Текст книги "Психоанализ для вороны (СИ)"

Автор книги: Елена Дубова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Дубова Елена
Психоанализ для вороны

Елена Дубова

ПСИХОАНАЛИЗ ДЛЯ ВОРОНЫ

Камнем бросьте в меня! Ветку цветущей вишни Я сейчас обломил Эрномото Кикаку

1

Ни о чём не подозревая, я поднялся на 12 этаж, открыл дверь кабинета ключом и увидел:на моем письменном столе сидел огромный ворон. Или ворона. Она сидела на печатной машинке удобно, высокомерно и недобро глядя на меня. Я медленно опустился, не раздеваясь, в ближайшее кресло, посмотрев на ворону спокойно, уважительно, профессионально (я – психотерапевт). Некоторое время мы смотрели друг на друга, потом она взмахнула крыльями, и вдруг закаркала -громко, выразительно, модифицируя каждое <Кар-р-р>. Кабинет наполнился неимоверным шумом, треском, кошмаром. Я с опасением покосился на дверь.

Ворона очень старалась, она как – будто чего-то требовала от меня, причем злилась, для выразительности сопровождая своё орание пристукиванием крепким клювом по клавишам машинки, била когтями по металлу, вытягивала шею, злобно направляя клюв к моим глазам и другим уязвимым местам.

– Однако, не припомню, чтобы нас представляли друг другу, – сказал я. Спокойно, больше мужества:мадам. К сожалению, я ничего не понимаю.

Ворона замолчала, скосив на меня гневный глаз и с остервенением стала рвать листы бумаги на столе (это был мой отчет, приготовленный шефу).

Раздался стук в дверь. Я кинулся наперерез возможному посетителю и успел. Это была тётя Поля – уборщица. Она с неподдельным любопытством пыталась втиснуться в щель между мной и дверью, чтобы увидеть, что происходит.

– Нет, нет, убирать сегодня не надо:Тётя Поля, нет ли у Вас : семечек, или какой-нибудь:каши:видите ли, у меня:гостья.

Тетя Поля изумленно замерла и таковой и оставалась, пока я закрывал дверь.

Ворона, видимо, несколько освоилась. Она лихо, то короткими перелётами, то крупными шагами обследовала комнату. Особый интерес у неё вызвал телефонный аппарат. Стоя перед ним на одной ноге, она растягивала и быстро отпускала провод. Потом ей это надоело, она, крякнув, вспрыгнула на лежащую сверху трубку (надо заметить, не без ловкости и изящества) и опять сердито взглянула на меня. Вдруг телефон зазвонил, от неожиданности ворона заорала диким криком и рванулась, куда глаза глядят, попав в поле отражения зеркала. В момент прикосновения клюва с холодной поверхностью паника её возросла, она упала всем своим вороньим весом в горшок с фикусом, который был обильно полит накануне тётей Полей, горшок перевернулся, земля рассыпалась по светло-зелёному паласу, и : раздался стук в дверь.

Я ринулся к двери и успел выскочить, встретив тётю Полю. Не глядя мне в глаза, косясь на мой плащ (я так и оставался в плаще), она вынула изпод фартука тарелку с горячей перловой кашей и заговорчески закивала головой: мол, <дело молодое>. Однако я и теперь быстро закрыл дверь. И вовремя.

По светлому казённому паласу ярко чернели чёткие вороньи кресты. Сама она сидела на люстре на одной лапе, скосив голову вниз, и одним глазом зорко наблюдая за мной.

Я взял себя в руки. Разделся, вывесил на внешней стороне двери табличку <Не стучать – дёт сеанс гипноза>, закрыл дверь на ключ, достал из дипломата свежую газету, расстелил её в темном углу кабинета и на неё поставил пахучую кашку.

Ворона заинтересованно наблюдала за моими действиями и удовлетворенно каркнула, когда увидела еду, но затаилась, с подозрением следя за мной. Не глядя в её сторону, я медленно прошёл к открытой балконной двери, и с деланным скучающим видом стал смотреть на открывающийся ландшафт.

