Текст книги "Царский выбор"
Автор книги: Елена Степанян
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
8. У Корионовых
Андрей входит в светелку Василия.
Андрей.Василий Матвеич! Ты уговор нарушаешь, обещаний своих не выполняешь. – Обещал ты со мной побеседовать, встречу назначил так далеко от нашей деревни. Я, стало быть, прибыл, а ты со мной всего полразочка поговорил.
Василий.Ничего, Андрей, потерпи. Нам с тобой долгая беседа предстоит. – А пока что незачем отца твоего зазря огорчать, не заходи сюда так часто.
Андрей.Ну вот, опять гонишь.
Василий.Ты же собирался со своим Захаром храмы московские обходить.
Андрей.Ну, храмы они всегда на том же месте стоят, а ты все грозишься, что в Сибирь опять уйдешь.
Василий.Храм-то, конечно, на месте стоит, да может то место далеко оказаться.
Андрей.Думаешь, опять меня отец в касимовском имении запрет?
Василий.Человека никто крепче не запрет, чем он своим собственным телом крепко-накрепко заперт. И ежели он в этой темнице ту свободу обретет, что изначально душе его дарована, то никакие рукотворные темницы ему не страшны. Ты ведь слыхал, как апостолы сквозь запертые двери на свободу вышли? Уж не думаешь ли ты, что у Господа Бога с тех пор силы поубавилось?
Андрей.Ну вот, ты такие вещи говоришь, а хочешь, чтобы я по своей воле от тебя ушел.
Василий.Не бойся, куда бы ты ни ушел, я за тобой приду.
Горница в доме Корионовых. Всеволожский и Аграфена.
Всеволожский(с некоторой неловкостью).Сестрица, я вот спросить хотел. У вас тут странничек этот живет. Андрюшка мой прямо от него не отлипает.
Аграфена(с деланым спокойствием).Старец этот святой своей жизнью известен. Зовут его Василием Матвеевым.
Всеволожский(кивает).Я знаю.
Аграфена(тем же тоном).Он из вольных новгородских крестьян. Лет ему семьдесят. Хозяйство все оставил детям, ну и странствует, как положено. А вообще-то он хорошо знаком Трофиму Игнатьичу, что у князя Прозоровского главным управляющим. Он, кажется, ему какая-то родня. И князю самому он известен, князь тоже Божьих людей привечает.
Всеволожский.Да нет, я что? Конечно, доброе дело. – Просто Андрей этот, он же удержу не знает. Он его замучает вконец. Старому человеку ведь и отдохнуть когда-то надо. А этот готов у него до утра просиживать.
Аграфена(улыбаясь). Ну, Василия Матвеича утомить нелегко. А за Андрюшкой я прослежу. (Прикасается к его плечу.)Я пока его от Василия не выгоню, спать не лягу. Он же дитя еще. (Вздыхает.)Быстро как дети выросли, да, Ваня? Фимка из всех наших самая младшая, а уже невеста.
9. В доме Милославских
Мария, Анна, служанки-портнихи.
Мария(разглядывая куски ткани).Мне этот цвет все же больше нравится.
Анна.Нравится! Ты его что, с кашей есть собираешься? – Цвет не тем хорош, что нравится-не нравится, а тем, что к лицу идет. (Хватает другой кусок.)Вот с этим цветом у тебя лицо белее делается. Это важно, а не то, что тебе нравится.
Мария.А ты что скажешь, Матренушка?
Портниха.Сестрица твоя права, Мария Ильинична! Тебе и этот цвет хорошо, но тот еще больше к лицу.
Анна(похлопывая Марию по плечу).Вот станешь царицей, я уж ладно, так и быть, разрешу тебе сшить платье из того атласа.
Портниха.Ты бы своим нарядом тоже занялась, Анна Ильинична. Время-то идет. Нешто тебе все равно, в чем царю показываться?
Анна(смотрит в зеркало, машет рукой).Во что ни наряжусь, лучше Машки не покажусь.
Портниха(угодливо).Зачем ты на себя так? Разве ты у нас не красавица? Вас же обеих на смотрины выбрали!
Анна(насмешливо).И еще с полтыщи таких же со всей Руси.
