Текст книги "Эликсир жизни"

Автор книги: Елена Блаватская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Е. П. Блаватская
ГРАФ СЕН-ЖЕРМЕН

Время от времени в Европе появлялись люди, чьи редкие интеллектуальные способности, блестящая речь и таинственный образ жизни изумляли и ослепляли общество. Статья[1]  1. Эта статья заканчивается следующими словами: «Кем же был сей человек? Эксцентричным князем или удачливым негодяем? Поборником науки, простым интриганом или же странной смесью оных? – это вопрос, даже для него самого» – прим. пер.


[Закрыть] из All the Year Round, воспроизводимая здесь, рассказывает как раз об одном из них – графе Сен-Жермене.

В любопытной работе Харгрейва Дженнингса The Rosicrucians описывается ещё один удивительный человек – некий сеньор Гуальди, о коем в своё время говорило всё венецианское общество. Третий – известный как Алессандро Калиостро – был историческою личностью, чьё имя из-за состряпанной католиками биографии стало синонимом бесчестия. Мы не намерены здесь сравнивать сии три индивидуальности между собою или с обыкновенными людьми. Мы воспроизводим статью нашего лондонского современника с совсем иною целью. Нам хотелось бы показать, как подло можно оклеветать человека без малейшего к тому повода, если, конечно, не считать чей-то больший ум и большую осведомлённость в тайнах законов природы достаточным предлогом для того, чтобы пустить в ход перо клеветника и язык сплетника. Пусть читатель внимательно следит за повествованием.

"Сей знаменитый авантюрист, – говорит автор статьи в All the Year Round, имея в виду графа Сен-Жермена, – предположительно, родился в Венгрии, однако ранние годы своей жизни окружил непроницаемою тайной. Его персона, равно как и титул, возбуждали всеобщее любопытство. Возраст его и происхождение были также неизвестны. Впервые мы встречаем его в Париже более ста лет назад; слава о нём гремит и при дворе, и в городе. Перед изумлённым Парижем предстал мужчина, вероятно, средних лет, который вёл роскошный образ жизни, ездил на званые обеды, на коих ничего не ел, но болтал без умолку, выказывая при этом блестящие знания по любому мыслимому предмету. Тон его речи, возможно, был чересчур язвительным – то был тон человека, который в точности знал, о чём говорил. Образованный, прекрасно владеющий всеми языками цивилизованного мира, блестящий музыкант и превосходный химик, он играл роль гения, и играл её в совершенстве. Наделённый неимоверной самонадеянностью или законченной наглостью, он не только делал безапелляционные заявления о настоящем, но и без колебания говорил о событиях двухсотлетней давности. Его анекдоты о былых временах отличались удивительной точностью. Он рассказывал о событиях, имевших место при дворе Франциска I, так, будто видел их собственными глазами, в точности описывая внешность короля, имитируя его голос, манеры и речь – и на всём протяжении повествования делал вид, словно был их очевидцем. В той же манере развлекал он публику историями о Людовике XIV и потчевал её яркими описаниями мест и лиц. Едва не упоминая о том, что он действительно был их очевидцем, он, тем не менее, создавал такое впечатление благодаря своей выразительной манере… В своём стремлении всех удивить он преуспевал вполне. О нём ходили всякие небылицы. Поговаривали, что ему 300 лет и что он продлил себе жизнь с помощью известного эликсира. Париж сходил по нему с ума. Его постоянно спрашивали, в чём секрет его долголетия, и он всегда давал изумительно находчивые ответы: отрицая, что может вернуть молодость старикам, он скромно заявлял, что знает, как остановить старение бренного тела. Диета, утверждал он, плюс его чудодейственный эликсир – вот подлинный секрет долголетия. Он решительно отказывался от любой пищи, кроме той, что была приготовлена специально для него – овсяная каша, крупяные блюда и белое мясо цыплят. По большим праздникам он выпивал немного вина, засиживался до тех пор, пока у него оставался хоть один преданный слушатель, и всегда принимал чрезвычайные меры предосторожности против простуды. Дамам он дарил таинственную косметику, дабы уберечь их красоту от увядания, мужчинам же открыто говорил о своём методе преобразования металлов и некоем процессе, используя который можно было переплавить дюжину маленьких бриллиантов в один большой камень. Эти поразительные утверждения подкреплялись его явно несметным богатством и коллекцией драгоценных каменьев редких размеров и красоты…

