Текст книги "Так бывает"

Автор книги: Елена Камзолкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Коробка передач

Ноги из-под коренных зубов, грудь торчком, глаза с поволокой. За это их и ценят, потому и привозят сюда, на Московский автосалон, как их зеркальные отражения – на все прочие мировые автосалоны. Чтобы стояли, сидели и потягивались на фоне машин. И молчали! Это непременное условие. А то стыда не оберешься.

Лида старалась не обращать на красоток внимания, дефилирующих по залу или застывших возле стендов. Не для того она сюда пришла, чтобы сравнивать их достоинства со своими недостатками. К сожалению, девиц было слишком много…

– Извините.

Лида посторонилась. Мужчина в замшевой куртке, не подпорченной ни единым пятнышком, взял со стойки буклет, развернул, просмотрел лениво и бегло, спросил:

– В Россию они поставляются с механической коробкой передач или только с «автоматом»?

Спрашивал он не у Лиды, а у «куклы Барби», восторженно хлопающей ресницами по ту сторону барьера.

– Прошу прощения, – проворковала Барби. – Менеджер сейчас подойдет.

– Секрет фирмы, – кивнул Замшевый, явно насмешничая и тем не менее одобрительно ощупывая «куколку» глазами.

Девица иронии не расслышала, продолжая обольстительно улыбаться. За это ей платили.

– С механическими тоже, – сказала Лида.

Что это с ней? Зачем вылезла? Оценивающий взгляд Замшевого, этакий самодовольно-мужской, ей не понравился, а вот ирония даже очень. Потому, видимо, и подала голос.

– Что? – Замшевый взглянул на нее. Как показалось, свысока. – Вы точно знаете?

Лида нахмурилась. Она всегда отвечала за свои слова.

– Точно.

– А вы, случайно, не в курсе…

– В курсе!

– Да я и сказать-то не успел…

– Я в курсе всего, что происходит с «субару» в нашей стране.

– Так, может, вы подскажете…

– Не подскажу. Здесь, на выставке, я не консультирую.

– А где?

– На работе.

– Девушка, а почему вы такая… э-э… нелюбезная.

– Потому.

Барби продолжала трепетать ресницами, рыская по сторонам глазами. Тут скандал назревает, клюшка какая-то примешалась, откуда взялась только, а менеджер запропастился. Что делать-то?

– Эх, девушка, девушка…

– Вы меня еще гражданкой назовите! – фыркнула Лида, повернулась и пошла вдоль стендов. Глянула искоса, ловя отражение в лакированном боку красующегося на подиуме «форда». Мужчины в замше она не увидела. Отчего-то стало обидно.

Похожая куртка мелькнула в толпе у входа на стоянку, когда два часа спустя Лида забирала оттуда свою «мазду». А может, почудилось.

Из-за пробок до работы Лида ехала целый час. Настроение барахтанье в столичном автомобильном болоте повысить в принципе не могло, поэтому в салоне она появилась с перекошенным от злости лицом.

– Что с тобой? – спросил Лагунов, оторвавшись от монитора.

Лида неопределенно повела плечом:

– Со мной – ничего.

– Тебя шеф спрашивал.

Лида сняла плащ и без стука вошла в кабинет начальника.

– Привет.

Борис тоже сидел перед компьютером. По экрану бежали цифры.

– Салют, Лидуся. Ну что там?

– Лучше, чем в прошлый раз, богаче.

– Ну и славно. Садись. Я тебя чего искал. Работать надо, вот чего! А то опять клиента Лагунову скинула.

– Мне сейчас заявление писать или как?

Борис закинул руки за голову, констатировал:

– В бутылку лезешь.

– «Форестерами» заниматься не буду. Я тебя предупреждала.

– Да помню я, помню! – Борис расцепил пальцы, переместил руки на живот. – Только не пора ли тебе, милая, с собственной памятью разобраться? Был Стас – и нет его, исчез, испарился. Ну, и чего ты себя мучаешь? Вычеркни его, сотри, и все дела. Ты посмотри на себя! Ни кожи, ни рожи, одни глазищи блестят. Между прочим, нехорошим лихорадочным блеском. В институте ты такой не была.

– Это было давно. – Лида положила ногу на ногу, одернула юбку.

