Текст книги "Дефиле озорных толстушек"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Правда? – желтоглазый неподдельно обрадовался. – Тогда я пошел!

– Идите! – легко разрешила я, даже не подумав выяснить направление его движения.

Юноша коротко кивнул и с грохотом посыпался вниз по лестнице. Я еще немного постояла, слушая производимые им шумы и пытаясь вспомнить, знаком ли мне этот своеобразный тип. Должно быть, это и есть Алкин единственный кавалер, юноша компьютерной ориентации, не помню, как его Трошкина величает – рыбоед, что ли…

Лестничные перила перестали вибрировать, широкие шаги желтоглазого Ромео стихли, и я продолжила свой путь. Стуча деревянными подошвами, я спустилась во двор и пошла к троллейбусной остановке.

Детишек у меня пока нет, у Зямы тоже, так что малышей я наблюдаю нечасто и, как правило, на безопасном расстоянии. Соответственно и магазины детской одежды меня прежде не интересовали, так что я никогда не пыталась запомнить их расположение. Честно говоря, я смогла припомнить только один дорогой центр младенческой экипировки, и то только потому, что он соседствует с солярием, который я регулярно посещаю в осенне-зимний период.

В данный момент я могла похвалиться естественным загаром, который превосходно сочетался с мексиканскими мотивами моего наряда. Спасибо Зяме, я производила именно то впечатление, к которому стремилась! Продавцы-консультанты магазина «Пух» встретили меня радушными улыбками и взглядами, исполненными надежды.

– Здравствуйте, девочки, – сквозь зубы проронила я, устремляясь к стойке с одеждой для мальчиков.

Меня интересовали незабываемые розово-зеленые костюмчики, но ничего похожего на вешалках не было. Для отвода глаз я пощупала какую-то детскую маечку – зелененькую, в прелестных оранжевых кляксах – и заодно посмотрела, сколько эта непритязательная одежонка стоит. Ну, скажу я вам! При взгляде на ценник я сама позеленела и едва не покрылась кляксами! И заподозрила, что магазин назван не именем медвежонка Винни-Пуха, а словечком, передающим звук выстрела: «Пух!» – и особо нервный родитель, увидев счет, застрелится!

– Вас что-то интересует? – ласково проворковала продавщица. – Я могу помочь?

– Сомневаюсь, но попробуйте, – желчно процедила я и так круто развернулась к услужливой барышне, что раскачивающийся на бусах керамический идол ацтеков и инков, догоняя меня, свистнул в воздухе, как обыкновенная глиняная свистулька. – Я хочу найти такой же костюмчик, как у сынишки моей приятельницы. Это импортный трикотажный комплект, штанишки-капри и фуфайка с коротким рукавом. Ткань очень яркой расцветки, в розовую и салатовую полоску, на фуфайке аппликация из короткошерстного искусственного меха зеленого цвета – изображение какого-то чудища, похожего на Шрека. Есть у вас такие костюмы?

– Увы, таких нет и не было, – сокрушенно ответила продавщица. – Но я могу предложить вам другие, не менее интересные комплекты…

– Другие мне неинтересны, – оборвала я. – Хотя…

Я придумала, как узнать адреса других детских магазинов. Понятное дело, неглупые продавщицы так просто не отправят платежеспособного клиента в конкурирующую фирму, но я знаю, что нужно сделать, чтобы мне выдали адреса других салонов списком и с поклоном проводили до порога! Использую-ка я опыт Макса Смеловского!

Максим – мой старинный приятель, бывший однокурсник и вечный поклонник. Сейчас он работает на телевидении и пользуется большой популярностью у зрителей местного канала. Правда, при тесном контакте с Максом народные симпатии зачастую быстро превращаются в антипатии, потому что Смеловский, такой обаятельный и жизнерадостный на экране, в реальной жизни вечно всем недовольный нытик. Особенно страдают от Максового занудства продавцы-консультанты. Покупая, к примеру, туфли, Смеловский сначала на личном опыте удостоверяется в широте модельного ряда, потом последовательно примеряет пар десять-пятнадцать симпатичной ему обуви, причем напяливает оба башмака и долго топчется в них на коврике, задумчиво шевеля бровями и прислушиваясь к своим ощущениям. Обстоятельно расспрашивает тихо звереющих продавцов, каковы технологические особенности производства и сырьевой состав изделия, дотошно выясняет условия гарантии, после чего с легким сожалением говорит:

– Нет, что-то мне сегодня ничего не нравится! – и оставляет утомленных до одури работников прилавка в бессильной ярости кусать локти и топтать ногами коробки.

