Текст книги "Лена и люди"

Автор книги: Елена Фанайлова

♥

 
Нация за меня
Пьет пиво Балтика, курит сигареты Винстон,
Чисто как девочка со спичками
Сидит на нефтяной трубе
Болтая ногами
Не читая запретов на бензоколонках,
 
 
Ест в Ростиксе и Макдоналдсе
Ездит в Египет и Турцию
Ходит в офисы
Получает пособия
Трудится на огородах
Ворует бюджетные деньги
Ездит на новых машинах, купленных в кредит,
Собранных в Узбекистане,
И на старых машинах, угнанных из Германии и Японии.
Торгует польским и китайским барахлом
Сидит на вокзалах и в тюрьмах
Учит и лечит
Снимает и прокатывает
Говорит и показывает
Глупости
Быстро пробегая мимо тещиного дома
 
 
Убивает и судит
Надзирает и наказывает
Плодится и размножается
Хоронит, хоронит, хоронит
Немного рожает
Пишет в желтые газеты, звонит на радио,
Выступает в Доме-2 и Камеди Клаб
Смотрит новости по госканалам
 
 
Служит в армии
Воюет в Чечне
По призыву и по контракту
Курит, колется и бухает
Купается и загорает
Проектирует и строит
Дает взятки; сидит в Интернете;
Ругается на кухнях
 
 
Выходит на улицы с красными флагами
Выходит на улицы со свастикой на рукаве
Дерется в подворотнях, едет с мигалками,
Униженно предъявляет документы,
Бьет в пах и бьет наотмашь,
Плачет и хохочет, говорит анекдоты,
Проклинает и одобряет
Как в старые времена
Не сажает дерево
Не строит дом
Не воспитывает сына
 
 
А если ей кажется, что она это делает,
Так это ей только кажется,
Передерживается; как радужка,
Распадается
 
 
Уже давно с трудом понимается,
Зачем ей одна шестая часть суши
Ну ладно, одна седьмая,
Без Прибалтики и Грузии,
Украины и Средней Азии,
Но остальной Кавказ не отдадим,
Зачем ей, к примеру, Сибирь,
Где от одного до другого города
Численностью 500 тысяч жителей
Надо ехать 500 километров.
Ермак и Екатерина
Боролись за природные ресурсы
Под прикрытием православия, это понятно,
Это вам скажет любой историк колонизации.
Но мы-то, мы-то?
Повидаться с товарищами На выходные
За 300 км – говно вопрос.
 
 
Я пишу за нацию документы
Строчу донесения
 
 
Как летала с фашистами одним самолетом
Не во сне и не бомбить Сталинград.
Из Кенигсберга (Калининграда) в Москву.
С родными, русскими фашистами.
У них в Кениге была сходка
Лет им по двадцать пять-тридцать
Одеты в Burberry и Lacoste
Манагеры среднего звена
Маленькие русские бюргеры
 
 
Сперва шифровались
Но вели себя нагло
В аэропорту всех расталкивали
В самолете заводили себя алкоголем
Я думала: если навернемся —
Поделом.
 
 
Не навернулись.
Напротив, я узнала Много нового:
Что никакого Холокоста не было
И что русские фашисты ведут в Интернете
Бурную переписку с израильскими.
У них одни цели:
Национальная чистота в каждой стране.
Если они победят на выборах,
В мире настанет всеобщее спокойствие.
 
 
Нация, ты, стыдно сказать, деточка,
Совсем себя потеряла.
Уж и московские мелкие служащие
Вынуждены просить убежища
Не в мире труда и капитала,
А в мире каких-то мертвых чужих паяцев.
 
 
Нация за меня
Отдает честь
Ездит в метро и на маршрутках
Ходит в театры и на мюзиклы,
Ее взрывают и травят газом,
Каждый день берут в заложники,
А она как будто не чувствует
 
 
Развлекается и работает
Бухает и курит
Жрет и гадит
Дерется и любит
Плачет на плечах дорогих
 
 
Я ничего этого не делаю.
Я пишу днем, пишу ночью
Пишу утром, пишу вечером,
Когда хожу, курю, ем, пью, гажу,
Когда сплю
 
 
Произвожу ей смыслы
Которыми она могла бы питаться,
Если бы ела буквы
 
 
Еще она молится,
То есть ходит в церковь
Я тоже молюсь
И тоже хожу в церковь
Но мне кажется,
Не потому же, что нация.
 
