Текст книги "Теневая история Евросоюза. Планы, механизмы, результаты"

Автор книги: Елена Пономарёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

В последние годы национальный суверенитет подвергается уже открытой и острой критике. О его устарелости неоднократно говорил сам Д. Рокфеллер, наиболее известными высказываниями которого стали следующие: «Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и банкиров безусловно, предпочтительней принципа самоопределения народов» (1991); «Мы стоим на пороге глобальных перемен. Все, в чём мы нуждаемся, – это в масштабном кризисе, и тогда народ примет новый мировой порядок» (1994); «Что-то должно заменить правительства, и мне кажется, что наиболее подходящей для этого является частная власть» (1999).

Подготавливая человечество на протяжении последних лет к необходимости принятия идеи глобальной власти, мировые элиты использовали различные социальные технологии. Однако, так же как и в начале 1970-х гг., они нуждались в очередном мощном потрясении, которое превратило бы их «дискурс» в глазах мировой общественности в реальную и единственно оправданную программу действий.

Таким инструментом и стал развязанный ими в 2008 г. мировой финансово-экономический кризис, с началом которого лидеры западного сообщества стали настойчиво внушать человечеству мысль о том, что из этого потрясения «мир выйдет иным». И если образ «обновлённого мира» только начинает прорисовываться, то главная идея его уже вполне ясна: если вы не хотите всеобщего хаоса, необходимо ввести единое «глобальное управление», что в переводе с мондиалистского языка означает: если не согласитесь на «глобальное управление», мы устроим вам хаос. Глобальные элиты реально перешли к завершению замены власти государственной своей собственной, частной властью глобального масштаба.

Процесс этот осуществляется двумя путями. С одной стороны, международные организации всё более выявляют свой наднациональный характер и превращаются в наднациональные органы управления, деятельность которых не согласуется с принципами и нормами международного права. С другой стороны, государственные сферы деятельности последовательно переходят в руки частных структур, что осуществляется посредством так называемого аутсорсинга, при котором государственные функции передаются частным фирмам, выступающим в роли подрядчиков, а для решения внутренних задач организации привлекаются внешние по отношению к ней лица. Особенно активно этот процесс идёт в США, где в руки корпораций переходят военное дело, пенитенциарная система, разведывательная деятельность, контроль за информацией и др. Но если здесь господствует «свой», частный капитал, то в странах периферии приватизация функций управления создаёт условия для передачи их в руки иностранного капитала.

Таким образом, создаётся общемировая система тотального финансового, правового, политического, военного и электронного контроля со стороны частных корпораций, которая будет опираться на масштабный карательный аппарат (типичный пример обкатываемой для этого модели представляет собой Гаагский трибунал). Система эта использует принцип «сетевого» управления, который позволяет встроить в любое общество параллельные структуры власти, подчиняющиеся внешним центрам принятия решений и легализуемые с помощью доктрины первенства международного права над национальным. Оболочка остаётся государственно-национальной (сохраняются внешние атрибуты суверенитета, государства несут формальную ответственность), а реальная власть становится транснациональной. Ж. Аттали называет это «глобальным правовым государством».

И в этом плане, что бы ни говорили о проблемах Евросоюза, надо понимать: разваливается не Евросоюз, а государственная система управления, поскольку любой кризис, ударяющий по национальной экономике и национальной социальной системе, используется для укрепления наднациональных европейских структур.

Характерно, что именно в разгар кризиса в декабре 2009 г. лидеры 27 стран подписали Лиссабонский договор о реформе ЕС, серьёзно поменявший облик Европы, которая становится всё более похожа на конфедерацию. Он существенно расширил полномочия Европарламента, создал должность председателя Совета ЕС («президента ЕС»), избираемого на 2,5 года, а также «министра иностранных дел», отвечающего за внешнюю политику и безопасность ЕС. Но интересно, что на этот раз архитекторы Единой Европы не очень озаботились тем, чтобы скрыть реальные механизмы управления европейскими институтами. Дело в том, что по поводу первого «президента» ЕС, бывшего бельгийского премьера Хермана ван Ромпёя, пресса даже не скрывала того, что он является креатурой Бильдербергского клуба. Целый ряд официальных изданий сообщил, что 15 ноября, за несколько дней до избрания, X. ван Ромпёй встречался с руководством этого клуба в брюссельском пригороде Валь Дюшес, где выступил с речью, в которой, в частности, подчеркнул необходимость тщательно продумать осуществление структурного финансирования ЕС и предложил в качестве возможной меры введение единого «зелёного» налога, поступающего непосредственно в Брюссель. Открытое освещение этого события прессой, которая обычно тщательно скрывает всё, что касается деятельности теневых структур, многие расценили тогда как непосредственный сигнал членов Бильдербергского клуба о том, что они являются настоящими хозяевами Европы и не считают больше нужным это скрывать.

