Текст книги "Гайдебуровский старик"

Автор книги: Елена Сазанович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– А что, ну что тут я могу вообразить! – Тася горячилась не меньше моего, да еще с таким видом, словно тоже поражалась моей беспросветной тупости. – Шкатулка как шкатулка! К тому же совсем старая. Конечно, она еще ничего, крепкая. Даже краска почти не облезла. И обита добротной тканью. И вышивка довольно искусная. Может вас вышивка так поразила? Но могу вам сказать, моя бабушка лучше вышивала. Сюжетней. А тут куры да утки. Деревня какая-то. А моя бабушка в эту деревню наверняка бы еще каких влюбленных поставила в центре. Пусть себе целуются. Уже хоть какая мысль вырисовывается. К примеру, тоска на душе, друг бросил, ушел и не вернулся. А смотришь на шкатулку, а там влюбленные целуются. Уже радость. Вдруг скоро и у меня так будет? Вдруг явится принц и подарит сережки, которые можно положить сюда. Так нет! Одни куры да утки!

– О, боже! – я схватился за голову. – Ты все о своем. И причем тут твоя бабушка! Она что артистка была, или офицерша, или из знатного рода происходила!

– Нет! Но хочу заметить, и убийцей она не была. А насколько я знаю, этой шкатулкой прибили кого-то! И я должна при этом разевать рот от счастья и махать крыльями! Что какая-то придурковатая старуха убила бедного парня! И причем тут исторические страсти! Вы что-то путаете! Это даже не шкатулка, а орудие преступления. Может, ей бы нашлось местечко в музее милиции. Это ведь не история, это просто жестокость! И эту жестокость не нужно возводить до небес! И петь ей дифирамбы! Ее нужно либо клеймить, либо забыть! А можно вообще сжечь!

Тася решительно направилась к камину. В своих руках она торжественно несла шкатулку Салтычихи. В камине, как назло, полыхал огонь. Раскаленные языки пламени, словно в пасти дракона, готовы были все поглотить.

– Эге-гей! – закричал я. И в секунду очутившись возле девушки, выхватил из ее рук редкий предмет. – Тоже мне, вершитель истории!

– Вы что, Аристарх Модестович! – Тася покрутила пальцем у виска. – Я же не чокнутая, как ваша Салтычиха. Я человек рассудительный, как вы заметили. И, если что можно продать, с выгодой к тому же, в огонь в жизнь не полетит. А вы наверно забыли, что шкатулка стояла на камине?

Я вздохнул и поставил шкатулку на место.

– Вот так. И смотреть на нее нужно как на товар.

– Товар, Тася, продается в соседнем супермаркете, где ты работала. Товар можно положить в пакет, выбить чек и покупателя отправить восвояси. Можно, Тася, даже продать просроченный товар. Частенько подобное выгорает. Здесь, девушка, просроченных товаров не бывает. Напротив, чем дольше их срок, тем выше цена. И в пакет их просто так не уложишь. К нашим вещам требуется особое уважение, почтение и осторожность. Поскольку если что разобьешь, то не только разобьешь дорогую вещь, разобьешь то, что уже никогда, представляешь, никогда в жизни не восстановить. И, если хочешь, разобьешь мое сердце, – мне уже казалось, что это не я говорю. Я только открываю рот. А меня озвучивает настоящий антиквар. Из своей могилы. Мне стало не по себе. И я зябко повел плечами. И протянул руки к огню. Мне нужно было почувствовать боль. Чтобы знать, что я еще существую. И я еще живой.

– И еще, уясни себе девушка. Здесь ценится не внешняя оболочка, не картинка и даже не качество. Каждая вещь ценна своей историей, как ты говоришь, сюжетом. Ну, хорошо, ты не понимаешь про страсти, трагедии и любовь. Это все абстрактно. Это нужно представлять. Но… Но, к примеру… К примеру… ты представляешь, что на этой шкатулке, возможно, еще есть улики. Улики преступления.

– Как так? – Тася всплеснула руками. – Через столько-то лет!

– Вот именно! И этим можно поразить покупателя! Сразить его наповал! Обезоружить!

– А потом, обезоруженного, облапошить, – хихикнула Тася в ладошку.