Портниха(кроит).А я вот знаю, что вы лучше всех окажетесь.
Анна(сквозь зубы).Смотря для кого. – (Хватает ленту, прикладывает к Марьиной косе.)А вот с лентой как быть? В цвет платья или посветлее?
Портниха.Когда всё закончим да отделаем, тогда и ленту подбирать будем. Когда платье надето, то лучше видно. Ты своим займись, Анна Ильинична!
Анна.Да займусь, займусь. Ты, Матрена, бестолковая. Ты понять можешь? Двоим нам царицами не бывать, а одна должна стать непременно.
10. Дом, в котором остановились Барашовы. Маша, Софья и мать
Маша смотрится в зеркало.
Маша.Ну так что?
Барашова.Не знаю даже, что сказать. И так хорошо, и так. – Давай-ка у Захара Ильича спросим.
Софья(со смешком).Надо было у Андрея Ивановича спросить. Он сегодня утром к Захару заходил.
Маша гневно раздувает ноздри.
Барашова.Со-оня!!
Софья.Ну уже и пошутить нельзя!
Барашова.Хороши шутки. Маша и так вся испереживалась.
Софья.О чем тут переживать? – (Строго)Праздник. Государь всея Руси женится. А нас всех позвали гостями быть и полюбоваться, как он своей невестекольцо на палец наденет.
Мать злобно поджимает губы.
Софья(продолжает).Неужели непонятно, что всех этих девиц для того только собрали, чтобы они собою царский праздник украсили? Вам еще подарочки подарят, будете своим внукам показывать и хвастать, как вы при царском обручении были, да не просто так, а в числе первейших красавиц. (Мать и Маша со вздохом кивают.)А боярин Морозов и вся царская родня, да они же права не имеют такое дело на самотек пускать. Простые люди женятся – и то сто раз всё рассчитают да отмерят. А тут сам царь! Он что, хуже всех?
Барашова.Ты все верно говоришь, Софьюшка! Все верно. Но такие смотрины не только для царя делаются. Князья-бояре тоже смотрят, какой товар в Москву отовсюду навезли.
Софья.Князья-бояре на богатство смотрят и на знатность.
Барашова.Всяко бывает. Вдовые за приданым не гонятся.
Софья(фыркает).Из всех бояр, кажись, один Морозов вдовый.
Барашова(вздыхая).Это было бы совсем неплохо.
Маша.Жаль, боярин Пушкин не вдовый.
Софья.Ну хорошо, а Андрею что ты скажешь?
Барашова.У Маши мать есть. Такие вещи родители решают. Мы что, в кабаке, чтоб девица сама себя замуж выдавала?
Маша с лицемерной кротостью смотрит на Софью и разводит руками, мол, «ты же видишь!»
11. У Корионовых
Евдокия и Настасья Порфирьевна подгоняют на Фиму теткины наряды. Иван Родионович и Афанасий сидят поодаль за столом.
Евдокия.Счастье-то какое, что Фимка тетю Грушу ростом не обогнала. Нам бы тогда не поздоровилось. – А ну шагни. Фим, ты что, оглохла?
Фима делает шаг.
Настасья.Нет, хоть на полпальца, а я бы подкоротила.
Фима.Хорошо, подкоротите. – Можно, я наверх пойду?
Евдокия.Нет, нельзя! У нас еще тыща дел, я за тобой не набегаюсь.
Указывает на стол, на котором навалены ленты, украшения и прочее.
Фима(сдавленно вздыхает).Да не нужно столько всего.
Евдокия.А вот это уже мое дело. Я московских княжон своим богатством поразить не хочу, но чтоб ты там хуже всех оказалась, мне совсем не надобно.
Всеволожский(смеется).Берегись, Фимка, хуже всех окажешься.
Афанасий(тяжело вздыхая).Это еще са-авсем не самое страшное.
Настасья, ползая по полу, сметывает подол. Мать снимает с Фимы верхнее платье, закутывает ее в большой платок.
Евдокия.Устала, посиди в уголочке и отдохни.
Фима с отрешенным видом забивается в угол.
