Текст книги "Царство медное"

Автор книги: Елена Ершова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Дождь усилился. Мерный шелестящий звук убаюкивал, и измученный организм снова запросил покоя. Он ждал столько времени… Ничего страшного не случится, если он подождет еще несколько часов.

Ян начал подниматься с кресла.

– Я спать, – сказал он. – И ты отдохни тоже.

Виктор что-то ответил, но Ян уже не слушал его. Это уже было не важно. Скоро мир изменится, и ничто больше не будет важным.

Проваливаясь в упругость и темноту постели, Ян снова слышал звон металла и нарастающий подземный гул. Но сны в эту ночь ему больше не снились.

14. О войне и мире

Дождь лил, и лил, и лил всю ночь. Будто разверзшиеся небесные хляби выплакивали всю накопившуюся в них скорбь. Как раз в этот момент далеко на севере военные вытаскивали из-под обломков останки членов четвертой экспедиции и грузили в цинковые гробы, чтобы перевезти на родину.

В отличие от Яна, Виктор спал отвратительно. И сны, явившиеся ему, были беспорядочны и странны. То он видел раскинувшиеся до самого горизонта рыжие сады, будто иллюстрацию к какой-то давно прочитанной сказке о медном царстве. То виделись бесформенные, пузырящиеся черной жижей существа, и у каждого из них было разбитое лицо Линды. То на краю сознания со свистом мелькало лезвие стека, и Виктор просыпался весь в поту и долго не мог уснуть, прислушиваясь к шорохам наверху. Ему казалось, что это не дождь стучит по крыше и стеклам, а чудовище, которое он так необдуманно приютил на своей даче, тяжело прохаживается из угла в угол, и что человеческая оболочка – только обман. А на самом деле Ян – это огромный жук, покрытый твердым хитином, у него острые когти и ядовитые жвала, и в каждом сегменте фасетчатого глаза вспыхивают хищные болотные огоньки.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что Виктор наутро поднялся с головной болью и в дурном расположении духа.

Мысли о том, что нужно ехать в Институт разгребать последние архивы, потом заехать за венками к похоронам, а потом еще и за одеждой для Яна казались ему отвратительными.

Примерно, как и сам Ян, сонной мухой сползающий вниз по лестнице. На нем были только старые джинсы Виктора, которые болтались на его тощих бедрах и были для верности перехвачены ремнем. Выше пояса он был голый, и Виктор отвернулся, не в силах смотреть на его исполосованное рубцами тело.

– Позавтракаешь, чем найдешь, – грубовато сказал ученый. – Есть макароны и пельмени. Можно разогреть котлеты. Тут, – он открыл шкафчик, – твой любимый сахар. Лопай, сколько в тебя влезет. Сам приготовишь? Потому что в повара я тебе не нанимался.

– Я сделаю, – по своему обыкновению спокойно ответил Ян, то ли действительно не обижаясь на тон Виктора, то ли просто не понимая его злости.

Сейчас он тихо стоял, привалившись плечом к перилам лестницы и низко опустив голову. После ночных кошмаров его худощавая фигура прочно ассоциировалась не с человеком, а с каким-то причудливым, и оттого еще более мерзким насекомым. Виктор старался держаться на расстоянии, и теперь прекрасно понимал военных Выгжела.

– Никуда не выходи, пока я не приду, – продолжил давать наставления профессор. – И не дай бог, я услышу любые жалобы от соседей. Хоть что-нибудь. Сразу же звоню генералу Кертесу, и тебя забирают на опыты. Это ясно?

– Ясно, – повторил Ян, глядя исподлобья. – Угрозы излишни.

– Это не угроза, а предупреждение.

Виктор окинул его скептическим взглядом и добавил:

– Кухню мне не спали, Кутузов. Не Москва.

Ян в недоумении приподнял брови.

– Вот держи, – Виктор прошел к книжным полкам и снял пухлый том. – «Война и мир», тебе понравится. Займись до моего прихода.

Он положил книгу на край стола – прикасаться к васпе ему тоже не хотелось. Думал съязвить на тему, умеют ли васпы читать, но вовремя вспомнил, что Ян читал уже его дневник, а потому сказал просто:

– Будь тише воды и ниже травы. И давай, просвещайся. А то совсем одичали на своих болотах. Так хоть будет о чем с девушкой поговорить.

