Текст книги "Загадочные племена на «Голубых горах»"

Автор книги: Елена Блаватская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

На другое утро, видя, что англичане еле могли двигаться, тодды приказали своим данникам снарядить для больных нечто вроде носилок, на которых их и понесли баддаги. Англичане заметили, что тодды услали еще с утра куда-то карликов. «С тех пор и до самого дня возвращения в Нильгири, мы их не видели и даже нигде не встречали», – рассказывает Киндерзлей. Как узнано позднее, особенно из рассказов миссионера Метца, тодды не без причины боялись для своих гостей враждебного присутствия карликов муллу-курумбов; они их послали назад в их лесные трущобы, строго запретив им глядеть на белых странников. Такое, немного странное запрещение было ими мотивировано миссионеру тем, что «взгляд курумбы убивает непривыкшего к нему и боящегося его человека», а так как боязливое отвращение англичан к этим карликам было, конечно, подмечено тоддами в первую же минуту их появления, то вследствие этого явилось и запрещение курумбам глядеть на пришельцев.

Бедные, великодушные тодды! Кто знает, как часто впоследствии раскаивались их старики, что недоброму глазу муллу-курумбов они не предоставили этих людей, от возвращения которых в Мадрас и их доклада зависела дальнейшая участь Нильгири!.. Но «так давно порешили буйволы… а они знают!»

Тихо медленно несомые на носилках баддагами, удивляясь и, конечно, радуясь своему негаданному счастливому избавлению, англичане имели теперь случай лучше разглядеть дорогу и окружающие их окрестности. Они были поражены громадным разнообразием этой растительности, которая соединяет в себе почти все породы тропиков, а вместе с тем и северных климатов. Нередко им попадались гигантские старые сосны, шероховатые стволы которых совсем исчезали у корней среди алоэ и кактусов. Фиалки цвели у подножия пальм, и белоствольная береза и трепещущая осина отражались в темных тихих водах пруда, рядом с царским цветом Египта и Индии гордым лотосом. По дороге они находили фруктовые деревья всех стран, ягоды всех сортов от бананов до яблонь и от ананасов до малины и клубники. Страна изобилия, благословенная обитель! «Голубые горы» видимо избраны природой одним из пунктов ее всемирной выставки!

Во все время спуска вокруг путников журчали сотни ручьев; из трещин скал била здоровая ключевая вода, поднимались пары из минеральных источников и всюду веяло прохладой, о которой они давно позабыли в знойной Индии.

В их первую по дороге ночь, с ними приключилось очень смешное происшествие. Баддаги, после небольшого совещания, вдруг насильно завладев ими, раздели догола и, не обращая внимания на их отчаянное сопротивление, окунули в теплую минеральную воду лужи и обмыли им раны и царапины. После этого, держа их поочередно на скрещенных руках выше уровня воды и прямо над теплым паром, стали петь нечто вроде заклинаний с аккомпанементом таких ужасных кривляний и диких возгласов, – пишет Киндерзлей, – «что нам серьезно почудилось одну минуту, будто они собираются нас принести в жертву одному из лесных богов».

Но англичане ошиблись, хотя лишь к утру убедились в несправедливости своего подозрения. Натерев им больные ноги каким-то тестом из мягкой глины и сочных трав, баддаги тепло закутали их и «буквально усыпили над теплым паром источника». Проснувшись на другое утро, они почувствовали необычайное облегчение во всем теле и особенно крепость в мускулах. Всякий след боли в ногах и сочленениях, как бы по волшебству, исчез. Они стали совершенно здоровыми и окрепшими. «Нам сделалось положительно совестно перед этими, заподозренными нами так напрасно, дикарями», – рассказывает Уиш в письме к приятелю.

К полудню они спустились так низко, что им стало довольно жарко, и они заметили, что перешли черту туманов и находились уже на Куимбатурской стороне. Уиш пишет, что они не могли довольно надивиться одному: при восходе на гору они встречали ежечасно следы присутствия разных диких зверей; им приходилось глядеть в оба и окружать себя величайшими предосторожностями, чтобы не попасть в логовище тигра, не наткнуться на слона или стаю читт… «теперь же, на возвратном пути, лес как бы вымер: самые птицы щебетали, казалось, только издали, не подлетая к нам… нам не перебежал пути даже красный заяц». Баддаги вели их вниз узенькою, извилистою и еле заметною, но неправильною тропой, не пересекаемою, видимо, никакими препятствиями.

