Текст книги "Взаправду верность – кладезь чести"

Автор книги: Елена Серебрякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Барин, тут вас спрашивают. Парень странный. И не нищий, и не бродяга, но взгляд мутный.

– Сейчас подойду, – сказал Василий и опять уткнулся в бумаги.

– Барин, человек ругается. Орет будто извозчик. Может прогнать его?

Дальнев пошел к выходу и, к своему удивлению, увидел Костяна.

– Как ты меня нашел? Почему выглядишь плохо? Какими ветрами тебя занесло?

– Не спеши! Во-первых, здравствуй! Во-вторых, сам давал адрес московский, там узнал твою настоящую фамилию, оттуда меня и отправили сюда. В-третьих, приехал к тебе потому, как меня нигде никто не ждет.

Костян получил сильное обморожение, когда на Шипкинском перевале после сильных дождей ударили морозы. Конечно, перевал отстояли, турок победили и, кабы не Англия, не было бы более Османской империи. Но убитых, раненых и обмороженных среди русских оказалось в достатке.

Костян ушел из армии и оказался нигде не нужен. Долго болтался по городам и весям, пытался найти приложение своим силам. Но занятие по душе не нашел и вспомнил про своего боевого приятеля.

Все это Костян поведал после того, как помянули погибших знакомых и главное геройски сгинувшего поручика Зорина.

– Не пойму, чего ты от жизни хочешь? – спросил Дальнев от своего приятеля.

– Я и сам не знаю. Может ты чего предложишь. Видишь, в журналах печатаешься, живешь в шикарном доме.

– У меня нет экономки и кухарки. Двух работников я не потяну по деньгам. При такой семье, как у меня, и этого много. Хочешь попробовать себя на таком поприще. Бесплатное жилье и еда, и зарплата. Требование одно – не воровать. Остальному научишься. Ну, как?

– Надо подумать, – сказал Костян, но по глазам было видно, что предложение пришлось ему по душе.

Похоже опыт приготовления похлебки у Костяна был. Закупать продукты научился за два раза. С устройством быта к нему вернулась привычка задавать вопросы. Дальнев возвращался домой с явным ощущением предстоящих терзаний. В конце концов, определив примерный круг интересов, Василий подобрал Костяну брошюры и книги. Раз в неделю принимал зачет по прочитанному материалу. Вопросов меньше не стало, но теперь их задавали один раз в неделю.

К весне восьмидесятого Костян втянулся в свою новую жизнь, с удовольствием бегал по торговым точкам и стоял у печи за готовкой еды. Парень отличался любовью к чистоте, не терпел грязной посуды, немытых полов и вопросов по меню. Особое удовольствие ему доставляло удивить Василия новым блюдом.

Дальнев получил предложение от Исторического общества осуществить поездку по глухим селам и деревням Новгородской глубинки для сбора и записи народного фольклора: сказаний, легенд, песен. В помощь Василию определили двух молодых филологов студентов университета. Занимаясь серьезно подготовкой к путешествию, он не заметил, что Костян изменился. Теперь парень пытался поведать о стране будущего, равноправии, справедливости и братстве. Речи показались Дальневу весьма знакомыми. Он знал о моде рассуждать подобным образом в молодежной среде. Потому и спросил Костяна о новых знакомствах. Тот с упоением поведал, что его учителя – люди разные: господа, студенты, рабочие, даже крестьяне. Но всех их объединяют мечты об обществе справедливости.

– Всяко лучше, чем болтаться без дела, пока я буду в отъезде, – подумал Дальнев и спокойно отбыл в Новгородскую глушь.

Время летит быстро. Когда много забот. Два месяца пробежали будто и не было. По возвращении Дальнев обнаружил в поведении Костяна разительные изменения. Взгляд исподлобья, дерзкие ответы, нежелание к общению. Заглянув в комнату своего подопечного, Василий увидел брошюру «Террор, как средство борьбы».

– Твоя? – спросил он грубо.

– Не трогай, не тобой положено, не тобой возьмется, – был ответ.

– Много насобирал такого дерьма?

– Не сметь, это моя жизнь!

– Сколько я тебе должен за работу пока отсутствовал?

– Пять рублёв.

– На тебе деньги, и чтобы духу твоего рядом не было!