Замечание было колким и, в общем-то, довольно уместным. Но я не обратил на него внимания. Я становился профессиональным торговцем.

– Представляешь, Тасенька! В те годы, столько веков назад, улики можно было и не найти. И не доказать причастность к убийству того или иного лица. А сегодня! И отпечатки пальцев, и генетический код, и даже пылинки, и даже кровь! Через столько времени! Все можно определить! И все сохранилось! Бог с ними, страстями и трагедиями. Люди! Здесь можно физически почувствовать прикосновение людей, которые умерли сотни лет назад! И кровь жертвы, и кончики пальцев убийцы! Они здесь!

Тася содрогнулась. И в ужасе посмотрела на меня.

– И вы такое хотите продать! Продать убийство! И убийцу, и жертву! Да кто такой страх купит!

– Люди разные бывают, иногда они очень хотят купить смех, иногда страх, – машинально ответил я.

– В таком случае, пусть лучше валят в ларек с компакт-дисками. И покупают комедии и трагедии себе на здоровье. Это как-то нормальнее, чем кровь жертвы и пылинки от волос, – буркнула себе под нос Тася.

Я задумался. Кровь жертвы, пылинки от волос, отпечатки пальцев. Что-то я забыл, что-то упустил. Что? Когда? И что мне это напоминает? И о чем это напоминание предупреждает?

Мои глубокие воспоминания перебил звон колокольчика. Что означало – пришли посетители. Может быть, они захотят купить страх? Он сегодня в цене.

Тася со знанием дела вмиг очутилась у двери. Поправила юбку и пиджак. Она нисколечки не волновалась, в отличие от меня. И на ее миловидном румяном личике заиграла приветливая улыбка. Она уверенно встряхнула пышной белокурой головкой. И прорепетировала:

– Проходите, пожалуйста. В мир исторических вещей. Нет, в мир вещей с историей. О, нет, в историю для вещей. Тьфу, так можно запутаться. В общем, безмерно рады вас видеть в антикварном супермаркете.

Я угрожающе постучал ладонью по столу.

– Ну, супермаркет это слишком, вы правы, – вздохнула Тася, видимо, вспомнив торговый муравейник, где мы с ней вместе работали. Похоже, она по нему скучала.

– Ну, ладно, ваша взяла. В антикварный бутик, – Тася почесала за ухом, видимо, тоскуя, что в бутике ей торговать не пришлось.

Еще раз угрожающе постучать по столу я не успел.

В мою антикварную лавку (подчеркиваю – лавку, а не иначе!) торопливо вошла молодая женщина. Кудрявые рыжие волосы были уложены в неимоверно пышный «пучок». А синие, ярко накрашенные черной тушью глаза, пробежались по магазинчику суетливо и с любопытством. На ее плечи было небрежно наброшено песцовое манто, на воротнике которого виднелась металлическая игла от этикетки. Я опустил голову и заметил безукоризненно чистые лаковые сапожки (в такую-то дождину!). Из своих наблюдений я сделал вывод, что дамочка не иначе подкатила на машине. Недавно купила себе дорогущие новые вещи. Значит, у нее появились деньги. Шальные случайные деньги. Она нервно мяла новую сумочку из крокодиловой кожи в своих руках. Из чего я сделал вывод, что она не коллекционер и вообще, скорее всего, впервые посещает антикварный магазин. Куда и хочет поскорее вбабахать свои сбережения. Это было нам на руку. Я уже безбоязненно вышел ей навстречу и поклонился.

– Что желаете приобрести? Для коллекции? – спросил вежливо я, чтобы окончательно удостовериться в безопасности посетителя. И заодно, чтобы угодить.

– Коллекции? – она заносчиво засмеялась. Я попал в самую точку. – Вы мне льстите. Я не коллекционер. Коллекционеры – это нечто космическое. Они живут не в нашем мире. А я живу здесь, – она для убедительности топнула высоченной золотой «шпилькой». Словно хотела, чтобы мы поверили, что она не космический пришелец. Мы и так в это с легкостью верили.

– В таком случае… – я сделал надуманную паузу продавца. Торговую паузу.

– Вы должны понимать, в общем-то… У моего мужа юбилей! – Она произнесла это с таким апломбом, словно ее муж был, по меньшей мере, президент.

