Текст книги "Кармические видения (сборник)"

Автор книги: Елена Блаватская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Легенда о Голубом Лотосе

Название каждого журнала или книги должно иметь определенное значение, и особенно если речь идет о теософической публикации. Предполагается, что название отражает предмет с определенной целью, символизируя, так сказать, содержание журнала. Поскольку аллегория – это душа восточной философии, то, вероятно, можно возразить, что в названии «Le Lotus Bleu» («Голубой лотус») нельзя ничего вообразить, кроме самого этого водяного растения – Nymphea Cerulea или Nelumbo. Кроме того, читатель этого уровня восприятия увидел бы только голубой цвет страниц содержимого нашего журнала.

Чтобы избежать непонимания, нам придется посвятить наших читателей в обычный символизм лотоса и символизм Голубого лотоса в частности. Многие годы это растение считалось загадочным и священным, и в Египте и в Индии, а также рассматривалось, как символ Вселенной. Нет ни одного памятника в долине Нила, ни одного папируса, где бы это растение не занимало достойное место. На капителях египетских колонн, на тронах и даже головных уборах Божественных Царей – повсюду обнаруживался лотос, как символ Вселенной. Он неизбежно становился обязательным атрибутом каждого созидательного бога, равно как и каждой созидательной богини, причем последние, рассуждая философски, всего лишь воплощали женское выражение бога, сначала андрогинное, а впоследствии – мужское.

Из «Падма-йони» известно о «душе Лотоса», происходящего из Абсолютного Пространства, или из Вселенной, находящейся вне времени и пространства, которая излучается из Космоса, обусловленная и ограниченная временем и пространством. Хираньягарбха, «яйцо» (или матка) из золота, из которого появился Брахма, часто называли Священным Лотосом. Бог Вишну, – синтез Тримурти – индуистской троицы (Брахма, Вишну и Шива) во время «ночей Брахмы» плавает спящий в зачаточных водах, растянувшись на цветущем лотосе. Его богиня, прекрасная Лакшми, поднимается из недр вод, подобно Венере-Афродите с белым лотосом под ногами. Это случилось при пахтании Молочного Океана – символа пространства и Млечного Пути, собранных богами воедино; тогда Лакшми, богиня красоты и Матерь Любви (Кама) сформировалась из пенящихся волн, появившись перед изумленными богами, передвигаясь на лотосе, а еще один лотос держа в руке.

Таким образом Лакшми обрела два основных названия: Падма Лотос и Кширабди-танайя, дочь Океана Молока. Будда-Гаутама никогда не нисходил до уровня бога, вопреки тому факту, что он был первым смертным за всю историю, который не побоялся допросить безмолвного сфинкса о том, что мы называем Вселенной, и затем полностью узнать тайны Жизни и Смерти. Хотя он никогда не был обожествлен, мы, тем не менее, вслед за многочисленными поколениями Азии, признали его богом Вселенной. Вот почему завоеватель и великий учитель мировой мысли и философии представляется сидящим на лотосе в полном его цветении и размышляющим о Вселенской мысли. В Индии и на Цейлоне лотос обычно имеет золотистый оттенок; а среди буддистов Севера он голубой.

Но в одной части мира существует третий вид лотоса – сизифус (Zizyphus). Как говорят древние, отведавший его забывает о своей родине и тех, кто ему дорог. Давайте же не станем следовать этому примеру. Давайте не забывать наш духовный дом, колыбель человеческой расы и рождение Голубого лотоса.

Давайте же откинем покров забвения, скрывающий одну из самых древних аллегорий – ведическую легенду, которую, тем не менее, сохранили брахманские хроники. Только их повествователи пересказывали эту легенду каждый по-своему, добавляя к ней собственные вариации, [17]17
  Частица а в санскритском слове четко это демонстрирует. При расположении перед существительным эта частица превращает его в свое отрицание. Сурья – бог, написание а-Сурья означает не-Бог или дьявол; Веда – знание, и а-Веда – невежество или нечто, противоположное знанию, и т. д. и т. д. – Прим. автора.


[Закрыть] мы же предоставили здесь эту историю – не в соответствии с полными вариантами изложения и переводов неких восточных джентльменов, а в соответствии с популярной (народной) версией. [18]18
  См. историю Сунахсефы в «Бхагавате», IX, XVI, 35 и из «Рамаяны», книга I, шл. 60; Ману, X, 105; Кулука Бхатта (Историк); Бахвруба и Айтарея брахманы; Вишну-пурана, и т. д. и т. д. Каждая книга дает свою версию. – Прим. автора.