Как раз перед заходом солнечным они вышли из лесу и скоро стали встречать на пути куимбатурцев из подгорных сел. Но им не пришлось знакомить их с проводниками. Завидя еще издали толпу возвращавшихся с работы кулей, баддаги мгновенно исчезли, прыгая с одной скалы на другую, словно стая испуганных обезьян. Так чудесно спасенные англичане остались снова одни. Но теперь они находились на опушке леса, и всякая опасность миновала. Подозвав людей, они узнали от них, что находятся почти в Малабаре, в Уинди, то есть стране диаметрально противоположной Куимбатуру. Целая горная цепь отделяла их таким образом от водопада Калакамбе и деревни, из которой они отправлялись. Малабарцы вывезли их на большую дорогу и к ужину они были уже под гостеприимной кровлей мунсифа[20]20
  Староста.


[Закрыть] небольшой деревушки. На другое утро они запаслись лошадьми и к вечеру прибыли благополучно в знакомую им деревню, в ту самую, откуда пустились в путь в заколдованные горы ровно двенадцать дней назад.

Слух о благополучном возвращении богохульных саабов из обители богов разнесся по селу и его окрестностям с быстротой молнии.

«Дивы не наказали дерзновенных… они даже не тронули ферингов, которые так смело вторглись в их веками замкнутые от остального мира владения… Что это значит? Неужели они избранники Садду?» – Вот что шепталось, сообщалось и передавалось из одного села в другое, пока не сделалось необычайным событием дня. Брамины хранили зловещее молчание. «Такова на этот раз, – говорили старики, – воля благословенных див; но что скажет будущее? Это одним им (сиречь, богам) известно». Волнение распространилось далеко за границы уезда. Целые толпы суеверных дравидов приходили простираться перед англичанами и отдавать им все предписанные для «избранников богов» почести.

Межевщики торжествовали. «Британский престиж» пустил глубокие корни и утвердился на долгие годы у подножия «Голубых гор»…

Глава 2

Новое восхождение на Тоддабетский пик. – Англия объявляет «Голубые горы» британской территорией и кладет Нильгири в карман. – «Боги» разжалованы в смертные. – Различные гипотезы о тоддах.

 
А вы, друзья, как ни садитесь,
Все в музыканты не годитесь…
 

До этой страницы, невзирая на данные, почерпнутые мною из печатных рассказов Киндерзлея и Уиша, наша быль все-таки выглядит сказкой. Не желая быть заподозренною даже в преувеличении, продолжаю описание уже со слов самого правителя куимбатурского, «высокоблагородного» (High Honourable) Д. Сэлливана, из напечатанных в тот год его рапортов Ост-Индской Компании. Таким образом, наша быль примет чисто официальный характер. Она не будет уже, как то могло казаться доселе, извлечением из полуфантастического рассказа еле живых, голодных охотников, быть может, в припадке лихорадочного от лишений бреда и не одной ссылкой на сказки суеверных дравидов, а дословным пересказом донесений английского чиновника и изложением его последующих статистических работ касательно «Голубых гор». Мистер Д. Сэлливан жил на Нильгири и управлял его пятью племенами долгое время. Память об этом справедливом и добром человеке не исчезнет еще много лет. Она живет доселе на холмах,[21]21
  Сын его, мистер Е.О. Сэлливан известен всему Мадрасу, он уже несколько лет служит одним из четырех членов мадрасского генерал-губернаторского совета и живет почти все время на горах в Нильгири.


[Закрыть] увековечена выстроенным им Уттакамандом с его прелестным озером и цветущими садами, а его книги, доступные каждому, служат свидетельством и подтверждением всего того, что читатель найдет далее. Интерес нашего рассказа может только возрасти от выписки подлинных слов покойного коллектора Куимбатура.

Проверив во дни нашего личного пребывания на горах точность наблюдений над тоддами и курумбами целого роя чиновников и миссионеров и сравнив их показания и теории с данными из книг мистера Сэлливана и дословных показаний генерала и мистрис Морган, ручаюсь за достоверность сведений. Продолжаю летопись с того дня, как после чудного своего избавления землемеры вернулись в Мадрас.