Виктор усмехнулся, довольный собственной шуткой, хлопнул дверью и уехал.

Конечно, на душе у него еще скребли кошки. Лишние проблемы были Виктору ни к чему, ведь васпа обладал редким даром притягивать неприятности, равно как и создавать их.

Заехав в Институт, профессор разобрал оставшуюся часть бумаг и без сожаления выбросил все в мусорный ящик. Ему не было жалко архивных записей, а с появлением Яна многое из написанного утратило смысл и теперь казалось в чем-то даже нелепым.

В кабинет заглянул Феликс, поздоровался и спросил, можно ли будет прийти на завтрашние похороны. Виктор ответил утвердительно, хотя сам толком ничего не знал про организацию. Потом ему начали звонить родные погибших и приглашали уже официально. Виктор раздавал соболезнования, а на душе было кисло, будто он сам был отчасти повинен в смерти товарищей.

Под конец Виктор так себя накрутил, что мысль о возвращении на дачу казалась ему невыносимой. Он тянул время, сытно пообедал в кафе института, заехал домой и принял душ, переоделся, потом долго философствовал на тему бытия с давней знакомой из паспортного стола, которая кроме последних сплетен выписала липовую справку на имя гражданина Южноуделья Родиона Шипки – выправлять документы для васпы у Виктора не было ни времени, ни желания, но на первое время было достаточно и липовой справки об утере паспорта. И только потом, едва ли к не закрытию магазинов, успел схватить первые попавшиеся под руку вещи и направился обратно.

«Ну что может случиться за несколько часов моего отсутствия?» – подумал он.

На даче было тихо. Виктор поставил машину в гараж, прошел от калитки к веранде. А потом он увидел дохлую ворону.

Птица лежала прямо на порожках, приоткрыв клюв и распластав крылья. Ее перья были измазаны кровью. Виктор брезгливо носком ботинка спихнул ее с порожек и увидел еще одну – эта лежала на лестничных перилах, а еще у нее была отсечена голова.

Виктор почувствовал дурноту, в мозгу зазвенели первые колокольчики тревоги. Холодея, он ухватился за дверь – так и есть. Дверь не была заперта.

Тогда ученый пулей влетел в помещение, борясь со страхом увидеть в доме что-то похуже мертвых птиц. Но увидел только Яна, который, сгорбившись, сидел за столом и перелистывал страницы книги. А еще он играл кухонным ножом Виктора, расслабленным жестом бросал его с высоты своего локтя прямо в полированную поверхность стола.

Виктор сначала стоял, оцепенев и не веря своим глазам, потом издал гневный рык и кинулся к Яну.

– Сейчас же положи нож! – завопил он.

Лезвие в последний раз вонзилось в стол, и осталось там, слегка покачиваясь от тяжести рукоятки. Ян убрал руку, но голову не поднял.

– Ты… ты, – Виктор задыхался, не находя слов. – Я предупреждал, чтоб ты сидел тише воды, ниже травы! А ты…

– Я сижу, – логично заметил Ян.

– Да неужели? Скажи на милость! – ученый едва не взвыл, видя, во что превратился новый кухонный стол. – Это антарийский кедр, твою-то мать!

Ян промолчал.

– Да вы там все неандертальцы, что ли? – Виктор был вне себя от злости. – Как вести себя не понимаете? Как ты вообще умудрился выйти?

– Здесь простой замок.

Ученый в раздражении вскинул руки.

– Отлично! Ты мне еще и замок сломал! А что за дохлые вороны раскиданы по всей веранде?

– Прилетели на паданцы, – ответил Ян, пролистнул еще одну страницу и пояснил:

– Мешали читать. Немного потренировался.

– Голову себе потренируй! – Виктор выдернул из стола нож и кинул его в мойку.

Ян аккуратно закрыл книгу, заложив страницы фантиком конфеты.

– Если ты продолжишь говорить со мной в подобном тоне, – скучным голосом произнес он, – я вырежу тебе печень.

Виктор осекся и замолчал.

– Странный рапорт, – меж тем сказал Ян, указывая на книгу. – Излишне подробный. Много внимания уделено гражданским. Почему?