Мне случалось видеть, как при появлении Макса у витрины магазина продавцы, знакомые с его манерой делать покупки, быстренько задраивают люки, ложатся на дно и разворачивают табличку на двери той стороной, на которой написано «Закрыто».

– Пожалуй, я посмотрю, что у вас есть, – милостиво сообщила я улыбающейся продавщице и приступила к изучению ассортимента по методу Макса Смеловского.

Чтобы дойти до белого каления, персоналу магазина-салона «Пух» понадобилось чуть более часа. За это время я успела оголить половину вешалок и перемешать содержимое полок не хуже миксера. Платьица и штанишки я выворачивала наизнанку, долго возила носом по швам, вслух комментировала информацию на ярлыках, мяла в руках ткань и громогласно рассуждала о перспективах носки: сядет – не сядет, вытянется – не вытянется. А кнопки не оторвутся? А «молния» не сломается? А тесемочки крепко пришиты или так, на соплях держатся?

Девушки, увешанные забракованными мной одежками, держались из последних сил. Добил их мой нездоровый интерес к чулочно-носочной продукции. Когда я потребовала вынуть приглянувшиеся мне носочки (восемь пар) из целлофановой упаковки и разрезать скрепляющие их ниточки, а потом начала придирчиво рассматривать каждый в поисках спущенных петель, терпение продавщиц лопнуло.

– Пух! – шумно выдохнули девушки. – К сожалению, мы должны сообщить вам, что магазин закрывается. Сегодня у нас короткий день!

Я посмотрела на часы: два часа пополудни!

– Таким коротким день бывает только в тундре! – нарочито недовольно сказала я. – Что ж, есть и другие магазины детской одежды, пойду туда! Адреса не подскажете?

По лицам торговых работниц было видно, что они с удовольствием подсказали бы мне один короткий адресок, да воспитание не позволяет! Удержав рвущиеся с губ ругательства, барышни спешно накатали для меня списочек конкурирующих салонов. При этом на их лицах постепенно проявилось новое выражение – бескорыстная радость людей, которые видят, что у других неприятности.

– Спасибо! – вежливо поблагодарила я, принимая фирменный буклетик магазина «Пух», красочную обложку которого продавщицы безжалостно исчеркали, написав на ней нужный мне cписок.

При этом адрес собственно салона «Пух» был тщательно вымаран чернилами. Думаю, девушки были бы счастливы, если бы я забыла его навсегда.

– Ассортимент у вас скудный, но обслуживание мне понравилось! – сказала я напоследок. – Обязательно приду еще раз!

Выйдя на улицу, я обернулась. С тихим стуком ударилась о стекло табличка с надписью «Закрыто». Я сделала короткий шаг к двери – из короба над входом с жужжанием поехала штора из металлических пластин. Я ухмыльнулась и отправилась донимать персонал следующего магазина.

Вообще говоря, это занятие утомило меня ничуть не меньше, чем мучениц прилавка! Четыре магазина, не считая «Пуха», за шесть часов! Я ужасно устала, спина и плечи болели так, словно я тягала не пластмассовые вешалки, а чугунные гири! И закон элементарной подлости сработал, как всегда, безукоризненно: магазин «Буратино» оказался в моем списке последним. Я подошла к нему за четверть часа до закрытия, измученная настолько, что не сумела даже толком удивиться: кому пришло в голову назвать магазин дорогой модной одежды именем куклы, щеголявшей в бумажной курточке и головном уборе из старого носка?

– Импортные костюмчики в зеленую и розовую клетку? Трикотажные, с меховой аппликацией и декоративной шнуровкой? – переспросила свеженькая, как розан, и улыбчивая, как весеннее солнышко, продавщица. – Как же, были! К сожалению, мы получили супермалую партию, всего два костюмчика, и оба у нас купили в первый же день!

