обойдёмся?

– Не хочешь – не готовь, я себе пельмени сварю, если что.

Ксения включила компьютер, проверила почту – от Юльки опять ничего… Вот бы увидеться с ней, пошептаться… Может, написать ей обо всём… нет, клацать на клавиатуре о самом сокровенном как-то не хотелось. Смотрела на интернетные заставки – какая это всё чушь… Вдруг подумалось – а ведь если бы уехала в Москву, не встретилась бы с Максимом… Значит, это судьба… Только где же он, почему не приходит? Ведь она его ждёт…

* * *

Максим не приходил. Ксения сходила с ума – где он, может, что-то случилось? Может, ему нужна её помощь, но… она не знает о нём ничего, ни фамилии, ни номера группы… Как же это так вышло: самый близкий на свете человек – самый красивый, самый лучший – остался незнакомым и недосягаемым?

Легла спать пораньше, но всё ворочалась, представляла себе, как они завтра встретятся… Может, он будет ждать её у дверей подъезда… или в вестибюле института… подойдёт к ней, скажет какие-то слова, которые всё объяснят… обнимет, поцелует и всё, всё будет хорошо… Под утро увидела сон – Максим целовал её в губы так нежно, так сладко…

В институте она его не увидела ни в понедельник, ни во вторник… А в среду, сдавая в гардероб куртку, столкнулась с Ильёй. Кинулась к нему, как к родному:

– Здравствуй, Илья!

– Привет, – буркнул он.

– А где Максим?

– Понятия не имею.

– Я думала, вы друзья…

– Мне такие друзья не нужны.

– Может, ты ему просто завидуешь?

– Да брось ты, он же полный придурок!

– Ты… ты… как ты смеешь? Да он самый лучший!

Илья криво ухмыльнулся:

– Ну и где он, твой «самый лучший»? Что – не звонит? И телефон свой никому не даёт. Да у него таких, как ты, знаешь сколько? Очнись, дура!

У Ксении замерло сердце. Такой ужас отразился на её лице, что Илья перестал ухмыляться, грубовато схватил её за локоть и усадил на лавку в вестибюле.

– Ты на каком курсе учишься?

– На втором.

– И что, ничего не слышала про нашего Максика, Максика-Презика?

– Что-то… вроде… не помню.

– Ты местная?

– Местная.

– Ясно. Общаговские – те все знают, что он за птица. Тут такое кино было – Голливуд отдыхает… Он с двумя одновременно романы крутил. Одна залетела, думала, он на ней женится, а тот и не собирался… Она институт бросила, уехала домой рожать, а вторая как узнала, что он ей изменял – вены себе порезала, еле откачали. Его хотели из института выгнать, да предки то ли в ФСБ, то ли ещё где… Он баб меняет через день… Да и как человек… Ладно, не бери в голову. Ну мне пора, пока.

Девушка закрыла лицо руками. Этого не может быть. Вот влипла, так влипла. Ведь она слышала что-то об этой истории ещё в начале первого курса… Нарвалась на Максика-Презика, ещё и влюбилась по уши…

И вдруг она увидела Максима – он стоял у окна и кого-то высматривал на улице. Сумку то ставил на подоконник, то прижимал к себе, держась, как за спасательный круг. «Он ждёт меня, ждёт! – радость переполнила сердце. – Я здесь, здесь, глупый, ты не туда смотришь!» От волнения уронила на пол мобильник. Отскочила крышка, вылетела батарейка… пока собирала – всё кидала взгляды на Максима – только бы не ушёл, только бы дождался…

Наконец вскочила с лавки, сделала шаг и… замерла – Максим переменился в лице и устремился навстречу вошедшей в дверь… Севрюговой. Так вот кого он ждал. Девушка протянула ему книгу Пауло Коэльо – ту самую.

Ксения поняла всё – это Севрюгова резала вены из-за него, и она до сих пор его любит, но… не простит никогда. И он её любит, и знает, что не будет ему прощения… Пазл сложился, всё стало ясно, просто и… страшно.

«Я-то, я-то зачем ему? Зачем со мной… так? – всё внутри разрывалось от обиды. – Я что, посуда одноразовая?» Подошли одногруппницы, подхватили под руки – куда это мы? А… семинар… лекция… а что, и лекция была? Ксения была как во сне.

– Иванцова, вы вопрос слышали?

Полина толкала её в бок.

– Нет, не слышала.

– Об этом только что говорили на лекции. Вас что, не было?

– Не было.

– Доклад сегодняшний будет?

– Доклад? Я забыла…

– Да что с вами такое? Будьте добры, задержитесь после занятия.

Прозвенел звонок. Группа зашумела, загалдела, потянулась к выходу. Ксения сидела на месте, тупо глядя перед собой. «Ругать будет… пусть ругают, отчисляют, что хотят делают… чем хуже, тем лучше…»

– Ксюша!

