Текст книги "История Угреши. Выпуск 1"
Автор книги: Елена Егорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
К.Н. Леонтьев
У Константина Леонтьева был особый взгляд на развитие общества, собственное понимание прогресса. Главный вопрос для Леонтьева – судьба любимой России. Даже в наши дни поражает точность прогноза, сделанного им по вопросам развития Запада, взаимоотношений Европы и России, исторических судеб русского государства. В своих сочинениях по социально – философским и литературно – критическим проблемам Леонтьев пытается дать ответы на такие актуальные и сейчас вопросы: что такое славянство, правомерно ли понятие «русский человек», что такое государство. Он стремится выявить истоки самобытности России, показать на её частном случае проявление общих закономерностей жизни, выявить единую основу человеческого существования не только как материального процесса, но и как религиозно – духовного бытия.
В 1870–е годы тяга к Церкви приводит Леонтьева в Николо – Угрешский монастырь, где по совету архимандрита Пимена он поселяется в келье. По назначению настоятеля он исполняет самые тяжёлые работы: водоноса, сторожа. Несмотря на это, в конце 1874 года он пишет в Москву своему знакомому: «О. архимандрит Пимен – настоятель наш – милостив и снисходителен ко мне вовсе не по заслугам моим…» Новая жизнь брата Константина – под этим именем ступил он на стезю аскета – поначалу принесла успокоение, но оно длилось только полгода: в мае 1875 года Леонтьев по неясным причинам покинул обитель 1.
Пребывание в монастыре расширило горизонты его духовной индивидуальности, усилило наиболее выразительные черты личности. Он всё явственнее ощущает себя частицей «того великого и до сих пор неразгаданного целого, которое зовётся Россия». Внутренний процесс длительных духовных испытаний получил завершение во внешней форме. Наступил финал, к которому мучительно и трудно шёл страстотерпец и подвижник: 23 августа 1891 года состоялось каноническое вступление К.Н. Леонтьева на путь аскезы и бесповоротного отречения от мира. В Предтеченском скиту Оптиной пустыни, в келье старца Варсонофия он принял тайный постриг с именем Климента. Вскоре после этого Леонтьев перешёл в Троице – Сергиеву лавру. Здесь 12 ноября 1891 года он умер от воспаления лёгких. Похоронен К.Н. Леонтьев в Гефсиманском скиту Троице – Сергиевой лавры, возле храма Черниговской Божией Матери.
Короткое пребывание Леонтьева в Николо – Угрешском монастыре сыграло определяющую роль в судьбе другого послушника монастыря – драматурга Соловьёва.
Николай Яковлевич Соловьёв(1845–1898) родился в Рязани в семье архитектора. Семья переехала в Калугу, где Николай окончил гимназию, затем был учителем. Он поступил вольнослушателем в Московский университет, но нужда заставила молодого человека прервать обучение и стать уездным учителем в г. Мосальске Калужской губернии. Соловьёв начал сочинять пьесы, но на сцену их не принимали. Его первая пьеса «Куда деваться?» была написана в 1866 году.
В 1874 году он становится послушником Николо – Угрешского монастыря. Соловьёв так пишет о причинах, приведших его в монастырь: «Камнепад жизненных невзгод – бедственное материальное положение семьи, вызванное смертью отца, сплошные неудачи на писательском поприще, болезнь матери – стал причиной моего тяжёлого душевного состояния, разочарования в жизни и обострения религиозного настроения».
Н.Я. Соловьёв
В стенах Николо – Угрешского монастыря послушника из Мосальска взял под своё покровительство Константин Леонтьев. Соловьёв показал ему свою комедию «Женитьба Белугина», и Леонтьев, видя одарённость драматурга, передал пьесу А.Н. Островскому, которому она очень понравилась. Сделав некоторые поправки, Островский содействовал постановке пьесы на сцене. Так началось сотрудничество драматургов.
Писатель Пётр Михайлович Невежин (1841–1919), как и Соловьёв, связанный с Островским творческим сотрудничеством, писал: «Мы не вправе и не будем касаться того, что привело будущего писателя в монастырь, отметим только, что А.Н. Островский, прослышав, что у этого послушника есть пьеса, извлёк его из монастыря, поместив на время у себя, переработал найденные листки, и в русской литературе появилась новая пьеса «Счастливый день» 2.