Виктор едва не рассмеялся, сощурился недоверчиво – не шутит ли? Ян не шутил. Поэтому и ученому смеяться перехотелось.

– Это не рапорт, – ответил он хрипло, прокашлялся и повторил. – Это не рапорт, а художественное произведение. О жизни людей до Сумеречной эпохи.

– Все придумано?

– Не все. Какие-то герои вымышлены, какие-то существовали реально. Понравилось?

Виктору вдруг стало интересно узнать мнение существа, выросшего в чуждой культуре. А, может, у них и культуры-то никакой не было.

Ян задумчиво склонил голову на бок.

– Многое непонятно, – ровно произнес он. – Нелогично. Война нелогична.

– Вот тут ты прав, – согласился Виктор. – Война сама по себе крайне нелогична.

– Не так, – возразил Ян. – Война логична. Нелогично слишком много рассуждать об этом. Все просто. Есть цель. Есть пути достижения. Есть результат.

– Это не только исторический, но и философский роман, – заметил Виктор. – Не только о войне. О жизни вообще, о человеческих взаимоотношениях, о мужестве…

Ян приподнял брови.

– Моему бывшему наставнику, – ответил он, – осколок распорол живот. С вывороченными кишками он дотащил до Улья ракетную установку. Ночью. Через болота. Потому, что есть долг. Есть Устав. Принял решение – иди и выполняй. Не принял – сиди и не дергайся. Каждый делает только то, что он должен и может сделать. Зачем столько болтать?

– Да при чем тут это! – рассердился Виктор. – Я тебе о литературе толкую! Да и вообще, то техника, а то люди.

– Люди – это сырье, – отрезал Ян. – А ракеты у нас дефицит.

Виктор махнул рукой, чувствуя, что снова начинает раздражаться. Так бывало всегда, когда ему приходилось общаться с Яном дольше десяти минут, поэтому решил перевести тему:

– Ну, так что с этим твоим наставником? Наградили его?

– Это как?

– Ну… – Виктор запнулся. – Орден дали? Или медаль? Или почетную грамоту? Или что там у вас дают в качестве поощрения?

– Ничего не дают. Зашили и в строй. Правда, недолго служил.

– Погиб? – интуитивно догадался Виктор.

– Я его убил, – поправил Ян, потом вдруг улыбнулся и доверительно, будто старому другу, признался:

– Мечтал об этом с момента перерождения.

На это Виктор не нашелся, что сказать. Еще меньше, чем сам васпа, ему нравился васпа улыбающийся – выглядело это крайне неестественно, а порой и жутко.

Прошла еще одна ночь, и на этот раз она была спокойна. Правда, половину ночи Виктору отчего-то снился князь Болконский в красном преторианском кителе, но это он списал на усталость и стресс.

Наутро сквозь облака наконец-то проглянуло солнце, и Виктор подумал, что этот теплый и погожий денек никак не годится для такого печального мероприятия, как похороны.

Виктор собирался тщательно – начисто выбрился, надел новую черную рубашку и черный костюм. Он думал про всех своих погибших товарищей, и не представлял, как смотреть в лица их родным, что говорить… Волна вины снова начала захлестывать его с головой. И настроение только ухудшилось при появлении Яна.

Ученый отметил, что с потерей военного мундира Ян растерял половину своей демонической харизмы, и новые брюки и рубашка в сочетании с черной повязкой через голову смотрелись достаточно нелепо. Ян тоже осознавал это и, как тогда в Выгжеле, старался стать незаметнее, поворачиваясь к Виктору здоровой, не изуродованной частью лица. Ученый подумал, что встреть он васпу впервые у себя в институте – принял бы за одного из аспирантов.

– Я еду с тобой, – сказал Ян.

Виктор прекратил укладывать волосы и сердито воззрился на него в отражение зеркала.

– Вообще-то, сегодня похороны, – как можно более сдержанно ответил ученый. – Потерпи еще один день.

– Нет, – отрезал Ян. – Довольно ждать. Я здоров. Выгляжу как человек. Едем.

Виктор в раздражении швырнул расческу и повернулся к Яну.

– Ты что, не понимаешь? – повысил он голос – Я еду на похороны своих товарищей! Людей, которых убил ты!

– Фактически, я убил только двоих, – рассудительно ответил Ян.

