Текст книги "Хранящие тепло"
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Получила бы? Испытала ли? Саша вздохнула: едва ли. Не для этого она пришла сюда. Если мыслить такими категориями, здесь имеется полный простор для реализации собственных амбиций. «Морально удовлетворяться» можно по сто раз на день. Но как тогда быть с закрытыми окнами? Ведь человек не может слишком долго летать, каким бы сильным он ни казался. Рано или поздно у него устанут руки – и если в тот момент он не найдет ни одного открытого окна, места, где можно было бы приземлиться, если никто не захочет его впустить – он просто упадет вниз и разобьется. И тогда она, Саша, станет соучастницей этого падения… Ну где же вы, Девять Добрых Сил?
– А теперь продолжим урок и наш разговор о Пушкине. Сегодня я расскажу вам о его поэме «Руслан и Людмила». Ни над одним из своих произведений, исключая «Евгения Онегина», поэт не работал так долго и так упорно. Он начал писать поэму, еще будучи студентом лицея. Пушкин в то время был почти что вашим ровесником…
Они уже изучали эту поэму в пятом или шестом классе. Но сейчас вряд ли кто-то из них хотя бы приблизительно помнил ее содержание. Теперь Саше предстояло провести всего несколько факультативных занятий по Пушкину, подбирая произведения по своему усмотрению. Она, почти не задумываясь, выбрала «Руслана и Людмилу». Она любила эту сказку сама и надеялась, что сумеет разделить эту любовь на двадцать частей – на каждого, поровну…
Предисловие было не долгим. Саша поступала вопреки методическим указаниям и рекомендациям по проведению урока, уделяя теории ничтожное количество времени. Она это знала. Но знала и другое – едва стоит ей начать читать, как все они переменятся. Кто-то будет слушать с видимым интересом и вниманием, кто-то – с деланным и напускным равнодушием; с последней парты наверняка прозвучит парочка изощренных комментариев, но большинство класса на них не отреагируют. Они будут слушать Пушкина. А Саша будет читать… А потом прозвенит звонок – и если он застанет ее на половине фразы, эта фраза не останется неоконченной. Они будут слушать дальше.
Перед уходом Саша забежала в учительскую.
– Ох, и удивляюсь я вам, Александра Алексеевна!
Она улыбнулась, поймав приветственный взгляд высокого молодого человека с копной рыжих волос и веснушками на лице. Владимир преподавал в училище физику.
– Чему же вы удивляетесь, Владимир Николаевич?
– Гипнотизируете вы их, что ли? Ведь сидят – как мертвые, и слушают, черти! У меня на уроках никогда такой тишины не бывает. Я сегодня мимо вашего кабинета проходил, остановился на секунду… Как там было? – он наморщил лоб, мучительно пытаясь что-то вспомнить: – Ах, если мученик любви страдает страстью безнадежно, хоть грустно жить, друзья мои… Кат там было?
– Однако жить, – улыбнувшись, закончила Саша, – еще возможно!
– Вот-вот? Ведь слушают же, черти! Как это вы, а?
– Это не я, Володя, – улыбнулась она, – это Пушкин. Я здесь ни при чем.
– Убегаешь уже, Саша? – он посмотрел на нее пристально, слегка прищурившись.
– Да, убегаю. Меня сегодня в гости пригласили. На новоселье.
– В гости, значит, – медленно произнес он, – ну, тогда… Тогда ладно.
– А что? – спросила Саша, почувствовав, что он не все сказал.
– Да нет, ничего. Это я так. У меня лишний билет в театр был, но если в гости…
– Очень жаль, Володя. Как-нибудь в другой раз, ладно?
– Ладно, – согласился он.
– До завтра, Володя!
– До завтра!
Саша скрылась в дверном проеме, чувствуя на себе его пристальный и задумчивый взгляд.