Слухи о новооткрытой земле и ее жителях, о гостеприимстве и особенно об услуге, оказанной тоддами героям нашей второй главы, приняли под конец в стоустой молве такие размеры, что «отцы» проснулись и принялись наконец серьезно за дело.

Послали нарочного из Мадраса в Куимбатур. Теперь на путешествие туда требуется двенадцать часов, а тогда потребовалось двенадцать дней. Пришел приказ «правителю» уезда от главного начальства: «Поручается, де, г-ну коллектору, мистеру Джону Сэлливану, исследовать и проверить глупые басни о „Голубых горах“, а затем и донести о них по начальству».

Немедля коллектор снарядил экспедицию: уже не горсть людей, собранную кое-как межевщиками и тотчас же расстроенную, а такую экспедицию, словно он отправлялся с нею в полярные моря. С ним шла целая армия сипаев, несколько десятков боевых слонов, сотни охотничьих читт,[22]22
  Читты – вид гепардов, приученных к охоте за кабанами, медведями и сернами. Они в употреблении в Индии у всех охотников.


[Закрыть] собак и пони, а в арьергарде следовали дюжины две опытных охотников-англичан. Везли подарки: тоддам оружие, которого они никогда не употребляют, а курумбам – праздничные тюрбаны, которых те отродясь не надевали. Все было как следует. Везли палатки и инструменты, врачей и лекарства, быков на убиение и туземных арестантов для удобрения земли там, где приходится рисковать жизнью и терять людей, взрывая скалы и проводя дороги. Не везли только одного – туземцев-проводников, опять-таки потому что все люди этой профессии снова разбежались из деревень. Участь, постигшая двух малабарцев в первой экспедиции, была жива еще в памяти всех. То, что прошло даром «барасаабам», может взыскаться с туземцев, рассуждали запуганные браминами – с одной, а англичанами и их «престижем» – с другой стороны, устрашенные дравиды.

Трое «больших раджей» прислали посольства из Майсура, Вадьяна и Малабара с инструкциями молить коллектора, чтобы он пощадил страну и ее многие народности. Гнев богов, – говорили они, – иногда бывает сдержан, но когда он разразится, то становится ужасным. Посягательства на священные вершины Тоддабета и Муккертабета должно будет отозваться неслыханными бедствиями для всего края. Семьсот лет тому назад цари Чоллы и Пандии, желая завладеть горами, отправились было с двумя армиями воевать с дивами, но не успели они перейти за туманы, как все были задавлены с обеими армиями и всем обозом обрушившимися на них огромными скалами. В тот день пролилось столько крови, что скалы сделались от нее с тех пор ярко-багровыми на протяжении целых миль, и даже земля стала красною».[23]23
  Действительно, в некоторых местах, особенно в Уттакаманде, не только скалы, но и земля, были красны, как кровь, но только от присутствия железа и других элементов. Дождь делает из улиц города красно-оранжевые потоки.


[Закрыть]

Но коллектор остался непоколебим. Англичанина умолить всегда бывает трудно. Он не верит в могущество богов; зато все плохо лежащее всегда должно принадлежать ему – по божественному праву.

Итак, в январе 1819 года караван мистера Сэлливана тронулся в путь и стал восходить со стороны Денайгонкотты, то есть, оставив «смерть посылающий» водопад в стороне. Вот что затем читала недоумевающая публика в «Мадрасском курьере» от 30 января и 23 февраля в перепечатанных этой газетой донесениях коллектора. Сокращаю и даю резюме:

«Имею честь доложить высокопочтеннейшей (Most Honourable) Ост-Индской Компании и их превосходительствам, гг. директорам, что вследствие приказания, полученного (такого-то числа и проч.), я отправился (следует повторение вышесказанного)…в горы. Заручиться проводниками я не успел; ибо под предлогом, что эти горы принадлежат их богам, аборигены объявили мне прямо, что предпочитают тюрьму и смерть путешествию за черту „тумана“. Вследствие сего, снарядив отряд из европейцев и наших сипаев, 2 января 1819 года мы стали подыматься из деревни Денайгонкотты, отстоящей от подножья Нильгирийского „пика“ на две мили… Для наглядного понятия о климате на этих горах, имею честь представить следующие сравнительные таблицы от первого до последнего дня восхождения».

