Текст книги "На сеновал с Зевсом"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

   Я обдумала этот вопрос и покачала головой. То есть превращение гармоничной обувной пары в противоестественный союз изящной туфельки и бескаблучного лаптя меня, конечно, огорчало, но не слишком. В конце концов, платила за покупку этой обуви не я.

   «Значит, тебе просто противно вспоминать о вчерашнем грязевом купании?» – предположил внутренний голос.

   – Противно, конечно, но не просто… – замялась я.

   «Все ясно! – укоризненно сказал до отвращения проницательный внутренний голос. – Ты переживаешь из-за этого мачо!»

   Я виновато вздохнула. Это была истинная правда, мое существование в данный момент омрачали главным образом думы об Алехандро.

   «Ты что, влюбилась?!» – ужаснулся внутренний голос.

   Я вновь добросовестно помыслила и дала максимально честный ответ:

   – Пока нет.

   А затем надолго задумалась, анализируя свои чувства и оценивая их перспективы.

   Алехандро не показался мне писаным красавцем. Фигура у этого мачо отечественного розлива хорошая, но каланчой он не вымахал. Стоя рядом с парнем на той ноге, которая была обута в туфлю на шпильке, я была чуть выше него. То есть Алехандро примерно одного роста со мной, приблизительно сто семьдесят пять сэмэ – короче, не гигант. А мне до сих пор нравились исключительно высокие мужчины.

   В лице этого Саши тоже ничего экстраординарного не было, я не нашла в нем сходства ни с одним из признанных голливудских секс-символов.

   «То есть сходства не нашла, а собственно сексуальность уловила, да?» – не удержался от очередной ехидной реплики противный внутренний голос.

   – Да не в этом дело! – не вполне искренне возмутилась я. – Он какой-то необычный, этот парень! Не такой, как другие!

   «Почему – не такой, как другие? Потому что не приставал к тебе в машине, не провожал с поклонами до порога, не напрашивался на рюмку чая и не вымогал прощальный поцелуй и обещание новых встреч?» – снова съязвил внутренний голос.

   Я открыла рот для гневной отповеди и снова его закрыла. Ужасно не хотелось признаваться в этом даже самой себе, но меня действительно здорово задело безразличие, проявленное Алехандро на финальной стадии нашей вчерашней встречи. Главное, какой коварный тип! Сначала нежно гладил мои лодыжки и недвусмысленно давал понять, что я достойна всего самого лучшего, включая заботливого кавалера, а потом прикинулся самаритянином, доброта которого не имеет никакой эротической подоплеки!

   «Ах он, мексиканский негодяй!» – насмешливо поддакнул внутренний голос.

   Злость на саму себя дала мне толчок для прыжка из кровати. Гневно пнув свалившееся на пол одеяло, я освободила себе дорогу к двери и метнулась в ванную, на ходу подхватив оставленный в кресле халат.

   Лучше бы я его надела!

   – Ну, вот, она проснулась! – услышав скрип двери, обрадованно воскликнул папуля. – Дюша, иди сюда!

   Я отклонилась от прямого курса в ванную, чтобы заскочить на кухню, и в дверном проеме столкнулась с выглянувшим из пищеблока родителем. Увидев, что я в неглиже, он укоризненно зашептал:

   – Ты с ума сошла, живо оденься, у нас люди! – и грудью выдавил меня из коридора за угол.

   Из этого я сделала печальный вывод: оказывается, все те, в чьем присутствии я без нареканий со стороны отца могу щеголять в пижаме (например, члены семьи, Денис и Трошкина), людьми у нас не считаются! Эта установочка здорово попахивала дискриминацией, и в другое время я не поленилась бы открыть борьбу за права человека, но вовремя уловила еще один замечательный запах и сразу же передумала спорить.

   Из кухни тянуло умопомрачительным ароматом фирменного «Кузнецовского» мокачино с ванилью и кокосовым молоком. Его наш папуля готовит огорчительно редко и исключительно в бронзовой турке объемом пятьсот миллилитров. Это дает всего три чашки напитка, так что имело смысл, во-первых, не злить родителя, во-вторых, поторопиться на кухню – иначе вряд ли мне достанется хоть капелька божественного нектара!

