Текст книги "Возвращение"

Автор книги: Елена Езерская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Но вдруг Лиза услышала сдержанные рыдания и поняла, что это Корф. И ей стало жаль его – Владимир, как она, потерял отца, и, может быть, боль утраты смягчила его холодное и безжалостное сердце? Лиза беззвучно вздохнула и тихо подошла к могиле старого барона.

– ..Я ждал, что мне станет легче, – услышала она слова Владимира. – И вот, Забалуев арестован, но исполнен ли мой долг? Я не уверен в том, что пойманный преступник – твой настоящий убийца! Конечно, Забалуев проходимец и мошенник, но здесь явно что-то не так! Еще одна твоя тайна. Зачем ты все скрывал от меня? Я не знаю, как поступить… Я совершенно запутался! Лиза?!

– Извините, Владимир Иванович, я не хотела помешать вам, но то, что вы сейчас сказали здесь, так похоже на те чувства, что испытываю и я сама.

– Вы? Почему вы? Лиза, неужели ты так и не сможешь простить меня, и мы навсегда останемся чужими друг другу, просто знакомыми людьми?

– Простить? О нет, я простила. Я лишь не была уверена в том, что после разоблачения Забалуева ты захочешь видеть меня и говорить со мной, как обычно.

– Что ты, Лиза! Ты же ни в чем не виновата, – удивился Корф.

– А я думаю, что виновата. Я позволила себе не замечать очевидное и допустила, чтобы одна нелепость разрушила всю мою жизнь.

– О чем ты говоришь, Лиза?

– Я говорю о том, что причина всех моих несчастий – смерть отца. А она – я уверена в этом! – связана с его тайным романом с женщиной, которая жила в вашем имении, в вашем доме.

– Почему ты так решила? – растерялся Корф.

– Сегодня я нашла в потайном ящике своего отца его любовные письма, и в них все указывает на то, что ваш отец знал об этом романе или каким-то образом был в нем замешан.

– Но кто она? Ты же не думаешь, что это была моя мать?

– Прости, но такая мысль поначалу приходила мне в голову. Но как это было глупо с моей стороны – твоя матушка много болела и рано ушла от вас. Нет-нет, это кто-то другой! Вот, прочти это письмо, здесь эти строки, – Лиза подала Корфу одно из писем.

– «С тем, ангел мой, оставляю тебя, чтобы снова встретиться в четверг, в два часа пополудни. В ожидании новой встречи целую твои руки…» – Владимир с изумлением взглянул на Лизу. – Именно в это время твой отец и барон Корф часто играли в шахматы. И всегда просили не мешать им.

– Быть может, шахматы были лишь предлогом? И нам следует искать ответ на этот вопрос там? А мы можем сейчас незаметно пройти в библиотеку?

– Да, я знаю один ход. В детстве мы часто играли с Андреем в библиотеке в прятки, но я никогда не видел там потайной комнаты.

– Просто вы никогда не думали о ней.

Корф кивнул и знаком предложил Лизе следовать за ним. Пройдя через кладбище и сад, они вышли к дому с другой стороны и черным ходом проникли в коридор. Неожиданно Владимир дал Лизе знак остановиться и замереть. По коридору широким решительным шагом прошла Долгорукая, за ней вприпрыжку бежал Карл Модестович и что-то вполголоса говорил. Когда они вышли во двор и направились к конюшне, Корф снова подал Лизе знак – дорога свободна, мы можем войти.

В, библиотеке было тихо и печально. Осиротевшие книги стояли на полках под слоем успевшей осесть на них пыли. А в воздухе носился густой запах недавно распивавшегося шампанского – то, что осталось в доме от пребывания в нем Забалуева.

– Иван Иванович писал о каком-то тайном месте… Может быть, в стене есть дверь? – Лиза попыталась заглянуть за массивные книжные шкафы из мореного дуба.

– Теперь я уже ничему не удивлюсь, – кивнул Владимир, заглядевшись на книги, – они тут же напомнили ему об отце. – Здесь все – сплошная латынь. Не припомню, чтобы кто-нибудь брал их в руки! Латынь всегда была для меня непосильной!

Владимир хотел было наугад снять одну из них с полки, но книга лишь наклонилась. И следом раздался странный скрежещущий звук. Как будто пришел в движение старый, заржавевший механизм. Лиза вскрикнула – тяжелый шкаф легко и плавно сошел со своего места, открывая вход в другую комнату.