Она удивлённо повернула голову. Куратор их группы Татьяна Ивановна, немолодая миниатюрная женщина, сидела рядом и внимательно смотрела на неё. Ксения встретилась с ней глазами и словно впервые увидела… Чёрные волосы завязаны в хвостик. Неизменные крохотные золотые серёжки с красными камешками. Простая белая блузка, серый пиджак. Губы тонкие, чуть подкрашенные. Но глаза, глаза – горели таким огнём, а в уголках – лучики. Весёлая. Каждое утро – рука об руку с мужем на работу, вечером – с работы, идут, болтают, смеются… Муж на той же кафедре лекции читает – маленький, пузатенький, смешной… Читает здорово, заслушаешься, шутит всё время, студенты его обожают.

– Татьяна Ивановна, вы счастливы?

– Да, счастлива, – она словно ждала этого вопроса.

– А я… – Ксении хотелось закричать: «Я самая несчастная на свете!»

Но вместо слов полились слёзы.

– Что ты, девочка, что ты! – Татьяна Ивановна гладила её по голове, по трясущимся от рыданий плечикам, – ты такая славная, умная девочка, ты обязательно будешь счастлива, вот увидишь. Ты учись, не вздумай запускать, ты очень, очень талантливая. Ты меня слышишь?

* * *

Через пару недель Ксения с Полиной Лисятниковой бежали на лекцию. Полина вдруг резко остановилась у буфета:

– Ксень, на минутку… Я хоть «Сникерс» куплю, голодная.

– Опоздаем!

– Я быстро, – она уже устремилась в дверной проём.

Девушка нехотя зашла за ней. За столиком прямо у двери сидел Максим в обнимку с девушкой и кормил её… пирожным с вишенкой. Очередная «фея» с разомлевшим и оттого глупым лицом разевала рот, как рыба, и закатывала голубые глазки. Это было так смешно, что Ксения расхохоталась во всё горло. Она уселась за столик и бесцеремонно уставилась на них:

– Ну что, голуби, воркуете?

Максим убрал руку с плеча девицы и отодвинулся от неё:

– Что ты от меня хочешь? – его приятный баритон сорвался на бабий визг.

– Я? От тебя? Вот уж точно – ничего! Девушка, беги от него, это же Презик!

Полина, жуя «Сникерс», махнула рукой:

– Идём!

* * *

Ключ на удивление быстро нашёлся в сумке, Ксюша уже шагнула в коридор и… застыла. Кричал отец:

– Да, я молодой! Я жить хочу и не собираюсь гнить, сидя дома, как ты со своими тетрадями…

– Серёжа, что ты говоришь! Я что, старуха? Я же на три года тебя моложе!

– Да ты уже родилась старой!

Он стал передразнивать её:

– Лучший отдых – это театры, концерты, выставки… Тебя даже слушать противно!

Раздался звук пощёчины.

– Ну так не слушай!

Девушка шагнула обратно в подъезд. Пусть разберутся наконец. Села на лавочку во дворе. Солнце катилось за горизонт, стало заметно холоднее. Долго так не высидишь. Куда же пойти? Открыла наружный карман сумки, достала пластик жевательной резинки, что там ещё шуршит? Квитанция за свет и купюра в пятьсот рублей – мама просила заплатить, а она забыла. Ксения направилась к супермаркету.

Через полчаса она стучалась в дверь с номером двадцать семь. Ира развешивала бельё, Полина-первая писала конспект. Аня спала, уткнувшись лицом в открытую книжку, Полина-вторая читала, лёжа на кровати.

– Подъём! – весело сказала Ксюша, доставая из пакета бутылку шампанского, торт, несколько яблок.

– Сегодня что, праздник? – Полина достала кружки, Ирина – тарелки и нож.

– День работников швейной промышленности.

– Серьёзно, день рождения, что ли? – не унималась Полина.

– Скорее уж – день освобождения…

– От чего? – оглянулась Ирина.

Девушка задумалась.

– От всего, что нас унижает.

Севрюгова пристально посмотрела на неё и удивлённо хмыкнула:

– Хорошо сказано.

Было почти одиннадцать, когда Ксения вернулась домой. Из спальни раздавался храп. В гостиной горел торшер – мама ждала её. Девушка присела на диван рядом с ней.

– Мам!

– Что?

– Пойдём завтра в театр.

– А что, хорошая пьеса идёт?

– Очень хорошая.

– А как называется?

– Не знаю, но всё равно пойдём, а?

Без названия

– Дамы, прошу вас, проходите! Проходите!

Старухи семенили к подвалу, толпились у лестницы, прижимая к себе сумочки и пакеты.