– Кто? – прохрипела я.

– Что?

– Где и когда? – проворчала я, с трудом мобилизуясь. – Простите, а вы не запомнили покупателя?

– Покупательницу. Запомнила, потому что она купила сразу оба костюма, – кивнула продавщица. – Но… Почему вы спрашиваете?

– Хочу себе такой костюм! – заявила я.

– Но он же для ребенка?..

По инерции я едва не ляпнула: «Хочу себе такого ребенка!», но вовремя остановилась. Это мое желание в магазине «Буратино» исполнить не могли, насколько я успела заметить, консультантов мужского пола в торговом зале не было. Разве что девчушки наскоро выстрогали бы для меня из полена деревянного мальчишку по образу и подобию изображенного на вывеске.

– Я хочу именно такой костюм – и никакой другой! – упрямо повторила я. – Считайте, что это мой маленький дамский каприз!

Вероятно, в этот момент я была похожа на даму, которую отличают не столько маленькие капризы, сколько большие странности, так что возражать мне никто не стал.

– Я готова даже перекупить его у вашей покупательницы, – уже спокойнее сказала я. – Я, кстати, видела эту женщину с мальчиком в полосатом костюме. Она очень крупная, красивая, да?

– Очень крупная и красивая? – озадаченно повторила моя собеседница.

– Не такая крупная, как Кинг-Конг, и не такая красивая, как Мэрилин Монро, но тоже весьма выдающейся наружности. – Я развела руки пошире и обрисовала в воздухе силуэт, отдаленно напоминающий Австралийский континент.

– Знаете, мне так не показалось, – пожала плечами девушка. – Честно говоря, мне эта дама запомнилась только тем, что она купила два одинаковых костюмчика.

Я нахмурилась:

– Два одинаковых?

– Тех самых, полосатеньких!

– Не может быть! – усомнилась я. – Зачем ей понадобились два одинаковых костюма?

– Я тоже ее спросила, а она сказала, что боится не угадать с размером, поэтому и берет сразу оба – мол, хоть один наверняка подойдет. Костюмчики-то ведь были одного фасона, но один чуть побольше, а другой чуть поменьше, – тут продавщица с откровенным намеком посмотрела на часы. – Вы меня извините, но мы уже закрываемся…

– Ничего не понимаю! – сказала я и побрела к выходу.

Конечно, я имела в виду не последнюю фразу своей собеседницы, а ситуацию с полосатыми одежками. Ерунда какая-то получается!

– Извините, а вы уверены, что таких костюмов было всего два? – обернулась я к продавщице уже с порога.

– Абсолютно! – за словом последовал уверенный кивок. – Скажу по секрету, эти вещи мы получили не от поставщика, их наша директриса сама привезла из Испании. Купила своим внукам, а те пацаны маленькие, но уже с характером. Папа им объяснил, что розовый цвет – самый девчачий, вот они и отказались надевать костюмы в розовую полоску. Вы позволите, мы уже закроем дверь?

Понимая, что меня вежливо выпроваживают, я вышла из «Буратино» и побрела по улице, сама не зная, куда иду. Мысли в голове рябили, как цветные полоски на незабываемом детском костюме. Итак, что же это получается? Костюмчиков было всего два, один побольше, другой поменьше. Оба разом купила одна баба, причем вовсе не моя прекрасная толстуха. Но ведь как-то один из них попал к ребенку, который был с ней в аэропорту! А другой костюм, я сама видела, носит сынишка Милены Витальевны Рыжиковой. Значит, какая-то, пусть опосредованная, связь между Миленой и Прусской красавицей все-таки есть?

В принципе, придумать всему этому правдоподобное объяснение я могла. Самый простой вариант: оба костюмчика, даром, что разного размера, ребенку бабы-покупательницы не подошли. Скорее всего малы оказались. Возвращать вещи в магазин она не стала, подарила своим приятельницам, у которых есть малыши подходящего возраста. Один мальчик в полосатом – сынишка Милены, второй – Прусской красавицы. Вывод: надо спросить у Милены, какая такая подружка презентовала ее сыну эксклюзивный костюмчик, а потом узнать у этой самой подружки, кому достался второй. Таким путем я выйду на мою прекрасную толстуху!

