Текст книги "Джип из тыквы"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Вот оно!

Я полагаю, что докопалась до истины. Похоже, все очень просто (читай – гениально): я способна полностью принять в себя мысли и чувства другого человека, если сама в этом смысле пустая.

Теоретически все ясно, а вот практически…

Я снова хмурюсь. Как, скажите, можно управлять сверхспособностью, главным условием проявления которой является отсутствие мыслей и чувств?

Мое воображение снова выскакивает вперед и рисует картину маслом: я, желающая полномасштабно проявить свои таланты эмпата, колочу себя по голове кирпичом вплоть до полной отключки – предварительно заняв такую исходную позицию, из которой при пробуждении сразу войду в визуальный контакт с объектом.

М-да, сложновато.

Но ведь не обязательно терять сознание? Достаточно просто очистить его, так?

И снова – как?

Ну… Есть же всякие буддистские практики, гипноз, религиозный экстаз и все такое…

Я понимаю, что мне есть над чем работать.

Ладно, я неленивая. Потружусь.

– Не подскажете, есть поблизости какие-нибудь курсы йоги? – спрашиваю я официантку.

– Вот уж чего не знаю, – нервно отвечает она, явно удивленная разнообразием моих интересов: от капучино до шариковой ручки, от книги жалоб до курсов йоги. – За углом есть фитнес-центр, попробуйте там спросить.

– Спасибо вам большое! – искренне благодарю я.

От полноты теплых чувств пишу в книге жалоб и предложений благодарность, изображаю красивую подпись с завитушками («Просто Мэри») и иду забирать из сервиса свой «Рено».

Заезжаю в фитнес-центр.

– Йога? Конечно, она у нас есть, – отвечает на мой вопрос красавица-администратор.

Сама она наверняка занимается и йогой, и пилатесом, и водной аэробикой, и бодибилдингом и всем, чем только можно, плюс еще владеет магическими заклинаниями, волшебной палочкой, молодильными яблочками и средством Макрополуса. Иначе ведьма не была бы так нечеловечески хороша в свои «всегда под тридцать».

– Вы вообще йогин? – непонятно спрашивает она меня.

– Вообще-то, да, – отвечаю осторожно. – Но вот прямо сейчас – не очень.

– Понимаю, давно не занимались.

Красавица мельком оглядывает меня и жалостливо улыбается.

– Что ж, два-три месяца регулярных тренировок дадут положительный эффект. В какую группу вас записать – в дневную или в вечернюю?

– Два-три месяца?

Мне хочется побыстрее.

– А можно сократить программу, убрать все лишнее и заниматься только медитацией с целью высокоскоростного вхождения в транс?

– В транс? – красавица хлопает ресницами.

Их она, зараза, тоже развила и укрепила каким-то волшебным фитнесом – они у нее как веники.

– У нас тут фитнес-йога, – говорит красотка-ведьма с вениками. – Ее цель – оздоровление, расслабление и нормализация работы всех органов и систем организма. Транс – это не по нашему профилю.

– Тогда я подумаю, – сообщаю я и ретируюсь.

Полдня провожу в библиотеке.

Тамошние девушки красотой не угнетают, высокомерия не проявляют и даже не удивляются своеобразию моих запросов. С их деятельной помощью я ищу любую информацию о методах очистки сознания и нахожу целую кучу рецептов и рекомендаций. Даже не подозревала, что это столь популярная тема!

С книжками, выписками и ксерокопиями отдельных страниц возвращаюсь домой и как раз успеваю припарковаться у подъезда, когда звонит Лариска.

– Ты где?! – орет она так громко, что в коляске у кемарящей на лавочке мамаши просыпается ребенок.

Он хнычет, мамаша стреляет в меня злобным взглядом и поспешно уходит.

– Тебя тут уже с собаками ищут! – продолжает кричать Лариска.

– Кто? – хмуро спрашиваю я, потому что предполагаю, что шум подняли Макс с Вальком.

– Да кто только не ищет, – Лариска убирает децибелы. – Марьсергевна главврачу нажаловалась, что ты режим нарушаешь и процедуры пропускаешь. Ты, Машка, с этим не шути, у нас за такое в два счета выписывают, а деньги за путевку не возвращают!

– И это все? – я тоже успокаиваюсь.