[Закрыть] Тем самым, это – как раз то, что поют старые барды Раджастана, когда они приходят в сырые вечера сезона дождей и усаживаются на веранде бунгало путешественника. Так что давайте оставим востоковедов с их фантастическими спекуляциями. Так какая нам забота, кто стал причиной превращения белого лотоса в голубой: эгоистичный отец или трусливый сын, и звали ли их Харишчандра или Амбариша? [19]19
  Великие лучники, владыки земли в Упанишадах.


[Закрыть] Имена и названия не имеют никакого отношения к наивной поэзии легенды, равно как и к ее морали – ибо мораль обнаруживается только в поисках добра. Скоро мы увидим, что главный эпизод в этой истории – это прелюбопытная реминисценция другой легенды – библейской истории Авраама и принесения в жертву Исаака. Разве это не еще одно доказательство того, что Тайная Доктрина Востока, вероятно, имеет вескую причину утверждать, что имя Патриарха ни халдейское или еврейское, а скорее, эпитет и прозвище на санскрите, означающее abram, то есть кто-то не-Брахман, дебрахманизированный Брахман, тот, кто понижен в своем звании или лишившийся своей касты? После этого, как же мы сможем избежать предположения, что, вероятно, обнаружили среди иудеев и халдеев времен риши Агастья – тех каменщиков, преследование которых началось примерно восемьсот или тысячу лет назад, но которые эмигрировали в Халдею за четыре тысячи лет до христианской эры – когда огромное количество народных легенд Южной Индии походили на библейские истории. В нескольких из своих двадцати одной книг Луи Жаколио рассказывает об этой теме в Брахманской Индии, и в кои-то веки он оказывается прав.

Мы расскажем об этом в другое время.

А пока вот вам – Легенда о

ГОЛУБОМ ЛОТОСЕ

Века прошли с тех пор, когда Амбариша, царь Айодхи, правил городом, основанным священным Ману Вайвасвата, происшедшим от Солнца. Этот царь был сурьяванши (потомок Солнечной Расы), и он открыто объявлял себя самым преданным слугою бога Варуны (бог Океана), величайшего и самого могущественного божества Ригведы. [20]20
  Только в позднейшем ортодоксальном пантеоне и символическом политеизме брахманов Варуна стал Посейдоном или Нептуном – которым и является ныне. В Ведах он считается самым древним из богов, таким же древним, как Уран у греков, то есть персонификация божественного космоса и бесчисленных богов, создатель и правитель небес и земли, Царь, Отец и Владыка мира, богов и людей. Он – Уран Гесиода и Зевс Греции. – Прим. автора.


[Закрыть] Однако бог не признал наследников мужского пола у своего почитателя, и царь весьма опечалился из-за этого.

– Увы! – протяжно восклицал он каждым утром, исполняя пуджу. [21]21
  Религиозный обряд в индуизме.


[Закрыть] – Бог лишает меня наследника крови. Когда я умру и попаду в погребальный костер, кто исполнит благочестивые обязанности сына и расколет мой безжизненный череп, чтобы высвободить мою душу из земных пут? Чья чужая рука проведет рисовую церемонию шраддхи, чтобы почтить мою душу? [22]22
  Шраддха – церемония, соблюдаемая ближайшими родственниками покойного, длящаяся девять дней после смерти. В древние времена эта церемония считалась магической. Сейчас, тем не менее, помимо других действий, во время нее перед дверью дома покойного разбрасывают вареные рисовые шарики. Если вороны быстро склюют рис, это означает, что душа освободилась и пребывает в покое. Если эти птицы, столь жадные до пищи, не притронулись к ней, это подтверждение того, что пишача или бхут (бесплотный дух) все еще присутствует на земле и отгоняет их. – Прим. автора.


[Закрыть] Неужели ни одна из птиц смерти, грачи и вороны, не слетятся на похоронное пиршество? Ибо, безусловно, мой земной бесплотный дух, будучи в величайшем отчаянии, не позволит им принимать в нем участие.

Таким образом царь плакал и сокрушался, когда его семейный священник вдохновил его на мысль совершить обет. Если бог пошлет ему двух или более сыновей, то царь пообещает богу прилюдно принести Ему в жертву старшего сына, как только тот достигнет половой зрелости.

