Текст книги "Точка отсчета"
Автор книги: Елена Каштанова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Есть в нашей жизни такие события – я называю их точки отсчета – которыми начинаются какие-то этапы. Например, ехал на машине, сбил собаку. Пока помогал хозяйке везти ее в лечебницу, переживал вместе с ней, покупал лекарства, колол уколы, потому что сама девушка иголок до жути боялась… В общем, потом вынужден был жениться как честный человек. Не на собаке, естественно. Или поехал в лагерь, потому что родители заставили, там познакомился с тусовкой ролевиков, которая потом плавно перетекла в реконструкцию, и вот ты уже поступаешь на истфак, потом уезжаешь по обмену в Сорбону, там знакомишься с очаровательной француженкой и сам не замечаешь, как становишься гражданином Франции и отцом двух кошмарных созданий. Или зашел в школе случайно не в тот класс, перепутал просто, а там репетировал школьный ансамбль. И вот теперь ты соло-гитарист в одной рок-группе. Не очень известной пока. Но у тебя все впереди. Такая, блин, вечная молодость. Все истории реальные, между прочим.
Если хорошо подумать, наверное, каждый вспомнит такую точку, когда жизнь повернула именно в эту сторону. Мне и думать не надо, я помню даже число – 25 апреля 2012 года. Именно тогда я пытался пересдать промежуточный зачет по Информационным технологиям в экономике, но, как и в первый раз, не мог не только решить ни одной задачи, но даже понять, что вообще от меня требуется. Один за другим разошлись все остальные двоечники, а я все пыхтел над своим листочком, надеясь непонятно на что. Да, я не очень шарю в этих всех множествах, вероятностях и процентах, уж простите. Но я и поступал вообще-то на менеджмент, а не на математику. И это подстава с их стороны – впихивать в программу обучения столько математики. На первом и втором курсах я каким-то чудом сдал, но эти экономические задачки… От одних формулировок мозг кипит. Какая нахрен дисперсия? Частотное распределение, серьезно? Используйте инструмент "подбор параметра", где, черт возьми, его берут?
– Ну хоть средний размер покупки Вы можете посчитать, Князев? Это же начальная школа!
Это я смог. Правда, после того как мне прямым текстом объяснили, что требуется среднее арифметическое. Нафига вот так все усложнять? И знаете – я не виноват, что в нашей сельской школе учителя математики не было. То есть абсолютно. Вела то физичка, то географичка, то вообще кто придется. На ЕГЭ нам сами учителя втихушку помогали, иначе не сдал бы никто. Я думал – попрощался с ней навечно. А тут такой сюрприз – то какие-то теории вероятностей, то информационные технологии. Не выбирал я это, не выбирал, понимаете? Надо было на филфак идти.
– Что мне с Вами делать, Тимофей?
Я вздрогнул. Преподы никогда нас по имени не называли. Да у них и нет имен в ведомостях, только инициалы. Я попытался сделать смиренное лицо. Промежуточный зачет был допуском к основному экзамену, и мне кровь из носу нужно было его получить.
– Даже если я сейчас поставлю допуск, как Вы собираетесь сдавать экзамен?
– Петр Алексеич, я все выучу!
– Да Вам не учить надо, а понимать! Вы же элементарно процент от числа посчитать не можете. Уж про число с процентом я и вовсе молчу. Вы как квартиру покупать собираетесь? Машину? Вы даже деньги в банк нормально положить не сможете. Не дай бог, на работу устроитесь, фирма же разорится. Мы тут не математические абстракции разбираем, а реальные бизнес-задачи!
Да уж, с процентами у меня всегда был полный швах. Я преданно посмотрел Петру Первому в глаза.
– Что мне сделать, чтобы допуск получить? Хотите, я Вам помогу чем-нибудь? Что-нибудь напечатаю?
Он холодно на меня посмотрел.
– Князев, я инвалид только на ноги, с руками, слава богу, все в порядке.
– Извините, я не в этом смысле…
Старушка Ираида Михайловна, которая вела у нас математику на первом и втором курсах, всегда просила меня помочь с какими-нибудь учебными материалами. Сама она компьютер разве что включить могла. Выключить уже не могла. То есть могла, но исключительно кнопочкой on/off с потерей всех несохраненных (это обязательно) данных.