Время от времени это странное существо появлялось в различных европейских столицах под разными именами – такими, как маркиз де Монферрат, граф Белламар в Венеции, шевалье Шенинг в Пизе, шевалье Велдон в Милане, граф Салтыков в Генуе, граф Тародь в Швабахе и, наконец, граф Сен-Жермен в Париже; однако после постигшего его в Гааге несчастья он уже больше не кажется таким же состоятельным, как прежде, и временами производит впечатление человека, гоняющегося за богатством.

В Турине Сен-Жермена "интервьюирует" известный шевалье де Зайнгальт, который застаёт его в армянском платье и колпаке, с длинной, свисающей по пояс бородой и жезлом из слоновой кости в руке – словом, в полном облачении некроманта. Сен-Жермен окружён батареей пузырьков и поглощён созданием шляпок химическим путём. Заметив, что Зайнгальту нездоровится, граф предлагает ему бесплатное лекарство – дозу эликсира в виде эфира, но тот вежливо отказывается. Это сцена двух авгуров. Не получив разрешения явить себя врачом, он решает продемонстрировать свои способности алхимика; у другого авгура берёт монету в 12 су, кладёт её на раскалённый уголь и начинает орудовать стеклодувной трубкой; монета расплавляется и охлаждается. "Теперь, – говорит Сен-Жермен, – можете взять свои деньги назад". – "Но это же золото!" – "И чистейшее". Авгур номер два не верит в такое превращение и взирает на всё это действо как на трюк; тем не менее, он кладёт монету в карман и впоследствии дарит её знаменитому маршалу Киту, тогдашнему губернатору Нойхэтеля.

В погоне за красителями и осуществлением иных производственных прожектов, Сен-Жермен появляется в Санкт-Петербурге, Дрездене и Милане. Однажды он вляпался в историю и был арестован в небольшом городке Пьемонте из-за опротестованного векселя; тогда он выложил бриллианты достоинством в сто тысяч крон, расплатился на месте, обругал губернатора города, как карманный вор, и был отпущен на свободу с самыми почтительными извинениями.

Вряд ли можно сомневаться в том, что во время одного из своих пребываний в России он играл важную роль в дворцовом перевороте, водрузившем на престол Екатерину II. Поддерживая это мнение, барон Гляйхен указывает на то исключительное внимание, которое граф Алексей Орлов уделял Сен-Жермену в Ливорно в 1770 году, и на фразу князя Григория Орлова, оброненную им в разговоре с маркграфом Ансбаха, когда он останавливался в Нюрнберге.

Кем же он был, в конце концов? Сыном португальского короля или португальского еврея? Сказал ли он правду, будучи уже стариком, своему покровителю и восторженному поклоннику, князю Карлу из Гессен-Касселя? Из истории, поведанной Сен-Жерменом своему последнему другу, выходит, что он был сыном князя Ракоци из Трансильвании, первая жена которого была из рода Тёкёли. Будучи ещё младенцем, он был отдан на попечение последнего из Медичи, а когда вырос и узнал, что два его брата, сыновья княгини Гессе-Райнфельской из Ротенбурга, получили имена святого Карла и святой Элизабет, то решил взять себе имя их святого брата – Сен-Жермена. Что из этого было истиной? Ясно только одно – он был протеже последнего из Медичи. Князь Карл, который, похоже, искренне сожалел о его смерти, наступившей в 1783 году, рассказывает, что во время проведения экспериментов с красителями в Экернфорде граф заболел и вскорости умер, несмотря на обилие лекарств, приготовленных его личным аптекарем. Фридрих Великий, проявлявший, несмотря на свой скептицизм, необычный интерес к астрологии, выразился о нём так: «Это человек, который не умирает». Мирабо афористически добавляет: «Он всегда был беспечным малым; но, как и его предшественники, не забыл умереть».