   Я живо привела себя в приличный вид и явилась к столу в располагающем образе паиньки-студентки. Застиранные голубенькие джинсы и скромная белая футболочка ненавязчиво подчеркивали мою девичью стройность – я ведь не знала, кто там засел на кухне, конкурируя с папиной дочкой за его же мокачино. Вдруг прекрасный принц?

   «Или ужасный мачо!» – съязвил несносный внутренний голос.

   Я проигнорировала эту провокационную реплику, надела на лицо застенчивую полуулыбку фасона «славная кроха Дюша глазами незнакомых гостей» и пошла на кухню.

   Увы, ни принца, ни мачо там не наблюдалось. На кухонном диванчике восседали незнакомые мне граждане, явно связанные близкородственными узами: все черноглазые, темноволосые, с чертами острыми и твердыми, как кинжалы. Их было трое (пересчитав гостей, я с прискорбием поняла, что мокачино мне не обломится): средних лет мужчина, дама бальзаковского возраста и молодая особа, в облике и манерах которой не просматривалось особого благородства. Она единственная из всех с большим удобством расположилась вблизи корзинки с печеньем, растопырив вокруг нее острые локти так, что я заволновалась – достанется ли мне на завтрак хоть что-нибудь?

   – Очень, очень вкусное печенье! – перехватив мой встревоженный взгляд, похвалила папулино творение наглая девица.

   Голос у нее был громкий, звонкий и, в общем-то, приятный. Он явно достиг ушей моего братца и произвел на записного ловеласа примерно такое же действие, какое оказывает на старую полковую лошадь звук боевой трубы. С той лишь разницей, что инвалидная лошадь не побежит на призыв, стуча костылем, а Зяма прискакал и сунулся на кухню, трепетно раздувая ноздри.

   – Кофе уже нет, – сказала я ему, чтобы не распускал слюни.

   При виде Великолепного Казимира, которому тросточка и томная бледность сообщили особо трогательный вид раненого бойца, шустрая девица мгновенно перестала сутулиться над вазочкой и засверкала черными очами, как Шехерезада в припадке вдохновения.

   – Я сейчас еще сварю, подожди, – пообещал папуля, мягко разворачивая великовозрастного сына и направляя его обратно в глубь квартиры. – А Дюшенька пока тут с гостями поговорит.

   – Вы ко мне? – Я обвела слегка удивленным взором колоритную троицу на диване.

   – Да, Инна, мы к вам, – подтвердил мужчина.

   Лицо у него было суровое, как у библейского пророка.

   – Вы не знаете, куда пропала наша девочка? – выскочила с вопросом старшая из его спутниц.

   Я вздернула брови и посмотрела на папулю. Ладно бы, про мальчика какого-нибудь у меня спросили: представители мужского пола по моей вине пропадали не раз, врать не буду, бывало такое. Но девочек из дома я не уводила никогда! Девочки – это вообще не по моей части. Я мальчиков люблю. А насчет девочек – это к Зяме.

   Я уже открыла рот, чтобы перенаправить розыск некой пропавшей девочки в старшему брату, но папуля догадался, что мой ответ не будет грешить вежливостью, и поспешил объяснить:

   – Дюша, это родители и сестра твоей подруги из агентства!

   – Маруськи? – Подругой я эту вредоносную дурочку не считала, но в приятельницах числила и потому раздумала хамить. – Ах, простите, вы же называете ее Марой.

   – Она Марета Юнусовна, – с большим достоинством сказал суровый библейский отец блудной дочери Маруси.

   – Можно Мара, – разрешила кроткая библейская мама.

   – Слушайте, какая разница – Марета она, Мара или Маруся?! – не выдержала темпераментная младшая сестрица. – Главное, что она куда-то смылась, никому ничего не сказав! Или сказав?

   Тут пламенная Шехерезада свила брови тугим шнурочком и в упор посмотрела на меня.

   – Я что-то не пойму, на что вы, милочка, намекаете? – тоже нахмурилась я.

   – А на что я, по-вашему, могу намекать?