А мое напряжение окончательно спало. Как все просто. Всего лишь юбилей. Словно она зашла в ларек китайских сувениров за углом. А может она и впрямь углы перепутала? Она не перепутала.

– Юбилей! – Тася радостно всплеснула руками. Словно это у Тасиного мужа был юбилей. – Как это замечательно! И сколько ему, если не секрет?

– Не секрет. Секреты от подружек бывают. А не от продавцов. Ему тридцать пять.

– О! – не преставала радоваться Тася, словно ее уже пригласили на этот юбилей. – Тридцать пять! Вы на лет десять моложе его? Двенадцать? Пятнадцать?

– Мы ровесники, – лицо дамочки покрылось легким румянцем. Ее это окончательно сразило. Подобный комплемент для женщины ценен именно с уст женщины. И он так редко случается. Первый шаг сделан. Мы ее подкупили. Теперь нужно, чтобы она купила у нас.

– Мы можем что-либо подобрать для вашего мужа, – не унималась любезничать Тася. – Надеюсь, он не космический пришелец?

Они вместе рассмеялись довольно плоской шутке. Похоже, они нашли общий язык. Позднее я убедился, что Тася находит общий язык со всеми. И что она так долго делала со мной? Ведь единственный, с кем она так и не поладила – это был я. Когда-то.

– Нет, – сквозь смех ответил женщина. – Он не из космоса. Он, слава богу, не коллекционер. Тьфу, тьфу, тьфу, – она плюнула через левое плечо. – Представляете, как бы мне это дорого обошлось! У коллекционеров, наверно, нет жен, да? Это нереально. Такие бешеные деньги за какую-нибудь чугунную сковородку, – она бесцеремонно указала накрашенным ноготком на висящую на стене сковороду, на которой не раз пекли блины на Масленицу в петровские времена. – Даже если ей пользовался сам… ну, ну, не знаю кто…,– дамочка отчаянно пыталась вспомнить хоть одного великого. – Ну к примеру, к примеру…Сам Петр! Да любая жена его этой сковородкой по голове. Ну, разве, если они только будут коллекционировать одни и те же вещи. А это уже фантастика.

– Увы, – Тася бесцеремонно указала на меня. Как на живой пример женоненавистника. – Вот вам и пример. Человек, не смотря на свои более чем преклонные годы, так и не женился.

– Сочувствую. Впрочем, в одиночестве есть свое преимущество? Да?

– Вы правы, милая, – я развел руками. – Мне, например, нечего терять. Кроме своих вещей. А терять вещи – это моя профессия. Это моя неизбежность. И в некотором роде – болезнь.

– Ну, за определенную цену с ними не так уж болезненно расстаться, разве не так?

– Вот вы бы никогда не сделали этого едкого замечания, если бы были-таки коллекционером, – я шутливо пригрозил ей пальцем. – И как же вы накажете бедного старика? Что у него отберете?

Женщина медленно прошлась по антикварной лавке. Мельком взглянула на картины, гобелены, посуду, письменные принадлежности. И, наконец, резко притормозила у витрины со старинными драгоценностями. Она кружилась возле нее, как пчела у бочки с медом. Громко восклицала, цмокала язычком, хлопала от удивления в ладоши.

– Какая красота, боже мой! Какая прелесть! Как хочется что-нибудь этакое…Ой, а этот браслетик, там рубины, да?

– Хочу заметить, что юбилей у вашего мужа, вряд ли этот браслет ему будет к лицу, – осадил я ненасытную дамочку.

– Увы! – она в негодовании стукнула шпилькой, опустившись на землю. И чуть не заплакала от обиды.

Тася осторожно ее взяла под руку и повела, как по музею, по антикварной лавке, где с достоинством расположились исключительные предметы. И у каждой из них была биография. И свой хозяин. Иногда казалось, что это вовсе не вещи, а сами владельцы, которых кто-то заколдовал. Но Тася не вдавалась в ветхости истории и не рассказывала биографии, ни антиков, ни их хозяев. Она, как истинная продавщица, со знанием дела, горячо и убедительно описывала качество, прочность антиквариата. Плюс его оригинальность, неожиданность и экзотичность в разрезе сегодняшнего века. Как ни странно, нашу покупательницу это вполне устраивало. Как ни странно. Это будет устраивать и наших последующих покупателей.

