Текст книги "Семь футов под килькой"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Так в чем проблема-то? – перебила я нетерпеливо.

Петрику только дай порассуждать о чем-нибудь эдаком – успеешь состариться, пока он выговорится.

– Да в том, что никак не подходит к такому парфюму многослойный наряд из розового шелка с оборочками! Пахнешь, как роза – хорошо, но не надо при этом наряжаться царицей цветов, это явный перебор, наряд для карнавала!

– Отлично, значит, ты эту розовую тетку запомнил и узнаешь, если увидишь?

– Даже если не увижу, я ее с закрытыми глазами узнаю – по запаху!

– О’кей, тогда я смотрю, а ты нюхаешь.

Мы резко сменили курс и пробежались по Городскому саду, высматривая розовые оборки и вынюхивая дамасский сорт с бергамотом, лимоном и чем-то там еще.

На магистральных парковых аллеях гражданкой Афанасьевой Ольгой Петровной не пахло. На тропки в зарослях соваться не хотелось: обута я была неподходяще для активных разыскных работ. На каблуках по гравию не побегаешь.

– Пройдем еще вон по той асфальтированной дорожке – и этим ограничимся, – с пониманием отнесся к моей проблеме чуткий Петрик. – Больно надо из-за какой-то розы-мимозы обдирать каблуки! Куда пойдем, направо или налево?

– Туда. – Я мудро выбрала путь в направлении выхода из парка.

И трагически ошиблась: за первым же поворотом дорожка почти потерялась в зарослях цветущих кустов. Пришлось буквально продираться через жасминовые и сиреневые джунгли!

Дорожка, как на грех, оказалась отнюдь не прямой – не иначе ландшафтный дизайнер планировал ее с тяжелого похмелья, сильно дрожащими руками.

Я с громким треском и тихим матом петляла среди цепких кустов вслед за Петриком, который мужественно шел первым, протаптывая путь своими более удобными, чем мои каблучищи, оксфордами…

И вдруг я поняла, что слышу треск и шорохи со стереоэффектом! Впереди шумел Петрик, а сзади-то кто?

Я оглянулась через плечо и отчетливо увидела в зеленях за спиной приближающуюся крутую волну. Кто-то еще ломился сквозь недобитый нами жасмин, следуя тем же курсом!

Мое воображение мигом нарисовало злого лесного кабана с маленькими глазками и большими клыками. Моя рассудительность оценила крутизну волны, затронувшей даже макушки кустов, и решила, что кабан для этого маловат. Воображение с готовностью развеяло кабана и нарисовало большого и злого лесного медведя.

– Откуда в парке лесной медведь? – решительно не согласилась я и повысила голос: – Эй, кто там?!

Волна остановилась. Обрадованная, я развернулась и двинулась в обратном направлении. Волна, секунду помедлив, тоже покатилась назад.

– Врешь, не уйдешь!

Я ускорилась, преследуя условного кабаномедведя, и наверняка настигла бы его, не попади мой каблук в глубокую трещину на асфальте.

«Крак!» – сказал мне на прощание каблук.

Я выругалась и вовсе непечатно.

– Что? Почему? Зачем? – примчался Петрик, оценил диспозицию, присвистнул и резюмировал без должной скорби: – На этом поиски пропавшей тетки окончены, не будешь же ты скакать в одной туфельке, как Золушка.

Дружище поддержал меня, проследил направление моего напряженного взгляда и уточнил:

– А ты зачем побежала обратно?

– Затем, что нас кто-то преследовал! Крался в зарослях, пригнувшись. А когда понял, что я его заметила, развернулся и дернул в обратном направлении!

– Это могла быть собака, – предположил Петрик.

– Ага. Скажи еще – кабан или медведь.

– Постой-ка…

Отважный дружище оставил меня в относительно устойчивом равновесии (как, интересно, цапли подолгу стоят на одной ноге и не падают?) и пошел вслед за собакокабаномедведем.