   Мы одновременно, как в парном танце «Камаринская», уставили руки в бока и крепко сцепились взглядами.

   – Девочки, девочки! Не надо ссориться! – заволновался миротворец папуля.

   А чужой библейский папа просто гортанно гаркнул что-то на чужом языке, и эта его мелкая шехерезадница сразу же сникла.

   – Простите, Инна, у нас у всех нервы на пределе, и Дахамиль тоже переживает, – библейская мама начала извиняться, но ее супруг снова рявкнул, и на кухне установилась гнетущая тишина.

   Я победно улыбнулась сердитой милочке-Дахамилочке и заполнила образовавшуюся паузу репликой:

   – Я не сержусь и готова вас выслушать, – после чего чинно опустилась на стул и изобразила самое вежливое внимание. – Прошу!

   Юнус Казбекович не заставил себя уговаривать и поведал тревожную историю с открытым финалом: оказывается, злокозненная дурочка Маруська исчезла без следа! Как ушла на работу утром тридцать первого марта, так до сего момента и не объявилась. Причем забеспокоились ее родственники только вечером, первого апреля, уже после моего звонка.

   – Дело в том, что Марета в последнее время не всегда ночевала дома, – сказал Юнус Казбекович, не скрывая откровенного недовольства этим фактом. – Подруга по институту, уезжая в длительную командировку за рубеж, попросила нашу дочь присматривать за своей квартирой, и Марета периодически ночевала там.

   – Одна? – брякнула я первое, что пришло в голову.

   И по усмешке Маруськиной сестрички поняла, что попала в точку.

   – Конечно, одна! – горячо заверил меня суровый, но простодушный библейский папа.

   – Но в этой квартире ее нет! – снова вмешалась в разговор Маруськина мама.

   Я напряглась и вспомнила, что маму зовут Аминет Юсуфовна.

   – Мы спрашивали у соседей, они не видели Марочку уже три дня, – тем временем сказала она.

   – Похоже, ты последняя, кто видел ее тридцать первого! – заявила наглая девчонка, некультурно перейдя на «ты».

   – Кажется, тем вечером вы с Маретой поссорились? – недобро прищурился ее отец.

   – Поссорились? – Я не ожидала такой атаки и немного растерялась. – Да почему я должна была с ней ссориться?

   – Вы ведь звонили на следующий день с какими-то претензиями! – напомнила Аминет Юсуфовна. – И даже грозились Марету убить!

   И тут я вспомнила:

   – Кстати, насчет следующего дня! Ведь ваша доченька поутру была на работе и рассылала по факсу поздравления с дурацким праздником! Собственно, за это я и хотела ее убить… Да вы и сами, кажется, тоже от нее такое послание получили?

   Аминет Юсуфовна неуверенно кивнула, и я пошла вразнос:

   – Тогда какие вопросы ко мне? Ссорилась я с Маруськой в последний день марта или не ссорилась, какая разница? Первого апреля она была в норме, если только можно считать нормой ее злокозненный идиотизм!

   – Простите, Инна, мы просто не знаем, что делать, – неохотно извинился Юнус Казбекович. – Хватаемся за любую ниточку, чтобы найти нашу девочку.

   – Простите, а почему вы это делаете сами? И Дюшеньку нашу беспокоите? – не выдержав, встал на защиту своей собственной девочки мой дорогой папуля. – Заявите в милицию, и пусть поисками займутся профессионалы!

   – Эти займутся, как же! Да они даже заявление принимать не хотят, пока не пройдет трое суток! – громко фыркнула Даша. – Поганые менты…

   Развить тему ей помешал строгий окрик библейского папы. То ли Юнус Казбекович не был склонен к огульной критике работников правоохранительных органов, то ли предпочитал не озвучивать свое мнение на широкую публику. Так или иначе, но семейное трио быстро откланялось и удалилось.

   – Кто была эта яркая девица, как ее зовут и сколько ей лет? – поинтересовался Зяма, приковылявший на запах мокачино.

   – Мало ей лет, она еще школьница, – ответила я, рассеянно макая в кофе последнюю печенюшку.