– Да, да, – Тасино хорошенькое личико раскраснелось. – Этот удлиненный глиняный горшок для молока. Ручная работа. Вы заметили, какое качество? А глина! Пластичная! Огнеупорная! В печь поставишь, в жизнь не треснет. Я имею в виду, конечно, микроволновку. И электричество, и пламя – ни почем! Такой глины теперь с огнем не сыщешь! А какой изгиб у талии. Это просто скульптура! Напоминает женскую фигурку? Правда? Кстати, очень даже на вашу фигуру похоже. Представляете, ваш муж каждое утро наливает туда молоко. Смотрит на этот сосуд и сразу вас вспоминает.

– Ага, и ассоциирует меня с горшком. Еще чего не хватало! А еще хуже, если с этой посудиной будет ассоциировать свою секретаршу!

Я почесал за ухом. Я боялся, что наше первое дело разобьется вдребезги. Оно так же хрупко, как этот глиняный горшок. Не смотря на качество глины. Но я плохо знал Тасю. Она расхохоталась во весь голос. И у нее на щеках появились глубокие ямочки.

– В таком случае, могу предложить графин для водки. Или коньяка. Как хотите! Венецианское стекло! Тоже ручная работа. Это вам не какое-нибудь чешское! Здесь стекло тоньше, гораздо тоньше. Оно в расплавленном виде более текучее, понимаете!

Дамочка притворно зевнула. Ее не интересовала текучесть венецианского стекла. Но Тася не сдавалась.

– И здесь сюрприз, как раз для юбиляра! Классный такой!

Тася с виртуозностью фокусника достала из буфета графин. В нем сидел жирный, раздутый черт.

– Посмотрите, какое чудо! – ликовала Тася, словно сама хотела купить этот сосуд. – Графин полный! До рогов! А теперь!

Тася продолжала показывать фокус.

– Наливаем, так-так. Видите, черт меньше, еще наливаем, еще меньше, еще наливаем, о, это уже не черт, а чертик. Бац! Наливаем до конца. Где черт? А черта нет! Что означает – нет водки, и черт не страшен! Очень поучительно!

Тася была безмерно довольно своими артистическими способностями, словно это она сочинила графин с чертом. Но на дамочку фокус не произвел должного впечатления. Она даже не удивилась ни оптическим эффектам, создаваемым жидкостью. Ни мастерству стеклодувов. Ни самому черту.

– Тогда мой муж окончательно сопьется! – возмутилась наша привередливая покупательница. – Этот черт – провокатор. И его пребывание в графине попросту означает – спиться до чертиков! И вы мне это подсовываете, чтобы мой муж спился! И не черт, а он будет все время на рогах! На пустой графин он смотреть не сможет. Скажет – как-то неэтично. Графин – без водки, точно стихи без рифмы! Или искусственный песец! Уж я хорошо знаю своего мужа. А как только нальет туда водку, тем паче не станет просто на него глазеть. Захочется выпить. Причем все! Это, знаете ли, вы мне замкнутый, точнее порочный круг предлагаете. Мало того – бешеные деньги за графин, а потом еще вбухивать за лечение от алкоголизма. И от прыгающих чертей перед глазами.

Мы с Тасей переглянулись. Муж дамочки, похоже, был еще тот черт. Но как бы ему графин пришелся по вкусу! Своей жене этого он точно не простит. Впрочем, черт с ним!

– Чемодан не желаете? – Тася еще и еще попыталась исправить ситуацию. – Посмотрите, какой вместительный! Куда хочешь с ним поедешь! Не подведет! Можете на Канары, можете в Париж! И сам Менделеев сделал. Он не только эти всякие непонятные элементы изобретал! Наверно потом понял, что делать чемоданы – куда выгоднее и полезнее, разве не так? А какая кожа, вы только попробуйте!

– Не нужен мне ваш чемодан! – голос дамы сорвался. – Вы что, хотите, чтобы мой муж в этот же день сгрузил все вещи в чемодан и смылся! Небось только об этом и мечтал всю жизнь – на Канары со своей секретаршей, у которой черти не только в глазах прыгают! Нет уж – дудки! Этого счастья я им не доставлю! А Менделееву больше делать было нечего, как чемоданы для мужей-пройдох изобретать!

