Текст книги "Мамина дочка "

Автор книги: Елена Булганова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– А у меня мама работает в Питере. Ездит туда почти каждый день. Она работает в газете, – продолжала разливаться я. – Может, слышали – Фаменская?

– Слышал, конечно, – кивнул Марк. – Очень серьезные статьи пишет ваша мама. Заставляют задуматься.

Я только успела обрадоваться, как мой спутник замолчал, глянул рассеянно на часы. Может, ему уже наскучило со мной разговаривать?

– Ой, вы только не подумайте, что я в университет поступила по блату, – вдруг спохватилась я. – Мама мне нисколечко не помогала.

– Да что вы, Сима, я ничего такого и не думал.

Эта моя реплика тоже имела правдивую подоплеку. Мама предупреждала, что в первый год я буду поступать сама. Это будет, так сказать, проба сил. Вот если не получится, тогда в следующем году она подумает, как мне помочь. Но я, конечно, была уверена, что поступлю сама, с первого раза. Подумаешь, университет!

Впереди показалась темная громада нашего дома. И вдруг мне стало отчаянно жаль, что мы с Марком сейчас распрощаемся и вряд ли я когда-нибудь увижу его снова. Я стала лихорадочно соображать, как бы его задержать еще хоть на пару минуточек.

– А у нас там орава под домом сидит, очень агрессивная, – сообщила я. – Можете посмотреть, чтобы за мной никто не увязался в подъезд?

– Я вас даже до лифта провожу, – ободрил меня Марк.

Мы свернули во двор. Как назло, сегодня никто не бренчал под окнами, скамейка пустовала.

– Путь свободен, можете не провожать, – с тяжким вздохом рапортовала я.

– Все равно, давайте дойдем вместе.

Мы сделали еще пару шагов и остановились под навесом нашего подъезда. Меня, конечно, и прежде провожали домой молодые люди, и момент прощания у дверей всегда был самый мучительный. Ведь неприятно, когда человек от тебя чего-то ждет, заглядывает в глаза, берет за руку, а ты переминаешься, как дура, с ноги на ногу и думаешь, что бы такое соврать, лишь бы улизнуть поскорее домой. А сегодня я сама стояла столбом и никак не могла себя заставить шагнуть в подъезд. Мне вдруг ужасно захотелось, чтобы Марк меня поцеловал. Тогда бы этот поцелуй уничтожил воспоминание о предыдущем, таком отвратительном. Но Марк просто стоял и смотрел на меня с вежливой улыбкой. Тогда я сделала последнюю решительную попытку.

– Может, вы хотите чаю попить? – выпалила я. – А то мамы все равно сейчас нет дома.

– Спасибо, Сима, – ответил Марк. – Но меня дома уже ждут родители. Передайте вашей маме, что встретили поклонника ее таланта.

– Ну, до свидания. – Я схватилась за ручки двери и решила зарыдать сразу, как только окажусь в подъезде.

– Подождите, Сима, – вдруг окликнул Марк. – А вы не хотите завтра сходить со мной в парк?

– В па-арк? – протянула я. – Ну, не зна-аю. Если хотите, давайте завтра встретимся часов в пять. И я вам скажу, свободен ли у меня вечер.

– Договорились, – весело произнес Марк. – Спокойной ночи, Сима.

Уже не помню, как я влетела в квартиру. Остановилась у зеркала в прихожей, глянула на свое пылающее лицо, на волосы, почти стоящие дыбом, – и схватилась за голову. Боже, за один вечер я нарушила все мамины запреты! Целовалась с нелюбимым мужчиной, шла одна в темноте, пригласила в дом совершенно незнакомого человека. Который, заметим, совершенно этого не хотел. Марк, наверное, сейчас хохочет над моими дурацкими уловками. Ну и наплевать.

Я с трудом доковыляла до ванны, сунула под струю воды ноги вместе с ошметками носового платка, уже успевшего прилипнуть к ранам. Плеснула прохладной водой в лицо, – щеки, кажется, так и зашипели. Вот теперь, казалось бы, можно было поплакать. Я страдальчески искривила рот, но слезы почему-то не полились. Возможно, я просто слишком устала.