Привлеченный обещанием сожжения плоти – а острый запах паленого мяса всегда был приятен для великих богов – Варуна принял обещание царя, и у счастливого Амбариши был сын, после которого родилось еще несколько. Пока старший сын был наследником трона, его звали Рохита (красный), и он носил прозвище Деварата, которое, переведенное буквально, означало «Данный от бога». Деварата рос и скоро стал воистину Очаровательным Принцем, но если верить легенде, он был так же лжив и себялюбив, как и красив.

Когда принц достиг условленного возраста, бог, заговорив устами того же придворного священника, обязал царя сдержать обещание; а поскольку Амбариша всякий раз придумывал какой-нибудь предлог для отсрочки часа жертвоприношения, бог в конце концов разозлился. И будучи нетерпимым и гневливым богом, он угрожал царю всеми Своими Божественными карами.

Однако долгое время ни приказы, ни угрозы не производили желаемого действия. До тех пор, пока на царских пастбищах оставались священные коровы, которых отдавали брахманам, до тех пор, пока в казне имелись деньги, чтобы наполнять тайники Храма, брахманам успешно удавалось успокаивать грозного Варуну. Но когда больше не осталось ни коров, ни денег, бог пригрозил уничтожить царя, его дворец и его наследников, а в случае их побега – сжечь их заживо. Несчастный царь, обнаружив, что все его запасы кончились, призвал к себе старшего сына и сообщил ему об ожидающей его судьбе. Однако Деварата остался глух к этому известию. Он отказался подчиниться вдвойне: и воле отца и божественной воле.

И вот, когда загорелись жертвенные костры, и все жители Айодхи, преисполненные волнения, собрались вместе, первого наследника царя не обнаружили на празднестве.

Он скрылся в лесах йогов.

В этих лесах обитали лишь святые отшельники-богомольцы, и Деварата понимал, что там он будет неуязвим и недосягаем. Его могли бы там отыскать, но никто не смог бы причинить ему зло – даже сам бог Варуна. Это было простое решение. Религиозная суровость и нетерпимость араньяков (лесных отшельников-богомольцев), среди которых были дайтьи (Титаны, раса гигантов и демонов), обладала таким могуществом, что все боги трепетали перед их властью и сверхъестественными силами – и даже сам Варуна.

Казалось, эти допотопные леса обладали силой, способной в любое время уничтожить Самого Бога… вероятно, потому что они сами же Его создали.

Несколько лет провел Деварата в лесах; и в конце концов ему постепенно наскучила такая жизнь. И он осознал, что мог бы удовлетворить Варуну, подыскав человека, которого принесли бы в жертву вместо него, но только в том случае, если священная жертва была бы сыном риши (мудреца). И он пустился в дорогу, и наконец обнаружил то, что искал.

В краю, раскинувшемся по берегам, усыпанным цветами, в прославленной Пушкаре стоял жестокий голод, и очень святой человек по имени Аджигарта [23]23
  Другие называют его Ришика и зовут королем Амбариша, а также Харишчандрой, знаменитым властелином, который был образцом всех добродетелей. – Прим. автора.


[Закрыть] пребывал на грани смерти от голода, как и вся его семья. У него было несколько сыновей, из которых второй, Сунахсефа, благочестивый юноша, готовился стать риши. Воспользовавшись преимуществом его крайней бедности и посчитав весьма веским поводом, что голодный желудок намного лучший слушатель, чем сытый, коварный Деварата вынудил отца ознакомиться с его историей. После этого он предложил в обмен на Сунахсефу ему сотню коров, если тот заменит его для сожжения на алтаре богов.

Сперва добродетельный отец категорически отказался, но благородный Сунахсефа сам вызвался пожертвовать собою, и обратился к отцу с такими словами:

– Самый важный момент в жизни человека наступает тогда, когда он может спасти многих других. Этот бог – великий Бог, и Его сострадание бесконечно; но он также очень нетерпим и Его гнев быстр и мстителен. Варуна – бог Ужаса, и Смерть повинуется Его приказу. Еще ни разу Его дух не боролся с тем, кто ослушался Его. Он будет горячо сожалеть, что Он создал человека, а потом сожжет заживо сотни тысяч сотен тысяч [24]24
  Мера, равная 100 000, идет ли речь о людях или деньгах. – Прим. автора.


[Закрыть] невинных людей из-за одного виновного. Если Его жертва убежит от Него, то он, безусловно, высушит наши реки, предаст огню наши земли и уничтожит наших женщин с детьми – в Своей безграничной доброте. Так позволь же мне пожертвовать собою, о, отец! Позволь я заменю этого чужеземца, что предлагает нам сотню коров. Это спасет тебя и моих братьев от голодной смерти, и еще спасет тысячи других! За такую цену приятно расстаться с жизнью.