Я даже ее пожалел. Зачем вообще такой муж нужен? Впрочем, какое мое дело. Возможно, мужья любые пригодятся.

– И вообще, неужели у вас нет тут чего поярче, ну, как бы, чтобы искрилось, что ли!

Похоже, дамочка любила все, что блестит. Как ворона.

– В таком случае – вот этот колокольчик, – Тася взяла с полки колокольчик и протянула покупательнице. Колокольчик блестел, словно золотой. И это подавало надежду, что дамочке понравится. Тася словно пускала золотую пыль в глаза. Дамочка даже прижмурилась, разглядывая эту вещицу. И даже потрясла ею. Раздался мелодичный, но довольно громкий звон.

– Ну– у-у, – протянула неопределенно она. – Это хоть на вещь похоже. На полезную вещь.

Я понятия не имел, какую пользу может принести колокольчик, и тут же поспешно попытался набить ему цену.

– Безусловно! Учитывая, что эта вещица висела в доме графа Вяз…

Дамочку совершенно не интересовала фамилия графа.

– В доме графа? – она бесцеремонно меня перебила. – Ну да. Вещь практичная. Дамочка постучала по колокольчику и даже обнюхала его, – и звенит громко. Еще бы мужу его куда подвесить, чтобы всегда знать, где он. А то шляется бог весть где.

– Ну, для этого давно изобретены мобильные телефоны, – сглупил в очередной раз я. И Тася бросила на меня свирепый взгляд.

– Вот именно! – поддержала меня дамочка. – И к чему этот пустой перезвон!

Я тут же попытался исправить ситуацию.

– Ну что вы! Он очень удобен в доме! А я уверен, что ваш дом не хуже дома графа Вяз…

Дамочка вновь не пожелала дослушать фамилию. И перебила меня.

– Хуже! Тоже мне – хуже! Я не в доме, к вашему сведению, а во дворце теперь живу! А в этой убогой квартирке и не появляюсь!

– Вот видите, – ликовал я. – Столько комнат, спален, огромный холл, гостиная… Зачем лишний раз тратить деньги по мобильнику, чтобы дозваться друг друга. Стоит только, – я потряс колокольчиком. Звон стал еще громче и мелодичнее. И я от счастья тут же совершил еще одну ошибку. – Именно так и поступал лакей, чтобы кликнуть графа Вяз…

– Что-о-о! – дамочка побагровела. И ее кудряшки затряслись в негодовании. – Так это штуковина для лакея! И вы хотите ее подсунуть для моего мужа! Да вы… Да если хотите… Да если вы знаете… Мой муж недавно стал президентом!

Я уже об этом догадывался. И даже мог представить себе эту фирму, президентом которой стал ее благоверный (надолго ли?) И этот дворец, в который они недавно переехали (надолго ли?) И их вкусы, которым они недавно в спешке обучились (это уже навсегда) И их образование, которого у них никогда не было и не будет (счастливые люди!).

Я стал заметно нервничать. И чем больше нервничал я, тем спокойнее, приветливее и терпеливее становилась Тася. Она сразу сообразила, что с подобными покупателями нужно поступать по-другому. Им нельзя указывать и навязывать. От них нужно держаться в стороне. А они должны выбирать товар сами. А когда выберут, тут вступает наш трудовой дуэт. Я и Тася. Мы их убедительно отговариваем от покупки до тех пор, пока они не остановятся на своем выборе окончательно.

Ради усыпления бдительности, Тася указала еще на парочку вещей и, получив категоричный отказ, дала полную волю покупательнице. Та, в свою очередь, демонстративно стуча каблуками, деловито прошлась по кругу комнаты и неожиданно остановилась возле волейбольного мяча, на котором ненавязчиво был указан наш навязчивый мир.

– Вот! – она тыкнула накрашенным пальчиком в «глобус». – Это то, что надо!

Мое сердце подпрыгнуло. И некоторое время не хотело возвращаться на место. Мне показалось, что у меня закончилось сердце.