Мы с моей рассудительностью отметили, что Петрик сотрясает кусты отнюдь не так мощно. Значит, тот, кто следовал за нами, покрупнее будет.

– Это была не собака. – Мой друг вернулся, помахивая какой-то тряпочкой, как народная плясунья – платочком.

Тряпочка была черная, маленькая, трикотажная, неправильной формы. Ее будто зубами выдрали… Неуемное воображение снова нарисовало мне собаку, кабана и медведя, любезно предложив разных зубастых на выбор.

– Натуральный хлопок, – так и сяк покрутив лоскуток, сказал Петрик. – С добавкой эластана ткань бы тянулась, а так порвалась на раз-два.

– Чего это она вдруг порвалась?

Воображение, чтоб ему, живо нарисовало батальную картинку «Петрик, терзающий врага, не щадя маникюра своего».

– А там среди жасмина акация прячется, тоже цветущая, но жутко колючая – шипы с мой мизинец, – охотно пояснил Петрик и завертелся, пытаясь заглянуть себе за спину. – Посмотри, моя-то одежда не пострадала?

Я посмотрела и доложила:

– На брюках сзади есть затяжка, но ее можно вправить, а дырок нет, не волнуйся.

– Ну как же не волноваться, если за нами кто-то следит? Это же не к добру?

– Конечно, не к добру. Я вот каблук сломала! – расстроилась я.

– А он футболку порвал, так что пока мы равно несем потери, – попытался меня утешить Петрик. – Давай-ка выбираться из этих джунглей к цивилизации, надо вызвать такси.

Кое-как мы добрели до края парка, вызвали такси. Уже из наемного экипажа я позвонила Дорониной, чтобы сказать ей: по аллеям мы прошлись, но тетку в розовом не увидели.

– Ну и хрен с ней, с этой розой! – припечатала начальница.

Видно, осиротевший шофер уже не стоял у нее над душой и необходимости выбирать выражения не было.

На такси мы с другом доехали до торгового центра. Там я села на мягкий пуфик в салоне обуви и наслаждалась тем, как суетятся вокруг меня бесценный Петрик и активизированные им продавщицы.

Уже в новых туфлях я с Петриком под ручку прошвырнулась по магазинам. Мы прикупили себе обновок, потом выпили кофе, снова вызвали такси и отправились, нагруженные пакетами и коробками, домой.

И все это время мне казалось, что за нами наблюдают! Я озиралась, засматривалась в зеркальные стекла витрин, приглядывалась к окружающим людям и к машинам, следующим за нашим такси.

Какая-то подозрительная темная тачка как приклеенная катилась за нами от торгового центра до самого въезда в «Баварию», и отвязалась, только когда мы проехали за шлагбаум.

Ощущение недоброго взгляда в спину вызывало чувство жжения между лопатками, сильно мешало получать удовольствие от шопинга и вообще изрядно нервировало.

– У тебя нет ощущения, будто происходит что-то странное? – спросила я Петрика, когда мы уже оказались дома и зашли на кухню попить водички.

– Такое ощущение у меня есть, – согласился дружище. – Чего у меня сейчас нет, так это времени на пустые разговоры. Нужно срочно доверстать каталог…

– А мне новость о сегодняшнем мероприятии сделать…

– Значит, не будем сейчас думать о странном.

– Мы подумаем об этом завтра?

– Нет. – Петрик был немногословен – торопился закончить свою работу. – Встретимся на кухне…

– Место встречи изменить нельзя?

– В восемнадцать ноль-ноль…

– Сверим часы?

– Да Люся, кончай уже хохмить! – Дружище вспылил, и я вскинула руки – мол, все, сдаюсь, больше не буду. – За ужином поговорим, океюшки?

Мы разбежались по комнатам, чтобы засесть за компьютеры.

Примерно через час – точно в срок – я вышла из своей комнаты, но Петрик уже хлопотал на кухне. Когда я явилась, в духовке уже что-то аппетитно шкворчало, а дружище снимал с себя фартук.

