Текст книги "Ночь полнолуния"
Автор книги: Елена Ланецкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Сейчас будут следующие ворота. Внимание! – Аргаман проник в самое существо своих земных спутников, втроем они образовали Светящийся шар, который, вращаясь, был притянут к чему-то вроде неосязаемого шлюза и, пройдя через него, оказался плывущим в густом желеобразном течении. Тут шар распался – опять их стало трое...
– Теперь вы снова обрели себя. – Дух поглядывал, добродушно усмехаясь, как Ксюн и Скучун осматривали друг друга с ног до головы, будто впервые видели. Наверное, все плыло у них перед глазами, потому что они пошатывались и трепыхались, словно утиные перышки под ветром на озере...
– Ну, мои цыплятки, мы приближаемся к цели нашего путешествия. Как вам удобнее? Мы можем воссоздать здесь любое пространство, любую форму, которых тут на самом деле нет и в помине... Потому что нет ваших земных измерений: пространства и времени! Но для гостей – пожалуйста – мы с удовольствием развлекаемся, создавая фантомы в подарок. Итак? Вы, наверное, выберете нечто хорошо вам знакомое? Ох, уж эти привычки....
– А мы где?
– Прямо во Вселенной... Мы с вами вырвались из земного притяжения и направляемся в гости к одному твоему родственнику, Скучун!
– Родственнику?
– Ну да, то есть там, на Земле, а вернее под Землей, он был твоим родственником. А теперь – один из космических обитателей. За заслуги своего земного пути он посвящен в звание Волны Лунного Света. Уже вот-вот, мы приближаемся...
– Дедушка! – закричал Скучун и кинулся на шею к большому темно-зеленому и немного даже полосатому существу, ужасно похожему на него самого. Только вот уши были у того не розовые, а малиновые.
– Внучек, миленький, как я рад! – Дед тискал в объятиях повисшего на нем Скучуна, наморщив влажный, асфальтово-черный нос.
В этот момент все оказались в небольшой комнате с низким сводчатым потолком.
– Как же так? Мы же во Вселенной, вне времени и пространства! А тут ты точно такой, как на старых маминых фотографиях, и кресло твое, и тапочки?..
– Я решил не слишком волновать вас и принял свой прежний земной облик. И комната, как видишь, такая же, как была. Ты должен узнать ее по карточкам – ты в ней родился... Это уж потом, когда меня на Земле не стало, вы переехали на окраину города, поближе к Большой стене... Но появился я перед вами не для того, чтобы поделиться воспоминаниями. Отдыхайте, друзья, располагайтесь поудобнее. Ксюн, тебе этот пуфик наверняка понравится! Мне нужно многое поведать вам. Дневник мой пропал, и придется самому раскрыть тайный смысл его зашифрованных страниц, тех, что не успел прочесть Старый Урч... Раз уж Ночь позволила нам повидаться в виде исключения... А ты, Аргаман, покуда свободен.
Но Дух Луны неожиданно удивил всех, мгновенно преобразившись в золотисто-палевого коккер-спаниэля с волнистой шерстью. Он с удовольствием улегся у горящего камина, смешно вытянув лапы и разложив на полу длинные уши как две аккуратные мохнатые тряпочки.
– Г-р-р-р... Я лучше погреюсь тут да вздремну с полчасика... Давненько я собакой не грелся у огонька! – И он, зевнув и клацнув зубами, прикрыл свои маслиновые глаза.
Глава X
– Вce дело в преображении, мои дорогие, в нем тайна из тайн... И самая действительная реальность! Казалось бы, меня нет больше там, на Земле, в Нижнем городе... А я с вами! Просто я уже не тот, каким был в прежнем своем качестве. Я преобразился. И мой теперешний настоящий облик ничем не напоминает, Скучун, твоего старого дедушку... Вот так и Личинка. Но в ней особая важность, потому что нет ничего важнее на свете, чем Красота. И Радость. Там, где одна – там обязательно и другая. Все связано между собой. А Личинка – это возможность новой Радости и новой Красоты будущего. Сама она ныне – ничто, бездыханная и неживая... Но в ней заложена тайная сила, которая в никому неведомый срок преобразит Личинку. Тогда миру явится сама Красота! И все будут жить в вечной Радости. Наш Подземный мир раскроется, как бутон, и выпустит Личинку на волю... И сам он озарится светом, исчезнут сырость, темень и туман.