* * *

Мой балкон был, в некотором роде, дикий. Он выходил на пустырь, за которым начинался лесок и речка. Даже последних домов микрорайона не было видно. Балкон был открыт ветрам, снегам и стихиям. Сам я редко на него выходил, – неуютно (да я и не курю, значит, не за чем). За моей спиной послышался шорох планирующих крыльев, потом деликатное постукивание когтей по полу, шуршание газеты, позвякивание тарелки, и, наконец, щёлканье клювом. Вся эта возня сопровождалась покрякиванием, покаркиванием, и всякими иными звуками, выражающими благосклонное принятие моего угощения.

Я не оборачивался, чтобы не нарушать идиллию.

Была ещё одна причина, почему я обычно не выходил на балкон: пара голубей свила гнездо и вывела здесь потомство. Вот и сейчас взрослые особи улетели за провиантом, а два молодых пубертата* ходили вокруг гнезда, они ещё не умели летать.

В минуты отдыха я любил наблюдать за птицами, было что-то притягивающее и в то же время непознаваемое в их жизни для человека, хотя иногда мне даже казалось, что я понимаю их язык. Вот, например, этим летом работал я в предгорьях Кавказа, нанявшись к местному леснику (решил подработать – на зарплату врача семью не прокормишь). Он мне выделил делянку, и я её расчищал, живя тут же. За две недели одиночества я перестал разговаривать даже с собой, одичал, вставал и ложился с солнцем, словом, стал частью леса, слился с ним. Поутру я обходил делянку, прикидывая, какие кустарники нужно срубить. Однажды после такого обхода взялся я за топор и вижу: вокруг меня вьется разноцветная пичужка, порхает, чирикает, крыльями машет так отчаянно, словно хочет, чтобы я что-то понял: И как только я об этом подумал, так и стало мне ясно, что на одном из кустарников, примеренных мною к срубке, находится её гнездо, и, что мол, обойти его нужно. Что я и сделал. Тогда мне этот диалог казался естественным, но рассказать о нём кому-либо я всё же не рискнул бы. Много забавного припомнилось мне в связи с удивительным народом – птицами.

И только вороны с детства вызывают у меня неприязнь, и даже некоторую тревогу. Сегодняшняя птица – это второй случай в моей жизни, когда ворона приносит мне неприятность. Первый произошел в раннем младенчестве. Ничего в моей памяти, кроме страха, естественно не осталось, но со слов матери, дело было так. Корзину со мной младенцем мать вынесла в сад и отлучилась. Не успела она войти в дом, как услышала вопль и плачь. Выскочив в ужасе из дверей, она увидели огромную ворону, которая, взявшись невесть откуда, накинулась на младенца, клюя его в лицо. Слава Богу, ворона была быстро отогнана, но на лице моём она оставила кровавый след. Сейчас шрама почти не видно:

* * *

Раздалось неожиданное громогласное <Кар-рр>. Ворона сыто огляделась, злости в её глазах поубавилось. Как ни странно, ела она завтрак довольно деликатно. Мои опасения по поводу казенного ковра оказались напрасными, даже газету, подписанную аккуратными крестами, пожалуй, можно будет в руки взять.

Я посторонился от выхода на балкон, как бы говоря, что, мол, пора и честь знать:мадам. Но ворона не собиралась улетать. Она презрительно посмотрела на меня одним глазом, обвела кабинет – вторым, затем степенно направилась к самому удобному креслу – психотерапевтическому, и взобралась на него.

Я постоял некоторое время молча. Не выгонять же её. Я представил, как гоняюсь за ней по кабинету, бросаю в неё вещами, а она орёт, вещи всё бьют. Кошмар какой-то.