 
Что нас объединяет?
Пушкин? Он стоит на площади,
Под которой нацию взрывали.
Лермонтов? Он воевал на Кавказе
В карательных отрядах,
Как и сейчас воюют.
Ленин? Он лежит в Мавзолее
И давно ничего не слышит.
Гагарин? Я вас умоляю:
Это мои родители на фотокарточках
В плащах из болоньи на демонстрации.
Некрасов и Маяковский?
Нация их не знает.
Еще скажите: Кузмин, Апухтин,
Введенский, Хармс.
Крым летом? Я там была два раза.
Красная площадь? Веничка Ерофеев
С распоротым горлом.
Любовь к отеческим гробам?
Памятники братвы
Веселых девяностых.
Могилы близких?
Но это – мои могилы.
Они на русской земле
Но и это меня не делает ровней
Нации. Кто она такая?
Путин по телевизору? Джи-восемь?
Джи – всего лишь одна из точек
Женского оргазма.
 
 
Ну давай, нация, раз ты баба, какого хуя
Не рожаешь национального героя
И сестру его национальную идею
Какого-нибудь шахматиста-еврея
И его брата
Писателя – нобелевского лауреата
Вратаря хоккея
Космополита-злодея
И Золушку под конвоем
 
 
Надо бы становиться немного добрее
 
 
Где твоя рация?
Какие твои позывные?
 

♥

 
Крылья, где мои крылья
Которые так нравились мне
Где мои вилы
На которые подняты будут землевладельцы
 
 
Где мои силы, мои скитальцы
Где мои пяльцы
На которых распяты
Удаляются в омут солдаты
Отправляют этапом
Где мои братцы?
 
 
Где мои святцы – забыты
И с ними Псалтыри
Где мои ситцы – порваты?
И где эти стороны света четыре,
На которые души идут неодеты,
Босые
И где же нездешние силы, людьми прожитые?
 
 
Где эта русская прелесть —
Закаты, рассветы
Где эта персть, эта горсть праха
Солдатская деда рубаха —
Истлевает, самозванка?
Закрывает собою какую-то гадость?
Где ты, где ты?
Какие такие страницы?
Какие Судеты?
Пожелтевшие, расплывчатые чернила
 
 
Кто ты?
Идеолог из вечного прошлого мира
Или подросток
Какому подошву чинила
Ножичком вострым
Или воздух
Надышаться которым хотела, но нас не хватило?
 
 
Или черная лента винила
С удалявшимся, выдающимся оперным звуком
 
 
Не где, не где
Нам отпраздновать более нашу победу
Ни на земле, ни на небе
 
 
В нимбе
В царствах
 
 
О которых помалкивают глянцевые журналы
Океании, Ниневии, Персии
 

♥

 
Я райская птица
Я старая птица
Я старая райская птица
Я красная девица
 
 
Но не все, что снится
Является прекрасным,
Человечек-тупица
 
 
Я райская адская
В смысле донецкая гадская
Выдающаяся рассказчица
Чисто сестра Стругацкая
 
 
Чернокрылая пария
Живородящая гурия
Все эти твари – я
 
 
В русской степи
На земле, в постели,
В ночи, в метели
 
 
В дому, где желтый свет горой
И см-ть ночной порой
С набитым ртом помалкивает
И от стола отталкивает
И гавкает, гавкает
 
 
Я радужка, спица
Я рваная тряпочка сердца
Христианская львица
Римская девственница-Волчица
Я красная девица
Но не все, что снится,
Является в реальности
 
 
Я страстная Псише
Я Расмуссен, Амундсен
 
 
Нет, не то
Я актриса
 
 
Я маленькая жирная крыса
Пораженная кариесом
 
 
Под столом,
 
 
Где см-ть сидит с набитым тьмой
И пищеводом и животом
И завтракает, завтракает
 
 
И подведенные сурьмой
Глаза и брови у нее
 
 
И я сейчас вопьюсь ей в пах
От ненависти
От ярости в ляжку
 

♥

 
Моя милиция занимается айкидо.
Мне доподлинно об этом известно
От соседей по купе: они занимаются.
 