И теперь мы спрашиваем, какое же здесь приводится доказательство или хотя бы намёк в пользу того, что Сен-Жермен был "авантюристом", стремился "играть роль гения" и выманивать деньги у простофиль? Здесь нет ни малейшего признака того, что он был не тем, кем казался, то есть джентльменом с блестящими талантами и образованием, обладателем огромного состояния, позволявшего ему честно поддерживать своё положение в обществе. Он утверждал, что знает, как переплавлять маленькие бриллианты в большие, как преобразовывать металлы, и подкреплял свои утверждения "явно несметным богатством и коллекцией драгоценных каменьев редких размеров и красоты". Разве "авантюристы" таковы? Разве шарлатаны удостаиваются доверия и восхищения умнейших государственных мужей и знати Европы долгие годы, и не оказываются ли они, даже после смерти, хотя бы в чём-то недостойными? В некоторых энциклопедиях говорится (см. New Amer. Cyclop., том XIV, стр. 266): "Предполагают, что большую часть своей жизни он был шпионом при дворах, где он останавливался!" Но на каком доказательстве зиждется данное предположение? Было ли сие доказательство обнаружено среди бумаг секретных архивов хотя бы одного из этих дворов? Ни единого слова, ни крупицы, ни толики улики, на коей можно было бы выстроить сию гнусную клевету, никогда не было найдено. Это просто злобная ложь. То, как западные писатели обошлись с этим великим человеком, этим учеником индийских и египетских иерофантов, этим знатоком тайной мудрости Востока – позор для всего человечества.

Точно таким же образом сей глупый мир обходился с каждым, кто, как и Сен-Жермен, после долгих лет уединения, посвященных познанию и постижению эзотерической мудрости, возвращался в него, надеясь сделать его лучше, мудрее и счастливее.

Следует отметить и ещё один момент. Приведённый выше рассказ не содержит подробных сведений о последних часах жизни таинственного графа или его похоронах. Не абсурдно ли предположить, что если бы он действительно умер в то самое время и в том самом месте, которые упоминаются в статье, то его похоронили бы без помпы и пышной церемонии, без надзора властей и регистрации смерти в полицейском участке, то есть безо всех почестей, подобающих людям его ранга и славы? Где же все эти сведения? Он исчез из виду более века назад, но ни в одном из мемуаров нет подобных сведений. Человек, живший в полном блеске славы, не мог исчезнуть – если он действительно умер в то самое время и в том самом месте – не оставив и следа.

Более того, у нас имеется положительное доказательство того, что он жил ещё несколько лет спустя после 1784 года. Говорят, что он имел весьма важную приватную беседу с российской императрицей в 1785 или 1786 году и что он являлся принцессе де Ламбалль, когда та стояла перед трибуналом, за несколько минут до того, как палач отрубил ей голову, а также Жанне Дюбарри, фаворитке Людовика XV, ожидавшей удара гильотины на эшафоте в дни террора 1793 года в Париже. Уважаемый член нашего Общества, проживающий в России, располагает некоторыми весьма важными документами о графе Сен-Жермене[2]  2. Уважаемый член нашего Общества, проживающий в России, располагает некоторыми весьма важными документами о графе Сен-Жермене… – Лицо, на которое намекает Е. П. Блаватская, – вполне вероятно, её тетя, Надежда Андреевна Фадеева – прим. пер.


[Закрыть] , и мы надеемся, что в память об этом величайшем человеке современной эпохи долгожданные, но отсутствующие звенья его жизни вскоре будут явлены миру на этих страницах.