В начале мая 1876 года Н.Я. Соловьёв поселился в имении Островского Щелыково, где они совместно работали над пьесами «Счастливый день» и «Конец – делу венец» («Женитьба Белугина»). В сентябре того же года Островский представил вторую пьесу на конкурс в Общество русских драматургов. По этому поводу в письме от 4 апреля 1877 года Островский писал Соловьёву: «И комиссией, и судьями пьеса Ваша «Конец – делу венец» признана лучшей, но премии ей не назначено. Не огорчайтесь этим, Вы ровно ничего не потеряете. Теперь дорога на сцену ей открыта, и её, и другую – «Счастливый день» – уже просят для бенефисов. Значит, с будущего сезона Вы будете получать хорошие деньги с театров да, кроме того, возьмёте немало и за напечатание пьес в журналах. <…> Главное – Вам нужно успокоиться и непременно писать ещё пьесу. Неудачи Ваши, как кажется, кончились, и впереди у Вас несомненный успех» 3.
В этом и во многих других письмах Островский называет автором этих пьес именно Соловьёва. Наверное, участие Островского в их написании и впрямь было невелико. Чтобы за пьесы хорошо заплатили, чтобы их приняли для постановки в театре, нужно было известное имя, и поэтому уже в письме от 10 мая 1877 года Островский пишет: «Многоуважаемый Николай Яковлевич, пристроить Вашу пьесу я хлопочу всеми силами и уж кое – что сделал для этого. Продешевить, сохрани Бог: зачем же терять трудовые деньги! Надо сделать так, чтобы заплатили хорошо. <…> Теперь прошу Вас прислать поскорей следующую бумажку: «Честь имею уведомить комитет Общества русских драматических писателей, что распоряжение пьесами «Конец – делу венец» и «Счастливый день», написанными мною в сотрудничестве с А.Н. Островским, я предоставляю А.Н. Островскому». Это необходимо по постановлению общего собрания 25 октября 1876 года. Искренне преданный Вам А.Н. Островский».
Вероятно, Соловьёв высказывал сомнения по поводу написания такого заявления, и в письме ему от 19 июля 1877 года Островский поясняет: «Это заявление прав собственности не передаёт. Оно передаёт только право распоряжаться пьесой, то есть ставить её, отдавать в бенефис… Но для того чтобы поскорей пустить пьесы в ход, я должен был иметь от Вас такое заявление, иначе я распоряжаться ими не мог».
А.Н. Островский
Далее в письме следуют денежные расчёты: «С императорских театров Вы будете получать деньги сполна. С провинциальных театров в Обществе гонорар будет расчисляться между нами пополам, но и тут из своей половины я могу согласиться взять только некоторую часть за свой труд. Таким образом, к нынешней осени Вы будете получать довольно значительный доход, а если напишете третью пьесу, то Вам вполне независимое положение будет обеспечено, чего я только и желаю».
Творческое сотрудничество Н.Я. Соловьёва с А.Н. Островским длилось пять лет. Совместно ими были написаны три пьесы: «Счастливый день», «Дикарка» и «Светит, да не греет». Для работы над этими пьесами Николай Яковлевич обычно приезжал в Щелыково и оставался там надолго. Когда же ему приходилось отлучаться, то между драматургами шла оживлённая переписка. В полном собрании сочинений А.Н. Островского опубликовано более сорока его писем к Соловьёву, начинающихся неизменным приветствием «Многоуважаемый Николай Яковлевич» и подписанных «Искренне преданный Вам А. Островский».
Из писем видно, что великий мастер был очень заинтересован в творческом сотрудничестве с молодым драматургом. Комедия «Дикарка» была опубликована в журнале «Вестник Европы», 1880, № 1 за подписями сначала Соловьёва, а затем Островского. Это свидетельствует о том, что великий драматург высоко ценил своего соавтора, поэтому кажется несправедливым, что с некоторых теперешних афиш перечисленных пьес имя Соловьёва исчезло.