 
Мальчику лет двадцать пять, метр шестьдесят, носик
уточкой
Девочка, его жена, такая же
Бледноволосая, бледнолицая
Хорошистка или троечница.
Какие-то покемоны.
Долго не могли усесться
Махали платочками.
А потом как начал – по почкам
Мочить тех, кто ссут в неположенном месте,
Когда он находится на дежурстве.
 
 
Девочка – бухгалтер в северной мобильной связи
Поженились три месяца
Но уже ездили на стрельбища
И там на пляже демонстрировали айкидо
Пока все не разбежались,
Таращились и крестились.
Они сворачивались и загорали.
Девочка сообщила: вообще-то
Это для защиты. Но если точно,
То внутренности разорвутся,
Так говорил наш учитель,
Но вообще-то, конечно,
Это чисто для защиты.
 
 
Бедная бледнолицая
Ты моя нация, Леночка, моя милиция.
Едет в Рязань знакомиться
С родителями своего ментеныша.
Они деревенские.
Денег мало, не могли приехать
На свадьбу в северную столицу,
Но приедут встречать на машине к поезду
В три часа ночи твою пизду.
Ты им влепи, Леночка,
Тренированной ножкой посреди их деревенской хари
Не боись, они нападают,
Волкулаки; ты еще не ведаешь,
За кого вышла.
Так и бывает в кино, еще – в боевом кошмаре,
Когда тебя заставляли оставаться до одиннадцати
А к шести
Ты уже шла на работу, а училась на вечернем.
Теперь у тебя обмороки.
Ты интересуешься у соседки по купе,
Она терапевт: отчего бы это?
Отвечает: голодная нервная Ты бледна
Это нация, Леночка, ебет тебя не по-детски и требует
ответа.
Это нация так устроила
Твоему мужу ходить пешком два часа на работу.
Он пиздит пинками пьяных и удивляется,
Когда они, продвинутые, жалуются в прокуратуру,
Когда он их пиздит – в Рязани так не было.
В Рязани все сразу пугались и не ссали на рельсы.
А в этом поганом Калининграде
Сразу норовят в прокуратуру.
А ведь самим на дежурстве поссать негде.
Ходим ссать, как все, в парке.
Но один там срал. Мы его подняли на дубинки.
Он о-очень обиделся: ребят, вы чего?
Центр города, а посрать негде.
То ли дело было в Рязани. Все понимали.
 
 
Он служил в Кениге. Она к нему бегала.
Идиотка, не умеет сесть в купе,
Все время бьется головой о верхнюю полку.
Вообще-то она впервые с детства едет поездом.
Зато они много раз ездили в Польшу автобусом.
Утром вернулись из вагона-ресторана,
Поели на пятьсот рублей,
Это ничего, дешево,
Рассчитывали на большее.
А потом рассказали подробно меню
А потом айкидо
А потом он сказал, сколько получают его родители
В деревне – мама шестьсот, нянечка,
Папа полторы тыщи рублей, тракторист,
И эта дура-соседка, московский терапевт, сказала:
Нет, ну я не понимаю, как можно жить на такие деньги
По мне и пятнадцать тыщ – маловато.
 
 
Конечно, айкидо. В рыло им, в харю.
И все виды рукопашного боя,
Которым Женю научили в милиции,
Маленького, с утиным носом.
 
 
Нация, тебе не кажется, что здесь какая-то засада?
Ты, конечно, не желаешь этого слушать.
Легче бухать в ресторациях
И бить по лицам кавказцев.
 