– Не все! Что это за буйные педики ночевали в домике в твое отсутствие?

Я нервно хихикаю:

– Почему педики?

– А кто же? Я утром прихожу – дверь нараспашку, замок сломан, штора на окне оборвана, а на диване дрыхнут два мужика, причем один из них голый!

– Ох, дверь-то надо починить, – сокрушаюсь я, уже прикидывая, не ангажировать ли мне для выездной работы нашего благородного слесаря?

– Уже починили, я Васильвасильича попросила сделать потихоньку, в частном порядке, чтобы до завхозихи не дошло, – успокаивает меня Лариска. – С тебя триста рублей за работу и пятьсот за новый замок с ключами. И не отвлекай меня, признавайся, кто были эти типы?

– А сами они что сказали?

– А сами они ничего не сказали, – сердится Лариска. – Пока я за Васильичем бегала, они удрали.

– Хотела бы я на это посмотреть, – хмыкаю я, вспоминая, что у Макса и Валентина был всего один комплект одежды на двоих.

Интересно, как же они его поделили? Что за наряды себе сочинили в итоге?

– Кстати, они уперли два полотенца и клетчатую шерстяную накидку с кресла, – ябедничает Лариска, не зная, что отвечает на мой неозвученный вопрос. – За них тоже придется заплатить, иначе завхозиха наша сожрет тебя заживо.

– Я за все заплачу, – обещаю я. – И на все твои вопросы отвечу, когда приеду.

– А когда ты приедешь?

Я смотрю на часы. Если поторопиться, можно еще успеть до закрытия физиокабинета пройти процедуры.

Не то чтобы я очень боялась, что меня выдворят из санатория за нарушение порядка и режима, но это было бы весьма некрасиво по отношению к Тугариным. Люди за мое лечение немалые деньги заплатили, я же не свинья, чтобы этим пренебречь.

– Часа через два приеду, – обещаю я Лариске. – Ты пока там держи оборону, пожалуйста. Приеду – все тебе расскажу, у меня много нового и интересного.

Передумав забирать из машины книжки и бумажки, я аккуратно складываю их на заднем сиденье – будет что почитать в санатории.

Кроме того, для экспериментов мне понадобится помощник, который согласится пустить меня в свою голову.

Кажется, я знаю, кто с готовностью станет таким добровольцем.

Из города я выезжаю позже, чем планировала, и с Лариской мы встречаемся только утром.

Глазастая девчонка, разумеется, замечает новый «Рено» у крыльца бунгало. Поэтому не стоит удивляться тому, что вместо вежливого приветствия она некультурно вопит:

– Вау! Ты купила машину?!

– Угнала, – гордо отвечаю я, опуская книжку. – Тихо!

Лариска замирает с распахнутыми глазами и разинутым ртом.

Я с большим удовольствием осматриваю ее взором эмпата: о, эти синие всполохи! Детский восторженный ужас в чистом, незамутненном виде!

– Отомри, – удовлетворенно командую я и закрываю книжку. – Не волнуйся, это моя собственная машина, у меня и документы на нее имеются. Просто раньше ею пользовался Макс, а теперь я ее у него забрала.

– А, легендарный Макс! – кивает Лариска и рушится на диван, картинно держась за сердце. – Фуууу, напугала… Я уж подумала, что ты абсолютно криминальная личность.

– Относительно криминальная, – поправляю я. – Кстати, о живых легендах. Те типы, которых ты приняла за педиков, на самом деле Макс и его друг Валек. Они приезжали поскандалить из-за того, что я закрыла Реброву доступ к моему счету в банке.

– А, так у тебя все-таки есть счет в банке! – радуется за меня Лариска. – И много там денег?

– Тридцать тысяч ежемесячно – пожизненное пособие имени Тугарина.

– На всю твою жизнь или на всю жизнь Тугарина?

Я задумываюсь. Действительно, есть разница.

– Я так поняла, что на всю мою, – говорю я то, что мне предпочтительно. – Если что, у папы Тугарина есть дочка Вера, она и наследует его долг.

– Тогда ты классно устроилась, – заключает Лариска. – Так что насчет скандала с Максом? Он состоялся?

