Текст книги "Ее копия"

Автор книги: Елена Чиркова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Ее копия

Рассказ

***

В последние годы Лида Деева сильно осела.

Как старая тяжеловесная баржа уныло искала она глазами радушный веселый порт, чтоб «высушить вёсла», отдраить палубу, залить полные баки.

Но всё понапрасну.

Рабочие будни-волны подтачивали силы натруженной женщины.

Некогда темные вьющиеся волосы больше не радовали Лиду. Давно были срезаны за ненадобностью. Теперь Лидина шевелюра сильно кучерявилась за счёт шестимесячной химии.

Острые карие Лидины глазки – поблекли.

Длинные ноги – отяжелели. Покрылись извилинами вертлявых венозных змеек, как материк Евразия голубизною рек.

***

Лида по-прежнему нуждалась в заработке.

Взрослой дочке, Ларисе, нужны были деньги.

Ее гражданский супруг, артист театра, Аркадий Черепахин, по словам Лиды, «туши мамонта» в дом не таскал.

Он мечтал о славе.

«Туши» в дом таскала Лариса, медицинская сестра, работающая в отделении гнойной хирургии.

А Лида ей помогала.

***

Лида с тоской смотрела на потускневшую дочку.

Ей уж давно «костью в горле» стояли все Аркашкины театральные бенефисы, которые она иначе как «шабашами» да «пьяными кутежами» не величала.

Но Лида дочкиному счастью мешать не хотела.

Лариса же носилась с мужниными прихотями, как с писаной торбой. Холила их и лелеяла. Потому что любила Аркадия как личность, по ее словам, неординарную.

Лариса была терпелива.

Все ждала, когда к Черепахину, провинциальному артисту «средней руки» нагрянет слава, с шальными деньгами, газетными публикациями и повальным обожанием зрителей.

И уж тогда ее старания окупятся с лихвой, в виде благодарных и нежных возлияний супруга перед журналистскими теле и фото – камерами, что, дескать, музой его, творческого человека, Аркадия Черепахина является скромная девушка Лара Деева.

***

Когда Лариса, в отсутствии Черепахина, во время долгих вечерних чаепитий с матерью, делилась с ней своей мечтой, то та, надувшись, будто «мышь на крупу», отрешенно макала в черный чай мятный пряник.

Постепенно «лысый» пряничный бок тяжелел, и невесело плюхался в чашку.

А Лида все сидела и натужно пыталась представить, как к нелюбимому зятю придет эта самая слава.

Иногда ей это удавалось.

***

Слава представлялась Лидии Петровне в виде полуголой девицы, срамно вихляющей тугой загорелой задницей, как это делают бронзовые танцовщицы на порочном бразильском карнавале.

Трусы у славы только спереди.

Сзади трусов нет.

Девица сучит ногами, и перья на ее усыпанной блесками голове монотонно колышутся.

***

И тут, как черт из табакерки, выскакивает Черепахин.

На нем алый, как клюква, тесный костюм с золотистой «искрой».

Слава берет лучезарного Черепахина по локоток, и ведет куда надо…

И в этот момент Лида видит глаза свой покинутой дочки, отчаянные и больные.

***

– Зачем тебе Черепахин? –

Уж тысячный раз включала «до дыр заезженную пластинку» упрямая Лида. – Плюнь ты на своего артиста из погорелого театра! Даст Бог, приличного мужчину встретишь. Серьезного. Работящего. Знаешь, что дочь?

На каждый горшок – своя крышка!

А твой Аркашка, никакой он не горшок. И не мужик он вовсе, а поросячий хвостик!

***

Лариса обижалась.

Замыкалась в себе. Упрямо терла под краном чайные чашки, давая тем самым Лиде понять, что тема про непарные горшки и крышки давно уж закрыта.

А матери нужно домой.

Потому что скоро вернется Аркадий, нервный и усталый.

Лида все понимала, молча одевалась и, не сказав хозяйке обязательное спасибо-до свидания, в сердцах хлопала дверью.

***

Ну а сегодня, все утро Лида терпеливо шлепала котлетки, из провернутого на тяжелой ручной мясорубке диетического куриного фаршика.

Потом бережно примостила в «брюхатую», лет двадцать назад считавшуюся женской, коричневую сумку, литровую баночку пестрого домашнего лечо, приправленного чесночком да жгучим перчиком, и отправилась кормить дочку.