– П-п-очему вы остановились на этом выборе? – я слегка заикался от волнения. И Тася бросила подозрительный взгляд в мою сторону. Я на пару секунд затаил дыхание и бесшумно выдохнул. Сердце вернулось на место.

– Почему? – дама капризно повела плечами. – А потому что мой муж – бывший футболист!

– Но… с вашего позволения – это волейбольный мяч, – неуверенно возразил я.

Тася приложила палец к губам, что означало, чтобы я заткнулся. Иначе испорчу все дело. Она правильно решила, что у нас с покупателем возникла антипатия. И что ей, Тасе, нужно теперь вести тонкую политику противоречия. Отговаривать от покупки, чтобы в нужный момент покупатель уверовал в необходимость своего приобретения. Но Тася не могла знать, что я противился приобретению мяча совсем по иным, гораздо более трагичным причинам.

– Ну и что, что волейбольный? – дамочка агрессивно сделала шаг в мою сторону. И удар шпильки зазвучал как удар молотка в пустом зале. – Мяч он и есть мяч! Ни больше и ни меньше! Не все ли равно, чем бить! Главное не убить!

Я вздрогнул при этих словах и машинально резко отступил назад. Дама победоносно улыбнулась. Ей показалось, что ее шутка удалась.

– Понимаете, дорогая, – Тася осторожно взяла под локоть женщину, словно прикоснулась к антикварной вещи, – понимаете, мой босс имеет всего лишь в виду то, что этим мячом неудобно играть в футбол. Он и не волейбольный даже. Он просто макет волейбольного мяча, на котором изображены страны. Ну, что-то вроде глобуса-сувенира. Не будете же вы сувениром играть в футбол. И тем более жалко подфутболивать наш мир.

– Его уже и так футболят в разные стороны. Тоже мне новость! А на счет того, удобно его гонять по полю или нет – это мой муж разберется. Не глазеть же нам на него. Тоже мне – сувенир! У нас атлас мира имеется. И если захотим куда поехать, туда и заглянем. А этот мяч, – она по-хозяйски похлопала по нему, – вполне практичная вещь. Мой муж будет рад такому подарку. А то – горшок, графин, чемодан! Дудки! Пусть лучше мой муж за здоровьем проследит. А то все время в кресле с пивом и с чертями в башке! О спорте начисто забыл! Уже брюхо какое вырастил! Вот я и напомню и про футбол, и про здоровье. Уж я лучше вашего знаю, что моей семье нужно!

Покупательница раскраснелась от красочного монолога, словно чугунная сковорода. Впору было на ней жарить блины к Масленице. В общем, она была готова. И Тася уже показала мне украдкой большой палец: «все в порядке». Но она не могла знать, что к этой сделке не был готов я. Я уже понял, что меня так взволновало, когда я рассказывал про шкатулку Салтычихи, про это орудие убийства. Мяч! Тоже орудие и тоже улика, еще какая улика. И хотя я его тщательно протер одеколоном, я не мог знать, до какой степени теперь развиты технологии в раскрытии преступления. Вдруг на этом мяче все же остались отпечатки. Вдруг изобретены приборы, благодаря которым улики смыть невозможно! Я от напряжения вспотел. Мне нужно было любым способом прекратить эту сделку. И я почти выкрикнул:

– Нет!

Тася и дамочка уставились на меня.

– Я хотел сказать, что этот мяч не продается. Он особенно дорог мне. Он… Это мяч Моргана. Ведь вы даже о таком не слыхали? И вам плевать, что это за человек был! Нет, не магнат! И не пират! Это великий человек! Он изобрел волейбол! Вот так! Самую увлекательную в мире игру! Я… Я фанат волейбола! Ну, скажите, как фанат волейбола может продать волейбольный мяч! Продать самого Моргана!

– Чего-то староваты вы для волейбола! – дамочка уже решила откровенно на меня наступать. И намерена была победить в этой битве.

А Тася незаметно покрутила пальцем возле виска. Мол, дело уже выгорело, мяч, считай, в сетке. И это перебор – вести игру дальше.

– Я не играю в волейбол. Я слежу за игрой. Это разные вещи. И это еще более ценно, – я не собирался сдаваться.

