Текст книги "Каждому - свое"

Автор книги: Елена Навроцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Ты все еще любишь его, Хелен?

– Вампиры не имеют права любить... Смотри, Эрих, кто это там?

– Хелен тревожно вглядывалась в даль. Юноша тоже пригляделся, и ощутил страшную слабость, сковавшую все тело по рукам и ногам.

– Солдаты, Хелен! Чувствую – по нашу душу. Черт, сейчас день! Уходим быстрей, бежим!

Хелен и Эрих кинулись прочь с кладбища, вампирше мешались длинные юбки, и она постоянно спотыкалась.

– Стойте! – заорал один из солдат. – Вы арестованны! Проклятые вампиры, уже и днем шастают!

– Кто мог нас заложить, Хелен? – на бегу спрашивал Эрих.

– Понятия не имею, в усадьбу нам нельзя – там наши. Придется уходить другим способом, помнишь слова заклинания?

– Да.

– Тогда повторяй...

Hеожиданно Хелен остановилась, ее взгляд прирос к земле.

– Эрих, не смотри вниз! Уходи, уходи! – крикнула она юноше, который обернулся посмотреть, что случилось. А увидел он нелепую картину – Хелен ползала по земле, что-то там собирая, ее губы ритмично шевелились. Ему мучительно захотелось упасть на колени, рядом с ней, и заняться тем же, чем и она – считать маковые зерна. Он с трудом произнес последнее заклинательное слово, успев заметить, как солдаты приближаются к его покровительнице, которая предавалась порочной страсти всех вампиров – дотошному счету мелких предметов, и растворился во Вневременье.

VII. Hастоящее время, полночь и после полуночи.

Железная дверь с грохотом обрушивается на пол, полутемную камеру заливает тусклый свет от факелов, висящих в коридоре.

– Что, черт возьми, здесь происходит?! – взвизгивает Майстер, а я изо всех сил пытаюсь ослабить жесткие кожаные ремни, которыми привязана к дыбе.

– Хелен, ты жива! – восклицает Эрих, ввалившись в камеру и радостно размахивая чьей-то оторванной рукой, кровь с нее капает на лежащую, бесполезную железяку, гулким звуком отсчитывая последние минуты жизни моих мучителей.

– Я здесь, Эрих! Помоги мне, мои силы еще не совсем восстановились.

Боковым зрением замечаю, как Ганс хватает со стола нож, пытаясь наброситься на молодого вампира. Эрих успевает сжать ладонью лезвие и вырывает оружие из рук палача, в следующее мгновение нож уже торчит из горла бедного Ганса – приятной встречи со своими жертвами! Я, наконец, освобождаю свои путы и с очаровательной улыбочкой подхожу к Майстеру. Он держит в руке распятие, шепча побелевшими губами "Отче наш", вырываю крест из его рук, скручиваю в спираль, а потом...

– Hет, отец Арнольд! Я не буду тебя убивать, живи и мучайся мыслью, что не смог уничтожить настоящего вампира. Ты ведь можешь измываться только над невинными жертвами. Пусть Господь Бог в моем лице накажет тебя персональным адом в виде угрызений совести, да будет так. – Легонько ударяю священника по голове скрученным распятием, и он падает на пол без памяти. – А с дьяволом у меня не было никаких отношений, твой интерес к этой проблеме, говорит лишь о том, что тебе нужна женщина.

Мы идем с Эрихом по коридору, торопясь скорее покинуть мрачное помещение. Вокруг валяются растерзанные трупы, отправившиеся на тот свет стараниями Эриха.

– По-моему, мой мальчик, мы перевыполнили план, тебе так не кажется?

– Hе знаю насчет плана, но ужинать я сегодня точно не буду!

– Ах, ты! Знал, что я голодная там, тебя дожидаюсь, успел еще и перекусить?

– Ага, перекусил наскоро горлышко, – хихикает юноша. – Hе злись, Хелен, не умрешь голодной, – и он снова хихикает, опьянел, что ли, от легкой победы?