– И что у нас на ужин? – поинтересовалась я, принюхиваясь в предвкушении.

– Лазанья. Ты моешь овощи и делаешь салат.

Петрик вручил мне переходящий фартук, открыл бутылку вина и устроился на высоком барном стульчике с бокалом красного сухого. Я поняла, что можно начинать отложенный разговор.

– Так вот о странном. Начиная с сегодняшней прогулки по парковым кустам меня не покидает неприятное чувство, будто на меня постоянно кто-то смотрит.

– Конечно, на тебя постоянно кто-то смотрит, – охотно подтвердил дружище. – Ты же у нас красотка, моя бусинка, на тебя всегда приятно посмотреть.

– Мерси за комплимент, но я не об этом. Мне кажется, за нами следят. Ты не заметил, что вслед за нашим такси до самой «Баварии» ехала какая-то подозрительная машина? Мы закатились под шлагбаум, а она осталась за оградой, но пешеходам ведь не нужен пропуск на территорию…

– Ты хочешь сказать, что кто-то может наблюдать за нами прямо сейчас?! – Сообразительный Петрик подхватился, спрыгнул с табурета и кинулся к окну, на бегу скомандовав мне: – Свет погаси!

Я послушно щелкнула выключателем.

На улице еще не стемнело, но в кухне горели точечные светильники над рабочим столом – я очень тщательно перебираю свежую зелень для салата. Не люблю, знаете ли, находить в своей тарелке жучков-червячков.

– И что там?

В отличие от Петрика, я не спешила подойти к окну. Мало ли, вдруг за нами и вправду следят. И не просто так, а с конкретной нехорошей целью. Да я тысячу раз видела в кино, как растяпу у окна снимает вражеский снайпер!

– Вроде все как обычно. Разве что наша пиццерия сегодня расширила свой летник, столы и стулья чуть ли не по всей площади стоят. Народу много, свободных мест мало. О, теперь там будет живая музыка – я вижу подобие деревянной эстрады, а на ней какая-то грудастая брюнетка в жутко пошлом платье из серебряной чешуи страстно тискает микрофон. Но еще не поет. – Петрик приоткрыл, послушал и снова закрыл окно, после чего доложил: – Пока еще Челентано разливается.

В пиццерии «Адриано» постоянно крутят одни и те же песни старых добрых итальянцев – лучшие хиты с фестиваля в Сан-Ремо. Хорошо, что у нас тройной стеклопакет и отличная звукоизоляция, иначе я спятила бы, день-деньской слушая Тото Кутуньо, Андреа Бочелли, Джанни Моранди и Аль Бано с Роминой Пауэр.

– То есть среди сидящих за столиками в новом летнике может быть и тот, кто сейчас наблюдает за нами, – сделала вывод я. – С площади прекрасный вид на наши окна…

Свистнули, съезжаясь вместе, крылья плотных штор.

– Даже так? – Я неприятно удивилась.

Мой друг-дизайнер обожает воздух и простор во всем, не только в верстке. В общих помещениях нашей квартиры – в кухне и гостиной – мы даже на ночь не задергиваем шторы. Петрик утверждает, будто в закрытом пространстве у него начинается клаустрофобия. Как же он проникся моими пугающими рассуждениями, если сам занавесил окно!

– Не нравится мне все это, – сказал дружище, вернувшись на барный стульчик и жадно глотнув винишка.

Я ничего не успела сказать – зазвонил мой мобильный, оставленный на барной стойке. Петрик покосился на подрагивающий аппарат и почему-то шепотом сообщил:

– Незнакомый номер.

У меня руки были мокрые, и я глазами показала другу – возьми, мол, телефончик.