– В таком случае, что эта рухлядь тут делает! – покупательница схватила мяч двумя руками и прижала к своей груди. – Может, вы ничего не собираетесь продавать? Может вам тут все дорого? Это не по правилам торговли! Это вам не музей! Сделайте музей, тогда и вопросов не будет! Но вы же получили лицензию на открытие антикварной лавки, разве не так?

– Отдайте мяч!

– Не отдам! Он мой! Сделка свершилась! И если вы посмеете у меня его отобрать, я сделаю так, что здесь не будет ни лавки, ни музея. Я уж найду способы! – и она замахнулась мячом. Мне на миг показалось, что я повторю участь старика.

Тася проворно стала между нами.

– Сделка действительно свершилась, – и Тася назвала такую цену, от которой у меня глаза полезли на лоб. Глаза готовы были полезть на лоб и у дамочки. Но где-то на середине передумали и остановились. Все же принцип был для нее дороже, чем такая дорогущая вещь. И это похвально для покупателя.

– Согласна! В конце концов, здоровье моего мужа дороже! И торговать здоровьем я не собираюсь!

Она вытащила из крокодиловой сумочки толстую пачку купюр. Тася их проворно пересчитала.

А дама, гордо подняв голову вверх и громко стуча каблуками, пошла к выходу. Держа перед собой на вытянутых руках мяч с таким видом, словно получила царскую корону. И так не хватало вассалов, бегущих за ее шлейфом, и удивительно напоминающих чертей, выпрыгнувших из венецианского графина. Который так и не достался ее мужу. И мне на секунду ужасно захотелось отомстить дамочке. И все ему рассказать.

Это была наша самая дорогая сделка. И самая дорогая афера. Тася ликовала. А я, вначале сильно испугавшись, потом успокоился. В конце концов, держать улики лучше там, где никто ими не заинтересуется. Дома держать улики опасно. Возможно, судьба вновь благоволила ко мне.

Так прошло несколько месяцев. Я постепенно забывал о Гришке. Только иногда, вначале, по вечерам, когда снимал парик, бороду, усы. И смотрел на себя в зеркало. Из зеркала на меня в ответ смотрело не слишком привлекательное лицо. Потрепанное и постаревшее. Мне оно все меньше и меньше нравилось. И я вскоре отучил себя заглядываться на свое отражение. И вскоре отучил себя снимать грим. Словно раз и навсегда хотел рассчитаться с прошлым. А моим настоящим был этот седой длинноволосый старик в черной беретке, с белою бородой. О настоящем антикваре я вспоминал все реже и реже. Мне он даже не снился. Иногда мне казалось, что он вовсе не существовал. А, если и существовал, то был всего лишь предметом антиквариата среди множества старинных вещей в магазинчике.

Тася, похоже, вслед за мной безболезненно расставалась с прошлым. И не так уж часто вспоминала о своем непутевом парне Гришке, как и я. Он пропал без вести. И никто в нашем рабочем дуэте не желал слышать вести о нем. Мы на него были обижены одинаково. Для Таси он навсегда остался негодяем, так и не женившимся на ней. Для меня еще хуже – неудачником и преступником.

Помимо редких, но желанных покупателей (которые таки все покупали, благодаря Тасе), частым гостем в нашей антикварной лавочке стал регулировщик Сеня. И я был этому безмерно рад. Я знал причину его нетерпеливых приходов. И меня эта причина устраивала. Сенечка стал гарантом того, что Тася больше никогда не вспомнит о своем парне. И тем более у нее никогда больше не возникнет желания податься с жалобами в милицию. И я, как сердобольная сваха, делал все, чтобы они полюбили друг друга. Впрочем, Сенечка был и без моего суетливого участия уже влюблен по уши. Дело оставалось за Тасей. Но она почему-то медлила. Похоже, успех в бизнесе не на шутку вскружил ей голову. Она одевалась, как истинная бизнес вумен. И мне все меньше и меньше нравилась. Возможно, ту девчонку, в джинсах и кедах я бы еще смог полюбить. Повторно. Так, от нечего делать. На безрыбье и рак рыба. Но эту… Нет, это был не мой стиль, не смотря на деньги, которые у меня уже давно водились. А Тася возвращаться к своей босоногой юности с бумбончиком на шапочке не желала. И вряд ли уже у нее возникнет такое желание. Как у всякого, хоть раз повернувшего судьбу к себе лицом. Особенно силой. Иногда мне даже казалось, что ее вообще не было в той, другой жизни. И познакомился я с ней только теперь, здесь. Впрочем, как и не было в той жизни давно и меня.