– Вы ведь гей, Князев?
Я поперхнулся. (Чем, интересно?) Старушка мгновенно выветрилась из головы. Он что – гомофоб? Поэтому меня валит?
– Какое это имеет отношение…
– Да не паникуй ты так, – насмешливо сказал он, переходя на панибратское "тыканье". – Натурой не хочешь расплатиться?
Я вспыхнул и опустил глаза. Нет, не хочу. Не хочу, но расплачусь, как ни прискорбно это было осознавать. Потому что иначе – армия. Мне очень нужен этот зачет. А потом еще экзамен. Он же инвалид, минетом мы обойдемся, ведь правда?
Петр Алексеевич вдруг захохотал.
– Тимофей, ты так громко думаешь, сейчас сюда все наши дамы сбегутся советы давать. Вынужден тебя разочаровать – все будет не так, как ты себе напридумывал.
Я сник совсем. Что ему от меня нужно? Может, он извращенец? Копрофаг? Садист? Некрофил? Последнее мне особенно поможет справиться с экзаменами, несомненно. Зато от армии откошу гарантированно.
– Посмотри на меня, – приказал он. (Доминант?) Я послушно поднял глаза. – Нет.
– Что "нет"?
– Все, что ты сейчас подумал, – нет.
– Откуда Вы знаете, что я подумал?
– Я точно знаю, о чем ты не думал. Давай возьми себя в руки и успокойся. Я не собираюсь заниматься с тобой сексом ни в какой форме.
– Тогда… что Вы имели в виду?
– Хочу тебя кое-с кем познакомить. И, опережая твой вопрос, – нет, я не буду на вас смотреть.
Вопрос-то он, может, и опередил, но вот подумать и даже в красках представить я вполне успел. Познакомить… Познакомить? Ах, познакомить! Я начал понимать. Хочет подложить меня под какого-то своего дружка-извращенца? Павел Алексеевич закатил глаза.
– Тимофей, прекрати думать, пожалуйста. Ты совсем не умеешь этого делать, уж извини. Он такой же парень, как ты, ну, может, поумнее чуть-чуть. Я хочу, чтобы вы просто познакомились. Пригласи его куда-нибудь, поговори. Понравитесь друг другу – хорошо, не понравитесь – можно просто общаться, встречаться иногда. Принуждать тебя никто ни к чему не станет. Я за это поставлю тебе допуск. А если продержишься два месяца, там и экзамен подоспеет.
– И кто он такой?
– Мой сын.
Зачем это было нужно Петру Алексеевичу, я узнал гораздо позже. Тогда меня это не интересовало. Почему? Да по всем причинам на свете. Во-первых, я был несказанно рад возможности получить допуск хотя бы таким образом, потому что выучить мне не светило, я это прекрасно понимал. А уж если вспомнить, что я себе успел надумать (и мысленно согласиться на это), то и вовсе выходило, что мне даже повезло. Во-вторых, мне как-то стремно разговаривать на такие темы с взрослым человеком и к тому же моим преподавателем. Нам всем в детстве какие-то предохранители в мозги вживляют, что с педагогами нужно обращаться уважительно и осторожно, как с душевнобольными, иначе всем хуже будет. Ну и в-третьих, я просто не думал тогда ни о причинах, ни о следствиях, потому что был тупой, чего уж там скрывать.
Вы вообще не подумайте, что речь пойдет о том, что меня, бедного деревенского мальчика, охмурили ксендзы, запудрили мне мозги и заставили заниматься всякими непотребствами. И также не подумайте, что это история о каком-нибудь супермене, который ловко разрулил все свалившиеся на него проблемы, сразил всех врагов и в конце целуется со своей любимой на фоне заходящего солнца. Нет. Это исповедь мудака, лоха и чмошника, роскошный экземпляр которого я в то время из себя представлял. Я учился не ради знаний или профессии, а чтобы откосить от армии. Я пил пиво вечерами в общаге с такими же придурками, как я. Они пафосно звали меня Тимоти, и мне казалось, что это круто. Я ничем не увлекался. Я нигде не работал и жил на деньги, которые давали родители. Я трахался с разными девчонками и парнями, если они хоть немного заинтересовывали меня. Я понятия не имел, что со мной будет по окончании учебы. И таким бы я и остался, если бы Петр Алексеевич не сделал мне тогда это непристойное предложение.