– Еще как, – я морщусь. – Я узнала о себе нечто новое: оказывается, я была легкомысленной девицей с пристрастием к нездоровым развлечениям, и Максу с Валентином представилась как Рыжая Соня.

– Как в кино со Шварценеггером? – смеется Лариска.

Я вспоминаю Саныча.

– Да, как в кино… Так вот: мы с Максом и Вальком отнюдь не давние добрые друзья. Я познакомилась с ними на рок-концерте у моря, ночью мы поехали купаться и там, на берегу, они меня изнасиловали.

Лариска сдавленно ахает, но я на нее не смотрю.

– А когда они… отвлеклись, я угнала машину и по дороге в город попала в аварию.

– Вот твари, – шепчет Лариска. – А потом, значит, побоялись, что ты на них заявишь, и отирались возле тебя в клинике, выжидая, помрешь ты или выживешь.

– А когда поняли, что я ничего не помню, очень ловко использовали ситуацию, – продолжаю я. – Тугарины до сих пор уверены, что Макс – мой любимый жених!

Я встряхиваюсь.

– Вот пока и все. В остальном былое для меня – по-прежнему тайна. Зато настоящее понемногу налаживается: у меня есть деньги в банке, машина, квартира и новые хорошие знакомые.

– Я бы даже сказала – друзья! – серьезно говорит Лариска и бьет себя в грудь кулачком. – Если что – я на твоей стороне, можешь на меня рассчитывать.

– Я и рассчитываю, – честно признаюсь я. – Только дело такое, знаешь, необычное…

– Машка! – переменчивая подружка хохочет и тянется меня щекотать. – А что у тебя обычное?

Мы валяемся на диване, пока Лариска не спохватывается:

– Я же форму помну!

Оранжево-розовое безобразие на ней уже выглядит так, будто его жевала корова.

– Все, мне пора, прибегу после смены! – озабоченно сообщает Лариска и торопливо уходит.

Я снова открываю книжку и читаю: «Как научиться медитации и вхождению в транс, используя исторический опыт просветленных буддистов?»

Действительно – как, а? Особенно в отсутствие поблизости просветленных буддистов?

Или, может, за них с натяжкой сойдут работники санатория в оранжевой форме? Что скажет книжка?

А книжка честно говорит: «Этот метод довольно сложен и доступен только при длительной практике и занятиях в соответствующих обществах, желательно на лоне природы».

Хм. Лоно природы у нас тут есть, но длительная практика меня ничуть не привлекает.

Я откладываю в сторону серьезную книжку и открываю другую – с картинками. Надо же, рисунки в стиле Сеятеля! А название при этом такое длинное, хотя тоже отдает крестьянской пасторалью: «Практикум семинара первой ступени казачьего Спаса».

Закладкой, которую вложила в чудо-книжку заботливая библиотечная девушка, отмечена глава «Очистка сознания кресением-писанкой».

Звучит сомнительно, но картинка подкупает, и я читаю инструкцию: «Для очистки сознания берешь лист бумаги, пишешь текущую дату, отчеркиваешь ее выгнутой линией и хлопаешь в ладоши, чтобы привлечь к этому моменту собственное внимание».

Пока ничего сложного, хотя будет не очень удобно таскать с собой и держать наготове бумагу и стило. Ладно, я могу купить кофту-кенгурушку с карманом на животе, в него как раз блокнот и ручка поместятся.

Читаю дальше: «Спрашиваешь себя: Сколько мне лет? Сколько вдохов? Называешь первые пришедшие в голову цифры и записываешь их. Затем подробно описываешь ситуацию, которая вызвала необходимость очистить сознание».

Так, это что получается – всякий раз сочинение писать?

«Когда слова заканчиваются – рисуешь каляки-маляки до тех пор, пока тебе не покажется достаточно. Затем отчеркиваешь все написанное вогнутой линией, внизу снова пишешь дату, и бумажку сжигаешь».

Стало быть, еще и огонь нужен. Придется добавить в карман кенгурушки как минимум зажигалку.

Прямо сейчас у меня ни зажигалки, ни спичек нет, и разжиться ими в санатории не представляется возможным. Тут у нас территория, свободная от курения, и за один вопрос «Не найдется ли огонька?» запросто можно попасть в черный список главврача.

Я открываю следующую книжку.