«Он, бесспорно, даровитый человек, – говорил Островский о Соловьёве, – но это дарование своеобразно; оно совершенно не культивировано и опутано громадой чего – то ненужного, что приходилось счищать, чтобы добраться до зерна» 4. Однако взаимоотношения Соловьёва с Островским были непростыми из – за нелёгкого характера Соловьёва и постоянного вмешательства Леонтьева, которому не нравилось идеологическое влияние Островского на молодого драматурга. Решив познакомить их, Леонтьев явно переоценил религиозность Соловьёва и своё влияние на него.
В борьбе за Соловьёва Леонтьев потерпел неудачу, о чём позднее горько сожалел и не оставлял попыток вырвать его из – под влияния маститого драматурга: «Островский все – таки, несмотря на весь поэтический дар свой, несколько нигилист, – внушал он своему бывшему подопечному. – Он ненавидит монашество, не понимает вовсе прелести и поэзии православия, не любит, видимо, с другой стороны, изящного барства. <…> Вы идеально и практически больше выгадаете, если подчинитесь влиянию Островского со стороны формы, а меня будете помнить хоть немного со стороны духа…»
Хотя разночинцу Соловьёву демократизм Островского был близок, усилия Леонтьева не пропали даром. После пяти лет сотрудничества с Островским Соловьёв решил работать самостоятельно. Им были написаны пьесы: «На пороге к делу. Деревенские сцены в 3 действиях», «Прославились», «Медовый месяц» 5.
Во всех своих произведениях Соловьёв остался верен школе Островского, показывая нравы провинциального дворянства и чиновничества. Однако новые пьесы Соловьёва были совершенно лишены того блеска, которым обладали его сочинения, исправленные или дополненные рукой мастера. Наибольший общественный отклик получила постановка пьесы «На пороге к делу» (1879), где знаменитая актриса М.Н. Ермолова проникновенно играла сельскую учительницу.
Островский продолжал внимательно следить за творчеством своего недавнего соавтора. Он писал 13 апреля 1884 года: «Я очень рад, что Ваша работа идёт успешно. Из этой пьески можно сделать настоящую конфетку, совершенно законченную в художественном отношении». Он снова предлагает ему сотрудничество: «Если Вы приедете в Москву в первых числах мая, то непременно меня застанете. Если же почему – нибудь Вам нельзя приехать так рано, то вышлите пьесу мне в деревню, я Вас убедительнейше прошу об этом; такие сюжеты приходят в голову нечасто, и манкировать ими грех. А лучше всего пришлите мне пьесу в Москву сейчас же, как кончите вчерне, а потом приезжайте, тут мы и столкуемся…» Хотя Соловьёв, по – видимому, не откликнулся на предложение своего наставника, переписка между ними продолжалась до самой кончины великого драматурга в июне 1886 года.
Краткое и почти одновременное пребывание Константина Леонтьева и Николая Соловьёва в стенах Угреши в 1874 году оказало ощутимое влияние на их судьбы, творчество и личные отношения. Ссылки и комментарии
1Одно из писем К.Н. Леонтьева свидетельствует о том, что причин его ухода из обители было несколько: неготовность к аскетическому образу жизни по состоянию здоровья, безденежье, нервное истощение. Вот что он писал: «В Угреше я старался исполнить всё, как мог, но не мог никак приучить себя к слишком уж грубой и простой будничной пище в общей трапезе, а покупать своё было в январе и феврале вовсе не на что; я до того ослабел от голода и заболел Великим постом от какой – то нервной одышки, что сам архимандрит угрешский благословил меня пожить на воле в деревне, а осенью вернуться, если захочу, в монастырь» (Леонтьев К.Н. Избранные письма. 1854–1891. – СПб., 1993. С. 115). Примечание Е.Н. Егоровой.
2А.Н. Островский в воспоминаниях современников. – М., 1966. С. 267.
3Письма А.Н. Островского к Н.Я. Соловьёву цитируются по изданию: Островский А.Н. Полное собрание сочинений. – М.: ГИХЛ, 1953. Т. XV. С. 82–83. 4Невежин П.М. Воспоминания об А.Н. Островском. ЕИТ, 1910. Т. VI. С. 8. 5Пьесы Н.Я. Соловьёва опубликованы в книге: Русская драма эпохи А.Н. Островского. – М.: МГУ, 1984.