 
Мои хозяева в Калининграде
Летом собирают грибы
Не для засолки, для спецпутешествий, нация.
Им немного за тридцать.
Они очень начитанные.
Такие подкованные.
Но если Женя ночью
Ткнет дубинкой под ребра
Или Леночка отключит сигнализацию —
Они расколются
И заплачут, и будут ползать
По полу захарканному
Такова простая сила и власть деревенского мальчика
Над высокомерным интеллектуалом,
Ищущим смысл жизни по Кастенеде,
В двадцать лет потерявшим и мать и отца и квартиру
 
 
Крысиная мордочка Лены
Она какая-то нечеловечек
 
 
Поэту положено быть с его народом
Давай, поэт, давай
Туда, где твоя нация
Ты назгул, поэт, ты не свой, ты не хвастай,
Ты Людвиг, блядь, людоед,
И этот, не могу вспомнить, шахид, вот!
Погибший от любви
Воюющий не на смерть, а на живот
Разрывающийся на звезду, на фашистский крест
Я тебя отвоюю у всех небес, у всех невест,
Нация
Хоть ты и совершенно безмозглая и безнравственная
Хоть ты и никому не нужна
Дурочка, поражена
В правах, дочка, сестра, жена
Это тебе все кажется
Наконец очнись, давай отважимся
Встать, улыбнуться и накраситься
Сделать зарядку
А потом одеться и отправиться
 
 
Попробуем отвязаться
Разведчица, маленькая разбойница
 
 
Первая редакция
 

2007

Лена и люди

 
Дорогие россияне! Дорогие друзья!
 
 
Дорогие мои москвичи
 
 
Украинский сантехник
Грузинский водитель
Молдавский строитель
Азербайджанский торговец
Белорусский правозащитник
Цыганский барон
Настоящий полковник
 
 
Армянин-адвокат
Армянин-хирург
Армянин-антрополог
Узбекский поэт
Казахский писатель
Киргизский писатель
Русский философ
Мераб Мамардашвили[2]2
  Текст написан по просьбе редакции журнала «Афиша» в декабре 2007 года: «Накануне Нового Года „Афиша“ предложила восьми российским поэтам выступить с новогодними обращениями – какие обычно произносятся на Первом канале ТВ за пять минут до полуночи. С Новым годом». В проекте участвовали Дмитрий Воденников, Мария Степанова, Лев Рубинштейн, Шиш Брянский, Андрей Родионов, Демьян Кудрявцев. По неизвестным причинам из публикации выпал Всеволод Емелин.


[Закрыть]
 
 
Саратовский журналист
Воронежский бомж
Кемеровский шахтер
Кемеровский актер
Новосибирский бизнесмен
Калининградский наркоман
Калининградский судостроитель
Калининградский военный
Отставники из Прибалтики
Чукчи и эвенки
 
 
Еврей-математик
Еврей-продюсер
Татарин-продюсер
Продюсер из Дагестана
Арт-директор из Кишинева
Радиоведущая – горячая финская девушка
Литовец-режиссер
Грузин – хозяин ресторана
Таджикский журналист
Туркменский журналист
Русская журналистка
 
 
Мои товарищи
Мертвые и живые
 
 
Питерский музыкант
Питерский искусствовед
Питерский художник
Питерский кинокритик
Все питерские поэты
Пианистка-красавица
Все московские поэты
Все московские и провинциальные доктора
Особенно детская хирургия
 
 
Тамбовский волк
Ростовский вор
Ростовский поэт
Волгоградский врач
Сталинградский воин
Донской казак
Руперт Эверетт
Он тоже теперь наш
Минусинский поэт
Минусинский монах
 
 
Жители города Беслана
И чиновники Владикавказа
Заложники Норд-Оста
И чиновники Москвы
И доктор Рошаль
 
 
И мэр Москвы
И хозяин Кремля
И Ходорковский
И глава Минобороны
И глава Минюста
И тот, кто отвечает за нашу безопасность
 
 
Ни слова о Владиславе Суркове
Ни слова о молодом Рамзане
Ну Лена, ну я же тебя просила
Не дразнить мальчишек
 
