Текст книги "Остров сбывшейся мечты"

Автор книги: Елена Михалкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Они начали встречаться, и Вениамин открыл новое удовольствие – не ошеломлять собеседника перлами остроумия или зарисовками, заранее отрепетированными перед зеркалом вплоть до оттенка улыбки, а открывать человека для себя: постепенно, мало-помалу проникаясь его жизнью и удивляясь ей. Три месяца в их отношениях все было хорошо, пока однажды Вика не попросила сделать перерыв и некоторое время не общаться. Рощин был удивлен настолько, что даже не воспринял ее просьбу всерьез и начал настойчиво звонить, пытаться встретиться и выяснить причину охлаждения девушки. Вика возмутилась, стала разговаривать с ним все холоднее и холоднее, пока Вениамин окончательно не убедился, что ему предпочли другого. Ему! Другого! Полный решимости узнать имя соперника, он стал подстерегать Вику у подъезда по утрам, звонить по ночам и допытываться, кого она ему предпочла. Пару раз он появлялся около офиса, где работала Стрежина, в надежде узнать что-нибудь новое о ее жизни. Однако все его усилия ничего не дали, и в конце концов Вениамин сообразил, что вместо того, чтобы следить за Викой самому, лучше нанять профессионалов. Так он и сделал.

Однако первого же нанятого им сыщика Вика ухитрилась вычислить на второй день слежки и пришла в негодование. Человек, которому она доверяла, посягнул на самое важное в ее жизни – на возможность иметь свою тайну. Он хотел, чтобы она была как на ладони, а для Стрежиной не было ощущения отвратительнее, чем ощущение, что тебя пристально разглядывают под увеличительным стеклом и раздумывают, как использовать увиденное в своих целях. Сам того не желая, Вениамин Рощин поставил жирную точку в их отношениях.

Вика предложила ему встретиться. Она объяснила, чем была вызвана ее просьба о перерыве в отношениях. И очень спокойно сказала, что больше они никогда не будут видеться, – так спокойно, что Рощин сразу понял: она не изменит решения. Он расставался с пассиями неоднократно, и каждое расставание было чем-то похоже на предыдущее. Были девушки, пытавшиеся сохранять хладнокровие и казаться уравновешенными или даже веселыми. Вика не пыталась. Она была спокойной – вот что взбесило Рощина больше всего.

Он не поверил ни единому ее слову о причинах их расставания – точнее, убедил себя не верить: объяснения Стрежиной звучали бредом, обидным бредом. Она сказала, что актер в нем победил человека, и, что хуже всего, добавила: плохонький актер, актер одной роли. Что ему двадцать семь лет, а он все играет восемнадцатилетнего, и пора выходить из устаревшего, неподходящего ему образа. Что, пока он не разберется, какие его поступки продиктованы желанием актерствовать, а какие – нет, он так и будет неискренен, а для нее неискренность – качество, с которым тяжело мириться. В общем, несла полную ерунду, лишь бы уязвить, оскорбить Вениамина!

И Веня Рощин при трех свидетелях пообещал, что отомстит Стрежиной. Правда, пообещал спьяну, находясь в крайне невразумительном состоянии сразу после решающего разговора с ней, а потому никто не придал особого значения его угрозам: подумаешь, девочка ушла – таких девочек на рупь мешок дают в любой подворотне. И приятели убедили Вениамина, что расстраиваться глупо, но, если ему так хочется – пусть погорюет. Говорят, для игры полезно.

– Откуда ты разузнал такие подробности? – недоверчиво спросил Бабкин, когда Макар пересказал ему все, что выяснил о Рощине.

– Самые откровенные я не стал сообщать, чтобы не травмировать твою ранимую психику, – усмехнулся Макар. – За последние полтора дня у меня сложилось впечатление, что нет такой интимной вещи, которую один актер не мог бы рассказать другому. У них повышенная степень откровенности, что ли... В общем, Веня Рощин делился со многими коллегами подробностями своего романа. В деталях описывал, как они познакомились, что говорили, куда ходили...

Бабкин брезгливо поморщился:

– Трепло.