– Ах, как хочется, чтобы это произошло поскорее... – Скучун и Ксюн, затаив дыхание, слушали дедушку. Он был взволнован, даже раскраснелся, немного театрально жестикулируя и поминутно принимая картинные позы...
– Весь фокус в том, что ничего этого может вовсе и не произойти. Ведь это только одна возможность из тысячи! Главная, Великая возможность, но отнюдь не обязательная. Все зависит от того, в чьих руках окажется Личинка в тайный срок своего преображения... Если рядом окажется тот, кто мечтает лишь о Красоте и ничто в мире не желанно ему так, как она, – то заветное исполнится... А если злые или корыстные существа – то они насытят эту возможность своими помыслами, своей нечистотой, словно засоренным топливом для ракеты. Ракета, конечно, взлетит, только не на ту планету, где ее ждут... Иными словами, Личинка заряжается мыслями и энергией тех, кто владеет ею в заветный час, и материализует их желания! Поэтому и берегла Личинку Подземная страна как зеницу ока, приставив к ней Хранителя и поместив в потайное укрытие. Слишком велики и несоразмерны ее возможности с сознанием простых землян, которые и без того путаются в своих желаниях и случайных порывах...
– А вдруг рядом с ней окажется кто-нибудь такой, кто пожелает, чтобы Москва обрушилась на Нижний город и все погибло? – Скучун и Ксюн прижались друг к другу, целиком превратившись в слух.
– Значит, Москва обрушится и все погибнет!
– А если в тот заветный час подумают о том, чтобы вернуть старую, ушедшую в прошлое Красоту?
– Красота вернется, но будущего у нее больше не будет...
– А если в мыслях у них будет жареная яичница с колбасой?
– Значит, Красотой мира будет жареная яичница. С колбасой, да! И никто никогда не узнает ничего прекраснее! Все что угодно! С нами может произойти все... Ничего невозможного нет, запомните это... Но пока еще рано пугаться, детки. Дело вот в чем. Тот, кто окажется рядом в час преображения, должен будет троекратно прочитать четыре священных текста из "Радости мира". В этой древней книге заключено все накопленное тайное знание. В ней – путь к Радости и Красоте. И без этой книги преображение не свершится и Великая возможность так и останется вечным Ничто...
– Ох, дедушка, эта книга была у меня! Но она пропала...
– Я все знаю, Скучун, ведь это я отыскал книгу в древнем хранилище, которое тут же обрушилось. Я тогда чудом спас ее. Да и сам чуть не погиб. Ведь надо быть очень внимательным ко всему вокруг, когда речь идет о поисках Красоты... Слишком многие стараются помешать этому. Мне хорошо известно почти все, что происходит у вас в Нижнем городе. И я знаю о пропаже и о твоей встрече со стариком Урчем. Он был прав, когда говорил, что скрытое знание никому не достается случайно. Весть о Личинке и древней книге направлена тебе, Скучун, а это ноша нелегкая... Тебе решать, по плечу ли она... Скажи мне, дорогой внучек, готов ли ты к испытаниям и опасностям? Ксюна я ж спрашиваю сразу видно, что она всегда в ожидании необычайного! А у тебя, внучек, совсем ведь другая натура. Ты существуешь в мечтах и действовать не привык. Можно однажды поддаться слабости – и все: ты уже не сможешь поверить в себя, ты зароешься в своей норке, дни твои застынут в бездействии... Это страшная участь, поверь мне. Может, все же не стоит вступать на этот путь и Личинку спасет кто-нибудь другой?
– Ни за что на свете! Нет, дедушка, я не могу бросить ее... Я мечтатель, да, но я ведь мечтал о ней, о Красоте, только вот даже не знаю толком, какая она... Да я теперь больше ни о чем не смогу думать! И вообще, дед, какой ты! Чего ты меня так? Я могу – и все. Вот.
– Он сможет, дедушка, дорогой, я верю! И я отправлюсь с ним спасать Личинку. Ведь мне можно, правда? Ничего, что я девочка?