Старый риши залился слезами, но в конце концов согласился и начал готовить жертвенный костер. [25]25
  Ману (книга X, 105), ссылаясь на эту историю, отмечает, что Аджигарта, святой риши, не совершал греха, продавая жизнь своего сына, поскольку эта жертва спасла жизнь ему и всей его семье. Это напоминает нам еще одну легенду, более современную, которая, возможно, послужит некоей параллелью более древней. Разве граф Уголино, приговоренный к смерти от голода в темнице, не поедает своих собственных детей, «чтобы сохранить для них отца»? Народная легенда о Сунахсефе намного красивее комментарий Ману; по-видимому вставленная некоторыми брахманами в фальсифицированные рукописи. – Прим. автора.


[Закрыть]

Озеро Пушкара [26]26
  В наши дни это озеро иногда называют Поккр. Это знаменитое место, куда ежегодно направляются паломники. Оно очаровательно и расположено в пяти английских милях от Аджмира в Раджистане. Пушкара означает «синий Лотос», и его поверхность покрыта этими восхитительными растениями, подобно ковру. Однако легенда утверждает, что эти лотосы первоначально были белыми. Пушкара – также имя человека, и название одного из семи священных островов, Сапта Двипа, географии индусов. – Прим. автора.


[Закрыть] считалось одним из излюбленных мест на земле богини Лакшми-Падма (Белый Лотос); она часто погружалась в его чистейшие воды, чтобы навестить свою старшую сестру Варуни, супругу бога Варуны. [27]27
  Варуни, богиня тепла (позднее богиня вина) также родилась из Океана Молока. Из четырнадцати драгоценных объектов, вызванных сбиванием молока, она появилась второй, а Лакшми – последней, предшествуя Чаше Анмиты (Амриты), нектару, дарующему бессмертие. – Прим. автора.


[Закрыть] Лакшми-Падма услышала предложение Девараты и видела отчаяние его отца, при этом восхищаясь сыновьей любовью Сунахсефы. Преисполненная сострадания, Матерь Любви и Сочувствия послала к риши Висвамитру, одного из семи первоначальных Ману и сына Брахмы, и ей удалось заинтересовать его участью своего протеже. Великий риши обещал ей помочь. Незаметно для всех остальных, он явился к Сунахсефе и научил его двум священным стихам (мантрам) из Ригведы, взяв с него обещание прочитать их на костре. Они таковы, что тот, кто произносит эти две мантры (заклинания), заставляет собраться всех богов во главе с Индрой, чтобы они явились спасти его, и благодаря этому он сможет стать самим риши в следующем воплощении.

Алтарь установили на берегу озера и разожгли огонь. Вокруг уже собралась толпа. После того как Аджгарта положил сына на благовонное сандаловое дерево и привязал его, он вооружился жертвенным ножом. И как только он занес дрожащую руку над сердцем своего любимого сына, юноша начал петь священные стихи. Старый риши застыл, охваченный сомнениями и горем, а когда юноша закончил чтение мантр, вонзил нож прямо в грудь Сунахсефы.

И – о, чудо! В этот же самый момент Индра, бог Голубого Свода (Вселенной) спустился с небес прямо в самую середину церемонии. Окутанный огнем, а жертва – плотным голубым туманом, он разорвал веревки, связывающие молодого пленника. Казалось, словно уголок голубых небес сам опустился над этим местом, освещая всю страну и окрасив эту сцену золотисто-голубым цветом. Охваченная ужасом толпа и даже сам риши пали ниц, полумертвые от страха.

Когда они пришли в себя, туман рассеялся, а сцена полностью переменилась.

Огонь жертвенного костра вновь разгорелся и распространился повсюду, и тогда все увидели самку благородного оленя Рохит [28]28
  Игра слов. Рохит – на санскрите означает самку оленя, а Рохита означает «красный». Согласно легенде, из-за трусости и страха смерти боги превратили его в самку оленя. – Прим. автора.


[Закрыть] – не кого иного, как принца Рохиту, Деварату, который, с воткнутым в сердце ножом, предназначенным для другого, горел, как жертва, за своей грех.

Совсем неподалеку от алтаря, но на постели из Лотосов, распростершись, лежал мирно спящий Сунахсефа; а в том месте, куда некогда вонзился нож, расцветал прелестный голубой лотос. Озеро Пушкара, за мгновение до этого покрытое белыми лотосами, сверкающими на солнце лепестками, подобно серебряным чашам с нектаром Амриты (эликсир, дарующий бессмертие), теперь отражало голубизну небес – и белые лотосы стали голубыми.