 
Матросская тишина
Владимирский централ
Саратовская тюрьма,
Красная и черная зоны,
Сибирские тюрьмы и пересылки
И норильский никель
Омск-Томск
Омск-Томск
Москва-Чита-Челябинск
Казань златоглавая
Далекий Владивосток
Сахалин и Курилы
 
 
Вологодские кружевницы
Ивановские ткачихи
Библиотекарши и учительницы младших классов
В школах для ЗПР
Женщины-матери
Женщины-дочери
Женщины-бабушки
Женщины-парашютистки
Белые колготки
Плечевые и шалашовки
И просто женщины
Нянечки, медсестры и санитарки
 
 
Мелкие спиногрызы
И мелкие, спящие пока в животах
И старики, спящие в своей ментальной тьме
 
 
Труженики гламура
Герои тусовки
Продажная пресса
Оборотни в погонах
Чеченские террористы
Мастера культуры
Кочегары и плотники
Рабочие и колхозницы
 
 
Либералы и консерваторы
Фашисты и антифашисты
Буддисты, мусульмане,
Православные и католики,
Атеисты и агностики
Сатанисты и поклонники культа вуду
Футбольные фанаты
Подмосковные менты
И провинциальные менты
И бомжики всей страны
И солдатики всей страны
И Петр Николаич Мамонов
Личным усильем спасающий всю страну
 
 
Олигархи в изгнании
Олигархи при деле
Обманутые вкладчики
Пролетарии всех стран
И мои сослуживцы
И рокеры-металлисты
 
 
Так, надо сдерживаться
Редакционные площади ограничены
 
 
Наталья Леонидовна Трауберг
Виктор Петрович Голышев
Борис Владимирович Дубин
Григорий Михайлович Дашевский
 
 
Мария, мать Григория Глебовича
Евгения, мать Петра, Сергея и Александра
Александра, мать Софии и Ксении
С Новым Годом!
 

ЛЕНА И ЛЮДИ

 
Продавщица ночного магазина
В котором я часто покупаю еду и напитки
 (Ненавижу слово напитки),
Поскольку поздно возвращаюсь с работы,
Как-то сказала: я вас видела по телевизору
По каналу культура
Мне понравилось, что вы говорили
Вы поэт? Принесите почитать книжку.
Я обязательно верну.
Я говорю: у меня сейчас нет лишнего экземпляра,
Но как только появится,
Обязательно принесу.
 
 
На самом деле я не была уверена,
Что ей понравится.
Удивительное актерское блядское
Стремление нравиться,
Которое пропало после Сашиной см-ти,
Но тайно вернулось.
 
 
Как-то у меня действительно появился лишний
Экземпляр «Русской версии»
Поэт же должен заботиться
О распространении
Издатели, скажу вам, недостаточно заботятся.
Я отдала. Прямо при покупке еды и напитков.
(Кефир на утро, один джин-тоник, второй джин-тоник,
Потом еще водочки,
И прощай, жестокий мир,
Как пересказывал
Львовский разговор двух нижегородских подростков.
Я безусловно остаюсь провинциальный подросток)
 
 
Оказалось, мы с Леной тезки.
Ненавижу слово тезки
И еще ненавижу слово контачить
Оно вызывает у меня физиологические спазмы
Возможно, потому,
Что за ним мне мерещится коитус и фачить,
А я люблю чистую бескомпромиссную еблю.
Я же сам себе свой высший суд.
 
 
Подпишите, – говорит.
Елене, пишу, от Елены.
Отдаю со страхом.
Несколько дней не смотрит в глаза.
Потом как-то народу не было,
Говорит: ну, прочитала я вашу книжку.
Ничего не понятно.
Слишком много имен и фамилий, которых никто не знает.
Такое чувство, что вы пишете
Для узкого круга.
Для компании. Для тусовки.
Кто эти люди, кто эти люди, Елена?
Которых вы называете поименно?
Я дала почитать двум своим подругам,
Одна имеет отношение к литературе.
Они реагировали так же:
Это для узкого круга.
 