Пер. с англ. Т. О. Сухоруковой и Т. И. Перебайловой

Г. С. Олкотт
ГРАФ СЕН-ЖЕРМЕН И Е. П. Б. – ДВА ВЕСТНИКА БЕЛОЙ ЛОЖИ

На мой взгляд, один из самых колоритных, впечатляющих и поразительных персонажей в современной истории – чудотворец, с имени которого начинается эта статья. Он предстал перед миром не как отшельник, вышедший из пустыни или джунглей, немытый, высохший, с длинными волосами и одетый в лохмотья, живущий обособленно от своих собратьев и лишённый человеческих симпатий; но как тот, кто среди великолепия самых блестящих королевских дворов Европы был наравне с самыми великими персонажами, пересекавшими канву истории. Он возвышался над ними всеми – королями, аристократами, философами, государственными деятелями и писателями – величием своей индивидуальности, благородством идеалов и побуждений, последовательностью своих действий и глубиной знаний не только тайн природы, но также и литературы всех народов и эпох. Прочитав о нём всё, что я смог найти, включая поучительные статьи м-с Купер-Оукли в «Теософическом Обозрении» (т.т. XXI, XXII) я понял, что люблю его так же, как и восхищаюсь им; люблю его так же, как и Е.П.Б.; и по той же самой причине: потому что он был вестником и агентом Белой Ложи, выполняющим свою миссию с бескорыстной преданностью и делающим всё возможное, чтобы принести пользу другим.

Недавнее чтение мемуаров в форме исторического романа – известных "Воспоминаний" барона Глейхена, интересной статьи в 6-м томе "Голубого Лотоса", статьи о графе в "Британнике" и других публикаций освежило мою память о том, что я уже знал о нём, и, что важнее всего, убедило меня в его идентичности с одним из самых очаровательных невидимых Персонажей, которые пребывали под маской Е.П.Б. во время работы над "Разоблачённой Изидой". Чем больше я думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь в истинности такого предположения.

Не вдаваясь в подробности, следует сказать, тем не менее, что однажды в восемнадцатом столетии он появился во Франции под вышеприведённым именем. Говорят, он взял его от имения, купленного в Тироле. М-с Купер-Оукли приводит, ссылаясь на авторитет мадам д'Адемар, список различных имён[3]  3. По техническим причинам при сканировании оригинального текста статьи произошло искажение некоторых французских собственных имён, поэтому не исключено их неполное соответствие (или даже, в некоторых случаях – полное несоответствие) английскому печатному тексту, что нисколько не влияет, надо полагать, на передачу основной идеи статьи – прим. пер.


[Закрыть], под которыми этот эпохальный деятель был известен с 1710 по 1822 год. Я приведу следующие: маркиз де Монферрат, граф Белламар, шевалье Шенинг, шевалье Велдон, граф Салтыков, граф Цароги, принц Ракоши и, наконец, Сен-Жермен. М-с Купер-Оукли с помощью друзей тщательно обследовала библиотеку Британского музея и библиотеки нескольких европейских государств. Она старательно сопоставляла полученные из различных источников частицы истории, чтобы опознать великого графа в персонажах, известных под этими многочисленными титулами. Однако все, писавшие о нём, признают, что тайна его рождения и национальности никогда не была раскрыта; все усилия полицейских властей различных стран потерпели неудачу. Другой очень интересный факт – то, что никогда никакое преступление, ни преступное намерение, ни жульничество не были доказаны в отношении его; его личность была незапятнанна, его цели – всегда благородны. И хотя он жил в роскоши и, по-видимому, обладал несметным богатством, никто никогда не смог узнать происхождение его денег. Он не держал счёта в банке, не получал денежных переводов, не имел субсидий от какого-либо правительства, отказывался от любых подарков и привилегий, предложенных ему королём Луи XV и другими правителями, однако его собственная щедрость была королевской. Бедным и несчастным, больным и угнетённым он был истинным провидением; среди прочих общественных пожертвований он открыл больницу в Париже, и возможно, другие – ещё где-то.