«Останьтесь наедине с собой. Представьте, что почитаемый вами духовный наставник – Иисус, Будда или кто-то еще – находится перед вами, – советует она. – Зажгите свечу…»

Опять огонь! Отвергаю и эту книжку, но сначала дочитываю до точки:

«Смотрите на пламя и символически сжигайте в этом огне все ненужное. Представляйте, что этого больше не существует. Избавляйтесь от всего, что нарушает гармонию».

Замечательный совет, и как легко его выполнить! Моментально, без каких бы то ни было усилий, представляю, что в очистительном адском огне корчатся Макс и Валентин. Конвульсивно дергающиеся фигурки (одна из них ниже пояса облачена в кият из накидки на кресло) обугливаются, рассыпаются пеплом, и это в самом деле идет на пользу моей душевной гармонии.

Мысленно развеиваю пепел нарушителей гармонии по ветру. Нежно улыбаюсь.

Да, неплохое упражнение, но бессмысленное!

На позитиве отважно берусь за книжку потолще. Эпическое название «Пособие для начинающих изучение техники эмоционального освобождения» обнадеживает обещанием серьезной научной базы – и не обманывает.

«Причина всех бурных эмоций – всплески в энергетической системе, – начинает автор. – Сбалансировать ее можно проговариванием универсальной формулы: «Хотя у меня такая-то проблема (вставить нужное), я глубоко и полностью принимаю себя» и размеренным постукиванием по основным акупунктурным точкам энергетических меридианов, которые мы подробно рассмотрим во втором томе пособия».

Что, будет еще и второй том?!

Пальцем измеряю толщину книжного корешка (две фаланги) и понимаю, что такой мощный пласт специфических знаний не осилю.

Все, книжки закончились. Принимаюсь за ксерокопии отдельных страниц.

«Избавиться от чувств и мыслей, очистить разум от старых задач и освободить его для новых поможет упражнение с белым экраном, – обещает статья, название которой под копир не попало. – Примите удобную позу, закройте глаза и представьте перед собой белый экран. Закрасьте белым все видимое поле. Мысленно как можно быстрее стирайте все, что появляется на этом экране, чтобы он оставался белым. Концентрируйтесь на этой единственной задаче. Все, вы уже спите!»

Я что, просила меня усыплять?!

Качая головой, откладываю эту бумажку, беру следующую. Повторяю это несколько раз, и мои запасы макулатуры заканчиваются.

В сухом остатке – записанные в столбик выжимки из более или менее пространных советов по очистке сознания.

Мне предложено:

Вымыть зеркало своего ума.

Избавиться от эгоизма.

Исповедоваться и покаяться.

Совершить омовение в святом источнике.

Молиться.

Отказаться от токсических веществ и мяса.

Не отказываться от токсических веществ, наоборот, употреблять некоторые специфические растения и грибы, а также алкогольные напитки.

Принимать препараты, давно и хорошо знакомые невропатологам и психиатрам.

Сижу и думаю, что из этого я готова попробовать?

Ответ лежит на поверхности – зря, что ли, славится на всю Россию источник, до которого мне пять минут пешим ходом?

Пожалуй, надо попробовать вариант с омовением.

…Ровно в девятнадцать ноль ноль я подхожу к источнику и с некоторым сомнением рассматриваю небольшой бассейн, в котором скапливаются вытекающие из скалы священные воды.

Бассейн невелик и неглубок, красиво омыться в нем не получится, придется окунаться частями или же ползать на животе. При моей хромоте и неуклюжести это будет выглядеть особенно смешно.

Зрителей, правда, почти нет: только что начался ужин и все сидят в столовой, гадая о содержимом тарелок, которые вот-вот повезут официантки. Мое купание не увидит никто, кроме Лариски, которая, кстати, тоже не в восторге от моей затеи.

– А у тебя нет непереносимости йода? – озабоченно спрашивает она. – Это ведь йодобромный источник.

Вода кажется темной, по ней хрупкими лодочками плавают сухие листья. Я не знаю, каково мое отношение к йоду, но как-то это все негигиенично.

К тому же мерзавцы Макс и Валек украли мои полотенца, и мне нечем будет вытереться после омовения.