Новоселье оказалось не слишком людным, но шумным. Саша с любопытством оглядывала окружающих ее молодых людей. Безусловным «гвоздем программы» был Федор. Он практически не умолкал, рассказывая то анекдоты, то случаи из жизни, скорее напоминавшие анекдоты. Его жена Маша действительно была несколько напряжена. Она была красивой, но, на взгляд Саши, красота ее была холодноватой, застывшей и несколько условной, потому что, если дать волю воображению и представить себе Машу без умело наложенного макияжа и тщательно уложенной прически, получилась бы гораздо более живая и интересная женщина. Пусть не такая яркая, немного растерянная от собственной неприкрытой беспомощности, зато – живая. Другая пара – Антон и Вероника – были новобрачными, очень милыми, симпатичными и удивительно похожими друг на друга. Оба русоволосые, с короткими стрижками-ежиками, напомнившими Саше ежики ее «потерявшихся мальчиков», синеглазые и круглолицые. Они поженились всего две недели назад и были полностью поглощены друг другом. В глубине души Саша сомневалась в том, что они вообще заметили ее присутствие и сознают повод, по которому собрались.
– Денис задерживается! – торжественно объявил Федор. Настолько торжественно, что Кристина, не удержавшись, рассмеялась:
– Что, государственные дела не дают возможности расслабиться господину президенту?
– Какие государственные дела, он же футболист, – пояснил Федор, на короткое мгновение напрочь утратив свое чувство юмора. – Вратарь. Отличный вратарь, между прочим! Такие мячи ловит!
– Ну, это тоже важно. Почти что президент. Честь державы нужно отстаивать на всех уровнях, а футбол у нас, как известно, в почете. Правда, Саш? – Кристина обернулась к Саше, ища поддержки.
Саша заметила язвительный огонек в ее глазах. Пожалуй, она придает все-таки гораздо большее значение этому знакомству, чем пытается показать. По крайней мере, так показалось Саше. Она подумала об этом еще в тот момент, когда стала свидетельницей реакции Кристины на сообщение Федора о том, что Денис все же придет на новоселье. Глаза Кристины потемнели. Саша была знакома с Кристиной давно, а потому знала, что потемневшие глаза – сигнал о том, что душа ее всколыхнулась.
– Не знаю, – Саша решила не поддерживать язвительного тона подруги, прежде всего потому, что не видела для этого оснований. Ей больше хотелось поддержать Федора, который выглядел немного нелепо, а оттого трогательно. Он напряженно вглядывался в глаза Кристины, словно искал подтверждения своей догадке: кажется, кто-то пытается оскорбить его друга. При этом Федор, за неимением нужного количества стульев в доме, сидел на низком пуфике и смотрел на Кристину снизу вверх.
– Он футболист? А в какой команде играет? – задавая этот вопрос, Саша невольно улыбнулась, заметив искры в глазах Кристины. Подруга, определенно, посчитала ее предательницей, переметнувшейся на сторону врага.
– В «Соколе», – просиял Федор, – в высшей лиге.
– Пока – в высшей! – Кристина, в отличие от Саши, оказалась в курсе футбольных событий, происходящих в стране. – Наверное, очень хорошо играет. Такие мячи ловит – фантастика! Жаль, что последний сезон.
Федор тут же принялся горячо рассуждать о травмах, преследующих футболистов, бестолковой политике тренерского состава, неоправданных растратах и немотивированных заменах части основного состава. Кристина пыталась с ним спорить, а Саша лишь наблюдала, улыбаясь. Она и сама не знала, отчего в этот вечер у нее было такое хорошее настроение. Со временем в разговор вступила и Маша, а пару фраз подкинул даже вечно поглощенный своей Вероникой Антон.
– Послушайте… У нас что – нет другой темы для беседы? У нас как будто не новоселье, а заседание совета футбольной федерации! – окончательно вспылила Кристина, почувствовав, что сдает позиции в споре. – Что же это за человек такой, который еще и появиться не успел, а все присутствующие, в том числе лично с ним не знакомые, битый час только о нем и говорят! Антон, ты ведь тоже не знаком с этим… Денисом?
– А? – только и смог произнести Антон, и Кристина махнула рукой.
– Мы не о нем говорим, а о футболе, – возразил Федор, – а человек он на самом деле очень интересный. Сама увидишь.
– Слышала уже об этом. Сто раз. Давайте лучше о чем-нибудь приятном и менее спорном.