Такая откровенность настолько возмутила отдельных депутатов Европарламента, что один из них, итальянец Марио Боргезио, заявил: «Все три кандидата (в президенты ЕС. – О.Ч.) часто присутствуют на заседаниях Бильдербергов и Трёхсторонней комиссии. Я считаю, что мы должны применять принципы гласности, плюс мы должны ясно установить, являются ли они кандидатами политических сил своих собственных стран или они – просто кандидаты этих тайных групп, которые собираются за закрытыми дверями для обсуждения вопросов, касающихся народа». Другому депутату – англичанину Найджелу Фэрэджу, раскритиковавшему назначение Ромпёя, который, по его словам, является «вожаком-марионеткой» в руках Баррозу, сделали серьёзное внушение: англичанин осмелился заявить, что Евросоюз – это авторитарная диктатура, управляемая никем не избираемой бюрократией. Коснувшись Лиссабонского договора, Н. Фэрэдж бросил депутатам: «Вам понадобилось 8,5 лет запугивания, лжи и неуважения к демократическим референдумам, чтобы продвинуть этот договор!».

Сразу после своего избрания на пост президента ЕС ван Ромпёй, представленный европейской общественности как крупный «мастер компромиссов», поспешил заверить своих хозяев, что он правильно понимает поставленные перед ним задачи. Выступая на пресс-конференции, он заявил, что 2009-й год стал «первым годом глобального управления» (имеется в виду оформление «Большой двадцатки» в качестве органа «антикризисного управления»).

7. «Разгосударствление» Европы

Государственные границы сократятся до региональных и потеряют своё значение.

Р. Куденхове-Калерги

Чтобы построить Европу, необходимо расколоть нации.

Ж. -Ж. Серван Шейбер

Наиболее глубокие исследователи «европейской интеграции» указывают, что она ведёт к такой серьёзной перекройке европейского пространства, которую можно назвать настоящей геополитической революцией. Её истинной целью является не перераспределение полномочий между различными уровнями власти, а демонтаж национально-государственных образований как таковых и устранение политических границ для обеспечения свободного перемещения транснационального капитала и закрепления контроля с его стороны за ключевыми зонами континента.

Как писал французский исследователь Р. Эрноудт, государство-нация предстаёт сегодня как «единственный бунтовщик» против механизма глобализации, поэтому его необходимо «лишить его сущности и разрушить, сделать так, чтобы экономика доминировала над политикой, а не наоборот»[120]120
  Nassaux J.-P. L’ethnisme, le projet d’autonomie sociale et individuelle et la mondialisation // Pyramides. Revue du Laboratoire de Recherches en Administration publique. ULB. Numero 9. Printemps 2005, p. 8.


[Закрыть]. С 1990-х гг. крайне популярными стали концепции «растворения», «размывания» или «эрозии» национального суверенитета. Само государство подвергается критике за его неспособность обеспечить эффективность управления, за отсутствие гибкости и чрезмерную забюрократизированность, а его упразднение представляется как неизбежная и объективная тенденция развития.

Действуя в соответствии с логикой дробления и фрагментации геополитического пространства, глобальные элиты делают ставку на всё местное, локальное, которое становится его опорой. Как пишет французский исследователь Л.-Ж. Кальвэ, «пыль слабых государств никоим образом не беспокоит мировой рынок, она скорее ему благоприятствует (движение капиталов, налоговый рай и т.д.). Глобализация поощряет микронационализмы, племенное деление и лингвистический национализм». Поэтому «бунтующие» регионы и сообщества, «пробуждающиеся» этнические и другие меньшинства становятся её объективными союзниками и опорой. Не случайно в исследованиях утвердился новый термин «глокализация».