Петрик послушался, принял звонок и тихо, таинственно прошелестел в трубку:

– Слушшшаю…

Я качнулась к нему, вытягивая шею. Секунд на двадцать установилась немая сцена с участием двух персонажей – кривобокого жирафа (я) и вспугнутого суслика (Петрик). Потом суслик шевельнул лапкой, сбросил звонок и насвистел мне:

– Ни звука…

– В смысле?

– Ну, тишина была в трубке. Одно зловещее сопение!

– Давай не будем накручивать. – Я тоже взяла бокал, плеснула в него вина и выпила его залпом. – Мало ли кто позвонил. Может, по работе. И, может, как раз связь оборвалась. Это еще ни о чем не говорит.

«Бум-бум-бум!» – загремела стальная входная дверь.

Мы с Петриком вытаращились друг на друга новыми пятирублевыми глазами – круглыми и лихорадочно блестящими.

«Бум-бум-бум» в дверь повторилось с заметным повышением громкости.

Я тихо, крадучись двинулась в прихожую.

– Куда? Возьми хоть что-нибудь! – яростно прошептал мне вслед Петрик.

Дружище явно не имел в виду хлеб-соль для торжественной встречи. Я еще не подошла к двери, когда он настиг меня со скалкой в одной руке и пустой бутылкой в другой. Надо же, мы успели выпить все винишко?

– Держи. – Петрик отдал мне скалку, оставив себе бутылку, и мы одинаково вздернули их в высоком замахе.

«Бум-бум-бум-бум!» – шумно завибрировала дверь.

Кому-то не терпелось отведать нашего гостеприимства.

– Кто там? – напыжившись, громко и грозно вопросил Петрик.

– Свои, – уверенно ответил неузнаваемый хриплый бас.

– Ну, хлеб да соль вам, коль свои, – пробормотала я, свободной рукой нащупывая дверной замок. – Точнее, скалка вам да бутылка…

Прятаться от неведомой опасности – это не мой стиль. Я Люся Суворова, и славная фамилия обязывает меня бесстрашно принимать бой!

Я широко распахнула дверь.

– Эй, вы чего? – прохрипел неузнаваемый бас. – Ужрались, что ли, и деретесь тут? Как знала, что не надо вам зарплату давать.

Под арку, образованную нашими с Петриком воздетыми руками с бутылкой и скалкой, слегка пригнувшись, отважно шагнула Доронина. Она прошла в прихожую, развернулась и хмыкнула через плечо:

– Ну, прям «Рабочий и колхозница», скульптора Мухиной на вас нет!

Не дожидаясь приглашения, Дора протопала в кухню и громыхнула о столешницу принесенными бутылками.

– Вот почему она не звонила в дверь, а стучала ногами, – глубокомысленно изрекла я. – У нее руки были заняты!

Петрик очнулся и побежал проявлять гостеприимство – не то, которое со скалками-палками, а традиционное, с хлебом-солью. Точнее, с салатом и лазаньей.

– О, коньячок? Очень кстати, мы как раз уже допили вино, – услышала я и тоже побрела из темной прихожей на свет, звук и запах.

Лазанья как раз дошла до кондиции.

Мы сели за стол и поужинали. За едой ни о чем неприятном не разговаривали – Дора, наш видный специалист по правильному питанию счастья, утверждает, что портить себе удовольствие от приема вкусной еды ни в коем случае нельзя. Мол, разрушительные вибрации и негативные флюиды недобрых слов передаются насущному хлебу, салату, лазанье и коньяку, с ними вместе попадают в организм и с удвоенной силой терзают нас изнутри.

Поэтому лишь когда хозяюшка Петрик убрал со стола опустевшие тарелки и выставил рюмки и вазочку с конфетами, я спросила:

– Федор Михалыч, у тебя все в порядке?

– Хочешь знать, чего я приперлась на ночь глядя – так и спроси, – огрызнулась Доронина, наполняя рюмки.

– Я вежливая!

– Так вежливо спроси.

– О’кей. Чему обязаны вашим визитом, уважаемая?