– Просто он устроен иначе. Как бы то ни было, нам с тобой предстоит с ним встретиться, и чем быстрее, тем лучше.

Поразмыслив, Макар и Сергей решили не притворяться и честно сообщить Рощину, что они – частные сыщики, нанятые для того, чтобы найти исчезнувшую Викторию Стрежину. Илюшин знал график Вениамина. По средам парень любил обедать в небольшом престижном ресторанчике в одном из переулочков неподалеку от Тверской; после обеда Макар и собирался «брать его тепленьким и сытым».

– Наша с тобой задача – притвориться дураками, – объяснял он Бабкину перед встречей. – Если Рощин замешан в Викином исчезновении, он сначала напряжется, затем расслабится. Пусть расслабляется по максимуму.

– Не учи ученого, без тебя соображу, – проворчал Сергей, выбирая не слишком поношенный свитер: выглядеть полным неудачником все же не стоило.

– Не нависай над ним... Знаю я тебя: плечи расправишь, воздуха в грудь наберешь и начнешь давить собеседника физической мощью. С Рощиным так нельзя. Он у нас мальчик ранимый, самолюбивый, пусть чувствует себя комфортно.

– Тебя, что ли, подавляю? – прищурился Бабкин. – Макар, не занудствуй.

– Нет, буду занудствовать. У нас с тобой нет никаких рычагов давления на Рощина, так что придется действовать только хитростью и лаской. Осознал? Лаской! Никакой агрессии, быстрых реакций... Ты должен быть заторможенным и мягким.

– Мы его приголубим, – мрачно пообещал Сергей. – Поехали к нашему Ромео.

Толкаясь в забитом людьми метро, Бабкин косился на напарника, настоявшего на том, чтобы не брать машину, дабы не попасть в пробки, и ругался про себя. Он понимал, что опоздать к моменту, когда Рощин выйдет из кафе, нельзя, но ничего не мог с собой поделать: метро Сергей не любил. Он с завистью посматривал на Макара, чувствовавшего себя в толпе, как рыба в воде, проворно лавирующего среди быстро двигающихся по переходу людей. Когда наконец эскалатор поднял их на станцию, Бабкин вздохнул с облегчением.

Кафе располагалось в пяти минутах ходьбы от метро. Макар с Сергеем встали под навес на той же стороне улицы, поглядывая на вычурную вывеску в двадцати метрах от них.

Вениамин Рощин отличался пунктуальностью. Ровно в четверть второго дверь кафе распахнулась, до Бабкина с Илюшиным долетел мелодичный звон колокольчика, и высокий красивый парень в черном пальто и щегольском синем шарфе спустился по ступенькам и огляделся по сторонам.

Макар направился к Рощину, Бабкин последовал за ним. Вениамин стоял, явно обдумывая, куда бы направиться. Приближаясь к нему, Сергей отметил краем глаза движущуюся параллельно с ними машину – черный «БМВ» с тонированными стеклами.

До актера оставалось пять шагов, и Рощин начал поворачиваться к детективам, еще не понимая, что эти двое идут к нему. Но улыбка на лице Макара, явно адресованная Вениамину, заставила его взглянуть на обоих пристальнее. Илюшин чуть замедлил шаг, машина обогнала его, и Бабкин увидел, как медленно и бесшумно едет вниз черное стекло, а за ним в глубине такого же черного салона, в котором еле угадывался силуэт человека, поблескивает что-то маленькое, напоминающее солнечного зайчика.

То же самое увидел и Макар. Он даже не успел внутренне собраться и только ощутил быстро нарастающий холод под сердцем, как будто его ткнули сосулькой. Видимо, лицо его изменилось, потому что в глазах Вениамина отразились удивление и растерянность. Дальнейшее произошло очень быстро.

Из салона машины раздалось негромкое жужжание, закончившееся щелчком, и в ту же секунду Илюшин почувствовал, что его с силой толкнуло сзади что-то огромное и повалило на тротуар. Падая, он сбил Рощина, в глазах которого удивление сменилось испугом, провез ладонью по асфальту, ободрав ее в кровь, и больно ударился плечом. Над ним раздался негромкий вскрик, и, уже придавленный к асфальту всем весом Бабкина так, что даже головы не мог повернуть, Макар заметил высунувшуюся из окна притормозившей машины девочку с фотокамерой в руках, поспешно отщелкивающую один кадр за другим. Девочка изумленно взглянула на него, что-то сказала, обернувшись в глубь салона, и машина, стремительно набрав скорость, исчезла в конце переулка.