Речь в данном случае идёт о регионах, о различного рода меньшинствах, местных органах власти, мелком бизнесе и пр. С помощью соответствующих инновационных методик, включающих финансовую привязку и психологическую обработку, наднациональные структуры направляют всю энергию локальных элит и региональных движений в антигосударственное русло. Таким образом, интеграционные процессы на верхнем европейском этаже сопровождаются интенсивной дифференциацией на нижнем уровне, для которых институты ЕС выступают в роли высшего арбитра.

«Расчистка поля» для утверждения глобального рынка в Европе осуществляется руками немецких политиков. Германии принадлежит главная роль в перестройке европейского пространства, которую она осуществляет путём реализации своей модели федеративного устройства в других государствах Европейского союза. Названий у «строящейся» Европы существует множество («Европа регионов», «Европа без границ», «Европа измерений»), но сутью стратегии является одно: выделение автономных регионов в качестве опорных структур интеграции, на основе которых должна быть создана неинституционализированная сеть трансграничного сотрудничества, покрывающая собой всю европейскую территорию и фактически снимающая проблему пересмотра послевоенных государственных границ. В будущей Европе они будут размыты и заменены границами функциональными, признающими только один критерий – экономическую эффективность, обеспечивающую конкурентоспособность тех или иных субъектов развития.

В реализации этой стратегии «германизации» можно совершенно чётко выделить три направления:

1) децентрализация государственной власти (федерализация, регионализация, в английском варианте – деволюция) с целью передачи регионам максимальных полномочий и закрепления их прямых отношений с институтами ЕС;

2) создание трансграничных регионов и других форм межрегионального сотрудничества для размывания границ и обеспечения горизонтального «срастания» регионов;

3) защита прав этнических и национальных меньшинств с целью достижения их автономии и создания самостоятельных этнических регионов (проект «Европы племён»).

Как конкретно и с помощью каких структур и механизмов осуществляется фрагментаризация европейского континента и к каким последствиям она ведёт?

Децентрализация или регионализация национальных государств, которую сейчас многие исследователи называют «тихой революцией», родилась из «региональной политики» ЕС, которую тот стал проводить с начала 1970-х гг. в связи с необходимостью выравнивания и преодоления разрыва в развитии отдельных регионов в условиях возникновения общего рынка. Тогда было принято решение о создании Европейского фонда регионального развития (ЕФРР) для оказания помощи слабым регионам и Комитета по региональной политике. Однако реальное воздействие их оставалось слабым и незначительным и никак не способствовало преодолению начавших расти диспропорций, которые после кризиса 1973―1974 гг. только усилились.

С начала 1980-х гг. в связи с переходом к неолиберальной стратегии в региональной политике стартовали серьёзные изменения. Новый курс на превращение конкурентоспособности в ключевой принцип экономической политики и ограничение социально регулирующей роли государства привели к тому, что проблему навёрстывания в развитии отдельных регионов стали связывать не столько с их финансовой поддержкой, сколько с их возможностью самостоятельно решать свои проблемы. Это поставило на повестку дня задачу передачи им широких функций и полномочий.

Поскольку в условиях конкуренции главной задачей для регионов становится привлечение транснационального капитала, децентрализация мыслится как двуединый процесс: не только как расширение внутренней самостоятельности территориальных образований, но и как обеспечение их права выхода на международное сотрудничество, минуя национальные власти.

Так складывался союз между транснациональной европейской бизнес-элитой, европейской бюрократией и местной элитой наиболее развитых регионов, которой поручалась ответственная миссия «подтачивания» национального суверенитета с целью максимального ослабления позиций центральных властей, стоявших на пути неолиберального варианта интеграции. А в это время средства информационного прикрытия представляли результаты этой хорошо координируемой деятельности региональных элит как «естественный процесс кризиса» государства-нации или естественную диффузию, т.е. «перетекание» власти к регионам.