– Давно, но правда! Может, тебе съездить куда, в Испанию, или подальше? Полежишь на солнышке, закрутишь романчик-другой, авось и отпустит. Деньги не жалей, мы тебе подкинем премиальных.

– Что, жаль терять ценного сотрудника?

– Не хочу потерять друга.

Лида покраснела:

– Спасибо, Боря. Но пусть все идет, как идет. А к «форестерам» я не подойду, ты уж не сердись. Пусть вокруг них Лагунов прыгает, ему это в кайф.

Шеф неодобрительно покачал головой:

– Ладно, хотя все это мне очень не нравится.

– И мне. Только поделать с собой я ничего не могу и, наверное, не хочу.

– Пока? – уточнил Борис.

Лида встала:

– Я пойду, Боря. А то, знаешь ли, работа ждет.

– Иди, – махнул рукой шеф и с успокоенной совестью повернулся к компьютеру. В конце концов он Лидке не брат, не отец, чтобы в душу лезть на законных родственных основаниях. Да и родственникам это не рекомендуется без особого на то разрешения. А Лида о том его не просила, наоборот, всячески подчеркивала, что со своими неприятностями сама справится. Потому что она женщина сильная и умная. Сильная – да, в этом не откажешь, но что умная, в этом Борис в последнее время очень сомневался. Была бы умная, давно выбросила бы Стаса из головы, так ведь нет, страдает, мучается, будь чуть послабее – точно свихнулась бы. И что она в нем нашла? Красив, элегантен, как рояль, но ведь скотина! Только и умеет, что глаза щурить и соловьем петь.

Стас появился в автосалоне прошлым летом. Борис как раз вышел из своего начальственного закутка, чтобы провести душеспасительную беседу с Лагуновым. Тот накануне явился на работу в изрядном подпитии, и окучивать клиентов Лиде пришлось в одиночку. Такого подчиненному спускать нельзя, потом себе дороже выйдет. А увольнять не хотелось, специалистом Лагунов был неплохим.

– Здравствуйте!

Борис оглянулся:

– Что вам угодно?

– «Субару».

– А именно? «Легаси», «аутбэк», «импреза»…

– «Форестер» есть?

– Разумеется. Лида!

Та выпорхнула из-за ярко-красной «мазды».

– Займитесь, пожалуйста.

Ох, лучше бы он окликнул Лагунова! Но это – удар по престижу салона, с такой-то харей у консультанта! А еще это означало, что с разносом пришлось бы повременить, откладывать же его «на потом» Борис не хотел, отходчивый он человек, может и простить. И все же лучше бы он позвал Лагунова!

Закрутило Лиду. Влюбилась по уши. Сначала «форестер» продала, а потом сама… купилась. На внешность, на речи. С одной стороны – понятно: годы поджимают, душа и тело любви просят, а тут такой принц на белом авто, и говорит – заслушаешься. С другой стороны – у нее же не только глаза и уши, у нее и мозги есть. Были, по крайней мере.

– Ты что творишь? – осторожно, чтобы не обидеть, спрашивал Борис. – Куда торопишься?

– Я его люблю, Боренька.

– Он же…

– Ты его не знаешь. Это маска. Он защищается о мира. На самом деле Стас хороший и добрый.

«Хороший и добрый» Стас бросил Лиду через полгода. Отшвырнул, как приблудную собачонку, которая мчится по первому зову, все сносит, все терпит.

Наутро после разрыва Лида пришла на работу с синяками, которые тщательно, но безуспешно пыталась замаскировать тональным кремом.

– Я ему морду разобью! – горячился Лагунов.

– И он тебя за это посадит, – осаживал Борис.

– А что тогда делать?

– Ждать. Очухается. Ну, не дура же она в самом деле.

– Когда?

Этого Борис не знал. Когда-нибудь. Хотелось думать, что скоро.

Скоро не получилось. Что-то у Лиды сдвинулось в голове. Куда только подевалась прежняя оптимистка. Мрачное лицо, хмурый взгляд из-под бровей, пальцы дрожат. Пьет, что ли?

– Ты, часом, подруга, не того? – Борис выразительно щелкнул по горлу. Месяц прошел, а Лида не только не оправилась от удара, а, похоже, еще больше согнулась.

– Я сплю плохо.

– И все?