– Ты же захочешь посмотреть, куда ведет дверь, – от волнения Владимир заговорил шепотом, и Лиза согласно кивнула ему.

Владимир вошел в потайную комнату первым и остановился на пороге. Когда-то комната явна была жилой. Здесь все пахло домом, а не приютом для краткой любви. Из комнаты вела еще одна дверь – в ту часть здания, где жили слуги. Владимир догадался об этом, сопоставив расположение комнаты с расположением других помещений в доме.

– Значит, она была крепостной… – почти бесшумно произнес он, но Лиза не слышала его – она в каком-то угаре разбирала книги на столе и бумаги в выдвижных ящиках. Владимир подошел к ней и взял одно из писем, которые Лиза отложила в сторону. – Как будто их писал ребенок. Такой смешной почерк!

– Это писала она. Вот, взгляни на это: «Петр я очень тибя люблю»… Отец учил ее писать… Боже мой! Он любил крепостную. Неудивительно, что маменька так возненавидела вашего отца, когда узнала о его роли в этом деле!

– Так и есть! – Владимира вдруг осенило – он понял, о чем ему говорил Забалуев, и заторопился. – Лиза! Так и есть. Ты даже не представляешь, как помогла мне! А теперь, прости, я тебя оставлю!

– Владимир, куда ты? – Лиза растерянно оглянулась – Корф убежал так стремительно, что она не успела его задержать. Лиза тяжело вздохнула и собрала найденные письма. Потом она тихо вышла из комнаты и вернула латинскую книгу на полку. Шкаф медленно въехал на свое прежнее место.

Какое-то время Лиза еще стояла посреди библиотеки, пытаясь собраться мыслями и чувствами, а потом ушла тем же путем, каким ее привел в свой дом Владимир. Она опять прошла через сад, и по мере того, как она удалялась от дома Корфов, шаги ее ускорялись. Вскоре она уже бежала по лесу, назад в свое имение. В ее голове созрело решение, и Лиза спешила выполнить его. «Не нарушить покой… – как заклинание, повторяла она слова отца Георгия. – Не тревожить бессмертную душу…»

– Мне нужна твоя помощь, – тяжело переводя дыхание, сказала Лиза, подойдя Гавриле, топтавшемуся подле кареты. – Возьми на конюшне лопату и тут же возвращайся, ко мне.

– Снег что ли разгребать? – удивился Гаврила. – Вечереет уже, возвращаться надо бы!

– Не рассуждай, голубчик, делай, что велю, – Лиза разволновалась – не дай Господь, кто увидит, – могут помешать.

– А теперь иди со мной, – приказала Лиза, когда Гаврила вернулся, неся наперевес лопату с острым носком.

– Копай! – указала она на могилу отца, когда они пришли на семейное кладбище.

– Шутить изволите, барыня? – испугался Гаврила.

– Я хочу, чтобы ты раскопал могилу моего отца, – настойчиво повторила Лиза.

– Грех это, барыня!

– Это мой грех, а не твой. Копай, кому говорю!

Гаврила еще немного для вида поартачился, потом перекрестился и, поплевав на руки, принялся снимать землю с могильного холмика. Лиза все время стояла рядом и смотрела, как он отсыпает в сторону подмороженную землю. Зима еще не началась, и земля под первым снегом оставалась теплой, и только кое-где рассыпалась под ударами лопаты, как песок.

– Хотя б сказали, зачем копать-то? – время от времени бурчал Гаврила. – А то явятся сюда другие покойники и нападут за осквернение. Свят, свят!

– Копай, не тяни, – подгоняла его Лиза. Солнце уже и впрямь уходило за лес, а светильника она с собой не взяла. «Успеть бы до темноты», – с тоской подумала Лиза, как вдруг раздался характерный стук – лопата уперлась в крышку гроба.

– Вот, – крякнул Гаврила, – докопались. А дальше-то что?

– Открывай! – храбро велела Лиза.

– Может, не надо, барыня? – Гаврила испуганно огляделся по сторонам и принялся с новой силой осенять себя крестным знамением.

– Открывай, чего ждешь! – закричала Лиза.