– Конечно, Ксюн! Это прекрасно, что ты девочка, и раз ты так поверила в Скучуна – я за него спокоен. Ну что ж... Пора. Отправляйтесь в дорогу. Аргаман проводит вас. Но на прощанье я хочу предупредить: Ночь Полнолуния не вечна, она кончается... А с нею и ее тайна. В три часа пополуночи, хотя Ночь еще длится, тайные силы покидают ее. И она не сможет вот так, как сейчас, помогать вам. Так что не теряйте времени. Вы должны отыскать Личинку до утра... Ай-яй-яй! Как же мне не хочется отпускать вас, мои милые ребятки! Пожалуй, ничего более грустного со мной не случалось в надзвездном мире...
– Дедушка, а мы больше не увидимся? Никогда?
– Кто знает, кто знает... Это, внучок, зависит от очень многих причин и событий. Например, от тебя – от того, как ты пройдешь свой земной путь... Что там станешь делать... Не будем загадывать. Только я буду скучать и надеяться. И не будем прощаться. Вас ждет Старый Урч. Передайте ему поклон от меня и скажите, что там, на Земле, он теперь твой дед, Скучун, и твой, Ксения... Я ему верю...
– Дедушка! И ты ничего больше не расскажешь? Ты ведь и здесь путешествуешь, это уж наверняка! Ты видел много Звезд, а? Какие они? А жители на них есть? А цветы? Дед, ну дедуленька... – Ксюн, встав на цыпочки, дергала деда за рукав. Глаза ее сияли.
– Нельзя, моя хорошая! Сейчас вам рано знать об этом. Время ваше еще не пришло. И потом, вы очень многого хотите сразу. И Звезды, и Личинка – это уж слишком, выбирайте что-нибудь одно.
– Но хочется-то всего! И, конечно, сразу! А почему так нельзя?
– Потому что ко всему этому – к целому миру – нужно пробираться постепенно, а не прыгать сломя голову... Так можно плюхнуться в лужу... Бух! И кругом только брызги, кваканье – и никаких Звезд! Не спешите. У вас многое впереди...
– Р-р-р-разоспался! – Аргаман распростился с собачьим обличьем. Теперь он явился в образе струящейся пурпурной ткани, растворившись в ее складках...
– Укройтесь в мою шелковую прохладу, вот так. Простились? Теперь в путь, на Землю. Мы полетим вместе со светом, который станет завтрашним Днeм...
Они мчались бесшумно, проникая из мира в мир. Аргаман летел кругами, скручивая спираль пространства, все ближе и ближе к Земле.
Его спутники забились в складки шелка и ничего не ощущали, кроме трепета ткани.
– Не выглядывать! Мы вблизи Черной Дыры. Если чей-нибудь взгляд попадет туда, то его владельца Дыра затянет навеки. Выхода оттуда нет. – Аргаман пурпуровой стрелой пронизал кольцо Сатурна. – Ну вот, а теперь мигом взгляните и – нырь – ко мне обратно...
Две пары настороженных глаз сверкнули в складках шелка. Мимо проплывала прозрачная жемчужно-радужная Звезда. От нее исходил тихий, завораживающий звук, что был как пение... Звук нарастал, постепенно возникла мелодия, и вокруг поющей Звезды заскользили крошечные светоносные огоньки. Они подпевали ей каждый на свой лад, играли и переполнялись светом, вырастая в искрящиеся шары, которые затем с наслаждением лопались! Медлительное плавание чудесного светила насыщало простор Космоса ликованием. То тут, то там, со всех сторон к звучащей мелодии присоединялись новые голоса. Звезды и планеты исполняли .свои небесные арии, оркестр светил подчинил все вокруг мощной и торжественной вибрации звука. И на миг показалось, что эта ускользающая вдаль Звезда, сгусток какого-то неведомого космического праздника..
– Это Музыка Сфер – самая удивительная музыка на свете, – поведал Аргаман. – А та, что всех объединяет – Дэя, совсем крохотная звездочка. Когда вы будете вспоминать ее мелодию, – почувствуете прилив свежих сил. Это мой вам подарок на память!
Дэя быстро растворилась в пространстве, Аргаман со свистом рассекал слои надземной атмосферы, приближаясь к пушистому пологу облаков, скрывавшему Землю.
– Ну вот, сейчас мы окажемся на вашей планете, детишки! Я верну вам телесность и тут же перенесу в Нижний город. До утра не так много времени, надо спешить...
Не успели путники и глазом моргнуть, как души их соединились со спящими телами. Они вновь почувствовали себя заключенными прежнего земного телесного панциря... Теперь он показался им тюрьмой.