Гримм в своей знаменитой "Литературной корреспонденции", охарактеризованной "Британникой", как "самое ценное из существующих свидетельств о каком-либо важном литературном периоде" утверждает, что Сен-Жермен был "самым одарённым человеком из всех, которых он когда-либо видел". Он знал все языки, всю историю, все метафизические науки; отказывался от предлагаемых ему подарков и покровительства, но дарил щедро, открывал больницы и всегда с неослабевающей энергией работал для пользы народа. Может показаться, что такой человек будет оставлен в покое клеветниками и очернителями, однако, это не так: и при жизни, и после его смерти (или, скорее, исчезновения), на его память были вылиты самые мерзкие оскорбления. "Британника" пишет:

"Он был знаменитым авантюристом восемнадцатого столетия, утверждавшим, что ему удалось раскрыть некоторые экстраординарные тайны природы, имел значительное влияние в нескольких королевских дворах Европы. Установлено, что он получал деньги за выполнение шпионских заданий одного из королевских дворов".

Мнение, высказанное Болферетом в его "Словаре истории и географии", не отличается от вышеприведённого, что характерно и для многих других авторов.

У нас есть различные описания внешности графа Сен-Жермена, и хотя они несколько отличаются в деталях, однако все они изображают его как человека, лучащегося здоровьем, хорошим настроением и неослабевающей любезностью.

Его манеры были совершенством утончённости и грации. Он, кажется, был замечательным лингвистом, говорившим легко и, как правило, без иностранного акцента на современных европейских языках. Автор, назвавшийся Жаном Леклэром, пишет в интересной статье "Тайна графа Сен-Жермена" ("Голубой лотос", т. VI, стр. 314-319), что он хорошо знал французский, английский, итальянский, испанский, португальский, немецкий, русский, датский, шведский и множество восточных диалектов. Его достижения в этом последнем качестве представляют собой одну из точек соприкосновения и поразительного сходства между ним и Е.П.Б.. Его Высочество принц Эмиль де Сен-Витгенштейн, адъютант императора Николая и давний член нашего Общества, написал мне однажды, что когда он знал Е.П.Б. в Тифлисе, она прославилась своей способностью говорить на большинстве кавказских языков – грузинском, мингрельском, абхазском и др., в то время как мы сами видели, что она превосходно пишет книги на русском, французском и английском языках. Но более всего читающего о Сен-Жермене и знающего о Е.П.Б. поражает множественное сходство между двумя великими оккультистами. М-с Купер-Оукли в своей, добросовестно выполненной компиляции ("Теософическое обозрение", т. XXI, стр. 428) говорит: "Почти повсюду отмечалось, что у него были очаровательное изящество и изысканность манер. Кроме того, он продемонстрировал обществу большую одарённость, превосходно играя на нескольких музыкальных инструментах, и иногда показывал способности и силы, граничащие с таинственным и непостижимым. Например, однажды он продиктовал первые двадцать строф стихотворения, и записал их одновременно обеими руками на двух отдельных листах бумаги – никто не мог отличить один лист от другого".

Месье Леклэр в вышеупомянутой статье резюмировал множество моментов о графе Сен-Жермене, которые подтверждают вышеизложенное, и, кажется, тщательно выбраны из соответствующей литературы. Он говорит: "Его красота была замечательна, манеры отменны; он был экстраординарно талантлив в ораторском искусстве, изумительно образован и эрудирован… Он играл на всех инструментах, как опытный музыкант, но особенно любил скрипку; он заставлял её звучать настолько божественно, что два человека, которые слышали его и, впоследствии, известного итальянского виртуоза Паганини, поставили этих двух мастеров на один и тот же уровень". Здесь мы вспоминаем замечательный талант Е.П.Б. как пианистки, её лёгкость, её импровизаторские способности и её знание техники. Барон Глейхен цитирует его: "Вы не знаете того, о чём вы говорите; только я могу судить о предмете, который познал исчерпывающе, поскольку владел музыкой, которой прекратил заниматься, потому что здесь уже не было возможности дальнейшего продвижения". Барон был приглашён в его дом под мнимым предлогом исследовать некоторые очень ценные картины, и барон говорит, что "он сдержал своё слово, картины, которые он показал мне, имели признаки своеобразия или совершенства, которые делали их более интересными, чем многие выдающиеся картины, главным образом, "Cвятое семейство" Мурильо, которая не уступала по красоте такой же картине Рафаэля в Версале; но он показал мне намного больше, чем это, а именно, множество драгоценных камней, особенно бриллиантов, удивительного цвета, размера и совершенства. Я думал, что смотрю на сокровища "Волшебной Лампы". Среди них был опал чудовищного размера и белый сапфир размером с яйцо, затмевающий своим блеском все камни, которые я мог с ним сравнить. Осмелюсь утверждать, я был экспертом в драгоценностях, и поэтому могу заявить, что у меня не было ни малейшей причины сомневаться по поводу высокого качества этих камней, тем более что они не были вделаны в оправу".