Гаврила вздрогнул, втянул голову в плечи и поддел крышку гроба, крышка в каком-то месте хрустнула и сдвинулась. Гаврила тут же бросил лопату и с невероятной скоростью и прытью выпрыгнул из могилы.

– Что это? – с ужасом прошептала Лиза, вглядываясь в открывшийся просвет – гроб был пустым, и только в изголовье лежала небольшая иконка. – Ничего не понимаю… Но где же папа?

* * *

– Господин барон! Владимир Иванович! – с деланной радостью встретил Корфа Забалуев. – Решились – пришли? Значит, поверили, что я говорил вам правду?

– Вы знаете, Андрей Платонович, что я особой симпатии к вам не испытываю…

– Знаю, знаю, – кивнул Забалуев, опережая его. – Да вы присаживайтесь – в тюрьме полагается сидеть.

– Очень тонкое наблюдение! – усмехнулся Корф, принимая его приглашение, хотя унылый вид камеры и напомнил ему печальные события совсем недавнего времени.

– Да не смотрите вы так на меня, – отмахнулся от прямого взгляда Корфа Забалуев. – Я картежник! Я проиграл все свое состояние, но, поверьте, это мой единственный криминальный недостаток, следствием которого является моя нищета. Но убийство!..

– А знаете, я вам верю, – тихо сказал Владимир, – и готов выслушать вашу версию этого отравления.

– Что же, – Забалуев кивнул, – я расскажу вам. Но для начала ответьте мне и сами себе на следующие вопросы. А была ли у меня причина убивать вашего батюшку? И если это я отравил барона, то неужели у меня не хватило бы хитрости избавиться от яда? А теперь, однако, подумайте еще, кто больше всех ненавидел барона Корфа? Кто выставил вас из вашего поместья? Догадываетесь, о ком я говорю?

– Княгиня Долгорукая?

– Вот именно! – Забалуев подбежал к Владимиру и зашептал, наклонившись прямо к его лицу. – Она сама мне призналась! Она сама мне сказала, что убила вашего отца!

– Как призналась? Кто еще знает об этом? Кто это слышал?

– К сожалению, никто, кроме меня, – Забалуев вернулся на свое место и горестно покачал головой. – Увы, я был настолько глуп и упоен своим успехом – сами понимаете, свадьба, приданое… Извините. Я оказался излишне самоуверенным и поверил, что могу переиграть княгиню, но я забыл, с кем связался. Если ей оказалось под силу провернуть всю эту аферу с долговой распиской…

– И это тоже она? – побледнел Корф.

– Посудите сами, кто еще мог подкупить вашего управляющего? Карл Модестович дорого берет, а у меня – ни гроша, я нищ, как церковная мышь!

– Но убийство! – вскричал Владимир.

– Барон убит не из-за поместья.

– Да, и, кажется, я догадываюсь, что стало тому причиной, – вздохнул Владимир, сопоставив все увиденное в тайной комнате в библиотеке с тем, что говорил ему Забалуев. – Но как она это сделала? Ведь яд-то ваш, и потом эта коляска…

– Коляска? – хмыкнул Забалуев. – А что коляска? Она могла так же легко подложить мне флакон, как и украла его. Но для начала она подменила его содержимое, когда я на минуту оставил флакон в ее руках. Кстати, а почему вам пришло в голову обыскать мою коляску?

– Княгиня обронила фразу о том, что вы никого не подпускаете к ней. Нам показалось это подозрительным! О Господи! – понял Корф.

– Все подстроила, змея! – осклабился Забалуев. – Не было там яда. Я, как пропажу содержимого обнаружил, от флакона тоже решил избавиться – я ведь понимал, что на меня первым подумают. Я же не одним Долгоруким покупкой хвастался. Только потом спохватился, да больше флакона найти не мог.

– Вы не помнили, куда выбросили флакон?

– В том-то и дело, что помнил, да только там его не оказалось. Думаю, княгиня за мной следила и подобрала – с нее станется!

– Возможно, вы и правы, – сказал Корф, вставая и направляясь к выходу, но в этот момент дверь в камеру распахнулась и вошел исправник.

– Ваше сиятельство, вас Их сиятельство спрашивают, говорят – срочно.

– Это Репнин, – воскликнул Владимир и понял, что что-то случилось – они расстались несколько часов назад – Михаил поехал в табор за Анной.