Возможно, Дальнев и поспорил бы со своим приятелем на тему будущей жизни, но вокруг Костяна уже выросла крепостная стена, вход за которую человеку других взглядов был закрыт. Видимо приятель и без того уже принял решение уйти от Дальнева. Конечно, Василию было жаль такого несуразного, добродушного парня с явным расположением к познанию. Но в его возрасте каждый выбирает себе дорогу сам. Впереди его ждала работа по разбору, обработке и систематизации накопленных записей. В общей сложности они проехали и прошли более тридцати сел и деревень. Попадали в такую глушь, где еще пользовались лучиной и жили натуральным хозяйством. Самое интересное, что про крепостное право и его отмену слыхом не слыхивали. Общаясь с деревенскими, Дальнев вспомнил свою станичную юность, быстро подстроился под местные устои и скопировал особенности речи. В деревне Мокша две совсем древних беззубых старухи расстарались так, что повествовывали и пели целых три часа. В конце бабка Степанида зазвала Василия в свою горницу и показала ему деревянную шкатулку, сделанную в виде долбленки из цельного куска дерева. Крышка была подогнана так плотно, что одних старушечьих усилий оказалось мало. Когда он заглянул во внутрь, то обомлел. Там находились женские украшения древней домонгольской Руси: каменные бусы, серебряные наручи, накладки на кокошники. Металл от времени потемнел, но Дальнев умел различать серебро от прочего. Внимание привлекли три трубочки. При внимательном рассмотрении понял, что это береста. Развернуть он их не смог, береста ломалась, но то, что на ней имелся текст, он увидел. Украшение зарисовал в своем блокноте, дал размеры и описание. Попросил бабку Степаниду продать бересту, но та наотрез отказалась. Потом, увидя разочарованность на лице своего гостя, все-таки подарила одну трубочку.

Теперь предстояло в лабораторных условиях бересту развернуть и прочитать имевшийся текст. Химики аккуратно увлажнили свиток, и береста открыла свою многовековую тайну. То, что служило чернилами, давно потеряло свой цвет, но с помощью увеличительного стекла Дальнев буква за буквой перенес весь текст на лист бумаги и потом перевел. Получился неожиданный результат – письмо глубоко бытового содержания.

«Я посылала к тебе трижды – что за зло ты против меня имеешь, что в эту неделю ты ко мне не приходил? А я к тебе относилась, как к брату! Неужели я тебя задела тем, что посылала к тебе? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под людских глаз и примчался. Если я тебе по-своему неразумно задела, если ты начнешь надо мной насмехаться, то суди тебя Бог. 16 трусень 6631р».

Дальнев понял, что 16 – это число, перевод названия месяца он не нашел нигде. Год указан от сотворения мира, по-современному – 1123 год.

Глава пятая

Первого марта 1881 года размеренную жизнь столицы империи, а потом и всей России разорвала весть о покушении на жизнь Императора Александра II. Террористы дважды взрывали царскую карету и второй взрыв оказался для Государя смертельным. Все организаторы и исполнители теракта были установлены и задержаны. Сколько именно, нигде не сообщалось, но об основных фигурантах написали газеты. Дворянка Софья Перовская, сын священника Николай Кибальчич, мещанка Геся Гольфман, мещанин Николай Рысаков, крестьяне Андрей Жерябов и Тимофей Михайлов. Всех их ждала смертная казнь и в этом никто не мог усомниться. Но в стане либералов поднялся целый бой. Письма и телеграммы в монарший дом шли нескончаемым потоком. Написал свое обращение о помиловании писатель Л. Н. Толстой. Дальнев был убежден, что где-то в списках террористов, выявленных жандармским управлением, нашел свою строчку бедолага Костян. Чуть позже Дальнев серьезно задумался о личности своего приятеля. Не ошибался ли он в прежней оценке, принимая его эгоизм за любознательность, за пытливость натуры. Скорее всего мотивацией такого стремления было его желание возвыситься над остальными, продемонстрировать свое превосходство. Именно среди террористов он удовлетворил самолюбие, да еще оказавшись посвященным в великую тайну.