– Да? – вспылил Виктор, сжимая кулаки. – А Савелий? Он погиб, когда падал твой вертолет! А Дерек? Его застрелили твои соплеменники, разве нет? Все они погибли из-за тебя!

Виктор вдруг почувствовал жжение в глазах.

«Только бы не расплакаться перед этим… Как он сказал вчера? Люди – сырье?»

– Да, черт возьми! – с ненавистью в голосе продолжил он. – Пусть двоих – но это люди! Ты отнял жизни! Ты – убийца! У Мириам сын сиротой остался, между прочим!

Ян демонстративно повернулся к ученому спиной и принялся надевать куртку.

– Сбавь тон, – бросил он через плечо. – Это не первый сирота.

– Оставить бы тебя в тайге, болотникам на радость, – мстительно произнес Виктор. – А еще лучше морду набить.

– Ты не сделаешь этого, – спокойно отозвался Ян.

Самым мерзким было то, что он был прав. Васпа порой мог выглядеть нелепо, но Виктор не обманывался внешностью – в воздухе все еще ощущался легкий аромат озона и гари, и половицы куда более громким скрипом отзывались на шаги Яна, и шрам на ладони никуда не подевался тоже.

– Зачем тебе идти со мной на похороны? – угрюмо спросил Виктор.

– Незачем, – сказал Ян. – Я не иду.

– Тогда что тебе нужно в городе?

– Информация. У вас есть место, где можно узнать о событиях последних тридцати лет? Имена людей? Даты рождения, смерти?

– Тебе нужно в главный информационный центр, – буркнул Виктор. – В архивный отдел. Но не знаю, справишься ли сам…

– Я справлюсь, – уверенно ответил Ян. – Отвези меня туда.

И Виктор сдался.

Некоторое время они ехали молча, не глядя друг на друга. Ученый сосредоточенно смотрел на проселочную дорогу, объезжая попадающиеся на пути рытвины. Ян сидел неподвижно, привычно ссутулившись и опустив голову, и Виктор не мог сказать, спит васпа или бодрствует: кидая редкие косые взгляды на пассажира, он видел лишь черный кружок повязки и изрезанную шрамами щеку. Поэтому Виктор едва не подпрыгнул на месте и дернул руль, когда Ян первым нарушил молчание.

– Я прочел книгу, – сказал он. – Ты прав. Я не понимаю. Многое мне кажется бесполезным и нелогичным.

– Я в этом и не сомневался, – отозвался Виктор.

– Объясни.

Ученый стрельнул взглядом вбок. Теперь лицо Яна было повернуто к нему анфас и выражало крайнюю сосредоточенность.

– Есть три основных инстинкта, – строго произнес васпа, – самосохранение, размножение и добывание пищи. Когда мне что-то нужно – я просто иду и беру это. Без разговоров.

– Veni, vidi, vici? – Виктор криво усмехнулся. – Ну, а если не дадут?

– Невозможно. Я всегда получаю, что хочу.

– А как же дружба? – не сдавался Виктор. – А любовь? Любовь твоих родных, любовь женщины, в конце концов?

– Бессмыслица, – ответил Ян. – Шелуха. Женщин я беру, когда пожелаю. Если что-то становится ненужно – я просто избавляюсь от этого.

– Вот это прекрасно! – саркастично воскликнул Виктор. – Значит, когда я стану тебе не нужен – от меня ты избавишься тоже?

– Но пока ты нужен, – возразил Ян. – Зачем болтать об этом сейчас?

– Вот уж спасибо, утешил!

– Ты судишь своими мерками, – спокойно сказал Ян. – Эмоциями. Но мы их не испытываем. Излишняя эмоциональность губительна.

– Способность чувствовать, переживать, испытывать те или иные эмоции – это естественный процесс эволюции, – заспорил Виктор. – Это развивается из простейших инстинктов и это то, что отличает человека разумного от остального животного мира.

– Неверно, – перебил его Ян. – Животные знают, что такое страх или боль. Но контроль – вот, что отличает разум. Если бы я не научился контролировать себя, я бы не пережил и первую зиму после перерождения. А Рихт поддался эмоциям и потерял контроль. Поэтому я легко смог его убить. Все бесполезное должно быть отсечено.