Стоп. Я давно открыл закономерность: чем более необычно событие, тем менее оно случайно. Просто я чего-то недопонимаю. Сел в кресло напротив, как обычно сажусь во время сеанса психотерапии, и стал представлять, что нахожусь в лесу летом: я слит с природой: мир остановился: в ушах шелест травы: голова становится ясной, тело как бы расплывается и не ощущается: лес – это я, мир – это я: вот летит разноцветная пичужка, нет – это ворона, подлетает ближе, открывает клюв и каркает, каркает, каркает :в ушах ничего, кроме её крика, перед глазами – ничего, кроме её клюва, черных хлопающих крыльев: дерево срублено, распилено, в могучих ветвях, лежащих на земле, – большое гнездо из веток, оно как бы сделано на века – внизу дно его утоптано, заботливо выложено тряпочками, ватой, соломой: жалкие трупики воронят: ворона кричит, налетает на человека в отчаянии, панике, ужасе, страхе, безумии: человек отмахивается картузом, вытирает бороду, маленькие знакомые глаза смотрят печально и с огорчением: очень знакомые глаза:человек, опустив голову, бредёт к новому свежепобеленому дому и прибивает дощечку: <ДОМЪ ГОЛОВАТОГО. 1793>. А в ушах стрекот, грохот, карканье и ужас...

Наваждение какое-то.

Головатый – это моя фамилия. Василий Фёдорович Головатый – это я.

А вот табличка -знакомая и глаза мужика с картузом – тоже. Неожиданно ворона снялась и бесшумно вылетела через балкон.

2

Я почему-то был уверен, что ворона прилетит ещё. Была во всем этом какая-то незавершённость и тревога. О своём видении не хотел думать. Это профессиональная привычка: не думать о запутанном деле, через некоторое время решение вызревает само. Уходя домой, выпросил у тёти Поли картонный ящик и поставил на балкон, если ей (вороне) негде жить – пусть располагается, если каша по душе.

Весь вечер я неприкаянно слонялся по квартире. На вопросы жены отвечал невпопад. Неожиданно набрал телефон тёти со стороны отца единственной родственницы рода Головатых.

–Алло, тётя Муся, это я, как твоё здоровье?

........

–Да, ничего, я хотел вот спросить. В 1793 году был ли у нас родственник по фамилии Головатый, который построил новый дом?

........

–Да? А как его звали?

........

–Так он мне тёзка: вернее, я его тёзка.

........

– Да, да, что-то припоминаю, это ехать трамваем "Тройкой" до конечной.

........

– Всё-всё, спасибо.

........

– Да, так, просто заинтересовался роднёй, сейчас это модно.

Я положил трубку и долго сидел, глядя в одну точку.

Потом встал, оделся и пошёл к выходу. "Ты куда это, на ночь глядя?", – подозрительно спросила жена. – "Да, так, пройдусь, голова что-то плохо соображает".

Трамвай трясся, трясся и остановился. Конечная. Я вышел и побрел куда-то. Странно, ноги несли сами, я был в этих местах в детстве, тогда кто-то умер из родни и меня привозили родители, и вот память оказывается всё хранит аккуратно, готовенькое по первому требованию в чистом виде. Внезапно я остановился и увидел дом, старый обветшалый со стертой табличкой, на которой, если очень захотеть и присмотреться, можно угадать надпись <..1793>. Я осмотрелся и нашёл его. Старый пень стоял в нескольких шагах от ворот. Понятно, почему мой древний родственник срубил дерево, – оно мешало входу в новый дом.

... И не пожалел вороньего гнезда, или не заметил, да было поздно, а ворона: на меня нахлынул поток ужаса, паники, отчаяния птицы, который я испытал сегодня в кабинете. Хорошенькое дельце! Так это, что же, она охотилась за мною в детстве, не получилось, так прилетела сегодня счёты сводить? Ужасная догадка заставила меня броситься к ближайшему телефону-автомату.

–Тётя Муся, извини за поздний звонок, что разбудил: А этот Василий Головатый: он когда умер?

.......

– Что?! Как только дом построил, не успел вселиться, вдову оставил?

.......

– А отчего он умер?

.......