Дочке хотелось лечо.

Сама Лариса много времени проводила на дежурствах в больничном отделении гнойной хирургии.

Лида дочку опять жалела.

Да и как не пожалеть?

***

Однажды мать с дочерью решили вместе пойти на рынок. Нужно было купить мяса, картошки с моркошкой и меда.

Лида решила забрать Лару с работы.

От хирургии до рынка «рукой подать».

***

В больничном дворе кружила ноябрьская метель.

Лохматые снежные сгустки тяжеловесно и неизящно валились в остывшие грязные лужи.

Лида, чавкая намокшими ботинками, вошла в обшарпанное полуподвальное помещение раздевалки.

Приторный и сладковатый дух гнойных больничных отходов, обильно сдобренный запахом «обеденной» вареной капусты, ударил в Лидину голову.

***

Тяжело опустившись на деревянную низенькую скамеечку, женщина обреченно всматривалась в заплесневелые полукруглые своды старинного помещения, и безрадостно думала: «Ну, прямо склеп. Могила каменная».

Лида сидела и вспоминала о том, как они с Ларой мечтали, что та закончит школу и выучится на медсестру.

Выбор профессии произошел отнюдь не случайно.

***

Старшеклассница Лариса восторгалась тогда красивой соседкой Виолой.

Виола, яркая дородная тридцатилетняя женщина, вовсе не спешила обзаводиться домашним хозяйством и детьми.

Про таких, как Виола говорят: «Любовников меняет как перчатки».

Так или иначе, но деток Виоле заменяла милая карликовая пудельша Снежана.

***

Однажды, поздним вечером Лида спешила с работы. Ручки тяжелой авоськи с картошкой впились в ладонь. Соринка, попавшая в глаз еще днем, доводила до исступления.

У дома гуляла Виола.

Надушенная.

В крупных кольцах волос цвета водной лилии.

Черный длинный плащ стройнил слегка рыхловатое тело соседки, широкий пояс с крупною пряжкой указывал талию.

Снежана, с алым бантиком на шее, трусила рядом.

***

Лида Деева позавидовала Виоле. Ее роскошному виду, ее беззаботности, бездетности, и незамужности. А потому изловчилась, и как бы невзначай, незаметно пихнула уродливым туфлем прямо в пузо изнеженной шавки.

Та взвизгнула, как ошпаренная.

Прикусила Лидину ляжку.

***

Однако ж, что «пулять в слона дробиной»? Здоровье женщины не пострадало. Зато кошелек попал под угрозу опустошения: дешевые «капронки» пошли в стрелку.

Виола в тот же вечер возместила ущерб.

С лихвой.

Взволнованная, в шелковом розовом халате, с золотыми бабочками, Виола вывалила перед Лидой несметное богатство: пар пять «телесных» колготок.

Чтобы загладить вину Снежаны.

И Лида, так и быть, на пудельшу с тех пор не обижалась.

***

Утром, натягивая капронки на кулак для лучшего рассмотрения цвета, Лариса Деева мгновенно решилась.

– Мам, я в медицинское поступать буду, – сообщила матери Лариска, припрятывая в свой шкаф три пары получше. – Че думаешь?

– А что? Нормально. – Согласилась Лида. – Мужу массаж станешь делать, детям сопли «сушить».

Виола трудилась в санатории.

В кабинете физиопроцедур.

Прилаживала магниты, электротоки и ингаляторы к бренным упитанным чиновничьим телам.

***

«Размечтались… – Сидя в подвале гнойной хирургии, думала Лида.

И когда из-за угла впорхнула веселая, довольная жизнью, и даже румяная дочка Лариска, то Лида, в порыве чувств, сентиментально зашмыгала носом.

***

А в день, когда Лида несла дочке лечо, все было иначе.

Золотая осень наведалась город. Махонькие, размером с ноготок, цветочки календулы преданно пялились прямо «в глаза» повеселевшим прохожим.

И ноги людей не боялись дороги.

А Лидины – тем более.

***

Однако, лирическое Лидино настроение умело спугнул зять.

Сначала ей долго пришлось «кукарекать», настырно тыча в кнопку на петушиный лад настроенного электрического звонка.

Потом еще и чувствовать себя виноватой, за то что явилась без предупреждения.

И не вовремя.

***

– Кто? – Наконец-таки изнеможенным хрипловатым голосом отозвался, по-видимому, только что проснувшийся, Аркадий.