Таблицы показывали, что тогда как со 2 до 15 января по всему Мадрасскому президентству термометр (по Фаренгейту) показывал во все время от 85° до 106° жары, – на Нильгирийских горах, начиная от 1000 футов над морской поверхностью ртуть стояла всего на 50°, спускаясь затем по мере восхождения и показывая на высоте 8076 футов всего 32° (то есть до нуля по Реомюру) в самые морозные часы ночи.

Забежав на минуту вперед, мы видим, что теперь, когда Нильгирийские холмы покрыты европейскими плантациями, город Уттакаманд имеет до 12000 постоянных жителей и все приведено в порядок и известность, климат этой прелестной страны есть уже сам по себе невиданное и чудесное явление: в 300 милях от Мадраса и в 11 градусах от экватора, от января до декабря температура, невзирая на юго-западный и северо-восточный муссон, вращается постоянно между 15 и 18 градусами разницы в продолжение самых холодных, как и самых жарких месяцев в году, от восхода до захода солнечного, в январе, как и в июле, на 1000, как и на 8000 футов высоты. Вот наглядное доказательство этому, взятое из первых наблюдений г. Сэлливана.

Термометр,[24]24
  По Фаренгейту.


[Закрыть] января 2 на 1000 футов высоты:

«В 6 часов утра – 57°; в 8 – 61°; в 11–62°; в 2 часа пополудни – 68°; в 8 часов вечера – 44°».

На 8700 футов высоты тот же термометр показывает 15 января: «В 6 часов утра – 45°; в полдень до 2 часов – 48°; в 8 часов вечера – 30°; ночью, в 2 часа, вода слегка замерзала в кувшинах».

И это в январе, заметьте, почти на 9000 футах над морем!

Внизу, в долине, 23 января, термометр стоял уже в 8 часов утра на 85° жары; в полдень – на 99°; в 2 часа пополудни – на 108°, а в 8 часов вечера – на 97°; в 2 часа ночи он показывал – 98°!

Чтобы не затруднять читателя цифрами, заключаю сведения о Нильгирийском климате следующей сравнительной таблицей средней температуры между Уттакамандом, ныне столицей «Голубых гор», Лондоном, Бомбеем и Мадрасом.

Лондон 50°

Уттакаманд (7300 ф.) 57°

Бомбей 81°

Мадрас 85°

Каждый хиревший и прощавшийся с печенью в Мадрасе спешил на эти благодетельные горы и почти всегда выздоравливал. В первые два года по основании Уттакаманда, то есть с 1827 до 1829 года, из 3000 постоянно поселившихся там жителей и 1313 приезжих временных гостей умерли только двое. В Уттакаманде год за годом смертность никогда не превышала ¼ %, и в замечаниях санитарного комитета говорится следующее: «Климат в Нильгири объявлен теперь с достоверностью самым здоровым в Индии. Губительное действие тропического климата не исчезает в нем только в тех случаях, когда у больного невозвратно разрушен один из главных внутренних органов» («Records of the Medical Baard of Madras»).

Говоря о вековом неведении окружающих Нильгири народов об этой чудной местности, мистер Салливан рассуждает о нем в своем донесении так:

«Нильгирийские холмы расстилаются между 76° и 77° восточной долготы и 11° и 12° северной широты. С северной стороны они неприступны вследствие почти перпендикулярных скал. На южной стороне, милях в сорока от Океана, они покрыты до сей поры неисследованными, ибо непроходимыми, лесами; с запада и востока они замкнуты остроконечными утесами и холмами Хунда. Неудивительно, стало быть, что в продолжение многих веков они оставались вполне неизвестными остальному миру, а в Индии были ограждены от вторжения своею необычайною во многих отношениях своеобразностью».

«Взятые вместе эти две цепи, то есть Нильгирийская и Хундская, обнимают географическое пространство в 268494 квадратных мили, покрытое сплошь вулканическими скалами, долинами, ущельями и утесами».