– Пожалуй, не стоит этого делать, – решаю я, и Лариска с облегчением выдыхает:

– И правильно! Если главврач узнает, тебя еще и оштрафуют за купание в источнике, это строго запрещено.

Я опускаюсь на широкий каменный бортик бассейна. Его как раз хватает, чтобы сесть, поджав ноги или подтянув колени к подбородку. Мое травмированное бедро не выносит скручивания, поэтому я выбираю второй вариант. Обхватываю колени руками, смотрю на воду.

– Правильно, попробуй помедитировать, – командует подружка.

Она уже в курсе целей и задач эксперимента, полна желания помочь и переполнена гордостью от сопричастности к чуду, хотя и не очень-то верит в него.

– Поверю, когда увижу, – говорит разумница.

– Это я увижу, а не ты, – напоминаю я. – А ты ничего особенного не заметишь.

– Вот кого надо брать в шпионы! – указывая на меня, говорит Лариска рыжей белке, как будто та уж точно ас разведки.

– Не надо, – ворчу я. – И давай помолчим.

Я пытаюсь повторить посиделки на пляже.

В принципе, это возможно.

Тогда было раннее утро, сейчас вечер, почти так же темно. Вместо моря передо мной бассейн, и, если уткнуться взглядом в его центр, можно вообразить, что это обширное водное пространство. Вместо шепота волн – журчание источника, оно тоже успокаивает и убаюкивает.

О присутствии за моей спиной Лариски я забываю, а она о себе не напоминает. Постепенно я погружаюсь в подобие транса и забываю обо всем, включая собственно эксперимент.

На этот случай Лариска заранее проинструктирована. Дождавшись, пока я отрешусь от всего земного (к сожалению, этот момент она должна будет установить предположительно), подружка подойдет ко мне сбоку, как это сделал в дюнах Саныч. Дальше, по моей задумке, должно произойти следующее: я машинально отреагирую на звук шагов, поверну голову, увижу Лариску и, будучи в подходящем состоянии, нырну в ее светлую голову.

Лариска – она кого угодно из транса выведет, даже ослепительно просветленного буддиста со стажем: поверх розовой-золотой формы на ней блестящая красная куртка-безрукавка. Попробуй такое не заметить!

Я сижу и смотрю на воду. Она золотисто-коричневая, искрящаяся, как рыбья чешуя. Это завораживающе красивое зрелище, пение ручья ласкает слух, и я чувствую, что погружаюсь в сон.

Именно в этот момент я ощущаю легкое прикосновение к едва прикрытому волосами виску и слышу чье-то взволнованное сопение.

Слишком резко поворачиваю голову, вливаюсь в пытливый взгляд и перемещаюсь.

Короткая белая вспышка похожа на обрыв кадра, и тут же лента склеивается, но кино уже другое.

Во-первых, у меня изменился угол зрения. Он развернулся, как веер, градусов на двести пятьдесят! Я одинаково хорошо вижу скалы слева, бассейн и часовню перед собой, лес справа – причем четкость картинки поразительна, я различаю каждую веточку, каждый лист! Правда, цветность ухудшилась, я не вижу разницы между желто-зеленым и красно-оранжевым, и куртка, которую я осторожно обнюхиваю, кажется мне почти белой, хотя на самом деле она цвета хаки…

Стоп! Какого черта я обнюхиваю куртку?!

Помоги мне, помоги мне!

Я выдыхаю так шумно, что оживают листья на дорожке. Встряхиваю головой, оглядываюсь и вижу Лариску.

Вид у нее ошалелый.

Подружка стоит, балансируя на одной ноге, распахнув глаза и открыв рот. Губы у нее испачканы белым, в каждой руке по мороженому, и с одного из них звучно шлепается густая капля.

Плям!

– А я вот з-за пломбирчиком бегала, – отмирая, лепечет Лариска. – А что это вы тут д-делали? С с-с-собачкой?

Упавший пломбир слизывает подоспевшая псина – красивая бело-рыжая собака с узкой мордой и пушистым хвостом.

– Мы…

До меня доходит, чьими глазами я смотрела на мир и на себя в нем минутой раньше.

– Мы тут опыты ставили, – отвечаю я, стараясь не заржать, как психическая. – Как заведено в науке, на собаке!

Признаться, я шокирована, но это, если вдуматься, приятный шок. У меня получилось!