– Так это теща твоя пришла, – глянув на часы, и усмотрев что маленькая стрелка уже коснулась двух, неприветливо откликнулась Лида. – Молока принесла… А где Лариса?

– Лариса на дежурстве, – высунулся-таки недовольный Черепахин.

– У нее сегодня нет дежурства. – Лида повела подозрительно носом. Учуяла, что накануне Аркаша употребил алкоголь.

– Так ее внеурочно вызвали.

Помятый вид Ларискиного мужа взбесил Лиду.

Тем паче ее разгневал щегольской наряд Черепахина. Распахнутая розовая рубаха, в спешке была накинутая на голое тело.

***

– Вижу кутил вчера, зятюшко? – Не переступая порога, и мысленно представляя, как ее раздутая сумка уже летит прямо в ненавистный артистический лоб, нарочито-ласково запела Лида.

Она бы ушатала паршивого мужичонку, как пить дать.

Но что она скажет дочке?

Лида уж представила, как пестрое лечо течет по дурной башке, котлеты сыплются на пол.

Но вовремя охолонула.

***

– Так у Смирницкой юбилей вчера случился. – Почуяв недоброе, начал оправдываться Черепахин. – Всем коллективом сели, отпраздновали.

– А че вырядился как павлин? – Продолжала чинить допрос настырная теща. – А на банкете подарки на какие шиши подносил?

Усиливая недовольство в голосе, напирала Лида.

– Я к вашему сведению тоже тружусь, заметил было Черепахин. Но вовремя осекся. Увидел, как вытянулись в трубочку, и побелели от злости тещины губы. Вовремя сменил тактику – Ну что ж мы у порога топчемся? Проходите, пожалуйста, Лидия Петровна!

– Ну, нет… Ты не павлин. – Не удержалась-таки теща. Заслыша, как Черепахин в очередной раз счел свои театральные «па» за труд праведный. – Ты петух ощипаный.

Лида шмякнула сумку на пол.

И развернувшись, стала «стекать» по подъездной лестнице.

***

– Ларочка, дружок мой сердечный, голубушка моя сизокрылая. Я чудовище! –

Театрально «заламывал руки», показывая крайнюю степень раскаянности, вернувшийся домой, экзальтированный Аркадий Черепахин, спустя неделю, после визита крутонравой тещи. –

Прости меня, болвана неотесанного!

Переступив порог квартиры, Черепахин учуял носом, что оконфузился.

Лара испекла ему черемуховые ватрушки.

Лариса решалась на сложные в приготовлении сладкие, блаженно поедаемые артистом плюшки, раз в год.

И неспроста.

Несколько лет назад, в то время, когда Черепахин только начал ухаживания за Ларой, он рассказал ей, о том, что в детстве черемуховые ватрушки пекла для него его деревенская мать. И, дескать, ничего вкуснее этих ягодных шанег он вообще ничего не едал.

***

Лариса сбилась с ног, пока искала для Аркаши еще не созревшую в середине лета, редкую в городе, ягоду.

Лариса видела в ее поиске глубокий смысл.

– Я ему подснежники из-под снега зимой добуду, – решила боготворившая начинающего артиста, ослепленная своею любовью, жертвенная Лара. – Пусть так и знает!

– Так черемуха-то сушеная для шанег нужна, – вовремя подучила уму-разуму влюбленную дочку, знавшая толк в крестьянской стряпне, до совершеннолетия прожившая в деревне, мама Лида. – Сходи на базар, у бабулек поспрашивай.

***

Рыночные торговцы на все лады предлагали разнообразный товар.

Был там сушеный шиповник (меряй хоть стопкой, хоть толстостенным граненым стаканом, хоть килограммами) сухие грибы (бери хоть сушеных обабков, хоть смачно-соленых груздей, хоть пущенных на икру, деликатесных белых) а так же калину, малину, иргу и укроп.

Однако, черемухи в торговых рядах, к Лариному несчастью не оказалось.

– В деревню езжай, там, небось купишь. – Съязвила, узнав о странном желании дочки, реальная Лида. – Неужто наш ПРЫНЦ без шанег месяца не протянет?

– Аркадий протянет. Я нет. – Вступилась за зло обозванного матерью ПРЫНЦЕМ, возлюбленного, Лариса. – Через месяц ему каждая дура черемуховые ватрушки испечь сможет.

