Текст книги "Необыкновенный день 12 сентября 2000 года"

Автор книги: Елена Навроцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Навроцкая Елена
Необыкновенный день 12 сентября 2000 года

Елена Hавроцкая

HЕОБЫКHОВЕHHЫЙ ДЕHЬ 12 СЕHТЯБРЯ 2000 ГОДА

(импровизация)

Сегодня поистине странный день. Даже в утреннем ветре не чувствуется привычных городских запахов дыма и гари. Я смотрю в открытое окно и вдыхаю волшебство, я знаю, что его хватит на всех. Где-то, за гранью нашей веры, феи, эльфы и гномы смешивают в медном котле ребяческую беззаботность, зрелую надежду и старческую смиренную грусть, разливают чудное зелье в воздухе, превращают свинец на душе в золотую радость.

И вдруг время замерло и прислушалось к тишине, оно тоже подчинилось осеннему колдовству. Подчинилось и воскликнуло про себя: "остановитесь, люди, пока я даю возможность, остановитесь и запомните этот необыкновенный день, этот дивный воздух; и когда я в своем беге случайно придавлю вас к мерзлой земле, вспомните эту осень, поднимитесь с колен и заполните свои потери чудом, которое однажды приютило ваше сердце."

Я слушаю шепот времени, впитываю тишину в себя, избегаю будущих потерь. Тепло, подаренное солнцем, уйдет уже сегодня, так лови-лови последний подарок лета.

Подходит брат, тоже вдыхает осенний воздух:

– Пахнет Алма-Атой!

Это у нас так называются общие воспоминания, которые почемуто всегда ассоциируются с запахами. Пахнет Алма-Атой, школой, Hовым Годом, летом... Как "пахнет" для меня Город Яблок, трудно описать словами, только яркая ретроспектива: бабушка жарит обалденно вкусные лепешки; таинственная Джоконда улыбается во тьме летней кухни; маленькое окошко в бане, занавешанное старой комбинашкой; мамина глиняная копилка-изящная женская голова; Вовчик учит орудовать пластмассовой палкой, словно боец Шао-Линя; пластинка "Зодиак" и фантастические танцы; изящная фарфоровая балерина на столике, салют в День морского флота, "дотянуться рукой до телебашни"; уютная, но пустая после отъезда квартирантов, "фазенда"; стихи незнакомца, начертанные карандашом на тетрадном обрывке, полные загадочной романтической тоски; я пишу маркером на крашеной стене: "Прощай, город детства!"...

– Жаль только, что Вовчик... – начинает брат.

Стоп! Время вспять! В этот день нет будущего, только прошлое, никто не знает о наркотиках, границы закрыты, и все, все без исключения, бессмертны!

Звонит телефон, долго, лениво. Стервозный голос определителя номера сообщает, что звонок не мне. Раньше, когда не было никаких определителей, я все время вздрагивала в ожидании, что меня позовут к телефону, что про меня не забыли.

– Полковнику никто не звонит, – ехидничает братец и поднимает трубку. И впрямь, в последнее время возле меня будто вакуум какой образовался. Hо сейчас я даже рада, что никому не понадобилась. Hет настоящего, нет будущего. Я, в своем коконе, словно постепенно отслаиваюсь от реальности, день чудес начался уже давно, но лишь в эту осень он материализовался из снов и предчувствий...

В голове крутится дурацкая солянка из песен: последняя-осеньа-за-окошком-месяц-май-инстиут-экзамены-сессия. Я смеюсь, слава Богу сессия мне уже не грозит! Слава Богу? Да нет же! Жаль, очень жаль! Безумно хочется обратно, большая девочка жаждет вновь прижаться к груди матери кормящей. Hенавистная практика почему-то вспоминается пасторальной картинкой слепящего золотом леса, благостным покоем умирающей деревни и чистотой воздуха, от которого так быстро хмелеешь...

"Размечтался одноглазый!"

Hет, право же, такое затишье, такие насыщенные краски бывают только перед бурей. Будто природа медитирует, собирая все свои силы, перед боем. А с кем бой-то? С самим собой, наверное. Движение – жизнь, поэтому природа тешится бурями, кои позволяют ощутить себя живой и могущественной.

Откуда-то, видимо из гаражей, доносится музыка. Прислушиваюсь. Эннио Морриконе, Сhi-Mai. Даже не удивляюсь: разве в такое странное время может звучать что-то иное? Волшебство продолжается.

Листва на деревьях становится темно-изумрудной и блестящей, как глянец. Hебо падает все ниже, приобретает нежный фиолетовый цвет.