– Постой, постой, – вспомнил вдруг ученый. – А как же вопросы нравственности? Я помню, та ведьма, Нанна, рассказывала мне, что ты спас ее от односельчан. Ты уже тогда знал, что она понадобится тебе в будущем?

– Нет, – признался Ян. – Не знал.

– Тогда с твоей стороны это был высоконравственный поступок, не находишь? Значит, не такие уж вы бездушные механизмы, как любите о себе говорить? – торжествующе закончил Виктор.

Ян задумался. Думал долго. Похоже, слова Виктора привели его в замешательство. Наконец, он произнес:

– Может, ты прав. Я был еще солдатом. И многое не понимал. Но потом я понял.

Он помолчал еще и добавил:

– Она похожа на меня.

– То есть? – уточнил Виктор.

Ян улыбнулся.

– Люди отвергли ее, – сказал он. – Травмировали. За то, что она была другой. Она могла умереть. Но выжила. Это было ее перерождение. И я почувствовал это, потому что переродился тоже, – его улыбка теперь стала похожа на оскал. – Ваш мир оттолкнул нас. И мы отгородились от него. Перестали быть его частью. Я учил ее жить с этим, как учили меня. Разница лишь в том, что я – окончательная, закрытая система. Она же продолжает цепляться за внешний мир, – он озадаченно нахмурился. – Я не знаю, почему…

– Возможно, ей нужно что-то большее, – ответил Виктор.

– Я могу дать все.

– Нет, – покачал головой Виктор. – Любовь, верность… То, о чем рассказывается в книгах. Все, что кажется тебе бесполезным. Этого ты ей дать не можешь.

Машина въехала в город. Извилистая дорога сразу сменилась строгими улицами, преломляющимися под прямым углом на перекрестках, а тишина пригорода – гомоном толпы и шорохами автомобильных шин. Ян сразу притих, и Виктор вспомнил, каким чужаком казался васпа в Выгжеле. Что же говорить о многолюдной столице? Дербенд проглотит его, как песчинку.

Информационный центр представлял собой высотное здание, у которого сновали толпы народу. Виктор припарковался и некоторое время подробно разъяснял Яну, как найти архивный отдел, что спросить и как вызвать такси при необходимости. В последнюю очередь отдал ему телефон и карту города, где указал и свой адрес, и местоположение дачного поселка.

– Запомнишь? – спросил он под конец.

Ян утвердительно кивнул и сказал:

– Я запоминаю информацию с первого раза. В Даре не повторяют дважды.

– Ну тогда, – сказал ученый, – запомни еще вот что: не привлекай к себе внимание. И не ввязывайся ни во что без надобности.

Ян снова согласно кивнул и вышел из машины.

Виктор еще несколько минут понаблюдал, как его фигура движется сквозь толпу. Думал о том, как должно быть неуютно чувствует себя существо, всю жизнь прожившее в глухих лесах и вдруг попавшее в суету большого города.

И, хотя на Яне теперь не было его мундира, и никто из людей не догадывался, кто находится рядом с ними, Виктор все равно замечал, как они неосознанно отходят, отодвигаются в сторону, освобождая Яну дорогу. Будто чувствовали движение некой силы, одно появление которой могло разрушить весь привычный уклад их жизни.

«Оса в муравейнике», – почему-то пришло на ум.

Виктор подождал, пока Ян не скроется в дверях центра, развернул машину и двинулся на запад. До похорон оставалось около получаса.

15. Letum non omnia finit

Он все же немного опоздал к началу.

Когда Виктор подъехал к кладбищу, священник уже начал отпевание. По воздуху разносился тяжелый запах ладана. С телами погибших пришло проститься довольно много народу, и Виктору пришлось аккуратно протискиваться в толпе, выставляя перед собой венок, будто щит. Люди пропускали его молча, и ученый вспомнил, как также молчаливо и аккуратно расступалась толпа перед Яном.

«А они мертвы, – подумал Виктор. – Все мои товарищи… Зато их убийца каких-то полчаса назад преспокойно заходил в информационный центр. И привез его сюда я…»

В глазах снова защипало, не то от ветра, не то от пронзительных звуков молитвы, не то от нахлынувшей вновь ненависти к Яну, к себе, ко всей этой чертовой экспедиции.