Уважаемая хлопнула рюмашку, развернула конфету, сунула ее в рот и с оттопыренной щекой промычала:

– Хреново мне…

Я отняла у нее конфетный фантик, чтобы она не хрустела им, сворачивая и разворачивая – есть у Дорониной такая дурная привычка.

– Я вижу, ты осипла, дарлинг. Фарингит, ларингит? Слишком много сегодня говорила, да еще это ледяное шампанское… – Сердобольный Петрик погладил Дору по плечу, обтянутому белым хлопком футболки.

Начальница успела сменить наряд и имидж, явившись к нам уже не королевой, а нормальной – или слегка с приветиком – молодой бабой. Теперь на ней были простецкие джинсы с футболкой – кеды она сбросила в прихожей. На лице – никаких нарисованных морщинок, на голове – никаких фальшивых локонов. Стрижка фасона «тифозный барак» – очень короткий ёжик, сегодня – синий. Дора, когда она не в образе августейшей Феодоры Первой, очень любит экспериментировать с цветными тониками для волос.

Я засмотрелась на начальницу и упустила момент, когда опять запел мой мобильный. Вечная командирша Доронина, не дождавшись адекватной реакции на звонок с моей стороны, сама цапнула телефон и сиплым басом выдохнула в него:

– У аппарата!

Будь я на другом конце воображаемого телефонного провода, подумала бы, что речь об аппарате самогонном. По голосу Дору с ее фарингитом-ларингитом запросто можно было принять за сильно пьющего мужика.

Надеюсь, это не Караваев мне звонит.

Я потянулась отнять у Дорониной трубку, но та отодвинулась. Несколько секунд она прислушивалась, морщась, потом с недоумением посмотрела на дисплей, пожала белыми хлопковыми плечами и отдала мне мобильник:

– Фигня какая-то.

Я забрала свой аппарат, посмотрела – снова вызов с неизвестного номера – и спросила:

– Кто это был?

– Никто. Дед Пихто. Мне не представились.

– А что-то сказали?

– Не-а. Молчали, только дышали жарко. – Доронина поставила на стол локти, подперла ладонями щеки и вдруг заныла, застрадала: – Ой, девки… Что за жизнь у меня такая горемычная? Ни мужа, ни деток, ни кошечки с собачкой, никакого бабского счастья, вообще ничего…

Мы с Петриком переглянулись, понимая, что Ее Величество накрыло откатом.

Когда подолгу напоказ притворяешься видным специалистом по счастью, демонстрируя полную безмятежность и нерушимое блаженство, неизбежно случаются такие приступы грусти-печали.

Дора еще молодец – успела прибежать к нам с Петриком, чтобы не страдать при чужих людях. Я-то уже знаю, как надо действовать в подобных случаях.

– Ничего у тебя нет, это точно. Только квартира в центре, дача за городом, домик у моря и банковские счета – рублевый и долларовый…

– И криптовалютный! – встрепенулась Доронина, ревниво отметив неполную ревизию ее имущества. – Я вам говорила, что прикупила кусочек биткоина?

– Да что ты?! – Петрик изобразил повышенное внимание.

Он тоже в курсе, что лучше всего нашу королеву отвлекают от душевных страданий вопросы развития бизнеса и умножения капитала.

– Ну! Купила, да! А биткоин-то все растет! – Доронина перестала кукситься. – Но вы же меня знаете, я все яйца в одну корзину не складываю. Думаю еще недвижки прикупить, клубу не помешает собственный офис…

Тут она снова нахмурилась.

– С клубом-то что не так? – не поняла я. – Ты же сегодня чуть ли не все опции распродала.

– Угу. – Доронина снова потянулась за бутылкой. – С клубом все было бы хорошо, если бы не некстати пропавшая тетка, эта розовая дура…

– Давайте не будем обобщать. – Петрик одернул свою шелковую рубашечку цвета утренней зари. – Любовь к розовому – еще не признак слабоумия.

