Текст книги "Наивны наши тайны"

Автор книги: Елена Колина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

«Это все было просто так, – сказала она Б. А., – на самом деле тут не о чем и говорить, – я всего-то два раза выходила замуж официально и три-четыре раза неофициально».

Но зато она больше никому не позволяла себя мучить. А если не позволять себя мучить, то никому и в голову не придет это делать.

В той давней истории Б. А. всласть наигрался с ней и в большую любовь, и в «осенний марафон». Между ними было все, что положено, в полном соответствии с жанром. Любить – не любить, честно – нечестно, видеть – не видеть, навсегда – сейчас – никогда... Он приходил и уходил, обижал и обижался, уверял, что прямо сейчас решит уйти к ней навсегда, или нет – лучше они не будут видеться никогда!.. Или нет, он твердо решил – лучше всего будет все оставить как было, и он станет приходить к ней два раза в неделю. Все были дела обычные, как у всех: «Я без тебя не могу, но как же жена?.. Что, вот так прямо и сказать: твой муж, дорогая Кира, оказывается, уже не твой муж...»

– Говори что хочешь. А можешь ничего не говорить. Лично я не стремлюсь немедленно образовать семью – ячейку общества.

– Я хочу, чтобы у нас все было навсегда...

– Я сама не навсегда, так о чем разговор? Мужчины самые сентиментальные существа на свете.

– Я без тебя не могу, но...

И кто же не слышал таких слов? Но от этого они не становились менее грустными...

 Аврора кривила душой – она очень сильно хотела иметь семью, обязательный вечерний чай и вечернее чтение стихов под абажуром. Б. А. очень хотел быть с Авророй, но... ведь его развод с Кирой был формальностью, ради Кирилла, и его семья продолжала оставаться семьей. Главным аргументом Б. А. был Кирилл: такой еще маленький в свои шестнадцать лет, казавшийся еще беззащитнее с этими его усами и басом, чем в пять лет, чем в десять... Неужели мальчик останется без отца?

Аврора страдала и злилась на себя за то, что страдает. Злилась и на Б. А. – больше всего он тогда хотел жалости к себе, и чем больше боли приносил ей, тем настойчивей требовал сочувствия и понимания. Он столько раз произнес слово «понимать» в разных вариантах: «Пойми, ты не понимаешь, понимаешь не до конца», – что с тех пор при словах: «Ты меня не понимаешь» ее бросало в дрожь. И это все были дела обычные, как у всех, но Аврора интересовалась не всеми, а собой, и долгие годы после того, как они расстались, лелеяла уютно горестную мысль о том, что он предал их любовь.

Теперь, по прошествии стольких лет и мужей, старые слова «предательство», «никогда», «навсегда» и тому подобная чепуха уже не имели для нее ни цвета, ни запаха, но этот его взгляд искоса напоминал ей, что тщательно замаскированный приличиями эгоизм всегда помогает Б. А. выжить.

Хотя вообще-то Б. А. был очень хороший человек, каких не часто встретишь. Как у любого, даже очень хорошего человека, у него вполне могли не сложиться отношения со взрослым сыном, и разве можно было его за это осуждать? Но Аврора-то видела Б. А. насквозь!..

Б. А. обожал сына. К тому же Кирилл был очень удобным для своих родителей ребенком. Подолгу играл один

под беседы взрослых и, не испытывая нужды в слушателях, сам для себя сочинял то ли сказки, то ли длинные путаные истории, в которых странные придуманные события соседствовали с обыденными вещами. Эти обыденные вещи приобретали в его рассказах необычные свойства, например, стулья, шагая четырьмя ногами, вдруг уходили из дома, настольная лампа становилась чудовищем, а у оживших карандашей вырастали головы сказочных животных.

В первом классе он впервые предъявил публике свои фантазии – написал пьесу, которую предложил поставить на елке, но вместо ожидаемой славы родителей вызвали в школу, чтобы побеседовать о странностях мальчика. Сочинения Кирилл писал плохо, путано, но всегда сочинял что-то для себя, хотя уже никогда никому не показывал своих сочинений.

...Чужая душа потемки, но даже Б. А., любивший заглянуть в самые дальние закоулки собственного душевного сада, не признавался себе, что ссора с сыном вовсе не была вызвана тем, что Кирилл своими писаниями развращает, оглупляет народ. На самом деле и ссоры-то никакой не было, и на оглупление народа ему было наплевать. Пусть уж народ сам как-нибудь разберется!..