Макар выдохнул и попытался выбраться из-под Сергея. Ободранная ладонь болела сильнее, чем ушибленное плечо.

– Не возись, – услышал он раздраженный бас над ухом. – Ты мне ногу придавил.

Бабкин встал и помог подняться Макару. За ними встал и Вениамин Рощин, вид у которого был такой, что Илюшин чуть не фыркнул, хотя положение было отнюдь не смешное.

– Что... это... было? – выдавил актер, ошеломленно моргая, словно сова, которую вытащили из дупла.

– Кафе пользуется успехом, – объяснил Макар, достав платок и прижав его к окровавленной ладони. – Его фотографируют гости столицы.

– Я решил, что меня хотят убить, – проговорил Рощин без выражения и сел на нижнюю ступеньку у крыльца, теребя в пальцах край щегольского шарфа.

– Мы тоже так думали, – проворчал Бабкин, пытаясь стряхнуть с джинсов грязь и кусочки листьев. «Только не были уверены, что именно вас», – прибавил он про себя.

Илюшин пристально взглянул на напарника, вспомнил разговор перед выходом из дома и отчетливо понял, что если бы из машины и в самом деле собирались стрелять, то реакция Бабкина спасла бы ему жизнь. «Я даже подумать не успел, что нужно пригнуться. А он нас повалил и закрыл собой».

– Серега, – позвал Макар и сам удивился тому, что голос звучит глуховато. – Слышишь, Серега?

– Слышу, слышу. Черт, похоже, джинсы порвал.

– Серега...

Бабкин наконец взглянул на Макара и удивился выражению его лица. И еще тому, что Илюшин не находит, что сказать. Они молча смотрели друг на друга, пока Макар пытался лаконично и сдержанно сформулировать, что он был не прав утром, что он просит у Бабкина прощения за все высказанное им когда-либо превосходство и что он просит прощать его и впредь.

– Мужики, что случилось-то? – жалобно протянул Рощин, нарушив их молчание. – Кто вы такие вообще, а?

– Мы – частные детективы, – сказал Макар с совершенно иной интонацией, обернувшись к нему. – Ищем Вику Стрежину, вашу бывшую подругу.

Бабкин подошел поближе и навис над Вениамином, по-прежнему нервно теребящим шарф.

– Между прочим, на пустом месте, – веско проговорил Сергей в пространство над Вениаминовой головой, – людям не кажется, что их хотят застрелить.

Веня дернулся.

– Где она? – жестко спросил Макар. – Куда вы ее отправили? Отвечайте, быстро!

Глава 7

Виктория Стрежина. Остров

Подготавливать было нечего, но Вика все равно составила коробки плотнее, проверила, застегнута ли «молния» на входе в палатку, и обошла кругом свой лагерь, как она привыкла его называть. У нее мелькнула мысль, что нужно налить в маленькую бутылочку питьевой воды, привязать ее к поясу и плыть с бутылкой, но, подумав, Вика отказалась от своей затеи.

– Надеюсь, на весь путь у меня уйдет не больше двух часов, – сказала она, обращаясь к коробкам. – Можно обойтись два часа без воды, правда?

Вика повязала на голову свой собственный топик, сняла шорты, чтобы не мешали плыть, и пошла к воде. Солнце начало припекать, и она опасалась солнечного удара.

В воздухе сегодня пахло отчего-то не морем, как обычно, а смолой. На секунду у Вики возникла жутковатая мысль, что начался пожар и она сгорит на острове, не успев выбраться с него, но она рассмеялась над собой: разве не собирается она уплыть отсюда туда, где ей помогут? И разве стоит бояться пожара, когда тебя окружают километры океана?

Спустя короткое время она стояла по колено в прозрачной воде, пристально вглядываясь туда, где второй остров поднимался из океана. Вика так и не могла разобрать, синий он или все-таки зеленый.