А вот Сенечка был и тогда, и теперь. И будет. Таким же славным лопоухим и неприхотливым парнем. И я, как умел, делал ему рекламу.

– Да уж, Тасенька, – мечтательно тянул я после его очередного ухода, потягивая горячий чай. – Да уж. Любая девушка такому парню позавидует.

Похоже, опыта в рекламе у меня не было никакого.

– Ну, вы тоже скажете, Аристарх Модестович! – Тася громко в знак протеста стучала купеческим чайником по столу. – Любая девушка! Какая еще девушка! С вашего каменного века?! Может и да. А в нашем веке никто такому богатству не позавидует. Регулировщик на дорогах! Вот еще! Только Сенечка такую работенку мог откопать. Уже давно везде светофоры стоят! Да что светофоры! Вон, китайцы уже изобрели виртуальных пешеходов! Машина несется на зеленый свет – а тут такая стена из лучей в виде красных пешеходов. Машина хочешь – не хочешь, а остановится! И настоящие пешеходы в безопасности! А что Сенечка? Куда ему до китайцев! Если он умудряется в наш-то век стоять вместо светофора! Он такой же динозавр, как и вы!

– Зря ты так, Тасенька, – не сдавался я, подливая себе чаю. – Ох, как зря. Регулировщик – вполне уважаемая профессия. Да и действительно редкая. А машины людей не заменят. А ты судишь… Да уж и не знаю, по каким критериям ты судишь.

– Только вы знать такое не можете! – Тася еще громче стучала фарфоровым чайником. Чайник недовольно опускал свой носик и проливал чай прямо на стол. – Только вы! Живете в своем придуманном мире! Среди бездушных вещей!

– Бездушных? Весьма спорно. Но дорогих – это точно, – делал я маленькую поправку.

– Может и дорогих, – уже милостиво соглашалась Тася, вспоминая цену антиквариата. – Но все одно. И разговаривать они не умеют, и совет мудрый дать. Вот вы, получается, только в себе и живете. Сам себе и друг, и собеседник. Поэтому ничегошеньки не кумекаете в нашей жизни. А жизнь, дорогой Аристарх Модестович – это не палочкой на дорогах махать за копейки. Она другая – жизнь.

– И какая же, если не секрет, Тасенька?

– А хотя бы такая! – Тася подскочила к многочисленным пакетам, с которыми явилась сегодня утром на работу. И вывалила их содержимое прямо на диван. Множество дорогущих тряпок, обуви, бижутерии, косметики. Даже почему-то малюсенькая сумка-холодильник затесалась. Что меня убило окончательно.

– Ну что, скажете не красиво? Красиво! А вы мне – регулировщик. Вот она – вся жизнь на этом диване. И вся моя философия. И регулировщик сюда не вписывается.

– А как вписывается это? – я осторожно взял сумочку-холодильник.

– А, это я получила за этикетки от йогурта. Ничего, пригодится! А не пригодится – Сенечке его и подарю. Когда жара будет, он достанет из сумочки холодненький напиток – и уже маленькая радость. А меня Сенечкины радости не устраивают. У меня другой интерес.

Я вздыхал. Мне искренне было жаль Сеню. И я не собирался завершать свою рекламную компанию. Но всем нутром чувствовал, что у Таси действительно другой интерес. И Сенечка туда никак не вписывается.

О ее интересе я узнал совсем скоро. И меня это шокировало. Я догадывался, что если что в жизни и интересует Тасю, то принципы в этот интерес не вмещаются никаким местом. Но чтобы настолько…

Был уже поздний вечер. Тяжелыми хлопьями валил снег. И я вглядывался сквозь морозную витрину на улицу. И видел расплывчатые фары пробегающих машин, сливающиеся с бликами замерзшей луны.

И когда в дверь постучали, я не удивился. Поскольку успел разглядеть мелькнувший силуэт Сенечки.