Саша понимала, чем вызвана эта неосознанная агрессия Кристины. Если бы этот почти мифический Денис проявил побольше заинтересованности Кристиной и не отказывался бы от встречи, если бы решил прийти не в самый последний момент, а проявил стойкое желание посетить вечеринку и познакомиться с ней с самого начала – Кристина, вероятно, не реагировала бы так остро. Но в данной ситуации она чувствовала, что ее сначала отвергли, а потом милостиво согласились на встречу, только из уважения к старому другу.
– Он меня бесит. Уже заранее, – шепнула она Саше, – а ты – предатель.
– Я не предатель, – таким же приглушенным шепотом ответила Саша, – мне просто стало жалко Федора. Кажется, он твоего Дениса очень высоко ценит и очень болезненно реагирует на любую попытку критики в его адрес.
– Он такой же мой, как и твой, – недовольно пробурчала Кристина, и Саше пришлось извиниться. Кристина извинение приняла и в знак примирения подняла бокал. Через несколько минут мир за столом был окончательно восстановлен. Разговоры о футболе и о Денисе прекратились, Федор снова стал шутить, а Маша неотступно следила за каждым его взглядом.
– Спрашивает, значит, один мужик другого… – прервавшись на мгновение, Федор опрокинул рюмку водки, сочно и с хрустом закусил соленым огурцом. – Ты где говорит, работаешь? Нигде, мужик отвечает. А что, говорит, делаешь? Ничего, мужик отвечает. Слушай, это же отличное занятие, мужик говорит. Да, отличное, но зато конкуренция какая!
Саша улыбалась. Ей просто нравился Федор, нравилась его мимика, притягивало обаяние, исходившее от него. В другой ситуации она бы уже давно сошла с ума от такого количества анекдотов.
– А вот еще, слушайте…
Но начать рассказывать следующий анекдот Федору не пришлось. Раздавшийся звонок заставил его подскочить с места.
– Ну, наконец-то! Тоже мне, президент, лицо государственной важности! – на ходу ругался Федор, довольно потирая руки. Он ни на минуту не сомневался в том, что сейчас в компании появится наконец долгожданный предмет вспыхнувшего раздора. Денис.
Саша, прищурив близорукие глаза, всматривалась в темноту тускло освещенного коридора. И почти сразу столкнулась с его глазами. Столкнулась – и долго не могла отвести взгляда, не в силах объяснить себе этого странного притяжения. Как будто с этой минуты она потеряла способность контролировать собственные действия, безвольно повинуясь неведомой силе, с которой до сих пор еще ни разу в жизни не сталкивалась и потому не знала, как ей противостоять.
По дороге Денис купил большой букет белых лилий в качестве подарка хозяйке дома. Он знал, что Маша любит цветы больше всего на свете – возможно, даже чуть больше, чем она любит Федора, каким бы странным ни показалось это сравнение. Он не успел приехать вовремя, потому что задержался на тренировке, и вместе с букетом цветов собирался преподнести Маше букет извинений. Его немного тяготила мысль о навязанном ему знакомстве с Кристиной, но в конце концов решив, что это знакомство его ни к чему не обязывает, вообще перестал об этом думать.
– Ну, наконец-то! – Федор попытался сделать суровое лицо, но, поскольку был на это в принципе не способен, почти через секунду рассмеялся. – А мы тебя заждались! Послушай, Дэн…
Федор говорил еще что-то. Но Денис его уже не слышал.
Там, в глубине комнаты, он увидел свет. В ту же секунду что-то оборвалось внутри, как будто его пронзил электрический заряд. И он почувствовал, что этот свет зовет его, манит к себе, не давая возможности сопротивляться.
«Что это?» Он так и не смог ответить на этот вопрос, не понимая, что происходит. Медленно, словно на ощупь, он продвигался вперед, к источнику света, не замечая смятения на лицах окружающих людей. Ему казалось, что он двигается слишком медленно, словно сквозь толщу воды, делающей очертания расплывчатыми, что его отделяет от источника света огромное расстояние. Хватит ли сил его преодолеть? Хватит ли времени дойти до света, дотронуться до него, пока он не погаснет?