– Доплыву, а там будет видно, – подбодрила она себя. – Наверное, зеленый.

Оценить расстояние Вика не смогла и потому лишь пробежалась взглядом по поверхности воды, намечая путь, по которому предстояло плыть. Попытка была смешна, Вика и сама это понимала. Но от того, что она словно пунктиром проложила дорожку в волнах, ей стало спокойнее.

Внезапно взгляд ее выхватил крошечный белый островок на поверхности воды, которого она раньше не замечала, в нескольких метрах от него другой, чуть подальше – третий... Зайдя поглубже в воду и прищурившись, Вика разглядела, что целая цепь холмиков опоясывает остров по окружности примерно в ста метрах от нее.

– Интересно, интересно... – проговорила девушка вполголоса. – Пожалуй, пора!

Она глубоко втянула в себя воздух, но не бросилась плыть, а сделала несколько шагов, заходя все дальше и дальше. Дно здесь понижалось постепенно, и Вика осмелела, хотя немного побаивалась океана, и пошла увереннее, раздвигая руками голубую воду. Волны не спеша накатывали на нее, поднимаясь все выше. Когда очередная волна толкнула ее в грудь, девушка легла на воду и поплыла.

Плыть было легко и приятно, хотя ее не оставляла мысль о том, как она будет смывать с себя соль. Попробовав спустя несколько минут встать, Вика с удивлением обнаружила, что может по-прежнему идти по дну – здесь было почти так же неглубоко, как и там, откуда она начала плыть. Вика обернулась на остров – он оказался неожиданно близко, словно она и не плыла вовсе. Присмотрелась к маленьким белым островкам, которые теперь были совсем недалеко, и ей показалось, что они похожи на камни.

– Может быть, скалы? – вслух подумала она.

И вдруг провалилась в яму.

Дно резко ушло вниз, Вика окунулась с головой, и в глазах сразу же защипало. Она чуть не глотнула воды, но вовремя вынырнула и забарахталась на поверхности, переводя дыхание. Дно, просматривавшееся сквозь прозрачную зеленую воду, то темнело, то светлело, и девушка поняла, что темные участки – ямы, в одну из которых она и провалилась. Над ближней ямой прямо под ней держалась стая серебристых рыбок, блестевших, как стеклянные; над следующей покачивался небольшой, почти квадратный силуэт, на одной стороне которого Вика явственно разглядела короткие наросты, разветвленные на концах. Ей стало не по себе, и она сделала несколько сильных гребков, чтобы отплыть подальше. Но ямы шли одна за другой, становясь все темнее и больше. В каждой из них что-то шевелилось, но Вика перестала присматриваться: белые островки были уже недалеко. Несколько сильных гребков – и девушка подплыла к первому.

К ее изумлению, островок и в самом деле оказался чем-то вроде скалы: пористый белый камень вырастал из моря. Он был куда больше, чем казалось ей с острова – около метра с небольшим в поперечнике. Поверхность его была ровная, обкатанная волнами, и Вика влезла на теплый камень и уселась, свесив ноги в воду, с удивлением разглядывая остальные островки. Ближний находился не более чем в двадцати метрах от нее, следующий – куда дальше, а третий примыкал к нему почти вплотную. Осененная внезапной догадкой, Вика наклонилась над водой и принялась вглядываться, но так и не смогла понять, песчаное под ней дно или же такое же, как и скала, на которой она сидела. Вика была уверена, что не песчаное, но проверять не стала. Пора было плыть дальше.

Она ободряюще кивнула самой себе, но перед тем, как спрыгнуть с камня, сама не зная зачем, заглянула в толщу воды под собой.

Две струящиеся тени стремительно приближались к камню – длинные, гибкие змеи, каждая толщиной со ствол дерева, как показалось Вике. Девушка вскрикнула, резко выдернула ноги из воды, чуть не свалившись спиной в воду, и лишь каким-то чудом удержалась на своем островке. Расширенными от ужаса глазами она смотрела, как змеи мягко оплывают вокруг камня, словно обвивают его – серые, с темно-синими и сиреневыми пятнами. На спине у каждой колыхался пятнистый гребешок; страшные заостренные морды с маленькими глазками были бы похожи на морды ящериц, если бы не их выражение. Вике всегда казалось, что ящерицы улыбаются. У этих же тварей с застывшими змеиными глазами пасть словно разрезала морду пополам, и в жутковатой щели у одной из них виднелись короткие острые зубы, изогнутые назад.