Как эмпат я поднялась на новую ступень и попутно расширила сферу применения своего чудесного таланта, захватив и мир животных!

Вот кто бы мог подумать, а? Теперь я знаю, каким видят мир собаки.

Ищу глазами белку-дебелку, но этот ас разведки предусмотрительно скрылся.

– И как? Какой результат? – интересуется Лариска, наклоняясь, чтобы скормить подопытному животному весь пломбир, предназначенный мне.

Я не возражаю, пес заслужил награду.

– Ты поняла ее мысли и чувства? – продолжает допытываться Лариска.

– Она напугана, растеряна, голодна и страдает от одиночества, – говорю я уверенно, как о собственных чувствах.

Так и есть: какое-то время я была этой самой собакой.

– Тогда одного пломбира ей будет мало, – решает добрая Лариска и протягивает собаке второй рожок. – Ешь, маленькая, ешь!

«Маленькая» ростом ей по пояс.

– Машка, как здорово! – восторгается подружка, осторожно поглаживая меховую спину подопытного животного. – Теперь ты можешь работать в цирке, например! В любом аттракционе с дикими зверями тебя с руками оторвут!

– Почему это?

Я смотрю на собаку уже отработанным взглядом эмпата-со-стороны.

Ее эмоциональное свечение теплеет. Происходящее псину явно радует.

– Как – почему? Ты же только посмотришь на тигра, например, и сразу скажешь: «Нет, сегодня его нельзя выпускать со смертельным номером! Он обижен на дрессировщика за стрижку когтей и мечтает откусить ему башку!» – объясняет Лариска. – Или вот в зоопарках и заповедниках, бывает, редких животных спаривать пытаются, так ты и там будешь незаменима!

Я поднимаю брови.

Подружка продолжает увлеченно фантазировать:

– Представь, привозят к последнему на Земле тамбовскому тигру предпоследнюю на Земле тамбовскую тигрицу.

Я начинаю хихикать.

– Ученые думают: «Ура, ура, скоро будут тигрята, мы восстановим редкий вид!» А ты – зырк! – и говоришь им: «Нет, ребята, с женитьбой придется повременить. Тигрице этот полосатый парень глубоко противен, потому что у него перхоть по всему телу и дурной запах изо рта, примите меры, иначе кирдык тамбовским тиграм».

– Тамбовские волки бывают, а не тигры! – хохочу я.

– Волки тоже вымирают, – не тушуется Лариска.

– Так, о волках и им подобных…

Я перестаю веселиться и задумчиво гляжу на собаку. Она тревожно смотрит на меня.

– Что мне с ней делать, а?

– В смысле? Ты хочешь продолжать опыты на животных? – уточняет подружка.

– Нет!

Я машу рукой, и псина испуганно отпрыгивает.

– Ох, извини! Иди сюда, иди ко мне, ко мне! Не пугайся.

Я глажу собаку по впалым бокам и отвечаю Лариске:

– Она просила меня ей помочь.

– Кто?

– Собака!

– Так и просила – помоги, мне, помоги?

– Именно так!

– И что?

– И я хочу помочь! Она же явно потерялась.

Некоторое время мы смотрим друг на друга, потом Лариска бормочет:

– В самом деле цирк, да и только.

Она прикусывает ноготь – думает – и наконец решает:

– Ладно, пошли к Петьке.

– Кто это – Петька? – с трудом поспевая за ней, спрашиваю я.

– Петька – это сторож, – на ходу объясняет Лариска. – И живет он, как положено, в сторожке, а при ней имеется будка для сторожевой собаки, которой на самом деле нет. Ты же не думала, что сможешь держать собаку в бунгало?

Стук в стекло поднимает меня с постели. Я раздвигаю шторы и вижу за окном живую картину «Краски утра». Лариска в оранжево-розовом и алом в смысле колористики вполне заменяет собой рассвет, который я проспала.

Она мне машет:

– Соня, привет!

– Я вроде Маша, – флегматично отвечаю я, распахивая окно. – Ты пришла ко мне с приветом, рассказать, что… Что-то случилось?

– Я разместила на своей страничке в Фейсбуке фото нашей собаки – и дело пошло!

– Нашелся хозяин?!