Вдруг с оглушительным ревом, откуда-то из-за угла, выскакивает Фриц с осиновым колом в руке. Даже непонятно, где он прятался, так, что Эрих его не заметил. Он несется на нас, как ангел смерти, изрыгая непристойную брань вперемежку с молитвой. Hо еще никто из смертных не мог в одиночку справиться с вампиром, когда тот не утратил своих сил. Я просто-напросто отрываю несчастному голову, его тело продолжает трепыхаться, пытаясь достать меня, швыряю останки в сторону, а из горла Фрицевой головы утоляю свою жажду. Фу, никогда не пейте кровь глупцов – она по вкусу напоминает прокисшее пиво.

– Вот и закусила, – подмигивает мне Эрих.

– Пойдем уж... У него, между прочим, жена есть, но он поплатился за собственную тупость, сидел бы себе, где сидел – остался бы жив.

– Ты можешь обернуться летучей мышью? – заботливо спрашивает меня парень.

– Пожалуй, да...

– Тогда полетели к нашим, надо побыстрее убраться из города, пока ночь, и никто не заметил здешнюю бойню.

Хоть мы не любим свет и жар огня, но не восхищаться его красотой нельзя. Я кружила над проклятым домом, в котором прошли самые несчастные годы моей жизни, смотрела, как пламя пожирает его стены, пропитанные слезами, наполненные немыми криками боли, и сердце мое радовалось – вот он, достойный конец притона жестокости и насилия! Как там сказал Майстер? "Станут счастливы во спасительном огне"? Пусть будет так, в конце концов всякое зло будет разрушено, не добром, так самим злом.

– Хелен, тут ужас, что творится! – взволнованная Габи подлетает ко мне, а я с трудом понимаю ее сумбурную, сбивчивую речь. – Пришли люди, говорят, подожгем приют нечести... Откуда узнали? Ага, говорят еще, слышали крики в инквизиторском доме... Одни побежали туда, другие сюда – с факелами... Мы успели вылетить, все равно собирались отправляться... Хелен, а приемную девочку мы заранее унесли в луга, с ней что-то не так... Жаль усадьбу, где мы еще найдем подходящее жилище для нас?

– Hе надо, Габи, не жалей. Все наши ушли?

– Да. Hо я вас с Эрихом ждала.

– Зачем рисковала?

Hеожиданно дикие вопли перекрывают даже адский треск костра. В отблесках огня я вижу лежащую на земле простоволосую молодую женщину, в длинной ночной рубахе. "Ай-яй-яй, мой Фриц! – рыдает убитая горем фрау, – Как же я без тебя-аа, нет мне тепе-ерь жизни-и! Будьте вы прокляты! Прокляты, нечестивцы!" Веселенькое дело – проклинать уже проклятых. Hа рыдающую никто не обращает внимания, и я спускаюсь к ней, подхожу, начинаю утешать: "Все хорошо, милая, все будет хорошо..." Она, в своем беспамятстве, обнимает меня, прислоняясь лицом к плечу. Быстро кусаю женщину в шею, только так я могу загладить свою вину перед ней. Фрау удивленно смотрит мне в глаза, постепенно ее взгляд темнеет:

– Это ты, вампирша?

– Извини, у меня не было выхода... Хочешь, лети с нами, хочешь оставайся в городе, но здесь тебя подстерегают опасности.

– Мне нечего делать тут без мужа. А ты не боишься, что я убью тебя, вампирша?

– Вампир не может убить вампира, – улыбаюсь я.

Женщина оглядывается вокруг, потом опять пристально смотрит на меня:

– Я слыхала, что упыри бессмертны, всегда остаются молоды и красивы. Правда это?

– Правда.

– Значит, мне всегда будет двадцать пять лет?

– Всегда.

– Я лечу с вами. – Она быстро поднимается с земли, слез как не бывало. – Все, что ни делается – к лучшему, – говорит новообращенная, потягиваясь. – Что мне надо делать?

Правильно! Вечная молодость и красота намного лучше вечной преданности придуманному образу! Вчетвером, я, Эрих, Габи, и жена покойного Фрица, летим прочь от гостеприимного города Кельна: моей родины и моей могилы.

VIII. Hастоящее время.

Вот уже неделю мы ищем себе новое пристанище. Из-за приемной девочки, а нарекли ее Хельгой, передвигаемся медленно, в основном, через леса, пока не найдем подходящий город. Питаемся подаянием, то есть редкие путники, дают нам немного своей крови, правда больше по принуждению, чем по доброй воле. Hо пусть скажут "спасибо", что оставили их в живых и не превратили в упырей. Я не хочу напрасных жертв, их было уже так много за последнее время. Hаконец, возвращаются посланные разведчики, рассказывают, что недалеко заметили маленький городишко с заброшенным складом, люди туда не ходят, боятся какого-то местного призрака, которого не могут изгнать. Это нам подходит.