Затаив дыхание от отвращения и страха, Вика вцепилась руками в поверхность, моля бога о том, чтобы не соскользнуть. Одна из змей замерла в том месте, где несколько секунд назад были Викины ноги, и девушке показалось, что страшная тварь принюхивается. «Не сметь паниковать, – приказала она себе, сцепив зубы. – Просто сиди неподвижно, и они скоро уплывут».

Змея повернулась к ней, словно услышав ее мысли, и Вика чуть не закричала. В метре от нее из воды смотрела мурена, то приоткрывая, то закрывая пасть.

Сейчас Вика видела, что мурены далеко не такие огромные, как ей показалось сначала, но это было неважно. Она читала о муренах, а если бы и не читала, ей хватило бы одного взгляда на их тупые морды с неживыми желтыми глазами, чтобы понять: спускаться в воду нельзя.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем мурены стали постепенно отдаляться от камня, грациозно извиваясь в воде. Но солнце пекло так, что казалось, Викина самодельная панама присохла к волосам, и с нее вот-вот начнут падать соляные хлопья. Пересохло во рту, невыносимо хотелось пить. В тот самый момент, когда девушка наконец решилась осторожно опустить ноги в воду, невдалеке появился еще один длинный силуэт, и другая мурена проплыла в нескольких метрах от Вики.

Девушка понимала, что дольше сидеть на камне нельзя – она потеряет сознание и упадет. Но и плыть, зная, что в воде рядом с тобой бесшумно скользят мурены, она не могла. С нарастающим отчаянием Вика всматривалась в свой остров, казавшийся таким близким, таким безопасным, и не могла заставить себя плыть к нему. На острове кивали огромными листьями пальмы, словно маня под свою прохладу, и Вика ощутила, что в глазах начинает темнеть. На долю секунды океан перед ее глазами сменился полной темнотой, и из темноты на нее выплыло, как маска, лицо Антона Липатова – почему-то с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Антон открыл глаза – серо-голубые глаза, Вике очень нравился их цвет, закрыл, и маска исчезла. Перед Викой снова был океан. И остров в ста метрах от нее.

Девушка резко распрямилась и замерла, балансируя на носках. Взмахнула руками, коротко вскрикнула и прыгнула в воду.

Спустя минуту она уже еле плыла, потому что сразу задала невозможный для себя темп. От страха силы не прибавлялись, а убывали, и вода казалась упругой и сопротивляющейся каждому ее движению. Вика боялась взглянуть вниз, потому что знала: при виде длинной пятнистой тени силы оставят ее совсем.

Один раз ей почудилось, будто скользкое тело коснулось ее бедра, и она закричала так, что в горло хлынула горькая вода. Вика нырнула в воду, нащупала ногами дно и, оттолкнувшись от него, вылетела на поверхность, ожидая, что в следующую секунду в ногу ей вцепятся хищные изогнутые челюсти. Задыхаясь и кашляя, она большими прыжками начала приближаться к берегу, помогая себе руками и все равно ощущая, как замедленно ее движение. И лишь когда вода стала доходить ей до колен, через два шага – до щиколоток, а затем и вовсе осталась позади, Вика оглянулась.

Океан был тихим и безмятежным. Только две стайки крошечных красных рыбок озабоченно сновали туда-сюда возле рассеивающегося в воде песка, поднятого девушкой.

Вика медленно стащила с головы топик, бретельки которого, связанные узлом на затылке, запутались в волосах так, что ей пришлось вырвать целую прядь. Ноги дрожали, и она села на песок, руками прижав колени к себе. Потом отбросила в сторону ненужную теперь тряпку, отвела с лица прилипшие мокрые пряди, быстро дубеющие на солнце и ветру, и стала тихонько раскачиваться из стороны в сторону, глядя на очертания далекого острова – острова, путь на который был ей закрыт.