Идея регионализации исходила от немецких политиков и впервые была изложена в 1981 г. на Конференции местных и региональных властей СЕ (КМРВ) в докладе представителя Германии А. Галетт «Региональные институты в Европе», в котором говорилось о необходимости предоставления широкой автономии регионам во всех областях, включая финансовую, и который можно рассматривать как первый общий проект регионализации Европы[121]121
  Hillard Р. L’Allemagne et 1’Europe des ethnies. 24 octobre 2002. http: //www.voltairemet.org/article7731. html.


[Закрыть]. В 1984 г. проходит первая совместная конференция уже самого Европейского сообщества по теме «Парламент – регионы», которая разработала рекомендации по созданию автономных региональных органов власти и установлению прямых контактов между ними и европейскими институтами. Главную роль в продвижении этой программы стали играть две организации, оформившиеся в 1985 г., – Совет коммун и регионов Европы (СКРЕ) и Ассамблея европейских регионов (АЕР), призванные добиться того, чтобы местные власти играли основополагающую роль в реализации европейского объединения.

Именно СКРЕ, исходя из идей, изложенных в докладе А. Галетт, подготовил принятую в 1985 г. Советом Европы «Европейскую хартию местного самоуправления», в которой были сформулированы общие принципы, касающиеся деятельности местных властей в сфере администрации, экономики, финансов и международного сотрудничества. Речь шла пока о местных, а не региональных органах власти, но главное – основа была заложена.

СКРЕ является сегодня самой представительной организацией, объединяющей более 100 тыс. территориальных образований, входящих в 50 крупных национальных ассоциаций местных и региональных властей 40 стран Европы и примкнувшего к ним Израиля. С 1997 г. её возглавляла такая влиятельная политическая фигура, как Валери Жискар д’Эстен, а в настоящее время – мэр Штуттгарта Вольфган Шустер (Жискар д’Эстен остался почётным председателем). В условиях кризиса Совет активизировал свою деятельность, заявив, что необходима новая модель управления Европы, и в своей рабочей программе на 2012 г. указал, что, поскольку кризис заставит заново определить европейский проект, необходимо находить новые перспективы, и в этих условиях он должен воспользоваться ситуацией и представить местные и региональные власти с их представительными органами в качестве «ключевых участников на передовой линии европейского развития»[122]122
  Programme de travail de CCRE en 2012. http://www.ccre.org/app/webroot/kcfinder/files/ceinr%20 work%20programme%20fr.pdf


[Закрыть].

Что касается Ассамблеи европейских регионов (АЕР)[123]123
  См.: http://www.aer.eu/fr/a-propos-de-lare.html


[Закрыть], то хотя она и возникла по инициативе французов, испанцев и португальцев, но очень быстро руководство ею перешло к правительственной группе земли Баден-Вюртемберг, которая и превратила её в выразителя политических интересов Германии. Документы АЕР, положенные впоследствии в основу Конституции ЕС, разрабатывались в соответствии с немецкими планами этнической федерализации континента. Решающее в этом отношении значение имели так называемые Мюнхенские тезисы, принятые на конференции премьер-министров германских земель, представляющие собой концептуальные положения «региональной идеологии» – идеи строительства «Европы с федеративными структурами», основанной на признании историко-культурной и этнической самобытности, региональной идентичности и одновременно «Европы граждан с равными возможностями».

В АЕР входят 250 регионов из 35 стран, причём не только европейских, но и из Турции, Азербайджана, Армении, а также России (5 регионов – Самарская область, Татарстан, Ингушетия, Мордовия, Карелия). В 2002 г. АЕР составила карту регионов Европы, отображающую её видение будущего Европы.

В 1986 г. Европарламент принимает «Хартию Сообщества по проблемам регионализации», а в 1991 г. – «Хартию регионов Сообщества», призвавшей страны с централизованной структурой управления к осуществлению децентрализации. Непосредственно же решить вопрос об участии регионов в работе Сообщества позволил уже Маастрихтский договор 1992 г., в соответствии с которым была институционализирована роль территориальных образований внутри ЕС: в 1994 г. был создан Комитет регионов, обладающий правом политической инициативы. Комитет регионов обладает большими возможностями по сравнению с СКРЕ и АЕР, так как он гарантирует разработку законодательных актов. Идеологи регионализации планируют, что со временем этот Комитет наряду с Советом ЕС, Европейским парламентом и Еврокомиссией станет главным институтом ЕС, а в случае реформы Европарламента будет преобразован в его верхнюю палату.