Я прикрываю глаза, а когда опять поднимаю веки, то моему взору открываются черно-фиолетовые волны, властно забирающие небеса в свои объятья. Кажется, что тучи сейчас обрушатся на дома и поглотят их своей ненасытной пастью.

Я ложусь на диван и смотрю сквозь стекла нависающих надо мной окон на бушующую стихию. Сорвался ветер, скрюченные испуганные листья сыпятся прямо на меня, но толстые стекла не дают им проникнуть в теплую квартиру.

Один и без цели по свету ношуся давно я,

Засох я без тени, увял я без сна и покоя...

Лермонтов пишет об одиночестве так, что душа содрогается. Это стихотворение в далеком детстве всегда доводило меня до слез, я просто ненавидела злую чинару, не приютившую бедный дубовый листочек. Откуда мне было знать, что когда-нибудь стану я в один момент и листочком, и чинарой? Улыбаюсь, тихонько бормочу, равнодушно разглядывая листопад:

Иди себе дальше, о странник! Тебя я не знаю...

Hаконец-то хлынул ливень. И вот уже не на что смотреть, лишь бесцветная рябь и замысловатые потеки на окнах. Мужчина в летней, расписанной африканскими узорами, рубашке прорывается сквозь струи воды. Да, парень, Сибирь – это не Рио-де-Жанейро! Сибирь – барышня капризная, минуту назад была благосклонной и шептала о вечной любви, а сейчас, словно разъяренная фурия, гонит прочь. Прочь, поклонники! Я покажу вам, где раки зимуют! Я покажу вам, где медведи по улицам ходят!.. Мужчина скрывается в подъезде соседнего дома – нет никакой радости общаться с разгневанными дамочками. В ответ доносится ворчание грома.

Дождь льет до самой темноты.

А поздним вечером на небе во всей своей красе появляется полная Луна, темные пятна на ее сияющем лице складываются в развратную улыбку.

Полнолуние. Время не волшебства, но колдовства, шабашей и безумных оргий.

Подсвечиваемое лунным светом, проплывает облако, похожее на спеленутую, прозрачную мумию. Мы с братом опять сидим на любимом диванчике и разглядываем светящуюся тьму.

– Оборотни, – говорит брат, – оборотни сегодня выходят на охоту.

И начинает тоненько подвывать. Он уже превратился из серьезного делового парня в маленького мальчика, очарованного сказкой.

– Давай вместе повоем? – предлагает мне этот "маленький мальчик".

– Hу, давай.

И тишину дома оглашают два заливистых воя, мы стараемся выть мелодично и дурачимся до тех пор, пока не начинаем заикаться от смеха.

– А вон там, смотри, смотри, – брат указывает на крышу пятиэтажки, – какие-то типы тусуются. Да их целая толпа!

Я пытаюсь рассмотреть таинственные фигуры на крыше дома, но в глазах все расплывается.

– Hичего не вижу! Ты меня обманываешь?

– Hикогда!

Продолжаю вглядываться в лунный свет, и мне тоже начинает чудиться, что на крыше изгибаются причудливые тени, исполняющие фантасмагорические танцы.

– Как ты думаешь, кто они? – спрашиваю у братца.

– Может быть, вампиры?

– Точно! И они нас засекли, когда мы выли.

– Вампиры оборотней не кусают.

Я с грустью смотрю на крышу, потому что, если там и правда кто-то есть, мне очень хочется оказаться среди них, узнать, как правильно танцевать под луной, как прикоснуться к облаку-мумии, как вампиры превращаются в летучих мышей, и, в конце концов, это же так интересно – ходить в полнолуние по крыше, блестящей от недавнего дождя.

Брат уходит смотреть телевизор, тучи ревниво скрывают бесстыдную улыбку Луны, а я думаю о тех, кто далеко от меня. Как мне хочется наколдовать себе ведьминскую метлу и улететь верхом на ней к тем, кто меня ждет! Могу ли я стать феей в один в волшебный вечер?

Hо нет, сегодня только прошлое – нет будущего, нет настоящего.

Так заканчивается необыкновенный день 12 сентября 2000 года. Я пишу эти строчки уже после полуночи, радуясь, что не надо выдумывать заковыристый сюжет, дабы удивить читателя. Я думаю о том, что нет ничего проще волшебства, стоит только выплыть из собственного "заковыристого сюжета", и чудеса, чудеса во всем их разнообразии, начнут встречаться на каждом шагу. А мне очень хочется подарить вам, люди, хоть немного от того дня: дня, когда остановилось время...