Елена Егорова. «Святая музыка стиха» игумена Антония (Бочкова)
Поэт, который редким чудом
Умел сберечь до поздних дней
Огонь поэзии под спудом
И им пиры мирских ночей
Не озарял, но как лампаду
Для ликов Божиих сберёг —
Тому подаст свою награду
Отец и Дародатель Бог1.
Игумен Антоний (Бочков)
Поэтические произведения занимают важное место в литературном наследии игумена Антония (Алексея Поликарповича Бочкова, 1803–1872), которое в основной своей части не было опубликовано и ныне постепенно открывается нам из архивных хранилищ и научных публикаций 2009–2010 годов. Алексей Поликарпович Бочков родился в Петербурге 14 марта 1803 года в богатой купеческой семье.
Игумен Антоний (Бочков) 1860-е гг.
Рано лишившись отца, мальчик остался на попечении своего деда Афанасия Бочкова, владельца знаменитых бань на Владимирской улице. Получив образование в одном из лучших столичных иностранных пансионов, Алексей хорошо знал французский язык, несколько хуже немецкий и английский, неплохо рисовал, писал благозвучные стихи. Дедовское дело его совершенно не привлекало, он сдал полученные в наследство бочковские бани в аренду и занялся литературным творчеством. В 1822 или в 1823 году Бочков женился на Анне Прокопьевне Пономарёвой (1805–1827), младшей дочери богатого купца – сахарозаводчика Прокопия Ивановича Пономарёва (1774–1853), некогда пришедшего в Петербург с незначительной суммой денег и сделавшего миллионное состояние благодаря своей деловой смётке.
Владимирский собор в Санкт-Петербурге Литография. Начало XIX в.
В 1824 году в молодой семье Бочковых родился сын Пётр. Однако семейное счастье оказалось недолгим. Слабая здоровьем жена была настолько потрясена страшным наводнением в Петербурге в ноябре 1824 года, что вскоре заболела. Болезнь её быстро перешла в чахотку. Не помогло молодой женщине и лечение на курорте в Ревеле (ныне Таллинне), куда возил её муж в 1825–1826 годах.
Сильно переживая болезнь любимой жены, Бочков находил отдушину в литературном творчестве. Полученные в Эстляндии (ныне Эстонии) живые впечатления нашли отражение в его «Письмах из Ревеля», опубликованных в нескольких номерах журнала «Благонамеренный» в конце 1825 – начале 1826 года, и в очерке «Екатеринентальский сад и церковь св. Николая в Ревеле» 2, увидевшем свет в «Календаре муз на 1826 год». В этих произведениях чувствуется интерес автора к истории, культурным ценностям и бытовым традициям Эстляндии. В прозе он был последователем и единомышленником А.А. Бестужева – Марлинского 3, сочинения которого ценил очень высоко. Однако лучшие повести А.П. Бочкова о ливонском рыцарстве «Красный яхонт» и «Монастырь святой Бригитты» 4не стоит рассматривать как прямое подражание творчеству Бестужева – Марлинского. В них явно проступает творческая индивидуальность автора. Его оригинальный слог отличается от бестужевского, несколько тяжеловесного и «кудрявого», большим изяществом, простотой и одновременно поэтичностью, отчего легче воспринимается современным читателем. Повести Бочкова довольно лаконичны, написаны в форме пересказа преданий, якобы услышанных автором во время путешествий. Сюжеты его «рыцарских» повестей, как правило, имеют трагическую развязку в духе Шекспира.В примечаниях к очерку «Екатеринентальский сад и церковь св. Николая в Ревеле» А.П. Бочков приводит своё раннее стихотворение о рыцаре, который предстаёт в образе небесного паладина:
Наш храбрый паладин наличник опускает
На грозное лицо своё, Берет огромное копьё
И на коня, как молния, взлетает.
С какою ловкостью герой сидит в седле!
Дамасской сталью грудь покрыта,
И гордого коня копыта
Едва касаются земле.