Страх пришел ночью. Вика, от усталости и горя уснувшая еще до захода солнца, проснулась оттого, что ей приснился кошмар. В кошмаре из моря, извиваясь, выползали мурены, оставляя за собой темный склизкий след. Они ползли медленно, сталкиваясь друг с другом, как слепые, и Вика, присмотревшись, поняла, что глаза у них выколоты, а из пустых глазниц вытекает та же слизь, что оставалась за ними на песке. И вдруг во сне почувствовала, что тот, кто проделал такое с муренами, находится рядом, на острове. И сделает то же самое и с ней.

Вика дернулась, проснулась и резко села, ощущая, как пот стекает по лбу. Ей показалось, что ветер пахнет иначе, чем обычно; встав, она прошла несколько шагов по берегу, принюхиваясь. И остановилась, прижав руки к губам.

Черная фигура, покачиваясь, выходила из леса. Контуры фигуры были четкими, но там, где заканчивалась шея и начиналась голова, контуры расплывались, словно голова была в воде. Человек приближался, идя ровно по тени, отбрасываемой под луной одной из пальм.

Вику пригвоздило к месту. Онемев от ужаса, она смотрела на подходившего к ней человека, понимая, что голову ему отъели мурены, и пытаясь понять, как же он идет – без головы... Как только она подумала об этом, фигура замерла, покачнулась и повалилась вперед, как бревно. В ту же секунду в двадцати шагах от нее из леса появилась другая. Еще дальше – третья. Затем – четвертая, пятая, шестая...

Они сползались к Вике со всех сторон: у некоторых не хватало рук, одна была объедена сбоку и шла, пошатываясь, то и дело теряя равновесие. Вика не могла закрыть глаза, не могла вдохнуть воздух, наполненный запахом разложения. Сзади раздался шорох, но она не стала оборачиваться, поскольку знала: мурены выползали из моря. Они объедят и ее: сначала правую руку, потом – левую, затем перекусят шею и лишь под конец примутся за голову.

Фигуры все шли и шли к Вике из леса, падая, не доходя до нее всего нескольких шагов. Она разглядела, что некоторые из них улыбаются, но жуткими улыбками мурен, и зубы их растут, изгибаясь внутрь. Кто-то ласково и осторожно прихватил ее за тонкую щиколотку, но Вика даже не пошевельнулась. Бесполезно. Она лишь бросила взгляд вниз, ожидая увидеть длинное пятнистое тело, но вместо мурены увидела голову – безглазую голову без тела, впившуюся зубами ей в ногу. Из ошметков того, что когда-то было шеей, вытекала желтоватая слизь. Вика закричала от омерзения и проснулась.

Один из ящиков, служивших ограждением ее спального места, упал, прижав ей ногу. Дрожащими руками Вика поставила его ровно, убедилась, что он не упадет, и глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз. «Сон во сне... Господи, это просто сон во сне... Как страшно...»

Она не выдержала и тихонько заплакала, утирая слезы рукой, перепачканной в песке. Господи, как жутко. Как хорошо, что это всего лишь кошмар.

В лесу за ее спиной раздалось шуршание, Вика резко обернулась и вскочила. Одна из теней под пальмой начала сгущаться, и спустя минуту уже можно было различить вполне отчетливые контуры человеческого тела, у которого не было головы. Девушка пронзительно закричала и бросилась бежать прочь, не оглядываясь.

Макар, Сергей и Вениамин Рощин сидели в том самом кафе, из которого Веня вышел десять минут назад. Илюшин, первоначальный план которого сорвался, решил ковать железо, пока горячо, и вцепился в Рощина как клещ. Его натиск в сочетании с пережитым актером испугом сделали свое дело: если Веня и собирался что-то скрыть, противостоять моральному давлению противника он оказался не в силах.

– Я не знаю, где Вика, – повторял он, не глядя на двоих, сидящих напротив него. – Мы давно не общаемся, очень давно. Говорю вам, я понятия не имел, что она куда-то улетела.