«А ведь все не так уж плохо, – промелькнула мысль. – Завтра я увижу Марка. Может, мне удастся выглядеть взрослой, умной и приличной девушкой».

С этой мыслью я добрела до своей комнаты, натянула ночнушку, рухнула в постель – и тут же провалилась в небытие.

Среди ночи меня разбудил привычный шум в прихожей. С трудом удерживаясь на шаткой границе между сном и явью, я слушала, как в прихожей мама скидывает босоножки (они так и стукнули об пол) и бросает на шкаф сумочку. Потом раздались торопливые шаги, легкий скрип отпираемой двери – и вот уже мама склоняется над моей кроватью, ощупывает ладонями одеяло, как будто желает убедиться, что я на месте.

– Что случилось, мама? – не открывая глаз, бормочу я.

– Ничего, солнышко, – шепотом отвечает мама. – Просто я по дороге домой вдруг очень испугалась, что ты все-таки пошла на праздник и с тобой там случилось что-то плохое.

– Ничего не случилось, мамочка. Все было просто замечательно, – успела сказать я и тут же заснула снова.

А на другой день с раннего утра начался «мильон терзаний». Во-первых, страшно болела голова. Во-вторых, я вдруг совершенно потерялась и не знала, что мне надеть на свидание, и, главное, как вести себя с Марком. Я даже пожалела, что он не назначил мне свидания, скажем, на завтра. Тогда сегодня у меня был бы день счастливого предвкушения, а так – одна маета. И волосы я пересушила, теперь они торчали во все стороны, как перезрелые колосья. И старая обувка никуда не годилась, а о новой после вчерашнего не могло быть и речи. В общем, к тому времени, когда нужно было выходить из дому, я уже была совершенно вымотана. К тому же у меня, кажется, начиналась простуда.

Но больше всего меня беспокоила собственная внешность. Вообще-то я была похожа на маму. Но мама была так красива, что мужчины на улице иногда бросались за нами вдогонку, чтобы еще раз заглянуть в ее лицо. А я особой популярностью среди одноклассников не пользовалась. Правда, иногда со мной заговаривали мужчины на улице, но подруга Нинка со знанием дела заявляла, что со всеми заговаривают, даже с самыми уродками. Андрей по большому счету был первый, кто всерьез обратил на меня внимание.

– Это потому, что у твоих одноклассников вкус еще не сформировался, – объясняла мама. – Их выбор падает на девочек, так скажем, однозначно хорошеньких, то есть стандартных. Да и то лишь один-двое из ребят делают выбор сознательно, остальные присоединяются за компанию. А ты у меня, слава богу, – штучная работа. Индивидуальный пошив.

Наверное, мама знала, о чем говорила: когда-то после школы она поступала в театральный институт, и ей там отказали с формулировкой: «Несоветское выражение лица». Честно говоря, я предпочла бы быть «однозначно хорошенькой», лишь бы каждый день ловить на себе восхищенные взгляды. Теперь меня терзала мысль: достаточно ли сформировался вкус у Марка? Проще говоря, понравлюсь ли я ему сегодня, умытая и при свете дня?

«Надеюсь, он просто не придет, – бормотала я себе под нос, отправляясь к месту встречи. – Тогда можно будет вернуться домой и забраться под одеяло».

Но Марк пришел. Я увидела его издалека. Он скромно стоял и держал в одной руке букет каких-то очень симпатичных цветочков, а в другой – раскрытую книгу. Я посмотрела на часы и обнаружила, что пришла слишком рано. Что ж, постою здесь, отдышусь немного. Тут Марк тоже глянул на часы, убрал книжку в карман плаща и стал смотреть по сторонам. Меня словно подтолкнули в спину, и я пошла к нему навстречу, пытаясь не расплыться в улыбке.

Марк улыбнулся мне так радостно, будто мы с ним были старыми приятелями. Протянул цветы:

– Ну что, Сима, располагаете временем?

Я кивнула.

– Так пойдемте в парк. В городе нечем дышать.