   – Как жаль! – Наш сердцеед сокрушенно вздохнул и утешился плотным завтраком.

   А вот я ожидаемого удовольствия от утренней трапезы не получила. Только ковырнула ложкой приготовленный заботливым папой фруктовый салатик – и не выдержала, потянулась к телефону.

   – М-м-м-м? – Разбуженный Денис Кулебякин отозвался на звонок страдальческим мычанием.

   – Здорово, корова! – по-свойски приветствовала его я. – А ты все спишь, да?

   – Да, уже целых полтора часа, – сонно пробормотал милый, побряцав браслетом наручных часов. – Ох, Инка! Бедный эксперт-криминалист пришел со службы на рассвете, упал, уснул – и тут ты-ы-ы-ы…

   Милый эксперт мучительно зевнул.

   – Ответь мне на один вопрос по милицейской части и можешь спать дальше, – разрешила я.

   – Нет, какая же ты все-таки необыкновенная женщина! – Денис саркастически восхитился и наконец проснулся. – Звонишь любимому ранним утром в субботу с вопросом по криминалистике! А других вопросов у тебя ко мне нет? Не хочешь спросить, что я делаю нынче вечером и какие у меня планы на ближайшую ночь?

   – Да знаю я эти твои планы с моим активным участием! – отмахнулась я. – Ладно, не дуйся, я заранее на все согласна! Но сейчас меня гораздо больше другое интересует: скажи, как милиция ищет пропавших людей?

   – У-у-у… Тяжелый вопрос, – голос милого сделался скучным. – Тебе в идеале процесс описать или дать реальную картинку?

   – Реальную, конечно!

   – Тогда так, – мой милый консультант собрался с мыслями и заговорил жестко: – Если очень кратко и без эмоций, то есть две типичные ситуации. Первая: человек просто пропал. Вот как сквозь землю провалился! Причем до этого он ни с кем не ругался, не ссорился, никуда не собирался и в целом вел размеренный и спокойный образ жизни, не располагающий к внезапным фатальным переменам.

   – В монастыре он жил, что ли? – не удержалась от колкости я.

   – Неважно, где именно, лишь бы не на блатхате, не в наркопритоне и не под забором с алкашами, – капитан Кулебякин основательно вошел в образ лектора и сбить его с курса «левой» репликой мне не удалось. – Короче говоря, этот человек просто тихо жил и так же тихо пропал. Тогда – по линии МВД есть соответствующий приказ – примерно через тридцать дней…

   – Через сколько дней?! – Мне показалось, что я ослышалась. – Через тридцать?!

   Кулебякин вздохнул:

   – Ты же хотела реальную картинку, правда? Вообще-то пропавшего должны начать искать сразу, но в милиции сразу обычно даже заявление принимать не желают… Итак, через тридцать дней заводится розыскное дело на это лицо.

   – Если начать поиски через месяц, велика вероятность найти не лицо, а тело! – угрюмо съязвила я.

   – Соображаешь, – скупо похвалил меня милый. – Так вот, розыск ведут аппараты угро. Ведут они его так себе. Если родственники пропавшего не прилагают усилий, это розыскное дело так и болтается на учете, пока не истечет срок – а это, если я не ошибаюсь, три года. По истечении данного времени, если пропавший не нашелся сам, на основании документа из милиции родственники в ЗАГСе получают справку о смерти бесследно сгинувшего, делят его имущество и все такое прочее….

   – Да к черту имущество и все такое! – Перспектива, наскоро обрисованная циничным ментом, меня устрашила. – Родственники хотят найти человека, и побыстрее!

   – Можно и побыстрее, но только при другом раскладе, – согласился Денис. – Рассмотрим ситуацию номер два: человек пропал, но не так неожиданно и бесследно, как в первом случае. Может, поведение его до исчезновения было необычным, тревожным. Может, там, откуда он пропал, остались следы борьбы. Может, у него долги были или какие-то другие неприятности, от которых имело смысл убежать и спрятаться… Короче, тогда после нормальной проверки может быть возбуждено и уголовное дело.

   – Уголовное – это лучше, чем розыскное? – Я слушала очень внимательно.