* * *
Под ногами заскользила влажная брусчатка мостовой. По замшелой поверхности Большой стены сочилась мутная жижа. А где-то вверху громыхал поезд московского метро.
– Аргаман! Где ты?
– Прощайте! – Эхо раскатилось под сводами подземелья. – Мы больше не увидимся... И запомните: вокруг Личинки днем и ночью порхает стайка лазурно-синих бабочек. А в тайный день преображения они меняют цвет. Ищите бабочек-вестниц и ничего не бойтесь... бойтесь... бойтесь...
Эхо угасло впотьмах.
Часть вторая
Глава I
– Как тут сыро и зябко! Мне страшно, Скучун!
– Держись за меня. Не пугайся, Ксюн, сейчас мы доберемся до дома, а там решим, что делать...
– Бедный город. – Ксюн растерянно озиралась по сторонам. – После того, что я привыкла видеть на Земле, это просто ужас! Как же тут живут, без света и красок? Ох, несчастные...
– Ксюн, давай помолчим. Лучше пробраться в мой домик незаметно, чтобы никто нас не увидел и не услышал.
– А что? Подумаешь, увидят! Не съедят же...
– Не съедят, конечно. А вот помешать могут... Сюда. – Скучун вывел Ксюна на мощенный серым булыжником пригорок, ведущий к его дому. Кругом слышались какие-то шорохи. Света в каморках жителей не было видно. Только тускло мигали подслеповатые фонари.
– А-а-а-пчхи! Ну, наконец-то! Вот и ты, дружок, не зря я тут простудилась, тебя поджидая... – проскрипел гнусавый голос.
Букара, наша старая знакомая, сидела на самом крылечке домика Скучуна, расстелив передник и разложив начнем содержимое своей бездонной авоськи. Конечно, это было съестное. Она только что покончила с квашеной капустой ошметок капусты унылой гирляндой свисал с мордочки – и теперь набивала рот масляным печеньем. – Ага, кого-го привел! Апчхи! Это что же за фрукт такой, да с косичками? Кажется, не из наших... Кто такая? Похоже... Точно! Из Верхнего города! Ну, дождались! А-а-а-пчхи! Своих тут мало шмыгает, так еще верхние повадились. А все Скучун! Тащит кого ни попадя... – Проговаривая свою тираду, она громко чавкала. – Ну да ничего-о-о-хрм! – Букара поперхнулась, закашлялась – брызги и крошки печенья веером разлетелись от нее во все стороны. – Кха-кха, р-р-рехха! Поесть не дадут спокойно! – Она откашлялась, деловито собрала в передник остатки еды и запихала их в авоську. – Ну, пошли. Вот ужо я вас водворю куда следует, чтобы не шлялись тут всякие посторонние и не вынюхивали чего им знать не положено! Там-то уж с вами разберутся. У нас теперь новая власть – во как! – И она схватила Ксюна за руку, пытаясь одновременно подавить приступ чиха. Но не выдержала и расчихалась, приседая, охая и запрокидывая голову.
Тут-то Скучун и куснул Букару за руку, а та, взвизгнув, выпустила Ксюна. И наши герои прошмыгнули поскорее в домик мимо нее, тотчас заперев дверь изнутри. Укушенная заголосила вовсю. Визг и причитания Букары гулко разносились под сводами Нижнего города. Они скатывались по склону мощеного переулочка и тупо ударялись в земляной вал укреплений Большой Стены.
– Ой-ой-ой! Жомби-и-ки-и-и! Сюда, сю-ю-да-а-а! Он здесь, Скучу-у-ун! Он привел девчонку-у-у-укусил меня-а-а-а...
– Вот уж беда так беда! Только жомбиков нам и не хватало... Постой, раз Букара их зовет, значит, они здесь, в городе... Она еще каркнула про какую-то новую власть... Что-то случилось, пока меня тут не было! А вдруг жомбики захватили наш город? – Скучун, страшно расстроенный, в раздумье шевелил ушками, и от волнения начал почесывать хвост.
– Слушай, а ты, оказывается, кусачий! – Ксюн была в восторге. – Как ты ее: хап! – и я на свободе! Хотя, конечно, кусаться нехорошо... Какая же она препротивная, эта Букара! Она кто такая?