На престол вступил сын убитого Государя Александр Александрович. Мир замер в ожидании первых шагов нового Императора Александра III. Под верховенством его отца Россия преодолела последствия поражения в Крымской войне и многое было сделано для возвращения Российской империи статуса великой Европейской державы. Ко второй половине XIX века страна демонстрировала невиданные темпы экономического развития. Крестьянская реформа 1861 года привела в движение три четверти всего населения России. Сельское хозяйство приобретало все более товарный характер и товаром становились не только продукты земледелия, но и сама земля, и, главное, рабочая сила. Появились районы, в которых основным становилась производство какого-либо одного вида продукта: хлеба, мяса, молока, технических культур. Образовались новые отрасли промышленности: угольная, нефтеперерабатывающая, машиностроительная. Пароходы делали под Нижним Новгородом, паровозы и вагоны в Коломне и Луганске. Сельскохозяйственную технику производили в Харькове, Одессе. За десять лет с 1865 года протяженность железных дорого увеличилась с четырех тысяч верст до девятнадцати. Таков общий итог царствования Александра II.

29 апреля 1881 года Александр III вместе с императрицей прибыли в Санкт-Петербург для участия в военном параде на Марсовом поле. Перед началом парада был обнародован Манифест «О призыве всех верных подданных к служению верою и правдою Его Императорскому величеству и Государству, к искоренению крамолы, позорящую русскую землю, к утверждению веры и нравственности, доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действиях учреждений России».

Высочайший Манифест от 29 апреля стал основным документом о незыблемости самодержавия.

Дальнев одобрительно отнесся к продекларированному политическому курсу и полностью поддержал его. С момента убийства государя Императора Василий несколько раз собирался посетить своего отца, но тот отказывал в аудиенции. Настало время их долгожданной встречи. Георгий Кириллович подтвердил то, что и без него догадывался или знал Дальнев. Но он сделал одно очень важное примечание:

– Имеется немало свидетельств, что государь Александр III занятиями по истории Отечества превзошел других царствующих предшественников, даже Петра I и Екатерины II.

В конце июля того же года специальный курьер уведомил научного сотрудника Императорской Публичной библиотеки господина Дальнева Василия Георгиевича о необходимости прибыть в библиотеку Аничкова дворца. Ожидался его доклад о результатах исследования берестяной грамоты, найденной в Новгородской глубинке. В уведомлении на бланке Императорского Русского исторического общества указывалось число и время прибытия.

Ничего особенного в приглашении Дальнев не усмотрел. Уже трижды он выступал со своими докладами в библиотеке Аничкова дворца, и его выступления производили хорошее впечатления.

Каково же было удивление Дальнева, когда из библиотеки его сопроводили в кабинет государя. Разговор состоялся тет-а-тет и никак не касался исследований берестяной грамоты.

Еще более удивился Василий Георгиевич, когда монарх предупредил о строгом конфиденциальном характере их беседы. Сообщил, что третьих лиц не должно существовать вовсе.

Государь извлек из папки в бархатном переплете два пожелтевших листа бумаги. Они были исписаны крупным почерком с двух сторон. Александр III был немногословен:

– Не далее, как неделю назад я разбирал бумаги покойного Пап́а. Среди архивных писем, хранящихся отдельно, обнаружил корреспонденцию своего деда, Императора Николая I Павловича. Целесообразность хранения сих писем объяснилась мне их содержанием, теперь я и сам нуждаюсь в них. Однако эти два листа выпадают из ряда вещей очевидных, прежде потому, что исполнены они в зашифрованном виде. Моих знаний для раскрытия содержания оказалось недостаточно. Обращаться в военное ведомство не имею права, опасаюсь, что тексты могут содержать семейные тайны дома Романовых. Корреспонденцию вручаю Вам и надеюсь, что сможете подобрать ключ для прочтения. Требую крайне осторожно общаться с третьими лицами. Документы хранить только дома, за пределы Вашего жилья их не выносить. Вам все понятно?

– Ваше Императорское Величество, особое доверие ко мне может оказаться обманчивым и только потому, что я занимаюсь переводами с древних языков. Никогда не имел чести быть причастным к зашифрованным посланиям.

– Коли не справитесь, но сохраните тайну, обижаться не стану. А коли расшифруете и станете болтать, тогда, братец, не взыщи! Начинайте работать! Как только у меня появится возможность, призову Вас для доклада.