Он не замечал удивления и растерянности на лицах окружающих его людей, не замечал насмешки, появившейся на лице Маши. «Так вот она какая… – первая осознанная мысль промелькнула у него в сознании, и в ту же секунду он почувствовал, что эти слова не передают и сотой доли того, что он сейчас чувствует; и все же продолжал мысленно повторять их, как заклинание: – Вот она какая…»
Последние шаги – и вот наконец он приблизился к свету. Водная муть расступилась, и теперь он смог четко разглядеть девушку, стоящую перед ним. «Вот она какая…»
– Здравствуйте, Кристина…
Огромные глаза распахнулись еще шире. Тонкие брови медленно поползли вверх, изогнувшись легкой волной. Что-то было не так. Он почувствовал, как где-то внутри шевельнулась тревога. Но свет все еще горел, несмотря ни на что. Он не сразу понял, что означает этот взлет бровей и удивление на лице.
– Нет, – услышал он, и в ту же секунду тревога полностью заполнила собой каждую клеточку души. «Нет» как эхо, на сотни разных голосов, без конца звучало в сознании. «Нет» показалось окончательным приговором чуть было не сбывшемуся нечаянному счастью.
– Саша, – произнесла она едва слышно, – меня зовут – Саша.
– Саша, – повторил он так же тихо, и снова: – Саша…
Чувство реальности вернулось к нему спустя секунду. Перед ним стояла девушка. Только глаза – эти глаза и заставили его сойти с ума. Он понятия не имел о том, сколько времени они стояли вот так, глядя друг на друга, веря и не веря в то, что с ними происходит. На мгновение он опустил взгляд. Ему было больно смотреть на свет, и он тут же увидел лилии. Он ни секунды не сомневался в том, что купил эти цветы для нее. Только для нее одной, потому что знал, что встретит ее. Непременно встретит – ведь когда-нибудь это должно было произойти. Он уже протянул руку, чтобы отдать ей букет, но в это время услышал, словно издалека:
– Эй, Денис, с тобой все в порядке?
Машинально он проследил взглядом в том направлении, откуда раздался голос, и увидел лицо Маши. Маша – она была здесь. И Федор, и еще какой-то парень с девушкой, и еще одна девушка… Дрогнув, его рука опустилась.
– Маша… Это тебе, – сказал он, но не сделал ни одного движения, а потому остался непонятым.
– Что мне? – он снова не заметил насмешки.
– Цветы. Знаешь, белые лилии – цветы девы Марии…
– Денис… – Маша подарила ему счастливую и самую искреннюю улыбку, на которую только была способна. – Ты прелесть.
Теперь он смотрел на Машу. Она даже немного смутилась от того, каким напряженным был его взгляд. А он смотрел, чувствуя, что только таким образом сможет наконец справиться со своим наваждением – если будет долго-долго смотреть на Машу, на ее лицо. Маша была подтверждением того, что он, по крайней мере, не спит. Ему даже захотелось дотронуться до нее, чтобы доказать себе, что она – настоящая, живая, что она на самом деле здесь, рядом, что она реальна, и поэтому все остальное – тоже…
Все остальное. Он медленно повернул голову и снова увидел Сашу. Она показалась ему еще более прекрасной, если такое вообще возможно. Но он уже сумел взять себя в руки, самообладание вернулось к нему, и даже чувство легкого удивления и смущенного неприятия своей реакции на эти глаза стало зарождаться где-то в глубине. Рядом с Сашей сидела еще одна девушка. Эта девушка тоже была незнакомой. Поймав ее взгляд, Денис немного смущенно улыбнулся.
– Кристина, это, видимо, Вы…
Она кивнула, рассматривая его пристально и немного холодно, но не без интереса.
– Очень приятно. А я – Денис, – он протянул девушке руку, изо всех сил стараясь не смотреть туда, куда смотреть было больно.
– Без комментариев, – почти про себя проговорил Федор и поставил единственный оставшийся стул, сбереженный специально для Дениса, рядом с Кристиной. – Садись.
Денис послушно опустился рядом, продолжая осматриваться вокруг. Напротив сидели еще двое незнакомцев.