– Репнин? – вздрогнул Забалуев. – Он.., он…

– Он жив, – кивнул Корф. – Ваши наемники не убили его. И если в смерти моего отца вас теперь уже вряд ли обвинят, то за подлоги и воровство вам придется ответить перед государем императором. – Так он и есть секретный ревизор? – Забалуев схватился за голову и со стоном опустился на кровать. – Это конец, это конец…

– Вы правы – вашим преступлениям скоро будет положен конец. Счастливо оставаться! – Владимир, усмехнувшись, поклонился Забалуеву и вышел из камеры.

Репнин ждал его в кабинете исправника.

– Скорее, нам надо ехать, срочно! Сейчас! – Михаил потянул Корфа за собой.

– Что такое, что за спешка?

– Когда я вернулся в табор, Рада сказала, что Анна ушла на могилу твоего отца. Я бросился за ней, но было поздно – первым там оказался этот подлец Шуллер. Он схватил ее и повел к Долгорукой.

Владимир остановился – лоб его мгновенно покрылся капельками пота. «Она убьет ее, точно убьет, – понял Корф, – княгиня не успокоится, пока не отомстит всем нам, всем, кто был связан с отцом».

– Анне угрожает опасность, Долгорукая может продать ее, – торопил друга Репнин.

– Боюсь, что княгиня придумала нечто пострашнее, – сказал Корф. – Но сначала мы должны придумать, как вывести ее на чистую воду.

– О чем ты говоришь?

– Мне удалось установить, что отца отравила Долгорукая. Весь вопрос в том, как это доказать.

– Княгиня? Эта одинокая женщина, озабоченная, как бы подороже продать дочерей замуж?

– Хитрая, умная и очень злая женщина, обиженная на все мою семью до десятого колена. Обиженная настолько, что не просто полностью нас разорила, но и убила моего отца.

– И ты знаешь, как она это сделала? – растерялся Репнин.

– Теперь мне ясна вся картина преступления. Прежде чем поехать в имение, заедем к доктору Штерну – возможно, он подскажет нам, как заставить княгиню выдать себя. Он врач, он понимает толк в уликах, которые оставляют яды.

– Но как же Анна?

– Надеюсь, с ней ничего не случится до нашего прихода, но все же ты прав, нам следует поторопиться!

* * *

– Значит, крепостная? – уперев руки в бока, спрашивала Долгорукая, обходя кругом Анну и оглядывая ее со всех сторон.

По ее приказу управляющий привел Анну на конюшню и привязал к опорному столбу.

– А бежала зачем? – продолжала свой допрос княгиня.

– Карл Модестович хотел надругаться надо мной, – честно отвечала Анна.

– Ты посмотри, какие мы щепетильные! – рассмеялась Долгорукая. – Карл Модестович сладкого захотел, что в том такого? Плохо только, что сладкое это он решил с моего стола взять и разрешения при этом не спросил. Ну, да с ним я потом разберусь. А тебя накажу, за то, что вздумала сбежать от меня!

– Уверяю, у меня не было и мысли скрываться от вас, – тихо сказала Анна, пытаясь с достоинством смотреть в глаза княгине.

– Лжешь! – закричала Долгорукая. – Это барон научил тебя лгать? Мерзавец, всех нас надул, и долга не отдавал, и потешался над нами, выставляя тебя благородной!

– Не смейте так говорить о бароне! – воскликнула Анна. – Он был честный человек и вашему мужу – верный друг. И Петр Михайлович в нашем доме как родной был.

– Что? Что ты сказала?! – сорвалась Долгорукая – ее лицо покраснело и всю ее явно залихорадило. – Да как ты посмела!

– Прикажете выпороть самозванку? – тут же предложил управляющий, с удовольствием наблюдавший эту сцену.

– О нет! Я сама хочу ее наказать. Да так, чтоб другим не повадно было чужих мужей отбивать!

– О чем вы говорите? – побледнела Анна.

– Знаешь, как наказывали беглых крепостных в старину? – Долгорукая оглянулась и увидела среди прочих предметов на стене металлическую кочергу для клеймения телят, схватила ее. – Знаешь? Клеймо ставили на лбу – чтобы впредь не бегали. С клеймом-то далеко не убежишь!

– Правильно, Ваше сиятельство, – зашелся он в довольном смехе, – так ей и надо! Заклеймить тем тавром, что и телят прижигают!