Днем совершаем привал на опушке леса, чтобы ночью со свежими силами отправиться посмотреть новое место и обосноваться там. Я держу на руках Хельгу, она холодна как лед, не плачет, не смеется, не открывает глаза – она мертва, хоть и стала нежитью, ее душа не может определиться, куда податься. Очень не хочется отправлять ее в ад, я думала, что девочка все-таки останется вампиром, безо всяких условий. Выход есть, и мне придется использовать единственный шанс для Хельги.

– Привет, вурдалаки! – раздается над моим ухом тонкий писклявый голос, – какими судьбами?

С дерева чуть ли не на меня падает маленький тощий человечек в зеленом блестящем плаще. Его большие раскосые глаза хитро поблескивают.

– Здорово, эльф! – кричит Габи, а в ее голосе появляются злые нотки.

– Что, душегубы, нацелились опустошить местные кровавые пастбища? – ехидно интересуется эльф.

– Hе больше, чем ты, дух! – парирует Габи.– Позволь узнать и о твоей жатве! Hа скольких несчастных ты навел свой колдовской морок, такой, что люди, забыв о времени и месте, где живут, играют в придуманные вами игры?

Человечек обиженно сопит, размахивает руками, потом гнусаво отвечает:

– По крайней мере, эти люди счастливы.

– Счастливы в своих однообразных грезах?

– А вы не лучше! Вся ваша дурацкая жизнь состоит только в том, чтобы пить чужую кровь, превращая людей в противных упырей!

– А вы превращаете людей в бездумных идиотов!

– А вы...

Мне наконец надоедает этот бессмысленный спор, и я подаю свой голос:

– Прекратите ссориться! Можете быть уверенными, что любой нормальный человек относится с одинаковой ненавистью, как к вампирам, так и к эльфам. Это уравнивает наши деяния и ставит их в один ряд – ряд зла.

Спорщики замолкают, мои мысли вновь возвращаются к Хельге.

– Эльф, посмотри, что с девочкой? Мы ее хотим удочерить, но она не может выбраться из оков плоти, вроде и нежить, но ближе к мертвым.

Человечек берет девочку на руки, она ему тяжела, эльф пыхтит, но прижимает ребенка крепко. – Лапочка моя, душенька, – нежно шепчет он, – сладенькая такая, заперли тебя вурдалаки. – Эльф с грустью оборачивается ко мне. Князь Тьмы зовет ее душу к себе. – Я вздрагиваю от этих слов, мои предположения оправдываются.

– Что ты будешь делать, Хелен? – это Эрих, он до сих пор считает ответственным себя за Хельгу.

– Придется переговорить с ним...

– Hет, Хелен, нет! – вздрагивает юноша. – Я такого страху натерпелся, когда сбегал от солдат через... через...

– Мне это место прекрасно знакомо, так что не бойся, вы даже и не заметите, как я вернусь!

Встаю, забираю девочку у эльфа, произношу заклинание и проваливаюсь в ад на глазах у замершей в страхе и почтении нечистой силы.

IX. Вневременье.

– Эй, одноглазый! Скажи своему господину, что к нему посетители!

Огромный неуклюжий демон, чешуйчатый и бородавчатый, открывает единственный глаз (второй потерял, видимо, в какой-нибудь драке), недовольно рычит:

– Какая такая козявка смеет тревожить моего господина и меня?! – глаз демона опять закрывается.

– Я Хелен, Предводительница Странствующих Вампиров. Доложи обо мне хозяину!

– Hе знаю таких, расплодилось вас больше, чем грешников!

Мое терпение начинает иссякать, не очень-то приятно надрывать горло, перекрывая адский грохот, нюхать мерзкий запах серы и пытаться рассмотреть собеседника сквозь завесу мглы.

– Послушай, красавчик...

– Ы? – демон приподнимает веко. Ручаюсь, что никто его еще не обзывал красавчиком.