Тут важно также упомянуть революционный по своему значению документ – «Хартию о региональном самоуправлении», которая была принята в 1997 г. в качестве рекомендации № 34 Комитетом местных и региональных властей Совета Европы. Она значительно повышает политическую роль регионов, позволяя им, минуя государственный уровень, устанавливать прямые связи с европейскими инстанциями Брюсселя и проводить в жизнь самостоятельную политику. Этот документ настолько серьёзно меняет отношения властных полномочий между регионами и государством, что из-за несогласия стран он так и не был подписан и не вступил в силу.

Что касается практического воплощения регионализации, то в то время как в Югославии осуществлялся самый грубый вариант расчленения государства, в ЕС происходила обкатка модели «мирной», «цивилизованной» федерализации. Экспериментальным полем для этого стала Бельгия, которая в 1993 г. превратилась в федеративное государство, что стало прецедентом для Западной Европы.

Бельгийская модель отличается крайней сложностью (в ней плохо разбираются сами бельгийские специалисты), поскольку включает в себя три языковых сообщества и три территориальных региона, каждый из которых обладает своими собственными законодательными и исполнительными органами. Но именно эта сложность и делает бельгийскую модель образцовой для других европейских стран, поскольку являет собой пример административной децентрализации и этнической федерализации, т.е. представляет интерес и для мононациональных, и для многонациональных государств.

Принципиальное значение тут имеет и то, что в Бельгии сосредоточены главные институты ЕС, которые всё больше оттесняют федеральную бельгийскую власть. Это превращает страну в идеальную модель «Европы регионов», в которой государственный уровень управления сведён к минимуму, а автономные образования привязаны непосредственно к европейским институтам. Фландрия и Валлония всё больше отделяются друг от друга, а Брюссельский регион остается единственной связующей их структурой, но и его консолидирующая роль всё больше определяется его статусом столицы Европейского Союза, нежели столицы Бельгии. Этому способствуют также глубокие и затяжные правительственные кризисы, которые постоянно сотрясают страну, крайне ослабляющие федеральную власть, играющую всё менее значимую роль в жизни страны.

Идентичные процессы федерализации происходят в большинстве европейских государств. Формы регионального самоуправления везде различны, но общая тенденция одна: как только начинается процесс передачи полномочий регионам, требования последних становятся всё более настойчивыми и широкими.

В Испании, где мотором регионализации выступают Каталония и Страна Басков, сегодня уже сложились структуры «асимметричного федерализма». Самым громким событием здесь стало утверждение Конституционной комиссией Конгресса Испании нового статуса Каталонии в 2006 г., которое оппозиция оценивает как «тихую» революционную перестройку политической системы, ставящую под угрозу целостность страны.

В 1996―2000 гг. были проведены конституционные реформы в Великобритании, значительно расширившие автономию исторических провинций – Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии. Эти регионы получили право иметь собственные парламенты и исполнительную власть. При этом Шотландия получила более широкие полномочия, однако Шотландская национальная партия в качестве главного пункта своей программы поставила достижение полного суверенитета провинции. Когда партия одержала победу на выборах в местный парламент, первое, что заявил лидер партии А. Салмонд, что он организует референдум об отделении Шотландии. В последнем его заявлении было указано, что референдум планируется провести осенью 2014 г.

Италия, в которой с 1990-х гг. осуществляется перераспределение властных функций между центром и регионами, сегодня также приближается к федеративному устройству. Главными инициаторами углубления процесса децентрализации выступали всегда северные области, и в первую очередь Ломбардия – наиболее развитый в промышленном отношении регион.

Децентрализация дошла и до «бастиона» централизма – Франции. В 2003 г. французский парламент одобрил поправку к Конституции, закрепляющую «децентрализованную организацию» Республики, и принял новый закон о децентрализации, предоставивший многочисленные полномочия местным органам самоуправления. А ещё раньше Эльзасский регион получил право самостоятельно, минуя центральные власти, обращаться в Брюссель для решения вопроса о выплатах из структурных фондов, после чего такого же права стали добиваться другие французские регионы.