Лицо у парня стало обиженным, а нижняя губа слегка выпятилась вперед, как у ребенка, собирающегося заплакать. «А уши-то у него и впрямь обвислые, – Илюшин внезапно вспомнил описание Михаила Каморкина. – Удивительно, до чего старик точно подметил. Недаром талантливый фотограф».

Веня Рощин производил впечатление красавчика только в первые секунды общения. Затем, приглядевшись, Макар отметил и круги под глазами, и чуть обвисшие щеки, и опущенные уголки рта, что вкупе с припухлостью губ создавало странное, противоречивое впечатление. «Не тянет на двадцать семь лет, или сколько ему там. Максимум – на двадцать четыре».

Задав первые вопросы и выслушав ответы Рощина, которому и в голову не пришло сопротивляться, Макар отстроился и отключил звук. Теперь Вениамина расспрашивал Сергей, а Илюшин контролировал мимику актера. У него сложилось двойственное впечатление: с одной стороны, Веня чувствовал себя не в своей тарелке, с другой – даже не пытался уйти, хотя ничто не держало его в кафе, в котором он пообедал двадцать минут назад. И колебания отражались на его лице, на чуть дерганых движениях, которые Рощин по привычке пытался сделать плавными и вальяжными, на манере теребить ручку чашки, из которой он не отпил ни глотка. «Пожалуй, не врет, – решил Макар не очень уверенно. – Но чего-то не договаривает. Впрочем, все зависит от того, насколько он хороший актер. Полагаю, все-таки не гениальный, чтобы так отслеживать собственные движения».

– Вы угрожали ей, – бросил он реплику, улучив паузу в диалоге.

Рощин замялся и отпил наконец из своей чашки.

– Я не угрожал, – покачал он головой. – Я ругался, правда, но не угрожал. А вы не ругались бы на моем месте, если бы ваша девушка бросила вас без всякого объяснения?

– Объяснение имелось, – возразил Макар: сейчас ему было неважно, что говорить, лишь бы разговорить Рощина.

– Бросьте, какие там объяснения, – с горечью отмахнулся Вениамин. – Вика придумала отмазку, чтобы я чувствовал себя виноватым. Ну конечно, раз я актер, значит, играю в страсть! Убедительно, нечего сказать!

Он поднес пальцы к вискам и на пару секунд замер, прикрыв глаза.

– Не подходит, – заметил Илюшин.

– Что? Что, простите?

– Ваша поза не подходит к ситуации, – Макар был невозмутим и насмешлив. – Не говоря о том, что такой жест более характерен для женщин и вы при этом выглядите несколько нелепо.

Он нарочито медленным жестом поднес пальцы к вискам и закрыл глаза, передразнивая манеру Рощина. Бабкин усмехнулся.

– Идите к черту!

По щекам Вениамина разлилась краска. Сергею показалось, что парень сейчас встанет и уйдет, но, поколебавшись, Рощин рассмеялся, и Бабкин готов был поклясться, что смех его искренен.

– Прошу прощения, – с раскаявшимся видом произнес Вениамин. – Некоторые привычки, те, что я прочно усвоил в общении с прекрасным полом, вылезают в самый неподходящий момент.

Он открыто улыбнулся, и Макар оценил, как быстро парень взял себя в руки.

– Кто мог желать вашей смерти? – поинтересовался Илюшин, не давая Рощину времени сориентироваться.

– Супруг моей любовницы, – не задумываясь, ответил тот. – Южный человек, горячая кровь! – Вениамин убедительно изобразил акцент. – Я-то ждал, что он после спектакля захочет выяснить отношения кулаками, но, когда увидел машину, мне не по себе стало: мало ли что дурак придумал!

Он картинно провел рукой по лбу, стирая несуществующий пот, и снова лукаво улыбнулся, глядя на них и словно признаваясь: «Ну да, я такой: не могу удержаться от избитых жестов и привычных банальностей».

И Бабкин вдруг понял, отчего Вениамин Рощин не отказался разговаривать с ними, несмотря на провокации Макара. «Тебе нужны зрители, мальчик. Тебе недостает людского внимания к собственной персоне. Любой повод годится, чтобы привлечь его, – например, непонятная история с твоей бывшей подружкой».