Он был не нужен сыну, вот и вся причина. Мальчик всегда ощущал себя как неотъемлемую часть матери, и даже временные охлаждения между Б. А. и Кирой приводили к тому, что у Кирилла моментально пропадала потребность в отце.

Безразличие Кирилла было невыносимо обидным. Сын вышел из его жизни, как из остановившегося трамвая... но бороться за любовь взрослого сына было невозможно, да и с кем бороться – с Кирой, с самим Кириллом?..

Б. А. придумал ссору, придумал причину, нежно и тоненько заштриховал в душе больные места. В этом умении он за годы жизни с Кирой поднаторел. Все лучше, чем выворачивать себя больными швами наизнанку. ... А Ракитины много лет жили врозь, в одной квартире, но врозь. Сначала развестись с Кирой было никак нельзя – чтобы не травмировать Кирилла. То есть разойтись, ведь формально они были разведены давнымдавно, но их связывал сын, Кирилл, – ребенок ли, взрослый, не имело значения. Б. А. годами не видел Аврору. Изредка, не чаще двухтрех раз в год, он бродил по залам Русского музея, где Аврора служила экскурсоводом, и ему удавалось случайно встретить ее с группой. Тогда он прятался за чужие спины и – вот уж совершенный верх глупости! – забывал замирать от любви, так особенно она говорила. Как, скажите на милость, она умудрялась среди своих нелепостей высказать неожиданно глубокую мысль, словно выпустить лебедя из стайки утят – не иначе как случайно!.. Аврора вела себя живенько: делала своим экскурсантам большие глаза, подскакивала, жестикулировала. И частенько сильно привирала, добавляя забавные несуществующие подробности о художниках и картинах. Почему ее до сих пор не выгнали с работы за вранье? Ведь если бы экскурсанты были людьми искусства, они легко заметили бы ее придумки. Но среди экскурсантов таких не попадалось, зато прежде далекое от них искусство подходило к ним теперь совсем близко и плескалось у их ног, словно море. На ее экскурсии – послушать Аврорино вдохновенное вранье – была отдельная запись.

* * *

Аврора выходила замуж, снова оставалась одна, и снова выходила замуж, и снова оставалась одна, но расстаться с Кирой было все равно нельзя – из-за Кирилла. Последние годы Б. А. совсем не виделся с сыном, но и тогда уйти от жены все равно было нельзя, чтобы не травмировать сорокалетнего культового писателя... Пойди пойми после этого людей, если человек себя-то понять не в силах.

Полгода назад, после Кириной смерти, Аврора опять появилась, как именно, он не понял. Может быть, он сам пришел к Авроре, потому что больше ему некуда было идти... Б. А. на нее накричал, Аврора обиделась, они всласть поссорились, и это опять была любовь – они просто достали ее оттуда, где она лежала, аккуратно свернутая и проложенная папиросной бумагой, развернули и стали любоваться.

И вот они опять вместе, теперь уж навсегда... если применительно к Авроре можно говорить о каком-то глупом «навсегда».

Больше всего на свете Б. А. хотел любви, то есть каждый день поучать Аврору, поругивать Аврору, следить за ее здоровьем.

– Ты надела шапку? Сегодня ветер, – звонил Б. А. в точности в ту минуту, когда она уходила в Русский музей.

– Ты еще спроси, сходила ли я перед уходом в туалет, – кокетливо раздражалась Аврора.

У Б. А. к Авроре имелось множество очень серьезных претензий. Почему, например, им в их возрасте не оставить наконец все эти глупые свидания и не жить вместе?

Все его претензии были совершенно справедливы, по делу и предъявлялись только ради ее же блага. Например, Б. А. страшно раздражала Аврорина страсть к воспоминаниям, и он брюзгливо бормотал про себя: «Опять тебя не было вечером дома! А я звонил весь вечер, волновался, как ты дошла по своим дворам, особенно по третьему двору...» С вечной привычкой отслеживать свое внутреннее состояние Б. А. замечал в этих страхах странную двойственность. С одной стороны, он боялся, что на Аврору нападут и изнасилуют, – будто его любимая была юная дева. С другой стороны, он понимал, что у нее скорее отнимут сумку, нежели честь. Потому что она... что? Не юная дева, вот что. Успокаивал себя тем, что Аврора могла бы заговорить любого злоумышленника...

– Где ты была? – выговаривал он. – Ты опять вспоминала?! Вспоминальщица!..