– Ты вот что, Боря, ты за меня не волнуйся. Кстати, у меня к тебе просьба…

Она попросила на время избавить ее от клиентов, которым вынь да положь «форестер».

Совсем крыша съехала! Но Борис пошел навстречу, потому что институтские годы никуда не выкинешь; потому что она поверила ему, когда он примчался к ней с безумной идеей открыть элитарный автосалон; потому что вложила в дело все, что имела – и деньги, и силы; потому что, наконец, не хотел терять «кранодипломную» выпускницу МАДИ, работающую под его началом и не имеющую карьерных устремлений. Лида довольствовалась тем, что имела, и руководству в лице владельца автосалона это импонировало.

Борис уступил, но взял за правило раз в месяц пытаться наставить Лиду на путь истинный. Но не получалось, вот и сегодня не получилось. Подождем…

Лида тем временем нехотя рассказывала Лагунову о том, что увидела на выставке. Когда над дверью офиса салона звякнул колокольчик, она даже не повернулась. Лагунов стал выбираться из-за стола, но был остановлен:

– Не беспокойтесь, мне девушка поможет.

Пришлось повернуться.

Замшевый улыбнулся:

– Теперь вы на своем рабочем месте и по долгу службы обязаны одарить меня консультацией.

– Как вы меня нашли? Следили?

Мужчина улыбнулся еще шире:

– На московских улицах это нереально. Это, извините, для кино. Просто я увидел там, на стоянке, как вы садитесь в машину, посмотрел на номер, а под ним зеленая такая полосочка с адресом салона, где куплен автомобиль. Сопоставив имеющиеся данные, я пришел к выводу, что, вероятнее всего, вы работаете в этом салоне. Зачем покупать у кого-то, когда можно купить у себя? Скидки, выбор… Логично? По-моему, да.

– Вы сыщик? – спросила Лида.

– Угадали! Могу удостоверение показать.

– Не надо. Ваша профессия меня нисколько не интересует.

– А биография, семейное положение, вредные привычки?

– Тем более.

– Тогда перейдем к делу? Новую машину хочу!

– Какую?

– А какую посоветуете?

– Я же не знаю ваших требований.

– И возможностей тоже. Поэтому начнем с ознакомительной экскурсии. Не возражаете?

Разумеется, Лида возражала. Про себя. Вслух ничего не сказала. Нечего было сказать. Конечно, можно было подключить Лагунова, но это обязательно станет известно Борису, и тот опять будет приставать со своими увещеваниями. Или не будет, в конце концов Борька начальник, и как у каждого начальника, которые тоже люди, терпение его не безгранично. Поставит вопрос ребром! А у нее не найдется даже привычного оправдания. Замшевый о «форестере» пока и не заикнулся.

Но более всего Лиду останавливало то, что, вздумай она вручить клиента Лагунову, придется как-то объяснить это Замшевому, начав с обязательного: «Извините». А извиняться не хотелось, не за что ей извиняться.

– Пойдемте, – сказала она.

Замшевый оказался человеком дотошным. Он сыпал вопросами, садился за руль, просил открыть багажник, уточнял характеристики. Лида никак не могла сообразить, делал он это потому, что действительно выбирал автомобиль «по сердцу», или просто куражился. Во всяком случае, требования, а значит и покупательские его возможности так и оставались неясны. Подешевле или подороже? Покруче или попроще?

– Так что же вам надо? – час спустя не выдержала она.

– Я думаю, – сказал Замшевый. – Скажите, а вот у этой «мазды» климат-контроль на весь салон?

– Разумеется.

– А спутниковую связь вы мне организуете?

– Если потребуете.

– Это хорошо, – привередливый клиент с полным равнодушием захлопнул дверцу машины и потер руки. – Теперь «субару». Помнится, вы говорили, что это ваши любимые машины.

– Я этого не говорила, – сказала Лида, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

– Но вы о них все знаете, не так ли?

– Обязана.

– Что ж, о них мы поговорим завтра.

– То есть как?

– Приеду завтра, тогда и поговорим, – сказал Замшевый, чьи глаза вдруг стали очень внимательными. – До свидания.

Лида подошла к окну и увидела, как Замшевый садится в потрепанную «ниву». Из таких да в «Субару», это как из грязи – в князи. Сыщик… Соврал, конечно. Это раньше муровцами представлялись, пыль в глаза пускали, сейчас времена другие.