– Ты бы представил его, Федор, чтобы недоразумений больше не возникало, – с легкой усмешкой в голосе произнесла Маша. Денис заставил себя улыбнуться ей. Машка от природы обладала потрясающей интуицией и умела чувствовать обстановку, как самый лучший разведчик. Ей не надо было ничего объяснять: она поняла даже то, чего сам Денис понять был не в состоянии. Машка с самого детства была его другом. Она знала его очень хорошо, почти как саму себя. И она была немного шокирована: она понимала, что произошло, но не могла найти никаких объяснений случившемуся.
Разговор за столом не клеился. Маша и Вероника, через некоторое время прекратившие попытки разговорить мужчин, начали говорить про кактусы. Денис теперь внимательно смотрел на Веронику, улыбаясь ее немного детской восторженности:
– Непостижимые растения. Удивительные, нереальные формы! Ты же видела у меня, Маша, на южном подоконнике астрофитум с желтыми цветами? В начале декабря должен опять зацвести…
– Да, я помню… А у меня сгнил такой цветок.
– Это от излишней влажности. Астрофитум не любит чрезмерной влажности, он погибает… – сказала Саша почти что грустно.
Денис снова посмотрел на нее. У него было достаточно времени для того, чтобы окончательно прийти в себя. Впрочем, он не был в этом уверен. Теперь он уже ни в чем не был уверен, а потому боялся, что с ним снова произойдет что-то непредвиденное.
Она как будто скорбела о погибшем цветке. «Странная, – подумал Денис. – Странная, нереальная какая-то девушка. Как будто выдуманная. Разве бывают такие?»
Он продолжал рассматривать ее, веря и не веря в то, что сможет оторвать взгляд без особых усилий, как только ему захочется перестать смотреть на Сашу. Глаза ее действительно были огромные. Но дело было не в этом. Денис видел девушек с большими глазами, но в этих глазах была скрыта какая-то тайна. Саша смотрела на мир так, как будто хотела прокричать миру: я здесь, я рядом, я все сделаю для тебя! Глаза были грустные – но это была не та меланхолическая грусть, которая делает женскую беззащитность и слабость столь привлекательной для мужчины. Это была настоящая скорбь, боровшаяся в самой глубине этих глаз с надеждой и верой в то, что все кончится хорошо. Надежда побеждала, но скорбь оставалась, притаившаяся и готовая в любой момент выплеснуться и заполонить своей мутью эту безоблачную озерную синеву. И было что-то еще. Что-то еще, чего он никак не мог объяснить. Может быть, эти глаза были слишком синими, нереально синими…
Он почувствовал, как Федор, сидящий справа, легонько толкнул его в бок. Денис поднял протянутую ему рюмку и, оглядевшись по сторонам, понял, что все от него чего-то ждут.
– Тост в честь новоселов. Ты сегодня его еще не произносил, – тут же пришла ему на выручку Маша.
– Тост. Ах, да, тост…
Денис встал, не вполне отчетливо сознавая, уместна ли подобная торжественность – может быть, можно было произнести тост, и не вставая с места.
– Я хотел бы…
Он хотел бы, чтобы все люди, сидящие сейчас вокруг него, испарились. Испарились хоть на некоторое время. Исчезли, подарив ему возможность смотреть в эти глаза, не отрываясь. Тогда, возможно, он понял бы… «Слишком синие. Нереально синие. Может быть, поэтому…»
– Хотел бы сказать вам, дорогие мои Федор и Маша, что я искренне…
Он снова замолчал. Замолчал, как оказалось, надолго.
– Все понятно. Ты искренне желаешь нам счастья. Не судите его строго, он же спортсмен. А когда есть сила, то, как известно, все остальное если и требуется, то в весьма умеренных количествах, – рассмеялась Маша. Единственная, наверное, из присутствующих за столом догадавшаяся, что затянувшаяся пауза – не просто пауза, а конец его речи.