 
Я говорю: а про Тихона Задонского Тоже непонятно?
Она говорит: нет, про Тихона понятно.
Я говорю: а про Сережу-алкоголика – непонятно?
Она говорит: понятно.
Я говорю: а статьи – тоже непонятно?
Нет, проза, говорит, понятно,
Я даже захотела почитать подробнее
Об этих людях, о которых вы пишете.
 
 
Лена, говорю, поверьте, я не специально.
Я не хочу, чтобы было непонятно.
Просто так само получается.
Она смотрит на меня с сочувствием
Говорит: понимаю.
Я продолжаю оправдываться: знаете,
Я пишу довольно много статей,
И если вам в этих, в книжке, уже понятно,
То и в других, наверное, было бы тоже?
Она говорит: понимаю.
Ну, вам два пива и сигареты с ментолом?
Да, говорю, Лена, пожалуйста,
Я буду работать над собой.
Шарик вернулся, он голубой.
Видите, уже появилась рифма.
 
 
Зачем я хочу, чтобы она поняла?
Зачем я хочу оправдаться?
Откуда это чувство вороватой неловкости?
Забытое
Что, хочу ей понравиться?
Хочу быть любимой народом,
Как пианист Воденников?
Провожу чистый социокультурный эксперимент,
Как Д.А. Пригов?
Я эксперимент его памяти
Уже проводила
На выборах короля поэтов
В Политехническом
(Читала антипутинский стишок
На фестивале, спонсируемом Администрацией Президента.
Такой чистой волны ледяной ненависти,
Которая исходила от зала,
Заполненного студентами провинциальных театральных вузов,
Я не чувствовала никогда.
Это хороший опыт.)
 
 
Я же всегда говорила:
Нельзя показывать
Свои стихи детям и родителям
Рабочим и крестьянам
Надо показывать фабрики и заводы,
Бедным – чужие проблемы, богатым тоже
Я же
Показываю работу родной речи
В стране природных ресурсов
Никого не наебываю,
Как поэтесса Джохан Поллыева
 
 
Это, видимо, немыслимая претензия
И самозванство
Нет, верно возмущался папа,
Когда прочел в моем подростковом дневнике:
Я притворяться б не хотела,
Что я такая же как все —
Ты что, считаешь себя лучше других?
Вопрошал он со страстью,
Граничащей с садомазо.
Мне было пятнадцать
У меня была первая депрессия
Родители не заметили
Я не привыкла жаловаться
И привлекать к себе внимание
 
 
Я не считаю себя лучше
 
 
Моя претензия круче
Я считаю себя другим, другой, другими
Как в кино с таким названьем
С Николь Кидман в главной роли
 
 
Я не понимаю, зачем накануне
Нового Года
Люди бегают в поисках елки
И подарков
И этот дурацкий обычай
Дожидаться
Речи Президента по телеку
А потом выпивать и закусывать
 
 
Этот Новый год
Я встречала
В поезде москва-воронеж
С китайскими рабочими
У них год крысы наступает в феврале
И они легли спать в одиннадцать
И я с ними заснула
В отличие от привычки
Засыпать в четыре
 
 
Я люблю заглядывать
В освещенные окна
Там живут аквариумные рыбки
В своих водорослях
Все это ужасно интересно
Но я не понимаю как это устроено
Кто придумал
Пить шампанское
В Метрополитен-опера?
На другой стороне земли
Все могло быть иначе
 
 
Короче
Не могу больше притворяться
Иду домой и думаю:
Кто она, Лена,
Продавщица ночного магазина
Лет пятидесяти, крупная, в очках
Я люблю слово крупная
Она такая полная, высокая и не рыхлая
Крепкая такая крашеная блондинка
Которая смотрит канал культура
Когда не работает сутки
Иногда выходя покурить на крылечко
Пошутить с охраной
Кем она работала в прошлой жизни?
Инженер? Библиотекарь?
Не забыть спросить в следующий раз,
Если у нее будет не слишком много народу
 