Выклянчив в больнице, у напарницы по смене, внеурочный выходной, Лара уселась на первую проходящую электричку, следующую в загородном направлении, и поздним вечером вернулась с добычей.

***

Черепахин мурлыкал как кот, поедая Ларисино лакомство.

Он, закатывая глаза, слизывал синие усики, оставленные вожделенной начинкой.

А Лара ничего не ела.

Смотрела Черепахину в рот.

Весело щебеча, любовалась. Смеялась, рассказывая о том, как рыскала по свету, в поисках любимой Аркашей ягоды.

А Черепахин был не дурак. Тотчас смекнул, что в стараниях Ларочки прок будет. Желай, повелевай! Все стерпит, все сможет!

В тот вечер Аркаша остался на ночь в снимаемой Ларой квартире.

А эта дата, между влюбленными, стала называться днем черемуховых ватрушек.

***

Итак, раздуваемые, «ожившие в деле», избалованные разнообразным запахом семейных ужинов Аркашины ноздри, почуяли ватрушки.

Про праздник Аркаша, конечно, забыл. Но сразу включил воображение.

– Милая моя, – прильнул губами к Лариной щеке сентиментальный Черепахин. –Ты устала?.. А я – сущий болван!

– Ты забыл про наш праздник? – Спросила его, действительно, уставшая Лариса.

– Нет! Что ты, что ты? – В категоричной форме отверг домыслы Лары Черепахин. – Просто со мною сегодня такая история приключилась…

Аркадий обреченно плюхнулся на табуретку спиной к Ларисе, словно в экран телевизора, уставился в стекло микроволновки, в которой готовилась курица.

И начал свой рассказ.

***

Аркадий любил приврать.

Но лицедей лукавил не так, как делают это нормальные люди. Аркадий чистосердечно верил в ту ложь, которая обильно текла из его артистических уст. И верил так искренне, что даже, пожалуй, детектор лжи, наверняка бы задумался, какую линию вывести на монитор.

– Сегодня я зашел в магазин, – по-прежнему глядя на крутящуюся цыплячью тушку, проникновенным голосом, годящимся даже для исповеди, продолжал Черепахин. – В отделе обуви я приглядел для тебя чудесные фиалковые туфельки с золотым ремешком.

Я долго вертел их в руках. Разглядывал со всех сторон. Любовался.

Милая, Лара, мне так захотелось их купить!

Очень захотелось!

Я был готов отправиться с ними на кассу… Но этот ничтожный мажор спутал все карты.

– Что за мажор? – Осторожно уточнила Лариса.

– Типичный мажор. – Конкретизировал Аркаша. – «Золотая» молодежь… Ребенок в норковых носочках… Как таких, как он, ещё называют? Он нагло опередил меня прямо на подступе к кассе. Ему нужна была сумочка. Видимо, для подружки. Он даже не прошел в специальный отдел, потому что обувной отдел к выходу ближе! И сумки в этом отделе, действительно, были. Чтоб сразу к купленной обуви подобрать. Прозорливость торговцев! Что тут скажешь?

На этом месте Черепахин выдержал долгую паузу.

Нарочито проглотил, якобы застрявший в горле «комок». Всем видом показывал, как тяжело ему вновь пережить унизительные ощущения.

***

– Мажор попросил продавца продемонстрировать ему сумку, -

наконец-то возобновил рассказ Аркаша. – И продавец, молодой парень, как закодированный болванчик побежал выполнять приказ. Но мажору сумка не понравилась. И он попросил вторую сумку. Потом третью. Потом четвертую…

Он рылся в сумках, как свинья в апельсинах!

Но самое отвратительное заключалось в том, что я все время стоял рядом! Я бережно держал твои фиалковые туфельки у себя на ладонях. Прижимал их груди. Но меня никто в упор не видел! Ни продавец, ни этот богатенький выродок…

Знаешь, Лара, у него на руках были кожаные перчатки в дырочках, с отрезанными пальцами. Я даже представил, как он приехал в магазин на серебристом мотоцикле, что, наверняка, по его мнению, давало ему право с презрением относиться к окружающим…

Лара, я вконец, возненавидел этого парня, когда в отделе зазвучала мелодия Майкла Джексона. Этот мерзавец, видимо фанат Джексона, прямо с очередной сумкой в руках, начал дергаться и кривляться под музыку. Жалко имитировал лунную походку. Ему было наплевать на тех, кто вынужден лицезреть его отвратительные вихляния. Как будто я пусто место!