Мы пошли в парк и гуляли там часа четыре. Позднее я не могла вспомнить, о чем мы говорили. Кажется, обо всем и ни о чем одновременно. Я не знаю, из каких фраз, из каких взглядов родилась любовь. Но точно знаю, что влюбилась в Марка именно тогда, в парке, хотя в этот день он не жертвовал для меня своим платком и вообще не совершал ничего героического. Но когда я начинала думать о том, что и эта встреча закончится, я чувствовала грусть.

И вдруг начался дождь, первый дождь за несколько месяцев. Стало ясно, что пора расходиться по домам. Мне было наплевать на дождь, я могла бы бродить по парку еще сколько угодно. Но, уже обученная взрослым хитростям, я заставила себя ахать и буквально тащить Марка к выходу.

Зонта у нас конечно же не было. На выходе из парка Марк купил газету и держал ее над моей головой. Это не имело смысла, потому что я уже промокла насквозь, но было очень приятно.

– Хочешь, зайдем ко мне в гости, – вдруг предложил Марк. – До моего дома – пять минут быстрого хода. Познакомлю со своими родителями. Они милейшие люди, вы наверняка найдете общий язык. Заодно согреешься и попьешь чаю.

– А кто твои родители? – спросила я, разрываясь между желанием продлить наше общение и нежеланием появляться в чужом доме в образе мокрой курицы.

– Ну, отца моего ты, может быть, знаешь, – как-то загадочно ответил Марк.

– Откуда? – воскликнула я и махнула рукой, отметая возможное предположение. – Наверняка не знаю.

– Ты когда-нибудь лежала в больнице? – спросил Марк. – В нашей, городской?

Я немного подумала и вспомнила, что во втором классе меня прямо из школы отвезли в больницу с острым аппендицитом. Я пролежала в хирургическом отделении две недели. Тогда в больнице был карантин, но мама как-то ухитрялась пробираться ко мне в палату. Приходила она, нагруженная пакетами, потому что другие родители отдавали ей передачи для своих детей. И оттого, что моя мама носила передачи, в палате я пользовалась невиданным авторитетом...

Но говорить Марку о такой неромантической болезни мне показалось неудобным, и я просто кивнула.

– Главврача помнишь? Так вот, это и есть мой отец. Может, вы с ним даже неплохие знакомые.

Я, конечно, сразу вспомнила главврача, который меня и оперировал, а потом наблюдал после болезни. Мысленным взором я увидела высокого усталого человека с темными, как у Марка, волосами и круглыми очками на носу. Он заходил в нашу палату рано утром, будил нас вопросом: «Ну, девочки, чем сегодня меня обрадуете?»

И мы тут же начинали наперебой его радовать, потому что доктор нам всем очень нравился. Он был добрый, терпеливый, словом, такой, каким по нашему представлению и следовало быть доктору. И еще: он был похож на моего отца, на моего воображаемого отца. Глядя на него, я даже забывала про портрет, который прятался за котятами. Мне вдруг сделалось неудобно перед Марком, как будто я положила глаз на что-то, принадлежащее только ему. И я спросила поспешно, стараясь скрыть смущение:

– А кто твоя мама?

– Наша мама не работает, – ответил Марк, и удивительная нежность появилась в его голосе. – Она домохозяйка.

Тут я снова удивилась: все женщины, которых я знала, где-нибудь да работали. Нет, поистине семья Марка была полна сюрпризов.

– Так пойдешь? – спросил Марк и скомкал насквозь промокшую газету.

– Нет. – Я потрясла головой. – В другой раз, ладно?

На самом деле я просто струсила. А вдруг врач узнает меня и скажет, к примеру: «Ну-ка, Сима, покажи свой шовчик». И я тут же скончаюсь на месте от стыда. Или еще хуже: вдруг доктор помнит, сколько мне лет, и спросит при сыне: «И когда это ты успела окончить десять классов, деточка?»

Теперь я знаю: если бы я тогда зашла в гости к Марку, все бы в нашей жизни сложилось по-другому. Вот только не знаю, как именно.

Прощаясь с Марком на том же месте, под навесом нашего подъезда, я не знала, встретимся ли мы еще раз. Я просто дала ему свой телефон и предложила как можно более равнодушным голосом:

– Звони, когда захочешь, мы с мамой поздно ложимся спать.