Вследствие всего этого, уже на высоте 1000 футов экспедиция мистера Сэлливана увидала себя вынужденною оставить слонов и бросить почти весь багаж, так как приходилось продвигаться все выше и выше, перелезая через скалы посредством веревок и блоков. В первый день погибли три человека, на второй – семь человек арестантов. Сопровождавшие Сэлливана, Киндерзлей и Уиш не оказали ему ни малейшей помощи. Дорога, по которой их провели так легко на возвратном пути баддаги, исчезла навеки, как будто следы ее были заметены каким-то волшебством: ее не нашли еще и до сей поры, хотя искали ее долго и тщательно. На все вопросы баддаги притворялись непонимающими. Очевидно, аборигены не имеют намерения выдавать англичанам всех своих тайн.

По одолении главного препятствия, то есть отвесных утесов и скал, окружающих Нильгирийскую гору словно сплошною китайскою стеной, и после потери человек пятнадцати арестантов да двух сипаев, хотя партии предстояли еще большие затруднения, но она нашла себе скоро и награду. Подымаясь шаг за шагом, то вырубая выемки в скалах для ноги, то опускаясь снова на сотни футов на веревках в глубокие бездны, на шестой день путешествия англичане очутились наконец на довольно ровном месте. Здесь в лице коллектора Великобритания «объявила „Голубые горы“ королевскою территорией. По водружении на высокой скале английского флага», – «нильгирийские боги сделались подданными его великобританского величества».

С этого часа экспедиция стала встречать следы человеческого жилья. Она увидела себя в «стране волшебной, величественной красоты»; но через несколько часов «эта картина вдруг чудодейно исчезла: мы снова попали в туман. Незаметно подкравшись, облако окутало нас со всех сторон, хотя мы давно, – как думали Киндерзлей и Уиш, – перешли за черту вечного тумана».

В те годы Мадрасское метеорологическое отделение обсерватории не успело еще решить характера этого странного явления и приписать оное, как теперь, его настоящим причинам.[25]25
  Во время муссонных дождей, особенно юго-западного муссона, атмосфера постоянно более или менее наполнена густыми испарениями. Туман, формируясь сперва на вершинах, по мере того, как жара дня уступает вечерней сырости и пары опускаются ниже, расстилается по всем скалам подножья. К этому следует прибавить постоянные болотные испарения из лесов, где древесная чаща сохраняет почву влажною круглый год, и где болота и пруды никогда не высыхают, как то бывает в долинах. Вследствие этого Нильгирийские горы, опоясанные рядом выступающих вперед утесов с далеко нависшими скалами, удерживают большую часть года пары. которые затем и превращаются в туман. За чертой их атмосфера в горах всегда чрезвычайно чиста и прозрачна: туманы бывают видны только снизу, а с больших высот их не видно. Но все-таки мадрасские ученые не могут решить до сей поры проблему необычайно яркого голубого цвета как туманов, так и самих гор.


[Закрыть] Поэтому и мистер Сэлливан мог только, удивляясь, констатировать феномен, описав, как он тогда появился. «В продолжение целого часа, – пишет он, – мы чувствовали себя осязательно среди окружающего нас теплого, мягкого, как пух, тумана, что доказывали наши насквозь промокшие платья. На расстоянии полушага люди стали друг у друга пропадать на глазах: – до того облако было густо; а затем люди, как и части окружающей нас панорамы, начали быстро прыгать перед нами, то появляясь, то снова исчезая в этой мокрой и словно освещенной бенгальским огнем голубоватой атмосфере»…

Местами вследствие затруднительного медленного подъема «пар делался до того невыносимо горяч», что некоторые из европейцев «чуть было не задохлись».

К сожалению, ни натуралисты, ни физики высокопочтенной Компании, сопровождавшие мистера Сэлливана, не могли или не успели исследовать этого явления. Не далее как через год после того было уже поздно изучать его: как только большая часть утесов, которые когда-то опоясывали «холмы», стали исчезать один за другим, взрываемые для прокладки дорог в Нильгири, исчезло бесследно и само явление.[26]26
  А дорога до сих пор, то есть конная, только одна Силурская из Мегоноллама: все другие опасны, и по ним могут проходить только пешие и привычные кули да их маленькие пони.