Афанасий(поднимается, начинает ее веселить).Фимушка, ну что ты такая грустная, голубушка ты наша? – А я знаю, отчего. – Это она за царя-батюшку переживает. Она боится, что Морозов его на старой карге женит, на бабушке своей. – Не бойся, дитятко, он очень даже о нем позаботился, отличную невесту ему подыскал, и молодую, и красивую. Батька ее, правда, подлец, какого свет не видывал, но она не в него, она в мать пошла. (Фима улыбается.)Ну, вот видишь, я был прав. И теперь твоей доброй душе не о чем беспокоиться.
Аграфена бежит через двор, на ходу срывая платок и полушубок.
В горнице. Вбегает Аграфена.
Аграфена.Дуня, Фимушка! Хорошие новости! Царь не будет девиц смотреть.
Все смеются, говорят почти хором.
Все(хором). Как, совсем не будет?
Афанасий.Так я же вам про это и говорил. Незачем ему их смотреть. У него есть дела поважнее.
Аграфена.Князь Троекуров только что из Кремля воротился. Говорит, назначил государь шестерых бояр судьями, чтобы завтра отобрали шестерых девиц. А сам он то ли послезавтра, то ли еще через день будет из них выбирать.
Всеволожский.А кого он судьями назначил?
Аграфена.Не знаю.
Афанасий.Зато я знаю. Я вам скажу, кто эти бояре: первый – Борис Морозов, второй – Глеб Морозов, его брат, третий – Иван Морозов, их покойный отец, а остальные трое – морозовские дворовые мужики.
Всеволожский(смеется).Ох, Афанасий, с тобой помрешь.
Афанасий.А я вовсе не шучу. Кто у нас больше значит в делах государственных – бояре Стрешневы – царю кровная родня, или морозовские холопы? Один Кузьма чего стоит.
Фима.И правда, как-то легче стало.
Евдокия.Нам с Порфирьевной легче не стало. – Еще хуже – царя не будет, все друг на дружку станут глазеть. Вставай, Фимка, одевайся. Пусть тетя Груша свое слово скажет. Мы-то деревенские, а она у нас московская барыня.
12. Утро
Поликарп подходит к дому Корионовых. Переминается у ворот, нерешительно входит во двор. Навстречу ему дворовый человек.
Поликарп.Послушай, мил человек! Тут у вас приезжий один стоит… (Мнется.)
Мужик.У нас их тут столько понаехало. Ты, часом, не касимовский будешь?
Поликарп.Я? – Нет. Я здешний, московский.
(Мнется.)Его Василием зовут. белый весь такой.
Мужик.А, так это наш старец богомольный. Что ж ты сразу не говоришь! Сейчас спрошу у Маланьи. – А сам-то кто будешь?
Поликарп.Меня Поликарпом Самсоновым звать. Я у князей Прозоровских служу.
Мужик(почтительно).Да ты проходи-ста! Он, кажись, никуда еще с утра не уходил.
У Василия.
Василий и Поликарп.
Василий.Тебя Трофим Игнатьич прислал?
Поликарп.Нет, батюшка, мне самому с тобой поговорить надо.
Василий.А как меня нашел?
Поликарп.Я в первый же день, как ты пришел, разговор твой с Игнатьичем из-за двери подслушал. Меня еще пять лет назад всем известный Кузьма Кузьмич определил к Прозоровским, чтоб я за всеми подслушивал и ему докладывал.
Становится на колени перед Василием.
Василий(строго).Встань, Поликарп, ты не в церкви. – Вон сядь на лавку. Отдышись, и говори себе все, что хотел сказать.
Поликарп(тяжело дыша).Ну вот я, значит,
и стал. – За нашими князьями, понятное дело, никакой измены сам черт не отыщет, и Кузьме это лучше всех известно. А все ему знать надо – кто в гости приходил, да какие подарки дарились, да чем отдаривались. А князь Симеон Васильич и так все самое лучшее непременно царю отдаст, либо Морозову. Он не жадный совсем, благо, и так богат сверх меры. – А Кузьме до этого богатства больше всего дела, я ему про каждую копейку докладываю. Все ведь расчеты-пересчеты через меня идут. Да, повезло ему со мной. – Батюшка Василий Матвеич, тебе не тошно все это слушать?
Василий.Все, что хотел сказать, – говори.