– Вот как все просто! – сказала я вслух и тут же печально вздохнула.

Больше всего мне сейчас хотелось отправиться домой, хорошенько откиснуть в теплой ванне, плотно и со вкусом поужинать, а потом завалиться спать – непременно на мягкие подушки, чтобы понежить плечи и спину, натруженные показательными упражнениями с вешалками. Покосившись на такси, стоящее у тротуара с гостеприимно распахнутой дверцей, я задумалась, не пора ли мне уже на заслуженный отдых? Пока думала, зазвонил телефон.

– Инночка! – предгрозовым голосом сказал шеф. – Ты нашла нам модельку?

– Нашла, – ответила я, вышвырнув из головы мысли об отдыхе с импульсивностью итальянцев, выбрасывающих под Новый год из своих окон разный хлам – на свое счастье и чужие головы. – Моделька – лучше не бывает, но есть одна загвоздка: в данный момент она в отъезде.

– Надолго?

– Думаю, нет, – я бессовестно выдавала желаемое за действительное. – Как только она вернется в город, я приглашу ее к вам, и вы с господином Хабибом сами убедитесь, что она – именно то, что нужно.

«И сами будете уговаривать ее принять участие в съемках!» – хотелось мне добавить, но я удержалась. Не буду забегать вперед и сверх необходимости осложнять себе и без того непростую жизнь. Пока что мое дело маленькое – найти подходящую девицу.

– Хорошо, тогда я успокою клиента и попрошу его еще немного подождать, – постановил Бронич.

«Кто бы меня успокоил!» – желчно подумала я.

По всему выходило, что при жизни мне покоя не видать. Взглянув на часы, стрелки которых подбирались к девяти, я решительно направилась к такси.

– Ночной клуб «Райский птах»! – сказала я водителю.

Он безразлично кивнул и завел машину. Через пятнадцать минут я уже дышала свежим воздухом в окрестностях живописного озера. Дышала глубоко и шумно, потому что со всей возможной скоростью шагала к дверям «ночника».

Вход в «Рай» по-прежнему караулили два стража далеко не ангельской наружности. Кажется, они меня узнали. Во всяком случае, при моем появлении один из охранников позволил себе неуставное движение: согнул локоть и размашисто ткнул им своего напарника в бок.

Заметив, что на меня откровенно таращатся, я остановилась и непринужденно спросила:

– Привет, мальчики! Милена уже здесь, не знаете?

– Привет, лесбиянка! – ответил один из стражей, нахально улыбнувшись. – Милена сегодня не работает.

– А что, она тоже из ваших? – застенчиво поинтересовался второй детина.

– Пока нет, – ответила я, круто разворачиваясь.

Отпущенное мной такси еще не успело уехать, ленивый водила озирал окрестности в надежде увидеть нового пассажира, а тут снова прибежала я. Прыгнула на сиденье и скомандовала:

– Улица Подгорная!

– Легко! – отозвался довольный водитель и, действительно, легко и быстро довез меня до дома Милены Рыжиковой.

– Подождите еще чуток, ладно? – попросила я, выбираясь из машины.

– Любой каприз за ваши деньги! – ответил таксист.

Я кивнула и пошла стучать в калитку.

– Кто-о? Что нужно? – спросил в щелочку знакомый женский голос.

Чтобы кухарка не опознала во мне вчерашнюю самозваную курьершу, я повернулась в профиль и громко прокричала:

– Я Инна, с телевидения! К Милене Витальевне, она меня знает!

– Хозяйки нет дома! – ответила кухарка.

– А Дину можно позвать? – Я удачно вспомнила имя местной няни.

– А Дина в детской, малыша укладывает, их беспокоить никак нельзя! А что вы хотели-то?

– Пожелать всем спокойной ночи, – буркнула я, отходя от забора.

Хорошо хоть такси не отпустила!

По дороге домой я предавалась греху уныния.