В настоящее время в половине государств Евросоюза региональные власти обладают законодательными полномочиями различной степени и работают как «партнёры» ЕС. Однако эта федерализация не только не способствует решению той задачи, ради которой она провозглашалась – выравнивание уровней социально-экономического развития регионов, – но, напротив, значительно усугубила проблему. Совершенно очевидно, что процветание регионов в условиях самовыживания зависит не от активности местного «гражданского общества», а от способности местных элит привлечь «стратегических участников», т.е. негосударственных инвесторов – объединения предпринимателей, торгово-промышленные палаты, союзы работодателей и пр. Однако возможности у регионов разные, так что обеспечить благополучие могут только те из них, которые обладают конкурентными преимуществами, делающими их привлекательными для притока капитала и трудовых ресурсов.

Регионы оказались поставлены в неравные условия, что не могло не привести к расхождению региональных интересов и к соперничеству. Так что хотя децентрализация оправдывалась тем, что это наиболее эффективный способ выравнивания уровней развития, в действительности в этом были заинтересованы только наиболее развитые и благополучные регионы, желавшие обеспечить себе финансовую самостоятельность и снять с себя «бремя» ответственности за менее развитые соседние области. На них и сделала ставку в своей политике Комиссия ЕС, что привело к становлению союза между транснациональными элитами, европейской бюрократией и местными элитами наиболее развитых регионов, которым была поручена ответственная миссия «подтачивания» национального суверенитета. А для широкой публики результаты этой хорошо координируемой деятельности подаются как «естественный процесс кризиса» государства-нации.

Для слабых же регионов это не просто создаёт дополнительные сложности, но ставит под вопрос возможность решить свои социальные проблемы, так как грозит ввергнуть их в хроническую депрессию. Хотя они и получают прямой доступ к структурным фондам и возможность самостоятельно распоряжаться получаемыми от него финансовыми средствами, это лишь слегка облегчает их положение, поскольку в первую очередь является орудием подкупа местных элит.

В результате диспропорции в развитии богатых и бедных регионов Европы растут, и в глобальную экономику интегрируются только передовые, реализующие инновационные стратегии сообщества; некоторые из них представляют сегодня уже фактически отдельные регионы-государства, не связанные с национальной экономикой и национальными интересами и не желающие участвовать в перераспределительной политике ни своих государств, ни ЕС.

Так, в Италии сепаратизм членов «Лиги Севера» основывается на упрёке в адрес Юга, что он забирает важную часть богатств Севера. В Испании, как пишет историк Хавьер Тусель, «каталонцы ощущают себя благородными донорами по отношению к остальным испанцам, а жители других регионов видят в них настоящих вампиров». В Шотландии требование региональной самостоятельности уже давно связано с развитием эксплуатации нефти Северного моря. Но особенно показательно положение в Бельгии. После федерализации страны разрыв в социально-экономическом развитии между регионами стал настолько велик, что уже породил крайнюю степень отчуждения между сообществами. Как указывал министр-председатель валлонского правительства Жан-Клод Ван, Валлония совершила за эти годы «скачок назад». За два поколения относительный спад в производстве богатства на душу населения по сравнению с Фландрией здесь составил почти 60%. По сравнению со среднеевропейскими цифрами Валлония продолжает регрессировать, и по оценкам экспертов, если нынешние тенденции сохранятся, то в 2013 г. она попадёт в разряд регрессивных регионов. Фландрии этот «валлонский груз» совсем не нужен, и федерализация страны рассматривается местной элитой как средство избавиться от соответствующих затрат. Поэтому сегодня бельгийский федерализм несёт в себе большой политический заряд, который может взорвать страну изнутри в любой момент, когда это понадобится наднациональной элите.

Так изначально было заложено то противоречие, которое стало главной проблемой региональной политики, о которой в отчётах ЕС принято лишь упоминать, но не подвергать серьёзному анализу: речь идёт о попытке совместить два противоположных требования – конкуренцию и солидарность.