 
Ну и, конечно, она права:
Это сложный текст,
Даже когда он притворяется простым,
Как сейчас
 

2008

Короли улиц

 
Кто меня убьет – последний в роду
Мать или дед
Дядька или брат
Бабка и отец
Сестра и сестра
Или новая девочка папина внучка
Нацепивший свастику, надевший голду —
Их уже нет, кто меня убьет
Кто и был бы рад
У кого что болит
Веревка вода свинец
В Сонной Лощине, в Мокром Логу
 
 
Бывшие совки кагебешные хорьки
Давно обивают пороги ларьков.
Мои родаки – их уже нет.
Остались оболочки новогодних конфет.
Кто меня убьет?
Язык и народ,
Дункан МакЛаут, умлаут,
Сила ночи сила дня Кастанеда и пейот.
Но весь этот теленаркотраффик не для меня.
 
 
Никто не выступает к простолюдину на бой.
Дед Пихто, Рэмбо с нимбом над собой.
Любовь моя, только ты меня выводишь на убо
Протестовать не стану,
Воля твоя, говорит Изольда Тристану.
 
 
В сущности, первый встречный
Воробей над Москвой
Бесчеловечный
Срет мне на черные левые грудь и плечо
Меча как путь млечный.
И отлично.
 
 
Я кричу в ночи, сворачиваясь в калач
Червём
Кольцами давя кирпичи как Владимир Ильич:
Никому не сдамся живьём,
Хоть он будь бессмертный паяц и небесный палач —
Мы ему споём
 
 
Никого не видно окрест опричь
Пары товарищей с АКМ,
С наглыми лицами ангелов
Наголо бритых голов
Расчехленных стволов
Поминальных столов,
Не сдающихся в плен,
Каберне Совиньон
Употребляющих винтом
На понтах вдвоем и втроем
На мостах
Говорящих русскую речь.
И какой-то там далее женский плач
Но и он
Не имеет смысла теперь.
 
 
И кому я песни своих поэм,
Как енот вонюч
Что ходил к нам с Таней каждую ночь
На помойку, куда мы курить как брат
В Миссисипи, где русских поэтов сдавали под ключ
А за ключиком холст и клад
Да никто меня не убьет
Хоть и был бы рад
Ни ракета земля-воздух, ни установка град
Дураки, смерти нет, дураки.
 
 
Но и это на первый взгляд.
 

КОРОЛИ УЛИЦ

 
Капитан убойного отдела
Полиции Города Ангелов
Бывший народный водитель Киану Ривз
Просыпается утром с похмелья
В своей засраной мелкой квартирке
С опухшей рожей
Берет три мерзавчика водки
Проверяет пистолеты и автоматы
Садится в машину
И отправляется мочить китайских негодяев —
Наркоторговцев
По дороге за рулём он выпивает пару
Выбрасывая тару на тротуар
Последняя доза —
После того, как он всех положит
По траекториям, недоступным простым смертным
Это было довольно красиво
 
 
Три года назад у него умерла жена
Он всё ещё находится в этих обстоятельствах
Которые выясняются
На примерно тридцатой минуте фильма
Из его разговора с судмедэкспертом
 
 
Она трахалась с другим человеком.
Кто это, непонятно.
Возможно, кто-то из сослуживцев.
В момент совокупления
Точки оргазма
У неё лопнул мелкий сосудик в мозгу.
Эксперт оказался выдать заключение
Анализ вскрытия
В частности,
Слюны и спермы в её влагалище.
Капитана Киану Ривза это до сих пор достаёт
Кого бы не достало
И он бьёт морду эксперту
И там у них в помещении анатомички
Воздух довольно спёртый
Несмотря на кондишн.
Им трудно драться.
 