– Надо же, как мне не везет! – шепотом причитала я. – Бедная я, несчастная! Толстуха в Вену улетела, Милену черти унесли, Дина спать укладывается, а я мотаюсь туда-сюда, высунув язык, как бешеная собака!

– Молитвы читаешь? – одобрительно спросил таксист, не расслышав слов, но уловив напряженную интонацию горячего шепота. – Правильно, надо и о божественном иногда подумать, а то все о земном, о грешном, суетном… С тебя две сотни, красавица!

– Что, двести рублей?! – возроптала я. – Побойтесь бога, дядечка! Грешно такие цены ломить!

– Ночной тариф, прости, господи, и помилуй! – бессовестный водила перекрестился моими сотнями и отчалил.

Я скрипнула зубами и вошла в подъезд. Лифт по-прежнему не работал – это не улучшило мне настроения. Поднимаясь по ступенькам, я проклинала нерадивых работников лифтового хозийства и пророчила им после смерти место в аду, рядом с производителями герметичных пододеяльников. И чтоб с земли до десятого круга добирались своим ходом, без помощи грузоподъемных механизмов!

Ругалась я только до третьего этажа, дальше дыхалки не хватило. Силы меня почти покинули, зато посетила здравая мысль заглянуть в гости к Трошкиной. Не то чтобы я сильно по ней соскучилась, просто хотелось сделать остановку и немного передохнуть.

Однако приостановить движение пришлось немного раньше, между четвертым и пятым этажом. На площадке, прилепив к оконному стеклу поросячью физиономию, топтался незнакомый гражданин, похожий на поросенка Фунтика, благополучно излечившегося от дистрофии и рахита. Раздобревший Фунтик заинтересо– ванно глазел в забортную темень и приветствовал мой выход на площадку вопросом:

– Девушка, это не ваша? Такая прелесть!

Невзирая на усталость, я, разумеется, возжелала посмотреть на бесхозную прелесть. Под такое определение запросто могла попасть, например, моя юбка от белого костюма, выстиранного и вывешенного сушиться за балкон. Пару раз мне уже случалось искать на клумбе свои вещички, сорванные с веревок ветром. Никогда не забуду, как я гналась по двору за раритетным автомобилем дедушки Лаптева, за металлический значок которого зацепились, спланировав с седьмого этажа, мои кружевные трусики! И дедушка, думаю, тоже это не скоро забудет, разве что ему поможет склероз! Старичок-водитель получил настоящий шок, когда я подрезала его пешим марш-броском через клумбу и растопырочкой выпрыгнула из петуний к капоту! Чувствительная Трошкина потом очень ругала меня за нанесенную пенсионеру моральную травму. А что мне оставалось делать? Пожертвовать дорогое французское белье в фонд помощи ветеранам Куликовской битвы? Близорукий дедусь запросто унес бы мои стринги на рогах своего хромированного оленя! Так я Алке и сказала, а она не поняла, что хромированный олень – это фигурка на капоте машины, и сконфузилась. А дед, между прочим, без дополнительных объяснений даже не понял, какой трофей ему достался! Еще бы, ведь нижнее белье его супруги Ольги Ивановны имеет совсем иной вид, ее просторными панталонами дедов драндулет накрыло бы, как чехлом!

С этой мыслью и соответствующей ей ухмылкой я приблизилась к Фунтику и посмотрела в окно, но никаких предметов своего гардероба за ним не увидела. Как не увидела и никаких других «прелестей».

– Там птичка! – восторженно всплеснув руками, поведал Фунтик. – Хорошенькая такая, розовенькая, сидит на карнизе и не улетает. Наверное, у нее крылышко сломано! Давайте, мы ее достанем! Поможете открыть окно?

Я не орнитолог и не слишком интересуюсь пернатыми, однако взглянуть на маленькую розовую птичку мне было интересно. Я-то думала, оперением розового цвета могут похвастаться только фламинго, но они ведь довольно крупные, не так ли? И живут в чужих краях. Так кто же такой розовый сидит на карнизе, снегирь, что ли?