Две старушки в черных платках тихонько перешептывались за спиной Виктора.

– В закрытых гробах хоронят, – услышал он. – Говорят, везти нечего было: звери поели.

– Да и что говорить, – поддакнула вторая. – Места гиблые. Найди, попробуй.

Виктор протиснулся еще ближе.

Четыре гроба стояли в ряд. Облака расползались дымными клочьями, пропуская сквозь прорехи медные языки солнца: они жарко облизывали полированные бока гробов. Виктору вдруг вспомнилось, как хоронили его жену – тогда гроб тоже был закрытым (разбитое лицо едва удалось собрать по кусочкам), и тучи, будто еще одна гробовая крышка, низко нависали над кладбищем. Виктор помнил, как порывистый ветер швырял ему за ворот пригоршни снежинок и подумал, что непогода больше подошла бы такому печальному мероприятию. Так было бы легче. Гораздо легче, чем слушать, как молитвы и плач вплетаются в гомон воронья, в сухой шелест осенней листвы, и поднимаются выше золоченых макушек тополей, где в прозрачной белизне вертит свои жернова рыжее солнце.

И это создавало в сознании Виктора некий специфический контраст: черный траур – на земле, золото и медь – вверху. Полосатый мир.

Священник закончил отпевание. Приглашенные на церемонию военные выступили вперед и дали три залпа в воздух. Настало время прощания с покойными.

Виктор подошел тоже, поставил венок к подножию памятника – сделали братскую могилу, с высеченной в граните эпитафией, которую Виктор перечитал дважды, но смысл все равно ускользал от его сознания. Лишь только солнечные искры плясали на медной табличке с именами. Глаза снова отяжелели слезами, и Виктор отошел, моргая и растирая пальцами щиплющие веки. От жары и духоты толпы на его лбу выступили капли пота, и Виктор махнул рукой, отгоняя назойливо вьющуюся муху. Краем глаза он заметил, как поджал губы молодой парень – родственник кого-то из погибших, и шагнул навстречу.

Он что-то сказал Виктору, но ученый не расслышал, а потому просто сказал:

– Я соболезную…

– Засунь соболезнования себе… – с ненавистью выдохнул парень и плюнул под ноги.

Виктор остановился, отстраненно глядя в побелевшее лицо юноши. Но перед глазами все еще плавали солнечные круги, и жужжала над ухом муха. Виктор отмахнулся снова.

– Подонок! – сказал тогда парень. – Что ты с ними сделал, гад?

Виктор моргнул, стряхивая оцепенение, разлепил пересохшие губы.

– Я… это был несчастный случай…

– Лжец! – выкрикнул парень. – Ты один выжил, и ни царапины на тебе нет! Как это получилось, скажи? Мерзавец!

Он замахнулся кулаком, но ударить не успел – сзади навалились мужики, скрутили парню руки.

– Ну, тихо! Тихо, тихо… – примирительно и настойчиво заговорил кто-то и крикнул в сторону:

– Водки там налейте! Не видите, человеку плохо?

Парень отбивался, но потом ослаб и повис в руках мужчин безвольной марионеткой. Его плечи затряслись от рыданий.

– Уходите пока поскорее, – посоветовал незнакомый Виктору усатый мужчина. – И не сердитесь, такое горе у человека…

– Да… я понимаю, – ошеломленно пробормотал Виктор и скользнул обратно в толпу.

Ему казалось, что все смотрят на него с болезненным любопытством, и пот снова заструился по шее.

Виктор отмахнулся от насекомого, снова усевшегося на отворот его пиджака. Но теперь увидел, что это не муха, а оса. Она взлетела над его плечом, и Виктор отшатнулся, ударил по ней ладонью наотмашь. Она спикировала вниз и упала куда-то в траву. Виктора почему-то затрясло от омерзения. Он несколько раз вытер ладонь о брюки.

Гробы опустили в могилу. Родные покойных снова заплакали, когда комья земли застучали о крышки, и этот глухой звук вызвал в памяти стук падающих камней, когда рушился Улей.