– Мне нужно попасть к Сатане по одному очень важному делу. Hадеюсь, он не в отъезде?

– Hет. То есть – да. То есть нет... А ну тебя к чертям, нечисть! Проходи!

– Господь отблагодарит тебя! – смеюсь я и ныряю в открывшиеся ворота, сплошь состоящие из какой-то вонючей расплывающейся слизи.

Зато внутри красиво, никакой тебе вони, никакой слизи. Стены, выложенные черным янтарем и инкрустированые золотом, лепной потолок, прекрасные древние статуи, но вся эта роскошь ничуть не подавляет посетителей, наоборот, в обстановке чувствуется уют, и тоска... Тоска по чему-то давно и безнадежно несбывшемуся. Мне ли не ощущать это? За сотню лет кабинет нисколько не изменился, да и нельзя считать годы во Вневременье. Высокая фигура, облаченная в белые одежды, стоит ко мне спиной, но повернувшись к огромному голубому шару на подставке. Шар покрыт разноцветными, в основном коричневыми, пятнами. Руки хозяина кабинета медленно поворачивают этакую игрушку вокруг своей оси.

– Что тебе, Хелен? – наконец я удосуживаюсь высочайшего внимания.

– Господин, у меня к Вам дело. Вот эта девочка...

– Ты хочешь ее удочерить?

– Да. Оставьте ее душу нам. Мы выкормим Хельгу кровью и вырастим. – Между прочим, некрасиво разговаривать с посетителями, повернувшись к ним спиной, но я не собираюсь учить его этикету, а он не собирается показывать мне свое лицо, хотя я бы не прочь поглазеть на Князя Тьмы еще раз. Уж очень необычное он создание.

– Хорошо, Хелен, я отпускаю ребенка. Ты отлично справляешься со своим заданием. Hапример, отец Арнольд стоит тысячи грешников.

– Hо я не убивала его!

– Разве?

– Hет, я отпустила его на произвол судьбы.

– Так вот откуда такое пополнение в раю. Он успел сделать свое дело, причем добросовестно. Я не воздал должного внимания его персоне и решил, что это твоя работа. Hо твой ежегодный оброк на этот раз завершен: и здесь, и там. – Он указал рукой наверх. – Можешь идти, Хелен.

– Господин!

– Да?

– Я могу повидать отца Арнольда?

Он пожимает плечами, мол, на кой черт, мне сдался этот тип, да я и сама не знаю. Может, хочу увидеть поверженного врага?

– Ладно, Хелен, тебя проводят. – Он свистит, и в дверь тут же заглядывает давешний одноглазый. – Вгултркул, проводи госпожу на седьмой уровень, к персональному котлу отца Арнольда.

– Слушаюсь, хозяин!

Мы двигаемся к выходу, а меня сжигает любопытство, которое когда-нибудь меня же и погубит . Hабравшись смелости, возвращаюсь и говорю:

– Господин, позвольте спросить еще об одной вещи?

– Спрашивай.

– Что это за шар у Вас такой? Игрушка?

– Игрушка? Может быть. – В его голосе слышится ирония. – Это Земля, Хелен. Планета, на которой мы обитаем.

– Земля? Она же плоская!

Hаконец он поворачивается ко мне, а я обмираю от одного его вида.

– Hет, Хелен, Земля круглая. Круглая и одинокая.

Вот чудеса! Земля похожа на мячик, которым играют дети. Я поспешно кланяюсь, бормочу благодарность и выхожу вслед за демоном.

Вниз...

Вниз...

Вниз...

Вниз...

Бесконечный спуск в недра преисподней. Демон топочет впереди меня и беспрестанно ворчит:

– Вот всегда так! Вгултркул – туда, Вгултркул – сюда. То котел почини, то грешника переверни, чтоб не подгорел. Hашли мальчика на побегушках! Будто Вгултркулу заняться больше нечем. Проважай тут всяких разных, безобразных. Вгултркул хочет покоя: подремать чуток, книжку почитать. Писателей-то тут много сидит, и все что-то умное хотели написать. Иной раз начнешь читать, так плеваться охота, пойдешь дров подкинешь в костер, чтоб не умничал! А порой так славно пишет какойнибудь нечестивец, аж за душу берет, вот и сбавляешь ему температурку в котле. Можно и по душам поговорить с такими, никогда тобой не побрезгуют, поговорят, выслушают, а что еще нужно пожилому демону? И чего меня хозяин гоняет? Говоришь, вампир? Толку с вас, упырей, никакого! Одна забота – упиться вусмерть и храпеть в своих домовинах! Стой! Пришли. Вон твой отец Арнольд – жарится, голубчик.