– Букара обыкновенная. Прыгает, мечется и собирает сплетни. Обо всем доносит жомбикам, перевирая половину, и все время что-то перепродает, меняет, торгует и прячет. Очень энергичная особа.
– Скучун, объясни мне наконец толком, кто это такие – жомбики?
– Их тут целое племя. Живут они не в самом городе, а за укрепленями Большой Стены, на острове Жомбуль посреди озера Грунтовых Вод. Здесь неподалеку течет речка Сивец, которая, как и Неглинка, заключена в трубу. И только по ней можно добраться до берега, где расселилось это мерзкое племя. Жомбики ужасно воинственные. Они стремятся захватить всю Подземную страну, Нижний город и даже, представь себе, вашу Москву! Нижний город не раз выдерживал их осаду. Мы оборонялись с трудом и наверняка давно бы сдались, если бы жомбики не грызлись между собой. Они настолько агрессивны и мелочны, что между ними на каждом шагу вспыхивают ссоры по пустякам. Они просто тонут в собственной злобе. Упреки, раздоры и раздражение – такая вот у них жизнь. Представляешь, как уныло они живут? Все время одно и то же: нытье и драки, драки и нытье...
– А из-за чего весь сыр-бор? Чего они хотят?
– Каждый хочет доказать другому, что он лучше и умнее, а тот во всем виноват!
– В чем виноват?
– Да во всем... Что нету Солнца, что сыро, а в жилищах надо постоянно топить, что кончились спички, вода невкусная и так далее, до бесконечности... Они так раздражены друг другом и так тоскливо живут, что жажда иной жизни оборачивается у них стремлением расширить территорию своих владений. Жомбики надеются, что в другом месте будет лучше – все изменится само собой... Вот представь себе: в твоем доме злоба и раздражение подчинили себе всех и тебя в том числе... Как ты поступишь?
– Не думала... Наверно, я постараюсь это победить сначала в себе, а потом во всех, кто живет рядом. Мы перестанем замечать свое раздражение, и оно исчезнет... Не так?
– Я тоже так думаю. А жомбики хотят раздвинуть стену своего дома до бесконечности, будто от этого злоба бесследно рассеется... Нет, мне кажется, она способна захватить любое пространство... Я много думал об этом. Мне даже жалко этих жомбиков. Уж очень они убогие – совсем не знают радости... И воюют, и воюют, словно больше нечем заняться!
– Ты, Скучун, зря такой благодушный по отношению к этим "беднягам"! Того и гляди, они захватят ваш город, а может, уже захватили. Тогда все затопит раздражение. И выползет наружу, в Москву, – и до нашей дачи доберется... А там, знаешь, как хорошо? Там все становятся ужасно добрыми, веселыми и ласковыми, – даже злющий пес моей подружки Дины... Она вместе со своим псом его зовут Бриша – приезжает ко мне погостить денька на два... Ты тоже обязательно приедешь ко мне! И вообще, Скучун, почему бы тебе у нас не поселиться?
– Ксюн, ты очень странная. Ну, сама посуди, разве о том надо сейчас беспокоиться? Какая-то Дина, собака, – это все осталось совсем в другой жизни... Вокруг нас опасность, вот-вот появятся жомбики... Что-то надо делать, скорее, я чувствую, что мы сидим тут, как на пороховой бочке!
– Ты знаешь, а я почему-то совсем не боюсь... Когда мы очутились здесь, в Нижнем городе, я жутко испугалась. Кругом мрак, каменные стены того и гляди обрушатся. Здесь даже дышать тяжело, а смеяться вовсе не хочется... Мне кажется, Скучун, что черный и коричневый – это цвета болезни. Я вдруг поняла, что каждый цвет и оттенок что-нибудь обозначает. Какое-то чувство. Или мысль. Ведь только побывав здесь, можно понять, какая радость – многоцветье! Как хорошо живется среди зелени на воздухе... Я потому и заговорила про дачу – ты уже это понял, наверное. Я ведь очень веселая и счастливая, а это оттого, что до сих пор у меня была самая настоящая разноцветная жизнь!
Скучун ничего не ответил. Он сидел за столом и сосредоточенно водил пальцем по вышитым на скатерти лотосам. После слов Ксюна о разноцветной жизни он взглянул на нее полными слез глазами и улыбнулся грустно-грустно, отчего одна слезинка не удержалась и капнула ему на нос. Он прерывисто вздохнул и сник, положив голову на скатерть.