Поликарп.Вот что еще скажу, чтоб не забыть. – У него ведь, у Кузьмы-то, во всех боярских домах люди есть, а к Прозоровским подобраться никак не получалось. Трофим Игнатьич каждого человека насквозь видит и вообще-то чужих со стороны брать не любит. А в тот год много народу холерой померло, остался он без помощника. А я и грамотен, и считать горазд, вот Кузьма и придумал, чтоб управляющий князей Одоевских меня к Трофиму послал. Он меня и взял с дорогой душой. (Свешивает голову и умолкает.)
Василий.Ну ты отдышался, Поликарп? Говори дальше, не бойся.
Поликарп.Я, батюшка, ни князьям, ни Трофиму
Игнатьичу никакого урона не причинил. А Кузьма этот, хоть у него сердце злое, он ведь, выходит, великое благо мне соделал. Я и мечтать не мог. Я же отца в младенчестве лишился. Ты меня прости, батюшка, я сейчас все скажу.
Батюшка, я когда увидел тебя и братьев твоих, я понял, что Господь Бог – Он не где-нибудь там (показывает вверх),а совсем близко, и уж лучше мне перед Кузьмой провиниться, чем Его (указывает вверх)прогневить. – А что ему за дело, Кузьме-то? Богомольцами и юродивыми вся Москва полна. А вы и так все с большим бережением ходите. Почему я должен знать, что вы не такие, как все прочие?
Василий.Все разумно. – И как же он об этом прознал?
Поликарп.Мне бы это узнать, как выходит, что кто-то у нас ему доносит, но чудно доносит. – Я у него с начала осени не был, да когда мне? Я же княжьи имения объезжаю. А не так давно сходил для порядка, а он меня как обухом по голове.
И чудное дело – про то, что сейчас, ни слова не говорит, а все напирает на тот раз, когда Михайло Иванович с князем нашим беседовал. А тому уже два года, я точно помню. Я на другой день в Нижний отправлялся, у нас там падеж скота случился, порчу кто-то наслал.
А я с того дня, как у него побывал, сам как порченый сделался. Не сплю, не ем, на всех кидаюсь, – а что мне делать? Народу полно, а мне в каждом предатель видится. – А найду его – и дальше что? Убить его, а самому сбежать? Я ж тогда и на Трофима, и на князя такую беду наведу! – Хоть ложись – и помирай. Но ты уж своих, батюшка, извести, что такое дело. Пусть они к нам не показываются.
Василий.А почему ты Трофиму открыться не захотел? Ты перед ним чист.
Поликарп.Не могу, батюшка, я думал об этом. -
Нет, не могу. Он меня, конечно, не сгонит, того же Кузьмы побоится, но каково ему жить будет рядом со мной после этого? Это же ему в самое сердце. (Плачет.)Батюшка, он же меня как отец родной
принял. Женить собирается. Ему что я, что его Игнаша. (Вытирает слезы.)Мне еще лучше живется! Игнат там в Архангельске такую лямку тянет, надорвешься! А я тут барствую!.. (Становится на колени.)Василий Матвеич, я к тебе пришел, ты человек Божий. Ты помолись, тебе Господь непременно подскажет, как нам всем быть.
Василий(кладет ему руку на голову!).Сам Господь внушил тебе это, Поликуша. – Оставайся здесь. Я скоро ворочусь. (Выходит.)
Поликарп ждет Василия. Он понемногу успокаивается, лицо его разглаживается, принимает спокойное выражение.
Поликарп(слыша шаги Василия из-за двери).Вот тебе и сказка про Иван-царевича!
Входит Василий.
Василий.Этого человека больше нет в княжьей усадьбе. Он умер. Скорее всего, его убили.
Поликарп.Это Ерошка! Это вор-подлец Ерошка! Мы его в тот самый день согнали, когда ты приходил. Ночью его на воровстве поймали, а утром ты пришел. Потому он тебя и не видел.
Василий.А кто-нибудь знает, что с ним сталось?
Поликарп.Через сколько-то дней пришла его жена с воплем, что он как в воду канул, а ей детей кормить нечем, а их у нее шестеро душ. Вот мы их теперь и кормим. – А он на нас донес. – А мы его сирот кормим. (Василий кивает на эти слова.)