Назавтра Лида позвонила Борису и сказалась больной. Шеф посоветовал вызвать врача.

– Ни к чему, – ответила Лида. – Отлежусь денек и выйду.

И вышла – появилась в салоне утром минута в минуту. Почти следом за ней вошел Лагунов.

– Как здоровье?

– Хорошо.

– Лид, а тот мужик вчера опять приезжал, ну, в замшевой куртке. Тебя спрашивал. Я объяснил, что ты приболела, помочь вызвался, а он развернулся – ать-два! – и ушел. Сказал, что еще придет.

– Когда?

Звякнул колокольчик над дверью, и в салон вошел Замшевый.

– Доброе утро, – сказал он. – Как вы себя чувствуете?

– Спасибо.

– Спасибо – это как?

– Ничего.

– Тогда продолжим.

Лида подвела его к снежно-белой «импрезе». Показала что и как. Потом дошла очередь до «аутбэка» модного «кирпичного» цвета.

У панорамного окна салона стоял темно-зеленый «форестер». Еще немного, подумала Лида, и придется звать Лагунова.

– Мне пора, – сказал Замшевый. – Служба! Бандиты не дремлют, и нам, скромным служителям правопорядка, дремать не положено.

– Так вы действительно сыщик?

– Я никогда не вру. Ну, разве по мелочам. Поэтому прошу отнестись к моим словам со всей серьезностью.

– Слушаю вас. – Лиде отчего-то стало страшно.

– Машины у вас в салоне прекрасные, но меня они не интересуют. Меня интересуете вы.

Замшевый резко повернулся и пошел к двери. Колокольчик задребезжал, и звон его не успел утихнуть, как дверь снова открылась. Замшевый подошел к ней и протянул букет красных роз.

– Это вам.

– Мне?

– Обещаю, что когда вы станете моей женой, я буду дарить вам цветы не только в день рождения и на 8 Марта.

Лида машинально взяла букет. Стас никогда не дарил ей цветы.

Замшевый был серьезен:

– Вижу, Лидия, что вы несколько растеряны, поэтому официальное предложение я сделаю завтра.

Лида молчала, опустив голову. Потом подняла руку, чтобы поправить упавшую на глаза прядь. Замшевый перехватил ладонь, склонил голову, коснулся пальцев Лиды губами.

– Я приеду завтра. И очень надеюсь на положительный ответ.

– Но я даже не знаю, как вас зовут, – запинаясь и краснея, проговорила Лида.

– Сергей. Но разве это так важно? Ну, мне пора.

Замшевый скрипнул каблуками и направился к выходу. Снова зазвенел колокольчик…

Лагунов не отрывался от компьютера, спина его была выгнута вопросительным знаком.

– Это кто был? – появился из кабинета Борис, до того почти не скрываясь подслушивавший у приоткрытой двери.

– Не знаю, – честно ответила она. – Сергей.

Она и потом старалась быть честной сама с собой. Ей понравился этот человек, хотя внешностью он не блистал, разве что опрятностью. Но было что-то такое в его словах, в манере держать себя, что рождалась уверенность: ему можно доверять – во всем, ему можно верить – больше, чем себе. Влюбленность, любовь – это, конечно, прекрасно, но когда схлынет восторженность и открываются глаза, что остается? Вера.

А он взял и не пришел, ее сыщик. Не пришел ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. Исчез, как не было. Лагунов и Борис не лезли с вопросами, спасибо им, а Лида…

Лида искала. И нашла.

– Посетителей не пускаем, – процедила толстуха в белом халате.

– А передачу… Передачу – можно? Пожалуйста!

– Можно. Лучше в коробке, а то набьют сумки, а те хлипкие, собирай потом по полу ваши апельсины.

Пропустили Лиду через неделю, когда больного перевели из реанимации в обычную палату.

– Лидия! Так это вы мне коробки передавали? – спросил Сергей, перебинтованный так, что только щель там, где рот, да еще глаза видны, его глаза.

– Я.

– Коробка с передачами, коробка передач… Это профессионально!

Ей показалось, что щель изогнулась в улыбке.