Второе направление германской стратегии преследует цель постепенного упразднения государственных границ через межрегиональное сотрудничество, главную роль в котором играют трансграничные регионы (еврорегионы), связывающие приграничные территории разных стран. Главной организацией, взявшей на себя разработку данной политики, стала созданная в Германии ещё в 1971 г. Ассоциация европейских приграничных регионов (АЕПР)[124]124
  См.: http://www.aebr.eu/en/mcmbers/list_of_mernbcrs.php


[Закрыть], которая фактически является немецким фондом. Штаб-квартира его находится в Гронау, возглавляют его немецкие политики (нынешним президентом его является бельгийский политик Карл-Гейнц Ламберц из германоговорящего сообщества Бельгии), а деятельность его отражает чисто немецкий подход к данной проблеме. Он был достаточно ясно изложен в «Хартии приграничных и трансграничных регионов» АЕПР, принятой в 1981 г. и изменённой в 2004 г. В ней говорится, что «целью сотрудничества... является развитие таких структур кооперации, процедур и инструментов, которые приведут к устранению препятствий и факторов разрыва, а также в конечном счёте – к преодолению концепции границы и сведению её значения к простой административной границе»[125]125
  Charte europeenne des regions frontalieres et transfrontalieres. Nouvelle version. Gronau, Editions ARFE,


[Закрыть].

Характерно, что в этом документе границы названы «рубцами истории», здесь выделяются их сугубо негативные стороны. Это действительно во многом соответствует фактам европейской истории, если учитывать, что границы в континентальной Европе чаще всего очерчивались в соответствии с геополитическими интересами ведущих держав Запада, приносящих в жертву малые народы. Но в данном случае речь идёт не о попытках смягчения этих негативных аспектов, а о том, чтобы осуществить некую десакрализацию самого понятия государственной границы как важнейшей составляющей национального суверенитета. Не случайно один из руководителей Ассоциации Карл Аренс подчёркивал, что она «в первую очередь стремилась изменить менталитет жителей приграничных зон и их местных региональных представителей. Она стремилась освободить их от усечённого видения, которое навязывалось им в течение веков политикой испытания силой со стороны государств-наций». Еврорегионы, таким образом, мыслятся как средство «размягчения» и «размывания» государственных границ, что в итоге позволит разработать политику в пользу освоения территорий, транспорта и обширного европейского внутреннего рынка в соответствии с интересами «стратегических участников».

АЕПР занималась подготовкой всех необходимых документов и конференций представителей приграничных регионов, проводимых Советом Европы, она повлияла решающим образом на принятие так называемой Мадридской хартии СЕ 1989 г. – «Европейской рамочной конвенции о трансграничном сотрудничестве территориальных образований и их властных органов», – определившей уже правовые основы приграничного сотрудничества и его главной формы – еврорегионов. Оно даёт возможность осуществлять интенсивную экономическую интеграцию на основе совместных проектов, в результате чего происходит фактическое «срастание» регионов различных стран, часто сопровождаемое отчуждением их от территории собственных государств (пример Фландрии и Валлонии), что даёт возможность постепенно выводить данную территорию из-под контроля государственной власти.

По мере углубления сотрудничества и осуществления различного рода региональных «рамочных» операций и целенаправленных проектов планируется создание соответствующей параллельной сетевой структуры с такой юридической, административной и налоговой унификацией, которая приведёт вообще к стиранию проблем правового порядка, при которой еврорегион может приобрести собственную административную и налоговую системы. И децентрализация власти создаёт для этого крайне благоприятные условия.

В настоящее время АЕПР объединяет более 160 регионов, ими охвачены почти все приграничные территории Европы, занимающие более 40% её площади, на которой проживает около 32% населения[126]126
  octobre 04. P.8. http://www.aebr.net


[Закрыть]. Благодаря созданию еврорегионов ФРГ фактически получила возможность распространять своё влияние на те территории, на которые она претендовала или которыми владела в довоенное время. В данный процесс вовлечена и Россия, в которой на средства Евросоюза в рамках программы ЕС «Добрососедство» реализуется 6 проектов в Северо-Западном регионе в Калининградской, Ленинградской, Архангельской и Мурманской областях, а также в Санкт-Петербурге и Республике Карелия. [127]127
  Hillard Р. La regionalisation et Parridnagement du territoire en Europe: une revolution politique en faveur d’un partenariat transatlantique? ww.diplpweb.com/forum/hillard2.htm


[Закрыть]