Денис благодарно улыбнулся в ответ. Машка его все-таки поддержала, несмотря на то, что поддержка была несколько язвительной. Он и сам злился на себя за это наваждение, но мысли неотступно бились в тупике, не в силах вырваться из замкнутого круга: «Что-то еще…»
Впрочем, Машка на самом деле оказалась молодцом. Она сумела всех развеселить, и Денис был рад этому, несмотря на то, что поводом для шутки послужил он сам, что при других обстоятельствах неминуемо задело бы его самолюбие. Федор снова принялся блистать остроумием. Его запас историй был неисчерпаем. Несмотря на то, что Денис знал Федора уже много лет, большинство из этих историй даже он слышал впервые. Через некоторое время Денис успокоился настолько, что даже оказался способным поухаживать за Кристиной, подложив ей в тарелку салата; он даже сделал ей комплимент, правда, тут же забыл, о чем он. Время шло странными скачками – то тянулось медленно, как загустевший сироп, то летело стремительно, как стрела. Это было в те моменты, когда он смотрел на Сашу. Иногда их взгляды встречались. Она смотрела спокойно и дружелюбно, а он – напряженно, боясь, что ему опять не хватит времени, чтобы насмотреться и понять наконец, в чем загадка. Так и случалось – каждый раз, когда он, казалось бы, уже был близок к цели, она опускала глаза, отводила взгляд в сторону, обращая свой свет на кого-то другого. Встречаясь с ней взглядом, он изо всех сил пытался услышать ее, расшифровать сигналы, посылаемые этим светом, и каждый раз разочарованно убеждался в том, что на самом деле она молчала. Она просто смотрела, светила – и все. Как светят далекие звезды, связанные вечным обетом молчания. Возможно, если бы кто-то невидимый и могущественный позволил им нарушить этот обет, они могли бы сказать многое…
Ему нравился ее голос. Приглушенный тембр и нестройный ритм речи напоминали неуверенные движения пианиста, который проводил по клавишам дрожащими пальцами, пытаясь воспроизвести давно придуманный и уже почти забытый мотив, родившийся в душе в минуту потрясения, в момент откровения, который бывает в жизни лишь однажды. Нравились ее волосы. Легкие, воздушные, полупрозрачные и белые, как пух тополей, как перистое облако…
Иногда он ловил укоризненные и немного растерянные взгляды Маши и пытался призвать на помощь рассудок. Тополиный пух вызывает аллергию. Облако – только сгусток испарений с Земли, закрывающий солнце. Музыкант с дрожащими пальцами – это всего лишь непрофессионал или алкоголик, не успевший похмелиться. А глаза… Таких глаз не бывает. Это оптический обман, это синие линзы… Или – просто сон. Но через секунду, снова поймав синий взгляд, чувствовал, что все его аргументы «против» разбиваются на сотни мелких осколков, которые уже нельзя склеить. Машка требовала от него невозможного…
Вечер близился к концу. Федор пару раз зевнул. Антон и Вероника исчезли как-то незаметно. Денис не был уверен в том, что они попрощались. Следом за Антоном и Вероникой поднялась с места Кристина.
– Я, наверное, пойду, Маш. Уже поздно, да и вы устали, наверное…
Хозяева не слишком-то возражали. Через минуту после того, как Кристина вышла из комнаты, Федор снова толкнул Дениса в бок:
– Чего сидишь-то? Проводи, поздно уже, темно на улице!
Денис неохотно поднялся с места. В тот же момент поднялась и Саша. Их взгляды снова встретились. Она открыто улыбнулась ему и снова украла свой свет, обратившись к Маше:
– Я помогу тебе помыть посуду… И даже не возражай!
Маша благодарно улыбнулась в ответ. Саша на некоторое время задержалась в коридоре, прощаясь с Кристиной. Денис поспешил за ней, но она уже скрылась на кухне.
– Я провожу, Кристина.
Кристина кивнула, почти не глядя.
На кухне зашумела вода. Странно, она даже не попрощалась с ним. Неужели тот взгляд был последним?
Денис чмокнул Машу в подставленную щеку, пожал Федору руку, слыша только шум воды в кране и звон посуды. Он уже обернулся к двери, когда из кухни все же выглянула Саша.
– До свидания, Денис. Очень приятно было…
– Да, осень в этом году хорошая. Так тепло и так красиво. Но все-таки я не люблю осень.