...Поэт был совершенной нереальностью, а Б. А. был ужасно несовершенной реальностью, о чем Аврора без устали ему и сообщала.

Во-первых, у него была противная стариковская привычка задремывать, пока она зачитывала ему вслух особенно интересные места из статей, посвященных Поэту.

– Настоящий джентльмен никогда не засыпает первым, – ворчливо говорила Аврора, подкравшись к креслу, на котором дремал Б. А., и легонько шлепая его свернутой в трубочку газетой.

– Я и не заметил, как задремал... – растерянно говорил Б. А., теребя пальцами ухо.

Во-вторых, он постоянно крутил ухо! Прежде он всегда что-то проделывал с волосами, приглаживал, накручивал на палец, а когда волос не осталось, он приобрел привычку крутить ухо!

Далее. В ответ на ее упреки Б. А., склонив голову, смотрел на Аврору этаким значительным взглядом, словно снова хотел сказать: «Ты меня не понимаешь». Или требовал: «Пожалей меня». И ему ни за что не придет в голову, что этот его трогательный взгляд вовсе не трогает ее, а наоборот – напоминает, как он ее мучил. И тогда Аврора ужасно раздражалась, глядя на его красивый тонкий профиль и неприятно слабенький, неволевой подбородок мешочком, будто нарисованный рукой карикатуриста.

«Почему я так привязана к этому старому брюзге? – иногда думала Аврора, будто рассматривая себя со стороны и слегка при этом любуясь своим благодушием. – Ведь, честно говоря, Б. А. просто ужасный старый ворчун!»

Большую часть времени он был недоволен. Недоволен всем, что показывали по телевизору, пели по радио и печатали в прессе. Он отказывался ходить с ней всюду, кроме филармонических концертов. Его политические предпочтения были невнятны и, в сущности, сводились к тому, что все, что делается, делается к худшему. Он давно уже не читал ничего, кроме Бунина, Лескова и Чехова. Он любил притворяться печальным пожилым человеком, рядом с которым даже улитка показалась бы полной жизни и надежд. Кроме того, Аврора была не дурочка и в душе подозревала, что он без достаточного пиетета относится к самому Поэту...

...Но почему-то она была привязана к этому старому ворчуну, а сам ворчун полагал, что Авроре без него просто не выжить. Каким тайным способом, каким волшебным словом Аврора умудрялась справляться с современной реальностью? Потому что современная реальность вся была решительно против того, чтобы Аврора могла с ней совладать, и даже всячески подталкивала ее к тому, чтобы она сдалась и эмигрировала куда-нибудь, например к кузену в Америку. Сам кузен настойчиво склонял Аврору к эмиграции и в последнем телефонном разговоре даже процитировал Поэта: – «Земля кругла, рекомендую США!» – и, увлекшись поэтическими аргументами, добавил: – Ты уже скоро станешь старая, и кто тогда будет за тобой ухаживать, Пушкин?

Заокеанский кузен был прав – не считая Б. А. и бессчетного количества друзей и знакомых, Аврора была совершенно одна. Ее единственный племянник ориентировался в современной реальности тоже не слишком хорошо, хотя и лучше Авроры. Не часто, но и не редко, в месяц раза два, он навещал тетушку с очередной дамой, банкой растворимого кофе, корзиночками из «Севера» и гаечным ключом. Корзиночки были хороши, а вот от его суеты с гаечным ключом толку было немного.

А сама Аврора ведь даже водопроводчика вызвать не может! Не появись Б. А. в ее жизни, сидеть ей в ее мемориальной квартирке без света и тепла и слушать музыку протекающего крана... И как только она жила без него двадцать три года?

Беседа седьмая

Ольга перезвонила ночью.

– Про-чи-тала, – раздался многозначительный шепот из-под одеяла. – Ой, он проснулся...

Я слушала ее разговор с Пусей, и не потому что я подслушивала, – зачем мне подслушивать, если я и так все про них знаю (меня давно занимает вопрос: догадываются ли мужья, что подруги их жен знают про них все, абсолютно все?), – просто они ссорились, и Ольга пыталась включить меня в ссору, чтобы я приводила аргументы в пользу ее новой куртки.

Она считала, что новая куртка необходима, чтобы пойти в ней на день рождения к родственникам. Возражения Пуси были следующие:

– Родственники старые и не заметят новой куртки.

Может быть, они даже не увидят, что это Ольга.