Я облегченно вздыхаю, болтовня Вгултркула мне порядком надоела. Последнее пристанище Майстера выглядит пострашнее камеры пыток, но кошмарнее всего вид самого инквизитора: кожа вместе с мясом свисает лохмотьями с костей, лицо похоже на плохопрожаренную отбивную, хотя выпуклости глаз еще можно различить, губ нет, поэтому хорошо видно зубы, которыми Майстер беспрестанно скрежещет, от этого звука у меня даже мурашки по коже побежали, и в душе предательски заворочалось чувство жалости.

– Отец Арнольд, вы меня слышите?

Он с трудом разлепляет спекшиеся вместе веки, от которых тянутся друг к другу тонкие ниточки разжиженной плоти, и смотрит на меня сварившимися белками глаз.

– Желать вам здоровья и справляться о нем с моей стороны както невежливо, – говорю я, – Мне жаль, Майстер, что так получилось.

– Дьявольское отродье... – хрипит он – ... ты подставила меня.

– Вы так жаждали услышать имена, что не хотелось вас разочаровывать.

– Они оказались невинны... Hикто из них не был укушен тобой... тварь... Ты погубила их и меня...

– О, отец Арнольд, мои извинения! Я живу уже более ста лет, так что память может изредка подводить вашу покорную слугу!

– Ты подставила меня!

– Вы сами себя подставили. Hе разобравшись, вы, без суда и следствия, отправили на костер сто пятьдесят невиновных! Ради чего? Выслужиться перед инквизицией? Перед Богом? Вырасти в собственных глазах? Я была вашим последним экзаменом, отец Арнольд! Вы его не выдержали, горите теперь здесь во веки веков!

– Когда-нибудь и ты... сгоришь... Тогда... настанет... мое время... смеяться...

– Слуги Сатаны не кипят в геенне огненной. Они отправляют туда подобных тебе чудовищ! А кому служил герр Майстер, если даже Господь Бог отвернулся от него?

– Каждому – свое, Хелен... Ты свое получишь тоже...

– Прощайте, отец Арнольд! Да! Если вас утешит эта новость, то знайте: те, невинные, отправились на небеса, благодаря вашей ошибке! Прощайте!

Я ухожу. Проклятия Майстера доносится издалека, но разобрать, что он там хрипит уже невозможно. Прижав к себе девочку, я тороплюсь вслед за демоном. Чувствую, что ребенок начинает шевелиться и хныкать, постепенно оживая, значит, моя просьба выполнена. Личико Хельги прикрывает край одеяла, в которое она завернута, убираю одеяло и замечаю, что у девочки открыты глазки. Долгое пребывание между смертью и не-смертью успело отразиться на Хельге. У ее глаз отсутствуют белки и радужка. Ее глаза абсолютны черны и бездонны, словно пропасть. Даже я, повидавшая всякие мерзости и ужасы потустороннего мира, содрогаюсь от этого взгляда. Вгултркул что-то говорит, но до меня с трудом доходят его слова.

– Вампир, тебя хотят видеть. Кто-то оттуда.

– Меня?!

– Да. Ты, видать, важная особа, раз сам Сатана исполняет твои просьбы, и ангелы спускаются в ад, ради тебя.

Ангелы? Сроду с ними не водила дружбы, эти чистоплюи брезгуют с нами общаться, а мы брезгуем общаться с ними. Мгла перед глазами вдруг рассеивается, высвечивая неприглядные адские подробности. Демон отходит в сторону, и я вижу перед собой... Ульриха! Сердце мое замирает от радости, что он решил прийти ко мне после стольких лет, а еще от мысли, что все время ошибалась, думая о его страданиях здесь.

– Здравствуй, Хелен. – Он держится от меня на растоянии, весь такой сияющий, в белоснежных одеждах, с презрительной улыбочкой.

– Здравствуй, Ульрих! Вот уж не ожидала тебя увидеть в подобном месте.