 
Потом он сразу опять отправляется мочить негодяев
Ещё нетрезвый
С двух рук, по-македонски
Его вовлекают в сложные обстоятельства,
Но он с ними разбирается
 
 
Автору этого текста
Явно необходима сильная мужская проекция
 
 
Друзья-подельники ему говорят:
Ты любишь мёртвую женщину
А остальных, живых, ненавидишь.
Вернись в этот мир, Киану.
Он отвечает им: отъебитесь и не пиздите
Не ваша забота, товарищи
Не трогайте блядь эту рану
 
 
У него есть подружка
Медсестра полицейского госпиталя
Она его иногда сексуально утешает
Ира, мне сейчас не нужна работа на
Другого мужчину
Мне плевать на его сложные обстоятельства
Мне нужна настоящая человеческая поддержка
Товарищеская, командная
Как принято у прирожденных убийц
 
 
Капитан бразильского элитного отряда
(Имени актера я не помню
А режиссер выиграл главного медведя
На Берлинском кинофестивале
Фильм так и называется:
Элитный отряд)
Короче, командир такого отряда,
По-русски сказать спецназа
По борьбе с наркотиками
Обучает своих пацанов жестокими
Методами,
Доходящими до комизма
 
 
Возит их мордами в грязи
Как во Взводе и Апокалипсисе
 
 
По его вине убит двадцатилетний парень
Стоявший на стрёме в наркопритоне
К капитану пришла мать этого парня
Спросить, кто вернёт ей её ребёнка
Жена капитана ждёт ребёнка
УЗИ показывает: это мальчик
 
 
Капитан пытается справиться с этими чувствами
Даже идёт к полицейскому психоаналитику
Но не может говорить: аналитик женщина
 
 
Жена всё-таки от него уходит
Потому что он на неё орёт
Потому что она пыталась ему советовать
Как разруливать на работе
 
 
Но его пацаны
Сделают всё красиво и страшно
Несмотря на человеческие привязанности
 
 
Это неполиткорректное кино
Типа русского Балабанова
Оно говорит, что сила в правде, а правда в силе
И всё начинается заново
 
 
Об этой идее апостола Павла
Мне сообщает бывший капитан ФСБ
Ныне начальник охраны
Пресс-службы
Крупной московской медиаструктуры
С которым мы случайно встретились
На очередных поминках
Общего друга, Лёши Шведова, военного журналиста
Мы умудрились друг другу понравиться
С этим капитаном
 
 
Он говорит: эти люди, которых ты видишь,
У меня в кабинете
Вели бы себя совсем по-другому.
Они бы кололись и плакали
И чё-то я не применил к тебе НЛП
Чтобы ты начала колоться
Хотя я знаю кто ты
Даже не сомневайся
Не понимаю
Что вы такое, бабы, с нами делаете
 
 
Я говорю: хуйня твоя энэлпи
Её всегда заметно
И это всегда выглядит со стороны довольно глупо
Лучше бы ты поехал с друзьями к Лёхе на кладбище
Выпил бы там водки
За упокой его некрещёной души
Но мальчишки такие тупые
Он запамятовал, что я его враг.
Реальный, до смерти, до уничтожения
 
 
Его жена за него молится
Повесила крестик ему на шею
У него Афган и две мелкие судимости
За то что дрался с начальниками в армии
По его словам
 
 
Мы смотрели это кино с Юлей Идлис
И она сказала:
Мальчики не могут вынести настоящую жестокость
и нежность
Только девочки могут
 
 
Я ему сказала: твоя проблема в том
Что ты думаешь, что ты сильный
Но вся твоя сила у Бога
Я пошлю тебе один текст
Его написала женщина
Он о том, как Бог работает в суде
И почему Христос оказался среди разбойников
Это перевод с французского
 
 
Ты, говорю, русский офицер?
И я русский офицер
Старший лейтенант медицинской службы
Как офицер офицеру тебе говорю
Как говорил мне твой коллега в Беслане в больнице:
Садись, дорогая, я всё расскажу тебе
Как это было
 
 
Такая у меня теперь жизнь.
Офицер запаса
Старший лейтенант медицинской службы
Отлично до сих пор помнящий
Как организовывать пути эвакуации
В случае военных действий
 
 
Сидит у себя на кухне и горько плачет
Криком кричит
Как простая русская девка
Оттого что её не любит её товарищ
Киану Ривз,
Капитан спецназа