– Нет еще, но моим объявлением «Найдена собака» поделились уже пятьдесят человек! Так что будет у нашего четвероногого друга хозяин, не сомневайся! Все, мне пора, я опаздываю!

Красочная Лариска превращается из атмосферного явления типа рассвет в космический объект типа комета – и улетает.

Поскольку я в полной мере осознаю свою ответственность за собаку, у которой пока что нет другого хозяина, первый пункт моей сегодняшней программы очевиден: надо выгулять питомицу.

Я забегаю в столовую, чтобы быстро съесть жидкую овсянку, выпить несладкий чай и унести в карманах вареное яйцо, сосиску, сыр и колбасу для собачки.

– Я и сам могу ее покормить, – бурчит сторож Петька.

В отличие от Лариски, я почтительно называю его Петром.

Наш санаторский сторож – мужик молодой, но серьезный. Он все делает очень основательно, и мне это нравится. Я с умилением гляжу на бутерброды, которыми трапезничают Петр и псина: они так похожи на те, которыми угощал меня Саныч!

– Да не стой, садись к столу, – ворчливо приглашает Петр. – Небось обрыдли уже тощие диетические харчи? Бери вон краюху с маслом и ежевичного варенья побольше, а то худая, как собака!

– У собаки порода такая, мне кажется, – без обиды предполагаю я, принимая бутербродище. – Она на гончую похожа, а у них у всех спина колесом и бока впалые.

– Похожа на гончую, – соглашается Петр, оделяя предмет беседы толстым кружком «докторской». – И на тебя похожа тоже. Ты заметила, что она малеха прихрамывает?

– Правда? – я присматриваюсь.

– Пока сидит, не видно, – фыркает Петр. – А вообще на правую заднюю чуток приседает, да. Я посмотрел – там вроде порез у нее. Я его промыл, подсушил и медвежьим жиром намазал, но если это не поможет, надо будет нормально полечить.

– Я ее к ветеринару свожу, – обещаю я. – А сейчас – можно мы погуляем?

– Идите, – разрешает Петр. – Белка, гулять!

Умная псина в момент оказывается у двери.

– Белка?

Я немного раздосадована тем, что Петр сам дал имя моей собаке.

– Она же не белая, а белая с рыжим!

– А белки, по-твоему, какие, зеленые? – ухмыляется Петр. – Будешь гулять, посмотри в лесу, они именно рыжие.

Я следую полученному совету и на прогулке высматриваю на деревьях белок, но интересует меня не цвет их шубок.

Меня занимает вопрос: у всех животных есть ярко выраженные эмоции – или только у достаточно крупных и высокоразвитых вроде собак?

Кстати, пусть моя псина остается Белкой, ладно. Если вдуматься, Петр дал ей хорошее имя, как бы в честь той собаки, которая первой слетала в космос. Это же Белка была, правильно? Напарница Стрелки. Традиционное, можно сказать, имя для четвероногой участницы великого эксперимента.

«Можно еще тебя в Стрелку переименовать», – шутит мой внутренний голос.

Настоящие белки слишком шустрые, и я никак не могу разглядеть, есть ли у них эмоциональная аура. Но у дождевого червяка ее точно нет – я встретила одного такого на дорожке и хорошенько рассмотрела. Если это был типичный червяк (а выглядел он вполне типичным), то можно сделать вывод, что неразумные мелкие твари свободны от опасности закружиться в вихре чувств.

Словно в продолжение и развитие темы червяков и разных мелких гадов звонит Макс.

Я неохотно отвечаю:

– Да, алло?

– Думаешь, ты самая умная? – рычит он, тоже не снизойдя до приветствия. – Это мы еще посмотрим!

– А что, собственно, случилось? – язвительно интересуюсь я. – Обломал ядовитые зубки о новый замок в двери?

– Ты сука! – орет он.

Я выключаю трубку.

В общем, ясно: обломал. Чтобы узнать подробности, надо будет позвонить соседке – она обещала бдить и охранять рубежи моей квартиры, но я сделаю это позже, когда успокоюсь.

Короткий разговор с бывшим женихом портит мне настроение. Я злюсь, а в таком состоянии не имеет смысла продолжать великие и малые эксперименты в области эмпатии. Глядишь, получится наоборот, и не я проникнусь чувствами подопытных, а они – моими. А нужны ли нам в тихом мирном санатории буйные червяки и свирепые белки?