– Но как вы меня нашли? Постойте, вы видели мою «ниву» и по номеру… Сложно, трудоемко, но осуществимо. Фамилия, адрес, бабульки у подъезда, место работы… Впечатляет! А я вот, Лида, побился. Была машина – теперь металлолом. Новую надо покупать, а то в ЗАГС заявление подавать не на чем съездить будет. Выручите? Дадите консультацию? Вы же у нас в этом деле мастер.

– Могу предложить «форестер», – сказала Лида и тоже улыбнулась.

Край света

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

Светлана смотрела в зеркало. Придраться не к чему, и все же она себе не нравилась. Видно, и мама что-то заподозрила.

– Ты позвонила Марии Петровне?

– Позвонила.

У Марии Петровны, которую мама не любила, осуждая за резкость суждений, сегодня был день рождения.

– И правильно. Она так страдает без доброго слова, без участия. – Мама снова поскреблась в дверь: – О чем вы с ней говорили?

– Это она со мной говорила. О политиках. О нравах. О болезнях.

– Последнее время она жаловалась на нездоровье.

– Она всегда жалуется.

– Надеюсь, ты ей не перечила? Нет? Вот и умничка. Мария Петровна человек тонкий, чувствительный.

– Я тоже.

– Что?

– Ничего. – Светлана положила руку на кран. – Извини, мне надо умыться, – и повернула вентиль. Струя ударила в раковину, заглушив голос из-за двери.

Вода из горячего крана бежала холодная и никак не нагревалась. В воскресенье приходил слесарь и ничего толком не сделал. Но деньги взял. А она еще извинялась за беспокойство. Зачем извинялась? По привычке.

Расчесав волосы, Светлана вышла из ванной.

– Иди ужинать, – позвала мама. – Я приготовила бигос.

Тушеную капусту с сосисками Светлана не любила, но съела все. Мама ревностно относилась к оценкам своих кулинарных способностей.

– Я выпью кофе, – предупредила Светлана.

– На ночь глядя кофе вреден!

Дочь покорно кивнула:

– Тогда чаю.

– Сегодня в газете напечатали очень интересную статью, – сообщила мама. – Прочитай, пожалуйста, мне бы хотелось узнать твое мнение.

– Не сейчас. Потом, – сказала Светлана.

– Ты даже не спросила, о чем статья! – мама обиженно дернула головой.

– Прости, я устала, только на телевизор и способна.

– Что там интересного? «Край света» уже не показывают.

В этом они были едины – в интересе к недавно завершившейся передаче «Край света». Правда, победы в игре они желали разным участникам, но об этом Светлана благоразумно умалчивала.

– Спасибо.

В комнате Светлана упала в кресло и включила телевизор.

Мама заглянула минут через сорок.

– Ты не прочитала статью? Жаль… – Взглянула на экран и произнесла осуждающе: – Как ты можешь смотреть такое?!

Двое за стойкой – мужчина с седыми висками и юноша в галстуке с эмблемой престижной частной школы – вели неспешный разговор на фоне оголяющейся на сцене грудастой девицы.

– Я отдыхаю, – сказала Светлана. – Ты идешь спать?

– Читать!

Фильм кончился тем, что выпускник школы для избранных покончил жизнь самоубийством, а его наставник сошел с ума. Не слишком типичная для Голливуда картина. Тем и хороша.

Светлана вышла в коридор. Свет из-под двери гостиной не пробивался, что означало – мама заснула.

– Спокойной ночи, – прошептала Светлана и вернулась в комнату. Там она достала из сумки журнал и села за письменный стол, который по большому счету ей был давно – с институтских времен – не нужен.

Журнал, рассказывающий о теленовостях, раскрылся на нужной странице. С анкетой…

Светлана включила компьютер. Сверяясь с журналом, нашла нужную страницу на сайте телеканала. Теперь – заполнить графы. Светлана проставила пол, возраст. Отчиталась о семейном положении, фактически – о своем одиночестве; о склонностях, пристрастиях, точнее – об их отсутствии. На что она потратит призовые деньги, случись ей выиграть? Купит дом у озера. Ей всегда нравился Валдай, ей казалось, там воздух пронизан умиротворением. И еще она купит машину, чтобы ездить в Москву, к маме. На Валдай она ее не возьмет… Что она не сделает ни за какие деньги? Не изменится – ни к худшему, ни к лучшему. Даже если очень-очень захочет.