Василий.У ваших ворот и вокруг усадьбы теперь все время какие-то рыщут. Нас выглядывают.
Поликарп.Значит, внутри у Кузьмы никого нет. А с наружными как быть?
Василий(грустно усмехаясь).Мы же их видим. – Ступай, Поликарп, ничего не бойся. Держись правды, это самая крепкая опора. За то, что ты на Господа понадеялся, из любой беды выйдешь, детей своих большими людьми увидишь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1. По белым заснеженным улицам Москвы в направлении Кремля тянутся черные кибитки
В каждой – красавица и ее родня.
Благовещенский собор Кремля. Стефан Вонифатьев выходит из ризницы. Старая женщина в богатой накидке с жаром прикладывается ко всем иконам храма, целует изображения на стенах.
Стефан видит человека, который ставит перед образом толстую свечу, рука его вздрагивает.
Стефан узнает в нем Кузьму Кузьмича, подходит к нему. Кузьма целует Стефану руку.
Стефан(крестит его).Мир тебе, Кузьма Кузьмич!
Кузьма(хватая его за руку).Отче Стефан, пойдем ко мне. Ты давно обещался.
Стефан.Я помню, Кузьма Кузьмич. Но ты же все занят, столько дел у тебя.
Кузьма(смотрит в сторону).Сегодня дел не будет. И завтра не будет, а, может, и послезавтра.
Стефан(тихо).Кузьма Кузьмич, что вы с Морозовым себя мучаете? Ну женится царь на ком-нибудь там! Что он после этого – головы станет рубить своим верным слугам?
Женщина в накидке совершает земной поклон перед образом, ударяет лбом об пол, тяжело поднимается. Стефан узнает царскую няньку Федору, быстро подходит к ней.
Стефан.Матушка Феодора Ивановна, да на тебе лица нет, случилось что?
Федора.А как ты думаешь, отче Стефан? Болит у меня душа за государя нашего, Алешеньку моего?
Стефан(ничего не понимает).Государя ждет великая радость. – В конце концов, все же люди женятся. И он женился (указывает на Кузьму!),и я женился.
Федора.Молод ты очень, Стефан Вонифатьевич. – Тебе сколько лет?
Стефан.Тридцать ровно.
Федора вздрагивает. Они с Кузьмой переглядываются.
Кузьма(тянет Стефана за собой).Пойдем ко мне, отче Стефан. Я тебя угощу, сам чего-нибудь съем.
Кузьма и Стефан выходят на крыльцо Благовещенского собора.
Через площадь тянется вереница красавиц, предводительствуемых «повзводно» боярами. Боярин Пушкин и князь Михаил ведут касимовских красавиц. Первой идет Маша Барашова. Стефан весело разглядывает девиц. Кузьма тянет его прочь.
2. У Кузьмы
Стефан чинно закусывает за богато накрытым столом. Кузьма выпивает подряд несколько чарок, хмелеет, с лица его сходит напряженное выражение.
Стефан.Дался тебе этот Трофим, Кузьма Кузьмич. Он ведь простой мирянин, премудрости богословской не научен. Он мог вовсе и не разобрать, что перед ним еретики. Тем паче, этот Михайло кого угодно обморочит.
Кузьма(кивает, ухмыляясь).Это так!
Стефан.Трофим Игнатьич праведной жизнью своей известен. Бедным помогает, как никто другой.
Кузьма(оживляясь).Еще бы ему не помогать! При его-то богатстве! Ему Прозоровский столько платит, что на царской службе не приснится. А подарки дарит – на Рождество, да на Пасху, да на день Ангела, да на день черта. Бедным он помогает! Да если бы таких богатых не было, бедные и не знали бы, что они бедные.
Стефан(пропускает все это мимо ушей).Я как бы между прочим и с его отцом духовным побеседовал. И получается, что упрекнуть его просто не в чем.
Кузьма(развеселившись).Вот кого тебе надо было хватать сходу, отче Стефан. Первые еретики – всегда попы. – Уж он-то премудрости научен! И хитрости ему не занимать стать. Так он тебе, царскому духовнику, и сознается, что исповедует еретиков.