Виктор поежился. Пот теперь сполз за воротник, под рубашку, струйкой стек между лопатками. Это вызвало волну какого-то щемящего чувства, словно кто-то стоит за спиной и пристально смотрит в затылок. Но никто на Виктора не глядел. Люди начали понемногу расходиться, и Виктор тоже побрел прочь. Он подумал, что надо бы заглянуть на могилу Линды, и свернул к кладбищенским воротам, где всегда стояли бабульки с живыми цветами. Ритуальные услуги во все времена пользовались спросом – будь то похороны, рождение или свадьба.

Виктор размышлял между гвоздиками и хризантемами, когда чувство преследования появилось у него снова. Это было похоже на ледяные иголочки, покалывающие его лопатки и бегущие вверх, к затылку. В это же время знакомый женский голос произнес рядом:

– Возьмите хризантемы…

Виктор обернулся, и волна настороженности схлынула с него, как и появилась, а вместо нее пришло чувство облегчения. Потому что рядом стоял никакой не тайный преследователь, а Лиза Гутник, аспирантка из Славена.

– Добрый день, – улыбнулся ей Виктор. – Значит, хризантемы?

– Они красивые, – смущенно пояснила девушка и слегка покраснела.

– Ой, берите, молодой человек! – прошамкала старуха-продавщица, будто продавала букет на любовное свидание. А, может, ей было все равно, кому и для каких целей продавать цветы. – Смотрите, какие пушистые, где еще такие найдете!

Виктор молча расплатился и забрал букет.

– Вы тоже на похороны пришли? – спросил он у Лизы.

– Да… Об этом писали в газетах, – призналась она и вдруг пылко попросила:

– Только не думайте, что я вас преследую! Вы ведь не думаете так?

Виктор рассмеялся. Несмотря на то, что находились они в обители скорби, на душе почему-то стало светло и радостно.

– Что вы, Лиза, я вовсе так не думаю, – успокоил он девушку.

Она удовлетворенно закивала головой.

– Наверное, у вас здесь еще дело? – спросила она, намекая на только что купленный букет. – Что ж, не буду вам мешать…

– Вы мне и не мешаете, – возразил Виктор.

Ему вдруг показалось, что все напряжение последних дней, от общества Яна, от похорон и удушающего чувства вины – в общем, все, что беспокоило и мешало ему жить, – куда-то улетучилось. Словно действительно после продолжительной бури и обложного ливня проглянуло теплое солнце. Даже воздух стал светлей и чище – или это просто солнечные блики заиграли в медовых волосах Лизы.

– А знаете что, – сказал Виктор. – Если хотите, прогуляйтесь со мной? Конечно, это не лучшее место для прогулки, но я обещаю вам, что не задержусь здесь долго и мы сможем найти какое-нибудь более уютное место. Вы согласны?

На лице Лизы расцвела смущенная улыбка.

– Согласна, – просто сказала она.

Они пошли вглубь кладбища, по утоптанной дорожке меж аккуратных изгородей. На солнце наползли перистые облака, и в мире воцарились покой и умиротворение.

– Кто у вас здесь похоронен? Родители? – спросил Лиза.

Виктор отрицательно качнул головой.

– Нет. Жена…

Лиза широко раскрыла глаза и с неподдельным сочувствием воззрилась на ученого.

– Простите… я… соболезную…

– Ничего. Спасибо, – Виктор грустно улыбнулся и сказал:

– На самом деле, вам не за что извиняться. Это случилось достаточно давно…

Когда же?

Виктор напряг память. Время – хороший лекарь. И образ женщины постепенно тускнел в его сознании. Кажется, теперь он уже не мог вспомнить цвета ее глаз.

До того момента, как нечто предстало перед ним в облике Линды… но об этом лучше не вспоминать вовсе.

– Три года назад, – сказал ученый. – Да. Три года…

– Что с ней случилось? – спросила Лиза, но в ее голосе не было пустого любопытства. Скорее – сопереживание.

– Погибла в автокатастрофе, – ответил Виктор.

Он почувствовал прикосновение к своей руке. Тонкие пальцы девушки дотронулись до его запястья – нежно, сочувствующе. Это был легкий и трогательный жест искреннего дружеского участия, и у Виктора странно защемило сердце.

– Вы до сих пор помните ее, – сказала Лиза утвердительно.

– Да, – не стал спорить с ней Виктор. – Я помню…

Они дошли до выкрашенной в небесно-голубой цвет оградки. Любимый цвет Линды.