– Опомнитесь! – умоляюще воскликнула Анна. – Вы же женщина, вы же мать…

– Вот как ты заговорила?! – Долгорукая поднесла клеймо к самому лицу Анны. – А когда строила глазки барину, когда соблазняла? Когда отбивала от семьи, а у нас с Петром – трое детей!

– Что вы такое говорите?!

– Все вы такие – лезете в барскую постель, отбиваете мужей у законных жен, заставляете страдать порядочных женщин! Но больше ты никому не причинишь зла! Признавайся, дрянь, что ты его соблазнила, грязная девка!

– Барыня, – раздался от дверей приторный голос Полины. – Там к вам господа приехали. Срочно вас видеть хотят.

– Господа? Какие еще господа? – Долгорукая непонимающе обернулась к ней.

– Князь да молодой барон. С ними исправник еще да доктор, – пояснила Полина.

– А этим-то что нужно? – начала понемногу остывать Долгорукая. – Ладно, после закончим этот разговор. Она пусть здесь сидит – незачем ее никому видеть.

– Ну, что, Анька, дождалась своего часа? – нагло спросила Полина, едва только княгиня и управляющий вышли.

– А ты и рада? – устало ответила ей Анна.

– Ох, как рада! Так рада, что и сказать мало, – улыбнулась Полина. – Но теперь тебе уж точно конец. А я стану свободной и богатой. Карл Модестович выкупит меня и вольную даст. А еще у меня его денежки есть, что он на черный день копил – сама себе хозяйкой стану. На сцену пойду, и будут у меня поклонники, каменьями одаривать станут, платья покупать дорогие. А ты так и останешься здесь!

Полина с наслаждением плюнула в сторону столба, к которому была привязана Анна, и вышла, с такой силой распахнув дверь, что висевший на ближайшем столбе фонарь упал и разбился. Полина ушла, заложив щеколду замка. Она не заметила, как керосин из лампы разлился по сену, и оно загорелось.

* * *

– Какая приятная неожиданность, – изобразив на лице самую ангельскую из своих улыбок, сказала Долгорукая, войдя в гостиную. – Рада видеть вас, господа!

– Это скорее неприятная неожиданность, – кивнул ей Репнин. – Мы с плохими вестями, Марья Алексеевна.

– Господин Забалуев оказался дружен с судьей, – в тон ему сказал доктор Штерн.

– И что с того? – пожала плечами Долгорукая. – Дружен, это еще громко сказано, – поправил Штерна Репнин. – Господин судья проиграл когда-то господину Забалуеву некоторую сумму, и Андрей Платонович любезно забыл об этом. А теперь припомнил. И вполне возможно, что скоро мы увидим господина Забалуева на свободе. Ибо, по мнению судьи, доказательств Для обвинения его в убийстве барона недостаточно.

– Как это, недостаточно? – напряглась Долгорукая. – В его карете обнаружили яд – это ли не доказательство? И, потом, господин Забалуев женился на моей дочери, чтобы завладеть поместьем Корфа, которого он убил, это же причина реступления.

– Увы, судье показалось, что этого мало, – развел руками Репнин.

– Боже мой! – княгиня в растерянности опустилась на диванчик. – Неужели нет ни одного человека, которого господин Забалуев не обманул или не подкупил? Его нельзя выпускать на свободу. Я не желаю, чтобы преступник жил рядом с моей дочерью.

– Мария Алексеевна, успокойтесь, – присел рядом с ней Штерн. – У меня появилась мысль, как этого не допустить, но нам нужна ваша помощь. Вы не могли бы дать мне на время свои перчатки, в которых вы были в тот вечер?

– Перчатки? Зачем вам мои перчатки?

– Неловко обременять вас этой просьбой, – поддержал доктора Репнин, – но Илья Петрович должен осмотреть перчатки всех гостей, которые были в тот вечер в доме. Я уже отдал ему свои.

– Небольшой осмотр, – успокаивающим тоном сказал Штерн, – и я тут же верну их вам. Чистая формальность.

– Хорошо, хорошо, но скажите, что вы хотите там разглядеть?

– Дело в том, что яд при взаимодействии с воздухом оставляет следы, знаете ли, такие маленькие крапинки. Когда отравитель открывал флакончик с ядом, эти частицы могли попасть на перчатки. А насыпать яд убийца мог только в перчатках, так как яд весьма опасен и мог случайно убить и самого преступника. Вот, к примеру, на перчатках господина Репнина никаких следов яда не было обнаружено.