Много лет назад моя сестра м-с Митчел, возмущённая подлой клеветой, которая распространялась против Е.П.Б. и меня, опубликовала некоторые из фактов, которые имели место, согласно её собственному свидетельству, во время пребывания её с мужем и детьми в квартире в том же самом здании, где жили мы сами. В статье, опубликованной в Лондонском журнале, описан следующий эпизод.

"Однажды она сказала, что покажет мне некоторые симпатичные вещи, и, открыв маленький комод, стоявший под окном, достала из него множество превосходных драгоценностей: брошек, медальонов, браслетов и колец, сверкавших различными драгоценными камнями – алмазами, рубинами, сапфирами и т.д. Я взяла их с собой, чтобы рассмотреть получше, но, попытавшись на следующий день сделать это, нашла только пустые ящики".

Моя сестра думала, что они, должно быть, стоят многие тысячи долларов. Теперь же я точно знаю, что у Е.П.Б. не было ни коллекции драгоценных камней, ни даже малой их части, и мой единственно возможный вывод – что она устроила для моей сестры одну из тех оптических иллюзий, которые описывались ею, как психологические трюки. Я склонен полагать, что Сен-Жермен сделал то же самое для барона Глейхена. Правда, эти чудотворцы могут по своему соизволению превращать такие иллюзии в реальность и делать драгоценные камни плотными и неизменяемыми. Возьмите, например, моё "кольцо розы" (см. ЛСД[4]  4. ЛСД – «Листы старого дневника», прим. пер.


[Закрыть], 1:96), сначала ею сделанное, и затем выпавшее из розы, которая была в моей руке. Восемнадцать месяцев спустя, в то время как сестра держала кольцо в руке, Е.П.Б. дополнила его тремя маленькими бриллиантами, оправленными в золото и образующими треугольник. Множество людей в разных странах видели это кольцо, и некоторые наблюдали, как я пишу им на стекле, таким образом доказывая, что камни являются подлинными алмазами. Кольцо находится всё ещё у меня, и за эти тридцать лет нисколько не изменило своей природы. Кроме того, имели место случаи: дублирование жёлтого бриллианта для м-с Синнетт в Симле; сапфиров для м-с Кармайкл и прочих друзей в различных местах; создание ею для себя оккультного перстня-печатки (которым теперь владеет м-с Безант), путём потирания между руками моего собственного перстня-печатки с инталией; гибридные серебряные щипцы для сахара. В общем, было создано множество вещей из металла и камня; они уже должным образом описаны в моих ЛСД и не представляют здесь особого интереса. Читатель видит, что соответствующие феномены Сен-Жермена и Е.П.Б. дополняют друг друга и показывают, что одна из ветвей оккультной науки, известной адептам и их лучшим ученикам, включает тесный контакт с минеральным царством и контроль над ним. Сен-Жермен сказал кому-то, что он узнал у старого индусского брамина, как «оживить» чистый углерод, то есть трансмутировать его в алмаз; и Кеннетт Маккензи пишет в своей «Королевской масонской энциклопедии» на стр. 644: «В 1780 г., когда он гостил у французского посла в Гааге, он молотком вдребезги разбил великолепный алмаз своего же производства, дубликат которого, также своего производства, он только что продал ювелиру за 5500 луидоров».