Да и не в моих принципах отказывать в помощи травмированным зверюшкам. Посему, коротко кивнув добросердечному незнакомцу, я потянула раму и открыла окно. Фунтик немедленно высунулся в него до талии, местонахождение которой на шаровидном теле весьма приблизительно указывал брючный ремень, и умильно сказал кому-то: «Цып-цып-цып!» Ответа птицелов не дождался и обернулся, оживленно блестя маленькими поросячьими глазками.

– Боится меня, не идет! – сокрушенно сказал он. – Может, вы попробуете?

– Подвиньтесь, – распорядилась я, прекрасно понимая пугливую птичку. Я бы на ее месте тоже воздержалась от тесных контактов с гражданином, у которого на морде написано, что он вскормлен жирными и мясистыми «ножками Буша». Такому проглоту маленькая птичка – на один зуб!

Фунтик втянул верхнюю часть своего упитанного организма обратно в дом и на шаг отошел от окна, пропуская к нему меня. Я выглянула наружу и повертела головой в поисках обещанной розовой птички.

– Она там, смотрите дальше! – сказал Фунтик.

Я круче перегнулась через подоконник, и в тот же миг ощутила на своих лодыжках горячие жадные лапы!

– Ах ты гад, маньяк подъездный! – придушенно вскричала я.

Набрать в грудь воздуха для нормального вопля мешал подпирающий ребра подоконник. Я дернулась и почувствовала, как мои ноги отрываются от земли! Гадский Фунтик стиснул их, как труженик-пахарь ручки сохи, резко вздернул вверх и, пока я мысленно перелистывала Камасутру, пытаясь конкретизировать гнусные намерения свиновидного затейника, мерзавец разжал руки и отпустил меня в свободный полет вниз головой! Я хотела крикнуть, но захлебнулась воздухом и полетела навстречу бетону двора быстро и бесшумно, как сорвавшаяся с крыши сосулька.

– Лови! – громким шепотом сказала Катя Шумилкина, бросив вниз с балкона веревочную лестницу, скрученную в тугой комок.

Верхний край лестницы был надежно закреплен на боковом ограждении. Нижний болтался на уровне второго этажа.

– Поймал! – нарочито мужественным голосом с простудной хрипотцой отозвался Катин сердечный друг Никита Подорожкин.

Перегнувшись через бортик своего балкона – этажом ниже и тремя метрами правее Катерины, Никита садовой тяпкой на длинной ручке ловко зацепил приплясывающую в воздухе лестницу, подтащил ее к себе и надежно примотал к перилам веревкой. Сооружение воздушного моста заняло не более десяти секунд. За месяц регулярных тайных свиданий Катя и Никита идеально отработали эту строительно-коммуникационную операцию.

Никита подергал лесенку, туго натянутую под углом в сорок пять градусов, и сообщил возлюбленной:

– Поднимаюсь!

– Будь осторожен, милый! – драматическим шепотом изрекла в ответ Катерина, которой ужасно нравилось чувствовать себя Джульеттой.

В этот момент мимо Кати сверху вниз пролетел, кувыркаясь, небольшой предмет, рассмотреть который она не успела. Он упал точно на лесенку и застрял в одной из ячеек.

– Катюх, это ты шляпу уронила? – удивившись, спросил Никита нормальным голосом, без хрипов и придыханий.

– Нет, это… Мама! – Катерина взвизгнула и прижалась к стене.

Попадаться на глаза Катиной маме Никита нисколько не хотел, поэтому он быстро присел и на корточках, чтобы его не видно было сверху, пополз на противоположный конец балкона.

В ту же секунду в лестничную ячейку, соседствующую с той, в которой уже устроилась чья-то шляпа, врезалось длинное тело. Веревка, которой Никита привязал лестницу к перилам, негодующе крякнула и не выдержала – порвалась. Лестница, утяжеленная неожиданным грузом, откачнулась влево, и застрявшее в ячейке тело тяжело ударилось о фанерную стенку застекленного балкона квартиры пенсионеров Лаптевых на втором этаже.