И Пуся предлагал Ольге вместо новой куртки завернуться в телефонные счета за разговоры с городом на Неве – он как раз сегодня достал кипу из почтового ящика. И этот ночной звонок – последняя капля насчет новой куртки.

– Вообще-то я звоню, чтобы сказать – хороша твоя Аврора, – громким голосом сказала Ольга, поняв, что с новой курткой ничего не получится.

Я давно заметила – в желании посклочничать человек творит чудеса и даже иной раз рискует собственной одеждой.

– Аврора твоя семью разбила, крепкую советскую Наивны наши тайны семью. В прах разметала семейный очаг.

 – А вот и нет, вот и нет! Кто мешал Ракитиным потом помириться и жить счастливо? Можно разбить только ту семью, где к этому есть основания...

– Поняла, не дура, – примирительно проговорила Ольга. – Вообще-то очень поэтично со стороны Б. А. любить Аврору двадцать три года.

Я была уверена, что Ольга растрогается.

– Но только знаешь, мне кажется, что Б. А. для Авроры морально староват. А как ты смотришь, если он в какой-то момент тряхнет стариной? Ну, например, подкрадется к Авроре и бросится на нее в любовном экстазе...

– Ты... ты... ты с ума сошла!..

– Ну должна же между ними произойти хоть какаянибудь любовная сцена. Подумай хорошенько над моей версией.

В любом деле нам необходим еще кто-нибудь. Если это любовь, то без предмета любви не обойдешься, если

это ведение хозяйства, необходим помощник по хозяйству, если это Произведение – соавтор, и так далее. У человека, расследующего преступление, непременно должен быть наперсник – надо же с кем-то обсуждать версии, догадки, улики, мотивы...

Наперсник или помощник в расследовании должен обладать следующими качествами: не быть столь же сообразительным, как сам детектив, и даже демонстрировать некоторую туповатость – это наводит на идеи самого детектива. Также он должен быть вне подозрений и хоть чуть-чуть полезен, например иметь доступ к информации, на кухню и в спальню, – иначе говоря, знать о жизни людей, в доме которых произошло преступление, то, чего не знает сам детектив.

Единственный человек, который не может иметь никаких претензий на наследство, единственный, кто не связан с Кириллом ни родственными, ни денежными отношениями, это Рита. Это один важный довод в ее пользу. К тому же секретарша всегда знает о жизни хозяев больше остальных – и это еще один важный довод, еще одно очко в пользу Риты.

Но, с другой стороны, тут существует и сложность. Полное отстутствие мотива – очень серьезный мотив, и это важный довод не в ее пользу. Поэтому Риту тоже можно подозревать, на всякий случай.

«Лучше всего, если бы в доме оказался человек совсем посторонний, но знающий всю подноготную хозяев и гостей», – размечталась Аврора. Это мог быть кто угодно, к примеру, ее собственный племянник, если бы он не уехал и оказался неожиданно возникшим из прошлого старым другом юности.

Аврора вздохнула и сказала вслух:

 – Ничего не поделаешь, будем работать с тем, что есть. Если вам подали кофе, не пытайтесь найти в нем пиво. – Эта была одна из ее любимейших цитат, она годилась в тех случаях, когда что-нибудь шло не так, как хотелось Авроре.

Аврора нашла Риту в гостиной – она заворачивала в фольгу остатки буженины и красной рыбы, перекладывая салаты в банки, аккуратно ставила маленькие салатницы в средние, а затем в большие и придирчиво осматривала остатки еды на тарелках.

– Хочу взять с собой рыбу для кошек, – приветливо улыбнувшись, объяснила она Авроре, – у меня две кошечки, сиамская и ангорская.

Аврора всегда завидовала таким уютным женщинам. Пока другие красуются на авансцене жизни, они делают простые очевидные вещи, необходимые для того, чтобы жизнь продолжалось: перекладывают салаты в банки и кормят кошек. Себя она к таким женщинам не относила.

– Нельзя ли мне стать вашей кошкой? А своей собственной кошкой мне бы не хотелось быть – я бы вечно забывала себя покормить... – светски улыбнулась Аврора.

– Просто я живу одна, и кроме кошек, никому не нужна, – улыбнулась Рита не так светски, но вполне мило.

Аврора порадовалась правильному выбору наперсницы – типичная старая дева с кошками – и рассеянно кивнула:

– Да-да, вы никому не нужны. Кроме меня. А мне вы нужны для раскрытия преступления.

 – Какое преступление? Что вы несете? – невежливо отозвалась Рита и тут же испугалась: – Ой, простите...