   – Если результаты нужны? Конечно, лучше! – уверенно подтвердил Денис. – А еще лучше – два в одном, и это как раз такой случай, ведь розыскное дело тоже ведется.

   – Да-да, но как оно ведется, ты уже говорил, – заметила я.

   – Вот именно. А по уголовному делу проводятся какие-никакие процессуальные действия. Предпринимаются активные попытки чего-нибудь там раскрыть… Да ты послушай в новостях наших больших начальников-силовиков. У них в ходу отточенные фразы: «Следствие серьезно продвинулось на пути к раскрытию этого преступления», «Проводится комплекс оперативно-следственных мероприятий», «Очевидцами составлен фоторобот предполагаемых преступников»… И всякая такая фигня.

   – То есть особого результата в любом случае ожидать не следует? – догадалась я, уловив в голосе милого капитана отчетливо пессимистические нотки.

   – Если пропавший стал жертвой преступника, того нашли и доказали вину – гада посадят, это и будет результат. Иначе дело приостановят до истечения сроков давности… Далее смотри пункт первый.

   – В общем, наши доблестные органы в этих ситуациях действуют очень плохо, – раздосадованно подытожила я.

   Сообразив, что краткий и безрадостный экскурс в практику розыскной работы закончен, капитан Кулебякин игриво напомнил мне, что в некоторых других ситуациях отдельные представители правоохранительных органов действуют очень хорошо и даже замечательно, после чего предложил подтвердить сказанное личным опытом хоть сейчас, хоть вечером, а уж ночью – просто в обязательном порядке.

   – У тебя, Кулебякин, один секс на уме! – сердито сказала я.

   – Почему – один? У меня на уме много секса! – горячо заспорил милый, но я не стала его слушать и бросила сначала трубку, а потом и ложку.

   – Дюшенька, ты почему салатик недоела? – заволновался папуля. – Куда ты спешишь?

   – Мне надо в офис съездить, – ответила я уже на бегу.

   У меня возникло подозрение, которое имело смысл проверить немедленно.

   Поскольку одинокие прогулки никогда меня не прельщали, я хотела увлечь с собой Алку, но дверь ее квартиры вновь была заперта, и на мой стук-звон никто не отозвался.

   – Загуляла, девонька! – не без зависти пробормотала я, с сожалением отказавшись от мысли совершить незапланированный субботний набег на родной офис в дружеской компании.

   А Трошкина, оказывается, загуляла не так уж далеко: я увидела ее, когда бежала через пустырь на троллейбусную остановку. Алка стояла по колено в ромашках и васильках, отмахиваясь от назойливой пчелы пучком тех же цветочков.

   – Ах, вот ты где! – издали радостно крикнула я.

   Трошкина вздрогнула, резко обернулась, при виде меня отчего-то побледнела и тонким голосом затравленного зайчика завизжала:

   – Стой где стоишь!

   – Я не стою, я бегу, – поправила я, не сбавляя темпа.

   – Стой где бежишь! – истерично выкрикнула подружка, замахнувшись цветочным веником.

   Тон у нее был такой, словно за приказом остановиться могла последовать стрельба на поражение. Несмотря на то что никакого огнестрельного оружия у Алки не имелось, а прямое попадание ромашкового букета не могло нанести мне серьезных увечий, я все-таки остановилась и воззрилась на подружку с удивлением:

   – Ты с ума сошла?

   – Не подходи! – упрямо повторила Трошкина.

   Она раскраснелась так, что кружащие над лугом пчелки приняли ее за пунцовый пион и массово пошли на посадку. Алка яростно, как в бане, нахлестала себя ромашковым веником – насекомых она отгоняла еще более решительно, чем меня! Обиженно жужжа, пчелки разлетелись, а я склонила голову к плечу, рассматривая спятившую подружку с откровенным недоумением.

   – Иди куда шла! – непримиримо сказала мне грубиянка.

   – Что случилось, Трошкина? С чего это тебя зациклило на простых побудительных предложениях? То стой, то иди? – тщетно стараясь не обижаться, поинтересовалась я.