Василий Георгиевич всю дорогу из Аничкова дворца до дома, потом уже лежа на диване, думал о странном выборе Государя. Дальнев был уверен, что его кандидатуру для исполнения сугубо конфиденциального поручения подсказать никто не мог. Не было среди знакомых тех, кто способен охарактеризовать его в превосходной степени.

Позже его охватило чувство гордости, потому что из всего громадного количества способных людей Государь выбрал именно его. Вместе с тем Дальнев не относился к Александру III как к идолу, материальному воплощению высшей власти. Его отношение к императору было чисто человеческим. Ведь то, что ему во время редких аудиенций рассказывал отец, близко знавший Александра II, выходило за рамки повествований о небожителях.

Николай – старший сын Александра II, которого старательно готовили к высшему титулу, неожиданно заболел и умер совсем молодым. Случилось это незадолго до его женитьбы на датской принцессе Дагмаре. После похорон долг Государя обязывал Александра II назначить нового наследника престола. Через боль, страдания и слезы из-за невосполнимой потери титул цесаревича принял Александр Александрович.

Новый наследник престола сделал предложение датской принцессе и подучил ее согласие. Ведь в данном случае речь шла о соединении двух осиротевших сердец. Николай был для Александра не только братом, он был для него примером для подражания, настоящим другом; для Дагмары – первой любовью.

Ровно три дня Василий никуда не выходил из дома. Все это время старательно изучал и пытался найти ключ к загадочным словам посланий Николаю I. Исполненные кириллицей словеса, если их можно было так назвать так, не взывали ни к какому смыслу. Кроме того, в письмах отсутствовало обращение к адресату. Не было подписи, даты, места отправления. Среди всего перечисленного оставалась маленькая надежда на явно выработанный почерк, соблюдение правил чистописания, включая нажим и наклон. Еще пожелтевшая бумага сухая и ломкая давала надежду на прояснение времени изготовления письма.

Дальнев несколько раз переписал в своем блокноте отдельные слова из послания. Например, «АРБХЕУЛ», «ВОДОГ», хоть убирай буквы, хоть добавляй, читай наоборот, все равно получается полная неразбериха. Переводил историк кириллицу на латиницу. Ни в одном языке мира этих слов не обнаружилось.

Наконец, Дальнев пришел к выводу, что филология тут совершенно бесполезна. Нужно искать учебники по совсем другой сфере передачи информации.

Он собрался, вышел из дома, нанял извозчика и помчался к Невскому проспекту. Главный книжный магазин столицы располагался в большом сером доме в середине проспекта. Там, по глубокому убеждению, Василия можно было купить любую книгу или любой учебник. Но вдруг он представил удивленное лицо хорошо знавших его приказчиков и продавцов, когда будет озвучена новая тема интереса – шифровальное дело. Где филология, старославянские тексты и где коды, ключи и шифр таблицы. Стало страшно не от того, что эти знакомцы удивятся, а от того, что родившиеся слухи обоснованно будут содержать подозрения о признаках умалишенности.

Извозчик изменил маршрут и теперь вез Дальнева к букинисту. Когда Василий предстал перед Ерофеем Прокопьевичем и тот услужливо осведомился о причинах посещения, Дальневу снова стало не по себе. Он в очередной раз изменил свой вопрос и свел потребность к поиску словаря архаизмов. Ерофей Прокопьевич все одно удивился, но вежливо ответил, что за все время его работы со старыми изданиями он не встречался с подобными названиями. Тепло попрощались и Василий, будто ошпаренный, выскочил на улицу. На улице его нагнал уже знакомый извозчик и начал настойчиво предлагать свои услуги. Василий по-прежнему одержимый идеей найти учебник по криптографии спросил у кучера где можно купить книгу секретного содержания. Мужик попросил барина уточнить потребность, хотя под словом секретно понял, что речь идет о срамных фотографиях с голыми бабами. Дальневу стало немного стыдно, и он сформулировал свою потребность как поиск учебника по криптографии. Извозчик велел садиться в коляску и через пятнадцать минут привез историка к трехэтажному дому с двумя парадными. Подозвал к себе гуляющего неподалеку мальчонку и велел ему срочно позвать Мишку Серебряного. Мальчонка кивнул и скрылся в первой парадной.