Оставалось щелкнуть по окошку «отправить», но Светлана медлила. Кому на глаза попадется ее анкета? Если вообще попадется кому-то… Да там все и так решено, у телевизионщиков… И обращение к широкой публике – это всего лишь пиар, реклама… А может, подумала она, это и к лучшему, что не попадется, никто не увидит, никто не узнает. Ведь она кто? Никто, моль белая, а игре требуются люди, способные вызвать у зрителей самые разнообразные чувства, а не единственное – жалость.

Светлана вновь пробежалась глазами по заполненным графам. Пол, возраст… И в конце: «Если хотите сообщить о себе дополнительные сведения, изложите их ниже…»

В окошке ниже дрожал курсор, готовый отсчитывать буквы…

Светлана решила, что сначала напишет на бумаге, ручкой, а потом отстучит по клавиатуре. Иначе связно не получится, а каша – запросто.

На чем бы написать? Светлана выдвигала ящики стола, пока в нижнем, в самом дальнем углу, не обнаружила свой дневник – не школьный, с оценками и росчерками учителей, а тот, которому в 10-м классе в тайне от мамы доверяла свои надежды и мечты, свою любовь.

Последнюю запись в нем она сделала наутро после выпускного бала и убрала дневник в стол. И постаралась забыть о его существовании, а значит – и о Валере. Но дневник ждал своего часа… Десять лет прошло, и вот – дождался. Чтобы снова растревожить воспоминаниями.

Тетрадь была исписана почти до конца. Оставалось всего три чистых листка, их Светлана и вырвала.

Взяла ручку, написала: «Здравствуйте…» К кому она обращается? К продюсеру? Психологу? Пятому ассистенту младшего редактора? Она выбрала обтекаемую форму: «… уважаемые устроители игры «Край света». Пользуясь вашей любезностью, хочу более детально мотивировать мое желание принять участие во втором туре телеигры «Край света».

Светлана поморщилась: все верно, грамотно, но велеречиво и глупо. Будто официальное послание составляет – с реверансами и заверениями в преданности. А зачем пыжиться, если урна ни глаз, ни мозгов не имеет?

Светлана повертела ручку в пальцах и, склонив голову к плечу, стала писать легко и свободно.

«Мне не везет. Мне хронически не везет. Кто-то скажет, что в 26 лет говорить об этом рано – вся жизнь впереди, но я знаю, что при хронических заболеваниях лекарства и процедуры лишь затягивают процесс, но вспять обратить его не в состоянии.

– С тобой скучно, – сказал Валера.

С Татьяной, яркой девчонкой из их класса, между прочим, троечницей, ему было веселее. На выпускном он только с ней и танцевал.

– Когда я рядом с тобой, то всегда боюсь что-нибудь брякнуть, – через несколько лет сказал мне другой парень, Дима. – Будешь искать камень за пазухой, второе дно… А все время себя сторожить тяжко. С тобой вообще тяжело.

Он был прав. И я не обиделась, когда он переметнулся к Лиде, девушке из нашей группы, на которой и женился за месяц до окончания института. К Лиде я тоже была не в претензии. Дима – парень хороший, такого грех не полюбить. Я слышала, сейчас у них двое детей. Дима получил диплом за участие в международном конкурсе, трудился над проектом комплекса «Берег счастья» на Волге. Лида не работает, воспитывает их мальчишек. Не сомневаюсь, их детки возьмут от родителей лучшее: от Димы – целеустремленность и красоту, от Лиды – мягкость и мудрость.

Я же умом похвастаться не могу. Мне это еще Валера объяснил – тогда, накануне выпускного бала.

– Ты… дурная какая-то. Никому не веришь, всех подозреваешь. Думаешь, все тебя хотят обидеть? Это тебя мать настраивает…

– Маму мою не трогай! – я повысила голос.

– А ты не ори. Мать твоя одна, так, наверное, сама виновата. И ты одна останешься. Наверняка. Но я тут разбираться не хочу, меня психиатрия не привлекает, я в экономический поступать собираюсь, а не в медицинский.. Все, пока!

И он ушел к Таньке, которая громко смеялась его шуткам и смотрела снизу вверх совершенно ошалелыми глазами.

Утром следующего дня я записала в дневнике: «Он прав. Мне это не нравится, но он прав. Надо меняться».