***

… Лара, я не выдержал.

Я швырнул туфли в лицо продавцу, развернулся и вышел. Скажи, дорогая ты меня осуждаешь? -

Черепахин, резко крутанувшись на табуретке, отвернулся от микроволновки, и проникновенно, глазами полными слез, взглянул на растроганную Ларису.

– Ответь, ты меня осуждаешь? – требовал ответа Аркаша. – Только твоим мнением я живу. Только твои суждения для меня значат ВСЕ. Так ты меня осуждаешь?

– Успокойся, глупенький, – прижала взлохмаченную в процессе исповеди актерскую голову к груди Лариса. – Не переживай. Нет на то причины. А хочешь, я тебя немножко порадую. Скажи, хочешь?

– Хочу. – По-детски преданно глядя Ларисе в глаза, позволил себя баловать Черепахин.

Лариса убежала в комнату, хлопнула дверцами шкафа, и вернулась на кухню. На вытянутой руке она внесла, висящий на фирменной вешалке, бархатный пиджак цвета горького шоколада.

***

Черепахин крутился перед большим зеркалом и так и этак.

Под радостный Ларин смех демонстративно принимал позу сначала крутого мачо, потом погруженного в думы писателя, затем вдохновленного пианиста.

Все образы были хороши.

Черепахин остался доволен. Его дурное настроение, «как ветром сдуло». Аркаша дурачился, веселился.

– А теперь садимся пить вино! – Скомандовала очень довольная покупкой, Лариса.

Черепахин с огромным аппетитом, поглощал куриную ножку, хрустя легко поддающейся зубам нежной косточкой, обильно запивал снедь красным вином, радостно балагурил, вспоминая о событиях минувшего дня.

Потом он хищно вгрызался в черемуховые ватрушки, ничуть не думая о треволнениях дня, недавно пересказанных.

***

Конечно, таланта на импровизированную придумку про мажора не хватило бы, пусть и фантазийного, Черепахина.

Кое-что из Аркашиного рассказа все-таки было правдой.

Но, вряд ли, такую правду хотела б услышать Лариса.

А дело было так.

Недавно у Алисы Смирницкой, Аркашиной коллеги по театру, был день рождения.

Актерская братия метала монетки-купюрки в театральную шляпу для подношений по принципу «кто сколько может». Моглось уж как-то крайне скупо.

– У жадармоты! – Не шуточно злился Аркаша, который пол – дня протаскался с замызганной черной шляпой, прося народ раскошелиться. – Пожрать да выпить все припрутся, а на подарок денег жалко.

Черепахину было даже неловко вручать утонченной, ранимой Алисе почти что с боем отвоеванное у коллег, немногочисленное подношение.

Но Алиса, как женщина, равнодушная ко всему практичному и земному, без выражения эмоций, молча взяла шляпу из рук раздосадованного на артистов Черепахина, и с шумом вытряхнула ее содержимое в сумку-баул.

Пара-тройка монеток, ловко увернувшись от ловушки, скользнули мимо. Копеечки запрыгали по полу. Закружились, заплясали.

– Ну что за эпидерсия…, – капризно простонала меланхоличная Смирницкая.

– Не волнуйся, я подниму, – услужливо рухнул на под стол галантный Аркаша. – На что денежки тратить будешь?

– Не знаю. – Честно ответила Алиса. – А что в магазинах сейчас продают?

–Ну… всякое продают. – Задумался Черепахин.

– Что всякое? – Переспросила Алиса. – А я давно не была в магазинах. И всякое такое, в глаза не видела. Может быть, вместе сходим?

***

Необычное предложение заинтриговало Черепахина.

Казалось бы, что тут особенного? Взять, сходить с коллегой в магазин, чтобы помочь выбрать подарок.

Однако Аркаша смущался.

Алиса давно ему нравилась. Но нравилась без взаимности. И прохладное отношение Смирницкой, невероятно будоражило красавца – «сердцееда», Аркашу Черепахина.

– Хорошо! – Подумав мгновение, выпалил вслух, окрыленный внезапной удачей артист. – Давай сходим.

***

Алиса с Аркашей долго гуляли по улице.

Шли, не спеша заглядывать во встреченные на пути, огромные магазинища и маленькие магазинчики.

Перемывали знакомым косточки, смеялись.

Черепахин припрыгивал, слово ребенок.