– Да, да, я слушаю. Что-то связано с вороной: да, конечно, нелепость, да-да, семейная легенда:

3

Я стоял в плаще перед дверью в кабинет и готовился войти. Я ожидал чего угодно, ну, например, что она меня поджидает в укромном месте и, как только я войду, вцепится своими когтями в глаза.

Я медленно открыл дверь, протянул обе руки (в одной из которых был дипломат, защищающий глаза) и вошёл в кабинет.... Никого. Медленно вышел на балкон, кивнув голубям (взрослая пара сидела, а пубертатных отроков не было, наверное, научились летать и где-то <на гульках>). Картонный ящик был закрыт. Я присел и тихо поскрёб по ящику пальцами, откашлялся:

– Гм, мадам, – окликнул я, – лучше выяснить отношения лицом к лицу, чем ждать из-за угла.

Нет ответа. Но моя интуиция подсказывала: там кто-то был. Я медленно приоткрыл картонную заслонку: и отпрянул. Там лежали аккуратно положенные рядом два трупика голубей-пубертатников.

С опущенными руками я побрёл в кабинет и сел, не раздеваясь в кресло.

Она влетела так бесшумно, что, если бы не тень огромных крыльев, заслонивших на миг свет от окна, я бы и не заметил.

Она спланировала на вчерашнее психотерапевтическое кресло, села, нахохлившись, печально закрыв один глаз, и поджав ногу. Она была невероятно одинока, космически одинока, когда я представил вдруг, что ей почти триста лет и она всё это время одна. Конечно, произошёл сбой инстинкта, она не имела больше потомства, не способна была привлечь партнёра, потому, что образовался блок, или, как мы говорим о людях -невротический узел. Сильные эмоции – страх, ужас, паника, растерянность, вся гамма вороньих переживаний достигла максимума, вызвав остановку в развёртывании инстинктивного поведения. На стадии воспитания птенцов программу и заклинило. Что там её полагалось по программе дальше? Научить птенцов летать, отпустить и расслабиться, через год соединиться с партнёром, подготовить старое гнездо, вывести птенцов, выкормить, научить летать: и цепь повторяется. Но это у других – аккуратно, бесперебойно повторяется. А у этой страдалицы произошла остановка. Как ей выжить, если отказал инстинкт? Остаётся незапрограммированное природой поведение, новое, условнорефлекторное. Интеллект. Недаром интеллект врановых птиц гораздо выше даже некоторых млекопитающих. Ну, а внутри вида есть, наверное, более интеллектуальные. Моя ворона помнит не какие-то жалкие 70 лет, как мы, люди, она помнит все 300, и при желании можно подключиться к её памяти, как я и сделал (я вспомнил виноватые глаза далёкого Василия Головатого).

Ну, что ж, решился я. Если у тебя есть зачатки интеллекта, мадам, то, значит, у тебя есть зачатки невроза, а с этим делом я знаю, как обращаться.

Сев в привычную позу -спина вытянута, руки на коленях ладонями вверх, я настроился, и без усилий вошёл в то лесное состояние, когда я – есть лес, лес – есть я, навстречу мне летит разноцветная пичужка,... нет, ворона, она кричит, машет крыльями, постепенно мир останавливается, в ушах только её крик и ужас. У ж а с.

У ж а с. Проходя через моё сознание, мою волю, мой покой, моё равновесие, ужас, заполнивший пространство, растворяется, рассыпается, оседает и медленно исчезает. Я вижу глазами вороны упавшее дерево, разорённое гнездо. Печаль, безмерная, огромная пришла на место страху, но это уже пустота и усталость. Невероятная усталость, она не помещается во мне, и я возвращаюсь в обычное состояние сознания. Я понял, что пришло на смену снятого блока. Старость.

Только теперь я вдруг увидел, какая она старая. Нет, – древняя, и очень уставшая. Ворона медленно, как-то волоча ноги, развернулась, и тяжело поднимая крылья, улетела.

На голой ветке

Ворон сидит одиноко

Осенний вечер.

Басё

* Подростка