   – Ничего не случилось, давай иди, потом поговорим! – Необычайно невежливая Алка помахала помятым веником, указывая мне направление движения.

   – Ну, ладно, – ничего не понимая, я пожала плечами и продолжила свой одинокий путь к троллейбусу.

   «Может, Алка пьяная? – предположил внутренний голос. – Или у нее такая дикая реакция на ромашковую пыльцу? Типа, аллергическое слабоумие?»

   – Никогда ее такой странной не видела, – пробормотала я и непроизвольно оглянулась.

   Алка, успевшая избавиться от куцых ромашек, сидела на корточках и двумя руками тянулась к совсем уж невзрачным сорнякам.

   «Сто пудов, она спятила! – воскликнул мой внутренний голос. – Офелия, о нимфа! Сейчас нарвет бурьяна, совьет из него веночек и потопает к речке-вонючке топиться!»

   – Эй, Трошкина! – встревоженно позвала я.

   Алка обернулась и подскочила как ужаленная, а потом вдруг гаркнула:

   – Лежать!

   – Теперь уже лежать?! – изумилась я. – Трошкина, кончай командовать, я сама знаю, что мне делать!

   «По-моему, это она скомандовала не тебе, – с какой-то странной интонацией подсказал внутренний голос. – Ты присмотрись-ка к кустикам!»

   Я послушно пригляделась – сорняки рядом с Алкой волновались, как сливки в миксере. С учетом того что на всем остальном пространстве большого пустыря царил полный штиль, нельзя было не понять: у ног моей подружки кто-то очень активно лежит!

   – Ах, вот оно что! – Я все поняла и развеселилась. – Трошкина не одна, как дурочка, ромашки топчет, она пришла с кавалером на травке поваляться!

   В этот момент бурьян задрожал особенно сильно. Трошкина снова отчаянно вскричала:

   – Лежать! – и сама повалилась в цветочки, как подрубленное под корень деревце.

   – Однако темпераментный у нее парень! – заметила я, по бурьянным конвульсиям оценив накал происходящей в зарослях борьбы.

   Мешать подружке в такой момент я, конечно, не стала. Крикнула только:

   – Удачи, Алка! Я к тебе позже зайду! – и затопала дальше, с легкой тоской размышляя о том, что вот не боятся же некоторые женщины резких перемен на интимном фронте, а моя личная жизнь почему-то закисла в одной стадии, как тот монголо-татарский кумыс…

   Если бы эти мысли подслушал капитан Кулебякин, без стрельбы на поражение не обошлось бы. С Дениса сталось бы приковать меня к себе наручниками, доставить в ЗАГС и осуществить добровольно-принудительный акт бракосочетания, что в моем представлении как раз и было бы равнозначно контрольному выстрелу в голову. Я девушка свободолюбивая и пожизненного заключения в браке, боюсь, не переживу. Разве что муж будет достаточно умен и великодушен, чтобы понять: удержать меня силой невозможно.

   «Тем не менее грубой мужской силой тебя можно пленить», – заметил внутренний голос, явно намекая на вчерашнее знакомство с мачо.

   – Ну, нет, извини! Мужская сила – это хорошо, но для того, чтобы меня пленить, нужны еще ум и чувство юмора, – заспорила я. – Это как минимум!

   «А как максимум?»

   Это была интересная тема, достойная отдельного исследования. Полный список достоинств, которыми в идеале должен обладать мой Единственный и Неповторимый, я вчерне набросала еще на третьем курсе института – получился свиток в шесть локтей. Оценив его длину, мой верный, но ехидный рыцарь Максим Смеловский, которого я безжалостно ознакомила с результатами тех своих раздумий, сказал, что мой идеальный мужчина – это собирательный образ, воплощение которого возможно только по принципу «сто в одном». И недели две, не меньше, называл меня не иначе как «Мисс Франкенштейн», прозрачно намекая на чудовищность моих матримониальных фантазий. Это было обидно, однако годы подтвердили, что Макс оказался прав: с Единственным у меня до сих пор никак не складывается. Я всерьез опасаюсь, что у нас с Зямой общая генетическая склонность к полигамии, и это вкупе с существующим в нашей стране семейным кодексом определенно обрекает нас на безбрачие.