В связи с этими сообщениями у нас нет ничего, что могло бы прояснить: оставался какой-либо драгоценный камень, сделанный им, плотным или распадался, снова переходя в астральную материю, из которой был составлен, за исключением отдельных случаев, когда камень передавался некоему человеку или же продавался ювелиру. Для меня это невероятно – продать алмаз за 5500 луидоров, если учесть, что он имел, очевидно, неограниченный источник денег и вряд ли нуждался в столь малой сумме.

Выше мы говорили о распаде магически созданного драгоценного камня. Если читатель обратится к ЛСД, 1:197, он узнает, что первый рисунок "Шевалье Луи", осаждённый Е.П.Б. однажды вечером, исчез к следующему утру, но когда она пожелала восстановить его, по просьбе м-ра Джаджа, она "зафиксировала" его так, чтобы он остался неизменным до настоящего времени. Моё объяснение состоит в том, что это полностью зависит от искусства оператора. Или он производит временное осаждение мыслеформы, чтобы она выполнила свою функцию и рассеялась под действием притяжения пространства, или же создаёт пигментный депозит, отключив поток, соединяющий её с пространством и, таким образом, оставляя постоянный источник пигмента для бумажной или какой-либо другой поверхности. Я настоятельно рекомендую каждому, кто хочет познать тайны графа Сен-Жермена, Калиостро и других чудотворцев, прочитать в связи с ними различные отчёты о феноменах Е.П.Б., которые были опубликованы надёжными свидетелями. Возьмите, к примеру, цитату м-с Купер-Оукли из "Воспоминаний о Марии-Антуанетте" графини д'Адемар, бывшей близкой подругой королевы. Она написала интересное сообщение о разговоре между её величеством, графом де Морэпа, ею и Сен-Жерменом. Последний, поблагодарив мадам д'Адемар за визит исключительной важности для королевской семьи и Франции, ушёл, тогда вошёл министр де Морэпа и вопиюще очернил Сен-Жермена, назвав его жуликом и шарлатаном. Как только он сказал, что посадит его в Бастилию, дверь открылась, и снова вошёл Сен-Жермен, сильно напугав месье де Морэпа, и очень удивив графиню. Величественно подойдя к министру, Сен-Жермен предупредил его, что своей неспособностью и упрямым тщеславием он разрушит и монархию, и королевство, закончив такими словами: "Не ждите уважения потомков, легкомысленный и неспособный министр! Вас будут ценить те, кто провоцирует крушение империй". "Месье де Сен-Жермен произнёс это, не переводя дыхания, снова подошёл к двери, закрыл её и исчез… Все попытки найти графа ни к чему не привели". Сравните это с несколькими исчезновениями Е.П.Б. внутри и около пещер Карли и в других местах, и вы увидите, как два агента Братства использовали идентичные средства, чтобы сделаться невидимыми в критический момент.

Он содержал роскошный дом и не отвергал приглашений от королей и других важных персон на их застолья, но всегда с условием, что он не будет ни есть, ни пить. И фактически всегда он так и делал, оправдываясь тем, что должен придерживаться специального и очень строгого режима. Говорили, что он сохраняет своё тело не стареющим, здоровым и сильным, используя эликсиры и экстракты, состав которых держит в секрете; предполагается, что его известной диетой было только то, что мы могли бы назвать овсяной кашей, которую он готовил сам. Месье Леклэр говорит, что он "часто ложился спать очень поздно, но никогда не чувствовал себя утомлённым. Он предпринимал особые меры предосторожности против простуды. Он часто ввергал себя в летаргическое состояние, длившееся от тридцати до пятидесяти часов, во время которого его тело казалось мёртвым. Он пробуждался освежённым, помолодевшим и подкреплённым этим магическим отдыхом, ошеломляя своей полной информированностью обо всех важных вещах, которые произошли в городе или в государстве во время его сна. Его пророчества, как и его предусмотрительность, никогда не были неудачными".

Это напоминает историю, рассказанную Колином де Планэ ("Инфернальный словарь", т. II, 223) о Пифагоре, который, по возвращении из его путешествий на астральном плане "отлично знал обо всём, что случилось на земле во время его отсутствия".