– А другие гости? А Владимир Корф?

– Ищем, ищем, – потупился доктор Штерн. – Итак, вы поможете нам или нет?

– Разумеется. За кого вы меня принимаете? Сейчас я принесу перчатки. Правда, столько времени прошло, даже не вспомню, где они могут быть. Надеюсь, господа, что это вам поможет, – Долгорукая поднялась и вышла из гостиной.

– Благодарю вас, княгиня, – кивнул ей Штерн, многозначительно переглядываясь с Репниным.

Долгорукой не было довольно долго, и Репнин с доктором начали немного волноваться, как вдруг она появилась на пороге гостиной.

– Увы, господа, – изображая искреннее сожаление, сказала Долгорукая, подавая доктору перчатки – они были обожжены. – К сожалению, эта здешняя служанка, Полина, кажется, когда распаковывала наши вещи, уронила перчатки в огонь. И вот что от них осталось.

– Свежий запах дыма, – признал Штерн, принимая перчатки из рук княгини.

– Что вы хотите этим сказать? – тоном невинно обиженного человека спросила Долгорукая.

– А то, что вы только что признались в совершении убийства, – объявил Корф, входя в гостиную вместе с исправником.

– Ваше сиятельство, я должен арестовать вас, – исправник подошел к Долгорукой и положил ей руку на плечо.

– Да как вы смеете врываться в мой дом и обвинять меня в убийстве? – закричала Долгорукая на Корфа.

– Я здесь в своем доме, которым вы завладели обманным путем, подкупив управляющего.

– А вот это еще надо доказать!

– Докажем, Мария Алексеевна, докажем, – кивнул ей Корф.

– Не прикасайтесь ко мне! – Долгорукая сбросила руку пристава с плеча и отбежала к двери в библиотеку.

– Что такое? Что здесь происходит? – спросил Андрей, входя в гостиную вместе с Соней – не дождавшись Лизы и не найдя ее нигде, они решили поехать к Корфам. Андрей так и сказал – к Корфам, он никак не мог привыкнуть к тому, что отныне поместьем друга владеет их мать.

– Андрей! – начал было Корф. – Дело в том, что… Черт!

Долгорукая бросилась из гостиной в библиотеку и закрыла дверь изнутри. Исправник посмотрел на Корфа – тот кивнул, разрешая действовать. Исправник плечом вышиб дверь и вбежал в библиотеку, но ту же и вернулся, разводя руками – Долгорукая исчезла.

– Она знала! – воскликнул Корф. – Она знала о потайной комнате. Мы должны догнать ее, она сейчас выбежит в сад.

– Владимир, постой! – Андрей железной рукой остановил его. – Прежде изволь объясниться.

– Да отпусти ты его! – бросился на помощь Корфу Репнин.

– Нет, объясни мне…

– Твоя мать убила моего отца! – воскликнул Корф.

– Что за бред? – растерялся Андрей, но хватку ослабил, и Владимир, кивнув исправнику, выбежал из гостиной. Исправник последовал за ним.

Соня, смотревшая на все происходившее с ужасом, вдруг тоненько заплакала.

– И все же, объяснитесь, господа! Может быть, мне это снится? У вас есть доказательства того, что маменька убила барона?

– К сожалению, Андрей Петрович, княгиня сама невольно выдала себя и представила на себя неоспоримые доказательства. И мы все были тому свидетели.

– Не верю, – прошептал Андрей.

– Мне очень жаль, – пожал плечами Репнин, – но мы выяснили, что твой отец был влюблен в одну из крепостных девушек барона, и их тайные свидания, происходили в доме покойного Иван Ивановича. Княгиня знала об этом и только что сама призналась в своей ненависти к барону.

– Нет, нет! В это невозможно поверить! – вскричал Андрей.

– Извини, но мы должны ехать и попытаться догнать княгиню, – покачал головой Репнин, пытаясь выйти из библиотеки.

– Я не позволю вам травить мою мать, как зайца. Вы никуда не поедете! – Андрей преградил ему дорогу.

– Господа, господа! – бросился к ним Штерн.

– Горит, – вдруг громко сказала Соня, указывая куда-то за окно, и все разом обернулись к ней.