Данька покорил меня с первого взгляда своей улыбкой и ямочками на щеках. Он пришел забирать отца с работы, как раз когда мы почти закончили обсуждать детали этого дьявольского, как мне казалось, плана. Потом я узнал, что улыбается он ТАК только отцу. Для всех остальных просто растягивает губы, даже их не разжимая. Только ямочки появляются все равно, даже от намека на улыбку. ТАК – это как будто солнце всходит немедленно прямо в помещении. Когда я увидел это впервые, захотелось расправить плечи и вдохнуть полной грудью. Но тут он заметил меня и замер настороженно, как будто выключили его, только взглядом оценивающе и пристально сверлил меня, совершенно не смущаясь.
Мы очень быстро поладили. Я никогда не встречал настолько располагающего к себе человека. Он не был как-то по-особенному красив, не обладал ни шикарной фигурой, ни грацией или изяществом, в одежде отдавал предпочтение удобству, а не стилю, и это сочетание обыкновенных вещей делало его невероятно уютным, с ним было так хорошо, как будто вернулся… Не домой, нет. Дома меня никогда так не встречали. Как будто когда-то уехал от чего-то очень тебе дорогого, а теперь вернулся. А тебя тут помнят и ждут. Вот такое ощущение бывало у меня, когда он оказывался рядом.
Я влюбился уже, наверное, со второй или с третьей встречи. Потому что в него невозможно было не влюбиться. Ходил за ним хвостом, встречал с учебы, провожал до дома, каждую его свободную минуту желал присвоить себе. Я хотел все его дела делать вместе, я хотел знать о нем все. Они жили вдвоем с отцом, и я долго стеснялся спросить, что случилось с мамой. Когда, наконец, решился, Данька спокойно пожал плечами.
– Она живет с новым мужем, у нее своя семья, ребенок маленький, брат мой сводный. Только не придумывай себе всяких слезливых историй про брошенного малютку. Я уже взрослый был, когда они развелись, школу заканчивал.
– Почему ты остался с отцом?
Данька посмотрел на меня как на идиота.
– Ты что ли не заметил, что он инвалид? Как бы я мог его оставить? Он, конечно, многое сам может, но не все. – Я мысленно дал себе по башке. Мог бы и догадаться. – Да и что мне там делать с чужим мужчиной? Мама-то его любит, а я при чем? Не парься об этом, в этой истории нет ничего трагического. Так бывает в жизни – люди сходятся и расходятся.
– По-моему, это не честно – бросать мужа-инвалида и несовершеннолетнего сына.
– Удерживать человека рядом с собой, шантажируя тем, что ты инвалид или несовершеннолетний, – тоже не честно. Она все оставила нам – квартиру, машину, только личные вещи забрала. Папа старается по максимуму жить как обычный человек. Ведь когда расходятся обычные люди, не инвалиды, никто же не говорит, что это не честно?
Что случилось с отцом, почему Петр Алексеевич не ходит, я так и не узнал. Одно дело спрашивать о ком-то незнакомом, и совсем другое – о том, кого каждый день видишь.
Данька учился в консерве по классу органа. Когда я в первый раз увидел все эти ряды клавиш, рычажков и педалей, просто офигел. Это синхрофазотрон какой-то, как в этом можно разбираться? Но он чувствовал себя очень уверенно, сидя на маленькой скамеечке посреди всех этих нависающих со всех сторон конструкций. То есть скамеечка была вполне себе обычная, это на фоне органа они вместе с Данькой выглядели маленькими. Мне вспоминался "Евангелион", когда я смотрел на его игру. Они были одним целым, и эта махина его слушалась, для меня это было совершенно непостижимо. Вскоре это стало чуть ли не физиологической потребностью – сидеть в зале на его репетициях, только там я мог сосредоточиться и читать конспекты или учебники. Приближалась сессия, и пора было начинать хоть что-то учить, а все остальное время было занято… чем же? Да им же и было занято. Я даже на пьянки в общаге почти перестал ходить, потому что все вечера проводил с Данькой или в ожидании его.