Ксюн вскочила и уселась за стол напротив.
– Ну вот, ты совсем расстроился. Это я виновата – расхвасталась, ты и горюешь...
– Я просто задумался. И представил себе, что пока мы тут будем разыскивать Личинку, на земле кончится лето. И я не увижу твоей разноцветной жизни, а мои мечты о летнем Солнце, траве и звездах, наверное, никогда не сбудутся... Знаешь, Ксюн, я тоже понял, почему я вырос такой задумчивый и невеселый... Потому что я рос без цветов и звуков радости! Видишь, свой домик я украсил как смог. Но это все не настоящее. Это мой театр. А ведь прожить всю жизнь среди декораций невозможно... Я устал, Ксюн, я очень устал! Я наконец увидел, как прекрасен мир... Лишиться его теперь и оказаться здесь вновь – о, это жестоко...
– Перестань ныть, Скучун, ты что, забыл о Личинке? Ты же можешь превратить это подземелье в цветок небывалой красоты... Или в изумительный замок! Ты можешь все – только найди ее! А он тут бормочет об усталости... Не хочешь – не надо, я сама разыщу ее и притащу сюда, чтобы ты больше не распускал нюни...
Скучун даже отпрянул от такой резкости.
– Ну зачем ты, Ксюн, ты же не такая...
– Скучун, Скучушечка, миленький, не обижайся, ну прости меня, я просто хочу, чтобы ты не мучался так. Я все понимаю... начала понимать. Ну не я же виновата, что жила под Солнцем, а ты здесь... А твоему прозябанию в этой безысходности пришел конец. Ты же уйдешь со мной наверх, правда?
– Как ты не понимаешь? Только если мы сумеем спасти ее, Красоту...
– А если нет?..
– Тогда я останусь здесь. Я не смогу радоваться звездам, потому что душа моя угаснет...
– Не говорив так! Что за глупости! С чего это ей угасать? Ты невозможный пессимист, Скучун, и тебе нужно с собой что-то делать... Ты вянешь поминутно, как черемуха без воды, а что мы обещали твоему дедушке? Что ты преодолеешь свой характер и начнешь действовать, а не рохлиться... И где же все наши обещания?
– Но ведь самое сложное – это когда непонятно, что делать... Неизвестность меня обессиливает. Если бы хоть что-то прояснилось: что делать и куда идти...
– А ты помнишь, как в сказке: "Пойди туда – не знаю куда... Найди то – не знаю что..." Вот и мы теперь в таком же положении...
– Но мы же не в сказке, Ксюн. Мы-то в жизни!
– Вот и хорошо! Вот и давай попробуем... Подумай, что нам может помочь? В сказке герою дарили волшебный клубочек, который вел прямо...
Вдруг домик вздрогнул и будто заплясал на каменной насыпи – так сотрясались его стены. Грохот рассыпался по крыше, рвался в дверь. К нему прибавились визгливые выкрики: "Сдавайтесь! Вы окружены. Вылезайте на крыльцо поскорее, не то вам конец!"
– Это жомбики! Что делать, Ксюн?
– Сейчас... О чем я думала? Ах, да: кто может нам помочь? Ну, конечно! Ведь она еще не кончилась!
– Кто?
– Да Ночь же! Ночь Полнолуния! Помнишь, твой дед предупредил, что она велела силам природы помогать нам, пока длится ее время. А оно?..
– ...пока еще есть. Да, но как позвать ее? М-м-м... Давай зажжем свечу. Вот. – Скучун снял с полочки над диваном старинный бронзовый подсвечник в виде рыбы, изогнувшей хвост, поставил его на стол и зажег свечу.
– А почему ты думаешь, что нужна свеча?
– Эй вы! – Грохот усилился. – Мы знаем, что вы там!
– Они там, они там! – Букара прыгала вокруг крыльца, приседала, чихала и мотала головой, тыча пальцем в дверь. Ясно, что это она привела сюда жомбиков.
– Почему свеча? Не знаю... Я чувствую, что тут нужен живой огонь...
– Ой, дверь поддается! А если Ночь не услышит нас? Скучун, я боюсь. Мама!
– Тихонько, Ксюшечка... Смотри на пламя и думай о Ночи изо всех сил. Зови ее мысленно, зови всей душой... И я буду тоже...