Купил у загрустившей без дела, толстой уличной продавщицы, два шоколадных пломбира, а Алисе еще и петушок на палочке. Снял с ветки тополя полосатого, отчаянно орущего, испуганного котенка.

***

Наконец, довольная жизнью парочка вошла в прохладный рай стеклянного супермаркета. Обувной отдел располагался у самого входа.

Алиса подошла к витрине.

Там красовались круглоносые модельные туфельки. Фиалковые. С золотым ремешком. На золотом высоком каблучке.

Алиса потянулась к туфлям. Взяв их в руки, она душещипательно умилялась, бережно поглаживала тонкими красивыми пальцами лакированное «тельце» пленительной обувки.

Продавец был крайне вежлив и обходителен.

Любезно предложил свою помощь растроганной Алисе.

Был ли мажор? Был. И даже вихлялся под песню Майкла с неоплаченной сумкой в руках. Но что с того? Мажора обслужил другой продавец.

Алиса примерила туфлю. Туфелька оказалась ей впору.

– Сколько стоят туфли для дамы? – Не без волнения, но, тем не менее, галантно, обратился к продавцу Черепахин.

– Семнадцать тысяч шестьсот рублей, – заставив екнуть Аркашино сердце, ответил тот.

***

Актерскую душу скрутило смятение.

У него были деньги.

Накануне Черепахин вынул из домашнего почтового ящика коммунально-квартирную платежку. Квитанция фиксировала задолженность, и неукоснительно предъявляла счет на 18900 рублей.

– Блин, за квартиру давно не плачено. – Озадачилась Лара, найдя бумажку уже у себя на кухонном столе. – Срочно заплатить нужно. Иначе хозяева аренду не продлят. Без объявления войны на улицу выставят.

Аркаша, – просительным голосом обратилась она к ровно глядящему на проблему съемного жилья, не озабоченного житейскими проблемами, господину Черепахину. – Сможешь завтра оплатить?

– Конечно, дорогая. – Легко согласился добрый Аркаша.

Однако, квартира «осталась с носом».

Фиалковые туфельки ее «сделали».

***

Однажды зимой Алиса Смирницкая купила кочан.

Собиралась порезать салат. Кушать хотела.

Однако, войдя в квартиру, усталая артистка сменила планы на вечер. Орудовать ножом ей было лень.

Алиса рухнула в старое кресло. С наслаждением стянула тесные «нашпиленные» туфли, швырнула их к порогу. Туда же метнулись капроновые «телесные» чулки.

Алиса закинула вытянутые ноги на полированный прямоугольный, испещренный белесыми царапинами журнальный столик. Аккуратно вытянула из-под кресла хрустальную пепельницу, давно «объевшуюся» окурками дамских, запятнанных красным, ментоловых сигарет. И, наконец, закурила.

***

Набор из сигареты, чашки растворимого кофе и куска засохшего сыра, неделю назад потерянного хозяйкой в холодильнике, спас от голода тощую Алису.

А кочан так и остался лежать. Капуста провалялась на полке совдеповского белого буфета месяц, другой, третий… А к весне распустилась!

Вокруг измученного обезвоживанием, едва живого, одутловато-бледного овощного «тела», кочерыжка пустила листья.

Разродившись густой здоровой зеленью, капуста захорошела.

Закудрявилась.

***

– Какая у тебя экибана классная, – дивились бесчисленные Алисины приятели и приятельницы. – Как ты смогла такое чудо выпестовать?

Все знали, откуда у Смирницкой руки растут. И оттого опушенная зеленой балетной юбкой тщедушная кочерыжка людей умиляла.

– Так она сама выросла, – небрежно оправдывалась Алиса. – Жить хотела.

***

А на 8 марта добрые люди принесли в подарок Алисе литровую банку с аквариумными рыбками. Раз уж в ее запущенной квартире всякое добро плодиться и размножаться вздумало!

Пару дней юркие «неончики» носились как угорелые, радуя хозяйский глаз зарядом неиссякаемой энергии и оптимизма.

Потом Смирницкая уехала на уик-энд с тогдашним очередным возлюбленным.

Когда вернулась, то рыбы плавали вверх животами, так и не узнав, что такое еда и просторный аквариумный приют.

– Ну что за эпидерсия, – брезгливо поморщилась Алиса. И выплеснула тухлую воду с мертвыми рыбами прямиком в унитаз.