В этот момент Иван Давыдович и Ольга Ивановна, разинув рты, лишенные перед сном вставных зубов, круглоглазо, как две замшелые глубоководные рыбины, таращились на экран телевизора. Ведущий программы «Крепость» взахлеб повествовал о современных средствах защиты жилища от несанкционированного вторжения. При этом рассказ о защитных и сигнальных устройствах перемежался перечислением эффективных способов обвести умные приспособления вокруг пальца. По мимике и голосу ведущего чувствовалось, что эта часть повествования лично его увлекает намного больше. Стращая бедных Лаптевых хорошо экипированными и разносторонне подготовленными домушниками, он зловеще улыбался.

– Если в вашем доме есть дымоход, считайте, что вы спите с открытой дверью! – запугивал стариков телевизионный знаток. – Для того чтобы проникнуть в ваше жилище, достаточно иметь веревку с узлами и монтерские ботинки с «кошками»!

Пенсионеры, не сговариваясь, посмотрели сначала на спящую в кресле кошку – не монтерскую, а свою собственную, потом на беленый потолок. Дымохода в многоэтажном доме не было, но имелись вентиляционные шахты и соответствующие отверстия в кухне и ванной. Старики напряглись.

– Вентиляционное отверстие маленькое, и потом, на нем стоит решетка! – угадав волнение супруги, успокоил ее дедушка Лаптев.

– Вентиляционные шахты не так тесны, как вы думаете, а снять закрывающие их решетки ничего не стоит! Достаточно иметь гибкую фигуру и хорошие плоскогубцы! – кровожадно ухмыльнувшись, поведал ведущий. Очевидно, он умел читать мысли своих телезрителей. – А уж в окна-то забраться совсем легко!

– У нас второй этаж и решетки! – поспешил напомнить дедушка Лаптев.

– Решетки можно вырвать, сломать, снять или пропилить, – со знанием дела ответил ведущий.

Бабушка Лаптева посмотрела на него с ненавистью. У нее уже руки чесались позвонить по номеру 02 и натравить на подозрительно осведомленного телевизионщика милицию.

– И не забывайте о преступниках, имеющих навыки альпинизма и скалолазания! – напомнил зловредный ведущий. – Прочные капроновые лесенки и тросы с карабинами позволяют совершить как восхождение на небоскреб, так и спуск с крыши к окнам нужной квартиры. Вы даже не услышите, как злоумышленники подберутся к вашему окну или балкону!

– Бум! – донеслось со стороны упомянутого сооружения.

Пенсионеры Лаптевы синхронно вздрогнули, и диван под ними смешливо крякнул.

– Мы услышали, – возражая телеведущему, пробормотал Иван Давыдович.

– На балкон лезут! – прошептала побелевшими губами Ольга Ивановна.

– Звони в милицию, мать! – распорядился отважный дедушка и потянулся к кривой турецкой сабле, привезенной сыном Лаптевых из туристической поездки в Анталию и повешенной над диваном в качестве экзотического украшения.

– Дед, не ходи! – всполошилась Ольга Ивановна.

Ей уже виделся неравный бой пожилого Ивана Давыдовича, вооруженного одним тупым сувенирным ятаганом, с гибкими и ловкими альпинистами-домушниками с острыми плоскогубцами в руках и когтистыми «кошками» на ногах.

– Цыц, старая! – отрезал мужественный дед.

Он прихватил кривую саблю на манер серпа и, шаркая тапками, пошел из комнаты на балкон. Забыв про телефон, верная супруга вперевалочку заковыляла следом. Ольга Ивановна справедливо полагала, что в случае рукопашной она будет весомым подкреплением мужу. Когда дородная пожилая женщина становилась на весы, стрелку зашкаливало.

– И-эх! – крякнул самозваный янычар Иван Давыдович, скользящим шагом выдвинувшись на балкон.

– Ну, кто там, Ваня? – пуще прежнего встревожилась Ольга Ивановна.