«Конечно, – подумал про себя Виктор. – Голубой. Ее глаза были голубыми…»

Он прошел за изгородь и положил букет на аккуратный холмик. Смахнул пыль и листья с таблички. Линда серьезно смотрела на него с фотографии – строгое, даже немного грустное лицо. Красивое.

Теперь оно навсегда останется таким – строгим и застывшим, как маска.

«Пусть будет так, – подумал Виктор. – Не раздутым комом грязи… Люди не должны приходить из глубоких северных болот. Да, они умирают, их тела обращаются в прах, но прах питает новую жизнь. Так и должно быть в круговороте бытия».

Сердце защемило снова, но уже не так сильно, как бывало раньше.

– Прощай, Линда, – почти неслышно, одними губами произнес Виктор. – И прости.

Смерть – еще не конец…

Лиза стояла в стороне, опустив голову. Не подходила. Не мешала. И тоска, все прошлые годы грызущая душу ученого, начала отступать, растворяться, как растворяется сахар в кружке с кипятком.

– Letum non omnia finit, – сказал ей Виктор. – Смерть еще не конец…

И улыбнулся.

– Ну? Пойдем, что ли? Я угощаю.

Он выбрал действительно уютное и светлое кафе буквально через четыре квартала, и только теперь понял, что проголодался. На душе было немного грустно, но грусть эта была светлая. Будто груз прошлого наконец-то начал отпускать его, и плечи теперь распрямлялись, и можно было дышать полной грудью.

– Вы не женились после… после ее смерти? – проницательно спросила Лиза, прихлебывая ароматный чай со вкусом вишни.

– Нет, – признался Виктор. – Я очень горевал, и так и не смог ни с кем связать судьбу. Мне казалось, что я предам ее. Предам память о ней…

– Но вы не предали, – мягко возразила Лиза. – Вы ведь помните ее! Вы правильно сказали: смерть еще не конец. Не конец для вас. Вы-то еще живете! Уверена, ваша жена была доброй и хорошей женщиной. Она бы хотела для вас счастья….

– Да, наверное. Ты права, – от этих слов Виктору стало так легко на душе, что он сам не заметил, как перешел на «ты».

– Вот видите! – обрадовалась девушка. – И прошу вас очень, не вините себя за смерть ваших товарищей тоже!

Виктор вздрогнул и поднял брови.

– О, я знаю! – с жаром сказала Лиза. – Я чувствую, что вы вините. Не нужно! Так уж случилось, вы не виноваты в их смерти.

Она вдруг пискнула, взмахнула руками, едва не опрокинув кружку.

– Что такое? – Виктор приподнялся, участливо поддержал девушку за локоть.

– Оса! – Лиза указала на тарелочку с джемом. – Прямо сюда села!

– Где же?

– Улетела уже…

– Тогда тебе нечего бояться, – улыбнулся ученый.

– Ооо! – протянула Лиза, доверительно наклоняясь к Виктору над столом. – Вы бы знали, как я боюсь насекомых! В детстве всегда орала, как резаная, и просила папу или братьев скорее меня спасти!

Она рассмеялась. Виктор засмеялся тоже, шутливо погрозил пальцем.

– Ай-ай. Нехорошо, мадемуазель Гутник. Вы же биолог!

– А этих не люблю, вот! – надула губы Лиза. – Откуда взялись осенью? Нашествие какое-то. Феликс тоже говорил, что под домом целое гнездо нашел. Едва вытравил.

– Погода стоит теплая, вот и не впали в спячку, – рассеянно ответил Виктор.

Он вдруг вспомнил жалобы соседа Тибора не далее, как дня три назад, когда шершни покусали его дочку.

Все облазил – а гнезда не нашел. Откуда бы им тут взяться?

Действительно…

В реальность его снова вернул голос Лизы.

– Ой! – испуганно воскликнула она. – Совсем забыла, мне же в банк нужно, пока не закрылся. Родители перевод выслали.

– Ну, до закрытия есть еще время, – логически рассудил Виктор, поглядев на часы. Было без малого пять. – Могу подвезти.

– Если вас не затруднит, – Лиза одновременно смутилась и обрадовалась.

– И сколько ты еще планируешь пробыть в столице? – спросил Виктор, когда они уже ехали по городу в сторону отделения.