Когда его преподавательница уходила и мы оставались вдвоем, он играл что-нибудь для меня. Он увлекался переложением для органа всяких роковых композиций и смеясь говорил, что его распнут, если об этом кто-нибудь узнает. Он играл Дорз, Скорпионс, Крэнберриз и даже Нирвану. В то время работал над Рамштайном. Именно под Nebel я его впервые поцеловал. Тихо подошел сзади и положил руки на плечи. Он вздрогнул и обернулся испуганно, музыка прервалась, а я наклонился и накрыл его губы своими. Он не оттолкнул меня. По крайней мере, сразу. Сказал только:
– Сюда войти могут…
– У тебя будут проблемы? – спросил я.
Он покачал головой.
– Не думаю. Но все равно… не надо…
– А так просил, – укорил его я.
Он нахмурился непонимающе.
– Und bittet einen letzten Kuss*, – процитировал я.
– Не знал, что ты говоришь по-немецки, – усмехнулся он.
А я все равно целовал. Каждый раз, когда мы оказывались вдвоем в этом огромном зале, подкрадывался и как будто крал его губы у этого монстра, перед которым все происходило. Данька знал, что я приду, но все равно вздрагивал каждый раз, когда я внезапно дотрагивался до него. Мы целовались и в других местах, но именно здесь мне было это делать необходимо. Я как будто заявлял свои права на него, доказывал этому адскому механизму, что он мой, а не его.
Я проводил с Данькой почти все дни после учебы, но он все время был чем-то занят – то готовился к отчетному концерту, то репетиторствовал, то забирал отца из института, мы почти никогда не оказывались с ним просто вдвоем дома. Возможно, поэтому мы так и не дошли до секса. А может быть, потому что это я не торопил события. Надо мной Дамокловым мечом висел наш договор с Петром Алексеевичем об экзамене, мне казалось, что Данькин отец думает, будто я из-за этого так стараюсь. А я полюбил его по-настоящему, и этот экзамен сильно мне мешал. Отказаться от сделки я не мог, технологии надо было как-то сдавать, и между автоматом по технологиям и автоматом Калашникова выбор был очевиден. Но приходил я к нему каждый день вовсе не из-за экзамена. И тогда я решил, что признаюсь ему во всем сразу, как только получу эту злополучную оценку. Все расскажу – и о том, с чего все началось, и о своих чувствах, которые появились независимо от сделки. И предложу встречаться… ну как бы официально. Потому что мы и так вроде как встречались. И тогда уже и секс будет. И всем будет ясно, что это не за оценку.
Ничему из этого не суждено было сбыться.
В день моего эпохального экзамена по Информационным технологиям в экономике у нашего курса было собрание по поводу летней практики, поэтому я не уехал вместе с Данькой и Петром Алексеевичем, мы договорились встретиться позже в кафе. Когда я пришел, Данька уже ждал меня, заказав бутылку вина, чтобы отметить окончание его и моей сессии, он сегодня чуть ли не впервые за наши два месяца был не за рулем. Я явился, полный надежд и планов на наше совместное будущее, и тут же начал рассказывать о том, что его отец поставил мне "отлично". Нет, я не хвастался, просто хотел таким образом подвести к тому, с чего все началось. Но он опередил меня.
– Наверное, он просто был доволен тем, как ты выполнил свою часть договора.
У меня пересохло во рту.
– Ка… Какого договора?
– Не делай вид, что уже забыл о нем, не так уж давно все происходило.
– Ты знал? – только и мог спросить я.
– Конечно. У нас с папой нет секретов друг от друга. И он не стал бы делать такое за моей спиной.
– То есть… – я не знал, что сказать. – Вы все спланировали? Но зачем?
– Мы не планировали. Это было его спонтанное решение.
– Зачем? – тупо повторил я вопрос, ответ на который не имел никакого смысла.
– Меня преследовал мой бывший парень. Папе показалось, что он успокоится, если я начну встречаться с кем-то другим. Я согласился, чтобы ему было спокойнее. И это действительно сработало.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