Я возвращаю собаку в сторожку и иду к себе. На подходе к бунгало встречаю горничную, которая только что закончила уборку, и она с претензией сообщает мне:

– У вас телефон трезвонил, как сумасшедший! Раз сто! Я не знала, трубку снимать или как?

– И сняли? – предполагаю я, подозревая, что редкий разведчик информирован лучше, чем обычная горничная.

– Только два раза.

– Из ста?

В знак примирения я протягиваю собеседнице соответствующую денежную купюру.

– Из трех, – признается она, ловко пряча сотенную бумажку и меняя интонацию. – Вам звонили одна женщина и двое мужчин. Женщина, похоже, немолодая, голос у нее слегка дребезжит и говорит она по-старинному: «Любезная, будьте добры…»

– Клара Карловна, – киваю я. – А что мужчины?

Я предполагаю, что это были Макс и Валентин, кто же еще?

– Первый, молодой хам, даже не поздоровался, сразу заорал: «Мария, ты?!» Я сказала, что это не Мария, так он просто выругался и бросил трубку, – обиженно рассказывает горничная. – А второй, наоборот, вежливо поздоровался, услышал меня, чуток помолчал и так же вежливо попрощался. Возможно, просто номером ошибся.

– Возможно.

Я прощально киваю и мимо тележки со средствами для уборки прохожу на крыльцо.

Скучаю на диване у телевизора.

Скучаю за обедом с дедульками, которые уделяют мне гораздо меньше внимания, чем жареной треске.

Скучаю на процедурах.

Изнывая от скуки, звоню Кларе Карловне и слушаю ее рассказ об отбитом вражеском нашествии.

– Ах, Мэри! Это было так весело! – ликует моя бравая соседка. – Пока гадкий Макс ломился в вашу дверь, я позвонила Жозефине, а она успела вызвать участкового, и он подоспел как раз вовремя! В тот самый момент, когда противный Макс обозвал нас с Жозефиной гламурными мумиями!

– Да как он смел! – возмущаюсь я, с трудом сдерживая смех.

Каков Макс, а? Поэт!

– Да-да, а еще он назвал нас с Жозефиной дряхлыми воронами, которые суют свои ороговевшие клювы не в свое дело! Каково? Ороговевшие клювы! – негодует Клара Карловна. – Просто отвратительный юноша, ни воспитания, ни манер! Но Андрей Ильич как настоящий джентльмен живо окоротил этого зарвавшегося молокососа.

– С помощью табельного оружия? – надеюсь я, с удовольствием воображая себе Макса, изрешеченного пулями а-ля чайное ситечко Клары Карловны.

Чувствую, что при одной этой мысли гармония мироздания быстро идет на поправку.

– Нет-нет, Андрей Ильич не стрелял! – возражает моя соседка, и в голосе ее слышится сожаление: очевидно, оскорбленная в лучших чувствах, Клара Карловна приветствовала бы такое развитие событий. – Он забрал грубияна в участок для проверки документов и воспитательной беседы. Думаю, больше вы его не увидите.

– Хотелось бы, – говорю я.

Клара Карловна клянется, что и впредь не оставит заботой и вниманием мое жилище, я сердечно и искренне благодарю ее, и мы прощаемся.

Улыбаясь, укладываюсь на диван, и тут телефон звонит сам – на сей раз домашний аппарат, не мой мобильный.

Помня доклад горничной, предполагаю, что это Макс или Валентин, и не снимаю трубку, но звонок повторяется еще трижды с десятиминутным интервалом, и я не выдерживаю.

Какие настойчивые негодяи!

Сжимая кулаки, иду к телефону и роняю в трубку такое прочувствованное «Алло!», что, с грохотом прокатившись по проводу, оно должно взорваться в ухе на другом конце, как бомба.

Злобно усмехаясь, жду ответной реакции и роняю челюсть, услышав совершенно невозмутимое:

– Добрый вечер.

Это Саныч.

Я тут же понимаю, кто был тот вежливый мужчина, который сначала поздоровался с горничной, а потом попрощался, и мысленно отчитываю себя за запальчивость и явное проявление дурного характера.