Стефан(смеется).Ну ты хорош, Кузьма Кузьмич! Священство обличаешь, а собственную прямую службу не желаешь исполнять. – Вся Москва знает, что от тебя ничего скрыть нельзя, что у тебя повсюду глаза и уши. А Михайлу этого не ловишь. Может, у нас не только попы – еретики? Может, и ты не без греха?
Кузьма(лениво).Я же тебе в тот самый день сказал. Про Михайлу Иванова еще в царствование Иоанна Грозного было известно.
Стефан.Так что о нем было известно?
Кузьма.Все то же, что и теперь. Что лет ему незнамо сколько, что ходит по воде, и все в таком же роде. Неужели ты думаешь, отче Стефан, что за все эти годы его так-таки изловить не пытались? А может быть, все же пытались? – А что с ним делать прикажешь, если его изловить? – Убить? Сжечь? – Чтобы он опять где-нибудь объявился? – Или ты думаешь, что такого никогда не бывало? – Думаешь, такого не бывало, потому что не слыхал никогда. – И про Михайлу ты бы не услыхал, а я бы никогда не вспомнил, если бы Ерофей Петров не проворовался и не пошел бы доносить на свою голову.
Стефан(покачивая головой).Ты запомнил, как его звали.
Кузьма.И как звали запомнил, и день и час, когда приходил. И в какой день светлый князь Симеон Васильевич с Михайлой беседу имел, тоже знаю и помню. Такая моя служба. Все знать и все помнить. – А всем другим лучше ничего такого не знать. О чем никто не знает, того будто бы и нет вовсе. – Или ты этому Михайле славы желаешь? Так кто же из нас еретик?
Стефан доволен шуткой Кузьмы. За окном слышится стук копыт и колес. Стефан подходит к окну, видит вереницу кибиток.
Стефан.Разъезжаются наши красавицы.
Кузьма(совсем тихо).Счастливые.
Стефан.Пойду-ка я узнаю, кого выбрали.
Кузьма(тоскливо).Да не все ли равно. – Если бы ты мог узнать, кого царь выберет. (Осушает еще одну чарку, потом еще одну.)Скажи, протопоп, как быть, когда человек зло творит, а сам его вовсе не желает? Он добра желает. А зло – оно ему дорогу перешло, оно само напросилось. Как тут быть?
Стефан(сухо). На то заповеди даны, чтобы различать между добром и злом. (Подходит к нему близко,
говорит тихо)Ну что ты себя мучаешь, Кузьма Кузьмич? Разве много таких умных, как ты, таких даровитых? Неужели твоей службой пренебречь можно?
Кузьма.Молодой ты еще, Стефан! – Иди, узнавай, что там делается. (Вслед ему)Счастливый.
3. Андрей медленно идет к дому, где остановились Барашовы
Едет кибитка Барашовых. В ней мать, Маша, Захар и Софья.
Маша, закусив губу, еле сдерживает слезы. Софья и Захар подчеркнуто безразличны.
Барашова.А эти две княжны ничуть не лучше всех остальных. И младшая Милославская – тоже ничего особенного.
Барашовы выходят из кибитки, входят в дом. Следом подходит Андрей, поднимается на крыльцо.
В доме.
Маша разражается рыданиями.
Софья.Маша, тебе не совестно?
Маша.Да я не потому! – Но ведь стыд какой!
Выставили за дверь как последнюю уродину. – А Пушкин этот, подлец, даже не оглянулся! Чтоб ему подохнуть!
В комнату входит служанка, что-то тихо говорит Захару, тот выходит и возвращается с Андреем. Маша продолжает рыдать.
Андрей, поклонившись Софье и Барашовой, растерянно смотрит на рыдающую Машу.
Захар(жалостливо).Ну причем тут красота? Ясное дело, что бояре сродственниц своих выбирали.
Андрей(подхватывает).Ну конечно, разве же дело в красоте?
Маша(взрываясь).Фимку-то вашу выбрали! (Уходит быстро в другую комнату.)
Мать бежит следом за Машей, грозит ей кулаком, показывает пальцем на лоб. Затем Барашова возвращается обратно.
Барашова(нараспев).Андрей Иванович! В комнате пусто.
Андрей темными улицами бредет домой.