– Отчего же, Кристина?
– Не знаю даже. Осенью мне всегда грустно. Хочется закрыться в комнате, накрыться с головой пледом и философствовать, рассуждать о смысле жизни. Чтобы никто не трогал и не мешал…
– Но что же в этом плохого? Нормальному человеку должно быть свойственно задумываться о смысле жизни.
– Возможно, но только все это очень грустно. Гораздо проще весной, когда думать ни о чем не хочется. Хочется просто радоваться, часто беспричинно.
– Весна – пора беспричинной радости, а осень – пора беспричинной грусти, – улыбнулся Денис. – Жаль, что человек не может перемещаться во временах года по своему желанию. Сел на самолет – и улетел в весну. Надоело радоваться – переместился в осень…
Кристина улыбнулась.
– Ты это очень здорово сказал. Нужно запомнить. Знаешь, я ведь собираю умные и красивые мысли. И грустные мысли иногда тоже собираю.
– Странная коллекция…
Денис впервые за весь вечер посмотрел на Кристину с интересом. Серые, глубоко посаженные умные глаза, обрамленные длинными и загнутыми ресницами. Длинными, доходящими едва не до бровей. Безупречные черты, правильный овал лица, нежная оливковая кожа. Густые русые волосы, распустившиеся красивой и живой волной по плечам. Кристина была привлекательной. Очень привлекательной девушкой. Наверное, он смог бы заметить и оценить эту привлекательность, если бы…
Если бы секундой раньше его не ослепил синий свет. Если бы не эти глаза, заслонившие реальность. Но что-то изменить теперь уже было поздно. Теперь без этого света ему было слишком темно и неуютно, а мир хотелось видеть только отраженным в этой синеве. Пусть даже это будет всего лишь отражение…
– И что же ты с ними потом делаешь? С мыслями? Варишь колдовское зелье?
– Практически, – улыбнулась Кристина, – это очень метко сказано. Именно этим я и занимаюсь. Беру большой котел, ставлю на плиту, взлохмачивая волосы, цепляю накладные ногти… Как злая волшебница Гингема. Творю, а рядом – пачка сигарет.
– А если серьезно?
– Это почти серьезно. Я их использую. Сначала думаю над ними, а потом использую… Я ведь пишу.
– Да, я знаю, мне говорили… А что ты пишешь?
– Да так, ерунду всякую. Любовные романы, по большей части.
Денис улыбнулся.
– Не жалко умные мысли тратить на ерунду?
– Знаешь, иногда действительно очень жалко бывает, – согласилась Кристина, – прямо до слез. Но, с другой стороны, без них, этих умных мыслей, получалась бы совсем уж ерунда… Окончательная и беспросветная.
– И много ты уже их написала?
– Прилично. Честно говоря, не считала… Может, штук пятнадцать.
– Наверное, разбогатела…
– Да нет, что ты! – засмеялась Кристина. – Все съедают ненасытные акулы-посредники. На жизнь хватает, а о большем я не задумываюсь.
– Деньги, – задумчиво сказал Денис – это то, что переходит из рук в руки, не согревая.
– Кажется, что-то подобное я читала у Киплинга.
– Да, эта умная и грустная мысль не моя. Так сказал Маугли… Но такова твоя философия?
– Пожалуй… Но ведь это справедливо, ты не находишь?
– Безусловно, это и моя философия. Дашь почитать свою книгу?
– Не дам, – категорично отрезала Кристина без всяких объяснений, – ну вот, мы и пришли…
Они стояли у торца девятиэтажного шестиподъездного дома.
– Что ж… Покажи мне свои окна.
– Вон те, на пятом этаже, видишь?
Денис кивнул.
– Я подожду, пока загорится свет.
– Не стоит. Со мной ничего не случится, я в рубашке родилась.
– И все же…
Она медлила всего лишь секунду – возможно, ожидая, что он скажет ей что-то еще. Но он молчал, и она, быстро повернувшись, махнула ему:
– Очень приятно было познакомиться.