Я знала одно: отныне я влюблена. С этой любовью я буду жить, с ней, возможно, и умру. Даже если Марк никогда мне не позвонит.

Но он позвонил на следующий вечер. Потом мы стали встречаться каждый день, потом еще созваниваться, едва Марк успевал дойти от моего дома до своей квартиры...

Приближался новый учебный год, и я все чаще с ужасом задумывалась, как сказать Марку, что я – всего лишь десятиклассница. Днем, встречаясь с ним, я об этом начисто забывала, а по ночам просыпалась в холодном поту. Зачем, зачем я его обманула при первой встрече?! Но разве могла я тогда подумать, что эта встреча окажется самой главной в моей жизни? А теперь, когда все между нами так трепетно, так воздушно (тут я начинала немного задыхаться), вдруг взять и признаться, что я уже целый месяц морочу ему голову? А вдруг Марк развернется и уйдет? Такого я просто не переживу!

Я начинала перебирать в уме возможные варианты дальнейшего обмана. А что, если вовсе не говорить Марку про школу? Я могла бы после уроков ездить в Питер. А потом сказать, например, что меня отчислили из универа. Нет, невозможно так завираться, да и как я буду ездить в Питер каждый день! Так я, пожалуй, вообще школу не окончу. И я назначила признание на первое сентября. В этот день мы с Марком договорились встретиться вечером, отметить начало учебного года. Я решила, что приду на свидание в школьной форме, а там будь что будет!

Утром первого сентября мама разбудила меня пораньше: за ней уже прибыла машина. Мама не без оснований опасалась, что я ухитрюсь проспать начало занятий. Она заставила меня сползти с кровати и умыться. Когда взгляд мой сделался осмысленным, мама поцеловала меня и напомнила, что с сегодняшнего дня у меня начинаются занятия на подготовительных курсах университета.

– Старайся, Сима, – сказала мама, надевая в прихожей плащ, потому что со дня нашего с Марком первого свидания дожди шли в нашем городе почти каждый день. – Ты уже вышла на стартовую прямую. Надеюсь на твое здравомыслие.

Я покивала, как болванчик, и рухнула обратно в постель, как только мама вышла за дверь. Проснулась через полчаса с ужасной мыслью, что сегодня решающее свидание с Марком. Вот тогда я действительно вскочила и принялась отпаривать плиссировку на своем видавшем виды школьном платье.

На школьный двор я примчалась к концу линейки. Классы с первого и до выпускного уже в организованном порядке двинулись в сторону школы. Наша директриса Раиса Григорьевна с незатейливым прозвищем Горгона стояла в дверях и улыбалась такой улыбкой, что слабонервные первоклашки тут же спотыкались. При этом она плотоядно шевелила губами, наверное, поздравляла учащихся с самым радостным днем в их жизни.

– Опять растрепанная, Фаменская, – сияя улыбкой, поприветствовала она меня. – Перепутала школу с пляжем? Если завтра не заплетешь косы, сниму с уроков и отправлю в парикмахерскую.

– Здравствуйте, Раиса Григорьевна, – бодро отозвалась я, а за спиной директрисы изобразила приступ гомерического хохота. В парикмахерскую она меня отправит, как же! Не старые времена!

Первые два урока пролетели незаметно. Учителя говорили что-то свое, а я в это время приветствовала своих одноклассников, особенно тех, кого не видала с начала каникул. Сама себе я казалась ужасно взрослой, как будто и впрямь отучилась год в институте, а теперь забежала навестить старую школу. На мальчишек наших я теперь вовсе не смотрела, только жалко их было до слез. Неужели этих раздолбаев когда-нибудь полюбит какая-нибудь девочка? Ведь они не идут ни в какое сравнение с Марком.