Это стихотворение, одно из немногих опубликованных, даёт некоторое представление о раннем периоде поэтического творчества А.П. Бочкова, который условно можно назвать «рыцарским» (условно, потому что он писал не только о рыцарстве), или романтическим.
Смерть горячо любимой жены в 1827 году стала большим потрясением для молодого литератора. Тяжёлый душевный недуг, который он перенёс, подтолкнул его к решению отказаться от мирской жизни. С 1828 года А.П. Бочков путешествовал по монастырям, но нигде не мог найти того идеала монашеской жизни, к которому стремился.
Бестужев-Рюмин М.П. Андрей Андреевич Ивановский Рисунок. 1826 г.
К началу этого периода относится его мимолётное знакомство с А.С. Пушкиным, чем он обязан А.А. Ивановскому 5, своему другу и издателю. В середине апреля 1828 года Пушкин через Бенкендорфа подал прошение царю определить его в действующую армию в Закавказье. Отказ Николая I поэт счёл немилостью, и это послужило причиной его болезненного состояния. 21 апреля 1828 года Пушкин подал новое прошение с просьбой разрешить ему выезд в Париж. По поручению своего начальника А.Х. Бенкендорфа Ивановский поехал к Пушкину в гостиницу Демута, где тот проживал. Перед выездом к нему по обыкновению зашёл А.П. Бочков, и они направились к поэту вместе. Во время беседы, на которой присутствовал Бочков, Ивановскому удалось тактично убедить Пушкина, что отказ императора не означает немилости. Настроение и самочувствие поэта сразу улучшились. На прощанье он, радостно улыбаясь, вручил Ивановскому экземпляр поэмы «Цыганы» с дарственной надписью.
Пушкин А.С. Автопортрет 1828 г.
«Товарищ мой, в первый раз увидевший Пушкина и зорко в эти минуты наблюдавший его, – писал Ивановский, – был поражён удивлением при очевидности столь раздражительной чувствительности поэта, так тяжко заболевшего от отказа в удовлетворении его желания и так мгновенно воскресшего от верных, гармонировавших с его восприимчивою душою представлений. «Вот где надо изучать сердце поэта и вообще человека и вот как должно действовать на уврачевание его нравственных недугов», – сказал мой спутник. «Эти минуты никогда не изгладятся из моей памяти», – заключил он» 6.
Бочков далеко не всё принимал в творчестве великого русского поэта, считая, что он не достиг высот гениев западноевропейской литературы, и, тем не менее, в 1860–х годах в стихотворении «Две птицы» писал о дне гибели Пушкина:В сей день наш великий певец Убит был на смертной дуэли. И я попрошу, чтоб Отец Его помянул. Ведь мы пели И в юности, в зрелости лет По складу его и по ладу:
Так пусть же великий певец
Получит помин и отраду 7.
До 1832 года, по словам А.А. Ивановского, Алексей Бочков «много писал, но мало печатал» 8. Постепенно духовные искания привели его почти к полному отказу от литературного творчества. «В 1835 году… испытав себя в поэзии, я бросил свою гитару… Вот маленькая строфа накиданного тогда стихотвореньица, начало которого я забыл. Говоря о надеждах на бессмертие и на будущее тогдашних юношей – поэтов, сказал я о Времени – Сатурне:
Они поют… Старик сидит
Задумчиво у пирамид,
В песках Египта вознесенных:
Где ж пирамиды незабвенных
Бессмертных наших молодцов? —
Ах, опыт грозный мне порука,
Что не останется и звука
От наших нынешних певцов.
И не Сатурновой рукою
Сравнятся с прахом и землёю
Их обелисков высоты:
Не время свергло их – ничтожность!
Вот нашей славы непреложность!
Вот сами гордые мечты!
Поэт! Вот как бессмертен ты!»
Из письма 9к м. Марии (Шаховой) от 14 июня 1864 г.