– Не торопитесь, занимайте свои места! – Мерц повернул выключатель и облегчённо вздохнул: «Слава Богу! Свет ещё есть».

– Дама Грубер, где ваша палочка?

– Здесь, здесь, уважаемый Мерц!

Они расселись вокруг стола, на котором стояли бутылки с водой и металлические кружки. Среди старых журналов – костяшки домино и карты. Мерц взбежал по лестнице.

– Дамы, я вас закрываю! Ведите себя хорошо! До свидания.

– До свидания, уважаемый Мерц!

В небе стрекотали несколько беспилотников-шпионов. Их тени отражались в панели треснувшей солнечной батареи, зацепившейся за край крыши лечебного корпуса. Вывеска «Отделение геронтологии» испещрена осколками. Короткими перебежками Мерц добрался до пробоины в стене – теперь это «Парадный вход», как они его прозвали. Навстречу по коридору бежала доктор Бланка.

– Зачем ты их увёл? Тревогу не объявляли.

– Ну через час объявят, чего время терять? Пошли скорей! – он схватил её за руку и потянул к бельевой. Чистого белья там давно не было, зато остался широкий топчан, крытый клеёнкой.

– Ты сумасшедший! Нас увидят!

– Кто? – искренне изумился он.

* * *

– Почему ты никогда не раздеваешься до конца?

– А вдруг налёт?

– Всё равно без юбки не побежишь.

– Действительно, – ей стало смешно. Она стянула с себя майку и прижалась к нему.

– Какой ты горячий.

– Грейся.

– У тебя красивое тело. Ты знаешь, я раньше терпеть не могла незагорелых, а сейчас ничего, не обращаю внимания.

– Где теперь загорать, не под бомбами же… Что ты напряглась так?

– Слушаю, не летят ли?

– Да сколько же можно нас бомбить? Во всю крышу – красный крест, стрельбу мы не ведём.

– А вдруг ракета?

– От ракеты не спасёшься, чего замудряться?

– А…

– М-м-м… помолчи…

* * *

– Хочешь курить?

– Ого! «Кэмел»! Где ты взял?

– Пробежался на рассвете по развалинам.

– А еды нет?

– Нет, я б взял. Завтра вместе пойдём, там лекарства какие-то есть, глянешь.

– Надо же, не всё сгорело! А… можно спросить?

– Валяй.

– До войны… ты кем был?

– Вором был. Домушником.

– К нам как занесло?

– Из тюремной больницы. Пришли хмыри какие-то, спрашивают – кто хочет новое лекарство от СПИДа испытывать, шаг вперёд! А чего мне терять?

– Так это ты на корпусе намалевал «Осторожно, СПИД!»?

– Я. Чтобы мародёры не лезли.

– Сколько времени?

– Десять пятьдесят шесть. Включай приёмник.

Они приникли к шипящему транзистору. «Внимание, внимание, внимание! По данным воздушной и наземной разведок, ожидаются ковровые бомбардировки пятого, девятого, десятого, одиннадцатого районов. Населению рекомендуется покинуть указанные районы. Повторяем…» Они переглянулись:

– Опять про нас ничего.

– «Доставка гуманитарной помощи в освобождённые районы ожидается через двое суток. Повторяем…»

– Что будем делать?

– Пошли вниз.

– Пошли.

* * *

Из-за двери, ведущей в бомбоубежище, доносились удары.

– Ты что, запер их?

– А ты хочешь опять за ними бегать по всей территории?

– Нет, конечно.

– Дама Фишер, что случилось?

– Это всё старая дура Полански… Они объявили мне бойкот! – она обернулась к сидящим за столом. – А я не жульничала! Не жульничала! Я потеряла очки. Пустите меня, Мерц, мне надо найти их.

– Дама Фишер, я прошу вас вернуться. Я сам найду ваши очки. Они на красном шнурке, да?

– Вы не знаете, где искать. Я пойду сама…

– Нет уж, вернитесь, пожалуйста. Скоро начнётся налёт.

Час прошёл в молчании. Старухи макали галеты в кружки с водой, стараясь не глядеть друг на друга. Дама Полански не выдержала:

– Доктор Бланка, перекусите. Ведь вы ничего не ели сегодня.

– Я ела.

– Не ври мне, девочка. И не переживай, он вернётся.

– С чего вы взяли, что я переживаю?

– Я вижу, я не такая слепая, как дама Фишер.

Бланка поднялась по лестнице, села у двери. Снаружи доносился гул. От вибрации подрагивали стены. Она прижалась ухом к двери и закрыла глаза… и не расслышала шаги. Дверь распахнулась, на пороге, весь покрытый пылью, стоял Мерц.

– Он вернулся, вернулся! – закричали старухи.

– Ну и что ты здесь расселась?

Бланка медленно поднималась на ноги.

– Да так, ничего, просто…