Третий урок был алгебра, и у меня заранее разболелся от страха живот. Ну хоть убейте, не была я создана для математической премудрости! Тащилась из класса в класс только благодаря Нинке. Особенно ужасно стало, когда алгебру и геометрию взялась вести сама директриса. Собственно, именно после этого между нами и установилась молчаливая ненависть. Вернее, только с моей стороны молчаливая. Сейчас войдет в класс Горгона, наставит на меня окуляры своих очков и завопит на всю школу:

– Попова (это Нинка) – на заднюю парту, Фаменская – на переднюю, рядом с моим столом! Место рядом с ней никому не занимать! Переложи книги – и живо к доске! Услышу хоть одну подсказку – двойка в журнал!

Со звонком дверь в класс действительно открылась – и вошел Марк. Я примерзла к стулу. Мелькнула невероятная мысль: Марк пришел, чтобы спасти меня от Горгоны. Ведь я столько раз рассказывала ему, какая она ужасная и как меня достает. Правда, рассказывала-то я в прошедшем времени... А может, Марк узнал, что я учусь в школе и пришел спросить, зачем я его целый месяц обманывала?

– Встань, Симка! – Нинка перегнулась через парту и дернула меня за рукав.

Я с удивлением заметила, что она стоит и все остальные ученики тоже стоят у своих парт, как будто в класс вошла сама Раиса Григорьевна. Сидела только я.

– Это новый учитель, – старательно шевеля губами, телеграфировала мне Нинка.

Не глядя на подругу, я повертела пальцем у виска. Потом встала и пошла навстречу Марку.

Да, но почему он так странно одет, не в футболку с джинсовой курткой, как обычно, а в строгий серый костюм с полосатым галстуком? И почему под мышкой сжимает наш классный журнал? Марк тоже заметил меня, но ничем не проявил своего изумления. Просто стоял и наблюдал за моими передвижениями. Что-то стало проясняться в моей голове. Опомнившись, я бросилась за свою парту. А Марк прошел к учительскому столу. Сделал знак рукой, и все сели. Меня силой усадила Нинка.

– Ребята, я ваш новый учитель, – откашлявшись, начал Марк. Голос его заметно подрагивал, хотя, возможно, я одна это заметила. – Раиса Григорьевна очень занята, поэтому представляю себя сам. Буду вести у вас алгебру и геометрию. Также возможен кружок с математической направленностью, если найдутся желающие. Я думаю, что они будут, потому что все олимпиады, в которых вы примете участие в этом году, пойдут в вашу копилку и пригодятся как во время выпускных, так и во время вступительных экзаменов. Кстати, зовут меня Марк Леонидович, прошу любить и жаловать. Вас я поднимать не стану, надеюсь запомнить ваши фамилии во время общения у доски.

Слава богу, хоть не стал читать фамилии по журналу! Я бы просто не смогла подняться и сказать это дурацкое «я».

– С ума сойти! – пихнула меня в бок Нинка. – Какой красавчик! Симка, ты от радости, что Горгона не явилась, разум потеряла.

Я прикинулась глухонемой и отодвинулась на край парты. Как вел Марк свой первый урок в нашем классе, кого вызывал к доске, – не помню, хоть убей. Все сорок пять минут я просидела, прикрыв глаза и зажимая кулаками трясущуюся челюсть. Наконец прозвенел звонок. Все бросились из класса, как будто объявили воздушную тревогу, только я осталась сидеть, как изваяние.

– Ну вот, теперь к стулу приросла, – потянула меня за рукав Нинка. – Да что с тобой такое, Симочка?

– Ты иди, пожалуйста, – сквозь зубы попросила я. – Встретимся на следующем уроке.

Нинка помрачнела и ушла. И тут я обнаружила еще одну малоприятную вещь: из класса выскочили в основном мальчишки, а девочки столпились вокруг нового преподавателя и наперебой о чем-то его расспрашивали. Я снова укрепилась за партой и стала ждать решения своей участи.

Наконец все вышли, мы с Марком остались одни. И вдруг он в мгновение ока превратился в того Марка, которого я так хорошо знала: улыбнулся, встряхнул волосами, расслабил плечи. И пошел ко мне. Я поднялась и осталась стоять около парты, опустив глаза. Марк на миг положил ладони мне на макушку, скользнул по волосам и обнял меня за плечи. Негромко спросил:

– Решила еще немного поучиться?

– А ты решил немного поработать? – в тон ему поинтересовалась я. Великая тяжесть свалилась с моих повинных плеч: я поняла, что Марк на меня не сердится.