Известно лишь одно произведение, написанное им за период с 1836 по 1850 год: «Повилика, обвивающая дуб» (1840). Бочков побывал во многих монастырях, в том числе в Оптиной пустыни, где его духовным наставником был преподобный старец Леонид (Наголкин), в схиме Лев. Наконец, в 1837 году о. Антоний стал насельником Троице – Сергиевой пустыни близ Петербурга, настоятелем которой был архимандрит Игнатий (Брянчанинов, 1807–1867), впоследствии епископ Кавказский и Черноморский. Образованный и талантливый о. Игнатий, автор «Аскетических опытов» и духовных стихотворений, стал наставником и другом А.П. Бочкова, хотя отношения между ними не всегда складывались идеально. В Троице – Сергиевой пустыни Бочков с перерывами прожил до мая 1844 года. В это время он часто бывал в Петербурге, где останавливался в доме тестя П.И. Пономарева, на чьём попечении остался его сын Пётр. Мальчик был хорошо воспитан, успешно учился в пансионе Журдена, по окончании которого дед определил его к себе в контору. Тогда судьба юноши не внушала опасений.
Вид Троице-Сергиевой пустыни в Стрельне Литография с тоном. 1841 г.
В 1844–1846 годах А.П. Бочков формально числился в Троицком Гуслицом монастыре Полтавской епархии, а фактически жил в доме епископа Полтавского Гедеона (Вишневского, 1797–1849), который был также духовным писателем и церковным историком. Он весьма благоволил к своему послушнику и постриг его с именем Антоний 5 ноября 1844 года. 13 декабря 1845 года его рукоположили в иеродиакона и через четыре дня – в иеромонаха.
Старо-Ладожский монастырь. XIX в.
В 1846 году о. Антоний перешёл в Старо – Ладожский Николаевский монастырь Петербургской епархии. Здесь он жил в двухэтажном деревянном доме, окружённом садом и цветниками. На втором этаже в двух комнатах мезонина жили его послушники.
В 1846–1847 годах о. Антоний впервые направляется на Святую Землю, которую ему позднее довелось посетить ещё дважды: в 1851–1852 годах по возвращении из паломничества на Святую гору Афон и в 1857–1858 годах, когда он побывал на обратном пути в Италии и Австрии. Его книга «Русские поклонники в Иерусалиме» вышла в свет при содействии профессора Московского университета О.М. Бодянского в 1875 году уже после смерти автора. В своём повествовании Бочков отходит от канонов путевых заметок. В центре его внимания не только сами достопримечательности и их история, но и быт русских паломников, местные обычаи и этнографические особенности, как в его ранних «Письмах из Ревеля». Возможно, именно посещения Святой Земли и Афона постепенно всколыхнули новую мощную волну поэтического творчества игумена Антония. В письме к монахине – поэтессе Марии 10(Шаховой) от 8 апреля 1864 года отец Антоний писал: «До 1848–го года и даже до 1850–го я не читал ни журналов, ни стихов с 1836–го года. В эти 12 лет стихосложение уже так пошло вперёд, что за ним мне следовать едва ли можно. А в 1851–м году в Ладоге я стал писать стихами. Потом, когда начал читать новейшие журналы, то ужаснулся слабости своих трудов; не говорю о мыслях, но о конструкции. После Фета, Бенедиктова, Мея, Майкова, Некрасова все усечения сделались уже смешными: преклоненны, воспламененны почти изгнаны из поэзии. Глаголы уступили место новым словам» 11.
Монахиня Мария (Шахова) Фотография. Середина XIX в.
Возвращению к литературному творчеству способствовала духовная дружба и переписка о. Антония с м. Марией (Шаховой). Хотя он был гораздо старше и духовно опытнее её, они во многом были единомышленниками. Пик этой плодотворной переписки приходится на 1860–е годы, когда о. Антоний был игуменом сначала Введенского Островского монастыря Новоладожского уезда (в 1859–1862 гг.), а потом Иоанно – Богословского Череменецкого монастыря Лужского уезда (в 1862–1868 годах). Посылая по почте о. Антонию свои произведения, м. Мария вдохновляла его на сочинение ответных стихов и вообще на поэтическое творчество.
Игумен Антоний (Бочков) Вид Череменецкого монастыря с запада. Рисунок. 1864 г.
…Нет, искра на челе поэта
Не потухает никогда,
И дожидается рассвета
Одна полночная звезда.
В час тихих утренних молений
Она восходит и блестит,
Как тихий благотворный гений,
С небес на, тёмных, нас глядит.