***

«Черт ногу сломит». Бардак. Творческий беспорядок. Хаос. Кавардак. Так можно кратко описать Смирницкое обиталище.

В Алисиной однокомнатной «хрущевке», убого обставленной полированной мебелью времен социализма, никогда не складывался диван.

Посуда мылась только тогда, когда чистая заканчивалась. Настенные часы не тикали.

Когда-то очень давно, Алиса уронила на бардовый, в черных крапинках, напольный ковер бутылку с разъедающей жидкостью.

Типа ацетона.

Бутылочная крышка от удара отлетела, выпустив на волю прозрачное содержимое. На ковре по-хищному засияла лысая зубастая дыра. Алисе дыра напоминала разинутую акулью пасть. И она старалась не совать ног в глубокую рыбью глотку.

***

– Ты что на ковре костер жгла? – спросил Алису один из последних воздыхателей, косвенный убийца аквариумных «неончиков», глядя на пустое место в пространстве коврового покрытия.

– Типа того. Серж, а купи мне новый! – Нарочно провоцировала приятеля Алиса.

– Ну что за буржуазные замашки? Постыдись. – Шутя выкрутился, не любящий обязательств, легко идущий по жизни, Алисин ухажер. – Зачем тебе новый пылесборник?

– И то правда. – Сразу согласилась Алиса. – Пылесборник не нужен. Давай ты лучше пиццу закажешь. Кушать хочется.

Через полчаса любовники сидели на полу, перед открытой коробкой с горячей пиццей, поили друг друга дешевым вином, курили и целовались.

***

– Серж, а тебе нравятся мои туфли? – Алиса, обутая в новые фиалковые туфельки на золотом каблучке, кпала лопатками на диван, по-кошачьи выгнув спину, вытянув ноги вверх. – Как думаешь, они красивые?

– Конечно дорогая. – Томным голосом отозвался, эротически давно уже настроенный, раздетый до плавок, вползающий в кровать на четвереньках, возбужденный Серж.

– Что конечно? Конечно да? Или конечно нет? – Отталкивая от себя любовника, настаивала на ответе Алиса.

– Конечно да, – уточнил совершенно не расположенный к словесным умозаключениям, разгоряченный воздыхатель, пытаясь продолжить любовные игры – Это твои самые сексуальные туфли!

– Ты меня не слышишь, – капризничала Смирницкая. – Я не спросила тебя, сексуальны ли мои туфли. Я тебя спросила, красивые ли они.

– У тебя очень красивые туфли. – Пытаясь сохранить позитивный настрой, спокойно реагировал на очередной заскок экстравагантной подружки, уставший от скандалов в самый неподходящий момент, теряющий самообладание Серж.

– Слушай, Серж… А почему ты такой тупой? С тобой ведь даже о пресловутых туфлях вести разговор невозможно. – На пустом месте вспыхнула Алиса.

– Тупой говоришь? – Глубоко разочарованный в свидании, Серж, сел на краешек дивана.– Тогда острого себе поищи.

– Ха-ха-ха. – Фыркнула Алиса. – Смешно-то как… Давай-ка, юморист, иди домой. Конец гастролям.

– Как скажешь. – Вконец измотанный Алисиной спесью, засунул ногу в штанину джинсов, грустный любовник. – Знаешь, я давно хочу тебя сказать: я устал от скандалов. Давай расстанемся. И не звони мне больше.

– Поверь, не стану.

***

Когда за Сержем захлопнулась дверь, Смирницкая, закурив, заплакала.

– Ну, что за эпидерсия, – думала она, не веря в то, что ее снова сбросил очередной мужчина. – Подумаешь, обиделся. Дурень!

Потом, проплакав ночь от жалости к себе, наутро отправила ему эсэмэску: «Любимый, прости».

Однако ответа не получила.

Выждав до вечера, набрав номер Сержа, выпалила в телефон: «Если через час не приедешь, я себе вены вскрою!».

Серж не приехал.

Алиса металась по квартире, как львица в клетке, но об обещанной смерти, конечно, забыла.

***

Хаос царил не только в Алисиной конуре.

Он безраздельно властвовал в ее, бесспорно прелестной, но очень взбалмошной голове. «Тараканов» в ее зыбком сознании было хоть отбавляй.

Никто из ее окружения точно не знал, где раздобыть такой дихлофос, который сумел бы тех «тараканов» повывести. Или хотя бы уменьшить их тучное полчище.