– Так уж получилось, – развел руками Марк. – Подробности при встрече.

– А какое у нас сегодня время встречи?

– В шесть.

– Ну, это с учетом того, что мы оба должны приехать из Питера, – почти развеселилась я.

– Точно. А раз мы оба уже здесь, предлагаю встретиться после уроков на пустыре за школой. Оттуда сразу нырнем в лесопарк. Похоже, теперь нам придется соблюдать некоторую осторожность.

– Да, точно, – сообразила я и поежилась от пробежавшего по коже холодка. – Если Горгона узнает, вообразить невозможно, что будет!

– Ну, тогда шагом марш на следующий урок! – шутливо приказал Марк. – Мне еще надо собраться с мыслями. По твоей милости завалил первый в своей жизни урок.

Я послушно поплелась к двери. Мне очень хотелось, чтобы Марк поцеловал меня прямо здесь, сейчас, как делал это всегда, как только мы оставались наедине. Но он этого не сделал, и где-то в глубине души я его понимала и была с ним согласна. Поэтому я не стала тянуть время.

Вторая половина школьного дня прошла еще в большем тумане, чем первая. Что за уроки были, какие учителя – не вспомню под пыткой. Только Нинка то и дело доводила меня разговорами о том, что со мной творится и какой симпатичный этот новый математик. К концу дня я решила, что с Нинкой придется раздружиться.

Наконец уроки закончились. Я сказал Нинке, что зайду в туалет, потому что у меня ужасно разболелся живот. Этим я усыпила ее бдительность, а сама по черной лестнице спустилась в раздевалку, подождала немного, когда схлынет толпа, и побежала за школу. Там уже несколько лет пустовала заброшенная стройка. Школьные окна на эту сторону не выходили.

Но Марка на месте встречи не оказалось. В досаде я швырнула портфель на горку кирпича, успевшую зарасти травой, и начала нетерпеливо прохаживаться вдоль школьной стены. Ждать мне пришлось долго, даже ноги устали. Я уже вся извелась от нетерпения, когда увидела на тропинке Марка с букетом красных гладиолусов в руках и побежала к нему.

– Откуда цветы? – изумилась я, когда он вложил букет мне в руку.

– Глупенькая, – засмеялся Марк. – Я ведь теперь школьный учитель, а сегодня первое сентября. Вручили на линейке, остальные раздал коллегам. Кстати, извини, что задержался, знакомился с новым коллективом.

– Ты собирался объяснить, как оказался в нашей школе, – заторопилась я. Лишь бы он первый не спросил, как я сама там оказалась. Второй объясняться все же легче.

– Точно, – кивнул Марк и сразу сделался серьезным. – Сероглазик, некоторое время назад я имел беседу со своим отцом. Я спросил его, как он посмотрит на то, что в ближайшее время я вступлю в брак. Мой отец справедливо заметил, что не видит для меня возможности соединять учебу, семейную жизнь и быть в то же время материально независимым от родителей. А я к этому стремлюсь уже не первый год. Так вот, я выслушал его доводы и решил, что мне на самом деле пора становиться на ноги. И отправился искать работу.

– А... на ком ты собираешься жениться? – дрожащим голосом спросила я.

Марк глянул на меня с недоумением, потом весело расхохотался.

– Глупышка, на тебе, конечно. Впрочем, – добавил он тут же, критически осматривая мое школьное платьице, – сделать это мне, кажется, будет затруднительно.

И вдруг до меня дошел весь ужас ситуации.

– Господи, Марк! – застонала я. – Что же я натворила! Ведь ты мог спокойно учиться в своей аспирантуре, нас пока все равно никто не распишет.

– Ну, один год все равно ничего не решит, – легко отмахнулся Марк. – А учиться можно и заочно.

– А почему ты не спрашиваешь меня, почему я тебя обманула с университетом? – задала я осторожный вопрос. Теперь, после того как Марк фактически сделал мне предложение, мне все стало трын-трава.

– А чего тут спрашивать? – отмахнулся Марк. – И так все понятно. Встретила парня, решила немного посолидничать. Ты же не думала тогда, что влюбишься. А потом признаваться стало неудобно...