Ей даже свет зари не страшен:
В бледно – зелёных небесах
Она блестит, как светоч башен,
Путь указующий в волнах 12.
Эти строки из поэмы игумена Антония (Бочкова) «Успенский монастырь» обращены к м. Марии, но в полной мере их можно отнести и к нему самому.
В целом всё поэтическое творчество о. Антония имеет духовную направленность. По тематической и жанровой общности можно условно выделить такие группы произведений:
• На евангельские и исторические сюжеты, связанные с паломничествами на Святую Землю: «Тивериада», «Гефсимания», «Бейрут»; «Путники», «Сквозь тусклые окна темницы…», «Искуситель», «Севастия», «Нет, не вотще крестовые походы…», «Акелдама»;
• На сюжеты из российской истории и текущие события: «Белорусские дороги», «Волховские пороги», «Мститель», «Два собора», «Юный гибкий стебель…», «Полночный исполин»;
• Лирические и эпические произведения, связанные с паломничествами на Афон: «Афонская рапсодия» (7 стихотворений и поэм), «Афон», «Прощание с Афоном»;
• Переложения житий древних святых: «Чудо святого Николая о ковре», «Житие прп. Феодоры Александрийской», «Вонифатий и Аглаида», «Житие Алексия, человека Божия», «Примирение по смерти», «Пустынник и ангел»;
• Жизнеописания подвижников – современников: «Живой плач. Антон Иванович Зиновьев», «Тихвинский пещерник», «Памяти о. Леонида», «Ю.Ю. Лисянский»;
• Духовно – философская лирика, в том числе о монашеской жизни: «Дуб», «Слёзы и жёлчь», «Богослов», «Течёт река и вьётся пышным садом…», «Нам всё дано: и ум и воля…», «Хотя я прожил долгий век…», «Златострунная псалтирь…», «Переложение псалма 142», «Искры света», «Музыка природы», «Он, ангелов Своих оставив и всю славу…», «Идеал», «Я брошен был на дикую скалу…» и другие;
• Аллегорические стихи на темы литературного творчества: «Две птицы», «Пастух – бандурист», «Ночная птица», «Старинные гусли», «Стихи мои – поблёкшие венки…», «Романическое стихотворение…»;
• Сатиры на жизнь духовенства, монашества, российского и зарубежного общества: «Орлы и петухи», отрывок о злоключениях инока Панкратия, «Кавалер – архимандрит», «Кавалеры», «Решение итальянского вопроса», «Издалека я слышу топот…», «Свиток», «Прощание А.П. Башуцкого», «Мы, кажется, живём под Римом…»;
• Послания: «Цветы от Вас кладу в альбом…», «Для Марии Андреевны Башуцкой», «Монахине – поэту» и другие;
• Многосюжетные и многожанровые произведения: поэмы «Петербургский сборщик – ангел», «Ангел – странник», «Успенский монастырь», «Зеленецкий лес».
Последнее стихотворение игумена Антония (Бочкова) Автограф. 1872 г.
С точки зрения языка и техники стихосложения произведения о. Антония находятся на весьма достойном уровне. Они образны, мелодичны и благозвучны. На 100 звуков в них приходится от 40 до 44 гласных, как у лучших русских поэтов XIX века. Объём лексикона на 1000 слов в поэме «Петербургский сборщик – ангел», по нашим подсчётам, составляет около 580 слов, что является очень хорошим показателем (для сравнения, в «Евгении Онегине» А.С. Пушкина этот показатель – около 620 слов).
Судя по письмам к м. Марии (Шаховой), о. Антоний очень тщательно редактировал свои стихи, хотя не предназначал их для печати, и был предельно самокритичен. В его произведениях переносы ударений редки, отсутствуют отклонения от классических стихотворных размеров, за исключением стихов со словом «Иерусалим», которое, вероятно, произносилось как «Ерусалим». Обращает на себя внимание свободное владение всеми стихотворными размерами, выразительными средствами поэзии, мелодическое богатство стихов и широта тематики.В стихах о. Антоний тонко отразил свои впечатления от пережитых событий и духовные раздумья, носящие апокалипсический оттенок. На сюжет российской истории написана поэма «Полночный исполин», завершающаяся такими строками:
Всевышний Господи! Где Твой Иеремия 13?