И все-таки, в тесном содружестве с «тараканами» Смирницкой существовалось на свете не скучно. Мужчин в ее жизни было – хоть отбавляй.

«По краешку ее судьбы» любовники мчались, конечно, галопом. Но дружным галопом! Стуча в нетерпенье копытом, и обгоняя друг друга, густо взбивали пыль.

***

Объяснялось мужское влечение просто.

Алиса была отнюдь не дурна собой.

Алису Бог наделил той редкой, неоднозначной красотой, которая делает женщину особенной. Смирницкая была до истощения худа.

Алисины волосы напоминали водоросли. Струящийся Алисин хвост то вальяжно разваливался на ее остром плече, то нежно ласкался к торчащим лопаткам.

Открытое лицо очень красили глаза: два озерца, глубоких и темных и влекущих.

***

Смирницкая страстно любила дешевые цацки.

Очень крупные серьги в виде как-нибудь сложных плетений, с вкраплением ярких камней. Подобные броши, браслеты.

И все эти пестрые побрякушки Алисе невероятно шли. Их радостный «визг» гасила одежда. Неизменно черного лаконичного цвета.

Смирницкая годами не раскошеливалась на тряпки.

Считала, что у нее все есть: черная юбка в пол, шерстяное черное платье с длинными рукавами; вечернее черное муслиновое платье с голой спиной; обычное черное платье… ну и еще пара-тройка подобных вещей.

***

Кроме бижутерии Смирницкая очень любила меха. Ее старенький лисий полушубок служил ей верой и правдой почти десяток лет.

Еще в гардеробе экстравагантной хозяйки хранились целые песцовые шкуры и выделанные скорняком меховые горжетки.

В дни торжества Смирницкая просто – напросто перебрасывала через плечо, поверх дежурного черного платья, вытянутый из шкафа облюбованный пушистый вариант, и считала себя нарядной.

***

Духами Алиса не пользовалась.

Давно колдовала с эфирными маслами, купленными в аптеке.

Мешала две капли терпко-тяжелого масла герани с тремя молодящими свежими капельками грейпфрута, и шла распылять флюиды.

Флюиды распылялись успешно.

***

На Черепахина флюиды действовали давно.

После покупки фиалковых туфель он затаился и ждал.

Думал, как поведёт себя Алиса. Вкрадчиво фантазировал, щекоча себе нервы, справедливо рассчитывая на взаимность. Но плотско-телесных знаков Алисе не подавал. Все надеялся, что Смирницкая проявится первой.

А Смирницкая о щедром Аркаше и думать забыла.

Эффект от покупки туфелек приравнивался ею, по-видимому, к эффекту подаренной шоколадки.

Черепахин грустил.

И не погрязнув пока в предательстве, мучительно размышлял: изменит ли Ларе, если поманит Алиса?

***

Лару Аркаша любил.

Так любят, к примеру, горячую воду.

Когда она есть, ее наличия не замечают. Можно плескаться в ванной, с комфортом стирать носки, и драить тарелки. Не станет горячей воды – не умрешь. Однако, и быт вести по-другому нужно: обзаводиться ведерной кастрюлей, и на газу воду греть, кипятить. Вроде бы мелочь. А качество жизни – иное.

Лара – Аркашина горячая вода.

Он к ней привык.

И лишаться ее обслуживания, крыши над головой, теплой постельки, вкусной еды, Черепахин категорически не желал.

***

Но Алиса являлась ночами и днями.

При свете мрачной луны, мистически льющей свет в незанавешенное Ларой окно, Алиса мерещилась Черепахину Булгаковской Маргаритой.

Казалось, вот-вот заколышутся шторы, и Алиса влетит на метле, распустив по голому телу темные, растрепанные космическим ветром, густые космы.

***

Однако в театре, Алиса была не такая.

Меланхоличная. Чужая.

Литрами глотала гранулированный кофе из огромной, экономичной банки, почти всегда молчала, на репетициях халтурила.

О причине вселенской Алисиной тоски и последующей за тоской, депрессии догадывались все коллеги, до единого.

–О, Смирницкая опять очередного любовника оплакивает! – Театрально возвел руки к небу разгневанный режиссер, во время генерального прогона очередной сцены. – Алиса, когда ты, наконец, прекратишь столь бездарно тратить душевную энергетику на недостойных тебя мужчин!