Продолжая наше сравнение двух "вестников", друзей и соратников, мы находим, что Е.П.Б. не ограничивала себя овсянкой или не мясной диетой, но так же, как граф, она впадала в летаргическое состояние, когда не осознавала окружающих вещей, но возвращалась наполненная впечатлениями о событиях в период её временного физического бездействия. В первом томе ЛСД описаны эти состояния "глубокого раздумья" так же, как изменения в её настроении и манерах, когда Учителя один за другим заступали "в караул". Можно было заметить, что новое существо, входя во владение телом, должно было взять из физического мозга список вопросов, которые только что обсуждались; иногда случались ощутимые ошибки. К сожалению, у нас нет никаких свидетельств о влиянии, оказываемом на Сен-Жермена внезапным пробуждением его из состояния рекуперативного транса, вероятно, он всегда принимал меры предосторожности против такого нежелательного вмешательства. Но в случае с Е.П.Б. я описал резкий шок, который она испытала, когда внезапно и неожиданно вернулась обратно в физическое сознание: она держала тогда мою руку у своего сердца, позволив мне почувствовать, что оно бьётся, как кузнечный молот. Она сказала мне, что при определённых обстоятельствах такая вещь может привести к смертельному исходу. Я не упоминаю те случаи, когда она покидала своё тело на один или несколько часов, предоставляя, таким образом, возможность тому или иному Учителю контролировать работу над "Разоблачённой Изидой", но лишь с таким недолгим переходом с внешнего на внутренний план сознания.

С другой стороны, между этими двумя вестниками было большое различие. Сен-Жермен очень часто, когда беседа касалась какой-либо эпохи прошлого, описывал то, что тогда произошло, как если бы он там присутствовал. По словам барона Глейхена, "он обрисовывал самые незначительные обстоятельства, манеры и жесты ораторов, даже помещение и место, где они находились, настолько реалистично и подробно, что это наводило на мысль, что мы слушаем человека, который действительно там побывал. Он знал, вообще, историю поминутно, и так естественно представлял ситуации и сцены из прошлых столетий, как мог бы сделать какой-либо свидетель, сообщающий о своём недавнем приключении". Открытия в области психометрии позволяют нам легко понять, что Сен-Жермен, очевидно, будучи адептом, мог просматривать в "галереях астрального света эпизоды любой исторической эпохи с деталями архитектуры, обстановки и художественного оформления, а также с внешним видом, действиями, речами и жестами людей той эпохи. И распространяя, как паук паутину, свои наблюдения в различных направлениях, он мог получать любые факты. Не будучи воплощённым в то отдалённое время, он, таким образом, делался истинно видящим и слышащим свидетелем событий рассматриваемого периода". Такова великолепная потенциальная возможность эпохального открытия Бьюкенена. Разве мы не находим в "Душе вещей" Дентона множество случаев, где обученные психометристы делали то же самое? И если члены семьи Дентона могли делать так много без предварительного оккультного обучения, почему бы столь великому человеку, как Сен-Жермен, не быть в состоянии делать намного больше?

Выше мы отметили, как он постоянно мистифицировал чрезмерно любопытных людей всех рангов – королей, аристократов и простолюдинов – пытавшихся раскрыть тайну места и времени его рождения. Разве мы не видели, что Е.П.Б. применяет те же самые уловки по отношению к своим назойливым "исследователям"? Иногда она могла сказать, что ей восемьдесят лет, иногда – что она родилась в восемнадцатом столетии, и у нас есть в доказательство отчёт корреспондента газеты, который после наблюдения за нею в течение вечера сообщил, что она показалась ему в один момент старухой, а в следующий – молодой девушкой, в то время как несколько человек видели физически проявляемое изменение её пола. Можно привести такой случай: когда мы с нею были одни в комнате нашего "Ламасерия" в Нью-Йорке, я увидел выходящего из её тела Учителя с его индийским обликом и чёрными волосами, затмившего, таким образом, в тот момент сидевшую передо мною женщину европейского типа с голубыми глазами и светлыми волосами.