И не изменилась. В институте все повторилось с Димой. А потом, позже, с Артемом, в архитектурной мастерской, где я имею честь прозябать по сегодняшний день.

«Прозябать» – это моя оценка, хотя начальство мной довольно. Самая невидная, неблагодарная и кропотливая работа достается мне. Я не ошибусь в расчетах, я не подведу. Из меня получился никудышный архитектор, но очень исполнительный работник. На таких, как я, молятся, и таких не замечают.

Артема я вижу каждый день. Когда я пришла в мастерскую, он на меня сразу глаз положил. Купился на внешность. Ведь я очень ничего, это правда. Цветы дарил, на свидания звал. Мне это было приятно. Но это было неожиданно, и потому пугало. Наш роман продолжался три месяца, а потом он сказал:

– С тобой опасно. Об тебя обрезаться можно. Рядом с тобой и ангел будет чувствовать себя подлецом. Подозрительность должна быть избирательна, а справедливость – милосердна. А ты сначала сжимаешься в ожидании удара, а потом сама начинаешь хлестать наотмашь. Превентивная мера… Ну кому такое понравится?

Никому не понравится, я понимаю. Даже маме моей, хотя именно она выпестовала меня такой: неуверенной в себе, ждущей, что любой встречный только и мечтает, как бы уязвить, насмеяться. Я жалею маму, в свое время ее сильно обидели, и она так и не смогла выпрямиться. И я ее не осуждаю, она хотела как лучше, она хотела уберечь меня, предупредить.

Ей не повезло, ей не встретился человек, кому можно было бы довериться безоговорочно, а теперь не везет мне. Я всегда мечтала быть в окружении людей, которые говорят, что думают, и делают, что говорят. Такие люди есть, я знаю, иначе и быть не может, иначе мир перестанет существовать, захлебнется во вранье. Может быть, такие люди мне встречались. Может быть, и Дима, и Артем, и Валера были именно такими – любящими, преданными. А не смогла заставить себя в это поверить. Я сомневалась… Мне нужны были гарантии! А их никто предоставить не мог.

Теперь вы понимаете, почему я посылаю вам свою анкету, почему согласна на все ваши условия и готова ехать куда угодно, на остров, в тайгу, в пустыню, лишь бы принять участие в игре. Меня устраивают ее правила! Следуя им, человек покажет свою суть. Чуть раньше, позже, но неизбежно. И все это будет на моих глазах. И это будет урок, а я способная ученица.

Я была с вами откровенна, как откровенны попутчики в поезде: вывернули душу – и полегчало, разошлись на перроне – и забыли друг друга. Потому и откровенничали…

У телевидения свои законы, своя диктатура. Скорее всего, вы давно прикинули, кто вам нужен: бизнесмен, актриса, пенсионер, учительница, безработный… В этом ряду нет места для неудачливого архитектора с массой комплексов. Я все это понимаю, как понимаю и то, что послание мое вряд ли кто прочитает. Потому и выложила все, как есть. Только перестука колес на рельсовых стыках не хватает.

И еще должна сказать, что очень вам благодарна, уважаемые устроители телеигры «Край света». Я давно так ни с кем не говорила. Я не езжу в поездах дальнего следования, у меня нет близких подруг, у меня только мама, но с ней об этом нельзя, она будет плакать, а я не хочу, чтобы она плакала.

До свидания…»

Светлана бросила ручку. Посидела. Потом стала стучать по клавишам, набивая текст. Поставил точку. Осталось отослать… Это надо сделать, сделать сейчас же, если промедлить, то она может опомниться и сотрет текст, уничтожит анкету… И это, наверное, будет правильно. Зачем выставлять себя на посмешище? Да, конечно, никто не прочитает, разве что какой-нибудь стажер. Он будет читать и хихикать. Или того хуже – жалеть. Нет, надо сейчас же, сию секунду…

Светлана нажала на клавишу «мышки».

И в следующую секунду пожалела о содеянном.

Но ужине не исправишь…

Дверь открылась.

– Ты почему не спишь?

– Сейчас лягу.

– Уж пожалуйста…

Сухонькая рука потянулась к морщинистому старушечьему горлу.

– Что с тобой? – Светлана подалась вперед. – Сейчас… капли…