Пусть к покаянию нас воплями зовёт,
Пускай пророчески он скажет, что Россия
На всех парах к погибели плывёт.
«Ингерманландом» наречённый,
Корабль в дни Невского разбился о скалы́,
И в адмиральский день, от груза облегчённый,
«Лефорт» хлебнул балтийские валы.
Рукой Всевышнего широкими чертами
Начертаны нам грозные судьбы,
Но мы не видим их стеклянными очами,
Не слышим нашими оглохшими ушами
Гремящей издали архангельской трубы 14.
Круговихин К.В. Крушение корабля «Ингерманланд» 30 августа 1842 года у берегов Норвегии. 1843 г.
Недобрыми предзнаменованиями грядущих бед России представляются прозорливому о. Антонию катастрофы тех лет: крушение корабля Балтийского флота «Ингерманланд» 30 августа 1842 года, в день памяти св. Александра Невского, и крушение линкора «Лефорт» 10 сентября 1857 года, когда праздновалась годовщина победы русского флота под командованием адмирала Ф.Ф. Ушакова над турецким флотом у мыса Тендра, одержанной в 1790 году. Для творчества о. Антония характерны раздумья об упадке монашеской жизни вкупе с осознанием её трудностей и величия («Дуб», «Я брошен был на дикую скалу…» и др.), а также мотивы личного покаяния:
О юность, юность! ты с надеждой,
С любовью, с верой к нам идёшь
И мыслишь, что с иной одеждой
И ты иную жизнь начнёшь;
Что с мантией криле́ дадутся
И с покрывалом небеса;
Что страсти также остригутся,
Как остригают волоса.
<… >
Увы! я плачу и стенаю,
Что знаки духа получив,
Я духу плоть не покоряю,
По – прежнему грехолюбив.
Ужели, взявши крест священный,
Всей мыслью крест не возлюблю?
И душу, этот дар бесценный,
Дар Божий, вечно погублю?15.
Отрывок из поэмы «Успенский монастырь»
1860–е годы для о. Антония были омрачены тяжёлым состоянием его сына Петра, к сожалению, не унаследовавшего ни деловой смётки деда, ни литературных и духовных наклонностей отца. Получив после смерти П.И. Пономарева большое состояние, молодой человек поддался всевозможным соблазнам по примеру своих двоюродных братьев, бездумно проматывавших наследство. Бывшие сахарные заводы он продавал за бесценок, лишь бы скорее выручить деньги на разгульную жизнь. В 1861 году святитель Игнатий Брянчанинов в письмах выказывал сочувствие о. Антонию по поводу такого поведения сына, советовал молиться о нём, поручая его милости Божией. Тяжёлый паралич стал следствием невоздержанной жизни Петра Алексеевича Бочкова. Его привезли в Череменецкий монастырь из Парижа в беспомощном состоянии. Тяжко страдая, сын прожил на послушании у отца почти восемь лет и скончался 14 февраля 1869 года.
Игумен Антоний (Бочков) с духовными чадами. 1860-е гг.
Тем не менее, общий тон поэзии игумена Антония (Бочкова) того периода нельзя назвать унылым, упадочным, чему подтверждением являются стихи, публикуемые в настоящем альманахе. Проведя три года на покое в Череменецком монастыре, весной 1871 года о. Антоний перешёл в подмосковный Николо– Угрешский монастырь по приглашению его настоятеля архимандрита Пимена. Старец, раньше не раз бывавший на Угреше, поселился в уединённом домике в Петропавловском скиту, что на берегу живописного пруда. Келья его, построенная для тогда уже покойного бывшего настоятеля игумена Илария, в схиме Илии, была удобной и просторной. Здесь, казалось, о. Антоний нашёл место, почти соответствующее его представлениям о созерцательной монашеской жизни, как в первые века христианства. Настоятель, симпатизировавший старцу, так отзывался о нем: «Отец Антоний был человек весьма тихого и кроткого характера, и с ним было бы жить весьма легко, если бы он имел поболе силы воли и не так легко смущался иногда весьма ничтожными обстоятельствами» 16.