– Там что-то горит, во дворе. Кажется, конюшня, – подтвердила Соня.

– О, Господи, Анна! – закричал Репнин и, оттолкнув растерявшегося Андрея, бросился прочь из гостиной.

На дворе за домом люди тушили огонь, выбивавшийся из конюшни. Репнин бросился в самую толпу дворовых и, растолкав их, прорвался внутрь горевшего здания. Он знал, что Шуллер поймал Анну, видел, как управляющий с Долгорукой выходили из конюшни, чтобы встретиться с ними в гостиной.

Дворовые быстро выводили лошадей и заливали пожар, цепочкой нося ведра из колодца. Репнин, прикрыв лицо от дыма, пробрался в дальний угол конюшни и – о радость! – увидел там Анну. Она была привязана к столбу и, по-видимому, наглоталась дыма и оттого не смогла позвать на помощь, потеряв сознание. Репнин попытался разорвать веревки, но дым слезил глаза, и тогда он выхватил пистолет и прострелил связывавшие Анну путы. Веревки порвались и ослабли, и Репнину далось наконец поднять Анну и вынести ее из конюшни.

Когда Репнин вошел с Анной в дом, Штерн предложил ему перенести девушку в библиотеку – там спокойнее. Репнин уложил Анну на один из диванов, и доктор бегло осмотрел ее – проверил пульс, приоткрыл веки.

– С ней все в порядке, – успокоил Штерн Репнина. – Она наглоталась дыма, но сейчас это пройдет. Будет лучше, если мы оставим ее одну. А вы пока откройте-ка окно, она подышит свежим воздухом и придет в себя.

– То есть как одну? Почему – одну, – заволновался Репнин – от волнения он никак не мог совладать со щеколдой, но, наконец, справился, и в библиотеку хлынул чуть морозный вечерний воздух.

– Где я? Что со мной? – тихо спросила Анна, вскоре приходя в сознание.

– Все уже позади, – улыбнулся ей Штерн. – Вы немного полежите здесь, а мы посидим в гостиной и подождем, пока вы окончательно придете в себя.

– Но, доктор… – возмутился Репнин.

– Идите, идите, молодой человек, – Штерн буквально вытолкал князя из библиотеки.

Оставив Анну одну, они вернулись в гостиную, где в напряженном молчании сидели Андрей и Соня.

– Итак, что же все это значит? – повторил свой вопрос Андрей, но никто не успел ему ответить – в гостиную вбежал Корф.

– Где она? Где Анна? – в его лице не было ни кровинки.

– Успокойтесь, Владимир Иванович, – ласково сказал Штерн. – Анна отдыхает в библиотеке. Мы оставили ее одну…

– Одну? Как одну! – закричал Корф. – Ведь там же…

– Что там? – зло спросил Андрей.

– Не что, а кто! Твоя мать! Я понял – ей некуда больше бежать. Она спряталась в доме, чтобы потом выйти и…

– Ну, договаривай, договаривай! – Андрей встал с видом человека, готового к вызову.

Но Корф лишь махнул на него рукой и выбежал из гостиной. Репнин бросился за ним следом. Доктор и Андрей, переглянулись и последовали за ним. А Соня снова зарыдала – на сей раз громко и взахлеб.

– Остановитесь! – тихо сказал Долгорукой Корф, когда, раскрыв дверь в библиотеку, увидел ее, нависающей над Анной с пистолетом в руке. – Вы ошиблись – это не она, это совсем другая женщина.

– Ты знал, – страшным тоном сказала Долгорукая, обращая к нему полубезумный взгляд. – Ты знал об этой комнате. Ты знал обо всем, что здесь творилось. Все знали, все. И твой отец поощрял распутство моего мужа.

– И поэтому вы покончили и с мужем, и с моим отцом?

– Ты встал на моем пути, щенок. Ты сам меня вынудил! – прорычала Долгорукая, целясь в Корфа.

– Маменька, – только и смог прошептать Андрей, застав эту сцену.

Он вместе с Репниным и доктором Штерном стояли на пороге библиотеки, онемев от ужаса.

– Андрюша! – вдруг расплылась в сахарной улыбке Долгорукая, и взгляд ее помутнел, а глаза закатились. – А знаешь, они хотели меня убить. Андрюша!