[Закрыть] Пропал голубой пояс Нильгири. Теперь туман является гораздо реже:– только во время муссонов. Зато сами горы сделались еще синее издали, еще более яркого, лазоревого цвета…

Первые донесения коллектора полны хвалений и удивления природному богатству и изобилию этой чудной страны. «Где только мы ни проходили, почва оказывалась всюду превосходною. Мы узнали от баддаг, что она дает по два урожая в год пшеницы, ячменя, гороха, опиума и других разных злаков. Невзирая на мороз январских ночей, мы нашли мак в полном цвету. По-видимому, мороз не оказывает в этом климате никакого действия на растительность… Во всех долинах и ущельях мы находили превосходную воду. На каждой четверти мили непременно встречался горный ручей, который нам приходилось, часто с опасностью, переходить вброд. Многие из источников сильно пропитаны железом, температура некоторых Превышала намного температуру воздуха… Куры и домашняя птица, найденная у оседлых баддаг, вдвое больше самых крупных пород той же птицы в Англии; а наши охотники нашли, что нильгирийская дичь, особенно фазаны, куропатки и зайцы, последние совершенно красного цвета, тоже гораздо крупнее этой дичи в Европе. Волки и шакалы встречались нам целыми стаями… Также попадались тигры, очевидно, еще не знакомые с ружьем и несколько пар слонов. Последние, посмотрев на нашу компанию, отвертывались довольно равнодушно и уходили в лес, не торопясь и как бы в полном неведении о возможной опасности… Южная сторона гор, покрытая на 5000 футов своей высоты тропическими, вполне девственными лесами, изобилует слонами особенного, почти черного цвета и величиной выше цейлонских слонов. Змей много и весьма красивых; в местностях, превышающих 3000 футов, они совсем безвредны (как это теперь доказано). Обезьян тоже несчетное число и на всех высотах».

Да будет замечено к слову, что англичане безжалостно с тех пор их истребляют.[27]27
  Туземный шикари, если он не магометанин, ни за что не убьет обезьяны; она для него священна всюду в Индии.


[Закрыть] Бедные наши горемычные «прародители»! И каких только нет в Нильгири обезьян: от больших черных, с серыми пушистыми капюшонами «лангуров» – Presbytis jubatus – до «льва-обезьяны» Jnuus eilenus. Лангуры живут на вершинах самых высоких скал, в глубоких трещинах отдельными семействами, как настоящие «пещерные первобытные люди». Красота их меха служит предлогом к жестокому избиению европейцами этого кроткого и чрезвычайно умного животного. «Львы-обезьяны» счастливее. Они избегли такой горькой участи, выбрав себе местом жилья такие трущобы, куда еще не заходила нога человека. «Льва-обезьяну» можно встретить только на опушке леса на южной стороне «Голубых гор», куда они выходят иногда погреться на солнце. Завидя человека, они тотчас же спасаются в непроходимые чащи Малабарских лесов. Голова у этой обезьяны совершенно львиная, с бело-желтою гривой и пучком таких же волос на кончике хвоста, откуда и название их.

В этом описании флоры и фауны «холмов» я, конечно, придерживаюсь не одних показаний и исследований Сэлливана во время его первого восхождения. В те дни он знал еще очень мало и описывал лишь то, что встречал в дороге, вследствие чего я и дополняю его показания позднейшими открытиями.

Наконец, они напали на след настоящих обитателей и владетелей Нильгирийских гор, тоддов и курумбов. Чтобы не возвращаться опять к предмету, скажем тотчас же, что тогда как по позднейшим сведениям баддаги, живущие с тоддами уже около семисот лет, являлись иногда им одним известными дорогами в полянах Куимбатура, где живут их сродники, другие баддаги – тодды и курумбы – оставались совершенно неизвестны туземцам. Они и теперь, когда давно уже установилось правильное и ежедневное сообщение между Уттакамандом и Мадрасом, никогда не сходят со своих гор. Долго не знали, чему приписать такое неестественное молчание баддаг о существовании двух живущих вместе рас. Теперь решили, и кажется весьма справедливо, что тайна объясняется лишь одним суеверием, начало и причина которого, впрочем, все еще остаются европейцу необъяснимыми, а для каждого туземца – весьма понятными. Не говорили баддаги о тоддах потому, что для них тодды – боги, неземные существа, которых они боготворят; а произносить имена своих фамильных, раз избранных божеств,[28]28
  Каждое семейство индусов, хотя и принадлежащее к одной секте и одной касте с прочими, выбирает себе свое особенное, именно, фамильное божество из 33 миллионов национального пантеона; и об этом божестве, хотя оно всем бывает известно, члены семьи никогда не упоминают, считая каждое произнесенное о нем слово – профанацией.