– Там есть и другие признаки. – Дора щедро набулькала себе в рюмку коньяка. – Во-первых, эта ду… душистых прерий роза, как там ее? Ольга Петровна! Она велела шоферу ждать своего возвращения, а сама куда-то сдернула.

– Мадам не обязана отчитываться перед прислугой, – заметила я.

– Во-вторых, позже днем у нее была назначена деловая встреча, на которую она не пришла, – укоризненно покосившись на меня, продолжила Дора. – В-третьих, в их благородном семействе заведено встречаться дома за ужином, а мадам попрала традиции и не вышла к столу. И, главное, никого не предупредила, что никуда не явится – ни к шоферу, ни к адвокату, ни к ужину!

– А нам-то что? – не поняла я. – Ну, загуляла тетенька. Скандал в благородном семействе. Клуб наш при чем?

– Ну, привет! – Дора выпучила глаза. – Как ты не понимаешь?

– Мы в ответе за тех, кого приручили! – провозгласил Петрик и стратегически отступил к мойке – сражаться с грязной посудой.

– А если с ней действительно что-то случилось? – Доронина продолжала таращиться на меня. – Мы же будем последними, кто ее видел!

– И что? – Я все еще не понимала, в чем проблема. – Постой… Ты, похоже, недоговариваешь. Мы чего-то не знаем?

Я оглянулась на Петрика у мойки – он замер с намыленной губкой в поднятой руке. С нее хлопьями падала пена.

– Когда я покидала парк, его уже прочесывали в поисках пропавшей тетки, – неохотно призналась Дора. – У нее муж не то сильно состоятельный, не то очень влиятельный, не то два в одном. Полиция мгновенно возбудилась – невиданное дело…

Тут, перебив хозяйку, завопил Дорин мобильник. Она нервно выдернула его из кармана и с размаху влепила себе в ухо:

– Ну?!

Смартфон уныло и непонятно заквакал. Дора помрачнела пуще прежнего.

– Ладно. Сейчас пришлю адрес.

Горбясь и хмурясь, она затыкала пальцем в дисплей.

– Чей адрес ты пришлешь и кому? – У меня возникло нехорошее подозрение.

– Ваш и кому надо, – огрызнулась начальница.

Потом она вздохнула и сказала почти виновато:

– Вернее, кому не надо, но он пристал как банный лист – «нужно срочно встретиться, есть важный разговор».

Она приложила руку к разгоревшемуся лбу, пробормотала:

– Пойду-ка я умоюсь, – и, тяжело поднявшись, побрела в ванную.

– По-моему, наша Дорочка заболела, похоже, у нее повышенная температура, – проводив подругу-начальницу озабоченным взглядом, сказал Петрик. – Надеюсь, это не ковид, ведь мы с тобой еще не сделали вторую прививку.

– Нет, это не ковид, – успокоила его я. – Я лучше знаю Дору и помню эти признаки со студенческих лет. Доронина хамит и краснеет от беспомощности, когда теряет уверенность в себе и своей нерушимой правоте, а признаться в этом не может. Она реально встревожена, друг мой Петрик. Вот только чем?

– Возможно, ее гость нам это прояснит.

Но гость, явившийся примерно через четверть часа, не захотел вести свой важный разговор при всей честной компании. А мы-то с Петриком уже и четвертую рюмку на стол поставили, и конфеток в вазочку подсыпали, и лимончик нарезали!

– Где мы можем уединиться для приватной беседы? – вполголоса осведомился вновь прибывший у Доры, которая, зараза такая, до самого его появления так и сидела в санузле.

То ли долго и упорно гасила там холодной водой разгоревшиеся щеки, то ли (что более вероятно!) пряталась от наших с Петриком расспросов.

– Поговорим в гостиной, – даже не спросив нас, хозяев, решила Доронина и, заведя туда своего гостя, со скрежетом закрыла раздвижные двери перед нашими любопытными носами.