– Я? Я несу свет, истину и справедливость, – отчеканила Аврора. Оглянувшись по сторонам, она приблизила губы к Ритиному уху: – Кто-то в этом доме покушался на человеческую жизнь...

И, не долго думая, Аврора вывалила на Риту все свои догадки и размышления, для пущей убедительности процитировав страничку из книги «Лекарственные растения».

Рита молчала. Все это время она находилась в имидже деловой женщины, внимательной и суховатой, а сейчас из деловой женщины с вытаращенными от злорадного любопытного глазами выглянула «блондинка», и казалось, она вот-вот с присвистом скажет: «Ни-чего-о себе!..»

Проницательно посмотрев на Риту, Аврора быстро нанесла неожиданный удар:

– А ведь у вас, милочка, есть мотив! И очень сильный мотив!

В мгновенном паническом испуге Рита уронила на Аврору кусок красной рыбы, смутившись, бросилась тереть жирное пятно салфеткой и из деловой женщины окончательно стала жалкой «блондинкой в жутких розочках».

– Какой мотив? Я, честное слово, не представляю... – растерянно проговорила она.

Аврора довольно откинулась в кресле. Она и сама начинала мгновенно краснеть, пугаться и неубедительно оправдываться, когда ее обвиняли, пусть даже в том, чего она никогда не делала. Например, не далее чем вчера соседи с нижнего этажа обвинили ее в том, что у них с

потолка капает вода. Аврора ужасно покраснела и стала оправдываться, хотя перелившаяся через край ванны вода никак не могла прокапать вниз, потому что Аврора прочитала всего лишь пару глав и тут же вспомнила...

Итак, естественная реакция Риты – растерянность, испуг, недоумение – убедила Аврору больше, чем оскорбленное удивление или ответная агрессия. Рита могла бы, к примеру, злобно окрыситься, в духе: «Вы что, с ума сошли!».

И Аврора примирительно потрепала Риту по плечу:

– Ну-ну, девочка, это я так шучу. А что, не смешно?.. Скажите мне, вы случайно не дедушка Кирилла? И не тайная внучка? Нет?.. Ну, тогда вы вне подозрений.

 – Нет, все-таки этого не может быть, – протянула Рита через некоторое время.

– Прекраснодушная вы моя! – Аврора значительно подняла вверх палец. – Напоминаю вам, что речь идет о миллионе долларов! Миллион долларов! Гораздо меньшие суммы заставляли людей терять человеческий облик. На одну нашу сотрудницу напали в подъезде и отняли сетку с творогом и сметаной. Правда, творог был с рынка, но все равно... А тут миллион!

Рита задумчиво глядела мимо Авроры. Она испытывала странное горестное чувство – сейчас, когда все заняты наследством, оказалось, что она единственная горюет по Кириллу. Конечно, Кирилл был нелегким человеком и, прежде всего, никогда не позволял людям забывать, что он для них делал и чем они ему обязаны. Может быть, поэтому его никто не любил? Но с ней самой все обстояло иначе. Она никогда не пользовалась ничем, не принимая помощи ни от него, ни от Ларисы. Ни театрального билетика, никаких подарков, ничего.

Только зарплата. Зато она сохранила чувство собственного достоинства и могла позволить себе хорошо к нему относиться...

Миллион долларов – это звучало для нее совершенно нереально. К тому же ей казалось, что обычный человек, не преступник, не способен на... ну, словом на то, чтобы хладнокровно отравить молодую девушку...

– С чего вы взяли, что хладнокровно? Не исключено, что преступник сомневался и переживал, – словно читая ее мысли, сказала Аврора. – Мне тут случайно попалась на глаза книга Айзенка «Личность преступника».

(Авроре постоянно попадалось на глаза то, что никогда не попадалось никому другому, – игрушечные мобильные телефоны и другие самые неожиданные вещи.)

– Оказывается, человечество вовсе не делится на тех, кто может совершить преступление, и тех, кто не может. Все зависит от конкретных жизненных обстоятельств...

Рита восхищенно посмотрела на Аврору – и как же она все это помнит!

– Ну что вы, я каждый день что-нибудь забываю... – скромно ответила Аврора, – вчера, например, забыла выключить воду в ванной... да... хорошо, что соседи снизу пришли и напомнили...

...Аврора была не столь наивна, чтобы надеяться найти улики или рассуждать об алиби. То, что отравление было неудачным, лишь подтверждало, по ее убеждению, что это было именно преступление. Никто из присутствующих не имел опыта убийства, и Катю отравили под влиянием эмоций, спонтанно, тем, что было под рукой.