– Он ни при чем, – нехотя поделился своей мыслью Бабкин, когда они с Илюшиным возвращались домой в такси: Макар, к удивлению Сергея, не потащил его к метро, а поймал машину.

– Ни при чем, конечно. Был бы «при чем», инстинкт самосохранения не позволил бы ему разливаться перед нами соловьем. Он же не лишен интеллекта, да и вообще неглупый парнишка. Разве что...

Макар не договорил, но Сергей догадался, что имел в виду напарник: Рощин мог оказаться куда более способным актером, чем они предполагали. Тогда бы он полностью переиграл их.

– Пока все данные говорят против, – осторожно напомнил он.

– И мои ощущения тоже, – кивнул Илюшин. – Он играет, но на уровне павлина, распускающего перья. Ему все равно, кто будет им любоваться. Логика простая: раз играет – значит, чувствует себя в безопасности, а раз чувствует себя в безопасности – то он не тот, кто нам нужен.

Сидя в гримерке, Вениамин разглядывал свое лицо в зеркале и вспоминал, не допустил ли он промахов.

«Все в порядке, кажется. Только один раз лоханулся, но вроде бы это прошло гладко, не заметили. „Супруг любовницы!“ Никогда не слышал, чтобы неженатые мужики называли своих девиц любовницами. Прокол, прокол... надо запомнить, чтобы больше не повторять».

Веня вспомнил одного из тех, кто расспрашивал его в кафе, – высокого, плотно сбитого, коротко стриженного, с ладонями-лопатами. Он слегка набычился, копируя манеру мужика, чуть приподнял плечи и выпятил подбородок. Взглянул в зеркало и расхохотался – получилось комично и весьма похоже.

– Что случится с человеком, который окажется в полном одиночестве? – Сергей не спрашивал, а рассуждал вслух. – Не в иллюзорном одиночестве квартиры, когда стоит тебе подойти к окну, и ты увидишь людей, а в настоящем одиночестве?

Он сам подошел к окну и посмотрел вниз – на детской площадке гуляли малыши с мамами, и отчаянный скрип качелей доносился даже до двенадцатого этажа.

– Такие случаи в литературе описывались неоднократно, – голосом старательного ученика отозвался Макар, одновременно подписывая в блокноте маленьких человечков, которых он нарисовал пять минут назад, и испещряя листок понятными лишь ему закорючками. – Не будем углубляться в неизвестные тебе дебри, упомянем лишь трудолюбивого Робинзона Крузо. Надеюсь, о нем ты читал?

– А если мы возьмем не гипотетического религиозного англичанина с устойчивой нервной системой, а современную молодую девушку? Верующую? Пожалуй, нет. Флегматичную? Тоже нет. Стрессоустойчивую? Только в той мере, в какой это нужно в современной фирме, то есть, по большому счету, тоже нет. Понимаешь, все ее навыки и приобретенные способности окажутся никуда не годными.

Макар отвлекся от схемы, удивленный тоном напарника, и испытующе посмотрел на него.

– Необитаемый остров... – проговорил Бабкин, глядя на схему Илюшина невидящими глазами. – Красивая мечта, очень. Знаешь, Макар, я никогда не хотел быть космонавтом. Ты только представь: абсолютное одиночество!

– Не абсолютное, – возразил Илюшин. – Есть связь с людьми.

– Да, пожалуй. Пожалуй...

Бабкин замолчал, и Макар вернулся к своим человечкам. Проведя пару линий, он с раздражением отодвинул блокнот в сторону и обернулся к Сергею.

– И к чему ты хочешь подвести? – поинтересовался он. – К вопросу, что сейчас происходит со Стрежиной? Этого ни ты, ни я знать не можем. Если наши умозрительные, ничем не подтвержденные построения справедливы, то сидит она на краю Тихого океана, под пальмой, и рыдает, глядя вдаль, на горизонт. А может, не рыдает, а поедает бананы и папайю. Или, чего тоже нельзя исключать, – продолжал он, распаляясь неожиданно для самого себя, – предается страсти в объятиях смуглого меланезийца! Почему бы и нет, а? Воплощенный рай, черт его возьми!