[Закрыть] считается у индусов за величайшее им оскорбление, за кощунство, на которое не решится ни один туземец, даже под угрозой смерти. А курумбов они ненавидят, страшась их столько же, сколько обожают тоддов. Одно уже, хотя бы тихо произнесенное имя «Курумбы», навлекает, по их мнению, несчастье на того, кто его произносит.

Поднявшись на высоту 7000 футов и выйдя на волнообразную широкую поляну, партия изыскателей нашла группу зданий у подножья скалы, которые Киндерзлей и Уиш тотчас же признали за уже виденные ими дома тоддов. Каменные домики без окон и дверей, с их пирамидальными крышами, были им слишком памятны, чтобы они могли их забыть. Заглянув в единственное отверстие, служащее в таких домах вместе окном и дверью, они нашли жилища пустыми, хотя видимо обитаемыми. Далее, мили за две от этой первой «деревни», они увидали:

«…Картину, достойную кисти художника и перед которою мы остановились в неописуемом изумлении, а сопровождавшие нас сипаи-туземцы – в великом и суеверном страхе», – докладывает коллектор. – «Перед нашими глазами открывалась сцена из быта древних патриархов. На разных пунктах пространной, обрамленной кругом высокими утесами долины паслось несколько стад огромных буйволов с колокольчиками и серебренными бубенчиками на рогах… а далее – группа длинноволосых, с седыми бородами почтенного вида старцев, укутанных в белые мантии»…

То были, как они узнали позднее, старшины поджидавших их тоддов и священные буйволы Тоуэля (ограды храма) этого племени. Вокруг них полулежали, сидели, ходили и стояли «в позах, живописнее коих ничего нельзя себе вообразить», человек семьдесят или восемьдесят мужчин с непокрытыми головами. При одном взгляде на таких «красивых, рослых Голиафов» первая мелькнувшая в голове почтенного англичанина и патриота мысль была о возможности «сформировать особенный полк из этих молодцев и, послав в Лондон, подарить его королю!»… Позже он сам увидел непрактичность такой мысли: но в первые дни тодды поразили его и «совершенно заполонили своею замечательною, совсем не индийского типа, красотой». Шагах в двухстах от мужчин сидели их женщины, с длинными, гладко причесанными и распущенными по спине волосами и в таких же мантиях. Он насчитал их около пятнадцати и с ними – с полдюжины ребятишек, совершенно нагих, невзирая на январский холод.

В другом описании гор[29]29
  «The Tribes of the Nilgherry Hills».


[Закрыть] товарищ Сэлливана, полковник Хеннесей, распространяется на десяти страницах о разнице между тоддами и другими индусами, с которыми в неведении их языка и обрядов долго их смешивали.

«Как англичанин разнится от китайца, так тодд отличен во всем от других туземцев», – пишет он. – «Теперь, когда я узнал их лучше, мне становится почти понятным, почему баддаги, сродников коих мы знавали и прежде в горах Майсура, взирают на этих людей как на высшую, почти божественную расу… Тодды положительно похожи на богов, как их представляли древние греки. Из нескольких сот молодцов (fine men) этого племени я еще не видал ни одного ниже 6 ¼ футов ростом. Они сложены великолепно и черты лица у них чисто классические… прибавьте верные, блестящие, густые волосы, обрезанные (в кружок) низко на лбу, над бровями, а за ушами падающие на спину тяжелыми массами кудрей, и вы получите некоторое представление об их красоте. Усы и бороды их, которые они никогда не стригут, такого же цвета. Большие, карие, иногда темно-серые и даже синие глаза смотрят на вас глубоким, нежным, почти женским взглядом… улыбка кроткая и веселая, как бы младенческая в своем выражении. Рот, даже у дряхлых стариков, украшен крепкими, целыми, часто великолепными зубами. Цвет лица светлее северных канарезцев. Одеваются они все одинаково: род римской белой тоги из полотна, с одним концом, закинутым сперва под правую руку, а затем – назад, за левое плечо. В руках посох с фантастическими на нем вырезками… Когда я узнал его мистическое назначение и веру владельцев в его магическую силу, этот маленький, в два с половиной фута длины бамбук смущал меня не раз… Но я не смею, не имею права, видав неоднократно то, что я видел, отрицать справедливость такого их заявления и веры. Несмотря на то, что в глазах христианина вера в магию должна всегда казаться греховною, не чувствую за собой права опровергать и смеяться над тем, что считаю, невзирая на отвращение, истинным фактом».[30]30
  J.d. c.272.