Дедушка Лаптев, вздернувший серп по образу и подобию участницы скульптурной группы «Рабочий и Колхозница», надолго застыл в этой героической позе. Взгляд старого колхозника был устремлен на боковое ограждение балкона, на три четверти выполненное из многослойной фанеры. Верхняя – стеклянная – четвертушка стенки позволяла увидеть небольшой участок туристической лесенки из капронового шнура. Лестница была туго натянута и дрожала, как струна. Дрожание это сопровождалось отнюдь не музыкальными звуками: за фанерой кто-то шебуршал, елозил ногами и неприлично ругался слабым голосом. Голос был женский, в связи с чем Ольга Ивановна быстро пересмотрела свою версию происходящего. Вероятно, с карабинами, плоскогубцами и «кошками» баловалась домушница женского пола.

Отпихнув растерявшегося супруга, пенсионерка решительно шагнула к настежь распахнутому окну, выглянула наружу и увидела одну голую розовую пятку. Все остальные части тела альпинистки-скалолазки скрывались за выступом балкона.

– Ну, хотя бы «кошек» на ней нет, – с заметным облегчением в голосе пробормотала Ольга Ивановна.

Дедушка Лаптев отмер и сокрушенно вздохнул:

– Вот время-то пошло! Уже бабы в домушницы идут!

– Феминизм, – не без гордости за слабый пол ответила его супруга.

– Весь ваш феминизм – это разврат и распущенность! – поджав губы, припечатал Иван Давыдович.

Обиженная Ольга Ивановна приготовилась возразить мужу, но в этот момент сверху раздался возмущенный крик, аргументированно подтвердивший его мнение. Кричал отец десятиклассницы Катюши Шумилкиной, водитель-дальнобойщик Егор Андреевич.

– Катюха, мать твою-перемать! – орал несдержанный Егор. – Это еще что за номер?! Почему к тебе в комнату по веревке какая-то баба лезет?! Ты что же, так тебя-растак, в лесбиянки записалась, шалава?! А вот я сейчас возьму монтировку и расфигачу к чертовой бабушке твой компьютер, чтобы он тебя развратничать не учил!

Любопытные Лаптевы бок о бок встали у окна и запрокинули седые головы, как зрители авиашоу. Оравшего Егора Шумилкина видно не было, но рядом с ним, очевидно, стояла супруга Наталья, потому что в паузах между тирадами разъяренного отца раздавался ее голос.

– Егор, тише! – уговаривала Наталья взбешенного мужа. – Не ори! Не позорь девку на весь дом!

Оскорбленная Катерина, между тем, тоже кричала в голос, упрекая родителей в косности и полной неспособности понять нужды и желания подрастающего поколения.

– Ой, да знаю я эти ваши бабьи желания! – с нескрываемым презрением орал в ответ Шумилкин. Поскольку по роду занятий дальнобойщик подолгу отсутствовал дома, его не мог не волновать больной вопрос супружеской верности. – Что мамаша, что доченька – обе шалавы, только одна на мужиков бесстыжим глазом косит, а другая того хуже, в лесбиянки подалась!

После этой фразы мать и дочь сомкнули ряды и накинулись на Егора Андреевича вдвоем. Никита Подорожкин, забившийся в угол своего балкона и даже накрывший голову руками, словно в ожидании падения сверху тяжелых предметов, с глубоким изумлением услышал, что в эмоциональной беседе родителей с дочерью произошел коренной перелом. Под сдвоенным натиском Натальи и Катерины Егор Андреевич признал женскую сексуальность нормой жизни и изменил суть своих претензий к дочери. Теперь он просил ее всего лишь забыть об однополой любви и обратить свое внимание на молодых людей. В качестве подходящего кавалера, юноши из хорошей семьи, Катерине был предложен, например, милый мальчик Никита, сын соседей Подорожкиных с третьего этажа. Хитрюга Катька для приличия заставила себя уговаривать, так что Никита не выдержал и тоже прошептал что-то нелестное в адрес своей Джульетты.

О девице, повисшей на веревочной лестнице, как грузило на рыболовной леске, в общей кутерьме благополучно забыли. Попинав крепкими розовыми пятками ни в чем не повинный балкон Лаптевых, домушница-лесбиянка спустилась на самый край лестницы, спрыгнула на бетонный козырек над входом в подъезд, подобрала там свои тапки и шляпу и через окно выбралась в подъезд.

– Ну, Фунтик, погоди! – голосом очень злого волка приговаривала я, через две ступеньки поднимаясь по лестнице.