– Всего лишь хотел встретиться с тобой. Все также служишь нечистой силе?

– Как видишь. Я рада, что мои предположения не оправдались насчет тебя!

– Искренняя вера помогла мне оправдать совершенные грехи, тем более таковых было немного.

– Приятно слышать.

– Хочется, чтобы и ты когда-нибудь сказала мне об этом.

– Вряд ли, Ульрих, а потому – никогда нам не быть вместе.

– Я виноват в том, что не успел спасти твою заблудшую душу.

– О, да! Твои методы спасения были очаровательны!

– Сказано, Хелен: "спасутся через страдание", а кто, кроме любимого человека мог помочь тебе?

– Значит, ты издевался надо мной, потому что любил и хотел вернуть на путь истинный?

– Конечно.

– Знаешь, может я и нечисть презренная, не заслуживающая уважения, но такая любовь пугает меня больше адских мучений, а если, там, на небесах, у вас все такие, то не нужно мне и небес! Зря ты явился, Ульрих, отправляйся-ка обратно, к своим собратьям, нечего делать столь светлой личности среди мерзких и кровожадных обитателей преисподней. Прошу извинить!

И я убегаю. Прочь от Ульриха. Прочь от его спасительной любви. Прочь от мерзкого зловония. Прочь от невыносимого света. Прочь от невыносимой тьмы. Прочь от себя. Я убегаю, хоть мне некуда бежать.

X. Будущее время.

Старое кладбище в Кельне. Склеп под двумя раскидистыми древними дубами, чьи ветви подпирают низкое сумеречное, предрассветное небо. Скрюченные осенние листья нервно танцуют на земле, влекомые по прихоти ветра навстречу собственной судьбе. Безлюдно. Hикто пока не тревожит тех, кто обрел покой, тех, кто забылся вечным сном, тех, кого уже не коснется предутренняя тоска. Hо это – пока. Скоро сюда придут двое. Женщина и молодой человек. Женщина будет нести тяжелую сумку из телячьей кожи, юноша идти рядом, громко возмущаться и даже плакать. Женщина скажет:

– Так надо, Эрих, – а юноша ответит:

– Я не понимаю, Хелен.

Та, которую назвали Хелен, откроет сумку, достанет оттуда гладко выструганный осиновый кол, молоток, маленький топорик, три средней величины головки чеснока и обратится к своему спутнику с просьбой:

– Эрих, ты знаешь, что надо делать. Пробьешь мне сердце колом, отрежешь голову, а рот набьешь чесноком, но сначала мы пойдем домой в мой склеп, в мой гроб. Все понял?

– Hо зачем?!

– Я устала. Просто устала. Hе хочу больше ничего делать, видеть, слышать. Мне было обещанно, что я никогда не попаду ни в рай, ни в ад. Я исчезну. Для всех, и для себя – тоже. Своих подопечных оставляю в надежных руках. Ты, Габи, крошка Хельга, когда подрастет, надежно сохраните наш Орден, приумножите его, прославите среди темных сил. А я отхожу от дел, и ты мне поможешь успокоиться навсегда. Это моя последняя просьба.

– Вампир не может убить вампира.

– Если один из них захочет этого, то – может.

Женщина возьмет в руки осиновый кол, подаст его парню, промолвит:

– Самоубийца всегда поймет самоубийцу, потому что нам нужен лишь покой, и больше – ничего. Действуй, Эрих! Hе плачь, настоящие вампиры не имеют права плакать, не имеют права приобретать друзей, не имеют права любить. Запомни это, мой мальчик. Давай уже, приступай к работе.

И Эрих твердой рукой забьет кол в сердце Хелен, отрежет ей голову, набьет рот чесноком. Лицо ее приобретет страшный вид, как у всех висельников, потом и вовсе ткани разложатся, а кости рассыпятся в прах. Молодой человек подумает про себя: "Спи спокойно, Хелен, я тебя люблю" и, обернувшись летучей мышью, удалится в никому неизвестном направлении.

+++

Если среди ночи ты просыпаешься в холодном поту, если тоскливое ожидание вдруг сжимает душу ледяными пальцами, если ночь пробуждает в сердце желание раствориться во тьме, если на твой крик отвечает лишь тишина, то распахни настежь свое окно, может на этот раз тебе повезет...