– Я бы призналась, – вздохнула я. – Прямо сегодня вечером, куда уж было дальше тянуть. Да только вот как получилось.

Слезы навернулись на глаза, и я этому была ужасно рада. Пусть Марк видит, что я раскаиваюсь! Я даже не стала вытирать их кулаком, только запрокинула голову, чтобы не шмыгать носом. Марк шагнул ко мне, обнял, и слезы впитались в его парадный галстук. Потом он сказал:

– Единственная проблема в том, что я собирался в эти выходные познакомить тебя с родителями. Ведь логично после предупреждения о грядущей свадьбе кого-то им предъявить? А теперь, честное слово, просто не представляю, как это сделать. Сказать им: это моя ученица и по совместительству будущая жена? Боюсь, они меня не поймут. Придется как-то протянуть еще годик.

Я судорожно вздохнула. Надо же, как нескладно все получилось!

– Симочка! – Марк запрокинул мою голову, заглянул в глаза. – Я вот что думаю: наверное, мне нужно срочно менять работу. Перейду в какую-нибудь другую школу. Тогда вся эта ситуация не будет такой... взрывоопасной.

Возможно, если бы я тогда согласилась с Марком, нам удалось бы избежать тех громов и молний, которые совсем скоро собирались разразиться над нашими головами. Но мы были слишком детьми, острота ситуации кружила нам голову. И я прошептала почти умоляющим голосом:

– Не надо, не уходи. Иначе я точно завалю алгебру с геометрией, и придется учиться в школе еще год.

– Ну, оценки натягивать я тебе не буду, – тут же предупредил Марк. – Но могу заниматься с тобой дополнительно. Причем каждый день.

– Я согласна, – прошептала я.

И все пошло как прежде. Мы так же встречались с Марком каждый день, а в школе старательно делали вид, что в упор не видим друг друга. Марк, например, боялся вызывать меня к доске; к концу сентября это заметила Нинка и очень разволновалась.

– Ох, Сима, ему точно Горгона нашептала, что ты в математике – не в зуб ногой. Он тебя даже спрашивать не желает, а потом как завалит сразу по всем темам! Надо что-то делать.

– Что? – внутренне потешаясь, спросила я.

– Ну хочешь, я с ним поговорю? Скажу, что ты очень одаренная, просто Горгона тебя подавляла. Он же еще довольно молодой, не должен верить всяким внушениям.

– Спасибо, Нинка, – ответила я торжественно и мрачно. – Только, боюсь, мне уже ничто не поможет.

На следующий день от самого Марка я узнала, что Нинка с ним все-таки поговорила.

– Хорошая у тебя подруга, – сказал он мне, когда после уроков мы бродили по аллеям старого парка. – Целый час доказывала мне, какая ты замечательная, и умная, и талантливая. Завтра вызову тебя к доске. И только посмей не решить задачу. Сейчас дойдем до скамейки и вместе ее разберем.

– Марк, не надо вызывать, – всерьез перепугалась я. – А вдруг я не справлюсь с собой и начну хохотать. Или ты по привычке скажешь мне что-то типа: «Сероглазик, неправильно мыслишь». Лучше дай мне письменное задание и поставь за него оценку в журнал.

Но на следующий день Марк меня все-таки пригласил к доске. Разобранную задачу я отбарабанила с закрытыми глазами, получила оценку и на негнущихся ногах проследовала до своей парты. А Нинка сказала на перемене, с удовольствием разглядывая жирную пятерку в моем дневнике:

– Вот видишь, очень хорошим человеком оказался новый учитель. И напрасно ты от него вечно шарахаешься.

Однажды нас чуть не застукали в городском парке. Мы шли, как обычно, крепко держась за руки, смеялись над чем-то, и я только в последний момент чудом заметила в другом конце аллеи двух учительниц из нашей школы. Это были две самые молодые представительницы педсостава, две подружки: учительница пения и учительница географии. Прежде они мне даже нравились: все-таки не такие скучные и замшелые, как прочие дамы. Но в этом году я с первых дней почувствовала в них соперниц. И не напрасно: и той и другой очень нравился Марк, и они вечно крутились вокруг его кабинета.