– Ш-ш-ш-хр-р-ом-м-м... – огромные напольные часы будто шевельнулись, трижды сдавленно прохрипев. Качнулись на цепях тяжелые гири... Заметался, зароптал огонек свечи, рванулся ввысь и угас... Кончилась ночная власть, оборвалась. И застыли двое в маленькой беззащитной комнате с летящими под потолком ткаными облаками... Они застыли и ждали.
И поддалась дверь, и оборвались засовы. С визгом и воем обрушились на них жомбики. И, не помнящие себя, оглушенные, немые, они покатились в бездну, где нет уже памяти и страха...
Таким пришло Утро. И наступил плен.
Глава II
– Синьк-синьк-синьк – тон-н-н-тон-н-н... – унылые падали капли. Падали в воду с округлого свода трубы. В каменной той трубе когда-то давным-давно заперли речку Сивец, и, покорная, неспешно плелась она теперь московским подземельем. Тоскливо тут и боязно было. Река не говорила – молчала, лишь попискивали изредка крысы, а вода пахла гнилью и еще чем-то, наводящим ужас, и горло судорогой противилось вдыхать этот смрад. Тяжелая, мертвая была эта вода.
Лодка, в которой везли пленников, освещалась багровыми всполохами факела. Его тревожного света едва хватало, чтобы разглядеть осклизлые стены туннеля. А что там впереди, позади – того уж не видно было...
В отсветах факельного огня плыла лодка и в ней плененные пассажиры, с головы до ног опутанные сырой тухлой сетью. Замерли они, закоченели от привкуса беды, запекшейся на губах. И только-только очнулись от беспамятства, потирая саднящие ушибы и озираясь по сторонам с отчаянной безнадежностью.
Вот факел наклонили пониже, и свет его настиг другую лодку, шедшую впереди. Она полна была жомбиков. И в той, где сидели наши герои, были жомбики, целых трое. Они сопели, глядели хмуро, – худо глядели, исподлобья, молчали. Только веслами вскапывали покорную речушку да слушали монотонное: тон-н-н – тон-н-н – тон-н-н – синьк-синьк...
Долго ли плыли они – не знали. Спертый воздух и горькая сеть, пахнущая рыбой, отнимали силы, волю и мысли. Мертвенный холод – был их путь. Путь по гибельной, умершей реке.
* * *
Вот и озеро Грунтовых Вод. Коричневое, вялое. Даже тины не видать не озеро и не болото – вязкая жижа бездонная, отрава. Колышется, булькает кое-где. А уж смердит...
Ксюн поскорей зажала нос и глаза зажмурила, будто и глазами – нюхать... Скучун передернул плечом, попробовал пошевелиться – не вышло, сеть крепко вцепилась в них, прижавшихся друг к другу.
Жомбики всё молчали.
Неожиданно лодку обхватили громадные чугунные крючья, спустившиеся сверху на лебедке. Лодка оторвалась от воды и, поднявшись метра на три, двинулась над озером.
Впереди завиднелось что-то, напоминавшее забетонированный холмик.
– Скучун! Ты видишь? Это, наверное, остров Жомбуль...
– Точно, это он.
– А почему лодка плывет не по озеру, а над ним, по канатной дороге?
– Это озеро как зыбучий песок – бездонное и гнилое. Все, что ни попадает в него, – тонет сразу. А остров держится вот уже сотни лет. Но и он может ухнуть в пучину – так сказано в древней летописи... Жомбики потому еще такие отчаянные, что эта их земля – предательская и неверная. Сейчас она терпит их, а завтра – возьмет да и опрокинет в зыбучее озеро...
– А как же мы? Как страшно, Скучун, что же будет с нами?
– Поглядим, Ксюшечка, помнишь, как в сказке: "Двум смертям не бывать..."
– Кр-р-рех-х-х! – Лодка, подпрыгнув, опустилась в специальное гнездо на колесиках и дальше покатилась по рельсам. Она въехала в бетонный туннель, зиявший раскрытой пастью посреди серого куполообразного бункера, и, подергиваясь, с лязгом и скрипом, вползла в кромешную тьму.
– Эй вы, пригнитесь! – Жомбики слегка пристукнули своих пленников по головам.
Лодка вдруг выкатилась в огромный зал, выложенный кафельной плиткой, в котором висели заржавленные цепи, сходящиеся в центре к просторной стальной клетке.