Затем из глубины озера послышался мелодичный голос, подобный звукам ви́ны (разновидность лютни; музыкальный инструмент, неизменный атрибут Шивы), произносивший такие слова и такое проклятие:

– Принц, которому неведомо, как умереть за своих подданных, не достоин править страной детей Солнца. Он возродится заново в расе рыжеволосых народов, варварских и эгоистичных, и народы, которые станут его потомками, получат в наследство упадок и разрушение. А вместо него царем станет младший сын нищенствующего аскета, и он будет править страной.

Ковер из цветов, покрывающий озеро, зашевелился и что-то одобрительно прошептал. Открыв золотистым солнечным лучам свои голубые сердца, лотосы улыбались от радости и, качая головками, исполняли торжественный гимн Сурье, [29]29
  Ведическое солнечное божество.


[Закрыть] их Солнцу и Владыке. Вся природа ликовала, кроме Девараты, превратившегося в горстку пепла.

Затем Висвамитра, великий риши, хотя уже и имел сотню сыновей, объявил Сунахсефу своим старшим сыном, и поскольку любой, кто отказался бы признать его, был бы заранее проклят, то все согласились, что Сунахсефа – последнее рождение риши, старший из его сыновей и законный наследник трона Амбариши.

Благодаря этому решению, Сунахсефа был рожден в своем следующем воплощении в царской семье Айодхи и правил Солнечной расой 84 000 лет.

Что касается Рохиты – Девараты, или Данного-от-бога, – его участь стала такой, как предсказала Лакшми-Падма. Он заново возродился в семье чужака, не имеющего касты (млеччха-явана) и стал предком варварских рыжеволосых народов, которые обосновались на Западе.

И эти расы выродились, как и установил Голубой лотос.

Если кто-нибудь из наших читателей позволит себе усомниться в исторической правде приключений нашего предка, Рохиты, и в превращении белого лотоса в голубой, то мы приглашаем их совершить путешествие в Аджмир.

А там уж им лишь придется отправиться к берегам трижды благословенного озера Пушкара, где каждый пилигрим, искупавшийся в нем в полнолуние месяца крхтика (октябрь-ноябрь), достигает наивысшей святости, причем без всякого усилия. Скептики увидели бы собственными глазами место, где был возведен жертвенный костер Рохиты, а также и воды, куда во время оно погружалась богиня Лакшми.

Они даже могли бы увидеть голубые лотосы, если большинство из них не изменилось с тех пор, из-за новых превращений, предписанных богами. Они бы увидели священных крокодилов, которых не имеет права потревожить никто. Это превращение дает возможность девяти из десяти паломникам, ныряющим в воды озера, почти немедленно погрузиться в нирвану. Потому-то священные крокодилы становятся все толще и толще.

Заколдованная жизнь

Введение

Была темная холодная ночь в сентябре 1884 года. Тяжелый мрак спустился над улицами маленького городка на Рейне и повис, подобно черному погребальному покрову, над скучным фабричным местечком. Большая часть его обитателей, изнуренных дневным трудом, давно уже удалилась на покой.

Все было тихо в большом доме; на опустелых улицах царила тишина.

Я тоже лежала в постели; но увы, не для отдыха, а пригвожденная на несколько дней страданием и болезнью. Так тихо было в доме, что, по выражению Лонгфелло, тишину эту можно было почти расслышать. Я могла ясно разобрать движение своей крови, как она стремительно пробегала по моему больному телу, производя то монотонное пение, которое хорошо знакомо страдающему от бессонницы. Я прислушивалась к этому пению, пока оно не перешло в моем воображении в шум водопада, в падение могучих водных потоков… Как вдруг, изменяя внезапно свой характер, «пение» перешло в другие, более приятные звуки. Это был тихий, вначале едва слышный, шепот человеческого голоса. Он приближался и, постепенно усиливаясь, говорил в самое мое ухо. Так звучит голос, проносясь по неподвижному голубому озеру в одном из тех удивительных акустических проходов среди снеговых гор, где воздух так чист, что произнесенное за полмили слово кажется прозвучавшим вот здесь, у самого вашего уха. Да, это был голос того, к кому нельзя было относиться без глубокого почитания; голос, с которым для меня были соединены глубокие мистические воспоминания; голос, всегда для меня желанный в течение многих лет и особенно желанный в часы душевных и физических страданий, ибо он всегда приносил с собой луч надежды и утешения. «Бодрись… – прошептал он мягким ласкающим звуком. – Думай о днях, проведенных в светлом общении; думай о великих истинах, подслушанных у природы, и о многочисленных человеческих заблуждениях относительно этих истин и попробуй прибавить к ним новый опыт. Пусть рассказ о странной и интересной жизни наполнит эту ночь и поможет сократить часы твоих страданий… Внимание! Смотри туда перед собою!»