И в такой суете ни у кого из присутствующих в доме не могло быть стопроцентного алиби. Каждый имел возможность совершить преступление. Раз так – бесполезно анализировать алиби или искать улики, не нужно рисовать себе картину преступления, представляя, как преступник недрогнувшей рукой плеснул невинной жертве яд в чай или в пиво.

Лучше она займется составлением психологических портретов и выяснением тайных мотивов.

Аврора поуютней устроилась в кресле, подтянув под себя ноги в цветастых носках и обхватив коленки руками.

– Итак, милочка, мы начинаем. Информация ваша, маленькие серые клеточки мои, – сказала она. – Два события: покушение на наследницу и перевернутый вверх дном кабинет, несомненно, напрямую связаны между собой. Совершенно очевидно, что в кабинете искали завещание, номер счета в швейцарском банке или рукопись нового романа. Тому, кто все это искал, и мешает Катя. Поняли? – торжествующе спросила Аврора. – Как говорится, кто шляпку спер, тот и тетку пришил.

– А что, из кабинета пропала какая-то шляпка? – удивилась Рита. – Правда, я никогда не была в кабинете, он никого туда не пускал...

– Деточка... – Аврора на секунду засомневалась, правильно ли она выбрала себе наперсницу. Почему, собственно говоря, люди не читают книг? Целыми днями, с утра до вечера. Иначе им приходится объяснять очевидные вещи. – Существуют, так сказать, азы профессии, дорогая. Ищите тех, кому это выгодно. Кому? Первая Лариса. Лариса – наследница мужа, и только ей мешает неизвестно откуда возникшая законная дочь Кирилла.

– Потом Игорь? – с видом отличницы спросила Рита.

Аврора кивнула.

«У каждого что-нибудь да есть». – Она не помнила, откуда эта цитата. – Особенно что-нибудь да есть у младшего партнера. А у Мариши – невинные голубые глаза.

Рита нерешительно добавила:

– Таня и Кирочка, они не имеют отношения к наследству... Сплетничать нехорошо, но... вы заметили, как Кирочка похожа на Кирилла?.. Они как две капли воды...

Аврора не заметила, она никогда не замечала не нужных ей вещей. Неделю назад она даже не заметила, что улеглась спать на новый диван. Днем, пока она была в Русском, Б. А. с грузчиками привезли новый диван и забрали старый. А вечером Б. А. позвонил и спросил: «Как тебе, удобно?»

– Что спрашивать глупости? – возмутилась Аврора. – Почему мне должно быть неудобно, если я лежу на этом диване уже лет двадцать! Пружина слева, как всегда, торчит и колется.

Сейчас она старалась изо всех сил, но так и не смогла припомнить Кирочкиного лица.

Неужели здесь, в доме, возникла такая волнующая интрига: три девушки, то ли дочери, то ли нет?

– Есть небольшой нюанс, Рита. Важный. Смотрите, сами не станьте чудовищем и внимательно следите за мной, чтобы я тоже не стала.

На секунду Рите показалось, что они с Авророй сидят на лавочке в сумасшедшем доме... – она все же была не какая-нибудь фантазерка, а исключительно разумная женщина. Чудовища – это уже чересчур!

– Что это вы от меня отодвинулись? – подозрительно покосилась на нее Аврора. – Это не я, а Ницше сказал: «Имея дело с чудовищами, человек может и сам стать чудовищем». Он имел в виду, что нам с вами придется всех подозревать, но при этом мы не должны потерять веру в человечество.

...Аврора вытащила из кармана Маришин мобильный телефон и, потыкав пальцами в кнопки, что-то пошептала и просительно добавила:

– Приезжай...

Ее собеседник ответил решительным отказом – неразборчиво прозвучало что-то про «конференцию, тезисы, доклад».

– Ты можешь дать мне гарантии, что преступник не потеряет голову, как загнанный в ловушку зверь, и не попробует еще раз добраться до девочки? Что, нет? Вот то-то и оно. А что, если убийца не остановится и захочет довести дело до конца? Может быть, мне организовать дежурство около девочки?..

– Лучше организуй дежурство вокруг себя, – серьезно предложил собеседник. – На тебя могут напасть в любую минуту. Все-таки у тебя в сумке культурные ценности – бантик, который тебе завязал Поэт, и записка, которую он написал твоей старшей двоюродной сестре.