Пузатые коротышки вытащили из лодки свою добычу и повлекли к скрежещущей на цепях клетке. Они все скопом набились в нее, огрызаясь и шипя друг на друга. Ксюн и Скучун, притиснутые изнутри к ледяным стальным прутьям, едва дышали, когда клеть начала сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее вращаться. Скоро все поплыло перед глазами, тошнота заволокла сознание бесцветной паклей...
Когда узники очнулись – странной клетки уже не было. Лишь где-то неподалеку слышался лязг цепей.
Ярко освещенный узкий коридор то и дело петлял как в лабиринте. Вдруг чудовищный сноп света будто клинком пронзил мозг, и все остановились как вкопанные, невольно прикрыв глаза от боли.
В голом квадратном бункере с чугунными стенами, под пологом, напоминающим стальную паутину, на глыбе застывшей черной смолы им померещилась громадная коричневая бородавка, бесформенная и плотоядная. Из-за головы страшилища бил, ослепляя, необузданный луч неживого, дикого света...
То был Большой Жомб и его святилище.
– Несчастные! – бубнил он в медный рупор отрывистым контрабасом. – Куда полезли вы, жалкие, слабейшие созданья! Личинка вам не по зубам! Сидели бы тихо по своим норкам еще много-много лет... Ан, подавай им саму Красоту! Несчастные... Теперь крышка!
Рупор утробно квакал, и неестественно гулкий голос бултыхался в невысоких стенах, подобный одинокому огрызку гнилого яблока на дне ведерка...
– Личинка у меня, но ни одна живая душа ее не сыщет... И в назначенный час она исполнит мое – только мое – заветное желание. Красота моя – красота великого Большого Жомба – затопит все: и Нижний город, и Верхний, и соседние земли, и даже небо... А какова моя красота – взлелеянная, хе-хе, обмусоленная в мечтах – этого никто не знает! И не узнаете, вы... – Жомб привскочил с места на неожиданно волосатых хилых ножках и потряс кулаком над головами, распростертых ниц соплеменников. – Не для того я приказал выкрасть Личинку, чтобы доходяга-Скучун с московской девчонкой вернули ей свободу... Кальденпупер! – крикнул Большой Жомб, и тотчас откуда-то сверху шмякнулась огромная сороконожка, размером чуть больше таксы... Она топотала задними тридцатью ногами, приподняв переднюю часть туловища и раскачиваясь, словно кобра.
– В узилище их, в узилище, тащи их, Кальденпупер! – Жомб тыкал пальцем в сторону связанных друзей, потрясая безволосой головой без шеи... если только можно было назвать головой бугристую студенистую кучку бородавок с двумя пуговками красных глаз...
– Стоять, Кальденпупер! – Жомб приостановил жуткий спектакль и, обернувшись, нажал какую-то потайную кнопку.
– А теперь все – вон!
Тотчас тугие ледяные струи воздуха смели жомбиков в угол, где их поглотил замаскированный люк. Живым градом просыпались они куда-то вниз и исчезли...
Наши окоченевшие герои избежали этой участи и, одинокие, стояли теперь перед разъяренным Жомбом, опутанные омерзительной сетью...
* * *
– Ну что вы, детишки... – Жомб неожиданно сполз со своего возвышения, наступив на голову послушно сдохшему Кальденпуперу. – Не надо меня пугаться. Я ведь нежнейшее существо – вы сами убедитесь. А это все, знаете ли, так маскарад! Он наклонился, придерживая то место, где обычно бывает поясница и, кряхтя, извлек из-за глыбы вара серые велюровые тапочки. Затем, шаркая задниками без пятки, прошлепал к остолбеневшим своим узникам и принялся не спеша распутывать сеть. – Я вот что вам хочу сказать: уж очень у меня бессердечный народ. Жомбики мои – это просто ужас, что за жомбики! Боюсь я их – да, боюсь, и не буду перед вами прикидываться властелином. Ты, Ксюн, небось по вечерам телевизор смотришь? Так вот я этот телевизор люблю до крайности! У меня тут небольшая антенночка московская сверху проведена, – тайком, конечно, – и надо вам сказать: прилипаю... Все смотрю подряд, особенно мультики! Вот уж там повелители: леший – так леший, водяной – так водяной, а я так себе... ни рыба, ни мясо, а просто жомбик какой-то...