[Закрыть]

Но не станем забегать вперед. Эти слова написаны много лет назад. Как Салливан, так и Хеннесей, видели тогда тоддов впервые и упоминали о них официально. Но даже в этом чиновничьем изложения фактов звучит недоумение, проглядывает то же сдержанное удивление и любопытство касательно этого таинственного племени, как и у всех других.

«Кто они такие?…» – рассуждает Сэлливан в донесении. – «Хотя они видели белых людей во второй уже раз, но все-таки их величавое спокойствие и горделивая осанка смутили меня, так мало они походили на то, что мы привыкли видеть в подобострастных манерах туземцев Индии. Они как будто поджидали нашего прихода. Отделясь от толпы, высокий старик пошел нам навстречу, а за ним шли двое других, неся в руках чаши из древесной коры, наполненные молоком. Подойдя на несколько шагов, они остановились и заговорили с нами на совершенно незнакомом нам языке. Видя, что мы не поняли ни одного слова, они тотчас же переменили его на мало-ялимский, а потом на канарезский язык (на котором говорят баддаги), после чего мы разговорились свободнее».

«Для этих странных аборигенов мы были людьми как бы с другой планеты. „Вы не из наших гор. Наше солнце – не ваше солнце, и наши буйволы вам неизвестны“, – говорили мне старики. – «Вы родитесь, как родятся баддаги, а не мы (!?)», – заметил другой, несказанно удивив меня этим. Из этих слов нам делалось ясно, что для них мы были обитателями земли, о которой они кое-что знали, хотя до сей поры никогда не видели ни ее самой, ни ее жителей; но что самих себя они считали совсем особенною породой».

Когда они все уселись на густой траве, возле стариков, а прочие тодды стояли в отдалении, англичанам было объявлено, что их ожидали уже несколько дней. Баддаги, служившие до того времени тоддам единственным звеном сообщения между ними и остальным миром, то есть Индией, успели уже их предупредить, что белые раджи, проведав от двух спасенных ими охотников об «обители буйволов», идут к ним в горы. Они тогда же сообщили мистеру Сэлливану, что у них много уже поколений существовало пророчество о том, что к ним придут люди из-за морей и поселятся у них, как до того поселились баддаги. Что им придется уступить часть владений и «жить с ними как с братьями одной семьею». «Такова воля их», – добавил один из старцев, указывая на буйволов, – «они лучше знают, что для детей хорошо, и что дурно».

На это мистер Сэлливан замечает: «В то время мы не поняли этой загадочной фразы о буйволах и только впоследствии узнали ее смысл. А смысл хотя и странный, но далеко не новый нам – в Индии, где на корову взирают, как на существо священное и неприкосновенное».

В тоддах, невзирая на их собственные предания, которых они упорно держатся, английские этнологи желали бы признать остатки «некоего гордого племени», ни имя, ни другие приметы коего им, впрочем, неизвестны. На таком твердом основании они строят свою гипотезу, которая состоит в том, что это гордое племя, вероятно, занимало некогда (а именно когда – неизвестно) надречные низменности Даккана; пасло свои священные стада буйволов (которые, между прочим, никогда не считались священными в Индии), задолго до эпохи, в которую их последующие соперницы, коровы, монополизировали народное благоговение. Затем предполагается, что то же гордое племя «свирепо отражало и задерживало вторжение приходивших постоянно из-за северных гор (то есть Гималаев) арийских племен или макс-мюллеровских браминов „с Оксуса“.