   – О, Инночка! – обрадовался моему появлению старенький вахтер Семен Петрович.

   И тут же задал неизменный вопрос, заменяющий полноценное приветствие:

   – Когда на свадьбу позовешь?

   – Боюсь, в следующей жизни! – вздохнула я, проворно пересчитывая ногами ступеньки.

   В конторе окопался Андрюха Сушкин. Компьютер добросовестно и неспешно пересчитывал смонтированный ночью фильм – рекламу фирмы, производящей гелиосистемы, а Эндрю спал в кресле и явно видел во сне что-то гораздо более горячее, чем солнечные батареи. Я хлопнула дверью, зацокала каблуками, и Эндрю, не открывая глаз, томно пробормотал:

   – Да-а, детка, да-а!

   Он растревоженно завозился, сделал попытку перевернуться на бочок и в результате шумно загремел на пол вместе с креслом. Проснувшись, он зачем-то заглянул под стол и с сожалением изрек:

   – О, как я низко пал!

   – Ниже некуда – на пол! – согласилась я, одной рукой запуская Маруськин компьютер, а другой включая кофеварку.

   Дома нормально позавтракать не удалось, а утренняя прогулка разбудила мой аппетит.

   – Андрюха, кофе будешь?

   – Инка, это ты? Надеюсь, кофе в постель? – В голосе сексуально озабоченного коллеги послышалась светлая людоедская радость.

   Андреас у нас красавчик – у него скуластое лицо, бесстыжие кошачьи глаза и хищная улыбка, от которой трепетные девы холодеют, а искушенные дамы, наоборот, распаляются. Однако на меня Андрюхино обаяние не действует. Во-первых, у меня стойкий иммунитет на дизайнеров всех мастей. Во-вторых, в моем заветном списке деталей, пригодных для сборки идеала по типу «сто в одном», на данный момент нет свободных позиций. Поэтому на дерзкий запрос о возможности комплектации кофе и постели я ответила:

   – Много вас желающих, на всех кофе не хватит!

   И благоразумно оставила за рамками беседы подвопрос о том, хватит ли на всех желающих места в моей постели. Экран Маруськиного монитора осветился, и я сосредоточилась на вопросе более серьезном и важном, нежели чья-то там сексуальная жизнь. Не исключено, что на вопросе жизни и смерти!

   Я пошарила взглядом по «рабочему столу», покликала мышкой и кивнула своим мыслям: ну, так и есть! Эта зараза, Маруся-Марета, отправляла поздравление с Праздником птиц отнюдь не с факсового аппарата, она разослала его по всем телефонам собственной базы данных – на сто шесть номеров, включая свой же домашний! – с помощью специальной компьютерной программы. Начала Маруська это отнюдь не богоугодное дело тридцать первого марта вечером, но не закончила, остановилась на пятьдесят втором номере. То ли устала, то ли одумалась, выключила компьютер и ушла. И еще пятьдесят четыре дубля дебильного текста ушли в народ только на следующий день.

   Я уточнила время отправки второй полусотни факсов: так-так, это было уже после того, как я уехала к Лушкиной… А в офисе остались Зойка и Андрюха.

   – Эндрю! – позвала я. – Ты когда в последний раз видел нашу Марусю?

   – Минут пять назад, – даже не задумавшись, отозвался коллега.

   – Она тут была?! – Я сначала удивилась, затем обрадовалась (слава богу, с девчонкой ничего не случилось!), а потом рассердилась (шляется где-то, безответственная идиотка, а добрые люди из-за нее волнуются!).

   – Нет, не была, я видел ее во сне, – сказал Эндрю и мечтательно прикрыл глаза. – И хороший, скажу я тебе, это был сон!

   – Тьфу ты! – расстроилась я. – Я спрашиваю, когда ты в последний раз видел Марусю наяву? Точнее, я хочу знать, была ли она тут, в офисе, первого апреля?

   – Это я тебе совершенно точно могу сказать: не была! – помотал лохматой головой ненадежный свидетель. – Я специально для нее шикарный первоапрельский розыгрыш придумал, и он так и остался нереализованным. До сих пор досадно!