– Мне тоже, – искренне ответил Денис, на мгновение испытав неловкость: может быть, следовало спросить у нее номер телефона, хотя бы для приличия? Но ведь он знал, что никогда не будет ей звонить. Скрывшись сейчас в своем подъезде, она, может быть, больше никогда не появится в его жизни. Впрочем, догадывался Денис и о том, что Кристину приличия не волнуют. А значит, он поступил правильно, решив не давать напрасных обещаний. Кристина – это не Жанна. Но и не Саша…
Саша. Свет давно уже загорелся в окне, а Денис все стоял на том же месте, просто не представляя, что ему делать дальше. Стоял очень долго, почти не двигаясь, глядя прямо перед собой. А потом повернул обратно – в ту сторону, откуда пришел, провождая Кристину.
После третьего звонка дверь наконец открылась. Перед ним стояла Машка в кружевном пеньюаре. Она смотрела молча, но вопросительно.
– Вы уже легли… – пробормотал Денис, пряча глаза от взгляда Кассандры. Наверное, точно такой же взгляд был у древней греческой прорицательницы, видевшей всех насквозь. Но потом решил, что притворяться, будто он забыл у них шарф или носовой платок, не стоит. – Машка, а как же Саша?
Машка вздохнула.
– Я так и подумала, что с тобой что-то неладное творится. Ну что – Саша?
– Она ушла?
– Конечно, ушла. Время – одиннадцать почти.
– Но как же… Она ведь одна. Ее Федор проводил?
Денис сгорал от досады.
– Чего ее провожать-то? Три ступеньки вниз спустилась.
– Три ступеньки вниз?… Это как?
– Так. Она ведь живет здесь, внизу, под нами. На втором этаже.
– На втором этаже?… Внизу?
– Да, радость моя. Я, честное слово, спать хочу. Ну что ты на меня уставился, как будто первый раз видишь?
– Ты красивая. Ты замечательная Машка! Значит, три ступеньки вниз?…
Радость его испарилась точно так же внезапно, как и появилась в душе. Стремительно скатившись вниз по перилам, он застыл напротив двери в темно-коричневой дерматиновой обивке и понял, что не имеет понятия, что же ему теперь делать. Он стоял и смотрел на эту дверь, как будто ожидал, что она сдастся наконец под напором его взгляда и откроется сама, впустив его туда, куда он так стремится.
Вернувшись домой, Саша долго сидела на кухне у подоконника, глядя, как постепенно темнеют окна в доме напротив. Огни потухали один за другим, яркий свет сменялся на более приглушенный, исходящий из глубины свет телевизора, а потом совсем угасал. Освещенные окна постепенно выстраивались в ровные столбики, разрезая прямоугольное здание на множество узких полосок. Это хозяйки суетились на кухне, доделывая свои дела. Столбики постепенно редели, теряли свои строгие очертания – люди ложились спать. Саше не хотелось пока ложиться, и она задумчиво выстраивала в своем воображении из освещенных окон разные причудливые геометрические фигуры, пыталась отыскать очертание какого-нибудь предмета, как обычно делают дети, глядя на облака. Она соединяла освещенные окна воображаемыми линиями, как соединяют люди звезды, придумывая созвездия, и искренне радовалась, когда ей удавалось соединить сверкающие точки в какой-то образ.
– В черном небе – слова начертаны, – шептала Саша, – и ослепли глаза прекрасные… А вот и птица. Большая… Вот клюв. Летит, раскинув крылья. Кажется, поранено одно крыло.
Она посмотрела на часы. Скоро одиннадцать, нужно бы уже лечь. Но Саша почему-то боялась ложиться. Она знала, что сейчас, стоит только ей отвлечься от этой детской игры в воображаемые фигуры, она станет думать о том, о чем ей думать, наверное, все-таки нельзя…
Разве у нее есть на это право? Ведь любовь превращает человека в эгоиста, заставляя его думать только о себе и о предмете своей страсти. Когда-то давно, несколько лет назад, Саша была влюблена. И дело было даже не в том, что финал того чувства был достаточно трагичным и заставил ее несколько месяцев мучиться воспоминаниями. Она ни минуты не жалела о том, что в ее жизни тогда случилась любовь. Но сейчас ей казалось, что она больше не может себе позволить такой роскоши – полюбить.