– Успокойтесь, родная моя, – бросился к ней Андрей. – Кто хотел тебя убить? Ведь пистолет-то у тебя!

– Пистолет? – Долгорукая блуждающим взглядом посмотрела на руку, сжимавшую оружие. – Что это? Фу, какая гадость!

Долгорукая бросила пистолет на пол и приласкалась к сыну.

– Это не я. Это вот тот молодой человек, – княгиня украдкой пальчиком указала на Корфа. – Ах, молодой человек, вы так меня обидели, так меня обидели, не играй с ним больше, Андрюша, не играй.

– Что с вами, маменька? – вздрогнул Андрей.

– Вот вернется муж из Москвы, я ему все расскажу. Да-да, Андрюшенька, папенька приедет, все расскажу. И тогда он пожалуется барону, и ваш отец спрячет вас в чулан и запрет на сто замков.

– Да что ж вы такое говорите? – заволновался Андрей, испуганно оглядываясь на Штерна.

– Андрюшенька, – по-детски запросилась Долгорукая, – поедем домой, поедем домой, а то Петруша вернется, а нас нет. Он будет нас искать. Поедем домой, а?

– Кажется, княгиня не в себе, – тихо сказал доктор. – Уведите отсюда Анну.

Репнин хотел было пройти вперед, но Корф отодвинул его и сам предложил Анне руку. Она все еще никак не могла прийти в себя от только что пережитого потрясения – сначала этот допрос в конюшне, потом пожар, и наконец княгиня с пистолетом!

– Идемте, Анна. А ты, Миша, помоги Андрею – увезите княгиню отсюда, когда ей станет лучше.

Репнин, растерявшийся от натиска Корфа, кивнул и остался с Андреем и доктором.

– Испугались? – с небывалой для него сердечностью спросил Владимир, поддерживая Анну под руку.

– Ничего, – еще слабым голосом ответила она, – Главное, что все это уже закончилось. Если бы не вы, я…

– Не стоит благодарности, – кивнул Корф. – Еще неизвестно, кто бы из нас показался княгине лучшей мишенью.

А тем временем доктор велел прибежавшей с пожара Варваре срочно вскипятить ему воды и сказал, чтобы еще поставила прокипятить шприц. И пока Варвара, охая и ахая, выполняла его поручения, он занялся княгиней.

Он попросил ее показать ему язык и постучал пальцами по коленкам. Потом велел следить глазами за перемещениями его руки и спрашивал, какой сегодня год и как ее зовут. Княгиня при этом все действия выполняла исправно, но коленки ее как-то странно подпрыгивали, а глаза западали за яблоко. А когда у княгини, рассказывавшей о муже, в уголке рта появилась слюна, доктор Штерн грустно покачал головой и оставил ее в покое.

Варвара принесла шприц и иглы, доктор быстро набрал из какой-то ампулы и попросил Андрея покрепче прижать мать к себе. С самыми любезными извинениями доктор присборил рукав платья княгини и сделал укол в руку чуть ниже плеча. Княгиня ойкнула и через какое-то время обмякла, а вскоре совсем затихла, позволив уложить себя на тот же диванчик, где только что лежала Анна.

– Что с нею, доктор? – взволнованно спросил Штерна Андрей.

– Боюсь, у вашей матушки на почве больших переживаний случился срыв.

– Вы хотите сказать, что она?..

– Похоже, Марию Алексеевну постигло небольшое помутнение рассудка.

– Вы уверены, что это по-настоящему, Илья Петрович? – не очень осторожно спросил Репнин.

– Да как ты смеешь! – сверкнул на него взглядом Андрей.

– Господа! – остановил их доктор. – У меня нет никаких сомнений, что княгиня сейчас не в себе. Давайте будем уважать ее состояние.

– Это надолго? – не удержался от вопроса Репнин.

– Да замолчишь ты, наконец?! – бросился было к нему Андрей.

– Я, кажется, вас попросил обоих, – гневно промолвил Штерн. – Немедленно прекратите это. И вы – Андрей Петрович, и вы – Михаил Александрович. Негоже так себя вести в присутствии больной женщины. О том, что она сделала, разговор будет позже. Сейчас она больна, и следует о ней позаботиться. И поэтому вы, князь, ступайте к господину барону, а вы, Андрей Петрович, везите матушку домой. Да присматривайте за нею получше.