   – Досадно – не то слово, – пробормотала я.

   Самой мне сделалось очень и очень тревожно.

   – А ты-то чего интересуешься нашей прелестной практиканткой? Решила поменять ориентацию? – спросил между тем ехидный Андрюха.

   – Ничего я не поменяла! – обиделась я. – Просто беспокоюсь. Маруська куда-то пропала, родные ее ищут, совсем с ног сбились и уже заявление в милицию понесли.

   – О! Значит, свершилось! – непонятно резюмировал Эндрю.

   – Что – свершилось?

   – То, что я предсказывал: красавицу Маруську украли дикие горцы!

   Я задумалась. Какой-то разговор об этом действительно у нас в офисе был… Точно, несколько месяцев назад по Центральному телевидению показывали сюжет о том, что дикторша совершенно справедливо назвала махровым пережитком Средневековья: о похищениях девушек с целью женитьбы. Кажется, конец священного для мусульман месяца Рамадан ознаменовался открытием сезона охоты на невест. В Дагестане, например, всего за одну неделю правоохранительные органы зарегистрировали четыре таких случая. Мало того, «махровый пережиток» распространился и за пределы Северного Кавказа – телезрителям рассказали о похищениях невест в Нижнем Новгороде, в Подмосковье и даже в Приморском крае!

   С учетом национальности нашей пропавшей практикантки исключать Андрюхину версию было нельзя.

   Кроме того, стало ясно, что неверно датировать исчезновение Маруси временем рассылки текста про птичек. Первоапрельские факсы отправляла не она сама: это кто-то из моих коллег в офисе запустил ее компьютер, и тот исправно завершил выполнение приостановленной накануне программы.

   «Точно, ведь утром был перебой с электроэнергией из-за Андрюхиного чайника! – проявил сообразительность мой внутренний голос. – Потом монтер все починил, и дотошная Катерина, как обычно, включила все приборы, проверяя, не сгорело ли что-нибудь. Не в первый раз у нас такая петрушка!»

   Итак, по всему выходило, что последней пропавшую Маруську видела все-таки я, и было это в последний вечер марта. Я крепко задумалась, прикидывая, какая в связи с этим роль моей личности в данной истории? Внутренний голос, осознав, к чему идет дело, заволновался и поспешил заметить:

   «Строго говоря, ты никак не могла быть последней, кто видел Маруську. Не испарилась же она из кабинета, как только ты закрыла дверь! После тебя ее наверняка видели еще какие-то люди. Хотя бы ночной охранник, ведь она непременно должна была пройти мимо него, когда выходила из здания».

   – Это идея! Надо спросить охранника! – Я определилась и с целью, и с направлением дальнейшего движения и оживилась.

   «Да я не к тому это говорю, чтобы ты бежала пытать ночного сторожа! Я совсем наоборот! Чтобы ты никуда не бегала и никого не допрашивала! – всерьез занервничал внутренний голос. – В том, что Маруся пропала, нет никакой твоей вины, зачем же опять затевать опасные сыщицкие игры?!»

   – Затем! – непонятно, но решительно ответила я, уже перебирая ногами ступеньки лестницы.

   Внутренний голос еще роптал, но я уже приняла решение и смело сунула голову в полукруглое отверстие в стеклянной перегородке, отделяющей от нахоженной народной тропы закуток нашего сторожевого дедушки.

   – Кто дежурил тридцать первого?

   Услышав мой вопрос, Семен Петрович почесал плешь, перекосился за столом и надолго уткнулся взглядом в настенный календарь с изображением какого-то дальнего родича щеночка Гапы.

   Непосредственно на его лохматом боку помещались клеточки с цифрами, перечеркнутыми косыми красными звездочками, похожими на кривобоких человечков. Это производило странное и даже неприятное впечатление: словно милый песик по примеру военных летчиков, которые выразительными значками отмечали на бортах стальных птиц сбитые самолеты противника, вел какую-то свою недобрую статистику. Я сразу вспомнила французско-бангладешского бульдога, совершившего вражеский налет на нашего Зяму.