Книжник Мишка чем-то напоминал начинающего приказчика. Стриженный под горшок, в малиновой рубахе с пояском, в серой шерстяной жилетке, в зеленых шароварах и начищенных до зеркального блеска сапогах. Выглядел он лет на двадцать пять, но видимо был моложе. В повадках просматривалась вчерашняя мальчуковость. Поросячьи глаза, курносый нос и слюнявые губы все вместе имело выражение превосходства над посетителем. Вместо привычного «что угодно-с?» прозвучало «ну?».

– Как Вас зовут? – поинтересовался Василий.

– Как меня зовут, не важно!

– А что важно?

– Что нужно?

– Чем торгуешь?

– Учебник по японской борьбе, пособие по прицельной стрельбе из револьвера, инструкция по сабельным ударам и защита от них, схема человеческого тела с точками для смертельных ударов, приемы успешной игры в карты, эффективные добавки в курительный табак, извлечение смертельного яда из грибов. Хватит?

– Мне нужен учебник по криптографии или что-нибудь по схожей теме.

– А рецепт изготовления пероскилина не нужен? – с презрением спросил книжник. Видимо, услышав однажды слово «пероксилин», не поняв его смысл, теперь при удобном случае использует.

– Знаешь о чем я говорю?

– Знать не знаю, но понял, что ты из полиции. Ты кого ко мне приволок, Павлиныч?

– Ты, Мишаня, видать трубочку с добавками выкурил? Ежели не знаешь слово криптография, скажу по-другому, шифровальное дело. Теперь понимаешь? – вступился Дальнев за своего проводника.

Видать, Мишка слыл среди своего окружения человеком грамотным и незнание чего-либо сильно ударяло по его самолюбию. Он плюнул себе под ноги и бодро зашагал в сторону парадной.

Дальнев сел в коляску и уже хотел назвать извозчику домашний адрес, но услышал от Павлиныча новое предложение.

– Есть у меня, барин, один сапожник – обушку ремонтирует. В прошлом боевой офицер, но за большую любовь к Бахусу погнали его из армии. Такой удар оказался для него пользительным, взял себя в руки и начал новую жизнь. Женился, ребенка родил, хорошим мастером слывет по ремонту обуви. Но больно любит вспоминать армейскую службу, свое участие в шифровальном деле.

– Кажется мне, Павлиныч, что привираешь ты, больно гладко врешь.

– Ваше дело, барин. Куда прикажете ехать?

Дальнев понял, что других вариантов у него не имеется, и согласился на знакомство с сапожником. Хотя в душе понимал, что таких зигзагов в жизни не бывает, не может офицер шифровальщик в одночасье стать сапожником, не может пьяница переродиться в трезвенника.

Помещение мастерской разделялось на две части: большая относилась к приемной для заказчиков. Там стоял диван, два табурета и круглый стол, на полу красовалось зеркало. Пространство за стойкой предназначалось для мастера. Звали бывшего офицера Сергей Антонович Дроздов. Василий представился со всеми своими должностями и званиями. Сергей Антонович вышел из-за стойки, пригласил Дальнева присесть вместе с ним на диван. Внимательно выслушал рассказ о найденном при раскопках в Новгороде пенале с письмом зашифрованного содержания. Потом Василий, также не моргнув глазом, соврал, что по оценке экспертов послание относится к началу XIX века. Выслушав рассказ, Дроздов начал задавать вопросы, из которых сквозила скопившаяся тоска по своей прежней службе. Более того бывший офицер стал подтянутым и очень собранным, будто опять призвали, что присуще офицерам, не по своей воле ушедшим из армии.

– Вы привезли находку с собой?

– Нет, я не имею право выносить письмо из библиотеки.

– Тогда снимите копию и приезжайте ко мне снова, в любое время!

Окрыленный Дальнев поблагодарил извозчика так, что тот слез со своих козел, встал на землю, снял головной убор и отвесил поклон. Благодарности смешивались с постоянно повторяющимся словом «барин». В конце Павлиныч сообщил свой домашний адрес и заверил, что днем и ночью готов оказать посильную помощь.