«Туда» означало большие светлые окна пустого дома по ту сторону узкой улицы немецкого городка. Они выходили как раз против окна, перед которым стояла моя кровать. Послушная приказанию, я устремила глаза по указанному направлению, и то, что я увидела там, заставило меня на время позабыть страшную боль, которая терзала мою распухшую руку и мое ревматическое тело…

Над окнами полз туман; густой, тяжелый, извивающийся, беловатый туман, похожий на огромную тень гигантской змеи, медленно развертывающей свои кольца.

Постепенно туман бледнел, исчезал, и за ним показался блестящий свет, нежный и серебристый, словно на поверхности окон отразились тысячи лунных лучей с тропического неба – сперва снаружи дома, а затем и внутри, наполняя пустые комнаты. Далее я увидала тот же туман, удлинявшийся и перекинувшийся в виде воздушного моста от заколдованного окна на мой балкон, а затем и на мою собственную постель. Пока я продолжала глядеть, окна, стены и самый дом внезапно исчезли. На месте, где были пустые комнаты, я увидела внутренность иной небольшой комнаты, которую я признала за швейцарское шалэ – рабочий кабинет, старые, темные стены, покрытые от пола до потолка книжными полками, на которых виднелось много древних фолиантов. Посреди комнаты стоял старомодный стол, заваленный манускриптами и письменными принадлежностями. Перед ним, с гусиным пером в руке, сидел старый человек, мрачный, худой как скелет, с лицом до того тонким, бледным и пергаментным, что свет одинокой лампы отражался двумя яркими точками на его выдающихся скулах, словно они были выточены из слоновой кости.

Когда я осторожно приподнялась на подушках, чтобы хорошенько разглядеть его, все, и шалэ, и рабочий кабинет, и полки, и книги, и сам пишущий заколебались и начали двигаться. Медленно начали они приближаться все ближе и ближе, бесшумно скользя по облачному мосту, перекинутому через улицу, проплыли сквозь закрытое окно моей комнаты и под конец остановились у самой моей постели.

«Прислушайся к тому, что он думает и что собирается писать, – услыхала я успокоительные звуки того же знакомого, издали звучащего голоса. – Ты услышишь рассказ, который сократит для тебя длинную бессонную ночь и заставит на время забыть твои страдания… Попытайся!»

Я пыталась исполнить, что было мне велено. Я сосредоточила все мое внимание на одинокой пишущей фигуре, которую видела перед собой, сама оставаясь для нее невидимой. Вначале скрип гусиного пера, которым старый человек писал, не передавал ничего, кроме тихого, шепчущего звука, который трудно описать. Затем до моего слуха начали постепенно доноситься неясные слова слабого, отдаленного голоса, и мне казалось, что наклоненная над манускриптом фигура читала свою повесть вслух вместо того, чтобы писать ее. Но вскоре я убедилась в своей ошибке. Взглянув на старого человека, я увидела, что губы его крепко сжаты и неподвижны, голос был слишком тонкий, чтобы быть его голосом. Еще удивительнее, что при каждом слове, написанном его слабой старой рукой, я видела свет, сверкающий из-под его пера, большие разноцветные искры, которые немедленно превращались в звук. Это и был маленький голос гусиного пера, его-то я и слышала, хотя и пишущий, и перо могли быть за сотни миль от Германии. Такие вещи случаются иногда, в особенности по ночам, «под звездным пологом которых мы познаем, – как выразился Байрон, – язык иных миров…»

Как бы то ни было, слова, произнесенные гусиным пером, остались надолго в моей памяти. Да мне и не трудно было восстановить их; стоило мне присесть с мыслью записать их, как вся история, неизгладимо запечатленная на астральных таблицах, начала в последовательных картинах проходить перед моим внутренним взором. Так всегда бывает со мной, и мне остается только переписывать то, что я вижу перед собой. К сожалению, мне не удалось узнать имени моего ночного гостя. Несмотря на это я надеюсь, что читатель найдет записанную мной историю небезынтересной для себя.