Одним прыжком я метнулась в кусты. А через секунду учительницы уже стояли рядом.

– Ой, Марк Леонидович! – воскликнула стриженная под мальчика учительница пения. – У вас что там, собачка?

– Да пока не обзавелся, – дружелюбно ответил Марк.

– А нам показалось, что-то в кустах копошится... Вы гуляете один?

– Совершенно.

– Ой, а пойдемте с нами! – закричала стройная миниатюрная географичка и цапнула Марка за рукав куртки. – Мы идем кормить уточек, а потом на карусели.

Под кустом я тихо изумилась: учительницы, обалдеть можно, ходят, как маленькие, на карусели. А потом услыхала безукоризненно вежливый голос Марка:

– Давайте поступим так, девочки. Как-нибудь я сам вас приглашу на прогулку, вот тогда сходим и к уточкам, и на карусели.

Кажется, они обиделись, потому что при прощании голоса их звучали довольно тускло. Но, слава богу, ушли.

– А что, – спросила я, выбираясь из-под куста, – ты их в самом деле собираешься куда-то приглашать?

– Не знаю, – развел руками Марк. – Раз уж пообещал... Может, на День учителя...

И мы продолжили нашу прогулку, непроизвольно выбирая еще более глухие места и тропинки.

Поздно вечером я на цыпочках вошла в квартиру, скинула облепленные парковой грязью сапоги и несколько минут сидела на тумбочке в прихожей, стараясь перенастроиться на обычную жизнь. Потом подошла к двери маминой комнаты, заглянула в щелочку: мама не любила, если я отрывала ее от работы. На этот раз мама сидела не за пишущей машинкой, а на диване, на коленях у нее лежала книжка, открытая где-то посередине. Но смотрела мама не в книгу, а в пространство.

Книжки мама тоже читала необыкновенно, не так, как все люди. Когда приносила в дом новую, сперва просматривала ее, читала выборочно некоторые места. Потом давала отлежаться несколько дней и только после этого начинала читать с первой страницы. Однажды я спросила ее, зачем она так делает. Какой в этом интерес? И мама мне ответила:

– Потому что так я не читаю книгу, а как будто вспоминаю что-то, давно случившееся.

Впрочем, часто после первого просмотра мама откладывала книжку в сторону. Говорила:

– Не моя история.

Но сегодня я сразу поняла: случилось что-то плохое. Такой взгляд у мамы просто так не появлялся.

– У тебя что-то случилось, мамочка? – пискнула я с порога.

Мама перевела взгляд на меня и ответила:

– Случилось, Сима. У тебя.

У меня задрожали коленки. Господи, что мама узнала?

– Звонили с подготовительных курсов, – не стала она томить меня. – Спросили, почему ты ни разу там не появилась.

Черт, я даже думать забыла об этих курсах. Хотя регулярно ссылалась на них, объясняя маме свои поздние приходы домой. Крыть было нечем, и я виновато опустила голову.

– Мне очень неприятно, Сима. Почему-то с этой стороны я не ожидала подвоха. Мне казалось, тебе действительно хочется учиться.

Ну почему мама никогда не ругается, как все нормальные матери? Рявкнула бы на меня или даже побила – все легче перенести.

– Ты с кем-то встречаешься? – спросила она.

Я робко кивнула.

– И эти встречи никак нельзя сочетать с занятиями на курсах?

Я молчала. Ну что тут можно ответить?

– Сима, я не собираюсь лезть в твою личную жизнь, – вполне миролюбиво заговорила мама. – Видишь, я даже не спрашиваю, кто твой молодой человек. Если бы ты хотела поговорить со мной о нем, то, наверное, сама бы завела этот разговор. Просто я много думаю о твоем будущем, девочка. Мне бы хотелось, чтобы твоя судьба сложилась лучше, чем у большинства женщин в России.

– А что, женщинам в России плохо живется? – встрепенулась я. До сих пор я была уверена, что всем в нашей стране живется одинаково, кроме правительства и тех, кто успел разбогатеть при перестройке.